| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Ско-ро пол-день, ско-ро пол-день!" — зазвонили колокола на Алью Райна.
— Дядя Хилл, — закричала Зи, увидев приближающегося Хилла. — Смотри, я нарисовала солнышко! Правда, волшебное?
Над площадью мгновенно сгустилось напряжение. Взгляды стражников, как один, устремились к девочке — сработало странное имя вместе с упоминанием волшебного солнышка.
— Умничка моя, — откликнулся Хилл и шепнул Орису: — Бегом!
Но брат и не подумал ускорить шаг. Он по-прежнему шел вровень с Хиллом.
— Иди, посмотри скорей! — продолжала Зи, размахивая огрызком драгоценной охры. — Все лучики ровные. А еще я нарисовала тебя...
— Быстро, придурок! — зашипел Хилл, толкнул Ориса и побежал сам.
Дальше все слилось в один ком: бегущие к ним стражники с арбалетами, испуганные крики из толпы, порскнувшие с дороги дети, визг и плач, свист ножей — стража не думала про людей в стремлении убить темного ткача. И круглые, несчастные глаза Зи, замершей на месте.
— Зи, беги! — закричала Ло, бросаясь к сестре.
— Не надо! Не трогайте, он хороший! — Зи отмерла и метнулась навстречу Хиллу.
Ему показалось, что время превратилось в кисель. И в этом киселе медленно, с сердитым шмелиным жужжанием, летел болт. Летел правильно, на опережение — стрелок знал свое дело. Только он не учел одной маленькой девочки...
— Зииии! — вопль Лоньяты слился с выдохом Хилла: — Шииис!
Он толкнул девочку и упал на бок, сжимая в руке болт. Рана отозвалась ослепительной болью. Хилл перекатился, вскочил, метнул болт в ближнего стражника — всего в пяти шагах. Побежал зигзагами к храму. Успел краем глаза увидеть, как Ло поймала сестру, обняла и закрыла собой.
"Ско-ро пол-день!" — продолжали смеяться колокола.
"Скоро полдень!" — вторил топот стражи.
"Иди ко мне, раб! — позвала громада Алью Хисс. — У тебя один путь! Ты покараешь презревших закон и усомнившихся в моем могуществе. Сейчас же!"
Тень храма надвинулась, охватила Хилла ледяными крыльями. Мир выцвел, в голове стало легко и пусто. Площадь заполнилась алыми силуэтами жертв...
— Остановитесь! Именем Двуединства! — два громовых голоса слились в один.
Хилл замер, как подвешенная на нитках кукла, не в силах даже вздохнуть.
В отворившихся дверях храмов встали два брата-настоятеля. Между белым кругом и черной звездой в воздетых руках протянулась радуга.
Толпа отозвалась слитным вздохом. Стражники замерли в недоумении.
— Именем равновесия, — пронесся по площади шепот, осветивший все закоулки серым призрачным светом и пригасивший солнечное сияние до сумерек.
Мир закружился, померк...
— Зиии!
— Шииис!
Хилл оттолкнул Зи, упал, вскочил, метнул болт, краем глаза увидел отворяющиеся двери Алью Хисс, бегущего к ним Ориса. Бросился к храму, уворачиваясь от свистящих болтов и ножей. Проскользнул мимо старика в черной рясе. Затормозил, обернулся...
Вот он, узел в сотканном полотне: на залитой солнцем площади, в трех дюжинах шагов от храма, горожане и стражники окружает двух девочек. Старшая, с красными шелковыми лентами в косах, обнимает плачущую малышку, гладит по голове. Один из стражников говорит что-то Лоньяте, подает руку, помогая встать. Растрепанный беловолосый старик подхватывает на руки Язирайю, заговаривает с ней, машет рукой на стражника: мелькают черные, без белков, глаза. Зи показывает Слепому Нье кусочек гномской охры, тот исчезает в его рукаве третьего брата...
Никто из стражников не смотрел в сторону Алью Хисс, кроме одного, совсем молоденького, окруженного еле уловимым голубым сиянием дара. "Шерский бастард", — подумал Хилл под тихий скрип закрывающейся двери эбенового дерева. Кирлах, не глядя на них с братом, прошел мимо, за алтарь. Чернильным пятном в красноватом свете витражей мелькнула ряса, стукнула дверь в пристройку, где живут служители храма. Орис и Хилл остались в полумраке одни — до полуночи, когда Темный Хисс примет клятвы подмастерьев и сделает их своими новыми Руками, а Гильдия Ткачей пополнится еще двумя мастерами.
...в полотне судеб лишние нити, и вложу в Руки Мои ножницы, и открою тропы Тени, и будут среди людей зваться они темными ткачами...
Шуалейда шера Суардис
435 год, 13 день Каштана. Риль Суардис.
— Я нарисовала солнышко! Волшебное! — крикнула она, увидев обращенные к ней синие глаза.
— Умничка моя, — откликнулся он.
— Иди, посмотри скорей! — звала она. — Все лучики ровные. А еще я нарисовала тебя...
Солнышки на брусчатке улыбались, сияли, как настоящие. Даже ярче — слепили и жгли... и кружились, кружились: желтые, синие, красные, черные и белые солнышки мелькали и толкались, и тянулись к синеглазому — острые, злые, опасные.
— Зи, беги! — закричал кто-то кому-то.
— Не трогайте его, — потребовала она у стаи остроклювых птиц. — Он хороший!
Птицы не послушались — тогда она побежала к нему, чтобы поймать птиц, объяснить им: нельзя! Он мой!
И не успела. Солнышки завертелись быстрее, почернели, окружили его — у него выросли вороные крылья и когти, синие глаза почернели, а золотое сияние угасло.
— Остановитесь, именем!.. — загремели, засверкали два Имени, слились в одно: красивое, правильное.
Черные солнышки разжали когти, взлетели в небо, выстроились радугой.
— Равновесие, — шептали колокола, отсчитывая мгновения обратно: три, два... — Равновесие, — соглашались две птицы, черная и белая, танцуя в поднебесье любовь и жизнь, ненависть и смерть.
— Не бойся, девочка, — говорил ей слепой старик с волосами белыми, как забвение. — Все будет как должно. Иди домой.
— Домой, домой, — звенели разноцветные лучи, укачивая и согревая.
Домой. Она и есть — дома. В уютном коконе родной магии. И рядом он, любимый: жемчужно-лиловые переливы его ауры ласкают и нежат, слышен его голос — разговаривает с кем-то. Все как должно.
Шу вздохнула, улыбнулась, не открывая глаз. Хотела позвать: Дайм! Но сквозь остатки сна пробился второй голос, властный и незнакомый.
— ...сегодня же едешь в Найриссу. Откуда у тебя связь с Источником? Расколол Бастерхази на рецепт?
— Понятия не имею, учитель, — врал Дайм. — Я не участвовал в ритуале. Откуда мне знать? И Шуалейда до сих пор не проснулась. Уже неделя прошла, как она спит. Я опасаюсь оставлять ее одну.
— Чушь. Ничего с ней не случится. В эту вашу башню не то что Бастерхази, сам Паук не заберется.
— Паук не заберется, но если она проснется и не найдет меня рядом...
— Ты что, пообещал жениться? — усмехнулся Парьен. — Кстати, Паук требует проверить твою печать. Так что из Найриссы — быстро во Фьонадири. Будешь доказывать Императору, что не затеваешь заговора, Сашмиру — что непричастен к помешательству посла, и Пауку, что тебе не пора совершать бусиг-да-хире.
Вместо ответа Дайм пробурчал что-то нецензурное, а Парьен продолжил, но уже без насмешек.
— Ладно, не ворчи. Два часа тебе на завершение дел в Суарде, и чтобы через три недели был в Метрополии. А Вашему Высочеству хватит подслушивать.
Шу подскочила, жар прилил к щекам...
Парьен в зеркале покачал русоволосой головой и сощурился.
— Дети, дети, — пробормотал он в спину Дайму, бросившемуся к Шуалейде, и отключился.
* * *
Всего два часа.
— Я скоро приеду, — обещал Дайм между поцелуями.
Шу верила. Скоро. Если повезет, через два месяца. А может быть, через полгода.
— Я люблю тебя. — Он ласкал её, дарил наслаждение пополам со своей болью.
— Люблю тебя, — отвечала Шу, не обращая внимания на слезы: счастья или тоски, разве их отличить.
Всего лишь два часа.
Из них полчаса — целых полчаса! — они потратили на визит к королю. Тонкий свиток с двумя печатями, кугуаром и весами, на семицветном шнуре, Мардук принял бережно, словно перо из крыла Райны. Неудивительно: указ императора даровал Кейрану безопасность от старшей сестры и шера Бастерхази.
— Надеюсь, Её Высочество сумеет удержаться и не пожаловаться никому на несправедливость Конвента. — Дайм покачал головой. — По крайней мере, пока Лерма не знает, что Её Высочество лишена права наследования, он будет строить планы на неверных предпосылках. Что даст Кейрану дополнительное время.
Мардук кивал, вздыхал, поглядывал сочувственно на Шуалейду и заверял Дайма, что всегда, в любое время, чем угодно...
Шу думала, что месть, оказывается, не так уж сладка: было жаль Ристаны, опозоренной перед Конвентом и Императором связью с темным шером — и не просто связью, а в любезно предоставленных Оком Рахмана подробностях. От этих подробностей все внутри неё горело и сжималось: слава Светлой, на месте Ристаны оказалась не она. И слава Светлой, она никогда не узнает, понравились ли бы ей игры Рональда.
Два часа закончились, едва успев начаться. И только когда Дайм скрылся за воротами парка, Шу вспомнила про солнышки, птиц и золотого мага. Она же хотела рассказать свой сон!
Но есть же зеркало, — утешила она себя. — К тому же, через неделю Дайм поедет обратно. И у нас будет целая ночь...
Если Двуединые и император не распорядятся иначе.
Эпилог
"Заберите бессмертие мое, — сказал Красный Дракон, самый горячий из Драконов. — Тогда я изгоню демона Карума на дальние острова, а потомки мои будут держать Равновесие крыльями и огнем своим".
Катрены Двуединства
Дайм шер Дукрист
436 год, 20 день месяца Тёрна (год и три месяца спустя), Хмирна, Тан-До.
Павильон Розового Лотоса, что на Змеином озере Царских Садов Созерцания, под нежные мелодии девятиструнных цвил и бамбуковых фа-го дрейфовал к берегу. Девять юных танцовщиц и семь танцовщиков, что составляло устойчивое, благословленное луной число шестнадцать, скользили по зеркальной воде, словно разноцветные лебеди — правда, Дайм еще ни разу не встречал лебедей с бумажными веерами и расписными зонтиками.
Дукрист отпустил сиреневый поток: сияние Радуги померкло, силуэты храмов и людские фигуры растворились в дрожащем мареве. Воспоминание Дайма о коронации нынешнего короля Ирсиды угасло, оставив после себя легкий запах фейской пыльцы.
— Изумительно красивый ритуал, — кивнул белокожий юноша с древними агатовыми глазами, восседающий на циновке в тени крытой пальмовыми листьями беседки. — А вы прекрасный рассказчик, Дайм.
— Примите мою признательность за высокую честь беседовать с вами, о Луноликий, — Дайм сложил руки лодочкой и поклонился, коснувшись пальцев лбом.
Ци Вей устало улыбнулся: за пятьдесят лет царствования двенадцатому Дракону надоели и церемонии, и роскошь.
— Примите и вы нашу признательность, возлюбленный брат, — в узких глазах царя мелькнули шаловливые огоньки. — Ваше терпение заслуживает достойной награды.
Дайм промолчал, только еще раз поклонился, пряча саркастическую улыбку. К концу восьмой недели, что имперский посол гостил у царя Хмирны, чуть не ежедневно развлекая его беседами, он начал уже находить извращенное удовольствие в созерцании облаков и отцветающих кувшинок — тогда как все в нем требовало немедленно бросить дурацкое занятие и нестись обратно, в Империю, к Шуалейде. Тем более, сегодня.
Дайм сжал зубы, чтобы не выругаться вслух: с тех пор, как посольство пересекло границы Хмирны, он не мог связаться с любимой. Только с Парьеном — и этот багдыр`ца не соизволил сказать, что в Валанте вот уже больше месяца полыхает мятеж. Наверняка к нему приложил руку братец Лерма, уж слишком интересное совпадение: его стараниями двенадцатый Красный Дракон возжелал видеть послом Дайма Дукриста и никого, кроме Дайма Дукриста, и как только он покинул Империю, на севере Валанты начались беспорядки. Но почему Парьен молчал? Какого шиса ему, имперскому послу, сообщает о мятеже хмирский Дракон?!
Ци Вей коротко засмеялся.
— Не злись. Терпение есть первая добродетель царя, Дайм. Все идет как должно. Лучший правитель тот, кто не вмешивается, а позволяет событиям течь своим чередом.
Удивленный, Дайм поднял глаза. Вей жмурился и улыбался, расслабленно поглаживая по голове водяную гадюку. Та свернулась черно-багрово-желтыми кольцами на коленях царя, контрастируя со скромным белым циу, затянула глаза пленкой и только изредка высовывала раздвоенный язык.
— Завтра ты можешь покинуть Тан-До. Но мы еще не раз увидимся, брат мой.
— Буду счастлив, о Луноликий, — ровно ответил Дайм, не позволяя страху поднять голову: второй раз Дракон назвал его братом, как подобает называть не бастарда, а самого Императора.
Дракон подмигнул.
— Ты еще так юн, Дайм. Но это тоже пройдет. — Вей последний раз погладил гадюку, но не пальцем, а открытой ладонью, и показал Дукристу браслет из гагата, граната и янтаря с золотым замком в виде змеиной головы. — Дай руку.
Дайм протянул руку, позволяя Дракону надеть браслет. Он, как всегда, не заметил и малейшего колебания эфира, словно гадюка не превращалась в амулет неизвестного назначения и силы, теперь плотно и невесомо обнимающий левое запястье. Дайм невольно подумал, что когда-нибудь вот так же ему наденет брачный браслет Шуалейда... когда-нибудь, может быть. Если за два месяца, что потребуются на дорогу во Фьонадири, а затем — в Суард, ни мятежникам, ни проклятому братцу, ни проклятому Бастерхази не удастся до неё добраться. Подняв взгляд, чтобы поблагодарить царя — тот и не подумал объяснять, для чего нужен этот браслет, кроме как дать понять всему миру, что Ци Вей питает к Дукристу дружеские чувства — Дайм чуть не утонул в темных озерах драконьих глаз. Почудилось, что на него смотрит тот самый, перворожденный Красный Дракон.
— Подписанные договоры и подарки в твоих покоях, брат. — Дракон покачал головой, не выпуская руки Дайма. — Удачи тебе, и до скорой встречи.
— До ско... — начал Дукрист и осекся. Дракона не было. Все так же, не потревожив эфира, Ци Вей исчез, словно карандашный рисунок, стертый хлебным мякишем.
"Не люблю прощаться..." — дуновение бриза показалось смущенной мальчишеской улыбкой.
* * *
В посольских покоях творилась суета и столпотворение. Первый помощник бросился к Дайму, потрясая запечатанными свитками договоров и сияя счастливой улыбкой. Алер Вандаарен, второй помощник посла и по совместительству глаза и уши принца Лермы, одарил Дайма ледяным взглядом и продолжил ругаться с хмирцем в расписном зеленом циу — а тот, кланяясь и кивая, указывал все новым носильщикам, куда сгружать ларцы, сундуки, свертки, тюки, клетки с птицами и футляры с зонтиками.
— Насмешливые боги... — вытаращив глаза, прошептал Дайм. — Ну и шуточки.
Невинный взгляд царя Хмирны, когда он в первую же аудиенцию пообещал подарить послу Императора все, что только тому послу понравится, стал, наконец, понятен, как и ехидные смешки Парьена насчет "дивного чувства юмора Драконов".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
