Хроники Дебила. Свиток 1

...Ах да, — забыл сказать, — местный этикет, предписывал Ходить в границах стойбища. ...Не поняли? — поясняю, — За пределами стойбища, все воины передвигались исключительно бегом. Верховой езды они не знали. И местных лошадок одомашнить не соизволили. Зато своей неторопливой рысцой могли часами кружить вокруг неспешно идущего и обжирающего траву стада "больших братьев", высматривая опасности и засады. А уж если они припускали всерьез, — могли загнать оленя, или местный аналог лошади Пржевальского.

Так что кролики для них были фигней. Их ни серьезной добычей, ни едой не считали. — Так, — баловство, вроде семечек или оливок. Малышня их добывала чтобы потренироваться в беге и ловкости. ...Надо ли говорить что я, чьим рекордом была пробежка в пять километров на сдаче зачета в технаре, в их глазах был совершеннейшим ничтожеством? — Мое место было позади стада, с корзиной для говна в руках, а не с оружием впереди стада, как то и подобает воину.

...Да ведь... — Я же гончар, я могу..., я умею.... — Хренушки, — Ничего-то я не умею. ...Ну в смысле лепить миски-горшки по местной технологии могу. Это когда на глиняный блин, кладут стопку глиняных бубликов, и вымазывают все это в нечто целое, впуклое, способное удержать воду после обжига в костре, если не лопнет. Ну да это тут могла сделать каждая женщина. Собственно говоря это и была их работа, — лепить новую посуду, по мере износа старой. А также плести корзины, обрабатывать шкуры, ткать (скорее уж плести) ткань и прочее.... — Воины к глине не прикасались. Их уделом была охрана стада и стойбища, ну и изготовление оружия. Когда я полез к глине, — мой рейтинг, и без того бывший ниже плинтуса, стремительно упал на глубины измеряющиеся в астрономических единицах.

Но самое смешное, — поскольку торговля, как явление общественной жизни, тут фактически отсутствовала, то племени вполне хватало лишь той посуды что использовалась непосредственно в деле. На мое предложение налепить "про запас", женщины, с трудом терпевшие мое присутствие рядом с собой, посмотрели на меня как на полнейшего идиота, и спросили "Зачем?" и "Куда девать этот запас завтра утром, когда мы пойдем дальше за стадом?".

...Я еще немного порыпался, возясь с глиной под брезгливыми взглядами окружающих, ибо нарушая всяческие приличия, занимался женской работой, (как если бы я в свой технарь в платье пришел, на шпильках и с макияжем). ...Ясное дело, что про фарфор-фаянс в здешних условиях не приходилось даже думать. Но сделать какое-то подобие гончарного круга я то..., — как оказалось, — тоже не могу. Если из всех инструментов и материалов у тебя горсточка монеток, пластмассовый мобильник, палки, груда камней и каменных осколков, — соорудить нечто похожее на гончарный круг практически невозможно. Особенно учитывая, что добрые и заботливые "учителя жизни", прилагают все усилия и не жалеют пинков, чтобы ты не заскучал и смог отработать свой харч.

...Как-то удивительно, что мне не сразу пришла в голову эта идея.... Натолкнулся я на нее, когда на очередном празднике, шаман под восторженное придыхание "изумленной публики" продемонстрировал собственное творение, — сиречь комок глины, олицетворяющий овцебыка.

— ХА!!! — сказал я сам себе. — Вот вы и попали мои примитивные соплеменники. — Отныне я буду лепить вам разную хрень, начиная с овцебыков и кончая вашими личными портретными бюстами и статуями духов-богов, а за это вы провозгласите богом меня, и будете поклоняться, как двенадцатилетние девочки поклоняются очередному смазливенькому поп-идолу!

...К счастью, реализовывать свою затею я подсел поближе к жилищу шамана, с тайной мыслью привлечь его к предприятию и может быть даже взять в долю. (Полит-религиозная поддержка, — лучший двигатель карьеры кандидата в боги). Вот он-то первым и заметил что я делаю, и сходу влепил мне по шее, громко вереща и брызгая слюной. Тут я разозлился конкретно, несмотря на то что жизнь тут вроде уже отучила меня от этой опасной привычки. — Шаман явно мочил конкурента, в лучших традициях чинуши-рейдера покинутой мной Москвы, — то есть грубо, и даже без намека на законность и правосудие. Я вскочил и отвесил шаману ответную оплеуху. ...О чем вскоре очень сильно пожалел.

...Собственно говоря, никаких законов и норм общепринятой морали я не нарушил. — Скорее даже повел себя вполне адекватно. — Тут все разногласия решались дракой. И даже такое ничтожество как я, имел полное право бросить вызов любому соплеменнику, хоть самому вождю. Другое дело что и за базар придется отвечать конкретно. Потому что вождь стал вождем, отнюдь не по результатам конкурса бальных танцев или плетения макраме....

...Но шаман-то мне казался глубоким стариком! К тому же ходил вечно обдолбанным своим "компотом" из грибов. Бродил обычно по стойбищу бормоча что-то странное, и время от времени начиная подвывать.... Уж его-то я серьезным противником не считал.... — Оказалось зря! — Шаман, в силу своей обдолбанности пропустивший первую оплеуху, классической двоечкой сбил меня с ног, после чего пинками выбил мою скорчившуюся от боли тушку за пределы стойбища, и добавив пару раз по сломанным ребрам, плюнул и ушел.... Спустя какое-то время, мне объяснили что я нарушил одно из самых священных табу. — Оказалось что лепить подобия больших братьев, да и вообще, — окружающих существ и вещей, может только шаман, один раз в год, после соответствующих ритуалов. Если бы я успел долепить свою поделку, — то сильно бы обидел духов, и на все племя легло бы жуткое проклятье. Отвести которое, и то лишь частично, могла только жестокая и очень мучительная смерть осквернителя и еретика.

...Последняя попытка была уже жестом отчаяния, безнадежным как угроза вундервафлей во время штурма Берлина. Поименно помня всех священных коров попаданства, я решил..., нет, не построить лесопилку, а поразить местных знанием математики. Я конечно по этой дисциплине был полным троечником, но знания местных в математике ограничивались понятиями "палец", "рука", "человек", и "много". Первое естественно соответствовало единице, второе — пятерке, третье двадцати, а последнее, — всему что больше двадцати. От единицы до пятерки каждое число называлось по имени пальца. Но чтобы особо не заморачиваться при дискурсах на математические темы, местные трясли перед носами друг у дружки своими грязными, с обгрызенными ногтями конечностями. Вот и вся математика. Так что я начал капать вождю Нра*тху, который относился ко мне с добродушно-презрительным любопытством, как к забавной, но абсолютно бесполезной зверушке вроде хомячка, — внедряя в его Мосх, идеи разных цифр и подсчетов.... Вот наш примерный диалог.

— Вождь, я могу сосчитать всех наших больших братьев!

— Зачем?

— Чтобы знать сколько их.

— Я и так знаю что их много.

— Да, но много это может быть и один человек с пальцем, и полная рука раз по человеку.

— Дебил, ты несешь какую-то чушь. (подзатыльник).

— Но мудрый Нра*тху. Подумай сам, как будет хорошо если мы будем точно знать сколько у нас в стаде больших братьев....

— Дебил, ты дурак. Как можно знать сколько всего больших братьев, если все они разные? Есть старые быки, есть бычки тянущие волокуши, и есть бычки того же возраста, никогда не позволяющие впрячь себя.... Есть телята оторвавшиеся от вымени, есть сосунки, есть телки, молодые не рожавшие коровы, коровы рожавшие один раз, или два, или...(надо отметить, что для каждой подобной категории, в их языке было свое название. Этих названий было под три десятка, и более того, местные умудрялись с первого взгляда отличать рожавшую один раз корову, от рожавшей дважды. Как они это делали, для меня до сих пор остается загадкой. Но что с меня взять, я — дебил). -...Да и зачем их считать? Сегодня их столько-то, а завтра кто-нибудь из больших братьев сломает ногу, или его задерут тигры, или родится новый теленок.... И что, — ты будешь пересчитывать все заново? — Зачем? Нельзя мерить живое счетом. ...Хватит говорить глупости, — иди таскай воду..... (Вдохновляющий пинок по заднице).

...Вот так вот и получилось что я, — попаданец, потенциальный герой и победитель, с мощным интеллектом жителя 21 века и головой набитой самыми передовыми знаниями, в местных условиях оказался способным только собирать навоз и таскать воду. Чем и занимался последующие 7-8 лет.

Было уже довольно темно. Мелкий промозглый дождик, крапавший с низкого хмурого неба весь день, наконец-то стих. Сквозь прорехи туч выглянула местная, здоровенных размеров луна, давая достаточно света, чтобы рыться в обломках нашего стойбища, в поисках хоть чего-то полезного, что позволит мне протянуть еще несколько дней. Я хватался за любую соломинку, — обломок жерди от чума, кусочки веревок и обрывки полотна из вычесанной с овцебыков шерсти, кусок старой шкуры..., в него можно завернуться во время дождя, или подложить на землю во время сна.... Хотя какой сон может быть в этой степи у одиночки? — Шансов быть сожранным тиграми или гиенами, куда больше, ем увидеть новый день. ...Но помирать страшно не хотелось. В течение последних лет я только и делал что проклинал свою несчастную жизнь. Но стоило ей исчезнуть, и я уже готов хвататься за клочки шерсти в тщетных попытках удержать ее. В конце концов, — в те первые дни, я в одиночку прожил четыре дня. А ведь тогда я был совсем сопляком, — ничего не умел и ничего не знал. Сейчас я хотя бы знаю о том какие в этом мире бывают опасности. Могу высечь искру ударяя камень о камень и разжечь костер. ...На кроликов охотиться, в конце-то концов могу. — Так что я за жизнь еще поборюсь!

...Разгребая очередные обломки заваленного на бок чума, я вдруг наткнулся на что-то мягкое, липкое..., но теплое.... Вот те раз! — Живое тело!!!

Стащил с него обрывки шкуры, раньше бывшей стенкой чума, и под обманчивым светом луны, попытался разглядеть кто это.... Это оказался Лга*нхи, сын вождя Нра*тху.

Э-э-э-э.... — С одной стороны, это было очень хорошо, — Лга*нхи, был мне почти другом. По крайней мере относился ко мне намного лучше других. А вот с другой..., — я и о себе-то толком позаботиться не могу, а вешать на шею дополнительную обузу.... Простая математика. — Взвалю его на шею, — умрем оба..., а брошу.... Да. Прав был старый засранец Нра*тху, — числами такое не измерить. — Жизнь-то я может быть себе и продлю, хоть ненадолго. ...Но вот уважение к себе потеряю окончательно. ...А с другой стороны, — что я могу поделать? — Я ведь не доктор.... Я и в больнице-то ни разу в жизни не был, спасибо хорошему здоровью. И никогда не видел врачей за работой..., ну если не считать участкового терапевта, с палочками для осмотра горла, кипой бланков для рецептов, и тщательно скрываемым желанием лице, сбежать от этой скуки как можно дальше.

...Все что я смог сделать, это обмыть тело водой, черпанув ее обломком горшка из ближайшей лужи, смочить губы, да с умным видом поглядеть на жуткую рану на голове. (Сначала я даже подумал что с него успели снять скальп..., настолько голова была залита кровью). ...Это вроде как мой батя, когда у него в очередной раз ломалась его старенькая шестерка, прежде чем ловить частника и тащиться на тросе в ближайшую мастерскую, — поднимал капот, и некоторое время сверлил ее железные внутренности своим укоризненным взором, делая вид будто что-то понимает. Потом закрывал капот, и еще разок проворачивал ключ, словно надеясь что пристыженный механизм починится сам собой. ...Увы, это почти никогда не срабатывало.

Ладно. Вон остатки чума шамана. А вокруг него разбросаны его запасы травок и порошков. Этот чум почти не грабили, только завалили слегка. Видно среди нападавших, дураков связываться с духом шамана не нашлось. ...А когда шаман лечил мне, им же поломанные ребра, то накладывал компрессы из пережеванной травки с очень характерным запахом.... И несмотря на омерзение, которое вызвал у меня его слюнявый рот, — раны зажили как на собаке. Только видно пара ребер срослись неправильно, и теперь стоило сделать слишком большое усилие, — в боку начинало колоть и ныть.... Я нашел нужную травку, пережевал ее по методе шамана офигевая от жуткой горечи, выплюнул под обильно содранный кусок кожи, приладил его на прежнее место, и замотал голову куском грубой ткани, все из той же шерсти овцебыков.

Потом хорошенько замотал тело в обрывки шкур, чтобы оно не застудилось на ночной прохладе, соорудил подобие волокуши, перекинул на нее тело, и утащил подальше в холмы. При этом умоляя всех известных мне земных и местных богов сделать так, чтобы падальщикам, которые обязательно придут на запах крови и мертвечины, хватило бы тут еды, и они не пошли за нами по следу.

Чудеса. — Но как только начал заботиться о другом, — собственные страхи куда-то пропали, и беспокойство о своем будущем отошло на задний план.... Это как-то взбодрило.

Я честно пытался не спать.... Почти всю ночь пытался.... Сидел возле едва тлеющего костерка замотавшись в обрывок шкуры и бдил.... Костерок ясное дело разжег не для тепла. От такой роскоши я уже давно отвык. Просто в случае если придут тигры или гиены, — большое пламя было лучшим способом отпугнуть их. Но большое пламя, так же было лучшим способом привлечь внимание двуногих хищников, которые расположились в излучине реки, километрах в трех отсюда. Так что костерок мой горел в глубоко вырытой ямке, а рядом лежала собранная охапка сухой травы, кустарника и разного мусора, оставшегося от нашего стойбища, которую я собирался сжечь при приближении четырехлапых хищников. ...Если бы только у них еще хватило благородства, заранее прислать сообщение о своем приходе.... Мохнатый тигр мог незаметно подкрасться даже к опытному воину, я же для них был чем-то вроде бифштекса на тарелке, с уже воткнутой в него вилкой и политый кетчупом. — Просто подходи и съедай....

Но ночь прошла спокойно, заснул я только под утро и продрых почти до полудня. А когда проснулся, опять начал думать как дальше жить. Ничего не придумал, и посмотрел как там Лга*нхи. ...Сегодня я даже был рад что спас его. — Если он выживет, то будет на кого спихнуть ответственность за наше дальнейшее существование. Но пока Лга*нхи был по-прежнему без сознания. Правда сейчас, при свете дня он уже не смотрелся так жутко как ночью. Видно что кистень, или дубина прошлись по голове вскользь, содрав с головы основательный кусок кожи и устроив неслабое сотрясение мозга. Но во-первых, — мозги для местных были не главное. Во-вторых, черепа у них были очень твердые. А в-третьих, их с младенчества тренировали оплеухами и подзатыльниками, так что к зрелому возрасту мозги покрывались сплошной мозолью и удары дубины были им уже нипочем. Правда при свете дня я обратил внимание и на какие-то непонятки с его правой ногой. На ней был жуткого вида синяк, и она как-то нехорошо распухла и покраснела.... Осторожно пощупал ее.... Кажется была сломана кость.... Становилось понятно как вырубили Лга*нхи. — Сначала удар по ноге, а когда он согнулся на переставшей держать ноге, — добавили по голове.... Потом на него опрокинули чум, благодаря чему врагам и не достался его скальп. — Это сильно ухудшало все дело..., не в смысле, — что врагам скальп не достался, а в том что нога сломана. — Ну да как мог, вправил кость, вызвав скрежет зубов у лежащего без сознания приятеля, потом поставил лубки и плотно обмотал веревками.... Если духи будут к нам благосклонны, мой старый приятель еще побегает по степи!