| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Элимер, проклятый! Как я тебя ненавижу!"
Ждать пришлось недолго. Еще не рассвело, когда вдали показался всадник. Рядом с ним шел человек, в котором Аданэй распознал Горта. Надежда, пробудившаяся в душе, вступила в яростную битву с обездвиживающим, лишающим воли страхом. Что несут ему эти люди — смерть или спасение?
Глава 3. Скрепленные заговором, они обрели удачу
Низкорослые крестьянские лошадки еле тащились по рассекающей равнину пыльной дороге. Мерный перестук подков, стрекот кузнечиков и полуденный зной нагоняли на всадников дрему. Женщина то и дело зевала и, борясь с сонливостью, терла веки, а мужчина и вовсе клевал носом: долгий и однообразный путь всегда утомителен.
— Ниррас! — воскликнула женщина, заметив, что спутник задремал.
— А?! Что?
Он дернулся в седле, выпрямился и огляделся, будто не понимая, где находится. Через несколько мгновений лицо приняло осмысленное выражение. Ниррас взъерошил седые волосы, провел рукой по лбу, вытирая пот, и вздохнул.
— Уф-ф... Я что, спал?
— Ага, — кивнула Гиллара.
— Ну так и не будила бы.
— Чтобы ты какую-нибудь опасность пропустил? Или с коня свалился? — в синих глазах читался упрек.
— Это разве конь? Это кляча, — буркнул Ниррас.
Он с досадой ударил кобылу пятками в бока. Она ускорилась, но ненадолго. Почти сразу вновь перешла на шаг.
Чтобы хоть как-то взбодриться, Ниррас завязал разговор:
— Слушай, мне показалось, будто Аззира не в порядке. Бледная, вялая...
Гиллара фыркнула:
— Тебе показалось. Не обращай внимания. Моя дочь всегда такая.
— Наша дочь, — с нажимом сказал мужчина.
— Молчи, — процедила Гиллара. — Пока жива царица, пока Аззира не взошла на трон — молчи.
— Да тут кроме нас — никого, — хмыкнул Ниррас.
— Мало ли...
— Ты скоро собственной тени начнешь бояться.
— Не начну, родимый, — проворковала Гиллара. — Ведь у меня есть ты. Уверена, ты не позволишь Лиммене причинить нам вред. И все же лучше поостеречься: царица слишком мнительна. Она ведь неспроста отправила тебя следить за нами. Снова.
— Неспроста, это верно. Она подозревает.... Всегда была умна, иначе не удержалась бы на троне.
— Благодаря подлости, яду и золоту она там удержалась! — вспылила Гиллара.
Ниррас с улыбкой покосился на спутницу, но ничего не сказал. Вообще-то ее гнев был ему понятен. Гиллара — сестра царя, привыкла властвовать. Она долгие годы правила из-за спины брата, пока тот не женился во второй раз. Лиммена быстро подчинила себе безвольного мужа и оттеснила от власти его сестру. Когда же царь умер, и вовсе стала единоличной правительницей Иллирина. Гиллара потерпела поражение. Лиммена выслала ее на северо-запад, в провинцию Якидис. Потом отправила в ссылку и свою племянницу Аззиру, но уже на восток, в прибрежные земли.
А вот Нирраса наоборот приблизила к себе. Военачальник был одним из немногих, кому она доверяла. Несколько лет назад сделала его еще и главным советником. А также поручила изредка навещать Гиллару и Аззиру.
Царица неспроста опасалась бывшую соперницу. Догадывалась, что та не смирилась с поражением, и спит и видит, как посадить на трон свою дочь. Потому Лиммена и решила не выпускать ссыльных царевен из виду.
Правда, поручая Ниррасу присматривать за ними, не подозревала, что он давний, хоть и тайный любовник Гиллары. Не знала также и о том, что он по сию пору сильно привязан к женщине. Та же обладала достаточным умом и дальновидностью, чтобы это ценить.
Сейчас два путника возвращались из крошечного замка Аззиры на задворках государства. Возвращались тайно, ведь и Гилларе, и ее дочери запрещалось покидать провинции, куда их сослали.
До Якидиса оставалось ехать не меньше трех дней по основной дороге. Чтобы срезать путь, всадники свернули к каменоломне на Розовой горе: тропа, ведущая мимо нее, была достаточно широкой для двух лошадей.
В свете заходящего солнца хребет казался багряным, как и фигурки трудящихся рабов. Одни из них выламывали гранитные глыбы, другие скатывали по склону груженые камнями двухколесные тачки, опустошали и везли обратно.
Вдоль дороги торчали столбы с привязанными к ним за разные провинности невольниками. Гиллара и Ниррас не смотрели в их сторону, пока до слуха не донесся хриплый не то стон, не то плач:
— Пожалуйста... Я не раб... Помогите! Я не раб...
— Все они так говорят, а? — хохотнул Ниррас, повернувшись к Гилларе.
Та с безразличием кивнула и глянула на связанного мужчину. Усталость тут же исчезла с ее лица: теперь на нем отражалось недоверчивое изумление. Гиллара придержала коня и прищурилась, рассматривая невольника. Потом спешилась и, не обращая внимания на недоуменный возглас спутника, подошла к столбу. Ниррас не останавливал ее. Догадывался, что Гиллара неспроста так заинтересовалась, хотя и не понимал, чем именно.
Раб выглядел жалким. Его волосы слиплись и потемнели от пота и пыли. На теле, едва прикрытом лохмотьями, виднелись ссадины и кровоподтеки. Насекомые тучами роились над ранами, деловито копошились в них и снова улетали.
Гиллара поморщилась и зажала пальцами нос. Потом приподняла грязные пряди над виском невольника, вгляделась пристальней и радостно вскрикнула. Забыв об отвращении, погладила юношу по голове.
— Все будет хорошо, бедный мой мальчик, — приговаривала она. — Ты, главное, верь мне. Я твой друг. Мы сейчас отвяжем тебя от мерзкого столба...
Она хотела перерезать веревки, но не успела даже кинжал достать. Послышались шаги, а спустя несколько мгновений из-за гранитной насыпи вышел грузный чернобородый надсмотрщик.
— Кто такая?! — гаркнул он. — Чего здесь рыщешь?!
Ниррас тут же спрыгнул с лошади и подошел к Гилларе. Хотел вмешаться, но любовница остановила его взглядом.
— Глубокоуважаемый господин, — обратилась она к надсмотрщику, — прости мое самовольство. И позволь спросить...
— Чего тебе, оборванка? Работать не возьму, стариков не держим!
— Уважаемый, — женщина приосанилась, — умные люди не судят других по одежде. Сам пойми, дороги нынче неспокойны. Благородным безопаснее путешествовать в одежде бедняков. Однако не о том речь. Скажи, ты помнишь, откуда привезли этого раба?
Надсмотрщик фыркнул:
— А чего это я должен помнить?
Гиллара подошла к нему, протянула серебряную монету и шепнула:
— Считай мой вопрос простым любопытством.
Мужчина повертел серебряник в пальцах и убрал в кошель.
— Да из Отерхейна пригнали. Эти варвары понабрали рабов. Строили они там что-то. Город вроде. А потом, как не нужны стали... До сих пор вон еще караваны оттуда идут.
Гиллара оборвала собеседника.
— Я хочу купить его, — она махнула рукой в сторону связанного юноши и добавила. — Я хорошо заплачу.
— Хозяин не разрешает их продавать. Не могу.
— Никто не узнает. Скажи, что мальчик умер. Чего стоит один жалкий раб? А за деньгами не постою — дам тебе, как за здорового. Этот же все равно дня через два к праотцам уйдет. Если мы его не увезем. Ты ничего не потеряешь.
Надсмотрщик помолчал, затем с подозрением протянул:
— А зачем он тебе? Да еще за такие деньги?
— О, видишь ли, — Гиллара потупилась, — он красивый. Даже в таком виде. А если я его отмою да одену... он доставит немалое удовольствие. Ну, подумай, зачем нужен красивый мальчишка?
— Я не знаю, не уверен...
— Мне. Нужен. Этот. Раб. Сейчас!
Долгая дорога вымотала Гиллару, а потому и привычная сдержанность ей изменила. Женщина потеряла терпение и слишком рано перешла от просьб к приказам. Надсмотрщику это не понравилась.
— Нет уж, пусть подыхает! — осклабился он. — Вали-ка отсюда. Богатых похотливых старух — ненавижу! И вообще...
Мужчина не договорил, а Гиллара не успела возмутиться. Вскрикнула и отшатнулась, когда в его шею по самую рукоять вонзился метательный нож. Надсмотрщик схватился за горло и, булькая кровью, свалился на камни.
Гиллара обернулась к Ниррасу.
— Ты что, с ума сошел?!
Тот пожал плечами.
— Наглая чернь меня раздражает. И потом, тебе ведь нужен был раб?
— Но не так... Я бы уговорила... А сейчас сюда сбегутся остальные и...
— Не сбегутся, — отмахнулся Ниррас. — Они наверху. Следят за теми, кто работает. А этот здесь один был: за связанными смотреть и пары глаз достаточно. Так что бери раба и поехали. Пока они опомнятся, мы будем далеко. Только зачем тебе этот полудохлый?
— Потом объясню... — пробормотала Гиллара. — Когда до Якидиса доберемся. А сейчас усади его на свою лошадь. Сам он и шагу не сделает.
— Просто восхитительно! — съехидничал Ниррас. — На мою, значит, лошадь... Я уже жалею, что убил надзирателя.
Он все же подошел к столбу и перерезал стягивающие раба веревки. Тот застонал и сполз на землю.
— Ну же, — поторопила Гиллара, — подними его! Не теряй времени!
Ниррас негодующе посмотрел на женщину, обреченно — на невольника. Простонал: "Какая мерзость". Потом подхватил парня под мышки, закинул на плечо и понес к лошадям, не переставая ворчать.
Аданэй почувствовал, что спасен, и тут же потерял сознание. Ниррасу пришлось всю дорогу поддерживать его, чтобы не упал. Благо, дорога после каменоломен проходила близ Великого Торгового Тракта, что тянулся от моря до моря. Рытвин и ухабов на ней почти не было, а потому до Якидиса добрались уже через день.
Глава 4. Подслушивать иногда полезно
Аданэй открыл глаза и увидел над собой потрескавшийся резной потолок. Затем осознал, что лежит на огромной кровати. Повернув голову влево, столкнулся взглядами с худощавой белобрысой девчонкой. Судя по невзрачному платью из небеленого льна, служанкой или рабыней. Она смотрела на него, округлив глаза и прижив ладошку ко рту.
— Где я? — прохрипел Аданэй.
Девчонка вскрикнула, замотала головой и сказала по-иллирински:
— Я не понимаю, господин. Сейчас...
Она бросилась к двери: хотела позвать кого-то, кто может говорить по-отерхейнски.
Аданэю это не требовалась: он знал иллиринский.
— Стой! Подожди! — окликнул он служанку. Та остановилась, обернулась, и Аданэй повторил: — Где я? — в голове царила пустота, последнее, что помнил — каменоломню, жару и столб. — Что со мной было?
— Ты во дворце госпожи Гиллары. Тебя привезли вот уж пару недель как. Ты весь избитый был, а потом тебя долго лихорадило. А вчера лихорадка ушла, ты уснул... и вот.
— Есть вода? Я пить хочу.
— Ой, да-да, конечно! — спохватилась девчонка. — Сейчас-сейчас!
Она кинулась к стоящему в углу мраморному столику, схватила посеребренный кувшин и вернулась к Аданэю. Тот приподнялся, выхватил сосуд у нее из рук. Напившись, отдал обратно и снова рухнул на кровать.
— Кто это — Гиллара? — продолжил он расспросы.
Служанка посмотрела на него с удивлением, и Аданэй задумался. Имя Гиллара показалось знакомым, и он спросил:
— Гиллара Уллейта?
— Да, — кивнула девчонка. — И она приказала сообщить, когда ты очнешься. И я...
— Да, конечно, ступай.
По старой привычке, проснувшейся, стоило оказаться в нормальных условиях, он властным жестом указал на дверь. Потом спохватился: неизвестно, знает ли Гиллара, что ее гость — Аданэй Кханейри. На всякий случай лучше вести себя скромнее. В том числе и с прислугой.
Когда девушка ушла, он встал с кровати. В глазах потемнело, голова закружилась, но скоро Аданэй пришел в себя. Осмотрел комнату: старая мебель, выцветший, изъеденный молью гобелен, поцарапанный мраморный стол.
Уставившись в бронзовое зеркало, Аданэй оторопел: от кровоподтеков и синяков не осталось и следа, значит, он и впрямь провалялся здесь не меньше двух недель.
Послышались шаги за дверью, и тут же она открылась. На пороге показалась пожилая, но все еще красивая, женщина. Белые волосы, пронзительно-синие глаза, грациозные движения и тонкий стан.
Аданэй склонил голову в знак приветствия, и Гиллара заулыбалась.
— Я рада, что ты очнулся, — она махнула рукой служанке, и та вышла. — Как твое имя, юноша?
Аданэй замешкался с ответом. Пытался понять, узнала ли его Гиллара. Судя по тому, что отнеслась к нему по-доброму — да. Опальная сестра царя могла придумать, как использовать опального кханади в своих целях. А имя спросила, чтобы убедиться, что не ошиблась.
"Языком иллиринца говорит сам Ханке двуликий", — вспомнил Аданэй отерхейнскую пословицу.
— Айн, меня называют Айн, госпожа, — назвал Аданэй только что придуманное имя.
— Что ж, Айн, думаю, тебе уже сказали, где ты находишься?
Он кивнул, и женщина продолжила:
— Вот и хорошо. Ни о чем не волнуйся, чувствуй себя спокойно, — заметив удивление собеседника, Гиллара усмехнулась. — Не понимаешь, отчего я так гостеприимна? Объясню. Ты, судя по акценту, из Отерхейна?
— Да, госпожа.
— Кем же ты был в Отерхейне?
— Рабом. С детства.
— Странно... Там, у столба, ты говорил иное.
— Прости, госпожа, я ничего не помню. А что я говорил?
— Что ты не раб.
— Не помню... Может, бредил.
— Почему-то я так и подумала, — она заулыбалась. — Но сейчас это уже не важно. В любом случае — ты из Отерхейна. Значит, тебе непросто будет меня понять. Ведь Отерхейну в лучшем случае еще только предстоит сделаться цивилизованным краем. Но я постараюсь объяснить. Видишь ли, Иллирин отличается от страны, в которой ты вырос. У нас потрясающие скульптуры, живопись, музыка. И мы очень ценим красоту, в том числе и красоту человеческого тела. Поэтому стараемся окружать себя слугами и рабами, которые услаждают наш взор. Но хорошие рабы стоят дорого, а я, увы, в опале, лишних денег у меня нет. Поэтому, когда я увидела тебя на каменоломне, то... — женщина запнулась. — Скажем так, я забрала тебя оттуда. Можешь считать, что тебе повезло.
— Я... даже не знаю, как благодарить тебя, госпожа. Никогда не забуду твоей доброты.
— О, я делала это для себя, — проворковала Гиллара. — Так что не благодари. Живи в замке и украшай его собою. Изредка я стану давать тебе мелкие поручения, но работой ты загружен не будешь. А теперь возвращайся в кровать, все-таки ты еще не до конца оправился, вид у тебя бледный. Завтра навещу тебя снова.
Она ушла. Аданэй последовал ее совету и вернулся на ложе. Задумался, уставившись в потолок. Он знал о странном культе красоты, присущем иллиринцам. Потому, объяснение Гиллары могло показаться правдоподобным, если бы не одно но: вряд ли в избитом оборванце кто-нибудь заподозрил бы красавца. Чем дольше Аданэй думал об этом, тем больше убеждался: Гиллара узнала в нем кханади, увидев татуировку-коршуна. Разглядеть ее, скрытую под волосами, было непросто, но женщина могла присмотреться. Оставалось непонятным, зачем она скрывает это, зачем притворяется и какие планы строит на его счет.
Аданэй не додумал мысль: навалилась дремота и погрузила в сон.
Прошло несколько недель, и он освоился с новой ролью. Вел праздную жизнь, почти такую, как в бытность кханади. Хотя неопределенность положения смущала. Аданэй пытался понять, зачем понадобился Гилларе. Расспрашивал служанок, прислушивался к разговорам, но так и не узнал ничего важного.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
