Живые статуи

— Тогда... Олеся останешься здесь?

— Нет, — дело было даже не в том, что я не хотела оставаться с ним под одной крышей. Просто это могло вызвать подозрения.

Потом речь зашла о моих новых документах.

Герман достал из сейфа подготовленные бланки.

— Какое имя выбрали? — сухо спросил он, приготовившись писать. Всё же сердится.

— Александра Юрьева, — вместо меня ответил любимый. — Была у них девочка её возраста, что умерла почти сразу после родов.

Значит, буду жить по её документам. Мол, не умерла, а спрятали. Но зачем это было делать?

— Мать её — служанка, отец нагулял. Правда, успели покрестить. Ну и отец дал свою фамилию, — словно подслушав мои мысли, ответил Володя.

Дописав документы, Герман отдал их Денису, который, уже не скрываясь, просто растворился в воздухе. Я от удивления открывала и закрывала рот, всё ещё до конца не осознавая всего.

— Каждая статуя обладает какой-то особенностью, способностями определённого типа, — пояснил Герман.

— А ты тоже?

— Нет, во мне магии совсем нет. Очень редко проявляется сила по линии Медузы. За последние сто лет ты — первая, в ком течёт такая огромная сила, — пояснил он.

— И какие же у меня способности? — хоть кто-то мне пояснит?

Родственничек пожал плечами.

— От того ты и угроза, что потенциал огромен, но что именно можешь делать — никто не представляет.

Здорово! Вот только мне от этого не легче.

Спустя пару минут вернулся Денис с бумагами и протянул Володе, после чего они исчезли уже вдвоём, оставляя меня с Германом наедине.

И что мне ему сказать или о чём спросить?

— Ты правда не сердишься?

— Толку-то? Не возьму ж я тебя силой.

А мне вдруг вспомнилась Медуза, которой овладел против воли Посейдон. Бр! Как она смогла это пережить?

— Ты что-то узнал про убийц?

— Это противоборствующая организация, владеющая как магией, так и технологиями. Но кто именно убил твоих родителей, я не знаю. Ты видела их лица?

— Нет. Лишь силуэт одного из них. Он был с бородой. Ну и голоса помню.

— Голос можно изменить, если есть желание.

— Я два раза слышала эти голоса. Первый раз на кладбище в день похорон твоего дядюшки. Второй — в день убийства родных.

— Это хорошо. Тогда можно попробовать узнать их. Но опять же, придётся бросить тебя в гущу событий. Вряд ли Владимир пойдёт на это.

— А ты бы пошёл? — вдруг захотелось узнать, рискнул бы он мною.

— Да, — коротко ответил он.

Я хотела предложить свои услуги, но ощутила чьи-то ладони на талии.

— Нет. Я не позволю рисковать моей супругой, — ответил любимый, а в следующий миг пространство вокруг нас изменилось.

Это была небольшая церквушка, с горящими свечами, отбрасывавших странные тени на стены и пол, запахом ладана, и тишиной, нарушаемой нашими глухими шагами по каменному полу.

Если честно, я не ожидала, что это произойдёт так скоро, поэтому к волнению прибавилась растерянность.

Не думала, что вот так, тайком, в несвежем платье, буду замуж выходить. Вот только меня никто не спрашивал, опять же. Но отменять венчание было ой как неохота. Вдруг опять кто-то помешает: Судьба вмешается или убийцы.

Святой отец был мне незнаком, да и занесло нас, судя по всему, куда-то далеко от стольного града.

Священник, увидев меня, велел подойти.

— Встаньте на колени дети мои... — начал он.

Но его жестоко перебили:

— К сути, святой отец, — голос возлюбленного был очень тихим, но отнюдь не безобидным. В нём читалась угроза, а ещё, как я поняла, невозможность ослушаться. Так вот, какими способностями владеет мой суженый. То-то ему не пришлось убеждать графа Остена. Одного слова было достаточно? Или нет?

— Согласна ли ты, дочь моя, выйти замуж за этого мужчину? — перешёл к делу священник.

— Да.

— Согласен ли ты, сын мой, жениться на этой девушке?

— Согласен.

Тогда можете обменяться кольцами, если они у вас есть.

Володя взял у подошедшего Дениса колечко и надел мне на безымянный пальчик. Я последовала его примеру.

— Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловаться.

И только теперь до меня дошло, что всё, я теперь пред лицом Господа жена Володи. И волнение, которое на время такой скорой церемонии покинуло меня, накатило с новой силой. Неужели это на самом деле?

Возлюбленный чмокнул меня в губы, после чего поблагодарил священника и, взяв меня за руку, потянул к выходу.

Денис нас нагнал, обнял, и перенёс в дом Дениса, в кабинет, где по-прежнему был Герман.

— Готово? — спросил родственник.

— Да. Сколько у нас времени? — задал встречный вопрос Володя.

— До рассвета где-то пара часов. Денис, перенеси их, пусть наслаждаются, — велел он второму подопечному.

Тот молча перенёс нас в спальню Володи, после чего исчез.

— Зачем такая спешка? — не спросить просто не могла.

Любимый же обречённо опустился на кровать, откидываясь назад.

Он молчал. Я подошла ближе, глядя на приглушённый свет. Даже присела на краешек постели. Но тишину нарушало лишь глубокое дыхание моего теперь уже супруга.

— Володя? — я приблизилась к нему совсем близко. — Что с тобой?

Я помахала перед его лицом рукой, а он сгрёб меня в охапку и прижал к себе.

— Чем ближе к рассвету, тем я хуже себя чувствую.

— Но куда нам торопиться? У нас ведь вся жизнь впереди, — я положила голову ему на грудь. Слышался стук его сердца, которое, как мне показалось, замедляло свой бег.

— Для меня каждый раз, что последний день. Я умираю каждый день.

— Денис тоже себя так чувствует?

— Не знаю. Может быть.

— Как мне скрасить наши последние часы?

— Боюсь, тебе это не под силу.

Я же подняла голову, заглянула ему в глаза, а после поцеловала.

— А ещё я боюсь потерять тебя.

— Но я ведь уже твоя...

— Да, но я не о том. Я хочу, чтобы твои глазки улыбались от счастья.

А мне было так приятно это слышать. В душе расцвели бутоны. Я лукаво улыбнулась, откинула волосы назад и поцеловала его нежно-нежно.

Пальчики скользили по вороту его рубахи, расстёгивая верхнюю пуговку.

— И что это ты делаешь? — на его губах появилась улыбка.

— Тебе не кажется, что пора принять ванну?

— Только вместе с вами, сударыня.

Платье затрещало по швам.

— Я может хотела сохранить его для потомков... Показывать в чём замуж выходила, — моему возмущению не было предела. Только кто бы слушал. Нижнее бельё было снято точно также, после чего меня сгрузили на плечо и утащили в наполненную тёплую ванную.

— Надеюсь, слуг не будет в нашей спальне, пока мы...

— Никаких слуг! — заверил муж, после чего быстро разделся, присоединяясь ко мне.

В его глазах даже появились искорки веселья. Безразличие прошло или просто взял себя в руки?

Я хотела снять медальон, но мне не позволили.

— Не надо, — прошептали его губы мне на ушко, обжигая кожу. И только сейчас заметила, что он по-прежнему носит мой подарок. — Я вижу тебя настоящей.

— Но почему? Другие тоже?

— Нет. Ребята не видят, а значит, и остальные — тоже. Только я, — его ладони скользили по моим изгибам и формам, порождая жар внутри меня. Но дальше прикосновений и поцелуев дело не зашло.

Когда мы наигрались с пеной в ванне, пришлось долго смывать друг друга, пока тела перестали быть мыльными.

— И где ты раздобыл такое мыло?

— Всё тебе скажи! Я может искал его очень долго.

Я улыбнулась. Всё с ним понятно. Обвила его шею, после чего, он так со мною и вылез из воды. Разве что накинул на нас сверху огромное полотно и промокал им влагу.

— Знаешь, какой у меня соблазн? — спросил он, кладя меня на кровать.

— И какой же?

— Слиться с тобою перед рассветом, посмотреть, что будет, превратимся ли мы в камень в единой композиции.

— В таком виде нас и застанут слуги, а потом захотят убрать с постели и... разобьют, — не разделила я его грёз.

— Думаешь? — он задумчиво лёг рядом. — А если на кладбище?

— Извращенец! — подытожила я. — И за кого я замуж вышла?

— Теперь поздно жалеть! — и это мне он говорит! Я хотела уж было возмутиться его нахальством, но уста накрыли поцелуем, самым сладостным и нежным.

— Стой, погоди! — остановила его я, когда уж он развёл мои ноги.

— Что не так?

— С утра ведь слуги придут проверять твои простыни...

— И?

— И как после на меня будут глядеть, если они не будут чистыми.

— Так что тебя не устраивает? — задумчиво протянул он.

— Не хочу, чтобы они прикасались к этой простыне.

Муж рухнул рядом, и я не сразу поняла, что с ним. Но когда увидела, как он дрожит, до меня дошло.

— И вовсе не смешно! — надула губки.

Теперь он уже открыто хохотал, катаясь по постели. Но этот смех был как бальзам на раны. От былой угрюмости и отстранённости не осталось и следа.

Позволив мужу отсмеяться, я встала с постели и пошла искать одёжку, закутавшись в покрывало. Но меня ловко поймали и взяли в охапку.

— И куда это ты собралась, милая?

— Одеваться, — с улыбкой сказала я. — А то скоро рассвет, не хочу, чтобы меня застали голой, пусть и в камне.

Вот только стоило мне оказаться поставленной на постель, как покрывало с меня тут же безжалостно стянули, взгляд супруга посерьёзнел, и он поцеловал мне сперва живот, а потом и ниже.

Это была прекрасная ночь, заставляющая меня трепетать в объятиях любимого, изгибаться от его прикосновений, и мечтать о большем... а потом получать это большее, таять от поцелуев, растворяться в муже без остатка.

А потом всё закончилось. Просто муж встал с постели и принялся одеваться.

— Пора? — обеспокоенно приподнялась я.

Он лишь кивнул. Его движения теряли точность, видела, как тянулся за рубашкой, и несколько раз не мог ту поймать. Я встала, ощущая несколько непривычное состояние в лоне, но сейчас было не до того. Помогла супругу одеться, ведь в отличие от него, я чувствовала себя превосходно, почти.

Сама тоже оделась. А он тем временем собрал простынь с кровати, сложил и убрал в тайник, который был за картиной. Мы почти не разговаривали. Удостоверившись, что я тепло оделась, он взял меня под руку, и мы вышли через парадные двери.

Мария высунула свой нос, но Володя не отреагировал, он вообще был несколько заторможен. Я же встретилась с нею взглядом, кивнула, после чего мы вышли. Во дворе уже была готова пара оседланных лошадей. Но муж вскочил на одну, после чего подал мне руку. Уместив меня рядом, бросил конюху, чтобы забрал оставшуюся лошадь, после чего припустил коня.

Глава 20

Небо стало светлеть, когда мы уже были на кладбище. Володя всё больше становился медлительным. Вот только на мне приближение рассвета никак не сказалось. Неужели я не превращусь в статую. Такое будущее меня пугало гораздо больше, чем сделаться камнем.

Прибывали и другие люди, как я теперь понимала, связанные проклятьем. Мужчины обменивались рукопожатием, но вцелом, все двигались уж очень медленно. На меня бросали удивлённые взгляды, кое-кто даже спрашивал обо мне.

— Моя жена, — с гордостью представлял меня Володя.

Мне было очень приятно это слышать, а ещё ощущать его руку на моей талии в собственническом жесте.

Лошадей мы оставляли на конюшне, вблизи той избушки, как и муж надел доспехи, накинул на плечи длинный красный плащ, взял оружие.

— А если б не успел переодеться? — не спросить просто не могла.

— Одежда повредится. Под действием проклятья она меняется на ту самую, но это имеет отдачу, и когда солнце сядет, чувствуешь полное опустошение. Порою не можешь даже двинуться.

Я бросила взгляд на свою, муж настоял, чтобы я оделась в ту же, хотя мне и не хотелось вновь ходить в несвежей. Теперь я понимала почему, хотя при переодевании объясниться он отказался.

По кладбищу мы шли уже пешком, а я ёжилась, хоть была и тепло одета, просто полураздетый видок мужа вызывал во мне такое ощущение.

У той самой могилы, где он должен был стоять, мы остановились.

— Как ощущения? — спросил он, вставая на свой почти вросший в землю постамент.

— Не очень, — передёрнула плечами во внезапно возникшем жесте плечами.

Это была правда, только вот не от проклятия. А просто кладбище, могилы, все эти заколдованные люди...

Занимался рассвет. Тело мужа начала покрывать изморозь. А я стояла и смотрела, как он превращается в статую. Это было жутко и мучительно для меня, осознавать, что любимый перестаёт быть живым существом. Солнышко полностью встало. Я бросила взгляд вокруг: ёлка скрывала большую часть статуй, но ещё недавно свободные места, где кроме могил ничего не было, теперь занимали пару минут назад живые люди. Сглотнула подступившие слёзы. Как же побороть проклятие?

Был соблазн уйти с этого, навевающего ужас места, но это было бы предательством по отношению к мужу.

— Дьявол! — послышалась чья-то ругань. — Ногу отшиб!

И я вдруг ощутила, как земля содрогнулась. А потом ещё и ещё! На этот раз боль пронзила всю мою суть. Я даже упала на колени. По щекам текли слёзы, только не от физической боли, а душевной.

Нет, только не это! Но как их остановить.

Боль не отпускала меня, и пришлось приложить немало усилий, чтобы подняться на ноги, а потом устоять от очередного приступа. Ужас поглощал душу. Но почему? Ведь раньше им было безопасно на кладбище, что сейчас изменилось?

Что я могу им противопоставить?

Какие у меня есть способности?

Злость поднималась в груди. Хотелось лишь одного — мести. Чтобы их ждала такая же участь!

Я закрыла глаза, стараясь прочувствовать всё кладбище и каждую статую по — отдельности. Наделить её защитными свойствами, чтобы ни один гад не смел больше разрушать людские жизни таким способом. Ведь они ничего не могут им противопоставить, это не честная схватка, а удар в спину. Вот только как я ни старалась, я не могла восстановить то, что уже было разрушено. Двое людей подошли к очередному каменному изваянию, но вместо того, чтобы с лёгкостью уронить её, при прикосновении отлетели в разные стороны.

— Тварь! Когда она успела защиту восстановить? — возмутился один из нападавших. И я узнала его голос. Мерзавец! Убийца!

— Ты же говорил, что с нею покончено, — это был тот самый второй.

Во мне поднималось не негодование, а неконтролируемая ярость. Вот только я двинулась, и случайно коснулась изваяния любимого. Чувства отступили, а безразличие накатило с новой силой. Единственное, что мне удалось сделать, пока я не превратилась в камень — это распространить защиту статуй и на себя, прежде чем белый свет померк.

Пришла в себя я вновь в той самой избушке. Муж выглядел озабоченным и несколько грустным.

— Что случилось? — решила перейти сразу к делу. Рассказывать о том, что видела, я не торопилась. Сперва надо узнать, как обстоят дела.

— Защиту кладбища взломали.

— Что за защита?

— Помнишь, я говорил, что тут нам безопасно принимать свой второй облик. Всё дело в защите, установленной хранителями — твоими родственниками, которых сейчас возглавляет Герман.

— Кто пострадал?