Сердце повелителя ведьм

Холодно усмехнувшись, Хэлиш почесал покрытый шрамами висок:

— Вы правы. И вы не изменились.

— Я изменилась. Не изменилось отношение к тебе, никогда не забуду... — озвучить причину лютой ненависти заклятие неразглашения не позволило. О, если бы Хэлиш не предупредил о подслушивании, я бы договорила, и Каннингэм узнал правду!

Хэлиш это предусмотрел.

Я сцепила руки в замок и, кашлянув, спросила:

— Посоветуешь что-нибудь по поводу ужина?

— Это просьба?

— Да.

— Почему невежливо выражена?

— Да пошёл ты...

— Вы будете жить в своей прежней комнате? — Хэлиш резко встал, и, приложив левую руку к фонтису, взмахом правой испепелил блокнотный листок.

В глазах ещё плясали отсветы огня, я на миг зажмурилась:

— Да.

— Поселюсь подальше, дабы вы не волновались за безопасность своих сомнительных прелестей.

Так резок Хэлиш никогда не был. И я... растерялась: он же всегда безответно сносил все мои грубости. Хэлиш ушёл. Я ещё не могла поверить, что он это сказал, когда он внёс розовую корзину: внутри, уткнувшись мордой в газету, спал белый давно нестриженный пудель.

Корзину Хэлиш поставил на стол передо мной. Заголовок утреннего Лондиниум Ньюс сообщал: "Последние слова инквизитора Ламма: "Мы должны сблизиться с народом, мы существуем для его защиты"", более мелким шрифтом шло: "Против обыкновения Ламм воспользовался общественным авиатранспортом и оказался так близко к народу, что не смог защитить даже себя. Радикальная организация "Шмель" успешно продолжает объявленную в начале текущего года охоту на инквизиторов".

Я нахмурилась — газетчики утрировали, последние слова Ламма были иными — вопросительно посмотрела на возвышавшегося надо мной Хэлиша, казавшегося огромным даже теперь, когда я выросла:

— Чей это пёс?

— Ваш.

— У меня нет собаки.

— Поздравляю: теперь есть, — Хэлиш холодно улыбнулся. — Называйте его Виктором, ведь это имя вам так дорого.

Щёки запылали:

— Где Виктор?

— Он немного не в себе, — Хэлиш неопределённо взмахнул рукой. — Берегите пса как зеницу ока, он жизненно необходим Виктору.

— Почему?

— Все ответы — завтра после ужина, — Хэлиш вдруг наклонился — от него чувственно пахло дорогой туалетной водой с нотой корицы, седая прядь ласково коснулась моей щеки — и, щекоча ухо дыханием, интимно прошептал: — Если раньше не примете звериное обличие для непринуждённой беседы.

Опалённая гневом, я не могла шевельнуться от этой наглости, от одуряющего, соблазнительного запаха. Быстро кивнув на пса, Хэлиш оставил меня одну в полном недоумении, с дико колотившимся сердцем. Пёс тревожно дёргался во сне. При чём тут Виктор? Шутка Хэлиша? Запах его туалетной воды так и стоял в носу.

Надеясь избавиться от наваждения, я тряхнула головой, взгляд скользнул по статье — и зацепился за фотографии: я и Виктория. Поспешно вытащив газету из-под пуделя, я читала и покрывалась холодным потом: "По подозрению в организации теракта на месте преступления были арестованы ведьмы Виктория Аматориум Шварц и Кэрри Берта Боу".

Так вот что подразумевал Хэлиш, обвиняя меня в неспособности незаметно въехать в страну...

Глава 5. Виктор не в себе

Пудель затявкал. Я испуганно отпрянула, пёс бросился мне на колени и, виляя хвостом, стал лизать лицо.

— Потише, приятель, — я отодвинула расшалившуюся животину. — Эй, полегче.

Пудель мягко ухватил меня за ухо и потянул.

— Прекрати, — я сбросила его с колен.

Подумав, пёс засуетился, сиганул на тумбочку, сахарница покатилась, рассыпая по тёмному дереву белоснежный песок. Пудель провёл по нему лапой, рыча, разметал сахар.

С минуту я смотрела на бестолковую, но упорную возню по разглаживанию и царапанью сахарного песка, прежде чем вняла совету Хэлиша. Несколько мгновений сосредоточения — и тело превратилось в львиное. Теперь я могла понять пуделя, ворчавшего:

— Хэлиш, Хэлиш! Он только что был здесь! Я знаю, чувствую его запах!

В звероформе я снова ощутила возбуждающий запах туалетной воды.

— Кто ты? — я торопливо выбиралась из платья и нижнего белья, лапы путались, неприятно затрещало кружево чулка.

— Виктор, — назвавшийся Виктором спрыгнул с тумбочки и принялся нарезать круги.

— Какой Виктор? — кружево снова затрещало, и я оставила попытки стянуть чулки.

— Виктор Вайс, твой кузен, — пёс продолжал бессмысленный бег. — Хэлиш был здесь. Только что. Р-р, ненавижу!

— У Виктора другая звероформа, — прорычала я.

— Да-да, превращаюсь во льва, но это, — притормозив, пёс оглядел себя, — не звероформа, это — временное вместилище души, я тут немного... в неприятности попал.

— Что?! — аж подпрыгнула я. — Виктор, это действительно ты?

— Разумеется! — пудель сел напротив. — Можешь как-нибудь... это, протестировать, проверить, но в таком состоянии у меня не всегда полный доступ к памяти, да и... находит порой всякое, ты не пугайся, если бредить начну, в одну точку смотреть — это проходит через некоторое время.

— Что с тобой произошло?.. — обращение "милый" от неожиданности едва не соскочило с языка.

— Залез в главный архив инквизиции...

— Что?!! — у меня кровь стыла в жилах от одной мысли об этом суперохраняемом месте.

— Немного оплошал, — небрежно продолжил Виктор.

— Залез в главный архив инквизиции?! Немного оплошал?! — я вынужденно перевела дыхание. — Да ты понимаешь, о чём говоришь?!

— Э-э... полагаю, что вполне, — Виктор умно смотрел на меня блестящими тёмными глазами. — Можешь не кричать? Я прекрасно слышу, правда.

Я закусила язык, кивнула:

— Прости.

— Ничего, всё в порядке, — Виктор вильнул хвостом.

— И это ты называешь "в порядке"? — трагически спросила я.

— Ладно, предположим, не всё в порядке. Но это поправимо.

— Как? — я подступила к нему. — Могу я помочь?

— Да, расскажи, что Хэлиш здесь делал?

О Доминатрикс я рассказать не могла из-за заклятия, а без этой части манипуляции с магией были необъяснимы и, виновато глядя в сосредоточенную мордочку, я ответила полуправду:

— Каннингэм его здесь поселил.

— Что? — подскочил Виктор и забегал кругами, громко и нечленораздельно сопя; немного успокоившись, спросил: — Почему?

— Присматривать за нами.

— Нет, так нельзя, — Виктор помотал головой. — Это опасно.

— Почему?

— Ты не знаешь этого человека, — Виктор опять побежал, нервно поглядывая по сторонам. — Он связан с тёмными делишками некоторых высокопоставленных лиц... что Каннингэм сказал?

— О чём?

— О причине твоего возвращения, — сев напротив, Виктор нацелил на меня пристальный взгляд блестящих пуговок-глаз.

— Ну... — я усмехнулась нелепому виду своего обожаемого собеседника.

— Что сказал Каннингэм? — он оскалил мелкие белые зубы. — Почему вызвал?

— Он... — мысли как-то скомкались, потеряли ясность. — Не знаю: попросил, я вернулась... действительно, не знаю почему.

Я растерянно смотрела на Виктора. Он припечатал:

— Доминатрикс пробуждается.

— Как? — я подскочила, сердце бешено стучало, я так испугалась, что даже не удивилась его осведомлённости. — Уверен?

— А знаешь, почему пробуждается?

— Нет.

— Как ты понимаешь, наложенные на тебя печати Валтасара не могли ослабнуть просто так...

— Если честно, я в этом не очень разбираюсь, — я легла на пол, и теперь Виктор поглядывал сверху — так мне нравилось больше. — Каннингэм и месяц назад уверял, что поводов для беспокойства нет.

— А тебя что-то беспокоило?

— Повышенная тревожность, навязчивые сумбурные сны, так, какая-то... неуверенность, — я дёрнула хвостом, но он запутался в подъюбнике. — Чемоданное настроение.

— Вот как... Теперь понятно... — Виктор кивнул. — Наложенные Каннингэмом печати Валтасара не могли просто ослабнуть, для этого нужна была причина... помощь.

Неужели снова Хэлиш?

— Ты знаешь, кто в этом замешан? — с надеждой спросила я: вдруг, ну вдруг кто-нибудь добрался до правды без моих подсказок?

— Пытаясь выяснить и это, я оказался в столь... непрезентабельном виде.

— Прости, — мне стало радостно, что он совершал подвиг ради меня, но и невыразимо жаль, что он пострадал. — Расскажешь подробнее?

— Да... только... пока тело в ловушке, у меня некоторые проблемы с памятью.

— Ты предупреждал.

— Правда? Не помню, — он забавно нахмурился, снова прошёлся по кругу и сел напротив. — Я слабо помню пленение, да и прошлое несколько размыто. И за достоверность сведений пока не ручаюсь — нужно моё тело... Жить в двух не так уж удобно.

— Оо, сочувствую, — я с трудом удержалась и не лизнула его в нос.

— Ещё повезло, что выбрался, связаться смог.

— А что же с Доминатрикс?

— Как ты знаешь, Доминатрикс была настолько сильной ведьмой, что...

— Да знаю я, — я нервно дёрнула хвостом. — Кому она понадобилась?.. Последовательницам?

Как же я хотела рассказать о связи Хэлиша с Доминатрикс, но заклятие неразглашения крепко меня держало.

— А последовательницы интересуются ей меньше всего, — Виктор мотнул головой. — Но, возможно, они просто не знают...

— Кому она нужна?

— Не она, а её легендарная сила, заключённая в душе, которая заключена в тебе. Ты же знаешь, Доминатрикс прославилась...

— А по существу?

— Пытаюсь, — огрызнулся Виктор. — Просто в голове всё путается: я чувствую два тела, вижу сны и говорю с тобой.

— Прости, прости, — я смущённо потупилась. — Продолжай.

— Так вот... — он задумался и с размаху уткнулся носом в лапы. — Я забыл... забыл, что такое важное должно произойти в этом году...

— О... — я задумалась.

— Что-то такое глобальное... важное...

— Мм...

— Очень важное... — Виктор забегал кругами.

— Что же это такое важное, что ты вспомнить не можешь?

— Я не помню, — он ничком свалился на клетчатый пол. — Это ужасно, оставь меня... оставь одного, я должен успокоиться, сосредоточиться, а этот урод не идёт из головы. Надо было убить его, когда была возможность, — Виктор свирепо оскалился, и в глазах полыхнула ненависть. — Надо было ещё немного подержать...

У меня шерсть дыбом встала:

— Ты о чём?

Но его взгляд терял осмысленность, язык заплетался:

— О-о чём?

Сердце болезненно сжалось: бедный, несчастный Виктор, он так ужасно беззащитен сейчас. Он невнятно бормотал. Хорошо, что предупредил о приступах, но всё равно было жутко: казалось, он сейчас умрёт, и всё, конец всему.

"Он будет в порядке, он обещал..."

— Виктор, Виктор, — ласково позвала я и лизнула его в нос.

Не шевелясь, Виктор смотрел в одну точку. Мой милый, прекрасный Виктор, как я хотела заглянуть в его светлые человеческие глаза, надеялась обнять, мечтала, что он увидит во мне не девочку, а женщину.

Тяжело вздохнув, я легла рядом, вся обмирая от нежности и тревоги, собираясь оберегать его покой. Просто говорить с Виктором. Но звериный нос улавливал развратный запах туалетной воды, шерсть на загривке дыбилась при мысли о Хэлише. Нет, я должна всё выяснить о повелителях ведьм. Должна от него избавиться!

Глава 6. Дом злой королевы

Обратившись в человека, я оделась — тёмное кружево чулка было безнадёжно испорчено когтями — и понесла Виктора в свою комнату, подальше от ненавистного Хэлиша.

Гостиные и коридоры на втором этаже выглядели ещё запущеннее, чем кухня. Заботой о фамильном особняке Виктор не утруждался, и не удивительно: его воспоминания об отчем доме не лучше моих — отличная тема для сближающего разговора, если бы... если бы Виктор захотел поговорить со мной серьёзно!

Я крепче прижала к груди тёплое безвольное и неожиданно тяжёлое тельце: "Он когда-нибудь увидит, что я взрослая?" Эх, мечты, мечты — сколько их было. И надежд, что он дознается о Доминатрикс, о том, кто надоумил тётушку её в меня подселить. Или уже докопался и вот-вот отомстит за меня Хэлишу...

Хэлиш! — меня всю передёрнуло — интересно, в архивах инквизиции есть информация о повелителях ведьм? Должны же они были засветиться за столько лет. А Каннингэм от самого Хэлиша узнал или из секретных архивов Ордена? Есть ли в них информация о способах освобождения магии? Но, наверное, проще выйти замуж за Виктора, — я смущённо зарумянилась сравнению, — чем добраться до тех документов... Снова мечты.

От переизбытка барахла меня замутило: вазы, вазы, натюрморты, вазочки, статуэтки, статуи, натюрморты, полочки, столики, вазы, полочки, пейзажи, вазы, вазочки, бюсты, статуи, вазы, словно Шарлотта боялась оставить хотя бы каплю пустого пространства.

На углу рядом с моей комнатой раскорячилось чучело леопарда. С непередаваемым удовольствием я пнула побитое молью чудовище и вошла в свою бывшую комнату — скопище антиквариата, как и сам дом. Я не хотела, чтобы в моей комнате мебель была в двадцать раз старше меня, но Шарлота отказов не понимала.

Всё было по-прежнему: полосатые обои, кресло на растопыренных тонких ножках, стол, на котором остались письменные принадлежности, лампа с плафоном-витражом, венецианское зеркало, кровать тёмного дерева с чёрным бархатным балдахином, книжный шкаф. Одна полка была посвящена Доминатрикс, книги запылились, но названия ещё проступали на корешках: "Слуги дьявола: Доминатрикс", "Доминатрикс", "Кровавый след Доминатрикс", "Самые страшные ведьмы истории", "Самые громкие дела инквизиции", "100 великих злодеев истории", "100 самых кровавых преступлений в истории", "Почему ведьмы зло", "Архивы инквизиции: Доминатрикс", "Охота на ведьм: Доминатрикс", "Самые злые ведьмы".

Виктора я уложила на шёлковом покрывале роскошной постели — он растянулся, дёрнул лапками — рядом с кем-то заботливо доставленным саквояжем и ненавистным серебряным квадратом дюйм на дюйм с гербом столичной инквизиции — биркой, подтверждавшей разрешение на проживание в Лондиниуме.

Помедлив, я опустилась в кресло. Виктор трогательно посапывал. Вот мы и встретились. И личный разговор с Каннингэмом, наконец, состоялся, а понимала я меньше прежнего... и снова была предоставлена Хэлишу. Проклятье!

Громко заурчало в животе, заныло, и я тяжело вздохнула: печенье — не еда, особенно после таких стрессов, а готовить сейчас я просто не в состоянии, но можно ли сходить в кафе, если в газетах я объявлена подозреваемой в убийстве инквизитора? Что ж, Хэлиш должен это знать — помянув его последними словами, я отправилась в самый дальний от моей комнаты конец дома.

Шуршание платья, шорох шагов угасали в мёртвой тишине, в глазах зарябило от антикварных безделушек — их хватило бы на огромный магазин. Никогда не понимала, зачем эта показуха, ведь все и так знали, что Вайсы богаты. Жутко, зябко было здесь, и я сердилась на дом, Каннингэма, мне претила необходимость спрашивать разрешение выйти у Хэлиша, но инквизиции я боялась больше, чем не любила его и спрашивать разрешения.

Только спрашивать оказалось некого: я обошла этот вымерший особняк от захламлённого подвала до пыльного чердака, томясь воспоминаниями, мыслями, и с удивлением поняла — здесь только я и Виктор. Если меня оставили без присмотра и ничего не запретили, значит, можно выходить? Или от меня просто не ожидали намерения куда-то отправиться после... От воспоминаний о взрыве меня передёрнуло. Не думать об этом! Я остановилась. Это была ореховая гостиная.