— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Матвей, останавливаясь у каменных хранителей. Те делали вид, что не видят его. — Здравствуйте! — прогудел он куда громче и с нажимом — эхо с радостью прокатило почти командирское приветствие по коридорам.
— И чего орать, болезный? — прогнусил Ипполит, прекращая насвистывать. — Слышим мы все, не глухие. Чегось надобно?
Матвея отповедь не смутила.
— Не расскажете, что сегодня случилось с первым курсом?
— Еще один с допросами, — буркнул Аристарх недовольно.— Скучно нам стало, понятно? Вот и решили подшутить. Ничо с ними не сделается.
— И Алину усыпили? — недоверчиво и гулко уточнил Ситников.
— Ага, усыпили, — мрачно откликнулся Аристарх и замолк, поджав губы.
— Унесли давно уж во дворец твою зазнобушку, — сварливо вмешался Ипполит. — Рыжий и унес. Вместе с рехтором нашим. Деликатный вопрос, понимаешь!
— Александра Даниловича тоже нет? — кисло спросил Матвей, получил невнятное "угу", вздохнул и направился в общежитие.
Алина так и не отвечала на звонки. Ситников набрался решимости и вечером попробовал построить к ней Зеркало, но переход рассыпался, не успев сформироваться.
— Может, ее укрыли из-за террактов? — предположил Поляна, когда они встретились ближе к ночи и решили пройтись по центру и посидеть в баре. — Поэтому и окружили защитой, и не дают общаться по телефону?
— Может быть, — согласился Матвей. Он неохотно пил чай. Пива не хотелось.
— В любом случае, не беспокойся. Ее точно в обиду не дадут, — уверенно сказал Дмитро. — Наверняка там такая охрана, что и муха не пролетит. Ты, конечно, ей друг, но она же принцесса. Если сказали все контакты прекратить, куда она денется?
— Не знаю, как объяснить, — неохотно проговорил Ситников. — Чувствую я, что что-то не так с ней, Димыч. Внутри грызет все, не отвлечься, ни забыть. Может... ты у Тандаджи спросишь?
— Да ты что, — испугался Поляна. — Если бы у меня даже смелости хватило, то кто мне ответит? Скажет "Это не ваше дело, Поляна", и все.
А ночью Матвею приснился странный обрывочный сон, очень короткий и смутный. И были в этом сне и огромные пауки, и высокие деревья, похожие то ли на папоротник, то ли на бамбук, и странные птицы, и определенно не его, девичьи грязные руки, собирающие грибы. Будто он ненароком выхватил кусочек чужих воспоминаний — такое было ощущение.
Все выходные он пытался дозвониться до Алины и мрачнел все больше. Из-за усиливающегося чувства тревоги. Из-за снова повторившегося короткого сна — он прекрасно помнил рассказы принцессы про огромных пауков и странные леса в ее кошмарах и гадал — то ли он сходит с ума или так впечатлился ее историей, то ли сейчас он действительно из-за их связи видит то, что видит она. Получается, Алина до сих пор спит? Или как?
Ситников окончательно перестал что-либо понимать. В понедельник он снова ушел в Тафию — попросить Четери о разговоре. Мастер выслушал его без насмешки, кивнул.
— У моего ученика Лаураса кровная связь проявлялась так же, даже еще сильнее. Он всегда чувствовал, когда Седрик был в опасности, ощущал направление, в котором нужно двигаться, чтобы попасть к нему, изредка видел клочки того, что видит сейчас его король. Ты все правильно понял, Матвей.
Они сидели на резной скамье перед плещущим фонтаном, под теплым и ласковым дождем, омывающим лазурную плитку двора, и Ситников, вздохнув, признался:
— Мне тяжело из-за этого. Сейчас я понимаю, что это противоестественно. Будто я собака на привязи. Я не ощущаю, где я, а где инстинкт.
— Я обещал, что научу тебя потом, как снять привязку, — напомнил Владыка, любуясь прячущимися под соседней скамьей пестрыми пташками.
— Потом, — вторил ему Матвей угрюмо и вытер капли дождя с лица. — Сейчас мне все-таки нужно разобраться, Четери. Вдруг я нужен? Я пойду. Зайду к матери и снова обратно.
Он тяжело поднялся, пошел в сторону дворца.
— Ты все правильно решил, молодой Лаурас, — сказал Четери ему в спину. — Не сомневайся.
Ситников чуть приостановил шаг, кивнул и пошел дальше.
В ночь на вторник ему снова снились обрывки чужих видений. Люди в странной кожаной одежде и гигантские стрекозы. Бег по ночному лесу. Мужчина с черными крыльями. Эхо голоса Алины — "профессор Тротт?". Опять очень коротко, буквально несколькими кадрами — и все это сопровождаемое острым чувством страха, тревоги, тоски.
А во вторник после обеда ему позвонил ректор Свидерский.
— Ситников, — проговорил Александр Данилович в трубку, — я видел записку с вашим номером телефона еще в четверг, и Наталья Максимовна заверила меня, что у вас необычайной важности вопрос. К сожалению, из-за происшествия на экзамене первого курса я не успел с вами связаться. Сейчас у меня появилось немного времени. У вас действительно что-то сверхважное?
— Да, — Матвей выдохнул. — Это связано с Алиной, Александр Данилович. И с лордом Троттом. Скажите... есть вероятность, что они сейчас где-то в лесу, и там у профессора есть черные крылья?
Через полчаса Ситникова внимательно слушал полковник Тандаджи в своем кабинете. Задавал резкие вопросы, пытался ловить на нестыковках, требовал повторить то, что семикурсник уже рассказывал, что-то отмечал у себя в блокноте и задумчиво застывал, глядя в одну точку. Матвей несколько раз озвучил, зачем искал Свидерского после Алининого кошмара на лыжной базе, рассказал о своих коротких снах-видениях, о кровной привязке — все, что он знал со слов Четери и что ощущал сам.
Здесь же, в соседнем кресле, расположился Александр Данилович, который и привел Матвея в Зеленое крыло. Раз за разом ректор коротко подтверждал:
— Он говорит правду.
Но острый блеск из глаз тидусса ушел только когда Матвей согласился на ментальное сканирование — и Свидерский очень мягко просмотрел его воспоминания и снова подтвердил:
— Все так. Это действительно ему снилось.
Начальник разведуправления кивнул, потянулся к телефону.
— Ваше высочество? — проговорил он в трубку. — Полагаю, у меня важные новости об ее высочестве Алине. Да. Да, Мариан. Думаю, тебе нужно зайти.
Через несколько минут в кабинете появился принц-консорт Байдек. Поздоровался с присутствующими, попросил всех не вставать и выслушал сначала Тандаджи, потом Свидерского — и Матвею уже в который раз пришлось повторять все, что он уже говорил. Ситников выносил это с невероятным терпением. Благо, принц-консорт под сомнения его слова не ставил и новый допрос не устраивал.
— Полагаю, — сказал Тандаджи, когда семикурсник закончил, — мне сейчас стоит срочно приказать поднять архивы пятисотлетней давности и узнать о ритуале привязке личной гвардии к наследникам дома Рудлог.
— Не помешает, — согласился Байдек. — Но в срочности нет нужды. Я уже слышал об этом, Майло. Во-первых, о привязке рассказывала Ангелина после того как... — он замолчал, посмотрел на тидусса и Тандаджи понимающе кивнул. — Во-вторых, реставрированы обнаруженные принцессами воспоминания Седрика о войне с драконами. Там практически то же самое о чем рассказывала Ани... и о ритуале привязки тоже есть. Так что подтверждение существует.
— Спасибо, — Тандаджи что-то вычеркнул у себя в блокноте. — Итак, получается, у нас есть канал связи, по которому мы можем по крайней мере узнавать, в порядке ли ее высочество или нет. Как часто вам снятся эти сны, господин Ситников?
— Раз в два-три дня, — буркнул Матвей. — Это даже не сны... буквально обрывки по несколько секунд, господин полковник.
— Будете докладывать нам об этом, — приказал Тандаджи. — Вам щедро оплатят помощь, конечно.
Матвей поморщился, встал. Свидерский с усмешкой посмотрел на Тандаджи, с некоторой гордостью — на Матвея.
— Господин полковник, ваше высочество, — немного неуклюже, но твердо начал Ситников. — Алина — мой друг, и мне не нужны деньги, если я могу помочь ей. Я, конечно, буду рассказывать вам. Но как я понял, Алина сейчас спит и где-то находится под охраной...
Это прозвучало как вопрос. Лицо Тандаджи осталось каменным, и Матвей повернулся к Байдеку. Тот поколебался и кивнул.
— Понимаете, — так же с трудом продолжал Ситников, — я все равно себе места не нахожу. Поэтому я прошу вас... включите меня пока в число ее охранников. Сколько бы это не продлилось, я возьму академический отпуск... Александр Данилович?
— Решим, Ситников, — откликнулся ректор.
— Спасибо, Александр Данилович. Возможно, если я буду рядом, я смогу про нее больше видеть. Я и так буду вам помогать, но если возможно... я достаточно силен как боевой маг для своего возраста, не буду мешать. И могу любую клятву о неразглашении принести.
Тандаджи слушал его все с тем же невозмутимым выражением лица. Ситников замолк и в упор посмотрел на него.
— Что вы решите, господин полковник? — очень четко поинтересовался он.
Тидусс, чуть сощурившись, задумался.
— Я не против, Майло, — подал голос Байдек. — Аргументы убедительные, благонадежность студента гарантирует Александр Данилович, а о возможности хоть так отслеживать состояние Алины мы даже мечтать не могли. Думаю, Василина тоже будет "за".
— Что же, — проговорил Тандаджи. — У вас есть вечер на сборы, господин Ситников. С завтрашнего дня вы — сотрудник Зеленого крыла. И помните, что до возвращения ее высочества уйти от нас вам уже не удастся.
— Я и не уйду, — буркнул Ситников и с облегчением потер лоб широкой ладонью.
Ему еще пришлось встретиться с ее величеством Василиной — та приняла семикурсника с такой ласковой радостью, что он от тяжеловесного смущения стал совсем немногословным, но четко рассказал о том, что видел. Королева тревожилась, королева вздыхала и попрощалась с просьбой докладывать даже о самых незначительных видениях.
Матвей, уставший и голодный, выйдя за ворота дворца, позвонил Поляне и предупредил, что, скорее всего, надолго пропадет по важному делу, но всего рассказать не может. Телефон аж дымился от дружеского любопытства, но настаивать Дмитро не стал, лишь пожелал удачи.
А затем Ситников снова ушел в Тафию — благо, ему, как личному гостю Владыки Четерии переход через телепорт был бесплатным, — и праздничный вечер Вершины года провел с семьей. Матери он не стал врать, просто сказал что на некоторое время должен оставить учебу из-за секретной работы, но обязательно вернется и доучится, и что ректор университета в курсе и дал свое одобрение.
Утром Матвей вернулся в Иоаннесбург. Получил в кастелянной Зеленого крыла форму (и найти нужный размер оказалось очень нелегко), сдал все необходимые замеры и анализы на персональную идентификацию, подписал магдоговор — и штатный маг отправил его на монастырские земли.
Глава 9
1 февраля, начало сезона Белого целителя, Вершина года
Бермонт
В Бермонте весна календарная наступала на два-три месяца раньше, чем весна реальная, но это не мешало жителям радоваться увеличившемуся световому дню и праздновать поворот года к лету. Несмотря на то, что на северных территориях все еще продолжалась полярная ночь, народ жег высокие костры, пил горячее ягодное вино и угощал им огненных духов, плеская его в пламя — пусть напьются сладким медом и вином, наберутся сил, чтобы подняться в небеса и уговорить солнце не задерживаться.
Важно выступали в замках и селениях линдов -баронств Бермонта женщины берманов, гордясь округлившимися животами. Много детей зачиналось в Михайлов день, первое полнолуние августа, много и осенью, так что весна для потомков Хозяина лесов была временем плодовитым, материнским.
Зима в этом году уродилась мягкая, морозы и не лютовали-то совсем, и все знали кого за это благодарить — солнечную королеву, подарившую мужу свою любовь и жизнь, а стране — свое тепло. И снова звучали молитвы всем богам и Триединому вернуть ее, не оставлять короля без жены, а Бермонт — без королевы и наследников.
Его величество Демьян, несмотря на подготовку к войне, с утра принял участие в торжествах. Подданным пока негоже знать, что одно испытание, скорее всего, скоро сменится другим. К тому же все, кому нужно, уже были в курсе и к дуге Медвежьих гор, закрывающей Бермонт и от Йеллоувиня и от Рудлога, постепенно стягивались войска. Конечно, прикрыть больше двух тысяч километров пиков было невозможно, но одно дело — перебрасывать в случае атаки войска из ближайших районов, а другое — собирать по всей стране.
Но пока в столице было радостно и солнечно. Еще не закончились объявленные дни траура по погибшим правителям соседних стран, но жизнь течет своим чередом, и народ выходил на улицы праздновать. Демьян с матушкой и придворными после тщательной проверки службой безопасности посетили службу в Храме всех богов — и жена его, медведица, спокойно стояла под правой его рукой, слушая слова молитвы. Потом он провел праздничный завтрак с главами линдов — в том числе с сыновьями опальных линдморов, ныне пребывающих в медвежьем обличье, выслушал просьбы и милостиво разрешил короткие встречи с заложницами и детьми. Заодно объявил о предстоящих свадьбах — гвардейцы к брачному наказу его величества отнеслись со всем рвением, и чуть ли не треть заложниц уходила замуж. Матушка, леди Редьяла, строго следила, чтобы все было добровольно.
Линдморы его решение выслушали спокойно.
— Сестры наши и дети отданы тебе, — сказал один из них, — ты вправе решать их судьбу. Мы же, если позволишь, просим возможности не оставлять их без поддержки рода на свадьбе и дать им полагающееся приданное.
— Присутствовать родным на свадьбах позволю, — сухо согласился его величество, — как и встретиться невестам с матерями для наставления, но приданным девиц обеспечит мой дом. Раз я отец им теперь.
Оспорить слова короля не посмел никто.
Полина дремала в лесочке — утомившись от обилия людей и запахов вне замка, она с удовольствием сбежала в свой зеленый двор. Теперь Поля оборачивалась ежедневно, и могла почти час пробыть в человеческом обличье, а вот просыпалась всего на несколько минут — но все равно с каждым разом немного дольше, и Демьян знал, что раньше полудня оборота ждать не стоит. Вернется с празднования — скорее всего, найдет ее спящей уже в человеческом обличье. А там как повезет. Проснется или нет. Услышит его или нет.
На центральной площади Ренсинфорса перед замком нарастал гул и звуки музыки. Люди собирались на праздник и ждали короля. И его величество вышел из ворот замка в окружении старейшин и линдморов, под приветственные крики народа прошел к сцене и поздравил страну с Вершиной года. И никому, кроме магов и службы безопасности, не было известно, какие щиты укрывали его величество, как тщательно проверялось все вокруг. Затем поджег на центральной площади широкий соломенный круг, выложенный вокруг плетенного, украшенного игрушками и лентами Дома сезонов и символизирующий годовой ход солнца, легко перепрыгнул через стену огня — чтобы снять для супруги и матери пару украшений на счастье и удачу и вернулся обратно. За ним вслед начали прыгать и другие мужчины — как берманы, так и люди, и толпа шумела, ахала, аплодировала смельчакам. Где-то в стороне под звуки волынок и дудок уже начинались танцы — пусть официальные гуляния были отменены, люди принесли инструменты с собой. На площади пахло горячим ягодным вином, свежими ржаными сладкими лепешками и запечённым мясом, а его величество все поглядывал на солнце и на часы в стене здания городской администрации, и, наконец, поднял руку, прощаясь с народом и направился к замку.
