Сказка 4. Чистая в убийствах

— Где?

— В городе Весов Обеих Земель.

— Лилит! Порой ты пугаешь меня.

— Разве я так уродлива?

— Ты опять смеешься надо мной?

— Твоя непосредственность и наивность просто очаровательны.

— Ну вот, снова! — Мафдет недовольно сжала губы. — Да, а как мне называть тебя в Угарите? — подтрунивала девушка над подругой.

— Зови Йабрудмай.

— О, боги! Я и не выговорю подобное имя!

— Ничего, привыкнешь. Язык угаритян похож на говор Гебала.

— Опять тайны?

— А ты так нетерпелива?

— Но почему Йабрудмай? И кто такая Лилит? Откуда ты взялась? Кто ты?

— От твоих вопросов мне захотелось спать, — зевнула беглая жрица. — Сделай милость, оставь меня в покое.

— Но как же так? — возмутилась Мафдет.

— Поговорим утром, а лучше того — днем, или послезавтра. Да, так тому и быть — лениво вымолвила Лилит, и повернулась к подруге спиной.

— Надеюсь, ты сдержишь слово, иначе и моему терпению придет конец, — бросила Мафдет во тьму и закрыла глаза в надежде оказаться в объятиях сна.

Легкий ветер гулял по палубе, нежно касаясь лица, шевеля волосы и забираясь под шерстяную накидку. Мачта пугающе скрипела, и порой казалось, будто корабль вот-вот развалится.

Мафдет, влекомая неведомой силой, проваливалась в пустоту. В ушах вязли редкие возгласы корабельщиков, плеск моря и хлопки паруса. Ладья ночи устремилась к звездам, сиявшим россыпью драгоценных камней на царской диадеме. Время исчезало, пространство превращалось в вязкую жидкость, перетекавшую в бесконечность. Она слышала шорохи небес, шепот покинувших землю, ей открывались тайны иного мира.

Огненная буря терзала душу. Яд подавляемых желаний отравлял сознание. Ноги и руки не повиновались, слезы жгли глаза двумя пылающими потоками.

Лазуритовый скарабей покинул храм, проник в тело, поражая его от сердца до живота, разъедая внутренности. Волею Усири вспыхнуло пламя, уничтожая жилище, заставляя следовать за собой.

Прекрасное дитя восстало из ада и творило жар, собирало ярость, направляя ее на легкие, ребра, на каждый член и кости скрывающейся во тьме.

"О, хэпер, ты из настоящего лазурита, — шептала Мафдет неведомую молитву. — "Ты око Атума, порождение Шу! Ты красив, как Есит. Зажги огонь в теле Лилит, опали ее нутро, посели безумие в сердце, лихорадку в плоть. Пусть обернется она солнечным лучом, бегущим за тенью, любя и сходя с ума, не находя себе места на земле. Отними у нее сон, заставь плакать и мучиться; пусть она не ест и не пьет, пусть ей не сидится в прохладе дома, пусть она забудет весь мир, и не найдет покоя..."

Мафдет ослепла от яркого света, струившегося отовсюду, чувствуя освежающее дыхание кипарисов и кедров. Хмельной аромат неведомых цветов и трав проникал в ноздри. Она лежала на каменном алтаре, окруженном с четырех сторон бетилами, напоминавшими обелиски, возведенные в честь Властелина правды. Ихетнефрет был рядом. Пылкие ласки, пламенные поцелуи... тонкие пальцы касались набухших сосков, и уста рождали слова любви. Тело, походившее на склонившуюся иву, изогнулось в страстном порыве. Шея, грудь, живот и бедра отзывались легкой дрожью и сладкой болью. Безумный вихрь опустошал сознание, растворяя его в бесконечности наслаждения. Земля обратилась в небеса, обжигая наготу холодом смерти. Душа прикоснулась к тайне богов и трепетала. Пустота поглощала мир, творя очередную иллюзию из звона капели, шелеста листвы, дуновения ветра, бледного облака, обагренного вечерней зарей.

Мафдет неистово кричала, сжимая в тесных объятиях возлюбленного. Ихетнефрет отвечал ей тем же. Но семя блаженства излилось потоком крови. День померк в одночасье, и мужчина исчез, превратившись в порождение преисподней в женском обличье. Глаза существа пылали факелами, гладкая кожа светилась раскаленной медью. Дикий оскал застыл на лице, обрамленном густыми черными волосами, и сверкающие клыки коснулись нежной плоти. Обнаженное тело демона изнывало от желания, извиваясь змеей. Влажный длинный язык устремился к девичьим губам, вызывая первобытный животный ужас. Мафдет, не помня себя от страха, разомкнула уста, ответив робким поцелуем. Багровая пелена застилала взор. Вой и крики заложили уши. Покорившись судьбе, она отдалась жительнице Туата...

Жизнь, воскрешенная из пепла ночных кошмаров холодом утра, медленно возвращалась, принося с собой нестерпимую боль, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. Пугающие сны отзывались умирающим эхом жутких видений, стоявших перед глазами густым морским туманом. Но Ладья Миллионов Лет, взойдя над горами, вмиг рассеяла тени призраков и химер.

— С миром, дочь Та-Кем. Да благоволит к тебе отец твой, Ра правогласный! Да возвеличит он тебя среди старших! Да одолеет твой Ка всякого врага, да ведает твоя Ба пути, ведущие к вратам укрывающего уставших! Приветствую тебя!* — произнесла Лилит на языке Черной Земли и звонко рассмеялась.

— Ты, как всегда, непредсказуема, — раздраженно отвечала Мафдет, кутаясь в шерстяную накидку. — Даже не знаю, чего ожидать от тебя в другой раз. Вижу, ты знакома с правилами этикета дворца Санахта, жизнь, здоровье, сила...

— Как? Разве не Ранеб правит Берегами Гора?

— Опомнись! Он царствовал более ста лет тому назад! Да и вообще, откуда тебе известно его имя?

— Не знаю. Просто сказала, и все тут, — осеклась Лилит.

— Воистину, порой твои речения звучат очень странно, — продолжала удивляться Мафдет.

— Эй, вы! — послышался резкий окрик кормчего, — готовьте золото, Угарит близок.

Мафдет нехотя встала и подошла к правому борту корабля. Синева вод соперничала с сиянием небес. Серой дымкой на горизонте обозначился далекий берег.

— Посмотри на северо-восток, — обратилась жрица к подруге.

— Какой-то холм, или гора... Нет, не разобрать.

— Там и находятся храмы Балу и Дагану. Чуть ниже — царский дворец.

Мафдет напряженно вглядывалась в даль, где по заверениям Лилит расположился Город — пристанище счастья и радости. Смутная тревога волновала девичье сердце. Страхи, рожденные тьмой, сменялись надеждой дня. Горести и несчастья стремилась она позабыть. Бесконечная череда смертей и воскрешений изматывала душу. Та-Кем, Урук, Гублу... Теперь Угарит. Что откроет она там для себя? Какие тайны? Какие кошмары будут являться ей по ночам? Возможно, Лилит права, и страдания исчезнут навсегда. Воспоминания о былом канут в Вечность, холодную и непознанную, подобную горам Лебан. Прошлое отброшено ею как старый папирус, испещренный бессмысленными иероглифами, как рваная сандалия или разбитый кувшин.

Омытые росой Небес и умащенные маслом Земли горы наливались желто-серыми красками. Неведомая страна, где храмы из кедра и золота украшены лазуритом, манила к себе, обещая отраду. Безумная мечта обретала плоть.

Туманная дымка рассеялась, освободив из плена величественный город на склонах высокого холма, чья вершина сверкала двумя храмами и царским дворцом. Чуть ниже, в некотором отдалении от морского берега, ютились многочисленные дома горожан, окруженные высокой каменной стеной.

— Я вижу! — воскликнула Мафдет.

— Успокойся, — улыбнулась Лилит. — Пора рассчитаться с Гапну. Пойди, отдай. — Жрица протянула несколько увесистых слитков.

Девушка повиновалась и, взяв золото, отправилась к кормчему.

— Гапну, — негромко позвала она.

— Это ты? — зло ответил нечесаный мужчина. — Давай!

— Здесь двадцать сиклей.

— Без тебя знаю! — огрызнулся Гапну, пряча драгоценный металл за пазуху. — При надобности обращайся ко мне, если, конечно, золото у тебя не переведется, — кормчий криво усмехнулся, обнажив гнилые зубы.

Мафдет, не сказав ни слова, поспешила на корму.

— Мерзкий, страшный Гапну! — пожаловалась она Лилит. — Ему быть разбойником, а не купцом. Волосы слиплись от грязи волосы и не знают гребня, борода всклокочена. Да и разит от него какой-то гадостью.

— Забудь о нем. Он всего лишь тень на твоем пути. — Лилит пыталась утешить подругу. — Лучше взгляни на Город. Разве он не прекрасен? Белизна храмов слепит глаза. Всякий склоняется перед их величием. Гавань полна кораблей, а базарная площадь — заморских товаров. Сейчас мне кажется, будто и не покидала я вовсе милый сердцу Угарит.

— Зачем же ты отправилась в Гублу?

— Так сложилось, — уклончиво ответила Лилит.

— Вчера ты обещала рассказать...

— Погоди, дай ступить на землю.

— А где теперь мы будем жить? — не унималась Мафдет.

— Отчего ты так любопытна?

— Вокруг все так необычно. Я привыкла к Гублу.

— Ты слишком молода и неопытна. Жизнь резко изменилась, и ты никак не можешь найти свое место в ней.

— Наверное. Моя душа стремится в неизвестность, а разум цепляется за ветошь воспоминаний.

— Тогда смело следуй велению сердца... и моим указаниям.

Пронзительные крики чаек заставили вновь взглянуть на город. Корабль вошел в гавань, и Гапну приказал спустить парус, управляя судном только кормовым рулем.

— Ну, живо! Готовь канаты! Шевелитесь, бездельники и дармоеды! — во всю глотку орал кормчий.

Шершавая древесина левого борта коснулась причала, отозвалась легким толчком во всем корпусе. Мафдет на мгновенье испугалась, подумав о неминуемом крушении. Но все обошлось, и, сгорбившись под тяжестью поклажи, две молодые женщины ступили на камни пристани.

— Ты! — крикнул раскрасневшийся от ругани Гапну. — Так говоришь, отец? По твоей подружке не скажешь. Скорее, она спешит на свадьбу, а не на похороны. Впрочем, какое мне дело. Так что, ежели чего, всегда готов помочь. Мою цену ты знаешь. Ладно, ступай. И не смотри на меня так! — мужчина расплылся в гадкой улыбке.

С трудом пробираясь сквозь толпу, едва не оглохнув от криков купцов и мореходов, беглянки вскоре пересекли торговую площадь и оказались на одной из улочек, терявшихся на склоне холма.

— Все города так похожи, — взволнованно произнесла Мафдет. — Та же суматоха, пыль, грязь. Кругом множество незнакомых лиц и всяких чудесных товаров. О, боги! Шум неимоверный!

— Потерпи немного. Вскоре найдем тихое место, — успокаивала Лилит. — Сейчас. Погоди. Эй, горожанин! Горожанин! — жрица пыталась перекричать людское скопище и целое стадо животных, обращаясь к стоявшему поодаль человеку в остроконечной шапке и длинных одеждах из козьих шкур.

— Да, госпожа, — отозвался тот.

— Твоя повозка? — с достоинством и важностью в голосе спросила Лилит, указывая взглядом на громоздкое сооружение, запряженное флегматичным ослом, равнодушно взиравшим на городскую суету.

— Моя.

— Знаешь где дом Йабрудмай?

— Знать то знаю, да только самой ее уже лет десять как нет в городе.

— Я спрашиваю не о хозяйке, — нервничала Лилит, — похоже, меня здесь все позабыли, — шепнула она Мафдет.

— Так я и говорю, госпожа. Старуха Никкаль, ее рабыня...

— Она жива? — встрепенулась Лилит.

— Живехонька. Да и с хозяйством справляется вполне сносно. Все говорят: "Никкаль, не пора ли тебе отправиться в мир мертвых к богине Шапашу?" А она отвечает: "Вот дождусь хозяйку, тогда и посмотрим". А я так думаю. Чего ждать? Йабрудмай пропала. Где она? Никто не знает. Быть может, померла, или случилась какая беда...

— Отвезешь наши вещи, — командовала Лилит.

— Отчего не отвезти. Это можно, если у госпожи найдется полсикля серебра.

— Как видно, купцы с Северных гор избаловали угаритян.

— Так ведь дешевле не сыщите.

— Твоя взяла, разговорчивый горожанин.

— С радостью, госпожа! — возница, уложив поклажу на повозку, хлестнул хворостиной полусонное животное. Осел, недовольно крикнув, медленно двинулся вперед, лениво переставляя ноги, звонко стуча копытами по каменной мостовой.

Лилит, глядя на Мафдет, загадочно улыбалась.

— Ты рада? — спросила девушка жрицу.

— Я возвращаюсь домой.

— Разве ты родом из Угарита?

— Нет, но у каждого должно быть безопасное место, куда он мог бы вернуться, залечить раны...

— Отравляя себя мыслью о скорой мести, — неожиданно закончила Мафдет.

— А ты не так глупа и наивна, как хочешь казаться. Впрочем, Кархедон подождет. Сегодня мы предадимся отдыху, чрева насытим изысканными кушаньями.

— Хотелось бы! После ночи на корабельной палубе кости ноют невыносимо.

— Ты говоришь как дочь вельможи. Разве я обещала тебе дворцовые покои?

— Нет, нет. Я неприхотлива и не избалована роскошью. Трудности путешествия в Урук всегда переносила безропотно. Просто слишком устала. Жаждет спокойствия не столько тело, сколько душа.

— Тогда взгляни вокруг. Дома и светлые храмы радуют взор. Мертвые камни оживают от людского дыхания.

— Разве в Гублу было иначе?

— Твое упрямство мне не одолеть. Я замолкаю, ведь спорить с тобой бесполезно. Пусть пройдет время, и ты все увидишь сама.

— Сколько нам идти? — обижено продолжала Мафдет.

— Ты никак не уймешься! Тяжкая дорога позади. Вот и дом Йабрудмай. Эй, горожанин! Получи плату!

— Да пребудет в благости светлая госпожа! — возница на лету поймал серебряное кольцо, быстро разгрузил повозку и, что-то напевая себе под нос, отправился в сторону пристани.

Женщины оказались близ узкого проема в высокой каменной стене. Лилит несколько раз ударила в деревянную калитку. Лицо жрицы застыло в томительном ожидании, а глаза светились неподдельной радостью.

— Никкаль! — крикнула Лилит.

— Иду, иду, — послышалось старческое бормотание, — говорю же, иду.

Шарканье сандалий и скрип двери показались Лилит неземной музыкой горы Цапану во время пира богов.

Служанка поразилась увиденному, онемела и широко раскрыла глаза и рот.

— Никкаль! — Лилит бросилась к старухе. — Что же ты молчишь? — Из глаз жрицы текли слезы.

Никкаль едва шевелила губами, словно рыба, выброшенная морской волной на берег.

— Лилит..., — с трудом выдавила она из себя.

— Ты узнала меня, верная Никкаль! — почти кричала Лилит, орошая влагой одежды рабыни.

— Десять лет прошло, а ты совсем не изменилась, — едва могла произнести Никкаль.

— Ты постарела...

— Я сдержала слово и дождалась тебя. А кто эта девушка?

— Ее зовут Мафдет. Она одна из нас. Но, быть может, мы все же войдем?

— Ах, я безмозглая ослица! Держу тебя на пороге! От счастья растеряла последний разум!

— Не убивайся так! Приготовь лучше воду и масло.

— Кто на сей раз? — пламенем жертвенного костра в глазах рабыни вспыхнула тревога.

— Царь Гебала, — равнодушно отвечала Лилит.

— О, Анату! Вы в опасности!

— Тише, тише! Все уже позади. Идем же, Мафдет!

Пройдя тесный дворик, женщины вошли в дверь, и оказались в крохотной комнате, откуда узкий коридор вел в просторный зал. У его восточной стены Мафдет заметила невысокую платформу с культовыми предметами.

— Даже не верится в счастливое возвращение! — Лилит не находила себе места. — Мафдет! Мы сейчас.

Девушка обернулась, провожая взглядом хозяйку дома и ее верную служанку.

Слабые потоки света едва освещали помещение. Вдоль стен, покрытых затейливыми геометрическими орнаментами, Мафдет заметила деревянные скамьи, и села на одну из них, с интересом оглядываясь по сторонам. Она не увидела ни богатой мебели, ни других предметов роскоши. Только очаг да алтарь с несколькими терракотовыми статуэтками богов. И все же, зал, предназначенный, скорее всего, для приемов и пиров, выглядел вполне уютным.