| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Порыв ветра распахивает окно — прямо в грозовую ночь. Ледяные струи окатывают Шу, заставляют поджать босые ноги и глубже забиться в угол между маминой кроватью и стеной. Вокруг суетятся служанки, что-то шепчут, волнуются. Мечется пламя свечей, по стенам прыгают страшные тени. Мама стонет, ей больно. Тревожно...
Ожидание.
Кто-то идет... кто-то хороший, нужный. Родной. Ищет дорогу к ней среди теней.
— Иди сюда! — зовет Шу. — Я здесь, жду!
Ветер свистит, воет, сбивает его с пути. Толкает обратно, за грань. Рвет тонкую нить любви и нежности, только протянувшуюся между ним и сестрой...
— Не бойся, братик, не бойся, — шепчет она: никто, кроме брата, не слышит её голоса. — Скорее иди сюда, мы прогоним страшного, злого. Я помогу тебе!
И дождь поможет, и ветер. Поет, зовет ветер! Дождь смывает тени, гонит чудищ. Молнии сжигают боль и страх.
— Я люблю тебя, братик, ты нужен мне. Если ты не придешь — кто будет любить меня? Верь мне, верь ветру и грозе. Это мой ветер, моя гроза! Моя сила, не того, темного! Моя буря, слышишь, братик? Здесь нет никого страшного, никого злого. Только мама и я. Иди сюда, ничего не бойся. Я с тобой...
Крик новорожденного пробивается сквозь гром и свист ветра. Мама больше не стонет, но почему-то плачет. Служанки умолкли. Тени по-прежнему мечутся по стенам, но Шу больше не боится их: гроза за окном смыла страх. Это теперь её гроза, её ветер. Никто не навредит братику... никого не осталось...
Ласковые, теплые руки обнимают её и укачивают, прижимая к теплому и родному. Страх спрятался, рассыпалась пылью ненависть. Вокруг тихо, пусто. Только она, брат и...
— Мама? Ты здесь, мама?
— Здесь. Просыпайся, Шу, пора, — отозвалось дыханием ветра.
— Проснись! Да что с тобой, Шу?! — иной, но не менее знакомый и родной голос волновался и требовал. — Ты пьяна?
— Баль? Что?.. — Шу с трудом разлепила глаза. Вокруг клубились и искрили сине-бело-лиловые потоки тумана, искажали пространство до неузнаваемости, звали взлететь в облака, бурей пронестись над землей, пролиться дождем. Знакомая лиственная зелень эльфийки едва мерцала в буйстве дикой магии.
— Идем. — Подруга потянула Шу за руки, заставила подняться с пола. — Ну и переполох ты подняла. Слава Светлой, Зак нас разбудил.
— Скорее, Шу, — позвал Эрке. — Да проснись же!
Шу улыбнулась и попыталась сказать, что здесь нет никакой опасности, что не надо уходить — разве сами не видят, как тут чудесно? Но из горла снова вырвалось невнятное карканье.
— Ширхаб, — кратко и емко ответил Эрке на невысказанные мысли, подхватил её на руки и побежал вниз по ступенькам.
Сквозь туман Шу едва понимала, что не надо сопротивляться: друзья хотят как лучше, просто не понимают, что вся эта магия — её! А так хотелось снова слиться с ветром, полететь наперегонки с орлами, подняться высоко-высоко, чтобы стало видно всю империю...
— ...не открывается! — сердито, отчаянно вскрикнула Баль.
— Шу, выпусти нас, скорее, милая! — прямо в ухо потребовал Эрке.
"Играть, играть! — радовалась маленькая девочка верхом на деревянной лошадке. — Вместе играть!"
— Пожалуйста, Шу, открой двери!
"Не хочу, мое! — топнула ножкой кроха. — Играть!"
"Потом поиграешь, малышка, — голос мамы согрел и успокоил её. — А сейчас проснись!"
Неохотно вынырнув из сладкого сна, Шу взглянула на бледную, растрепанную Баль, дергающую неподвижную створку.
"Откройся", — велела Шу.
Дверь с недовольным скрипом приоткрылась.
— Позови Берри, Баль, — послышался сквозь плеск волн удаляющийся голос Эрке. А в следующий миг Шу провалилась сквозь облака прямо в море снов.
Рональд шер Бастерхази
Возмущение эфира — столь сильное, что помехи не позволяли локализовать источник — застало Рональда в магистрате. Ему, придворному магу, пришлось лично идти туда, чтобы расспросить младшего Ламбрука! А все потому, что Дукрист срочно устроил того третьим помощником бургомистра и оделил конвентской бляхой, лишь бы Рональд не смог покопаться в его воспоминаниях. Теперь любое магическое воздействие фиксировалось через бляху. И, конечно же, именно Ламбрука бургомистр оставил отвечать за себя в праздничный день.
— ...вряд ли у родственников вдовы сохранилось что-то еще. Они считают, что все, что связано с Андерасом, несет проклятие...
Ламбрук удивленно замолк, но Рональд больше не обращал на него внимания: поиски ниточек к последнему Глазу Ургаша мгновенно потеряли важность, стоило магистру понять, что происходит у него под носом.
— Кхе корр! Вот почему... проклятье!
Графский сын отшатнулся, а Рональд поспешил взять себя в руки: еще не хватало сейчас привлечь излишнее внимание Конвента.
— Благодарю, сишер Ламбрук, — спрятав рвущиеся наружу потоки, Рональд поднялся. — Вы сделали все возможное, Конвент не забудет вашей помощи.
Не слушая Ламбрука, он развернулся и быстрым шагом направился прочь. Он бы бежал, летел бы, сметая людей и стены... если бы не напичканный следящими заклинаниями магистрат и не богами проклятая необходимость строить из себя невинную законопослушную овечку.
У самых ворот Риль Суардиса он понял, что опоздал. Эфирная буря утихла, превратившись в скромную стихийную воронку на месте Закатной башни, а дочь Зефриды обнаружилась чуть не в противоположном конце дворца, по соседству с королевскими покоями. Рядом с ней, едва заметные в короне сине-бело-фиолетового солнца, подмигивали зеленая и голубая точки: светлые сумели увести девчонку из башни и спрятать в самом безопасном месте, но не смогли разорвать пульсирующий канал силы между ней и башней. Но не девчонка сейчас волновала Рональда, а Зефрида и то, что она прятала целых четырнадцать лет.
* * *
Впервые эти двери раскрылись перед ним, но лишь потому, что королева не могла больше запечатать башню, не повредив собственной дочери.
— Зачем, Зефрида? — влетев в башню Заката, спросил он у разноцветного смерча, нижним концом уходящего до самой Хиссовой бездны, а верхним колыхающего голубой подол Райны.
Столб тумана качнулся, забурлил, стал прозрачным, позволяя увидеть сидящую в кресле с вышиванием юную королеву. Зефрида закончила стежок и подняла взгляд на Рональда. Он еле подавил дрожь: вместо не позабытых за десять лет серых, с синими крапинками глаз на знакомом до последней черточки лице сияли окошки в солнце — белое, ослепительное до черноты солнце. Горячее, безжалостное солнце.
— Здравствуй, Рональд. — Зефрида улыбнулась. — Зачем пришел?
— Зачем ты обманывала меня?
Королева пожала плечами. Она казалась умиротворенной, словно вокруг не бушевала магия, способная снести и заново воздвигнуть весь мир Райхи... Нет, не вокруг — она сама была этой магией.
— Я не обманывала, Рональд. Ты обманывал себя сам.
— Все эти годы я искал средство вернуть тебя, а ты — смеялась надо мной! Молчала об Источнике! Притворялась. Зачем ты умерла, когда в твоих руках такое?!
— А ты по-прежнему не умеешь слышать и видеть ничего, что не укладывается в твое "хочу", Рональд. — Королева покачала головой. — Столько прекрасных слов о любви, помнишь? Тот, последний, вечер. Я почти поверила тебе, почти рассказала...
Воспоминание о сияющей, доверчивой улыбке Зефриды хлестнуло наотмашь разочарованием: как близко он был к цели! Если бы...
— Слава Светлой, только почти! — добавила королева.
— Видят боги, я люблю тебя, Зефрида. Ты не веришь, никогда не верила. Все потому, что мне выпало родиться темным!
— Ты все еще темный, Рональд, — оборвала обвинения королева. — Потому что не любишь никого, кроме себя. И никогда не любил.
От несправедливости её слов хотелось выть и крушить все вокруг. Она, единственная, кому он верил, единственная, кому хотел подарить бессмертие — предала! Утаила ключ к могуществу и свободе, сбежала в смерть, лишь бы не позволить жить ему.
Он смотрел на королеву, она — на него. Иллюзия рушилась, оставляя после себя лишь нагую, неприглядную правду: никакого предназначения нет, как нет любви и доверия. Ложь, ничего кроме лжи.
— Ты обрела эту силу лишь после смерти, — задумчиво проговорил Рональд. — Ну конечно. Ты боялась, что отдав мне Источник, будешь не нужна?
Королева снова покачала головой, но Рональд спешил довести мысль до конца.
— Но теперь-то ты видишь, что ошибалась? Я бы женился на тебе, ты бы родила наследника шерре Бастерхази. А Валанту мы бы оставили твоему сыну, зачем нам провинция. Еще не поздно, Зефрида! Вернись ко мне! Хочешь, я принесу клятву верности, и Источник будет тому порукой? Я готов ждать, пока нынешний король доживет отпущенный богами срок, и ты станешь свободной.
Рональд торопился и сбивался, с трудом подбирал слова. Но слова казались неправильными — королева лишь качала головой, не понимая...
— Как можно отказываться от жизни? Или есть кто-то более достойный тебя?
— Оставь, Рональд. Твое красноречие бесполезно. Ты даже не понимаешь, в чем твоя ошибка, и не поймешь.
— Все еще боишься за людей, Фрида? Сама же видишь, мне вовсе нет до них дела.
— Вижу, Рональд. Для тебя люди, что мыши. Ты в погоне за сказкой разрушишь все вокруг и не заметишь. Зачем тебе свобода, что будешь с ней делать?
— Зачем что-то делать со свободой? Она стоит того, чтобы просто быть. Тебе не понять, Фрида, ты выбираешь между жизнью и юбкой Райны. А я... разве я выбирал Хисса? Меня никто не спросил, хочу ли я в Ургаш!
— Это не мой Источник, Рональд. Это дар моей дочери, — тоном воспитательницы малышей несла чушь Зефрида. — По-твоему, чушь! — солнечные глаза разгорелись еще ярче, обжигая и вызывая отчаянное желание спрятаться. — Тебе все равно, что будет с ней, если кто-то заберет Источник! И ты думаешь, мне легенды дороже детей?
На миг повисла пауза — Рональд успел проклясть нечаянные мысли и спешку: боги, как он мог так подставиться? Но... новая мысль показалась очень удачной.
— Ничего с ней не будет, Зефрида. Этой силы хватит на всех. А Шуалейду я буду учить, ты же знаешь, я могу её научить очень многому...
— Учить? — зло рассмеялась Зефрида. — Мне хорошо знаком твой ученик, Рональд. Иногда мы весьма мило болтаем с Эйты о том, о сем.
— Это совсем другое!
— Уходи, — отрезала королева. — И помни: если ты принудишь Шуалейду или посмеешь тронуть Кейрана, Источника тебе не видать. Я сумею запечатать башню еще лет на триста, пока ты не провалишься в Ургаш. А Шу будет лучше остаться обыкновенной ведьмой, чем стать зеро и твоей куклой. Убирайся!
Боль в глазах стала непереносимой, обожженная кожа рук и лица начала слезать клочьями — но Рональда не остановило бы и это. Он готов был обещать все, что угодно. Готов требовать и угрожать, готов пресмыкаться и клясться в вечной любви и верности... если бы Зефрида слушала. Но разноцветное торнадо закружило его, вышвырнуло из комнаты прочь и захлопнуло двери.
— Хисс тебя забери, любимая! — восхищенно, с искренней ненавистью пробормотал Рональд. — Мы еще посмотрим, кто получит Источник.
Черные, потрескавшиеся губы его сочились кровью, но он улыбался: пусть Зефрида предала, пусть она изо всех сил мешает — но такой великолепный шанс он не упустит. Девчонка вместе с приданым будет его, а Катрены, Равновесие, любовь и прочая ерунда могут катиться в Ургаш, он обойдется своими силами.
Шуалейда шера Суардис
Перед глазами плыли разноцветные облака — щекотали и щипались, словно стайка рыбок, булькали и прыгали.
— Шу, очнись!
Одновременно с голосом Баль в сон ворвался черный злой ветер, смел золотых рыбок. Он рвал и терзал, сдирал плоть лиловыми огненными языками. Шу отталкивала его, металась в поисках выхода, но жадное пламя окружало... Где-то далеко, под голодными ртами туч раздался отчаянный крик: "Эрке!"
— Мое! — засмеялась тьма, опутывая Шу клейкой паутиной.
Шу дергалась изо всех сил. Нити дрожали, гудели, но не рвались.
— Мое... — рыкнуло совсем близко.
— ...охрани и спаси! — снежным лучом взвился знакомый голос.
— Убирайся! — вспыхнуло разноцветным пламенем.
Паутина разорвалась, напоследок обжигая ядом. Шу вздрогнула, распахнула глаза: где, что? Вокруг мелькали пятна и светился голубоватым женский силуэт.
— Мама?..
Ответа не последовало. Призрачный силуэт растворился в солнечном свете, цветные пятна превратились в лица друзей.
— Как ты, Шу? — Баль заглядывала в лицо, гладила по рукам: ее ладони казались горячими.
— Отвратительно, — прохрипела Шу. Голос не слушался, горло саднило, голова болела и кружилась. — Я что, кричала?
Баль кивнула и натужно улыбнулась:
— Распугала всех придворных на лигу вокруг.
— Лучше бы... — Шу запнулась, вспомнив осьминожьи присоски и разинутые рты. — Светлая, зачем я туда пошла? Зачем мы вообще сюда приехали? Не проще было утопиться под Сойкой? Проклятье...
— Злится — жить будет, — усмехнулся бледный Эрке, подсовывая стакан с водой.
Шу отпила, радуясь прохладе в ободранном горле и стараясь не шевелиться. Покачав головой, Эрке повел ладонями по глазам Шу, остановил руки на висках. Головная боль стала утихать. Шу расслабилась, открыла глаза и уперлась взглядом в капли пота на густых бровях и воспаленные глаза светлого шера. Четко обозначились тревожные морщинки у рта и на лбу. Жемчужное сияние жизни померкло и сжалось.
Шу ожгло стыдным румянцем.
— Прости. Нельзя быть такой...
— Во всем есть положительные стороны, — перебил Эрке, поднимаясь с колен. — Надо только их найти.
— Повезло, ты обнаружила свой Источник раньше Бастерхази, — продолжила Баль.
Шу вздрогнула. Как она сразу не догадалась? Все признаки: опьянение, непривычная легкость, воспоминание о рождении Кея — именно тогда она обрела дар, ведь родилась-то она без всяких признаков магии.
Года три назад Берри рассказывал о Пауке Тхемши, когда-то сумевшем украсть Линзу у одного из учеников, и о нескольких шерах-зеро, овладевших своими Источниками. До сих пор никто не разгадал, как Пауку удалось подчинить чужую силу, когда даже для законных владельцев Линза смертельно опасна.
"...упоение силой приводит к помешательству. Представь себе лист на ветру. Нет, перо в урагане. Но не безобидное перышко, а острие атаки — средоточие неуправляемой стихии. Вон, посмотри, — Берри указал через окно на высокую скалу причудливой формы, в полулиге от берега. — Семьсот лет назад мыс Крыло Сойки продолжался до Глухого Маяка, а не обрывался здесь, под крепостью. Крепость устояла только потому, что сама накрепко связана со стихиями — и не противится магии, а впитывает её. А ведь тот юноша был довольно слаб. Он всего лишь хотел стать заклинателем ветров. Но стихии безразличны желания человека — она слепа и не любит насилия. Мальчик не сумел обуздать сфокусированную в Линзе энергию, но нарушил баланс и открыл ей путь вовне.
Источник не только из-за фокуса стихий называют Линзой: место рождения силы ставит мага перед самим собой. Мало кто из людей способен посмотреть себе самому в глаза и не сойти с ума, не утонуть в иллюзиях, не подчиниться собственным желаниям...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
