— Ири, радость моя, все будут знать о нас, а ты не будешь со мной встречаться? Ты хоть сам-то себя понял?
Голос Грандина буквально сочился медом, хотя считать ему приходилось не просто до десяти — десятками.
— Уйди из моей комнаты, вдруг нас увидят!
— Не волнуйся, сладкий мой, — Мистраль мурлыкнул и, обняв вырывающегося любовника, помог застегнуть петельки камзола, — я всем сказал, что иду к тебе. После такого секса, какой у нас был вчера, я просто не мог тебя бросить. Кстати, здесь довольно слабая звукоизоляция, — он, ухмыляясь, стрельнул глазами в сторону стен и сделал жест, изображающий ухо.
Душераздирающий стон Ири был действительно слышен с противоположной стороны.
— Я никогда не выйду из этой комнаты! Как ты мог так поступить со мной?!
И как с этим мириться? Мистраль покачал головой, но, очевидно, понимая, что сражение временно проиграно, шутливо чмокнул любовника в лоб и, шлёпнув пониже спины, покинул комнату, пообещав зайти, когда Ири будет в более подходящем настроении. Ошарашенный, обиженный взгляд Ара, не ожидавшего столь быстрого прощания, послужил слабым утешением для самолюбия ледяного принца.
Вот так вот, малыш! В следующий раз как следует подумай над своим поведением и над тем, что Мистраль не мальчик на побегушках твоих прихотей.
К тому же сейчас у Грандина было полно других проблем, не связанных с тщетными попытками образумить свою невменяемую любовь. Или попытаться воспитать — как посмотреть. Иногда кнут бывает неплохой заменой прянику, однако, хотелось верить, что у них с Ири до этого не дойдёт.
Но демонстративно покидая комнату любовника, Мистраль размышлял отнюдь не о дифирамбах собственному тщеславию.
Он получил письмо от министра Рандо, и новости, которые ему сообщал дядя, вселяли тревогу.
Их соперник — левый министр господин Лан — начал решительные действия по борьбе с коррупцией в министерстве. И хотя это была разумная и давно ожидаемая мера, тем не менее, начавшиеся разбирательства затронули честь одной высокопоставленной семьи, и разгоревшийся скандал грозил выплыть наружу. А так как эта семья оказывала покровительство правому дому, то положение Рандо сейчас оказалось довольно шатким, и это не могло не отразиться и на Мистрале, собиравшемся возглавить министерство после отставки патрона. Следовательно, стоило немедленно встретиться с дядей и обдумать сложившуюся ситуацию вместе. Интриги, сплетни, компромат — способов борьбы с неугодными существовало огромное множество, но до недавнего времени Лан напоминал скорее назойливую муху, чем серьёзного противника, и поэтому Рандо терпел его, позволяя правому министру существовать в качестве некоторой реформаторской декорации. Никто и не представлял, что "декорация" обернётся неприятностями, начав деятельность в направлении, которого от Лана совершенно не ожидали.
Более того, его предупреждали, и не раз, но собственная честь и "чистота мундира" для Лана всегда были превыше всего. Вот и докопался, называется. И пока король желает выслушивать двух советников, продолжая верить правому министру и признавая за всеми его недостатками исключительную честность, катастрофа может разразиться в любой момент. Значит, следовало загодя изобрести способ очернить Лана в глазах Его Величества, поставив под сомнения все возможные аргументы. Без веских доказательств Лан к королю не сунется, что давало бы время принять контрмеры.
К тому же, помимо крупных неприятностей, стоило уделить время мелким, и разобраться с Реамом.
И хотя Мистраль, остыв, не горел желанием убить Андреаса, тем не менее, бывшему компаньону следовало убедительно внушить, что Ири для него отныне запретный объект, недосягаемый в плане общения или каких-либо нападок. Очевидно, аналогичное нужно внушить и всем остальным, но... Тут Мистралю становилось почти смешно: это казалось невероятным, но, не считая исходящего ревностью отвергнутого Реама, у Ири не было врагов или недоброжелателей. Абсолютно никаких! Впору восхититься и аплодировать. Нет, выбирая себе партнёра, Грандин не прогадал ни в чём! Ири не просто не уступал ему — давал повод гордиться, понимать, что рядом с Мистралем мог быть только Ири Ар, потому что другого такого просто не существовало в природе. Но если бы существовал... Мистраль улыбнулся, неожиданно по-мальчишески легко и светло, озарённый открывшейся истиной: окажись Ар самым последним портовым нищим, и сведи их судьба вновь вместе, ледяному принцу было бы нелегко принять, что он любит человека недостойного, одного из тех, кого невозможно представить рядом с собой. Вот только признать и принять пришлось бы, потому что, вдохнув его один раз, Мистраль не желал другого воздуха, и оставалось благодарить бога за то, что они равны, и им не придётся преодолевать сотни и тысячи препятствий, навязанных обществом, и они имеют возможность оставаться рядом и наслаждаться жизнью без всяких преград.
Правда, как преодолевать возникающие противоречия, если они оба не в силах банально разобраться в собственных отношениях и чувствах, — Мистраль честно не представлял и справедливо опасался, что это могло оказаться совершенно невозможным.
Глава 21
Реама он разыскал до занятий. Видимо, считая, что их отношения для Грандина не пустой звук, Андреас и не думал скрываться. Он сам назначил встречу и теперь ждал приговора, сидя на скамейке в оранжерее.
— Между нами теперь всё кончено? — лицо Реама было печальным. Унылая атмосфера утра, серый свет которого пробивался через стеклянный потолок, рассеиваясь среди бесчисленного множества растений, весьма это подчёркивала, вызывая в сердце Мистраля неприятные ощущения. В руках Реам вертел цветок разбитых сердец, усугубляя картинный драматизм сцены. Вот только на циничного Грандина это произвело мало впечатления, разве что вызвало внутреннюю усмешку, и ледяной принц, собиравшийся вести разговор в жёсткой манере, передумал и безразлично пожал плечами.
— Андреас, очевидно, мне следует напомнить, что между нами никогда ничего не было. Быть рядом со мной — это лишь твоё желание.
— Ты всё так же жесток, как и всегда, — Андреас грустно улыбался, без тени обиды или негатива, так и не сумев понять, что эта тупая рабская покорность бесит Грандина в людях сильнее всего.
— Раньше моя жестокость тебя восхищала, значит, не вижу ничего предосудительного в том, что ты испытаешь её на себе. Тебе не стоило трогать Ири! — Мистраль был слишком зол, чтобы проявлять снисходительность.
В глазах Реама, разбивая смирение, впервые заплясала отчаянная обида:
— Но ты ненавидел его, Грандин! Ты говорил, что ненавидишь его, а теперь оказывается, что всё это время...
Грандин смутился, испытывая лёгкое ощущение вины, и проговорил, поспешно желая закрыть тему:
— Какие бы чувства я не испытывал, тебя это абсолютно не касается.
— Ты его... всё это время... Господи, какой я был слепец! — горько прошептал Реам, почти с ужасом глядя на Мистраля.
Цветок выпал из его ладони. Он наступил на него ногой, но не заметил этого, инстинктивно рванув к Грандину, словно пытаясь ухватить его, уберечь, от чего-то, что увидел, и замер, боясь двинуться, заговорив в отчаянном порыве умирающего, хватающегося за последнюю надежду:
— Грандин, это же невозможно... Он не достоин тебя. Он же ничего не сделал, для того, чтобы быть рядом с тобой! Как ты можешь любить его?! Это же просто желание тела, но я-то твой друг! Я же был твоим другом, Мистраль, ты выбрал меня своим компаньоном. Неужели для тебя это ничего не значило. И ты всё это перечеркнёшь... вот так, за раз? Ради прихоти, ради этого....
Он проглотил слова, понимая, что касается запретного и переходит черту.
Грандин стиснул зубы. Покорность и отчаяние Реама вызывали некоторое чувство вины, но всё же, памятуя о том, что произошло, ему хотелось чётко донести до Андре, что он играет с огнём. Реам был опасен для Ири — в этом Мистраль не сомневался. Как и в том, что за мягкой услужливостью Андреаса пряталась злобная и порой мелочная мстительность.
— Реам, если тебя интересует правда, то моей единственной прихотью был ты. Я никогда не считал тебя своим другом и лишь позволял называться им, но выступив против меня, ты утратил это право. Хотел правды — получи и распорядись по собственному усмотрению. Ты волен считать и мыслить, что угодно, но если откроешь рот и решишь что-то озвучить, будь готов к тому, что я потребую отчёта и ответа за каждое оскорбление и действие с твоей стороны. Это всё, что касается нас. А по поводу остального... Хочешь жить спокойно — держись от Ири подальше! — резко закончил Мистраль, желая прекратить этот разговор. — Ещё раз попытаешься вбить между нами клин — пощады не жди. Со следующей недели ты будешь переведён в параллельный класс, и моли богов, чтобы больше не попадаться на моей дороге. В следующий раз я не буду столь снисходителен.
С этими словами Грандин развернулся и ушёл, оставив Реама одного в бессильной ярости сжимать кулаки и в то же время мучиться от отчаяния.
Грандин Мистраль был жесток с теми, кто вставал у него на пути. Ему было абсолютно плевать на то, что ещё несколько дней назад Реам, не задумываясь, отдал бы за него жизнь. Грандин Мистраль не любил никого. Потому что его сердце и помыслы принадлежали одному человеку, который был не в состоянии оценить и принять этот дар, — Ири Ару.
Глава 22
Когда он вошёл в класс, Ири уже сидел за своей партой. Всё так же у окна, на самом последнем ряду, залитый солнечным светом, расположив немногочисленные вещи и локти на подоконнике, с удобством созерцая открывающийся внизу двор. Грандин покачал головой и решительно направился в его сторону.
Одноклассники один за другим теряли дар речи, потому что Грандин Мистраль, миновав своё место, преспокойно уселся рядом с Ири и положил перед ним роскошный букет алых роз.
Больше доказательств не требовалось. И если Ар до этого момента и отвечал нечто неубедительное, вроде того, что Мистраль спятил, находится во власти психопатического бреда и прочее, отрицающее, что между ними что-то существует, то теперь это стало абсолютно очевидным. Между непримиримыми противниками действительно произошло нечто, и, судя по сияющим глазам Грандина, это произошедшее сделало его счастливым.
Ири покраснел и, издав нечленораздельное мычание, уткнулся в учебник, упорно игнорируя цветы и Мистраля и делая вид, что их обоих здесь нет. Лишь уши, полыхающие огнём, выдавали его истинное состояние.
Грандин отобрал у него книгу и, ухватив Ири за подбородок, легонько чмокнул на глазах всего класса. Ар взвыл, вырываясь.
— Мистраль! — страшно зашипел он, — ты что себе позволяешь?! Ты спятил, да?
— Что-то не так? — Грандин начал хмуриться. — Я не могу тебя поцеловать?
— Но... — Ири готов был рухнуть в обморок, — ВСЕ ЖЕ СМОТРЯТ!!!
— И очень завидуют, — Мистраль ободряюще улыбнулся и обнял Ара за плечи. — Ири, душа моя, все уже знают о нас. Успокойся. Я предупредил, скрываться мы не будем. Если кому-то интересно, — объявил он громко, — Ар — мой любовник, и я убью любого, кто посмеет косо посмотреть в его сторону.
— Если вы принимаете поздравления, — небрежно отозвался Ильт, яростный сторонник Ири, — то мы за вас рады.
Раздался смех.
— Блестящая стратегия Ара привела к полной капитуляции Мистраля! Грандин, — с деланным презрением выдал он, закатывая глаза, — как ты мог так низко пасть, чтобы покорно прийти...
— С цветочками, — подхватил Альфонсо.
Снова раздался смех. И теперь он был ещё более непринуждённым, потому что Мистраль, обнимая пылающего Ири одной рукой, впервые снисходительно и дружелюбно улыбался, с удовольствием принимая участие в перемывании собственных костей. Полная сенсация!
— Это, — Грандин небрежно поднёс розы к лицу, — продуманный тактический ход, чтобы сломить всяческое сопротивление со стороны противника, — он демонстративно притянул к себе отчаянно краснеющего Ара, — который всеми силами пытается доказать нам всем, что ничего не было. Ири, ты держишь тетрадь вверх ногами.
Ири обречённо застонал, пряча голову под раскрытой тетрадью. Его пылающее лицо выглядело донельзя потешно.
— Вот так всё сложно, — подтвердил Мистраль, отбирая у него один за другим все учебные принадлежности, за которыми деморализованный любовник пытался спрятаться от стыда, одновременно не давая Ару нырнуть под стол или удрать любым другим способом. Судя по его состоянию, он готов был на крайние меры, но Грандин благополучно загородил ходы к отступлению и лишал всяческой возможности для позорного бегства.
— Да здравствует любовь! — подхватил Альфонсо выразительно громко. — Ар и Мистраль, ваши постоянные стычки превратили Академию в военный лагерь. Ура, собратья! Наши вожди наконец-то заговорили о мире. Давайте обнимемся! — он первым рванул к Ильту и, вытянув его из-за парты, стиснул в объятиях, едва не получив затрещину от Александра.
— Альф, отвали от моего парня! Иначе я забуду, что мы с тобой сторонники одной партии.
— Плевать! Отныне, собратья, мы все равны. Ильт, раз мы больше не противники, я тебя приглашаю на ужин!
Алес издал предупреждающий хруст костяшками пальцев:
— Альфонсо, ещё слово — и я вызову тебя на дуэль.
Альф встал в возмущённую позу, словно призывая всех в свидетели, и благополучно отвлекая внимание оппонентов на себя. Грандин спрятал улыбку, благодарно оценив этот манёвр.
— Мне нравится Эргет! — возвопил Альфонсо возмущённо. — И он не твоя собственность.
Ильт немедленно заехал ему в бок:
— Альф, ты всегда забываешь спросить моего согласия.
— Я учусь у Мистраля! — не растерявшись, отозвался Альфонсо, незаметно растирая ребро. — Ильт, если ты ответишь на мои чувства — да какие, к дьяволу, розы! — я обдеру всю оранжерею и брошу её к твоим ногам.
Его слова потонули в громовом хохоте. Смеялся даже Грандин, вынужденный признать, что в этот раз Альф его уел.
Вошёл преподаватель и, бросив на студиозов короткий снисходительный взгляд, сухо проговорил:
— Господин Дельверо, как всегда выставляете себя на посмешище? Впрочем, кто бы удивлялся. Вернитесь на своё место. И...
Он смолк, с изумлением сообразив, что Грандин Мистраль тоже отсутствует на своём обычном месте. Но ещё больше его изумление усилилось, когда он увидел старосту, сидящего рядом со своим извечным соперником. И судя по самодовольной надменной улыбке и руке, хозяйски обнимающей несопротивляющегося светловолосого оппонента, Ири Ар был полностью взят в плен.
— Господин Грандин, Вы желаете пересесть, или это попытка уговорить господина Ара? — поинтересовался он с усмешкой и прибавил с некоторым, впрочем, вполне симпатизирующим, сарказмом, — рад что вы, наконец, поладили. Пусть даже и таким необычным, кхм, способом.
Ири глухо застонал, мечтая высказать Мистралю за публичное унижение. Вот только Грандину, сочащемуся самодовольством, оказалось, глубоко наплевать на мнение окружающих.
— Мистраль, ты, правда, это сделал?! — раздался чей-то восторжённо-восхищённый возглас, и по классу снова поползли перешёптывания. На них смотрели. Ири показалось, что помимо привычного обожающего восхищения в этих взглядах таились ехидно-сочувствующие усмешки. Словно эти люди знали нечто такое, о чём он не подозревал. В душу вновь начал заползать липкий червячок сомнения и, одновременно, ставшее привычным раздражение на Мистраля, который думал исключительно о себе и выставил их отношения напоказ. Почему он не захотел поберечь чувства Ири и скрыть случившееся? Неужели его просьба оказалась так сложна и невыполнима? И хотя в их связи не было ничего постыдного — романы между студиозами считались явлением обыденным, но в то же время Ару была неприятна мысль о том, что он спит со своим соперником.
