Сказка 4. Чистая в убийствах

— Ты, должно быть, голодна и иссохла от жажды? — продолжала Лилит. — Ну же, иди ко мне.

Мафдет нехотя поднялась с лежанки и оглянулась вокруг. Просторная, но в то же время уютная комната, полнилась теплом и полумраком. В очаге весело потрескивал сухой хворост, даруя душе покой и блаженство. С оштукатуренных стен, расписанных яркими красками, взирали боги — покровители города. Среди них Мафдет узнала Баалат, как две руки походившую на Лилит.

— В твоих покоях так хорошо, — умиротворенно молвила Мафдет, — в храме все не так...

— Я ошиблась, доверив тебя Кенет.

— Злая, противная старуха...

— Не суди ее слишком строго. В юности она попала к морским разбойникам. Те продали ее работорговцам в Гебале. Один из местных жрецов приметил хорошенькую рабыню и взял в наложницы. Спустя много лет Кархедон, хозяин Кенет, стал первым слугой Эла, главного божества земли Кинаххи. Обладая огромным влиянием в городе, он прочил Кенет в верховные жрицы Баалтиды. Но, тут появилась я. Теперь ты понимаешь...

— Ты в ссоре с Кархедоном?

— Десять лет продолжается наше соперничество. Абелбаал, царь Гебала, мнит себя мудрым и дальновидным правителем. На самом деле, он находится во власти собственной трусости, называя ее взвешенностью и осторожностью. Этим многие пользуются...

— И ты не боишься заговора или мести?

— Конечно боюсь! Но лучше быть первой жрицей Баалат, а вовсе не нищенкой и побирушкой.

В отблесках языков пламени лицо гостьи сделалось лиловым. В уголках глаз блеснули слезы.

— Ой! Я опять сказала что-то не то. Нет, не подумай плохого. Я говорила совсем о другом. Давай забудем обиды. Мясо остывает!

Лилит отломила кусок от пшеничной лепешки, бросила его в огонь и плеснула на пол вино из кувшина.

— Боги, владыки Гебала! Примите хлебную жертву, кровь виноградной грозди вкусите! Даруйте нам могущество, а наши враги пусть сгинут в лесах и горных ущельях! Дайте сил свершить задуманное. Пусть никогда в горе мы не падем на землю, не посыплем голову пеплом, вокруг бедер не обернем вретище, ножом не сделаем надрезы на щеках и подбородке, руками не ударим себя в грудь. Пошлите счастливую судьбу и долгую жизнь!

Окропив хмельным напитком раскаленные камни, она что-то невнятно пробормотала, и огонь вспыхнул с новой силой.

— Боги благосклонно приняли жертву, — объяснила Лилит.

— Ты волшебница! — Мафдет с восхищением смотрела на подругу.

— Пора насытиться едою. Я умираю от голода. Ну же, садись, не томи сердце!

Нежное мясо таяло во рту, ароматное вино живительной влагой наполняло тело, даруя покой и забвение. Прочь ушли горькие воспоминания о прошедшем дне, вселяя надежду. Воздух трепетал, подражая пляске огня. Легкий полумрак ласкал разгоряченную плоть, рождая диковинные фантазии. Шорох одежд сплетался с треском хвороста в очаге, и смрад факелов превращался в заморские благовония.

— Давно собиралась спросить тебя, да все как-то не решалась..., — нарушила тишину Лилит.

— О чем?

— Зачем ты отправилась в страну Аршах?

— Куда? — переспросила захмелевшая Мафдет, с трудом владея языком.

— Туда, где текут две реки.

— Ах, в Урук. В том нет большой тайны. Ихетнефрет, мой возлюбленный..., бывший возлюбленный... В нем и заключена причина. Бог мудрости и письма Тот приказал ему следовать в те края.

— А ты?

— Разве я могла оставить его одного?

— Ты говоришь, бывший?

— Да. Это случилось в Уруке. Царь Гильгамеш обесчестил меня!

— Гильгамеш?

— Ты знаешь его?

— Да так, слыхала. А при чем здесь твой любимый? — не унималась Лилит.

— Он пришел слишком поздно...

— Слишком поздно? Какая глупость!

— Тебе не понять, — с досадой в голосе отвечала Мафдет.

— Откуда ты знаешь?

— Когда любовь превращается в ненависть, боль в наслаждение, а добро и зло меняются местами, — привычные понятия о жизни теряют смысл и значение.

— Ты не простила ему свой позор?

— Он напоминал о былом. Его желание помочь рождало отвращение и ожесточение, воскрешало в памяти ужаса дни. Я хотела забыться...

— И прогнала прочь? Но ведь ты любишь Ихетнефрета?

— Не знаю...

— А Гильгамеша?

— О чем ты говоришь? Он ненавистен мне!

— Не лги! — лукаво улыбалась Лилит. — Доверься мне, расскажи всю правду, и сразу почувствуешь облегчение.

— Какую правду ты хочешь услышать? — недоумевала Мафдет.

— Владыка Урука снился тебе по ночам, ты вновь и вновь переживала мгновения блаженства, мечтая повторить их. Твой разум негодовал, а душа стремилась во тьму, желая предаться грязным утехам. Порок и наслаждение захватили тебя без остатка, а Ихетнефрет был всего лишь пугающей тенью из прошлого... Он мешал твоей новой жизни.

— Я чувствовала себя любовницей смерти...

— Боль и унижение порой бывают так сладостны! Они пьянят, как старое вино, и ты попадаешь во власть мрака, ступаешь на кровлю небес к подножию звезд, растворяешься в окружающем мире, словно богиня.

— Ты и в самом деле волшебница! — восхищалась Мафдет. — В моей душе для тебя нет тайн. Но откуда ты знаешь? Такое трудно придумать, нужно пережить самой.

— Я ведь старше тебя, — рассмеялась Лилит.

— Намного ли?

— Какая разница, — верховная жрица уклонилась от ответа, — хватит и того, что я понимаю тебя. Доверься мне до конца. Ты не пожалеешь.

— Ты говоришь загадками. Порой и вовсе кажется, что ты совсем не та, за кого себя выдаешь.

— Забавно. Кто же я, по-твоему? Ведунья, богиня или обычная лгунья?

— Почему все в Гебале называют тебя Анобрет?

— Ах, вот ты о чем? Да разве это так важно?

— Я запуталась. Кругом сплошные тайны. Тайны богов, жриц...

— Глупая девчонка! — Лилит коснулась руки Мафдет, и легкая вибрация пронзила тело девушки, разгоняя хмель. — Мы вместе. Я твоя подруга..., надеюсь лучшая и единственная... И это самая большая тайна...

— Я устала. Мне пора домой, — встрепенулась Мафдет.

— Куда ты пойдешь? Ночь давным-давно царит на земле. Оставайся здесь.

— А где я буду спать?

— Тут хватит места обеим, — Лилит глянула в сторону глиняной лежанки. — Не бойся, я не дикий зверь и кусать тебя не стану.

— Хорошо, только ты первая.

— Ладно, будь по-твоему. — Лилит сбросила на пол ожерелье золотых бус и ловким движением освободилась от платья. Ее обнаженное тело казалось в свете факелов отлитым из меди. Плавные очертания груди, слишком тонкая талия, широкие бедра поразили Мафдет животной, хищной красотой.

— Ты похожа на нубийскую кошку. Так же стройна и грациозна, — девушка едва сдерживала восхищение. — Мне далеко до тебя.

— Разденься, и я проверю, — смеялась в ответ Лилит.

Мафдет повиновалась. Желание удивить подругу, смешанное с легким испугом, смутили ее, заставив на мгновенье вспыхнуть лицо от волнения.

— О, да ты обманщица! Куда мне до тебя. А грудь просто великолепна! Не то, что моя. Я понимаю Гильгамеша! Ох, опять говорю невпопад.

— Нет, нет. Не вини себя. Я сама...

— Забудь! Иди лучше спать, не то замерзнешь.

Мафдет, нырнув под плотную шерстяную накидку, очутилась на теплой овечьей шкуре. Бедро девушки случайно коснулось ягодицы Лилит. Мягкая нежная кожа обожгла юное тело, заставив сильнее биться сердце. Горло вдруг пересохло, и ладони сделались влажными.

— Ты вся дрожишь, — сказала верховная жрица.

"Волшебница, волшебница!" — вихрем проносились мысли, ослепляя дочь Та-Кем, погружая ее в сладостный сон.

* * *

* * *

*

"Быстрее, быстрее!" — дух трепещет, холодный воздух наполняет легкие, и ветер развевает волосы. "Быстрее, быстрее!" — изо всех сил подгоняла себя Кенет, не обращая внимания на боль в ступнях, изрезанных мелкими камнями. Луна и звезды дико плясали перед глазами. Казалось ей, будто небосвод вот-вот обрушится на землю, погребя спящий Гебал. Кровь разрывала жилы. Она оглохла от страха, не замечая собственного дыхания и лая полусонных собак. "Быстрее, быстрее!" — навязчивое желание лишало покоя. Она летела сквозь мрак ночи, не разбирая дороги. Мимо мелькали безлюдные улицы и переулки. Призраки жилищ равнодушно смотрели ей во след.

"О, повелитель! Как невыносимо долго тянется время!" — крик едва не вырвался из глотки. — "Услада очей всемогущего Эла! Верный слуга Баал-Цафона, возлюбленный Кархедон! Еще немного! Скоро мои руки коснутся тебя! О, блаженный миг!

И в час, когда Йарих озарит благословенную Арц пепельным светом, именем Аштарт и девственницы Шеол, владычицы мертвых, призову тебя к отмщению! К богам взываю, моля о справедливости. Пусть кара небес падет на нечестивицу, осквернившую священную землю храма. Решеф, бог войны, болезней и бурь, да изрубит ее боевым топором, сквозь сито просеет, сожжет на огне, перемелет жерновами, рассеет по полю, чтобы птицы склевали останки! Видят боги, я долго терпела! Господин мой, Кархедон! Молю тебя о мести, ради нашей любви, ради спокойствия Гебала и процветания страны! Раздави змею, покуда она не вонзила в тебя смертоносное жало! Разори гнездо зла и порока! Погуби коварную чужеземку! Повергни Анобрет, могущественный Кархедон! Пусть от голоса твоего сотрясутся горы и облака возрадуются праведному гневу!"

* * *

* * *

*

— О, Высочайший! С тех пор, как Эл основал Гебал, не было в землях Элиуна и Берит более мудрого правителя! Позволь же мне, недостойному, припасть к твоим ногам! — жрец рухнул на колени у царского трона.

— С чего вдруг вздумалось тебе, Кархедон, беспокоить меня в такую рань? — Абелбаал, владыка Гебала, лениво зевнул, нехотя прикрывая рот ладонью. После бессонной ночи, проведенной с молодой женой, царь выглядел осунувшимся и уставшим. Глубокие морщины придавали еще не старому лицу сходство с пахотным полем, где только что прошла соха земледельца. — Ну, встань и говори, — равнодушно вымолвил царь, поправляя сползшую на затылок золотую диадему.

— Прими плохую весть...

— Я так и знал, — раздосадовался Абелбаал. Едва не запутавшись в длинных пурпурных одеждах, он принялся чесать левую мозолистую пятку, ковырнул пальцем в носу и вытер его об одежды. — О, боги! Чем виноват я пред вами?

— Речь о твоей безопасности, — верховный жрец храма Эла склонился в почтительном поклоне.

— Вот как? — оживился Абелбаал, любуясь собственными перстнями и браслетами. — Заговор?

— Не зря твоей мудрости дивятся не только люди, но и горы Лабнан. — Кархедон льстиво улыбнулся.

— Ну же! Не испытывай терпение!

— Светлый владыка, любимец богов! Да продлятся твои годы ...

— Оставь! — царь недовольно скривился. — Говори быстрее, коль поднял меня из постели. — Кто эти заговорщики?

— К счастью измена еще не свершилась.

— Как так?

— Мой господин! Всем известно, что в нашем досточтимом городе уже почти год живет чужеземка из южной страны...

— Какое мне до нее дело? Пусть себе живет.

— Твои подданные занимаются торговлей, растят скот, кормятся плодами земли или моря. Она же, в отличие от многих, промышляет иным ремеслом.

— Это не ново. Гебал исстари славился блудницами. Я не вижу в том большого преступления.

— Я говорю о другом. Не музыка и танцы, любовь и веселье влекут ее. Рассказами о чужеземных богах и обрядах смущает она народ, презирая обычаи отцов наших. В Гебале только и разговоров, что о могущественной богине Хатхор. Пустеют храмы, уменьшается количество подношений и жертв. Беднеет казна и о, боги!.. Язык не способен молвить!

— Продолжай! — нахмурился владыка.

— Твое могущество, мой повелитель, тает, словно ледники на вершинах Кедровых гор!

— Скверное дело. Ты, как всегда, прав.

— Помилуй, царь! Я всего лишь твой недостойный слуга.

— И что дальше?

— В чужеземке нет большой беды, но вот..., — жрец запнулся, и устремил подобострастный взгляд на господина.

— Ты не договариваешь!

— Смею ли я осквернять твой дворец? Неужели ты желаешь, чтобы мой рот изрыгал богохульства?

— Оставь напускную ученость. В толк никак не возьму, к чему ты клонишь?

— Кто, по-твоему, покровительствует чужестранке? — глаза Кархедона торжествующе сверкали. — Анобрет!

— Анобрет? Воистину, ты принес дурные вести!

— Так, мой властелин.

— Каков твой совет?

— Необходимо избавиться от возмутительницы спокойствия. Тогда жизнь вновь войдет в привычное русло.

— Попробуй обменять золото на ее молчание.

— Но первая жрица Баалтиды?

— У тебя есть иные предложения?

— Воля богов неведома смертным, и только мы, их покорные слуги, способны толковать людям желания высших.

— Вновь я ничего не понимаю

— В подлунном мире возможно всякое. Никто не знает собственной судьбы. Несчастье порой приходит внезапно. Грабители, болезни и прочие беды подстерегают нас повсюду...

— Ты предлагаешь ее отравить?

— Разве я так говорил, повелитель? Доверься Элу...

— Элу, или его верховному жрецу?!

— Ты сам так сказал.

— Кархедон, друг мой! Внезапная смерть чужеземки вызовет множество кривотолков. Подумал ли ты об Анобрет?

— В последнее время нет для нее ни царя, ни властелина... По крайней мере, ее всегда можно обвинить в измене... отеческим богам и интересам города.

— Ты весьма ловок, жрец, — с досадой отметил Абелбаал, — Кто же займет ее место?

— Разве среди твоих подданных не найдется достойных и преданных?

— Твоя любовница?

— Люди завистливы и склонны к пересудам, — зло ухмыльнулся Кархедон.

— И все же, стоит испробовать золото, не доводя дело до кровопролития.

— Светоч мира, мудрейший из царей! Зачем поить гуся, готового на заклание?

— Что же, будь по-твоему, ведь тебе открыты небесные силы и тайны. Ты имеешь власть над ними. Прошу лишь об одном. Избавь меня от яда, гноя и отравы людской молвы. Не забывай об Анобрет! Она опасна, и не простит содеянного.

— Успокой сердце, владыка Гебала! — жрец едва скрывал радость, чувствуя себя победителем. — Тень бесчестия не падет на твою голову. Клянусь Элом!

— Смотри, не прогневи богов.

— Сейчас же принесу богатую жертву.

— Тогда ступай.

— Слушаюсь, господин. — Кархедон, пятясь назад и отвешивая низкие поклоны, быстро покинул зал, оставив царя наедине с горестными мыслями.

Абелбаал тяжело вздохнул и обмяк, утонул в объятиях громоздкого каменного трона. Разговор с верховным жрецом Эла поверг его в замешательство. Он злился на самого себя, собственную слабость и беспомощность. Опасаясь открыто противостоять Кархедону, властелин Гебала надеялся больше на вмешательство и заступничество богов, нежели на царскую волю. Опытный и расчетливый в дворцовых интригах, Кархедон на этот раз зашел слишком далеко. "Впрочем, Анобрет также хороша, — пытался успокоить себя Абелбаал, — зачем ей нужна чужеземка? А злые сплетни горожан, обвинения в отступничестве, и ... о, боги! Язык не смеет повторить! Неужели это правда? Тогда пусть судьба нас рассудит. Никто не уйдет от неизбежного. Баал-Шамиш и Цафон, создатели мира! Избавьте Гебал от вражды и насилия. Вершите справедливый суд, дабы смерть не грозила миру!"

— Я все слышала, любимый.