Волчица и пряность. Том 21

— Дорогой, — проворковала Хоро, которая в косынке на голове и с закатанными рукавами для работы мешальщицей стала похожа на местную девушку-работницу, в такой её свежий образ нельзя было не влюбиться снова. — Я немного голодна.

Танцовщица намёк поняла и, чуть улыбнувшись, вернулась в неф к другим девушкам-мешальщицам. А Лоуренс вздохнул, взял Хоро за руку и вышел из церкви. Спешные работы по подготовке церкви к завтрашнему событию продолжались вовсю.

— Вот честно, клянусь тебе, мы, кажется, расчистили немного из того, что устроили Миюри и малыш Коул, — сказала Хоро, потягиваясь руками, будто они устали — не иначе, она изображала истинную и праведную девушку-мешальщицу.

— Я не потерял вложенные деньги, значит, всё разрешилось, — ответил Лоуренс, щурясь из-за яркости улицы после церковного полумрака.

— Ты никогда не меняешься... хотела бы я сказать, но это и помогло нам на сей раз.

— Я думаю, — ответил Лоуренс и улыбнулся.

Между ними упала странная тишина. Лоуренс понял, что она вела себя странно. Сколь откровенной ни была она во многом, кое-какие странные темы она предпочитала избегать. Но такой она показалась ему весьма милой, и он сделал вид, что ничего не заметил.

— Тогда мы должны где-нибудь выпить и вернуться к себе? — специально с этой целью предложил он.

Хоро рывком подняла голову, словно возвращаясь к действительности, и невнятно пробормотала что-то утвердительное. Лоуренс, глядя на неё, не смог удержаться от улыбки, глаза Хоро тут же открылись шире.

— Ты настоящий злодей!

— Ха-ха, я не желаю слышать это от тебя, — засмеялся Лоуренс.

Хоро с силой шлёпнула его по руке. Затем ухватила его запястье и спросила:

— И? Что же это?

Она может и впрямь рассердиться, если он будет излишне её дразнить.

— Они будут с тебя рисовать женщину на картине для биржи.

Глаза Хоро расширились, а уши под косынкой заметно затрепетали.

— Я бы хотел, чтобы ты похвалила мой ум, ведь это я предложил переделать биржу, чтобы решить проблему поскорее.

Он не мог заказать картину за свои деньги, но смог за чужие. На этой бирже было много очень богатых людей, которым Лоуренс вряд ли мог хотя бы нести подсвечник.

— И они сказали, что я буду впереди молящихся торговцев.

Хоро ошарашено посмотрела на него и чуть не споткнулась на каменной лестнице. Лоуренс поспешно поддержал её, с напряжением подхватив за спину, но объяснять не перестал.

— Говорят, картины, написанные на стене, пробудут не меньше ста лет. Сколько времени ни пройдёт, если ты придёшь сюда когда-нибудь, ты...

Лоуренс не решился договорить. Когда в следующий раз Хоро одна приедет в этот город посмотреть картину, Лоуренса не будет в живых. Не было необходимости говорить это. Вместо этого он сказал:

— Ладно, если у тебя к картине есть ещё запросы, сейчас самое время.

Хоро шмыгнула и подняла голову.

— О-о?..— её глаза намокли — то ли от радости, что они будут жить вместе вечно на картине, то ли от мысли, что им придётся когда-то расстаться, и он улыбнулся ей.

— Например, не хочешь, чтобы твоя грудь на картине была больше, чем у Миюри?

Изумление пробежало по лицу Хоро и в мгновение исчезло, будто по волшебству, она схватила Лоренса за бородку.

— Ты дурень! — громко прокричала она перед церковью на глазах входивших и выходивших людей.

Люди повернулись к ним и увидели девушку, одетую как типичная мешальщица, эта девушка ругалась с неотёсанным торговцем — обычное дело для них. Просто ссора парочки — все вернулись к своим делам. Лоуренс подождал, пока на них перестанут глазеть, и снова повернулся к надменной Хоро.

— Я хочу, чтобы меня нарисовали немного моложе, — ответил он, потирая подбородок, болевший после наказания Хоро.

Хоро раздражённо изогнула бровь, её губы, укоризненно кривясь, шевельнулись, но вслух она это слово — "болван" всё же не произнесла. Вместо этого она устало вздохнула и взяла Лоуренса за руку.

— Я вижу, ты останешься таким же, пока не умрёшь.

Хвалила она его или ругала? Лоуренсу осталось лишь ответить:

— Это ты говоришь мне?

— Хммпф. Я подобна камню, пронесённому водой по длинной реке, я не могу стать более круглой или гладкой, чем уже есть. Здесь нечего исправлять.

— Но ты попала в кучу проблем, дающих основания для этого.

— Прошу прощения? У тебя нет права говорить это мне. Ты снова ринулся в азартную игру и скрыл это от меня!

— Но всё закончилось хорошо, не так ли? Что в том плохого?

— Ты дурень, это лишь потому, что я работала мешальщицей. Без меня ты...

Хоро собиралась яростно продолжать свои обвинения, но Лоуренс нагнулся и подхватил её на руки, как новобрачную.

— О да, верно. Без тебя я бы уже умер в канаве, и я бы не хотел больше путешествовать один.

Красные глаза Хоро расширились и уставились на в лицо Лоуренса. Её лицо медленно смягчилось.

— Дурень.

Они были прямо перед церковью. Хоро приникла к шее Лоуренса, и в этот миг с колокольни ударил полуденный колокол, будто благословляя их.

— О, уже обед. Я хочу на обед мяса, — сказала Хоро, немедленно вернувшись в своё обычное состояние.

— И что это с моей невинной невестой?.. — спросил Лоуренс, но Хоро пожала плечами и жестом предложила ему поставить её на место.

Он поднял её на руки, будто они только что обвенчались, и был разочарован холодным ответом Хоро, но выбора у него не было, он подчинился. Хоро подвигала шеей, будто избавлялась от усталости, а затем нахально улыбнулась.

— Я лишь надеюсь на праздник, что поспорил бы со свадебным пиром.

Кошмары, одолевавшие его, когда они обменивались клятвами, вернулись, чтобы преследовать его вновь. Лоуренс подумал, что он человек, а она волчица. Ясно, кто тут главный.

— Два серебряка, не больше, — сказал он.

Хоро подскочила к нему, стараясь прильнуть к его руке подобно игривой девушке.

— Нет нужды быть таким скупым. Твои вложения всегда заканчиваются хорошо, разве нет? О, ты раньше для этого решил откармливать сардин?

Хоро, мудрая волчица, всегда ухватывала такие вещи.

— Три серебряка...

— Пять, — она не собиралась с ним договариваться.

Но её хвост радостно дёргался взад-вперёд.

Лоуренс посмотрел на солнце и вздохнул.

— Прекрасно, пять.

— Ммм! — довольно откликнулась Хоро и потянулась. — Вот почему я тебя выбрала, дорогой.

Затем она поцеловала его в щеку. Это было приятно, но стоило ему пять серебряков. Ему оставалось лишь посмеяться над неудачей в сделке.

— Я тоже буду пить. Эти пять на двоих.

— Прошу прощения? Ты можешь выпить и за свой счёт.

— Ну же...

Перекидываясь словами, Лоуренс и Хоро исчезли в толпе. Как бы их ни толкала толпа, как бы они ни переругивались, они крепко держались друг за друга.

Их долгожданное путешествие только начиналось.

Всего лишь эпизод в портовом городе под ясным небом и прохладным ветром, ещё полном летних отголосков.

ВОЛЧИЦА И ДРУГОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Это история из тех времён, когда две прекрасные волчицы ещё жили в затерянной среди северных гор деревне Ньоххира, деревне, окутанной паром горячих источников...

Стояла ранняя весна, днём становилось уже довольно тепло, а ночи были весьма прохладными. Все купальни деревни горячих источников отдыхали — их зимние гости разъехались по домам. Но в одной, врезавшейся в самые горы, свет горел до поздней ночи.

В большом зале "Волчицы и пряности" собралось много людей. Довольно хорошо одетые торговцы, мужчины в возрасте, казавшиеся на первый взгляд монахами, и даже немало наёмников, напоминавших диких зверей, шрамы украшали их щеки. В Ньоххире собирались самые разные люди, но даже для этого места разнообразие людей было поразительным. Объединяло этих представителей разных слоев общества то, что они без проблем отдыхали вместе. Проводили день в ваннах до захода солнца, потягивая вино, чтобы не перегреться.

Но сегодня они наслаждались не только вином. В тот день они собрались в этой купальне ради поздравлений.

— С вашего позволения.

Гости, праздно проводившие время в большом зале, обернулись к хозяину купальни Лоуренсу. Он прокладывал свой путь в этом мире как странствующий торговец, и вот уже десять лет прошло, как открылась его купальня. И теперь он себя вёл так, как полагалось хозяину купальни.

Следом за Лоуренсом в центр зала вышел Рувард с коротко подстриженными волосами, он своими движениями напоминал зверя. Командир доблестного отряда наёмников, известного во всех северных землях, развернул свёрток из алой ткани, лежавший у него на руках, что-то маленькое изящно лежало посередине.

Рувард был из тех, кто стоял бы на своём, даже представ перед Богом, но он встал на колени перед Лоуренсом, остановившимся перед очагом, и протянул ему руки.

— Я твой должник, — с оттенком шутки в голосе произнёс Лоуренс, протянув руку к маленькому предмету, лежащему алой ткани, подобный волку наёмник ухмыльнулся.

Предмет оказался золотой монетой, на которой был изображён профиль женщины с длинными волосами, её взгляд был опущен, на губах играла улыбка, над её головой висел свёрнутый в венец туго набитый зёрнами колос. Эту монету Лоуренс заказал специально, её торговая ценность не превышала стоимости золота, из которого она была изготовлена.

Но эта монета имела особое значение. Переполненный чувствами, Лоуренс вставил монету в дощечку, прибитую над очагом. В ней имелось несколько круглых мест, предназначенных для установки таких золотых монет. Сначала это было задумано как средство на крайний случай. Если с купальней не удалось бы достичь успеха, это золото позволило бы вернуться к торговле. Но купальня произвела хорошее впечатление с самого своего открытия, с каждым годом становясь всё оживленнее, иногда даже приходилось отказывать гостям, когда им не хватало места.

На дощечке можно было разместить десять монет, каждый год размещалось по монете, и вот теперь Лоуренс заполнил золотой монетой последнее свободное отверстие.

— Поздравляю, — сдерживая улыбку, с восхищением сказал Рувард, могло показаться, что он был вассалом Лоуренса.

Все гости, собравшиеся в большом зале, присоединились к поздравлению, и Лоуренс соответствующим образом ответил.

— А теперь выпьем за новые странствия! — прокричала, грациозно улыбнувшись, женщина, словно вышедшая из помещённой в дощечку монеты.

Это была Хоро, насчитывавшая немало веков мудрая волчица, жившая в пшенице и обладавшая волчьими ушами и хвостом, а ещё она было той, кто трудился рука об руку с Лоуренсом над этой купальней.

Лоуренс, обычно упрекавший Хоро за её любовь к выпивке, сегодня не стал суетиться по этому поводу. И когда Хоро без промедления наполнила все чашки вином, Лоуренс подхватил её на руки, словно невесту. Гости что-то восторженно кричали им, Хоро отчаянно пыталась не пролить ни капли из своей чашки, а Лоуренс поцеловал её в щеку, заставив покраснеть сильнее, чем от любого напитка.

Можно было ли кому-то их не услышать из-за двери — нет, из-за окна?

Коул, помощник Лоуренса в купальне, улыбнулся в своей тихой комнате, слыша эту суматоху внизу. Все в купальне были его давними близкими знакомыми, поэтому их не смущало, что кто-то услышит этот шум. Кто-то принёс музыкальные инструменты, Коул уловил оживлённую мелодию. Он не сомневался, что на следующее утро все они будут лежать в похмелье, наполняя купальню своими стонами.

— Может, мы уже можем пойти, брат? — проканючил кто-то рядом с Коулом, это была девочка, сидевшая на табурете и смотревшая в его сторону. — Вся еда исчезнет, если мы не поспешим спуститься.

Она капризно раскачивалась на табурете, не пытаясь скрыть своё нетерпение. Лицо, смотревшее через плечо на Коула, было таким же, как и у её матери, Хоро, веселившейся внизу, только волосы были другие — словно кто-то перемешал кусочки серебра с золой, ещё её отличала исходящая от неё живость сорванца.

— Миюри, с сегодняшнего дня ты должна быть со всем этим намного осторожнее.

— Че-го-о-о?..

— Я объяснял тебе это очень много раз, — сказал Коул, заставив Миюри нахмуриться. — Сядь ровно, смотри вперёд.

Девочка неохотно подчинилась, но её напряжённые плечи показывали, что она готова взбунтоваться. Она была единственной дочерью тех двоих, на которых он работал. Он был рядом с ней с самого её рождения и относился к Миюри, как младшей сестре. Коул расчесал надувшейся девочке волосы и устало улыбнулся.

— Купальне этой весной исполняется десять лет, и ты тоже подходишь к важному возрасту в этом году, верно?

Миюри не ответила и не обернулась. Лишь тихо шелестели её пушистый хвост и настороженные уши, унаследованные от матери.

— Теперь всему твоему дикарству пора положить конец. Тебе пора входить в мир других взрослых женщин.

Когда ей исполнится десять лет, придёт время задуматься, за кого выйти замуж, пусть даже она и не дочь знатного рода. Даже самые смелые девушки, которые бегали по дикому лесу, размахивая палкой, должны научиться готовить, шить, вести домашнее хозяйство.

Миюри и Коул сидели в комнате и готовились к праздничному посвящению Миюри в мир взрослых. Если её приятели-соседи увидели бы её в этой одежде, они бы катались по полу со смеху или потрясённо молчали, глазея на неё.

На Миюри была надета пышная многослойная юбка, всякие застёжки, заколки и ужасающее количество завязок были рассредоточены по платью, удерживая всё на месте, жакет, отделанный массой декоративной ткани, и, наконец, плащ, символ её целомудрия — ничего из того, что она надевала обычно.

Вся эта одежда была пошита одним из старых знакомых Лоуренса специально к этому дню, превосходная одежда, обычно недоступная дочерям семей, не относящихся к знатным родам или не владевших огромными компаниями. Однако Миюри, увидев её, высунула язык с видом девушки, которую ужасно тошнит от предложенного наряда, одеть её в это оказалось достаточно сложно. То уговаривая, то запугивая, то успокаивая, Коул, в конце концов, как-то заставил её надеть всё это, и теперь она теперь беспокойно ёрзала в кресле и стучала ногами о его ножки.

— Миюри, сиди прямо и держи ноги вместе.

Её скрещённые под юбкой ноги сердито выпрямились и сошлись вместе.

Когда Миюри рассказали об этом дне, она упиралась, как петух, которого тащат на кухню, но когда её мать Хоро поговорила с ней, ей нехотя пришлось подчиниться. Сейчас осталось лишь привести в порядок её волосы.

Пока Коул осторожно причёсывал её, Миюри снова начала беспокойно стучать ногами.

— Посиди ещё немного, — раздражённо попросил Коул.

Она выдала преувеличенный вздох, возможно, ей было неловко, что так сильно сопротивлялась, одеваясь.

— Тогда расскажи мне что-нибудь интересное.

Миюри никогда не было дела до её внешнего вида, расчёсывание волос она воспринимала, как что-то безнадёжно скучное и совершенно бессмысленное. Коул молился, чтобы эта часть её постепенно изменялась, а пока принял условие девочки-непоседы.

— Тогда...