Сказка 4. Чистая в убийствах

Чистая в убийствах

"И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли, умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными."

"Откровение Святого Иоанна Богослова." Глава 6

Знание любви — это знание тени.

Любовь — это тень, что дает вкус вину.

Pink Floyd "Set the controls for the heart of the sun"

Волны лениво накатывались на берег, оставляя на песке быстро исчезавшие пятна влаги. Чайки нервно кричали, вторя шороху вод, напоминавшему шелест листвы в дубовом лесу. Мафдет, обняв колени руками, созерцала сине-зеленую бесконечность. Ветер нежно перебирал волосы девушки, ласкал загорелое лицо и прятался в складках одежды.

Вязкий воздух полнился запахами соли и водорослей, пленял легкие, радовал прохладой и дарил покой усталой душе. Городская суета, крики людей и животных давным-давно наскучили Мафдет. Она искала уединения среди скал и песков побережья.

Прошло три времени года с тех пор, как Ихетнефрет покинул Гублу, но тоска в сердце не улеглась, былая страсть не перегорела, не превратилась в пепел.

Брошенная всеми, Мафдет жаждала забвения. Воспоминания тревожили ее, не давая смириться с многочисленными утратами. Здесь же, у кромки прибоя, вдали от бессмысленной возни, она вдыхала ароматы сказочных заморских стран, погружаясь в сладкие несбыточные грезы...

"Почему я такая несчастная? — вопрошала девушка мертвые камни. — Всеми забыта и никому не нужна. Даже старая нянька Ихи ушла от меня в подземный мир. Что плохого я сделала ей? Или прогневила богов, и те ниспослали тяжкую кару в наказанье?

Видно, в том есть и моя вина. Ихетнефрет отправился в Та-Кем не по собственной воле. Но разве я могла поступить иначе? Он ничего не понял. Быть может, это я ничего не смыслю... Злобный, жестокий и сильный Гильгамеш разбудил во мне то, чего сама боюсь и ненавижу, но к чему влечет с непреодолимой силой. Будь проклят ты, царь Урука! И все же я неблагодарна. Оттолкнула того, от кого получила бесценный дар... Бессмертие... Правда, как с ним поступить, сама не знаю. Теперь я не похожа на других, не могу иметь ни семьи, ни детей... Зачем все так вышло? Нет, глупая я... глупая и несчастная..."

Слезы текли из голубых глаз, падая в прибрежный песок, сердце ныло в груди от тоски. Ей хотелось кричать, но горло сжали спазмы невидимыми медными обручами, не давая вырваться ни единому звуку.

Сквозь влажную пелену, застилавшую взор, Мафдет видела грязно-синего исполина, покрытого проседью пены. Он безуспешно пытался овладеть ею, едва касаясь девичьих ног. Мафдет не сопротивлялась. Пусть унесет ее в далекие края, где берега заросли камышом и папирусом, где ветер освежает, даря прохладу, где горы сияют лазурью, поля укрыты тончайшими полотнами, сотканными из прекрасных цветов, и миром правит любовь...

" Вернуться на родину?" — не могла успокоиться Мафдет. — Не знаю, да и зачем? Простит ли меня Ихетнефрет? А разве я смогу простить его? Припасы подходят к концу. Все золото растрачено, меди осталось совсем немного. Завтрашний день стучится в дверь, пугая неизвестностью. Как жить дальше? Где найти желаемое? Да и знаю ли я, чего хочу? Чудным снам и фантазиям не заменить реальности. Нет, нет! Как в детстве, жажду найти приют в роще сикомор, спрятаться от недружественного взора, вступить в храм и скрыться в тайных подземельях, где даже боги не найдут меня..."

— В столь позднее время не место деве в безлюдной пустыне.

Мафдет вздрогнула, обернулась на голос. Перед ней стояла молодая женщина в алых свободных одеждах. Черные как смоль, слегка вьющиеся волосы ниспадали на едва угадывавшуюся грудь. Лицо показалось знакомым. "Слишком красива", — заметила про себя девушка.

— По какому праву тревожишь меня? — недоброжелательно ответила дочь Та-Кем.

— Уж скоро Йарих и все звездное воинство покажется на небесах. Стража закроет городские ворота, и ты останешься ночевать у крепостной стены.

— Тебе какое дело? Буду рыскать во мраке бездомной собакой, хищной птицей летать над землею. Нет у меня ни родных, ни близких. Некому обо мне молиться в святилищах...

— Не гневи богов, — незнакомка села рядом. — О, да ты пьешь слезы как вино, не можешь насытиться плачем?!

Теплая рука коснулась щеки, нежно вытирая влагу.

— Соленая, как море... или кровь, — таинственная женщина лизнула палец и звонко рассмеялась. — Меня зовут Лилит...

— Кто ты?

— Верховная жрица Баалат. Вот, решила прогуляться и встретила тебя.

— Мне грустно и тоскливо, — Мафдет льстило внимание жрицы, явившейся в отблесках заката небесным облаком, тронутым лучами заходящего солнца. Вновь захотелось плакать и стало жаль себя до боли в сердце. Она желала найти ласку и понимание у случайной собеседницы, казавшейся посланницей небожителей. Смешанное чувство овладело девушкой. Внезапная злость ушла, оставив по себе лишь детское любопытство.

— Я часто видела тебя на берегу, — продолжала Лилит.

— Да, здесь хорошо. Нет назойливых взглядов, криков и ругани. Под шум волн я вновь обретаю покой. А ты за мной следила?

— Ну, зачем же? — пыталась отрицать жрица. — Не только ты ищешь уединенные места.

— Да? Я не понимаю...

— Вот и чудесно. Ты, кажется, не местная?

— Это правда. Я родилась далеко на юге.

— Я бывала там, — произнесла Лилит на языке Та-Кем.

— Никак не чаяла услыхать родную речь здесь, в Гублу! — от радости Мафдет хлопнула в ладоши, а ее лицо осветила счастливая улыбка.

— Ты многого не знаешь... Прости, вовсе не хочу тебя обидеть. Но ты слишком молода...

— Можно подумать, ты намного старше! Экая невидаль. Я путешествовала и не в такие дали! Я...

— Горы Лабнан ...

— Лебан! — попыталась поправить Мафдет.

— Вы, иноземцы, вечно коверкаете слова. Лабнан, оазис Тхамаск, две реки, текущие в обратную сторону, страна Мелахи, любовь, страх, разлука... Не так ли?

— Нет, признайся, ты следила за мной?

— К чему столько вопросов?

— Впрочем, я и впрямь слишком молода. И глупа. Весь город болтал о наших странствиях. Как я сразу не сообразила?

— Вот видишь, все разрешилось само собой, — Лилит улыбнулась, вновь тронув щеку Мафдет — и слезы высохли... Пора возвращаться домой.

— Я не хочу.

— Да ты к тому же и упряма... Хотела сказать, как ослица..., — жрица едва справилась с приступом смеха. — Прости...

Дочь Та-Кем вспыхнула маковым цветком и отвернулась, погружаясь в созерцание вечернего моря.

— Я никому не нужна, и только волны мои настоящие друзья. Они нашептывают сказки о дальних странах, чудесах неведомых земель, где горы — серебро, а холмы — чистое золото. Хочу улететь туда птицей, умчаться стаей облаков, стать волшебницей, искусной в делах небесных, узнать, как движутся звезды, и что происходит в мире.

— Ты в самом деле глупая девчонка, но я могу исполнить все твои желания, — рука Лилит коснулась головы Мафдет, утонув в густых волосах. Девушка вздрогнула, отстраняясь. Невольно она заглянула в глаза жрицы. Страх сковал молодое гибкое тело. Ей хотелось вскочить и убежать. Знакомый взгляд. Гильгамеш? Так ведь царь Урука мужчина! Бесконечность, всепоглощающее пламя... Душа обратилась в пепел, как брошенные в огонь сухие ветви можжевельника.

— Мне некуда идти, — опомнилась Мафдет. — Дом опостылел. Тоска пожирает сердце...

— Ты служила Хатхор, — уже серьезно сказала Лилит.

— Да, но кажется, это было в прошлой жизни... Точнее, до моей смерти. А сейчас я мертва.

— Я не боюсь мертвецов. При храме Баалат всем найдется работа. Увидимся завтра.

— Постой! Как я найду тебя?

— Не беспокойся ни о чем, — произнесла на прощанье Лилит, и исчезла за ближайшим нагромождением камней.

Огненный ураган бушевал в душе Мафдет, сметая воспоминания и мечты, возрождая надежду из боли прожитых лет. Жалость к самой себе ушла прочь. Сила и уверенность прекрасным цветком проросли в ней. Слезы катились из глаз, превращаясь в кристаллы горного хрусталя. Время изменений уже близко. Она чувствовала его приближение: едва слышные шаги, отзвуки дыхания, смешанные с ласковой песней моря, криком чаек, дуновением вечернего бриза... Открывшаяся бездна не пугала ее — скорее, наоборот, влекла и манила. Она желала броситься в водоворот неизвестности, отречься от прошлого, избавиться от страха перед будущим.

"Верховная жрица! Я пойду за ней без оглядки!" — Мафдет удивилась самой себе. — "Откуда столько уверенности? Почему хочется рыдать при одной только мысли о Лилит? Да кто она такая? Мои чувства в смятении! Я не забуду ее глаз! Звезды, ослепительно сверкающие на черном бархате небес. Куда зовут они, пробуждая пугающие воспоминания о царе Урука? Но разве я не достойна награды за долготерпение? Разве мало я испытала страданий и несчастий? Сомнения ночными демонами обступают меня, сердце сжимается в тоске, дух рвется вон из тела. Нет, скорее домой! Пусть быстрее наступит завтра! Бегом, бегом, пока городские ворота открыты!" — Мафдет вскочила и бросилась бежать, даже не отряхнув прилипший к одежде песок. Волосы ее развивались на ветру боевым знаменем, щеки горели, а очи блистали двумя алебастровыми чашами, украшенными сердоликом.

Утро ворвалось в узкое окно тусклыми бликами.

Мафдет лениво потянулась.

"Что же я лежу? — упрекала себя девушка. — Сегодня я увижу Лилит. Позор! Солнце давно взошло над горами, а я даже не расчесана!"

Стремительно выпрыгнув из надоевшей постели, она поспешила прикрыть наготу каласирисом, сшитым в далекой южной стране.

Быстро очистившись и приведя в порядок волосы гребнем из панциря черепахи, Мафдет напряженно вглядывалась в медное полированное зеркало. Ловко работая костяной палочкой, она подкрасила ресницы, притерла глаза толченым малахитом, а красной охрой навела румяна.

Не успев покончить с утренним туалетом, Мафдет услышала стук в дверь и надрывный лай соседской собаки. Растерявшись, девушка кое-как свернула овечью шкуру и шерстяную накидку. Маленькие сосудики с благовониями и притираниями так и остались на массивной каменной плите, заменявшей стол. Стук повторился, а лай усилился. Поправив на ходу прическу, Мафдет поспешила встретить долгожданную гостью.

На пороге в алом платье стояла Лилит. Множество браслетов из толстой золотой проволоки пленили ее руки, а пальцы — массивные перстни. Серьги в виде переплетающихся золотых колечек сильно оттягивали мочки ушей. В длинных черных волосах красовалась золотая лента, а на груди и шее покоилось несколько вязок бус из сердолика, морских раковин и скорлупы страусовых яиц.

Тело жрицы, обильно натертое мазями и скрытое в складках одежды, издавало манящий аромат. Лик ее сиял лазурью, ноздри вдыхали ветры небес, а локоны, чернее врат загробного мира, обрамляли точеное лицо, походившее на храмовую статую. Тонкие бледные губы придавали Лилит некоторую холодность, легкая улыбка дополняла черты оттенком снисходительности, по праву присущей столь почтенной госпоже, правда, без всякой тени злобы или высокомерия.

"Интересно, как бы выглядел ее череп на алтаре? Гладкие кости, выбеленные солнцем... Каково коснуться их?" — Мафдет поразилась собственной неожиданной мысли, неподвижно застыв перед жрицей.

— Так-то ты встречаешь меня, — разрядила напряжение Лилит.

— Ох, прости..., — девушка неловко улыбнулась, не зная, куда деть руки и смущенный взгляд. — Прошу тебя, входи...

Лилит вошла в комнату, погруженную в полумрак зимнего утра.

— Скромная обитель, — вынесла вердикт жрица, осмотревшись по сторонам, мельком пробежав взором по лежанке, каменному столу, очагу, алтарю с терракотовыми статуэтками чужеземных богов и десятку глиняных горшков.

— Ой, что за прелесть! — восторженно вскрикнула Лилит, увидав у окна два резных табурета и маленький столик черного дерева, инкрустированный золотыми пластинами и перламутром.

— Я привезла их из Та-Кем, — гордо ответила Мафдет.

— Можно посмотреть? — не дожидаясь разрешения, служительница Баалат принялась с неподдельным интересом разглядывать диковинную мебель. — Какие они мягкие и живые, — длинные тонкие пальцы гостьи коснулись древесины. — Я чувствую тепло... они сделаны настоящим мастером... А это что? Шкатулки! Что у тебя там? Драгоценности?

— Нет, — с сожалением вымолвила Мафдет, с нескрываемой завистью любуясь украшениями верховной жрицы. — Золото я снесла на рыночную площадь. А здесь только косметика и всякие безделушки...

— Вот еще, безделушки! — казалось, Лилит охватила неведомая горячка, заставив забыть ее обо всем на свете. Печальный вздох хозяйки жилища остался без внимания. — Показывай немедленно! Я требую! — то ли в шутку, то ли всерьез настаивала жрица.

Мафдет, не желая испытывать судьбу, подчинилась, в глубине души радуясь, что хоть чем-то может занять высокопоставленную гостью.

— В самом деле, говорю тебе, здесь не на что смотреть. — Мафдет распирало от гордости, — подумаешь, невидаль какая — шкатулка из слоновой кости, а в ней сосудики из яшмы, горного хрусталя, кварца, обсидиана и кремня с различными мазями. Тут нет ничего особенного. Но вот..., — девушка достала из плетеного ларя два предмета — слон и бегемот... они полые внутри. Там я храню охру и толченый малахит!

— О, боги! В жизни не видела ничего прекрасней!

— Это еще что! Знаешь, где у меня находится краска для ресниц? Посмотри! Коробочка из зуба бегемота!

— А как ты растираешь краску?

— Галькой на каменных палетках. Они милые. Не правда ли? Выточены из гранита, базальта, диорита, шифера в форме птицы, черепахи, рыбы, крокодила, бегемота, слона и льва. Вот баран. Он такой толстый и смешной. Для каждой палетки своя краска. Я их смешиваю костяными ложечками.

— Вы, жители Та-Кем, весьма изобретательны. Но я не видела твоих украшений.

— Мне нечем похвастаться, — Мафдет вновь тяжко вздохнула. — Разве...— девушка извлекла из шкатулки несколько браслетов. — Вот этот, из бирюзы. Кремневый также хорош. Остальные, из слоновой кости и панциря черепахи... так, ничего интересного. В праздничный день их и одеть-то стыдно...

— Ты несправедлива. Бирюзовый и кремневый — маленькое чудо. Представляешь, сколько времени и мастерства потратил безвестный ювелир на подобную безделицу?

— Нет, никогда не задумывалась. Они просто красивы...

— А я неравнодушна к таким вещам. Есть в них скрытая прелесть, теплота, изысканность, недоступные простым смертным. — Лилит на мгновение запнулась, — я хотела сказать, обычным людям. Им нет дела до красоты и возвышенных чувств. А где твои ожерелья?

— Остались одни фаянсовые бусы. Золотые я давным-давно обменяла на муку и мясо.

— Жаль. Ой, а это что? Волокно?

— Я их нанизала на волос из хвоста слона.

— Воистину, жительницам Гублу далеко до женщин Черной Земли!

— Ты так думаешь?

— Уверена! А хочешь, я покажу тебе свои украшения?

— Да, конечно, только, вот..., — растерянно проговорила Мафдет. — ты такая красивая и ... Мне хочется сделать тебе маленький подарок. Прими на память, — девушка протянула верховной жрице подвеску из когтя льва, оправленного в золото. — Больше у меня ничего нет...

— Спасибо! Клянусь, я не забуду твоей щедрости, и отплачу добром. Но, мы заболтались, а ведь давно пора идти в храм.

— В храм?

— Разве ты забыла? У себя на родине ты служила Хатхор. Верно? Умеешь играть на лютне...

— Флейте и арфе, — добавила девушка, — а в детстве занималась акробатикой, да и сейчас неплохо танцую и пою.

— Вот и славно. Твоя Хатхор и моя Баалат во многом схожи. Так почему тебе не пойти со мной?

— Я не знаю местных обычаев, да и ...

— Что за наказанье! — выкрикнула в сердцах Лилит. — Либо ты слишком глупа, либо скромна. То и другое весьма скверно.

Лицо Мафдет зарделось от стыда и обиды.

— Прости. Я боялась, нет, даже не смела надеяться. Здесь в Гублу, вдалеке от дома... Кто бы мог подумать! Жизнь порой преподносит сказочные подарки... Ты права. Я слишком глупа и стыдлива. Зачем тебе такая служанка?

— Я никого не нанимаю в служанки, — пришло время обижаться Лилит. — Ты будешь служить не мне, но Баалат. Она даст тебе пропитание, одежды, покой и веру в будущее.

— Но ...

— Все остальное не в счет, — верховная жрица умела настоять на своем. — Прекрати пустые разговоры. Или у тебя есть выбор?

— Нет.

— Тогда я ничего не понимаю. Разве ты желаешь прозябать в... О, боги! Опять чуть было не сказала глупость! В храме Баалат ты обретешь силу и душевное равновесие. Иные почитали бы за счастье...

— Я недостойна такого внимания. Почему ты пришла именно ко мне?

— Ты всем задаешь такие вопросы?

— Какие?

— Боюсь вновь обидеть тебя ненароком. Стало быть... — Лилит явно теряла терпение.

— Да, но я не завтракала.

— Пустяки, — лицо верховной жрицы озарилось легкой, едва уловимой улыбкой, — Баалат щедра, милость ее безгранична, как и могущество. Идем же. Впрочем, постой. У меня есть маленькая просьба.

— Проси о чем угодно. Хотя, что я могу сделать для тебя?

— Никогда, что бы ни случилось, не произноси в Гублу имени Лилит. Здесь меня зовут Анобрет.

— Ты говоришь загадками.

— Рожденная в южной стране готова отказать в такой мелочи? — жрица обидчиво надула губы.

— Пусть будет так. Но почему?

— Это наша тайна, твоя и моя. Хорошо? Когда мы вместе — я для тебя Лилит. Для всех остальных — Анобрет. Согласна?

— Да, — неуверенно ответила Мафдет.

— Чудесно. Я нисколько не сомневалась. Наступит время, и ты обо всем узнаешь. А сейчас, немедля ни мгновенья, идем. Баалат ждет.

Лилит-Анобрет быстро покинула комнату, увлекая за собой хозяйку дома. "Как странно, — думала девушка, взволнованная последними событиями. — Она что-то скрывает. Но зачем? А, главное, от кого? Почему ей понадобилась именно я? Кажется, Лилит давно следила за мной. Она выбрала меня из множества местных женщин. Видимо, есть причина. До чего хочется узнать ее тайну! Анобрет такая красивая и важная, и я рядом с ней! Анобрет? Я так ее назвала? Воистину, жизнь полна чудес. Как бы не проговориться! Ее секрет пленил меня. Я боюсь. Глупая Мафдет! Изгони из себя трусливое сердце. Взмолись владычице Хатхор, попроси защиты и помощи. Пусть могущественная госпожа не оставит тебя без покровительства, сохранит в бедах и поможет в испытаниях. Злая судьба обойдет тебя стороной".

Прохладное зимнее утро обволакивало город густым туманом, медленно опускавшимся к морю. Стены жилищ покрылись каплями росы. Мафдет, осторожно ступая, то и дело вытряхивая из кожаных сандалий мелкие камешки, едва поспевала за Лилит.

Трепет и страх охватили дочь Черной Земли. Как встретят ее в храме? С уважением или насмешками? Здесь, в Гублу, она чужая. Даже высокое покровительство не спасет от злых языков.

Влажный воздух, оплодотворенный звуками просыпающегося города, оживал. Слабый шум прибоя едва долетал до ушей женщин, пробуждал в душах волнение и тоску. Сердце рвалось из тела, и холод поселился в груди, лишая покоя. Лилит пугала и в то же время влекла к себе. "Глаза царя Урука — ее глаза! Во взгляде ее заключена непостижимая сила. Он покоряет и зовет, внушает надежду и грозит опасностью. Она — охотничий силок у звериной тропы. Уста ее сладкоречивы. А вдруг обещания окажутся ложью? Прекрасный цветок превратится в прах. Ветер развеет надежды, оставив по себе тлен желаний. Огонь светильника умрет во мраке ... Нет, не хочу верить! Как мне поступить? Ждать. Чего? Новых разочарований и несчастий?"

Каменные коридоры узких улочек наполнялись суетой и гомоном. Прохожие почтительно кланялись верховной жрице, но та не обращала на них никакого внимания. Она походила на боевой корабль, с высоко поднятыми парусами цвета утренней зари. Сила и власть чувствовались в каждом ее движении. Равная богам, она превращала неизвестность в пристанища смертных, дым очагов, смех детей и крики торговцев. Гордая и неприступная, Лилит свысока взирала на уличную возню. Уголки тонких губ вовсе не пытались скрыть высокомерия, прямой точеный нос вдыхал запахи навоза, выливаемых прямо на мостовую помоев, и презрительно морщился.

— Сурки и змеи, живущие в глубоких норах, более достойны уважения, нежели обитатели Гебала, — надменно бросила Лилит в пустоту. — Слава богам, дом Баалат уже близок.

Мафдет промолчала, не зная, как ответить. Ее, одетую не по сезону в южные одежды, куда больше пугала утренняя непогода, нежели бытовые неудобства городской жизни. Вздрагивая от холода, девушка не заметила, как оказалась у входа во владения Баалат, опоясанные высокой каменной стеной. Миновав ворота, Мафдет очутилась на обширном храмовом дворе. Пройдя массивный квадратный алтарь и священную оливу, дочь Та-Кем вместе с верховной жрицей остановилась у ступеней пристанища Баалтиды. Прямоугольное здание, выложенное из крупных, тщательно отесанных плит, воспарило к небесам, стремясь приблизиться к миру богов.

— Смотри, — обратилась Лилит к подруге, — по ту сторону храма, у священного озера для ритуальных омовений, находятся хранилища, комнаты жриц и прислуги. Неподалеку и мой дом. Будь сегодня вечером моей гостьей. Кенет! — хлопнула в ладоши Лилит. На зов вышла уже немолодая женщина, также одетая в пурпурные одежды, и склонилась в почтительном поклоне.

— Так, госпожа.

— Кенет! Мафдет владеет искусством музыки, пения и танца. С сегодняшнего дня она заменит Талишу. Дай ей одежду, еду и питье. Обучи всему необходимому. Мафдет! Ничего не бойся. Вскоре увидимся, — Лилит взошла по ступеням и скрылась в святилище.

— Идем, — резко окрикнула жрица девушку. Та беспрекословно последовала за провожатой, и вскоре вошла в полутемное помещение, едва освещенное коптящими факелами. Служительница Баалат долго рылась в плетеных корзинах и ларях, пока не извлекла оттуда шерстяное платье подходящего, по ее мнению, размера.

— Раздевайся!

— Зачем? — недоумевала Мафдет.

— Выполняй, когда тебе приказывают! Надо сменить одежду. Нечего осквернять священное место чужеземными тряпками. Быстрей! Кому говорю!

Грубость жрицы горькой обидой проникла в сердце. Мафдет надеялась встретить здесь доброту и понимание, а вовсе не злобу и отчуждение. К тому же, обнажать тело при посторонних ей вовсе не хотелось. Но, смущенная пристальным взглядом, подчинилась.

"Мерзкая, противная старуха, — думала она, освобождаясь от каласириса, — не боится даже Лилит. Не внемлет ее указаниям. Кто бы посмел так обращаться со мной, зная о расположении верховной жрицы?"

— Стой! Дай я посмотрю на тебя. — Кенет взяла факел и принялась бесцеремонно разглядывать Мафдет.

— Ты красива. Грудь, правда, слишком велика, но бедра хороши... Впрочем, все остальное тоже, — Кенет деловито хлопнула ладонью девушку по ягодицам.

Мафдет вспыхнула от стыда. Она чувствовала себя рабыней или овцой, выставленной для обмена на базарной площади.

— Все! Одевайся! — жрица бросила шерстяное платье и накидку. — Ты, как я понимаю, чужеземка из южной страны, — продолжала Кенет. — Не знаю, чего ты здесь ищешь, но могу догадаться, зачем ты понадобилась ей, — служительница Баалат криво усмехнулась, оскалив желтые стершиеся зубы. — Что бы там ни болтали, осмелюсь дать тебе совет. Берегись ее!

— О ком ты?

— Разве ты глухая?

— Анобрет?

— Запомни! Я тебе ничего не говорила! А теперь иди за мной.

Кенет прошла в дверной проем, завешенный циновкой и оттого ранее не замеченный Мафдет.

"Змея! Истинная змея! — едва слышно ворчала старуха, входя в просторную светлую комнату, со множеством узких окон. Вдоль оштукатуренных стен стояло несколько длинных деревянных лавок, а посреди — массивная известняковая плита, поставленная на несколько небрежно обработанных камней.

— Сядь здесь и жди! — пробурчала жрица и удалилась.

Мафдет оглянулась по сторонам. Незамысловатый геометрический орнамент на стенах вызывал лишь тоску и уныние. Теперь, когда она осталась одна, можно спокойно обдумать происходящее. Все вокруг выглядело таким новым, непонятным и в то же время глубоко чуждым. Ей хотелось расплакаться и убежать. Но обещание, данное Анобрет, удерживало от сумасбродного поступка. "Я потерплю, я вынесу все. Я должна..."— шептала она, едва сдерживая слезы. — "О, заступница Хатхор! Одна ты и осталась у меня! Всеми я брошена и забыта... Нет! Анобрет сердечная и ласковая. Она поможет. Проклятая Кенет! Какую чушь она несла! Почему я должна бояться? И кого? Мою спасительницу? А тайна имени? Как гадко усмехнулась старуха, разглядывая меня обнаженной. Она говорила о змее. Подлая! Наверное, завидует моей молодости и красоте. Наивная! Знала бы всю правду. Уж тогда бы точно лопнула от злости! Жаль, Ихи нет рядом. Она могла успокоить, утереть слезы, сказать доброе слово. Как ее не хватает сейчас, когда привычный уклад рушится, а надежды слишком слабы. Куда идти, к чему стремиться? Я хочу домой. Но я обещала..."

— Возьми! — резкий голос Кенет заставил Мафдет встрепенуться.

Жрица поставила на каменную плиту миску с похлебкой и плетеный поднос с несколькими овсяными лепешками.

— Ешь — уже без злобы сказала она.

Мафдет вдруг вспомнила, что с самого утра у нее во рту не было ни крошки, но есть отчего-то вовсе не хотелось. Быть может, события и впечатления нового дня заслонили собой все остальные желания, или давал о себе знать дар богов. Ради соблюдения приличий, а больше, пожалуй, по привычке, Мафдет принялась за еду, показавшуюся довольно пресной и безвкусной.

— Кто такая Талишу? — неожиданно для себя спросила девушка.

— Была тут... музыкантша! Недавно ее взял в жены заезжий купец. Вот и отправилась вместе с мужем в Цор.

— Что в том плохого? Разве обслуга храма не имеет на то права?

— Ты, как я погляжу, слишком болтлива. Надеешься на покровительство Анобрет?

— Почему бы и нет? — Мафдет захотелось вызвать Кенет на откровенную беседу. — Или ты завидуешь?

— Я родилась в земле Самааль. С юности жила в Гебале, и всю жизнь посвятила Баалат...

— Не найдя времени для мужчин?

— Моя семья — храм. А ты, вместо того, чтобы говорить всякие глупости, лучше позаботься о собственном будущем.

— А что я должна делать?

— Прежде всего, вести себя пристойно.

— Здесь для меня все ново и необычно. У себя на родине я служила при храме богини Хатхор...

— Чем ты там занималась?

— Играла на лютне, пела, танцевала.

— Иного я и не ожидала, — зло пробурчала Кенет. — Тебе бы в портовых харчевнях развлекать пьяных корабельщиков да торговцев!

— Разве в Гублу музыка и танцы считаются презренными занятиями?

— В Гебале! Представь себе! Гадатели, музыканты, писцы и брадобреи занимают низшее положение среди жречества.

— А у нас — наоборот, писцы весьма уважаемы.

— Забудь прежнюю жизнь, помни только о настоящем.

— Ты так говоришь, будто я рабыня.

— Быть рабыней богини... Есть ли на свете более счастливая участь?

— Ты желаешь мне зла! Я знаю...

— Глупая чужеземка! Твои уста нечестивы, слова — змеиный яд! Прекрати злословить! Вставай! Нечего рассиживаться! Ты достойна Анобрет! Ступай на улицу, не то пропустишь богослужение.

— Ты права, Кенет. Я змея — нехев. Я та, кого не берет колдовство, не жжет огонь и не уничтожает вода. Надеюсь, мы станем подругами? — натянуто улыбнулась Мафдет, сгорая от ненависти. " Чтоб ты съела мышь, отвратительную для Ра; чтоб ты подавилась костями тухлой кошки!" — злоба смертоносным наводнением выплеснулась из берегов разума, затопив сознание. Алое зарево стояло перед глазами. Кровь с шумом растекалась по жилам, напоминая дикое, бьющееся о скалы в приступе отчаяния, море.

Мафдет не помнила, как оказалась во дворе храма, как прошла едва освещенную несколькими факелами комнату, показавшуюся мрачной бездонной пропастью, поглощавшей несчастных.

Языки пламени извивались в безумной пляске, пытались схватить девушку за руки, увлечь за собой в глубину ночи. Дочь Та-Кем чувствовала ее дыхание. Оно превращалось в капли влаги на каменной стене. Невольно память воскрешала образы благословенного Хапи, несущего воды в дар морю. Нежная зелень берегов услаждала взгляд, душа наполнялась покоем, и сердце излучало радость. Но злые ветры западной пустыни развеяли мираж. Сетх, властелин преисподней, воцарился над миром. Взревели львы, оскалив пасти, и змеи выползли из нор. Прикосновение мертвых камней холодило руки. Смерть приближалась, издавая зловещие хрипы, отхаркиваясь копотью факелов, обволакивая гарью...

Свежий воздух опьянил Мафдет, голова раскалывалась, и глаза слепили алые вспышки длинных одежд жриц храма Баалат. Жертвенный голубь не успел издать ни звука. Ловкие многоопытные руки в мгновение ока свернули ему шею. Полированный бронзовый нож блеснул на солнце и первые капли крови брызнули на алтарь. Ветер подхватил несколько перьев убитой птицы, пряча их в тень прошедших времен. Дочь Та-Кем подавленно вскрикнула. Слезы обжигали кожу, доставляя нестерпимую боль. Слова священных гимнов и заклинаний вторили гулким ударам сердца. "Я — чистый лотос. Я распускаюсь с рассветом и пребываю у носа Ра", — неслось откуда-то издалека. "Краснокожая богиня приходит в ночи и связывает слугу зла в его жилище...", — грохотала земля, уходя из-под ослабевших ног. Мафдет казалось, будто дух ее, словно пчела, готов вылететь из носа, а тьма пожрала молодое тело.

— Слава богам! Ты очнулась! — сквозь пелену забытья послышался ласковый голос Лилит.

— Где я? — застонала девушка.

— Не бойся. Я рядом.

— Что со мной?

— Ты слишком впечатлительна. Признаться, я и сама не на шутку испугалась. Твой обморок едва не сорвал церемонию. Хвала богам, обошлось! Правда, злые языки разнесут сплетни по всему городу. Но я все как-нибудь улажу. Демоны покинули тебя...

— Демоны?

— Жрицы Баалат весьма суеверны. Но я ведь знаю...

— Знаешь? О чем?

— Опять говорю невпопад. Глупый мой язык. Сколько бед из-за него претерпела. Нет же, ты здорова, а иного для меня и не нужно. Забудь! Давай лучше, подобно богам устроим пир, насладимся жирным мясом и сладким вином.

Лилит хлопнула в ладоши. На зов явились три молодые женщины с плетеными подносами и глиняным кувшином. Поклонившись, служанки быстро удалились.

— Ты, должно быть, голодна и иссохла от жажды? — продолжала Лилит. — Ну же, иди ко мне.

Мафдет нехотя поднялась с лежанки и оглянулась вокруг. Просторная, но в то же время уютная комната, полнилась теплом и полумраком. В очаге весело потрескивал сухой хворост, даруя душе покой и блаженство. С оштукатуренных стен, расписанных яркими красками, взирали боги — покровители города. Среди них Мафдет узнала Баалат, как две руки походившую на Лилит.

— В твоих покоях так хорошо, — умиротворенно молвила Мафдет, — в храме все не так...

— Я ошиблась, доверив тебя Кенет.

— Злая, противная старуха...

— Не суди ее слишком строго. В юности она попала к морским разбойникам. Те продали ее работорговцам в Гебале. Один из местных жрецов приметил хорошенькую рабыню и взял в наложницы. Спустя много лет Кархедон, хозяин Кенет, стал первым слугой Эла, главного божества земли Кинаххи. Обладая огромным влиянием в городе, он прочил Кенет в верховные жрицы Баалтиды. Но, тут появилась я. Теперь ты понимаешь...

— Ты в ссоре с Кархедоном?

— Десять лет продолжается наше соперничество. Абелбаал, царь Гебала, мнит себя мудрым и дальновидным правителем. На самом деле, он находится во власти собственной трусости, называя ее взвешенностью и осторожностью. Этим многие пользуются...

— И ты не боишься заговора или мести?

— Конечно боюсь! Но лучше быть первой жрицей Баалат, а вовсе не нищенкой и побирушкой.

В отблесках языков пламени лицо гостьи сделалось лиловым. В уголках глаз блеснули слезы.

— Ой! Я опять сказала что-то не то. Нет, не подумай плохого. Я говорила совсем о другом. Давай забудем обиды. Мясо остывает!

Лилит отломила кусок от пшеничной лепешки, бросила его в огонь и плеснула на пол вино из кувшина.

— Боги, владыки Гебала! Примите хлебную жертву, кровь виноградной грозди вкусите! Даруйте нам могущество, а наши враги пусть сгинут в лесах и горных ущельях! Дайте сил свершить задуманное. Пусть никогда в горе мы не падем на землю, не посыплем голову пеплом, вокруг бедер не обернем вретище, ножом не сделаем надрезы на щеках и подбородке, руками не ударим себя в грудь. Пошлите счастливую судьбу и долгую жизнь!

Окропив хмельным напитком раскаленные камни, она что-то невнятно пробормотала, и огонь вспыхнул с новой силой.

— Боги благосклонно приняли жертву, — объяснила Лилит.

— Ты волшебница! — Мафдет с восхищением смотрела на подругу.

— Пора насытиться едою. Я умираю от голода. Ну же, садись, не томи сердце!

Нежное мясо таяло во рту, ароматное вино живительной влагой наполняло тело, даруя покой и забвение. Прочь ушли горькие воспоминания о прошедшем дне, вселяя надежду. Воздух трепетал, подражая пляске огня. Легкий полумрак ласкал разгоряченную плоть, рождая диковинные фантазии. Шорох одежд сплетался с треском хвороста в очаге, и смрад факелов превращался в заморские благовония.

— Давно собиралась спросить тебя, да все как-то не решалась..., — нарушила тишину Лилит.

— О чем?

— Зачем ты отправилась в страну Аршах?

— Куда? — переспросила захмелевшая Мафдет, с трудом владея языком.

— Туда, где текут две реки.

— Ах, в Урук. В том нет большой тайны. Ихетнефрет, мой возлюбленный..., бывший возлюбленный... В нем и заключена причина. Бог мудрости и письма Тот приказал ему следовать в те края.

— А ты?

— Разве я могла оставить его одного?

— Ты говоришь, бывший?

— Да. Это случилось в Уруке. Царь Гильгамеш обесчестил меня!

— Гильгамеш?

— Ты знаешь его?

— Да так, слыхала. А при чем здесь твой любимый? — не унималась Лилит.

— Он пришел слишком поздно...

— Слишком поздно? Какая глупость!

— Тебе не понять, — с досадой в голосе отвечала Мафдет.

— Откуда ты знаешь?

— Когда любовь превращается в ненависть, боль в наслаждение, а добро и зло меняются местами, — привычные понятия о жизни теряют смысл и значение.

— Ты не простила ему свой позор?

— Он напоминал о былом. Его желание помочь рождало отвращение и ожесточение, воскрешало в памяти ужаса дни. Я хотела забыться...

— И прогнала прочь? Но ведь ты любишь Ихетнефрета?

— Не знаю...

— А Гильгамеша?

— О чем ты говоришь? Он ненавистен мне!

— Не лги! — лукаво улыбалась Лилит. — Доверься мне, расскажи всю правду, и сразу почувствуешь облегчение.

— Какую правду ты хочешь услышать? — недоумевала Мафдет.

— Владыка Урука снился тебе по ночам, ты вновь и вновь переживала мгновения блаженства, мечтая повторить их. Твой разум негодовал, а душа стремилась во тьму, желая предаться грязным утехам. Порок и наслаждение захватили тебя без остатка, а Ихетнефрет был всего лишь пугающей тенью из прошлого... Он мешал твоей новой жизни.

— Я чувствовала себя любовницей смерти...

— Боль и унижение порой бывают так сладостны! Они пьянят, как старое вино, и ты попадаешь во власть мрака, ступаешь на кровлю небес к подножию звезд, растворяешься в окружающем мире, словно богиня.

— Ты и в самом деле волшебница! — восхищалась Мафдет. — В моей душе для тебя нет тайн. Но откуда ты знаешь? Такое трудно придумать, нужно пережить самой.

— Я ведь старше тебя, — рассмеялась Лилит.

— Намного ли?

— Какая разница, — верховная жрица уклонилась от ответа, — хватит и того, что я понимаю тебя. Доверься мне до конца. Ты не пожалеешь.

— Ты говоришь загадками. Порой и вовсе кажется, что ты совсем не та, за кого себя выдаешь.

— Забавно. Кто же я, по-твоему? Ведунья, богиня или обычная лгунья?

— Почему все в Гебале называют тебя Анобрет?

— Ах, вот ты о чем? Да разве это так важно?

— Я запуталась. Кругом сплошные тайны. Тайны богов, жриц...

— Глупая девчонка! — Лилит коснулась руки Мафдет, и легкая вибрация пронзила тело девушки, разгоняя хмель. — Мы вместе. Я твоя подруга..., надеюсь лучшая и единственная... И это самая большая тайна...

— Я устала. Мне пора домой, — встрепенулась Мафдет.

— Куда ты пойдешь? Ночь давным-давно царит на земле. Оставайся здесь.

— А где я буду спать?

— Тут хватит места обеим, — Лилит глянула в сторону глиняной лежанки. — Не бойся, я не дикий зверь и кусать тебя не стану.

— Хорошо, только ты первая.

— Ладно, будь по-твоему. — Лилит сбросила на пол ожерелье золотых бус и ловким движением освободилась от платья. Ее обнаженное тело казалось в свете факелов отлитым из меди. Плавные очертания груди, слишком тонкая талия, широкие бедра поразили Мафдет животной, хищной красотой.

— Ты похожа на нубийскую кошку. Так же стройна и грациозна, — девушка едва сдерживала восхищение. — Мне далеко до тебя.

— Разденься, и я проверю, — смеялась в ответ Лилит.

Мафдет повиновалась. Желание удивить подругу, смешанное с легким испугом, смутили ее, заставив на мгновенье вспыхнуть лицо от волнения.

— О, да ты обманщица! Куда мне до тебя. А грудь просто великолепна! Не то, что моя. Я понимаю Гильгамеша! Ох, опять говорю невпопад.

— Нет, нет. Не вини себя. Я сама...

— Забудь! Иди лучше спать, не то замерзнешь.

Мафдет, нырнув под плотную шерстяную накидку, очутилась на теплой овечьей шкуре. Бедро девушки случайно коснулось ягодицы Лилит. Мягкая нежная кожа обожгла юное тело, заставив сильнее биться сердце. Горло вдруг пересохло, и ладони сделались влажными.

— Ты вся дрожишь, — сказала верховная жрица.

"Волшебница, волшебница!" — вихрем проносились мысли, ослепляя дочь Та-Кем, погружая ее в сладостный сон.

* * *

* * *

*

"Быстрее, быстрее!" — дух трепещет, холодный воздух наполняет легкие, и ветер развевает волосы. "Быстрее, быстрее!" — изо всех сил подгоняла себя Кенет, не обращая внимания на боль в ступнях, изрезанных мелкими камнями. Луна и звезды дико плясали перед глазами. Казалось ей, будто небосвод вот-вот обрушится на землю, погребя спящий Гебал. Кровь разрывала жилы. Она оглохла от страха, не замечая собственного дыхания и лая полусонных собак. "Быстрее, быстрее!" — навязчивое желание лишало покоя. Она летела сквозь мрак ночи, не разбирая дороги. Мимо мелькали безлюдные улицы и переулки. Призраки жилищ равнодушно смотрели ей во след.

"О, повелитель! Как невыносимо долго тянется время!" — крик едва не вырвался из глотки. — "Услада очей всемогущего Эла! Верный слуга Баал-Цафона, возлюбленный Кархедон! Еще немного! Скоро мои руки коснутся тебя! О, блаженный миг!

И в час, когда Йарих озарит благословенную Арц пепельным светом, именем Аштарт и девственницы Шеол, владычицы мертвых, призову тебя к отмщению! К богам взываю, моля о справедливости. Пусть кара небес падет на нечестивицу, осквернившую священную землю храма. Решеф, бог войны, болезней и бурь, да изрубит ее боевым топором, сквозь сито просеет, сожжет на огне, перемелет жерновами, рассеет по полю, чтобы птицы склевали останки! Видят боги, я долго терпела! Господин мой, Кархедон! Молю тебя о мести, ради нашей любви, ради спокойствия Гебала и процветания страны! Раздави змею, покуда она не вонзила в тебя смертоносное жало! Разори гнездо зла и порока! Погуби коварную чужеземку! Повергни Анобрет, могущественный Кархедон! Пусть от голоса твоего сотрясутся горы и облака возрадуются праведному гневу!"

* * *

* * *

*

— О, Высочайший! С тех пор, как Эл основал Гебал, не было в землях Элиуна и Берит более мудрого правителя! Позволь же мне, недостойному, припасть к твоим ногам! — жрец рухнул на колени у царского трона.

— С чего вдруг вздумалось тебе, Кархедон, беспокоить меня в такую рань? — Абелбаал, владыка Гебала, лениво зевнул, нехотя прикрывая рот ладонью. После бессонной ночи, проведенной с молодой женой, царь выглядел осунувшимся и уставшим. Глубокие морщины придавали еще не старому лицу сходство с пахотным полем, где только что прошла соха земледельца. — Ну, встань и говори, — равнодушно вымолвил царь, поправляя сползшую на затылок золотую диадему.

— Прими плохую весть...

— Я так и знал, — раздосадовался Абелбаал. Едва не запутавшись в длинных пурпурных одеждах, он принялся чесать левую мозолистую пятку, ковырнул пальцем в носу и вытер его об одежды. — О, боги! Чем виноват я пред вами?

— Речь о твоей безопасности, — верховный жрец храма Эла склонился в почтительном поклоне.

— Вот как? — оживился Абелбаал, любуясь собственными перстнями и браслетами. — Заговор?

— Не зря твоей мудрости дивятся не только люди, но и горы Лабнан. — Кархедон льстиво улыбнулся.

— Ну же! Не испытывай терпение!

— Светлый владыка, любимец богов! Да продлятся твои годы ...

— Оставь! — царь недовольно скривился. — Говори быстрее, коль поднял меня из постели. — Кто эти заговорщики?

— К счастью измена еще не свершилась.

— Как так?

— Мой господин! Всем известно, что в нашем досточтимом городе уже почти год живет чужеземка из южной страны...

— Какое мне до нее дело? Пусть себе живет.

— Твои подданные занимаются торговлей, растят скот, кормятся плодами земли или моря. Она же, в отличие от многих, промышляет иным ремеслом.

— Это не ново. Гебал исстари славился блудницами. Я не вижу в том большого преступления.

— Я говорю о другом. Не музыка и танцы, любовь и веселье влекут ее. Рассказами о чужеземных богах и обрядах смущает она народ, презирая обычаи отцов наших. В Гебале только и разговоров, что о могущественной богине Хатхор. Пустеют храмы, уменьшается количество подношений и жертв. Беднеет казна и о, боги!.. Язык не способен молвить!

— Продолжай! — нахмурился владыка.

— Твое могущество, мой повелитель, тает, словно ледники на вершинах Кедровых гор!

— Скверное дело. Ты, как всегда, прав.

— Помилуй, царь! Я всего лишь твой недостойный слуга.

— И что дальше?

— В чужеземке нет большой беды, но вот..., — жрец запнулся, и устремил подобострастный взгляд на господина.

— Ты не договариваешь!

— Смею ли я осквернять твой дворец? Неужели ты желаешь, чтобы мой рот изрыгал богохульства?

— Оставь напускную ученость. В толк никак не возьму, к чему ты клонишь?

— Кто, по-твоему, покровительствует чужестранке? — глаза Кархедона торжествующе сверкали. — Анобрет!

— Анобрет? Воистину, ты принес дурные вести!

— Так, мой властелин.

— Каков твой совет?

— Необходимо избавиться от возмутительницы спокойствия. Тогда жизнь вновь войдет в привычное русло.

— Попробуй обменять золото на ее молчание.

— Но первая жрица Баалтиды?

— У тебя есть иные предложения?

— Воля богов неведома смертным, и только мы, их покорные слуги, способны толковать людям желания высших.

— Вновь я ничего не понимаю

— В подлунном мире возможно всякое. Никто не знает собственной судьбы. Несчастье порой приходит внезапно. Грабители, болезни и прочие беды подстерегают нас повсюду...

— Ты предлагаешь ее отравить?

— Разве я так говорил, повелитель? Доверься Элу...

— Элу, или его верховному жрецу?!

— Ты сам так сказал.

— Кархедон, друг мой! Внезапная смерть чужеземки вызовет множество кривотолков. Подумал ли ты об Анобрет?

— В последнее время нет для нее ни царя, ни властелина... По крайней мере, ее всегда можно обвинить в измене... отеческим богам и интересам города.

— Ты весьма ловок, жрец, — с досадой отметил Абелбаал, — Кто же займет ее место?

— Разве среди твоих подданных не найдется достойных и преданных?

— Твоя любовница?

— Люди завистливы и склонны к пересудам, — зло ухмыльнулся Кархедон.

— И все же, стоит испробовать золото, не доводя дело до кровопролития.

— Светоч мира, мудрейший из царей! Зачем поить гуся, готового на заклание?

— Что же, будь по-твоему, ведь тебе открыты небесные силы и тайны. Ты имеешь власть над ними. Прошу лишь об одном. Избавь меня от яда, гноя и отравы людской молвы. Не забывай об Анобрет! Она опасна, и не простит содеянного.

— Успокой сердце, владыка Гебала! — жрец едва скрывал радость, чувствуя себя победителем. — Тень бесчестия не падет на твою голову. Клянусь Элом!

— Смотри, не прогневи богов.

— Сейчас же принесу богатую жертву.

— Тогда ступай.

— Слушаюсь, господин. — Кархедон, пятясь назад и отвешивая низкие поклоны, быстро покинул зал, оставив царя наедине с горестными мыслями.

Абелбаал тяжело вздохнул и обмяк, утонул в объятиях громоздкого каменного трона. Разговор с верховным жрецом Эла поверг его в замешательство. Он злился на самого себя, собственную слабость и беспомощность. Опасаясь открыто противостоять Кархедону, властелин Гебала надеялся больше на вмешательство и заступничество богов, нежели на царскую волю. Опытный и расчетливый в дворцовых интригах, Кархедон на этот раз зашел слишком далеко. "Впрочем, Анобрет также хороша, — пытался успокоить себя Абелбаал, — зачем ей нужна чужеземка? А злые сплетни горожан, обвинения в отступничестве, и ... о, боги! Язык не смеет повторить! Неужели это правда? Тогда пусть судьба нас рассудит. Никто не уйдет от неизбежного. Баал-Шамиш и Цафон, создатели мира! Избавьте Гебал от вражды и насилия. Вершите справедливый суд, дабы смерть не грозила миру!"

— Я все слышала, любимый.

Нежные руки проникли сквозь одежду и коснулись царской груди. Абелбаал вздрогнул, ощутив ласковое прикосновение супруги, аромат ее тела, и волнующее дыхание. Легкий звон золотых браслетов, возбуждающий холод металла, голос, напоминающий журчание горного ручья, принесли царю покой и блаженство. Прочь ушли горести и печали. Радость и ожидание наслаждения завладели душой мужчины.

— Кархедон задумал дурное, — шептала царица. — В моем сердце поселилась тревога. Змея выползла из норы и готова ужалить.

— Я знаю.

— Каково твое решение?

— Двум медведям не жить в одной берлоге. Пусть изведут себя в битве, потеряют силы.

— Но верховный жрец Эла не последний человек в городе.

— Впрочем, как и Анобрет.

— Ты ее любишь? — в глазах царицы загорелись огоньки ревности.

— Не доверяешь собственному мужу? — Абелбаал рассмеялся.

Лицо царственной супруги вспыхнуло гневом.

— Я беспокоюсь о нашем сыне, — уже спокойно произнесла она. — Мне кажется, ты слишком мягок.

— Ты права. Порой и мне приходят в голову схожие мысли. Но иногда притворство полезней открытого боя. Пусть считают меня простаком. Нужно лишь вовремя нанести точный удар. Кархедон мечтает о троне. Считаешь, я ни о чем не ведаю. А ведь царские глаза и уши повсюду! — Абелбаал лукаво прищурился.

— Что же ты намерен делать?

— Пусть соперники меряются силой, соревнуясь в превосходстве. Оставшийся в живых будет казнен как изменник и заговорщик. Свидетели найдутся! На освободившиеся должности назначу верных, а главное, недалеких людей, обязанных мне своим возвышением.

— О, мой господин! Ты едва не провел даже меня! Царь Гебала воистину мудрейший из владык! Да хранят тебя боги, любимый. Но чужеземка! Ее жених отправился к себе на родину, но может вернуться.

— Да, верно. С трудом припоминаю ..., — рассеяно произнес Абелбаал.

— Он подарил мне оплечье из рубленого бисера вскоре после нашей свадьбы. Я до сих пор надеваю его по праздникам.

— Вы, женщины, постоянно думаете об одном.

— Нет, нет! — протестовала царица. — Это вы, мужчины, вечно нас недооцениваете. Я думаю о другом. Южная страна сильна флотом. Наверное, имеет большую армию.

— Война! — Абелбаал резко прервал супругу.

— Да! — царица потупила взгляд.

— И в самом деле. Хотя, из-за такой безделицы? Торговать куда выгодней. Нет, это все женские глупости. Лучше бы ты говорила о нарядах и украшениях, а не о государственных делах.

— Прочь от себя гоню я страхи, но сердце сильнее меня. Ярким факелом оно рассеивает мрак неизвестности, когда разум бессилен предугадать будущее.

— Забудь о плохом. Лучше обними супруга, подари любовь и счастье.

— Да, возлюбленный! Пусть будет так!

* * *

* * *

*

Солнце клонилось к закату, позолотило море, волнуемое легкой рябью. Волны лобзали песчаный берег, шептали Мафдет о дальних странах и былой жизни, счастливых мгновеньях и умершей любви. Нежный вечерний бриз наполнял легкие свежестью, а сердце надеждой.

"Камень оброс мхом, а створки раковин полны тайн и загадок. Прекрасный цветок приютил на лепестке каплю росы. Одинокий лист, подхваченный дуновением ветра в осенний день, стремится коснуться земли... Она так холодна, — мысли, поглощенные бесконечностью, сливались с морем, растворялись в водной пучине. — Песчинки, разбуженные набежавшей волной, следуют в неизвестность. Я одна из них. Судьба несет меня в бездну. Как чудесен и странен мир! Еще вчера грусть и тоска пожирали душу, а сегодня глаза видят иное. Ожиданием томится сердце. Безбрежная даль привлекает взгляд, теплый песок дарит умиротворение, нежно покалывая тело. Выброшенные прибоем водоросли не говорят о смерти, чайки не кличут беду. Душа, словно поникшая травинка, вновь обретает силу, и слезы радости струятся по щекам. Почему я не встретила ее раньше: брошенная всеми, покинутая и забытая, отчаявшаяся и разуверившаяся? Кто она? Старшая сестра, подруга? Всего лишь день мы не виделись, а я уже тоскую. Ничего похожего не случалось со мной ранее. Ихетнефрет? Нет, это не в счет. Сейчас все иначе. Мне кажется, будто я погружаюсь в глубокий сладостный сон. Грезы, пришедшие из иного мира, оживают. Утонченные запахи благовоний Пунта приятно щекочут ноздри, дивная музыка приносит сказочные видения. Хатхор услышала мои молитвы. Властелин правды рассеял страх и мрак ожидания. Грядущее мне безразлично. Анобрет! Что ты нашла во мне, молодой и глупой? Чем могу отплатить тебе? Нет, я не достойна твоей дружбы! Не хочу быть неблагодарной. Мое бессмертие убьет твое светлое чувство. Но как поступить? Я не имею права предать тебя. Слишком высока цена божественного дара. Сладкий пьянящий нектар превращается в гусиную желчь. Разочарование и злоба тенью следуют за мной. Все живущие рядом уйдут в страну Запада, и я вновь останусь одна, словно узник в зловонной темнице, обреченный на вечное заточение. И ты, Анобрет, покинешь землю, простишься с лазурными небесами... Горе и страдания вновь овладеют душой... Почему так устроен мир? Боги, вы несправедливы! За какие прегрешения не даете насладиться счастьем? Мечты и стремления превратятся в ветер, придорожную пыль. Нежный цветок увянет, став кормом безмозглой скотине. Радость так мимолетна, а муки души и тела кажутся нескончаемыми. Анобрет превратится в старуху, выживет из ума! Зубы ее выпадут, а грудь обвиснет! Старость бередит внутренности, ночным кошмаром охватывает человека. Чувствует он холод могилы, и разум цепенеет в ожидании смерти. Цари, вельможи, и прочие знатные не избегнут ее. Всего золота мира не хватит, чтобы откупиться от судьбы. Проникает она змеей во дворцы и лачуги, не щадя ни младенцев, ни старцев. Мне же уготована иная участь. Так отчего я печальна, а сердце рвется от тоски? Разве не буду я жить вечно, разве Анобрет уже взошла в гробницу? Ладья Миллионов Лет исполинским топазом стоит у горизонта, а слезы по-прежнему не повинуются глазам. Нет, не хочу думать о будущем! Уж лучше насладиться сегодняшним днем. А завтра? Боги решат без меня. Пытаюсь я поймать ветер, отблеск вечерней зари на воде... Какая глупость!

Песнь цикады растворяется в сумерках, аромат лиловой фиалки сплетается с дыханием моря, даря забвение. Шепот волн околдовывает магическими заклинаниями. Миг пробуждения тайных желаний близок. Какими глазами я смотрю на мир? Почему не радуюсь птичьему крику, дыму очага и свету звезд? Тень акации, ягоды терна, гибкость склонившейся ивы... Зачем желать большего, когда счастье рядом? Один взгляд, прикосновение рук и доброе слово...

* * *

* * *

*

Ночь поглотила Гебал, накрыв город траурным саваном. Чахлые огни очагов умирали во тьме, распространяя удушливый дым от сжигаемого сухого навоза, смешанного с соломой. Демоны зла спрятались в закоулках, поджидая запоздалых путников. Неказистые дома, выложенные из рваного камня, бледными призраками едва выступали из потемок. Беспричинный собачий лай наводил ужас, и даже Лампада богов не могла изгнать страх из сердца.

Анобрет, пряча лицо под шерстяной накидкой, бесшумно ступала по мостовой, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания редких прохожих. Вчерашний случай в храме не на шутку встревожил верховную жрицу. Людская молва быстро разнесла новость по городу, добавив множество фантастических подробностей, выставив в дурном свете главную служительницу Баалтиды. Болтали, будто богиня отвергла чужеземку, наслав на нее падучую.

Анобрет была уверена, что сплетни, благодаря усилиям Кархедона, достигли и царских ушей. Но когда ожидать удара? Жрица чувствовала приближение беды. Воздух полнился сгустками мрака, кровь от напряжения стучала в висках, вторя гулким ударам сердца. "Как поступить с Мафдет? — череп превратился в растревоженный улей, полный навязчивых мыслей и страхов. — Теперь она не войдет в храм, и мы не можем открыто встречаться! Злой глаз и длинный язык настигнут нас всюду. Впрочем, Гебал — прекрасный город, и десять лет жизни, отданных ему, вполне достойная цена. Бежать, не жалея ни о чем! Да, так тому и быть! Мафдет здесь также нечего делать. Разве что вздыхать и вспоминать о прошлом. Глупцы, знали бы они от кого избавляются! Ну, ничего. Кое-кто за все ответит! Нет, не сейчас, немного позже. Негодяи! — она невольно рассмеялась, но тут же смолкла. — О, вот и ее дом. Огня в окне не видно! Уж не случилось ли чего?"

Анобрет остановилась у деревянной калитки и настороженно оглянулась по сторонам. В соседнем переулке послышалась беспорядочная возня. Трое изрядно выпивших мужчин свернули на улицу и направились в сторону жрицы. "Проваливайте, пьяницы!" — подумала она, прижимаясь к стене.

Гуляки о чем-то шумно спорили, размахивая руками, и, казалось, вовсе не замечали женщину. Когда они поравнялись, один из выпивох резко рванулся в сторону Анобрет. Тускло сверкнула бронза кинжала. Лезвие прошло под нижним левым ребром и поразило сердце. Жрица даже не успела вскрикнуть. Широко раскрыв глаза, она медленно опустилась на колени, схватилась руками за собственный бок. Кровь потоками тьмы струилась сквозь пальцы, пятно мрака на платье разрасталось, набухало, и жизнь неторопливо покидала тело. С бледных губ слетел слабый предсмертный хрип. В мутных глазах отразились луна и звезды. Второй удар — теперь в живот — окончательно поверг Анобрет, и она замертво рухнула в придорожную грязь.

— Попалась, змея! — зло произнес убийца и вытер клинок об одежду жертвы.

— Ловко ты ее! — восхищенно сказал приятель нападавшего.

— А ты как думал? Разве за плохую работу получишь от Кархедона пятьдесят сиклей серебра? Благо, старый прохвост обратился к опытному человеку. По заслугам тебе, проклятая чужеземка! Знай, как будоражить народ! Отправляйся к своей Хатхор!

Все трое рассмеялись.

— Ладно, пора убираться, не то попадемся на глаза какому-нибудь ротозею. Потом хлопот не оберешься.

— Погоди, Мицри!

— Чего еще?

— Я только гляну, нет ли на ней браслета или перстня? Зачем добру пропадать? Всякая мелочь сгодится.

— Но только шевелись!

— Как прикажешь.

Черная тень склонилась над мертвым телом, копошась в залитых кровью одеяниях.

— Глядите, золото!

— Где? Где? — алчно вспыхнули глаза остальных.

— О, боги! Мицри, ты зарезал не ту!

— Что ты несешь, болван?

— Посмотри сам...

— Великий Эл! Анобрет! — Мицри едва мог шевелить одеревеневшими губами. Перед ним в луже крови лежала верховная жрица Баалат-Гебал.

— Будь проклята моя жадность и ваша глупость! Будь проклят Кархедон, сын порока! Бежим, пока не поздно!

— Бежим, бежим! — вторили незадачливые соучастники, разбивая пальцы ног о грубо отесанные камни мостовой.

Анобрет застонала. Судорога всколыхнула тело. Она открыла глаза. И вновь Йарих в сопровождении звезд бороздил небосвод, все также ноздри вдыхали запахи сонного города, а до ушей доносились редкие звуки. Жрица неспешно встала, отряхнулась от приставшей грязи.

— Мерзавцы! — злобно ругнулась Анобрет, осматривая залитую кровью одежду. — Проклятье! Платье безнадежно испорчено! — молодая женщина замолчала, опасаясь внимания соседей. — "Кархедон ударил первым! Но он хотел убить не меня. Ему понадобилась Мафдет. Вот на кого охотились те трое. Ах, скотина! Ну, держись у меня! Погоди, за все ответишь! Хотя, разве только он? Абелбаал благословил убийцу, взяв на себя скверну преступления..."

— Кто здесь? — раздался испуганный голос из темноты.

— Это ты? — отозвалась жрица.

— Анобрет? Лилит? — ночная странница несказанно обрадовалась встрече.

— Где ты ходишь? Такая темень кругом...

— Прости. Засиделась на берегу, а потом зашла в лавку выменять кувшин молока и ячменную лепешку на ужин. — Мафдет не скрывала счастливую улыбку.

— О чем ты говоришь? Какое молоко?

— Ой, что это? Ты ранена? — девушка от неожиданности выронила кувшин и тот разбился вдребезги. — Вот недотепа! Но что с тобой?

— Ерунда. Я такая же растяпа, как и ты. Опрокинула в храме чашу с жертвенной кровью.

— Дурная примета... Я так испугалась! — Мафдет облегченно вздохнула. — Но почему мы стоим на улице? Заходи в дом.

— Не до того сейчас. Слушай меня внимательно! Ты дорожишь нашей дружбой?

— Да ..., — Мафдет широко раскрыла глаза от удивления.

— Тогда, не теряя времени, собирай вещи. Встретимся на пристани. Мы уезжаем.

— Вместе? Куда? Да и зачем? Я ничего не понимаю, — недоумевала девушка. — Ты так взволнована. Случилось несчастье?

— Не спрашивай ни о чем. Потом расскажу.

— Хорошо, я согласна. А как же ты?

— У меня остались кое-какие неотложные дела. Так помни, на пристани! Собирайся, и сразу иди. Не медли! Я появлюсь вскоре, — кричала Лилит на бегу, растворяясь в потемках.

* * *

* * *

*

Отблески пламени плясали на каменной стене, порождая пугающие тени, выхватывая из полумрака массивные квадратные колонны, царский трон и суровый лик правителя. Абелбаал погрузился в гнетущие размышления и вглядывался в темноту. Лицо, озаренное кровавым светом, казалось мертвой восковой маской.

Воздух полнился горьковатым привкусом чадящих факелов, дрожал, вызывая кратковременные приступы страха.

Душа, поверженная жуткой новостью, пребывала в смятении. Царский план рушился в одночасье. Смерть шла по пятам, подкрадываясь к убежищу владыки. Пролитая кровь грозила обратиться жестокой местью со стороны богов, вселяя в сердце смятение.

Рельефы и росписи стен взирали на царя равнодушно. Ему казалось, будто безучастные ко всему лики небожителей и героев походили на убитую с его молчаливого согласия жрицу. Владыка Гебала видел ее глаза, полные немого укора. Абелбаал успокаивал себя, объясняя случившееся стечением обстоятельств. Но, несмотря ни на что, покой не приходил, а призрачный взгляд вспыхивал огнем ненависти и гнева.

"Жрец выбрал свою судьбу! — утешался царь, оправдывая собственное малодушие и нерешительность. — Кругом измена! Кархедон! Как только ты выйдешь за пределы храма Эла, кара настигнет тебя! Так-то нынче выполняются приказания! Твои головорезы не смогли отличить верховной жрицы от чужеземки! Болваны! Ответите за все! Впрочем, отчего я так сокрушаюсь? Гибель Анобрет и казнь Кархедона несут неоспоримые выгоды для царства. — Абелбаал криво усмехнулся в густую бороду и отхлебнул вина из золотого кубка. — Одним ударом я избавлюсь от соперника и смутьянки. Конечно, она весьма красива, и, порой, в моем сердце загоралось безответное чувство... Но, интересы царства куда важнее личных привязанностей. Пусть их тела станут пищей для жителей могил, а души отправятся в бесконечное путешествие. Я же обрету спокойствие, а сын мой займет место отца в назначенное время".

Абелбаал закрыл глаза, представляя картины счастливого будущего, ласки супруги на царском ложе, умиротворенное лицо младенца в колыбели.

Таинственный шорох развеял завораживающие видения, разогнал сладкие грезы. Из огня и копоти, хмельных паров и нелепых фантазий перед царским взором возник образ Анобрет.

— Ты? — ужас заставил Абелбаала слиться с каменным троном, смешав испуг с резкой болью в спине. — Но, ведь ты ... умерла! Люди видели твое бездыханное тело! — кубок выпал из ослабевших рук, звон металла гулким эхом разнесся в пустынном зале, и пролитое вино кровавой лужей растеклось по каменному полу.

— Нет. Кархедону не удалось совершить задуманное. Воистину, его подручные едва не убили меня. Впрочем, им понадобилась не я. Не так ли? — дрожащие тени клеймом смерти легли на уста жрицы.

— Мне донесли ..., нет, я не думал, но ... первый слуга Эла будет непременно наказан..., — царь так и не справился с потрясением, пытался натянуто улыбнуться.

— Посмотри на себя! Ты жалок, вид твой ничтожен. Зачем ты желал гибели чужеземки, ведь она даже в мыслях не замышляла против тебя ничего дурного.

— Это все Кархедон! — оправдывался Абелбаал. — Старый интриган! Он настраивал меня против тебя, плел сети заговора! Ему и отвечать!

— Пусть только покинет храм Эла! Но и тебе воздастся! — глаза Анобрет пылали множеством факелов, вселяя в душу Абелбаала великий страх. — Сотворенное зло можно искупить только смертью!

— О чем ты говоришь? В своем ли ты уме?! Стража! Ко мне!

— Стенания бесполезны. Твои воины мертвы, и никто не услышит воплей грешника.

— Назад, змея! Сгинь! Уйди!

— И впрямь, смерть равняет знатного и простолюдина, мудреца и простака, — Анобрет исступленно рассмеялась. Ее смех сотрясал стены, грозя разрушить дворец. Рассудок Абелбаала едва не помутился.

— Моя жена и сын... Разве ты так бессердечна? — царь пытался овладеть собой, одновременно ощупывая широкий кожаный пояс в поисках кинжала.

— Презренный червь! — продолжала хохотать Анобрет. — Жена и сын? Но у Мафдет тоже могли быть дети?

— Убей Кархедона! — истерично кричал Абелбаал. — Кенет! Она постоянно доносила на тебя!

— Пытаешься выпросить прощение? — уже спокойно спросила жрица.

— Возьми золото и серебро, стада и земли, но сохрани жизнь! Богами заклинаю тебя! — молил правитель, сжимая рукоять кинжала.

Царственный лик исказила злоба и ненависть. Абелбаал рванулся вперед, намереваясь вспороть живот Анобрет. Та протянула вперед руку и легким прикосновением отбросила мужчину. Взвизгнув от удивления и боли, он обмяк, силясь найти защиту на троне.

— Ты вспомнил о богах, — продолжала жрица, — тогда смотри! Смотри в глаза!

Обезумевший Абелбаал слился с камнем. Душа и тело трепетали пойманной птицей. Факелы вспыхнули, озарив на мгновение зал, походивший на исполинскую гробницу или святилище, где нечестивцы приносят жертвы властелину зла. От напряжения жила на лбу вспухла, наливаясь холодеющей кровью, внутренности пронзали тысячи острых лезвий, и предательская тяжесть поселилась в желудке.

Пламя оживало, превращаясь в демонов ада. Огненные существа, порождения тайн ночи, корчили рожи, показывали длинные языки, лязгали зубами, глумились, издевались, наслаждались страхом и бессилием Абелбаала. Испепеляющий жар коснулся царского тела.

— Оставьте меня! — истошно кричал призракам повелитель Гебала.

Тени кружились в неистовой пляске. Стены и колонны сдвинулись с мест своих, терзая человеческий разум безграничной болью. Безумие рвалось в уши, лезло в глаза, забиралось под одежды, разрывало кожу в кровь. Истошный вопль разнесся по дворцу, каменные плиты уходили из-под ног, словно во время великого землетрясения.

— Смотри! — гром небесный воцарился вокруг, поражая землю бесчисленными молниями.

Абелбаал, едва живой, поверженный и раздавленный, тупо глядел в пустоту, утратив всякую надежду на спасение, и Анобрет, окруженная множеством огненных демонов, предстала перед ним в новом обличье.

Нагая грудь ее сверкала. Широкий пояс украшали золотые изображения морд чудовищ ада. Короткое кожаное опоясание сияло металлической чешуей, запястья сковали золотые браслеты. Плечи защищали массивные бронзовые пластины в виде человеческих черепов, стянутые ремнем, а шею обнимало ожерелье из кабаньих клыков и магических амулетов. Изготовленный из золота неведомым мастером оскалившийся череп пантеры заменял ей шлем. В левой руке она сжимала пылающий небесным огнем кинжал. Улыбка смерти застыла на лице Анобрет, а из уголков губ сочились две струйки крови.

— Кто ты? — хрипел царь.

— Когда душа моя наполнена покоем, я — Баалат. В час гнева я — Тиннит, движущая тучами, повелевающая ветрами и вырывающая внутренности. Я — любящая огонь, чистая в убийствах! В теле моем — семена гибели. Пора отправляться в преисподнюю. Рефаимы — души предков, ждут тебя.

Женщина-воительница подняла правую руку. Пальцы ее казались отлитыми из кроваво-красной меди. Они стали медленно вытягиваться, пока не превратились в острые лезвия. Молниеносное движение, свист разрезаемого воздуха, ослепленные огненной вспышкой глаза, треск разрываемой ткани... — и пять багровых полос украсили царские одеяния.

— Мне больно! — Абелбаал бился в судорогах.

— Приготовься к встрече с Мотом!

Окровавленные жала вонзились мужчине в грудь. Послышался хруст сломанных ребер и предсмертный вопль. Трепещущее сердце владыки Гебала лежало на ладони Баалат-Тиннит. Она равнодушно окинула мертвенным взором былое вместилище жизненной силы, и бросила его к ногам трупа, сгинувшего в объятиях каменного трона.

* * *

* * *

*

— Мафдет! — послышалось из темноты.

— Где ты? — ветер донес до ушей Лилит взволнованный шепот.

— Я здесь, — тенью мелькнул силуэт жрицы.

— Слава богам! Я вся извелась! — Мафдет бросилась в объятья подруги. Опомнившись, она испугалась собственного поступка, и стыдливо отвела взгляд. Лилит понимающе улыбнулась в ответ. — Но, может быть, теперь ты объяснишь мне?

— Нет, не пришло время. Нам угрожает опасность. Пора убираться из города.

— Я ничего не понимаю. Кто жаждет нашей смерти?

— Кархедон и Кенет!

— Как же так? Мы никому не сделали ничего дурного! — искренне удивилась девушка.

— Достаточно того, что ты связалась со мной.

— Заговор?

— А ты догадлива. Впрочем, хватит болтать! Слушай внимательно. Видишь, у пристани стоит корабль с кормой, загнутой лебединой шеей?

— Да.

— Разыщи там кормчего по имени Гапну... Из Угарита.

— А ты?

— Я не могу. Любой сразу укажет на меня пальцем.

— Но, я ...

— Не бойся. Тебе ничего не сделают. Ладно, иди, иди. Обещай Гапну золото, соглашайся на любую цену.

— А если...

— Никаких "если"! Придумай что-нибудь сама. У нас нет времени. Того и гляди, царская стража кинется в погоню.

— Царская стража? — переспросила Мафдет. — Царь желает нам зла?

— Потом, потом расскажу! — нервничала Лилит. — Ну, иди же!

— Хорошо, я попробую.

Девушка робко ступила на каменную пристань, со страхом вглядываясь в лица воинов, охранявших корабли и торговые склады. Приглушенный мужской смех и двусмысленные шутки заставили ее ускорить шаг.

— Чего она тут шатается? — услышала Мафдет себе вослед.

— Видать, ищет женишка на ночь.

— Я бы и сам не прочь... — надрывался от смеха полупьяный стражник.

— Эй, красавица! Куда пошла?

От страха сердце едва не выскочило через горло. Нет, она боялась не за себя. Ее волновала Лилит, наговорившая множество ужасных вещей.

— Видал! Мы ей не милы, — огрызнулся бородатый воин.

— А чем ты заплатишь? Пошла к купцам из Угарита! Там можно разжиться золотом, не то, что у нас.

Возня у костра утихла. Вместо хмельных бесед Мафдет слышала тихую песнь моря. Ласковый плеск вод напомнил шуршание листвы сикоморы в душистом саду на берегу Хапи, где запах цветов и трав опьяняет. Тоска на мгновение вытеснила из сердца страх. Память воскрешала видения прошлого, счастливые дни, полные любви и покоя.

"Даже боги не могут нас разлучить!" — Как все зыбко в нашем мире, — подумалось Мафдет. — Клятвы, обещания... пустые звуки. Ничтожен и слаб человек. Нет сил противостоять судьбе. Я предательница! Не могла сдержать слово. Бедный Ихетнефрет... Но сейчас это уже не важно. И в самом деле, спустя время горести и печали выглядят смешными, не достойными внимания..."

Судно в отблесках прибрежных костров казалось сказочным чудовищем. Изогнутый почти вертикально киль, переходящий в ахтерштевень, высоко поднятая корма, закругленный, едва покачивающийся на волнах корпус напоминали спящего исполина.

Страх разгонял кровь по жилам, заставляя дрожать даже кончики пальцев. Холодный пот прошиб девушку, одежда прилипла к взмокшему телу.

— Гапну! — сдавлено выкрикнула Мафдет.

В ответ послышалась отборная ругань.

— Гапну!

— Кого там принесли демоны преисподней? — рявкнула свесившаяся с кормы лохматая рожа.

— Мне нужен кормчий Гапну, — тихо сказала Мафдет.

— Ну, я Гапну. Чего тебе?

— Моя подруга... у нее случилось несчастье...

— Муж помер, что ли? Так я не утешаю вдов и нищим не подаю.

— Нет. Отец. Завтра похороны, а в Угарит никак не поспеть..., — виновато произнесла Мафдет.

— Ты что, лишилась ума? Какой Угарит посреди ночи? Поди прочь! — рассвирепел кормчий.

— Она готова хорошо заплатить.

— Чем? Тобою? Да такого добра в любой портовой харчевне всего лишь за кубок вина можно взять вдоволь! Убирайся с глаз долой!

— Разве вино лучше золота?

— При чем здесь золото? В Гебале полно голодранцев! Какое золото?

— Назови цену.

— Издеваешься, да? Десять сиклей, не меньше! И то, я должен подумать.

— Она может дать больше. Размышляй быстрее.

— Ладно, подожди. Эй, Йацциб! Иди сюда! — крикнул Гапну в темноту и скрылся за бортом судна.

Мафдет нервно расхаживала по пристани, отрешенно разглядывала корабли, молила Хатхор вразумить алчного кормчего.

— Ну, как там тебя! — бурчал Гапну, — пятнадцать сиклей!

— Согласна!

— Тогда шевелись быстрее! Отплываем немедленно!

— Я сейчас, только позову ее и возьму пожитки.

— Стой, погоди! Разве так договаривались? Мы вели речь только о твоей подружке.

— Но я не могу бросить ее!

— Благодари Илу и мою щедрость. Добавишь еще пять сиклей, и ударим по рукам.

— Будь по-твоему...

Вновь перед глазами замелькали едва выступавшие из мрака корабельные корпуса, лица пьяных мореходов и солдат.

— Ну, как? Договорилась? — сгорала от нетерпения Лилит, выбираясь из-под повозки, ставшей на время спасительным убежищем для беглянки.

— Двадцать сиклей золота за двоих. И, запомни, у тебя в Угарите умер отец, и ты спешишь на похороны...

— Двадцать сиклей?! — вспыхнула от гнева жрица, — в иное время... Грабители! Да за такие речи...

— Прости, но ты сама сказала...

— Нет, нет, это я виновата во всем. Разве у нас есть выбор? Не будем торговаться, а поспешим на судно.

— Не забудь про похороны..., — напоминала на ходу Мафдет.

— Постараюсь, — отвечала Лилит, горбатясь под тяжестью двух кожаных мешков.

Лавируя среди оставленных на ночь повозок и костров городской стражи, женщины незамеченными прокрались к кораблю купцов из Угарита.

— Гапну, — крикнула Мафдет.

— Вы уже здесь? — отозвался вскоре кормчий. — Зачем столько поклажи?

— Последние дары покойнику, жертвы храмам, — объясняла девушка. — Но больше мы не дадим ни сикля!

— Ладно, да пребудет с вами Йам. Поднимайтесь по трапу.

Деревянный настил предательски прогибался под тяжестью бегущих. Но вот достигнута спасительная палуба, и страх покинул сердца.

— А почему твоя подруга прячет лицо, словно беглая рабыня? — с издевкой спросил кормчий.

— Она убита горем, — пыталась спасти положение Мафдет.

— Хорошо, — улыбнулся Гапну. — Двадцать сиклей вполне достойный ответ на любые вопросы, будь вы хоть посланцы самого Муту! С таким количеством золота не страшно отправиться и в подземный мир, или в Хамрай, что лежит за горами Таргузиза и Таррумаги. Теперь даже место проливания слез и крушения судеб мне нипочем! Располагайтесь на корме, да не болтайтесь, где попало.

— О чем он говорил? — недоумевала дочь Та-Кем.

— Угаритское предание о боге смерти и его владениях, — вскользь объяснила Лилит, устраивая место для ночлега. — Муту повелевает жизнями, насылает зной и засуху. Он владеет скипетром бесплодия и вдовства.

— Сейчас мы в его власти, — размышляла вслух Мафдет, ворочаясь на незамысловатой постели. — А вдруг Гапну продаст нас пиратам? Или, того хуже, мы утопнем?

— Не болтай глупостей. Постарайся лучше уснуть.

— О чем ты говоришь? Сердце разрывается на части! Столько событий случилось за один вечер! Заговор, погоня... Морская волна бьет о борт, снасти скрипят, и парус наполняется соленым ветром. Ночь кругом, злые демоны рыщут повсюду. Моя душа в смятении!

— Успокойся! Доверься мне. Радость и счастье пребывают в Угарите. Уж я-то знаю!

— Я ничего не понимаю! Жизнь проходит мимо меня. Опять какие-то тайны?

— Хорошо, я скажу, коль ты настаиваешь, — недовольно ответила Лилит. — Царь Гебала умер. Кончина Абелбаала может послужить хорошим поводом для обвинения Анобрет в измене...

— Разве ты убила городского владыку?

— Такие мелочи не важны, особенно когда мечтаешь захватить трон.

— А я?

— Ты много говорила о Хатхор. Посуди сама. Верховная жрица Баалат приблизила к себе чужеземку, которая бередила народ Гебала рассказами о заморских богах. К тому же, внезапно умирает царь. Кого в том винить?

— Мне кажется, смерть венценосца более всего выгодна Кархедону.

— В самом деле... Заодно он избавляется и от меня. Теперь никто не стоит у него на пути.

— А как же царица и наследник?

— Подкупом и угрозами он возьмет ее в жены, младенца усыновит, а Кенет сделает первой служительницей Баалтиды...

— Выходит, я виновата во всем?

— Глупая, — ласково отвечала Лилит, — не будь тебя, нашли бы другую. Такова судьба, смирись.

— Что ты намерена делать? Покоришься Кархедону?

— Зачем же. Нужно выждать время, собраться с силами. Никто не смеет унижать Лилит безнаказанно. Месть неотвратима. Враги мои копят яд, как солнце в жаркий полдень собирает тень, но я изгоню зло из Гебала, и оно выйдет из города дымом через отверстие в крыше, змеей через основание стены, устремится прочь, словно горные бараны на вершину, или львы в чащу...

— Почему мы плывем на север, в Угарит?

— Там прошла моя юность.

— Постой, сколько же тебе лет?

— Ты любопытна чрезмерно. Скажу так: нет еще и тридцати.

— Из них десять провела в Гебале.

— Пусть так, но это ничего не меняет. А путешествие на юг куда опасней.

— Но, моя родина..., — с тоской в голосе сказала Мафдет.

— Не печалься, — по-матерински тепло отвечала Лилит, — рано или поздно ты вернешься туда и встретишь Ихетнефрета...

— Не говори так...

— Сердце не обманешь. Я вижу, любовь не умерла в твоей душе, — Лилит внезапно рассмеялась.

— Тише! — зашипела Мафдет. — Нас могут услышать!

— И то верно. Теперь постарайся уснуть.

— Как же!

— Тогда думай о чем-нибудь хорошем.

— О чем?

— К примеру, о том, что к утру мы будем в Городе.

— В Городе?

— Местные жители так называют Угарит. Просто Город, и все. Весь мир для них ограничивается крепостными стенами и ближайшей округой. Даже Гебал им кажется непомерно далеким, не говоря про Та-Кем. Впрочем, о Черной Земле они почти ничего не слыхали.

— Но ты побывала всюду!

— Так ведь и ты не сидела в Хикунту.

— Где?

— В городе Весов Обеих Земель.

— Лилит! Порой ты пугаешь меня.

— Разве я так уродлива?

— Ты опять смеешься надо мной?

— Твоя непосредственность и наивность просто очаровательны.

— Ну вот, снова! — Мафдет недовольно сжала губы. — Да, а как мне называть тебя в Угарите? — подтрунивала девушка над подругой.

— Зови Йабрудмай.

— О, боги! Я и не выговорю подобное имя!

— Ничего, привыкнешь. Язык угаритян похож на говор Гебала.

— Опять тайны?

— А ты так нетерпелива?

— Но почему Йабрудмай? И кто такая Лилит? Откуда ты взялась? Кто ты?

— От твоих вопросов мне захотелось спать, — зевнула беглая жрица. — Сделай милость, оставь меня в покое.

— Но как же так? — возмутилась Мафдет.

— Поговорим утром, а лучше того — днем, или послезавтра. Да, так тому и быть — лениво вымолвила Лилит, и повернулась к подруге спиной.

— Надеюсь, ты сдержишь слово, иначе и моему терпению придет конец, — бросила Мафдет во тьму и закрыла глаза в надежде оказаться в объятиях сна.

Легкий ветер гулял по палубе, нежно касаясь лица, шевеля волосы и забираясь под шерстяную накидку. Мачта пугающе скрипела, и порой казалось, будто корабль вот-вот развалится.

Мафдет, влекомая неведомой силой, проваливалась в пустоту. В ушах вязли редкие возгласы корабельщиков, плеск моря и хлопки паруса. Ладья ночи устремилась к звездам, сиявшим россыпью драгоценных камней на царской диадеме. Время исчезало, пространство превращалось в вязкую жидкость, перетекавшую в бесконечность. Она слышала шорохи небес, шепот покинувших землю, ей открывались тайны иного мира.

Огненная буря терзала душу. Яд подавляемых желаний отравлял сознание. Ноги и руки не повиновались, слезы жгли глаза двумя пылающими потоками.

Лазуритовый скарабей покинул храм, проник в тело, поражая его от сердца до живота, разъедая внутренности. Волею Усири вспыхнуло пламя, уничтожая жилище, заставляя следовать за собой.

Прекрасное дитя восстало из ада и творило жар, собирало ярость, направляя ее на легкие, ребра, на каждый член и кости скрывающейся во тьме.

"О, хэпер, ты из настоящего лазурита, — шептала Мафдет неведомую молитву. — "Ты око Атума, порождение Шу! Ты красив, как Есит. Зажги огонь в теле Лилит, опали ее нутро, посели безумие в сердце, лихорадку в плоть. Пусть обернется она солнечным лучом, бегущим за тенью, любя и сходя с ума, не находя себе места на земле. Отними у нее сон, заставь плакать и мучиться; пусть она не ест и не пьет, пусть ей не сидится в прохладе дома, пусть она забудет весь мир, и не найдет покоя..."

Мафдет ослепла от яркого света, струившегося отовсюду, чувствуя освежающее дыхание кипарисов и кедров. Хмельной аромат неведомых цветов и трав проникал в ноздри. Она лежала на каменном алтаре, окруженном с четырех сторон бетилами, напоминавшими обелиски, возведенные в честь Властелина правды. Ихетнефрет был рядом. Пылкие ласки, пламенные поцелуи... тонкие пальцы касались набухших сосков, и уста рождали слова любви. Тело, походившее на склонившуюся иву, изогнулось в страстном порыве. Шея, грудь, живот и бедра отзывались легкой дрожью и сладкой болью. Безумный вихрь опустошал сознание, растворяя его в бесконечности наслаждения. Земля обратилась в небеса, обжигая наготу холодом смерти. Душа прикоснулась к тайне богов и трепетала. Пустота поглощала мир, творя очередную иллюзию из звона капели, шелеста листвы, дуновения ветра, бледного облака, обагренного вечерней зарей.

Мафдет неистово кричала, сжимая в тесных объятиях возлюбленного. Ихетнефрет отвечал ей тем же. Но семя блаженства излилось потоком крови. День померк в одночасье, и мужчина исчез, превратившись в порождение преисподней в женском обличье. Глаза существа пылали факелами, гладкая кожа светилась раскаленной медью. Дикий оскал застыл на лице, обрамленном густыми черными волосами, и сверкающие клыки коснулись нежной плоти. Обнаженное тело демона изнывало от желания, извиваясь змеей. Влажный длинный язык устремился к девичьим губам, вызывая первобытный животный ужас. Мафдет, не помня себя от страха, разомкнула уста, ответив робким поцелуем. Багровая пелена застилала взор. Вой и крики заложили уши. Покорившись судьбе, она отдалась жительнице Туата...

Жизнь, воскрешенная из пепла ночных кошмаров холодом утра, медленно возвращалась, принося с собой нестерпимую боль, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. Пугающие сны отзывались умирающим эхом жутких видений, стоявших перед глазами густым морским туманом. Но Ладья Миллионов Лет, взойдя над горами, вмиг рассеяла тени призраков и химер.

— С миром, дочь Та-Кем. Да благоволит к тебе отец твой, Ра правогласный! Да возвеличит он тебя среди старших! Да одолеет твой Ка всякого врага, да ведает твоя Ба пути, ведущие к вратам укрывающего уставших! Приветствую тебя!* — произнесла Лилит на языке Черной Земли и звонко рассмеялась.

— Ты, как всегда, непредсказуема, — раздраженно отвечала Мафдет, кутаясь в шерстяную накидку. — Даже не знаю, чего ожидать от тебя в другой раз. Вижу, ты знакома с правилами этикета дворца Санахта, жизнь, здоровье, сила...

— Как? Разве не Ранеб правит Берегами Гора?

— Опомнись! Он царствовал более ста лет тому назад! Да и вообще, откуда тебе известно его имя?

— Не знаю. Просто сказала, и все тут, — осеклась Лилит.

— Воистину, порой твои речения звучат очень странно, — продолжала удивляться Мафдет.

— Эй, вы! — послышался резкий окрик кормчего, — готовьте золото, Угарит близок.

Мафдет нехотя встала и подошла к правому борту корабля. Синева вод соперничала с сиянием небес. Серой дымкой на горизонте обозначился далекий берег.

— Посмотри на северо-восток, — обратилась жрица к подруге.

— Какой-то холм, или гора... Нет, не разобрать.

— Там и находятся храмы Балу и Дагану. Чуть ниже — царский дворец.

Мафдет напряженно вглядывалась в даль, где по заверениям Лилит расположился Город — пристанище счастья и радости. Смутная тревога волновала девичье сердце. Страхи, рожденные тьмой, сменялись надеждой дня. Горести и несчастья стремилась она позабыть. Бесконечная череда смертей и воскрешений изматывала душу. Та-Кем, Урук, Гублу... Теперь Угарит. Что откроет она там для себя? Какие тайны? Какие кошмары будут являться ей по ночам? Возможно, Лилит права, и страдания исчезнут навсегда. Воспоминания о былом канут в Вечность, холодную и непознанную, подобную горам Лебан. Прошлое отброшено ею как старый папирус, испещренный бессмысленными иероглифами, как рваная сандалия или разбитый кувшин.

Омытые росой Небес и умащенные маслом Земли горы наливались желто-серыми красками. Неведомая страна, где храмы из кедра и золота украшены лазуритом, манила к себе, обещая отраду. Безумная мечта обретала плоть.

Туманная дымка рассеялась, освободив из плена величественный город на склонах высокого холма, чья вершина сверкала двумя храмами и царским дворцом. Чуть ниже, в некотором отдалении от морского берега, ютились многочисленные дома горожан, окруженные высокой каменной стеной.

— Я вижу! — воскликнула Мафдет.

— Успокойся, — улыбнулась Лилит. — Пора рассчитаться с Гапну. Пойди, отдай. — Жрица протянула несколько увесистых слитков.

Девушка повиновалась и, взяв золото, отправилась к кормчему.

— Гапну, — негромко позвала она.

— Это ты? — зло ответил нечесаный мужчина. — Давай!

— Здесь двадцать сиклей.

— Без тебя знаю! — огрызнулся Гапну, пряча драгоценный металл за пазуху. — При надобности обращайся ко мне, если, конечно, золото у тебя не переведется, — кормчий криво усмехнулся, обнажив гнилые зубы.

Мафдет, не сказав ни слова, поспешила на корму.

— Мерзкий, страшный Гапну! — пожаловалась она Лилит. — Ему быть разбойником, а не купцом. Волосы слиплись от грязи волосы и не знают гребня, борода всклокочена. Да и разит от него какой-то гадостью.

— Забудь о нем. Он всего лишь тень на твоем пути. — Лилит пыталась утешить подругу. — Лучше взгляни на Город. Разве он не прекрасен? Белизна храмов слепит глаза. Всякий склоняется перед их величием. Гавань полна кораблей, а базарная площадь — заморских товаров. Сейчас мне кажется, будто и не покидала я вовсе милый сердцу Угарит.

— Зачем же ты отправилась в Гублу?

— Так сложилось, — уклончиво ответила Лилит.

— Вчера ты обещала рассказать...

— Погоди, дай ступить на землю.

— А где теперь мы будем жить? — не унималась Мафдет.

— Отчего ты так любопытна?

— Вокруг все так необычно. Я привыкла к Гублу.

— Ты слишком молода и неопытна. Жизнь резко изменилась, и ты никак не можешь найти свое место в ней.

— Наверное. Моя душа стремится в неизвестность, а разум цепляется за ветошь воспоминаний.

— Тогда смело следуй велению сердца... и моим указаниям.

Пронзительные крики чаек заставили вновь взглянуть на город. Корабль вошел в гавань, и Гапну приказал спустить парус, управляя судном только кормовым рулем.

— Ну, живо! Готовь канаты! Шевелитесь, бездельники и дармоеды! — во всю глотку орал кормчий.

Шершавая древесина левого борта коснулась причала, отозвалась легким толчком во всем корпусе. Мафдет на мгновенье испугалась, подумав о неминуемом крушении. Но все обошлось, и, сгорбившись под тяжестью поклажи, две молодые женщины ступили на камни пристани.

— Ты! — крикнул раскрасневшийся от ругани Гапну. — Так говоришь, отец? По твоей подружке не скажешь. Скорее, она спешит на свадьбу, а не на похороны. Впрочем, какое мне дело. Так что, ежели чего, всегда готов помочь. Мою цену ты знаешь. Ладно, ступай. И не смотри на меня так! — мужчина расплылся в гадкой улыбке.

С трудом пробираясь сквозь толпу, едва не оглохнув от криков купцов и мореходов, беглянки вскоре пересекли торговую площадь и оказались на одной из улочек, терявшихся на склоне холма.

— Все города так похожи, — взволнованно произнесла Мафдет. — Та же суматоха, пыль, грязь. Кругом множество незнакомых лиц и всяких чудесных товаров. О, боги! Шум неимоверный!

— Потерпи немного. Вскоре найдем тихое место, — успокаивала Лилит. — Сейчас. Погоди. Эй, горожанин! Горожанин! — жрица пыталась перекричать людское скопище и целое стадо животных, обращаясь к стоявшему поодаль человеку в остроконечной шапке и длинных одеждах из козьих шкур.

— Да, госпожа, — отозвался тот.

— Твоя повозка? — с достоинством и важностью в голосе спросила Лилит, указывая взглядом на громоздкое сооружение, запряженное флегматичным ослом, равнодушно взиравшим на городскую суету.

— Моя.

— Знаешь где дом Йабрудмай?

— Знать то знаю, да только самой ее уже лет десять как нет в городе.

— Я спрашиваю не о хозяйке, — нервничала Лилит, — похоже, меня здесь все позабыли, — шепнула она Мафдет.

— Так я и говорю, госпожа. Старуха Никкаль, ее рабыня...

— Она жива? — встрепенулась Лилит.

— Живехонька. Да и с хозяйством справляется вполне сносно. Все говорят: "Никкаль, не пора ли тебе отправиться в мир мертвых к богине Шапашу?" А она отвечает: "Вот дождусь хозяйку, тогда и посмотрим". А я так думаю. Чего ждать? Йабрудмай пропала. Где она? Никто не знает. Быть может, померла, или случилась какая беда...

— Отвезешь наши вещи, — командовала Лилит.

— Отчего не отвезти. Это можно, если у госпожи найдется полсикля серебра.

— Как видно, купцы с Северных гор избаловали угаритян.

— Так ведь дешевле не сыщите.

— Твоя взяла, разговорчивый горожанин.

— С радостью, госпожа! — возница, уложив поклажу на повозку, хлестнул хворостиной полусонное животное. Осел, недовольно крикнув, медленно двинулся вперед, лениво переставляя ноги, звонко стуча копытами по каменной мостовой.

Лилит, глядя на Мафдет, загадочно улыбалась.

— Ты рада? — спросила девушка жрицу.

— Я возвращаюсь домой.

— Разве ты родом из Угарита?

— Нет, но у каждого должно быть безопасное место, куда он мог бы вернуться, залечить раны...

— Отравляя себя мыслью о скорой мести, — неожиданно закончила Мафдет.

— А ты не так глупа и наивна, как хочешь казаться. Впрочем, Кархедон подождет. Сегодня мы предадимся отдыху, чрева насытим изысканными кушаньями.

— Хотелось бы! После ночи на корабельной палубе кости ноют невыносимо.

— Ты говоришь как дочь вельможи. Разве я обещала тебе дворцовые покои?

— Нет, нет. Я неприхотлива и не избалована роскошью. Трудности путешествия в Урук всегда переносила безропотно. Просто слишком устала. Жаждет спокойствия не столько тело, сколько душа.

— Тогда взгляни вокруг. Дома и светлые храмы радуют взор. Мертвые камни оживают от людского дыхания.

— Разве в Гублу было иначе?

— Твое упрямство мне не одолеть. Я замолкаю, ведь спорить с тобой бесполезно. Пусть пройдет время, и ты все увидишь сама.

— Сколько нам идти? — обижено продолжала Мафдет.

— Ты никак не уймешься! Тяжкая дорога позади. Вот и дом Йабрудмай. Эй, горожанин! Получи плату!

— Да пребудет в благости светлая госпожа! — возница на лету поймал серебряное кольцо, быстро разгрузил повозку и, что-то напевая себе под нос, отправился в сторону пристани.

Женщины оказались близ узкого проема в высокой каменной стене. Лилит несколько раз ударила в деревянную калитку. Лицо жрицы застыло в томительном ожидании, а глаза светились неподдельной радостью.

— Никкаль! — крикнула Лилит.

— Иду, иду, — послышалось старческое бормотание, — говорю же, иду.

Шарканье сандалий и скрип двери показались Лилит неземной музыкой горы Цапану во время пира богов.

Служанка поразилась увиденному, онемела и широко раскрыла глаза и рот.

— Никкаль! — Лилит бросилась к старухе. — Что же ты молчишь? — Из глаз жрицы текли слезы.

Никкаль едва шевелила губами, словно рыба, выброшенная морской волной на берег.

— Лилит..., — с трудом выдавила она из себя.

— Ты узнала меня, верная Никкаль! — почти кричала Лилит, орошая влагой одежды рабыни.

— Десять лет прошло, а ты совсем не изменилась, — едва могла произнести Никкаль.

— Ты постарела...

— Я сдержала слово и дождалась тебя. А кто эта девушка?

— Ее зовут Мафдет. Она одна из нас. Но, быть может, мы все же войдем?

— Ах, я безмозглая ослица! Держу тебя на пороге! От счастья растеряла последний разум!

— Не убивайся так! Приготовь лучше воду и масло.

— Кто на сей раз? — пламенем жертвенного костра в глазах рабыни вспыхнула тревога.

— Царь Гебала, — равнодушно отвечала Лилит.

— О, Анату! Вы в опасности!

— Тише, тише! Все уже позади. Идем же, Мафдет!

Пройдя тесный дворик, женщины вошли в дверь, и оказались в крохотной комнате, откуда узкий коридор вел в просторный зал. У его восточной стены Мафдет заметила невысокую платформу с культовыми предметами.

— Даже не верится в счастливое возвращение! — Лилит не находила себе места. — Мафдет! Мы сейчас.

Девушка обернулась, провожая взглядом хозяйку дома и ее верную служанку.

Слабые потоки света едва освещали помещение. Вдоль стен, покрытых затейливыми геометрическими орнаментами, Мафдет заметила деревянные скамьи, и села на одну из них, с интересом оглядываясь по сторонам. Она не увидела ни богатой мебели, ни других предметов роскоши. Только очаг да алтарь с несколькими терракотовыми статуэтками богов. И все же, зал, предназначенный, скорее всего, для приемов и пиров, выглядел вполне уютным.

"Здесь, наверное, хорошо вечером, — размышляла Мафдет, изучая замысловатые фигуры на стенах, — Свет факелов, убаюкивающий треск хвороста в очаге, тихие беседы и сладостные воспоминания... Но, почему Никкаль ни разу не произнесла имени Йабрудмай? И что означает: "Она одна из нас?" Зачем Лилит понадобилась вода и масло? Обряд очищения? Но тогда выходит... Нет, не может быть! О, тайны! Вы изводите душу, заставляете чаще биться сердце. Неизвестность пугает, а неведение уводит во тьму, где царят ночные кошмары... Терпение мое на исходе. Сегодня же...

— Как ты находишь мое логовище?

Девушка вздрогнула, испугалась возгласа Лилит.

— Надеюсь, мне понравится, Йабрудмай.

Лилит рассмеялась.

— Ты боишься Никкаль?

— Но твоя просьба? — недоумевала Мафдет, глядя на изменившуюся подругу. Ее мокрые волосы ниспадали на белоснежные одежды. Те липли к влажному телу, подчеркивая плавные очертания бедер, грудей и рук.

— Моя Мафдет сгорает от любопытства? Что ж, твое терпение будет вознаграждено. Но только не сейчас!

— Почему?

— Сперва омойся после дороги и раздели со мной еду. Пойдем.

— А где Никкаль?

— Разве ты не хочешь есть? Я умираю от голода.

— Ты опять не ответила.

— Пойдем. Прикосновение воды спасает от усталости. Ты ведь почти не спала прошлой ночью?

Мафдет повиновалась, и последовала за подругой через просторный зал и узкий коридор.

— Твоя правда. Путешествие на корабле Гапну оказалось не из легких. Но куда мы идем?

— За домом есть сад и бассейн для омовений, — объясняла Лилит.

Полтора десятка смоковниц и кипарисов, окружавших рукотворный водоем, воскрешали в памяти родные места, вызывая в сердце щемящую боль. Печать тоски вновь легла на юный лик дочери Черной Земли.

— Вдохни глубже, — просила Лилит. — Аромат деревьев напомнит тебе Та-Кем, а вода в бассейне — благословенный Хапи...

— Разве ты умеешь читать мысли? — не уставала удивляться Мафдет.

— Пустое. Сбрось одежды и отдайся свежести. Чего ты стоишь? Нас здесь никто не увидит. Или ты стесняешься меня?

— Я не знаю..., — робко ответила Мафдет.

— Вот глупая! Ну же, раздевайся! — настаивала Лилит.

Девушка, покраснев от волнения, избавилась от платья и с опаской спустилась по ступеням.

— Вода и впрямь холодна, — произнесла она, невольно прикрывая грудь руками.

— Ладно, будь по-твоему, — разочаровано сказала Лилит. — Я вернусь в дом. Возьму мазь и накидку. Надеюсь, не возражаешь?

— Нет, нет, конечно...

— Тогда не смею мешать, — Лилит обидчиво надула губы и скрылась среди деревьев.

Мафдет оглянулась по сторонам, вскрикнула и бросилась в объятия освежающей прохлады. Вода с ненасытной жадностью неутомимого любовника приняла разгоряченное тело, даря небывалое наслаждение, гоня прочь из сердца воспоминания о минувшей ночи.

Мафдет нырнула, пытаясь руками коснуться дна. Пузырьки воздуха стадом белорунных овец неспешно отправились навстречу солнцу. Светло-зеленый свет слепил глаза, и глухие булькающие звуки на мгновенье заложили уши. Неведомая сила толкнула девушку в грудь и живот, выбросила на поверхность, заставила сделать глубокий вдох и вновь погрузиться в воду.

— Прими цветок лотоса из моего сада, дарующего чудесные сокровища и плоды, — произнесла Лилит на языке Та-Кем.

— Слова далекой родины подобны спасительному северному ветру, — отозвалась Мафдет.

— Я принесла мази и накидку, — продолжала Лилит. — Иди ко мне, не то замерзнешь. О, боги! Ты прекрасней самой Хатхор! — воскликнула жрица, любуясь выходящей из бассейна подругой.

— Будь осторожна, не то прогневишь светлую Госпожу.

— Разве я лгу? Твои волосы темны, как ночь; груди выточены двумя божественными образами; бедра украшены для ходьбы...

— Не пристало женщине произносить такие речи, — смутилась Мафдет. — Лучше подай одежду. От холода сводит руки и ноги.

— Позволь, я помогу тебе, — молила Лилит.

Мафдет не ответила, дрожа и стуча зубами.

— Быстрее в дом, — сказала жрица и набросила на девушку кусок шерстяной материи.

Босые ноги оставляли на каменных плитах пятна влаги, а сердце пойманной птицей билось в груди. Краска волнения залила лицо, и обжигающий воздух проникал в ноздри. Ночные видения едва уловимыми силуэтами промелькнули перед глазами, воскрешая в памяти неосознанные страхи.

Легкий полумрак овладел взором; тонкое пурпурное полотно на глиняной лежанке дарило покой и тепло. Разум помутился в одночасье. Мир провалился в бездну, солнце померкло. Факелы издавали потрескивающие звуки, полня комнату кровавым сиянием, рождая длинные пугающие тени.

— Я умащу тебя миррой и другими заморскими мазями, — шептала Лилит. — Твои локоны вновь заблещут звездами, груди укрепятся на своих местах, держа путь к погребальной горе Аментета. Живот уподобится небесам, а руки — двум каналам в сезон обильных наводнений.

— Пальцы твои содержат все исцеляющие бальзамы, — едва слышно отвечала Мафдет.

— Ты напоминаешь мне благоухающий сад, сладко пахнущую лилию, — раздавался отовсюду голос Лилит.

Сон наступал вражеским войском, захватывал сознание, как город, лишенный крепостных стен. Тайные желания вспыхнули ослепительным пламенем, неся смерть и опустошение. Время превратилось в шелест листвы платанов и смоковниц, возбуждая легким прикосновением, заставляя вздрагивать юное тело. Запахи роз, мандрагоры и руты погружали усталый разум в манящий океан забытья.

— Ты обещала все рассказать. Сегодня! — Мафдет изо всех сил пыталась прорваться сквозь пелену мрака.

— Дождись вечера...

— Ночью я видела Ихетнефрета, — Мафдет безудержно неслась в пустоту, — Мы творили любовь, но явился демон в женском обличье...

— Ты боишься меня? — отозвались небеса редким моросящим дождем.

— Я стою на распутье и не знаю куда идти. Неизвестность пугает, но и влечет. Как поступить?

— Украденные радости всегда самые сладкие. Разве тебя не пьянит предвкушение наслаждения, не манит запретная тень, где изысканность тайных удовольствий дарит великую мудрость, сопричастность смерти и замыслу богов.

— Ее тело, покрытое одеждами чистоты, подобно зарослям полыни в степи...

— Прислушайся к собственному сердцу.

— Оно рвется на части, пораженное сомнениями и страхом. Я глупа и ничего не понимаю. Что происходит вокруг? Судьба несет меня в неизвестность. Всюду безбрежное море зла, посреди которого я вижу спасительный остров. Имя ему — Лилит.

— Так ступи на землю!

Чарующий сон умирающим солнечным лучом на закате, утренним туманом, дуновением ветра в горах Лебан, диким зверем ускользал от охотника, отзываясь эхом воспоминаний. Явь призрачными картинами вставала перед глазами, выступая из тьмы. Стены, покрытые изображениями растений, спиралей и волнистых линий, показались из мрака ночи, явившейся днем. Убаюкивающий шепот вяз в ушах.

— Где я? — сознание медленно возвращалось к дочери Та-Кем, лежавшей нагой на глиняной лежанке.

— Ты в моем доме, — успокаивала Лилит. — Легла отдохнуть после купания и забылась на миг. Я натерла тебя косметическими мазями, и теперь силы вновь вернуться к тебе. Надень платье...

— На миг? Да сейчас, наверное, уже вечер?

— Вечер, утро? Какая разница? Мясо, кувшины, полные вина, пшеничные лепешки, инжир, финики, рыба и прочая снедь ждут нас.

— Мне казалось...

— Ты видела дивные сны? Не правда ли? — Лилит загадочно улыбалась.

— Порой я думаю...

Лилит приложила палец к губам.

— Молчи, не то счастье поднимется в небо испуганной птицей, бабочкой вспорхнет с прекрасного цветка, улетит стрекозою... Не думай ни о чем, отдайся чувству, познай бездну, заключенную в собственной душе. Преврати себя в храм радости.

— Мне было так хорошо...

— Все еще впереди. Верь мне. Дай руку. Я помогу тебе одеться.

Мафдет резко встала и пошатнулась от легкого головокружения. Перед глазами поплыли цветные пятна. Шум струящейся по жилам крови оглушал. Но вскоре наваждение прошло.

Нежная ткань каласириса ласкала бархатную загорелую кожу, отливавшую в свете факелов полированной медью. От легких прикосновений пальцев Лилит и ее возбужденного дыхания сердце Мафдет готово было выскочить из груди, а пересохшее горло парализовали спазмы.

"Что происходит со мной?" — пытала себя девушка.

— Ты — волшебница! — сказала она вслух.

— Нет, я простая лгунья! — смеялась Лилит. — Но, пойдем же! — едва не кричала она, хватая Мафдет за руку.

"О, боги! — навязчивые мысли не давали покоя. — Слезы не повинуются глазам! Дух рвется вон из тела, и пять душ не найдут пристанища! Владычица Хатхор! Заклинаю тебя хэпером, анкхом и другими вещами ночи! Укажи путь и дай знание. Я схожу с ума, теряюсь в догадках, пугаюсь собственных желаний и снов. Лилит пленила меня. Я вижу ее изо дня в день, с ужасом думая о расставании. Неодолимая сила влечет к ней. Я жажду слышать ее голос, смотреть ей в глаза, любоваться прекрасным лицом, когда она возвращается. Взгляд ее волнует меня. Пальцы алчут коснуться ее рук, грудей и бедер... Мои уста стремятся к ее устам, ведь они чудесней зеленеющего поля! Великая Восьмерка! Наверное, это и называется любовью! Создатель неба и тайн двух горизонтов! Я подумала об этом! Но что такое любовь! Ихетнефрет? О, нет! Здесь совсем иное! Любовь! Но где найти ее? В глубинах земли, в драгоценном зеленом камне? На лезвии боевого топора, обагренном вражеской кровью или в жутком подземелье? Она подобна божественному лотосу или запаху рая. Она — волнующий аромат самой природы. Натуральный, чувственный, возбуждающий. Так пахнет цветок мех-мех, нежный и всегда желанный... как кожа Лилит. Кто она, отравившая сознание ядом вожделения? Она — волшебство! Наполовину красавица, наполовину жуткий зверь, вырвавшийся из ада.

Сновидения, грезы, кошмары... Мне открылась страшная тайна! Теперь я все понимаю! Но, как сказать Лилит об этом? Сладкая, нестерпимая мука истязает разум и тело. Нет! Сегодня же! Я не вынесу более ни единого дня!

Дыхание вечности... околдовывает и завораживает. Благоухание полевых цветов напоминает колыбельную, что пела мать в далеком детстве. Лилит — порыв ветра, или порыв любви? Воспоминания и фантазии сплетаются воедино. Скорей же, скорей! Где ты, мрак ночи, путь порока, обитель наслаждений?"

Огромный зал тонул в полутьме. Шаги отзывались гулким эхом, превращаясь в тени демонов преисподней. Глаза Лилит ослепительно сверкали, отражая пламя нескольких факелов.

— Садись! — командовала жрица.

Мафдет не слышала ее, так и не вернувшись из мира галлюцинаций.

— Ну же! Что с тобой? — испугалась Лилит. — Ты оглохла и ослепла.

— Ой, прости! Я задумалась...

— О чем? — недоумевала Лилит.

— Я хочу есть, — уклонилась от ответа девушка, устраиваясь на циновке. Низкий стол из кедровых досок, сбитых бронзовыми гвоздями с золотыми шляпками, ломился от различных кушаний. Соблазнительный аромат жареного мяса щекотал ноздри и заставлял усиленно глотать слюну. Салат, овощи и фрукты радовали глаз изобилием.

— А где Никкаль? — спросила Мафдет, обратив внимание на два глиняных кубка.

— Я отослала ее сегодня к подруге.

— Зачем?

— Мне хотелось побыть одной.

— А как же я?

— Кому под силу отделить тень от тела, свет от тьмы?

— Ты вновь говоришь загадками.

— Не желает ли Истина в сердце своем опьянения? — Лилит улыбнулась и потянулась за ангобированным сосудом с раздутым туловом и широким горлом. — Подставляй чашу.

Мафдет с удовольствием исполнила приказание.

— Кого ты называешь Истиной? — спросила она.

— Тебя, конечно.

— Отчего ты так решила?

— Свет твой невидим, но он единственный путь мудрости.

— Вот как? О чем ты говоришь? Какой свет?

— Ты — огонь пылающий! Сияние его ослепляет зрячего, даруя прозрение неверующему.

— Во что?

— Пусть благополучие и здоровье пребудут с тобой. — Лилит залпом осушила кубок и принялась уничтожать мясо.

— И тебе желаю счастливой судьбы.

— Да, да..., — рассеяно отвечала Лилит, вновь наполняя сосуд. — Почему ты совсем не пьешь?

Мафдет сделала несколько глотков и волшебный напиток живительным теплом растворился в молодом теле. Помедлив немного, она выпила все до дна.

— Бери мясо. Пища богов! — говорила Лилит, подливая вина подруге.

— И вправду, очень вкусно.

— Никкаль знает толк в стряпне.

— Лилит! Не кажется ли тебе, что ты водишь меня за нос? — Мафдет резко изменила тему разговора.

— О чем ты? — недоумевала жрица.

— Кто такая Лилит, Анобрет, Йабрудмай?

— Здесь стало жарко. Быть может, вино так действует? — Лилит встала, ловким движением сбросила длинное платье, осталась в одной короткой юбке, и улеглась на оленью шкуру. Блестевшее в пламени факелов тело жрицы издавало манящие заморские ароматы, заставляя сердце Мафдет биться чаще, а обнаженная грудь, увенчанная аметистами сосков, лишала покоя и кружила голову.

— Кто ты? — с трудом продолжала Мафдет, борясь с наваждением и хмелем. — Что случилось в Гублу? Почему я одна из вас? Я слышала твой разговор с Никкаль. Ответь мне! Ведь, ты обещала!

— А что будет, если я сдержу слово?

— Тогда я тоже кое-что скажу.

— Вот как?

— Ты знаешь обо мне многое, а я о тебе почти ничего.

— Ты бывала в землях черноголовых? — уже серьезно спросила Лилит.

— Я этого никогда не скрывала, — с дрожью в голосе отвечала Мафдет, томимая ожиданием.

— Лагаш. Знакомое название?

— Кажется, слыхала. По-моему, один из городов Шумера.

— Именно! Так вот. Четыреста лет назад в Лагаше, в семье многодетного горшечника родилась девочка. Ей дали имя Лилит...

— Не хочешь ли ты сказать... Четыреста лет! О, боги!

— Да, моя милая Мафдет! Я одна из вас, или ты одна из нас. Впрочем, как тебе будет угодно. Теперь ты довольна?

— Нет, мой разум слишком слаб!

— Отчего ты плачешь?

— Я? Не знаю. Мне кажется, я задыхаюсь от счастья! — слезы бурными потоками струились из девичьих глаз, скулы свело, и горло вмиг пересохло от волнения.

— Выпей вина.

Мафдет сделала несколько глотков, едва не поперхнувшись.

— Ты не представляешь, как я рада! — продолжала она.

— Чему?

— Теперь я знаю, что ты никогда не умрешь.

— Разве для тебя это так важно?

— Я иногда представляла тебя мертвой. Мне было так тоскливо и больно. Я боялась вновь остаться одна.

— Глупая! — улыбнулась Лилит. — Я тебя никогда не брошу.

— Но ведь наше бессмертие не абсолютно. Вдруг кто-нибудь вырвет тебе сердце?

— Пусть только попробует! — рассмеялась жрица. — За четыреста лет никому не удалось это сделать. Однако, ты так же хотела что-то сказать. Или я ошибаюсь? — спросила Лилит с затаенным лукавством.

— Даже не знаю, с чего начать, — смутилась девушка.

— Не бойся, смелее!

— Хорошо тебе говорить: "не бойся"!

— Тогда подойди ко мне.

Мафдет встала из-за стола и села рядом с Лилит на оленью шкуру.

— Дай руку, — потребовала жрица.

— Зачем?

— Тебе сразу станет легче. Продолжай.

Мафдет почувствовала тепло в кончиках пальцев. Оно медленно поднималось вверх. Ладонь уже пылала жаром, и страх уходил прочь, сменяясь покоем и умиротворением.

— Жизнь моя была пуста как заброшенный храм. Я лишилась любимого, старой Ихи, будущего... Я существовала как изувеченное ветром дерево на склоне горы, или как трава в степи... Но твое появление изменило все вокруг. Мир вновь заблистал яркими красками, и мрак рассеялся. Я не понимала, что со мной происходит. Странные, пугающие видения и сны. Кажется, будто неведомая сила влечет в бездну, полную огня... Я не могу с собой ничего поделать. Желания сильнее меня. А бессмертие... Я боюсь, боюсь себя и тебя... боюсь очередного разочарования, ответного слова... В твоей власти убить меня или подарить воскрешение из пепла кошмаров... Я люблю тебя! — едва не выкрикнула Мафдет, заливаясь слезами.

— О, Мафдет! — произнесла жрица, тяжело вздохнув. Ее глаза наливались кровью, превращаясь в два пылающих факела. Лилит резко поднялась и обхватила руками подругу, привлекая ее к себе.

— Ты хочешь знать...

— Да!

— Мечта, неуловимая как утреннее сновидение, как речной туман и морская волна... Я ждала много дней... Хвала вам, боги!.. Ты — истина! Ты — моя любовь! Твой лик сияет ярче Дома Луны, а одеяние соткано из золота... Сбрось, избавься от него, как от опостылевших воспоминаний о днях ужаса и тоски...

Мафдет, пробираемая мелкой дрожью, с радостью повиновалась. Тонкие нежные пальцы Лилит коснулись обнаженного юного тела, трепетавшего от счастья.

— Глаза твои подобны подношениям в храме, — шептала жрица на языке Та-Кем, — брови напоминают коромысло Весов в ночь расплаты и уничтожения, губы вторят закону Ра и приносят покой в сердца богов...

Их уста слились в поцелуе, пьянящем, как старое вино...

— Речь твоя пронзительней криков полевой птицы тчеру, — едва могла говорить Мафдет.

— Челюсти твои — звездные светильники, шея блещет золотом, груди — образы божества, ягодицы — два хрустальных яйца, а бедра украшены серебром звезд небесных...

— Слюна твоя, как мед. Я отдана тебе силою моей любви. Прекрасные руки твои — водный бассейн в сезон обильных наводнений, а нежные пальцы — золотые ленты с кремневыми пластинами вместо ногтей. Желаю превратиться в пиво, чтобы ты утолила им жажду, в манну на губах. Возжелай меня, как солнце, люби, как Луну, и прильни ко мне, как капля влаги к кувшину. Сейчас, сейчас, немедленно!.. Заклинаю тебя всеми силами ада! Подари любовь на день и на ночь, в любое время, любовь неперестанную, чтобы сердце пылало безумным огнем, чтобы душа тосковала, как Есит по Гору. Пусть любовь превратит тебя в прах. Иди за мной, как бык идет за травой, как служанка смотрит за детьми, как пастух следует за стадом! Я твоя табличка для письма! Мечтаю насладиться твоей страстью!

Тело девушки изогнулось змеею. Ноздри ее жадно вдыхали воздух, а глаза горели пламенем преисподней. Безумные ласки, даруемые умелыми руками Лилит, погружали ее в вязкий мрак наслаждения. Груди, живот и бедра отзывались легкой дрожью. Море сладострастья затопило сознание, рождая пленительные видения, пришедшие из снов...

— Твои нефритовые врата — вход в Туат. Он открыт и повелевает светом во тьме. Его подношения — цветы анкхам, — нежные и осторожные пальцы Лилит коснулись девичьего лона. Мафдет застонала, закрыв глаза от нахлынувшего блаженства.

— Мое тело — храм радости, алтарь удовольствий! Мои расчесанные волосы начисто выметут его. Освяти этот храм! — дочь Черной Земли, тяжело дыша, едва могла говорить.

Повинуясь желанию подруги, язык Лилит, длинный и скользкий, словно клинок, обагренный вражеской кровью, выпустил из своих объятий набухшие от возбуждения соски. Сохой земледельца он принялся возделывать поле живота, отливавшего золотом стерни, опускаясь все ниже, погружаясь в глубокую долину, охваченную тенями, рожденными умирающими лучами солнца.

— Я припадаю к роднику бессмертия! — страстно шептала Лилит, обхватив руками бедра Мафдет. — Аромат лотоса, вкус персика, изящество лилии... Твой грот услады столь же мил и соблазнителен, как шея молодой газели...

Орудие любви, влажное и теплое, острым кинжалом вонзилось в трепещущую плоть. Мафдет вскрикнула. Ее пальцы, сжимавшие голову Лилит, утонули в густых волосах жрицы.

Любовь пожирала душу. Мафдет казалось, будто она сходит с ума. Невероятное наслаждение, непередаваемые звуки, издаваемые Лилит, ввели девушку в состояние транса. Неведомая сила зародилась в нижней части живота, безудержной волной разлилась по телу, проникла в горло. Вспышки адского огня переливались фантастическими цветами. Каменные стены раскаленными потоками устремились на землю, погружая сознание в бездонное море экстаза.

В бесконечности иного мира она видела безумные глаза Гильгамеша. Духи зла сгустками страха витали над нею.

"Еще, еще! Смерть близка!" — яркие сполохи вызывали сладкую боль, заставляя тело биться в конвульсиях.

Руки сжимали груди жрицы, напоминавшие горы Лебана.

— О, приди, северный ветер! — кричала Мафдет.

Уста ее коснулись медового котла Лилит, скрытого в тайной расщелине. Великое сокровище, жемчужина, спрятанная в прекрасной раковине... Наслаждение лишало рассудка. Нежная кожа жрицы, охваченная пламенем страсти, обжигала.

— Я жажду познать тебя всю, без остатка! — она растворилась в теле Лилит, выстраивая собственную гробницу из ее пяти душ и потаенных мыслей.

И тысячу полей, десять тысяч мер земли обагрила кровь. Царь больше не вершил суд, не закончил работу кузнец, более боги не отдыхали на горе Имбабу, Балу и Анату, не соединились в любовном порыве. Смерть грозила всякому.

Священнослужители, одетые в алые одежды, сварили козленка в молоке и зажарили ягненка в жире. Омылся убийца от кончиков пальцев до шеи и совершил помазанье... Страна Удумми опустела, превратилась в пустыню.

Жители Города бичевали себя, наносили порезы и прочие увечья, посыпая голову прахом...

Солнце краснокожим демоном воцарилось над миром. Белоснежные клыки жаждали плоти. Черные густые волосы ниспадали на тяжко вздымающиеся груди. И лицо..., лицо Лилит было измазано кровью...

— Кто ты? Невинная или порождение ада?

— Молчи, молчи..., — гулкое эхо прокатилось над вершинами.

— Кто ты? Дыхание рая или путь порока?

— Молчи, молчи..., — грохотали небеса.

— Ты — душа, поглощенная сумерками. В тебе смешано все. Я прикоснулась к чему-то мистическому.

— Молчи, молчи..., — гудела земля.

Сладостный яд желаний отравил Мафдет. Песнь гингры пронзала воздух печалью, неслась за бесчисленные горизонты. Тьма наступала отовсюду, погружая сознание в состояние абсолютного покоя.

Мафдет открыла глаза. Изможденная Лилит, обняв одной рукой подругу, лежала тут же. Тусклые блики сладострастно плясали на ее спине и ягодицах.

— Как жаль, что я не властна над временем, — Мафдет едва могла шевелить пересохшими губами.

— У нас впереди Вечность..., — отозвалась жрица, проведя пальцем по груди дочери Черной Земли.

— Не знаю. Мысли разлетелись испуганной воробьиной стаей..., — она прижала к себе голову Лилит, — Поцелуй меня и погрузи в счастливый сон. Тебе ведь подвластны видения ночи?

— О чем ты?

— Порою кажется, будто ты являешься мне в сновидениях... странных и пугающих. Демоны, силы зла... кровь.

— Я такая... страшная? — улыбалась Лилит, продолжая ласкать подругу.

— Я не то хотела сказать. Мне не хватает слов описать свои чувства, а ты уходишь от ответа.

— Забудь обо всем. Или тебе плохо со мной?

— Нет, нет! Никогда в жизни я не смела представить, что буду творить любовь с женщиной, такой сильной и прекрасной.

— Теперь все понятно, — обиделась Лилит. — Ты предпочитаешь мужчин!

— Но, ведь это так естественно! Разве боги задумывали мир иначе? Посмотри вокруг. Суша существует вместе с водою, небо — с землею, а женщина — с мужчиной. Испокон веков мы, женщины, являлись хранительницами очага и продолжательницами рода...

— Боишься прогневить богов?

— Да, но...

— Мужчины!? Опомнись! Злобные существа, мнящие себя властелинами судеб... Разве они достойны любви?

— Я тебя не понимаю.

— Неотесанные мужланы видят в нас лишь кусок плоти... Мысли их мелочны и эгоистичны. Жажда власти, обладания... Возвышенное неведомо им. Насытившись, они бросают нас как ненужную, отслужившую вещь, устремляясь на поиски очередной услады, хвалясь перед первым встречным, рассказывая о своих мнимых победах..., смакуя подробности! Грубые животные лишены понимания красоты и настоящей любви. Зловонные твари! От них несет, как от выгребной ямы! Нет, пожалуй, и того хуже! Даже после оправления естественных надобностей они не считают нужным очиститься. Зайди в любую харчевню! Всюду они источают смрад, отравляя воздух смертоносным дыханием! Кругом все оплевано! Близлежащий квартал осквернен испражнениями. Мерзкие похотливые губы, колючие усы и бороды, потные, грязные руки... Чем ничтожней мужчина, тем больше в нем самомнения и спеси. Мне хочется блевать только от одной мысли о них.

В женщине все иначе. Она — само совершенство. Мягкий плавный изгиб утонченных линий. Нежность и сила в ней слиты воедино. Она — носитель божественного начала, воплощение мысли небожителей о прекрасном. Считаешь, я не права?

— Не знаю. Но Ихетнефрет не такой, — пыталась возразить Мафдет.

— Любовь ослепила тебя. Он один из многих, а все они одинаковы. Поверь, уж я-то знаю. За четыреста лет повидала всякое..., — нервничала Лилит.

— Быть может, такова участь бессмертных.

— Какова?

— Вечную жизнь променяли мы на любовь.

— А как же я? — возмутилась жрица.

— Теперь я окончательно запуталась.

— Ну, раз так, тогда послушай, что я скажу. Отец мой умер, когда мне исполнилось девять лет от роду. Мать вскоре вышла замуж, но достаток и счастье вновь обошли наш дом стороною. Отчим постоянно предавался пьянству, а не заботам о чужих детях. В тринадцать он и вовсе надругался надо мною. Так я впервые познала мужчину.

Горе и бедность свели мать в могилу, а я по воле отчима оказалась в долговом рабстве. Тяжкий труд и постоянные издевательства стали моей судьбой. Я была на грани отчаяния и стала подумывать о самоубийстве. Страх смерти едва сдержал меня, и я сбежала от ненавистного хозяина.

Диким зверем рыскала я по степям и болотам, горам и долинам, несколько раз попадала в плен к южным кочевникам...

И вот, скрываясь от очередной погони, я набрела на заброшенный храм неведомого божества. Умирая от голода и жажды, я нашла на алтаре чашу, полную какого-то напитка, и осушила ее в одно мгновенье... Откуда мне было знать о волшебном эликсире. Не успела я сделать последний глоток, как преследователи схватили меня. Недолго думая, они вспороли мне живот... Так обрела я бессмертие. С тех пор месть стала смыслом моей жизни...

— Прости, я ни о чем не ведала. Что же было потом?

— Потом? Потом я встретила ее.

— Кого?

— Эрешкигаль.

— Кажется, знакомое имя.

— Ты могла слышать его в земле шумеров. Так черноголовые называют богиню смерти и загробного мира.

— Богиню?

— Чему ты удивляешься? Некоторых бессмертных люди почитают за богов. Я, к примеру, для жителей Гебала стала прообразом Баалат.

— Истинные чудеса! А как же Эрешкигаль?

— Мы были вместе почти двадцать лет..., — с тоской в голосе произнесла Лилит. — И все же нам пришлось расстаться.

— Почему?

— Она многому научила меня, и пришло время, кода я почувствовала собственную силу. Мне не хватало свободы. Опекунство Эрешкигаль превратилось в деревянные колодки...

— И ты пошла в Гебал?

— Да, но не сразу. Я видела разные страны, встречала бессмертных и богов, а лет триста назад оказалась на берегах Верхнего моря. Тогда вокруг Гебала еще не построили крепостных стен, и он походил на маленькую рыбацкую деревушку.

В те времена на острове Алашия правил царь Кинир. Его дочь, Мидра, страстно влюбилась в отца. От этой порочной связи на свет родился мальчик. Его нарекли Адонисом.

Кинир, пытаясь вымолить прощение у богов, приказал умертвить ребенка, но нянька Мидры спасла младенца от смерти. Спустя двадцать лет он оказался в Гебале...

— Ты полюбила его? — Мафдет сгорала от любопытства.

— Безумно! Я сходила с ума, лишилась памяти, попрала собственную честь и достоинство. Я была готова простить мужчинам все причиненное зло, мечтая только об одном поцелуе юноши. Я боготворила его вьющиеся длинные волосы, точеный нос, тонкие, слегка поджатые губы... Но взгляд царского сына оставался холодным. Искра любви не воспламенила сердце. Он предпочел женской ласке охоту в лесу.

Однажды, после омовения в горном ручье, я спасалась от зноя дня под тенистой кроной могучего кедра. Жара отяготила веки, и я, нагая, отдалась сну. Адонис проходил мимо с друзьями, увидел меня и предложил приятелям развлечься. Они набросились на меня как разъяренные львы на антилопу. Связанная, я не могла сопротивляться... Так продолжалось до вечера. Получив желаемое, они презрительно насмехались. Уста их сочились ядом оскорблений.

Стыд, унижение и жажда мести терзали душу. Я поклялась достойно отплатить обидчикам. Вскоре все они познали ледяное лобзание смерти. Но боги даровали Адонису вечную жизнь...

Теперь тебе понятна моя ненависть к мужчинам?

— Мне жаль, — печально произнесла Мафдет.

— То же может статься и с тобою, но я одарю тебя великим искусством, научу противостоять похотливым гнусным животным в человеческом обличье.

— Ты убивала? — неожиданно спросила Мафдет.

— Множество раз!

— И твое сердце не огрубело?

— Моя любовь не убеждает?

— Я говорю о другом. Имеем ли мы право кого-либо лишать жизни, ведь она ниспослана свыше.

— Зло правит миром, всюду льется кровь! Если ты не сумеешь защитить себя, то какой-нибудь негодяй рано или поздно вырвет тебе сердце!

— Но как я смогу пребывать после этого в согласии с собственным духом?

— Первый раз всегда трудно, а потом... потом будет легко. Возможно, ты даже найдешь скрытую красоту в подобном занятии. Чувствовать в себе силу, повергать противника — так упоительно! Кровь врага пьянит старым вином...

— Я слышу ужасные речи! — возмутилась Мафдет.

— Поверь, — успокаивала ее Лилит, — страх и душевные муки уйдут. У нас иная судьба, ведь мы не такие, как все.

— Нет, никогда!

— Вот как? Ты простила Гильгамеша?

— При чем здесь он?

— Ты ведь желала ему смерти! Бессилие унижало тебя... Беспомощность и слабость ты позабудешь. Доверься ...

— Мне кажется, невозможно пребывать чистой в убийствах.

— Такова суть нашего существования. Выживает не лучший, а сильнейший.

— Откуда в тебе столько жестокости? — на глаза Мафдет наворачивались слезы.

— Ну вот, ты готова расплакаться. Напрасно я тебе все рассказала? Впрочем, ты хотела знать правду...

— Могла ли я подумать! О, боги! Прости, Лилит. Мне страшно! Тьма воцарилась кругом. Я запуталась и ничего не могу понять. Где истина? Где ложь? Любовь и смерть идут рядом. Добро и зло меняются местами... Я бреду к таинственной, пугающей цели. Ночные кошмары терзают душу, мечты превращаются в мертвый песок, гонимый ветром судьбы в неизвестность будущего. Кто я? Где я? Каково мое предназначение? Зачем я живу?

— Прислушайся к собственному сердцу, отдайся во власть чувствам. Следуй предначертанному, и я помогу тебе.

— Но ради чего?

— Ради нашей любви. Остальное не имеет значения. Пусть даже все земли, обегаемые солнечным диском, погрузятся в бездну, полную огня, а море превратится в кровь... Выбор за тобой. Взамен я дарю не только любовь, но и тайны мира. Ты овладеешь невиданным могуществом...

Мафдет молчала. Внезапная огненная вспышка ослепила ее на мгновенье. Она чувствовала жар, опаливший лицо. Зрение медленно восстанавливалось. Уютный зал, стол и кушанья исчезли, и девушка оказалась в просторном темном подземелье. Редкие капли срывались с потолка и оглушительно разбивались о каменный пол, отзываясь резкой болью в ушах.

Она стояла в кругу, образованном кольями с нанизанными на них черепами. Всюду валялись человеческие кости и надгробья, испещренные непонятными письменами. Несколько факелов безуспешно сражались с мраком преисподней. Вдруг черепа озарились неистовым пламенем, и из тьмы бесконечности показался краснокожий демон. "Огненная", как нарекла ее Мафдет, была нага. Ее гибкое тело украшали ожерелье из рубленого бисера, да несколько браслетов, в виде змей, пожирающих скарабеев, а лоно едва прикрывал перевернутый крест-анкх, подвешенный на цепочке, опоясывающей бедра.

Длинные, чернее ночи, волосы ниспадали на крупные упругие груди. Глаза "Огненной", лишенные зрачков, напоминали "Око Уджат". Казалось, что в них поселилась сама первозданная пустота. Белки сияли неестественным мертвенным светом.

Из посиневших губ призрака сочилась кровь. Оскал ненависти и злобы исказил правильные черты. Потеряв дар речи, Мафдет, с замиранием сердца, следила за "Огненной", бесшумно ступавшей по сырым известняковым плитам.

— А-а-а-а..., — внезапный резкий крик сотряс подземелье. Ногти призрака превратились в острые лезвия. — Ты познаешь любовь и тьму, — заговорила Огненная голосом Лилит, погрузив пятерню в живот девушки.

Мафдет охнула, чувствуя, как слабеют ноги. Темная теплая жидкость бурлящим потоком вырвалась наружу.

— Эликсир бессмертия! — Огненная улыбнулась и лизнула длинным языком окровавленную ладонь. Сотворив из могильного мрака золотую чашу, демон тщательно собрал кровь.

— Пей! — приказал фантом, поднеся сосуд к губам Мафдет. Преодолевая отвращение, она сделала несколько глотков. Адский напиток увязал во рту сгустком страха, кошмаром ночи проникая в тело. Но вскоре солоноватый привкус показался ей вполне привлекательным, и она несколькими глотками опорожнила кубок.

— Кто ты? — пленница Туата едва могла шевелить губами.

— Твое второе "я", темная сторона души, — краснокожая злобно рассмеялась, обнажая белоснежные зубы. — Ты стремилась познать тайны мира, скрытые во тьме? Они перед тобой!

— А Лилит?

— Тень неотделима от света, как любовь от смерти или страх от желания. Подойди ко мне!

Мафдет сделала несколько шагов навстречу Огненной.

— Насладись ужасом и мраком. Люби меня!

Неведомая непознанная сила овладела разумом дочери Та-Кем. Вожделение, смешанное с безумием, пленило ее, а лицо пылало неукротимым пламенем. Пальцы коснулись красной бархатной кожи, губы впились жарким поцелуем в упругую грудь. Мафдет чувствовала слабое дуновение ветра, дыхание гробницы. Яркие вспышки, сладкая боль, невероятное наслаждение подхватили ее, вовлекая в фантасмагорический танец.

Мафдет ослепла, ощущая лишь пылкие лобзания партнерши. Волшебные прикосновения, дикая, животная страсть, кровавым туманом застилающая взор... Все смешалось в первобытном вихре, воскрешая царство небытия. Обхватив руками разгоряченные бедра Огненной, Мафдет чувствовала, как проваливается в терпкую пьянящую бездну. С уст сорвался предсмертный крик... Стыд, нравственность, установления богов... Мафдет растворялась в Вечности, утопала в бесконечности, уносившей ее в мир, находившийся за пределами человеческого восприятия и понимания.

Слезы текли из остекленевших глаз. Мечты осуществились на грани жизни, подарив беспредельное счастье, не имевшее конца...

— Я сею семена смерти..., — шептала Мафдет, оглушаемая сладострастными стонами Огненной. — Я — любящая огонь, я — чистая в убийствах. Я восстала из ада, превратила земные царства в прах... Я отрубаю головы, вырываю сердца и дроблю кости...

Глаза, лишенные зрачков, угасали. Изо рта Огненной струилась кровь. Груди неестественно топорщились, и жизнь медленно покидала призрачное тело.

— Добро пожаловать в Туат, — вымолвил демон и превратился в писклявую стаю летучих мышей, испуганно разлетевшуюся в разные стороны. Алтари и факелы угасали, а в глазницах черепов вновь поселилась тьма. Мир поблек, погрузился в тишину и мрак.

— Ты хотела сказать мне "да".

Мафдет встрепенулась, вздрогнула от испуга. Резкий голос Лилит, по-прежнему лежавшей обнаженной на оленьей шкуре, вывел ее из забытья.

— Мне показалось, я вновь видела страшный сон, — она встала на колени, с удивлением рассматривая себя и подругу. — О, боги! Откуда столько крови? Лилит? Мой живот, твои губы, груди и руки?

— Сон? — равнодушно переспросила жрица.

— Но ведь это всего лишь сновидение?! — Мафдет едва сдерживала крик.

— Быть может, ты ошибаешься, — все также флегматично продолжала Лилит.

— Ты знаешь ее?

— Кого?

— Огненную! Краснокожего демона из мрачных глубин ада!

— Возможно.

— Как?

— Она говорила с тобой? — уже серьезно спросила Лилит.

— Да.

— О чем?

— Мы творили любовь... как с тобой. Меня охватила безумная страсть. Я ничего не могла с собой поделать. Желание ослепило разум.

— Ты любила ее, целовала грудь и лоно, захмелев от собственной крови...

— Откуда... Я поняла! Она — это ты!

— Ты смущена?

— Признайся! Я ведь права?

— Огненная — это я, а я — это ты. Она — твоя и моя тень, одна из наших душ, скрытая сущность, тайное естество, заточенное в темнице тела. Почему человека влечет к странному и непознанному, скрытому во тьме? Почему его манит смерть? Откуда в нем зло?

— Свет и мрак сражаются неустанно...

— Внутри нас, — продолжила мысль Лилит, — Зло в мире порождают люди.

— А любовь?

— Любовь — дитя тени. Страсть, безумие, жажда плоти... Какова природа столь великой силы? С ней может сравниться лишь голод, боль и страх. Ты преодолеваешь стыд, тысячи условностей, заложенных воспитанием. Ты не смогла противостоять желанию. Почему?

— Не знаю.

— Но теперь, когда все свершилось, ты не боишься моих поцелуев и объятий. Более того! Они дарят тебе радость и блаженство. Ты позабыла смущение, отбросила ложные приличия. Ведь правда?

— Правда? Какое нелепое слово! Я увязла в болоте сомнений. Порою, сумасшествие кажется единственным избавлением...

— Время гранитным жерновом перемелет страдания, но душа вечна. От нее не избавишься. Она настигнет тебя всюду. Живи в согласии с ней. И все же, ты не сказала мне "да".

— Мне плохо. Голова кружится, и перед глазами пляшут разноцветные пятна...

— Твои страхи не стоят и медного шила. Плачь, отрекаясь от прошлого.

— Я устала. Ладья Миллионов Лет вскоре появится над горизонтом... Я хочу спать.

— Желаешь увидеть приятные сновидения?

— Ты — владычица ночи! Я говорю тебе "да"!

— Любимая! Пусть одарят тебя боги счастливой судьбой! — Лилит поцеловала Мафдет, коснулась губами слезинок, застывших на девичьих щеках двумя кристалликами льда.

Сладостные звуки тростниковой флейты околдовывали разум, погружая сознание в омут сна, даруя покой и забвение. Нежный плеск вод ласкал слух. Мафдет, поджав ноги, сидела на оленьей шкуре у края бассейна, наблюдая за Лилит, наслаждавшейся утренней свежестью. Мокрые волосы подруги липли к спине и груди, придавая тонким чертам лица некоторую холодность и неестественность.

На поверхности водной глади, волнуемой легкими и плавными движениями гибкого тела, дрожали отражения финиковых пальм, пробуждая в душе необъяснимую печаль. Цветы лотоса и стебли папируса нервно вздрагивали, боясь нарушить вечную гармонию единения добра и зла, света и тьмы.

Лилит звонко смеялась, глядя на Мафдет глазами, полными едва уловимой грусти.

Влажная кожа блестела каплями росы на лепестках прекрасного цветка, одинокой звездой среди бесконечности небес.

Проказник ветер порхал среди листвы сикомор, целовал девичьи уста, груди и бедра. Хмельное благоухание трав щекотало ноздри.

Далекие берега Хапи тонули в зеленом тумане, поглотившем искусственный водоем и смех Лилит. Чудесный сад исчез бледной тенью среди ослепительного сияния Ладьи Миллионов Лет, повисшей над Страной богов.

Высокие желто-коричневые горы в клочья рвали линию горизонта. Тишина погребальным саваном накрыла мир. Мечты и грезы обратились в прах. Ка Мафдет парилнад ущельями, пытаясь рассеять пелену неизвестности.

Тайны будущего и прошлого сплетались воедино, нарушая последовательность событий. Реальность становилась продолжением сна, падая на горячий песок редким дождем.

Дыхание деревьев, моря, ночи, напоминало терпкий вкус молодого вина, прикосновение любви, аромат желания, блеск глаз хищника, притаившегося в темноте.

Высохшее русло древней реки петляло среди узкой долины. Раскаленный воздух превращал утесы в призраков Туата. Враждебные фантомы беззвучно плясали вокруг Мафдет неистовый колдовской танец. Мелкий гравий резал ступни, затрудняя ходьбу. "Где я? Куда иду, и, главное, зачем?" — вопросы таяли в воспаленном мозгу, словно лед на вершинах Лебан, питая страх и возбуждение.

Слеза сорвалась со щеки, упала на каменистую почву, смешалась с пролитой, и уже почти высохшей, кровью.

Мафдет тяжело вздохнула.

Ей снились горы Тутешер.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Подлинный текст.

Гублу, Гебал — один из городов древней Финикии, находившийся на восточном побережье Средиземного моря.

Та-Кем, Черная Земля — Египет.

Урук — один из городов древнего Шумера

Йарих — древнефиникийский бог Луны.

Баалат-Гебал, Баалтида — покровительница Гебала, богиня плодородия и любви.

Горы Лабнан, Лебан — ливанские горы, славившиеся в древности кедром и кипарисом

Оазис Тхамаск — дамасский оазис

Две реки, текущие в обратную сторону — реки Тигр и Евфрат.

Страна Мелахи — долина реки Инд.

Хатхор — одна из богинь древнеегипетского пантеона. Являлась дочерью и Оком Ра и отождествлялась с богинями-львицами. Покровительствовала любви, веселью и музыке. Выступала в роли "владычицы сикоморы" — древа жизни и судьбы.

Каласирис — древнеегипетская женская одежда.

Цор — древнефиникийское название города Тира.

Самааль — область, находившаяся в Юго-Восточной части Малой Азии.

Туат — так в древнеегипетской мифологии именовался загробный мир.

Хапи — древнеегипетское название Нила.

Сетх — древнеегипетский бог пустынь, олицетворение зла, покровитель войны, засухи и других бедствий.

Ра — древнеегипетский бог солнца. Изображался в виде человека с головой сокола или ястреба, увенчанной золотым диском. Также являлся Создателем небес и тайн двух горизонтов, Властелином правды.

Эл — верховный бог финикийской мифологии.

Кинаххи — древняя Финикия.

Аршах — финикийское название Месопотамии.

Тот — древнеегипетский бог мудрости, магии и письма. Изображался в виде человека с головой ибиса. Являлся покровителем города Унут. Носил также титулы Владыки времени, Молчаливого существа, Проводника душ умерших, Дважды великого, Повелителя небес, Властелина ночного светила, Владыки истины, умиротворяющего Пламенную, языка Атума, гортани Амона, ночного заместителя Обладателя небесного глаза, Сердца рождающего мрак, Сердца Ра, Прекрасного из ночи, Владыки Унут, Увеселяющего дочь Ра, Властелина Божественных Слов, Быка среди звезд.

Баал-Цафон — древнефиникийский бог, живший на горе Цафон, идентичный угаритскому Балу-Цапану.

Арц — древнефиникийская богиня земли.

Аштарт — богиня плодородия, любви, деторождения, гражданского порядка, царской власти и охоты в древнефиникийской мифологии. Изображалась в виде обнаженной женщины, сжимающей груди, царицы, сидящей на троне, или в виде конического камня.

Шеол — древнефиникийская богиня подземного мира, супруга бога смерти Мота.

Решеф — древнефиникийский бог болезней, огня, войны, бури и смерти.

Земли Элиуна и Берит — территория, находившаяся под властью Гебала.

Кедровые горы — Ливанские горы.

Баал-Шамиш — древнефиникийский бог, "владыка небес".

Пунт — сказочная страна, находившаяся к югу от Египта.

Ладья Миллионов Лет — с ее помощью бог Ра совершал путешествие по небосводу и загробному миру.

Лампада богов — Луна

Тиннит — дочь Аштарт. Богиня Луны. Повелевала тучами, ветрами, звездами. Насылала дождь, оплодотворяя землю. Одновременно была и воинственной богиней. Часто изображалась в виде ромба, символизировавшего произрастание, рождение.

Рефаимы — персонажи древнефиникийской мифологии, связанные с загробным миром.

Мот — древнефиникийский бог смерти.

Угарит — город, находившийся в северной части древней Финикии.

Сикомора — смоковница

Сикль — единица измерения веса, равная примерно 8.4 грамма.

Илу — верховный бог в угаритской мифологии, прародитель богов, людей и всего сущего.

Йам — древнефиникийский бог моря и водной стихии.

Муту — бог смерти древних угаритян.

Хамрай — место пребывания бога Муту.

Горы Таргузиза и Таррумаги — в угаритской мифологии горы, находившиеся на краю земли.

Хикунту — древнефиникийское наименование столицы Египта.

Город Весов Обеих Земель — столица Египта во времена Древнего царства

Ладья ночи — Луна

Усири — греческое название — Осирис. Божество производительных сил природы и загробного мира в древнем Египте. Он же носил титул творящего Прекрасное.

Хэпер — древнеегипетское название амулета в виде жука-скарабея.

Атум — бог вечернего заходящего солнца, одна из ипостасей Ра.

Есит — греческое название — Исида. Супруга Усири (Осириса) и защитница умерших.

Бетил — олицетворение божества в виде каменного конуса.

Ка, Ба, Ах, Шу, Рен пять сущностей-душ человека или божества в древнеегипетской мифологии.

Санахт — фараон III династии ( 27 в. до н. э.).

Ранеб — один из фараонов II династии (ок. 28 века до н. э.).

Берега Гора — Египет.

Балу — бог дождя и росы, бури, грома и грозы в древнем Угарите.

Дагану — податель пищи, отец Балу.

Шапашу — богиня Солнца у древних угаритян. Путешествуя ночью по миру мертвых, была связана с магией.

Гора Цапану — располагалась вблизи Угарита. Место жительства Балу.

Анату — сестра и возлюбленная Балу. Богиня источников, плодородия и любви. В то же время была очень воинственной и кровожадной.

Гора Аментет — гора Запада, т.е. связанная с потусторонним миром.

Анкх — крест в виде иероглифа, означавшего "жизнь".

Вещи ночи — магические предметы.

Великая Восьмерка — божества-демиурги в космогонической доктрине Гермополя (Хемену или Шмуну, он же древний Унут).

Земли черноголовых — страна Шумер.

Гора Имбабу — место жительства богини Анату.

Страна Удумми — земли, расположенные к северу от Угарита.

Гингра — музыкальный инструмент.

Эрешкигаль — древнешумерская богиня подземного мира.

Верхнее море — древнешумерское название Средиземного моря.

Остров Алашия — остров Кипр.

Око Уджат — око "Здоровое", "Невредимое". Один из наиболее сложных и древних сакральных символов Египта.

Страна богов — область, располагавшаяся между Нилом и Красным морем.

Горы Тутешер — горы, находившиеся к югу от нильских порогов.