Хроники Дебила. Свиток 1

...Проснулся я глубокой ночью, от жутких резей в брюхе. Дабы не было конфузу стремительно умчался в степь, и быстро скинув штаны присел в гордой позе орла. ...Глянул в сторону, — при свете луны, чуть в отдалении виднелся силуэт другого орла.... Была его очередь сторожить.... Вот он и сторожил..., в весьма своеобразной манере. — Судя по всему у Лга*нхи были те же проблемы. Кажется его желудок к кашам приспособлен не был. А мой давно отвык. Так что остаток ночи мы провели в забегах....

Утром Лга*нхи со мной не разговаривал. Я ведь не только заставил его жрать немыслимую гадость, — так еще и отравить пытался. Как всякий человек обладающий безупречным здоровьем, — мой приятель был крайне мнителен в отношении малейших признаков возможного покушения на эту безупречность. Шарахни я его промеж глаз дубиной или копьем ткни, он бы наверное и то так на меня не обиделся. ...Хреново было только то, что подобная обида у местных могла затянуться чуть ли не на годы. Обычно они, обитающие в тесной коммуне, легко прощали друг другу разные мелочи, либо быстро разрешали недоразумения свирепой дракой. Обида же нанесенная мной Лга*нхи, была слишком сильная, чтобы не обращать на нее внимание, он ведь небось реально верит что я это специально сделал. Тем более что раньше, он, лопавший только свежую пищу, никогда не травился, и потому наверняка был до смерти перепуган. А свой испуг, "бесстрашные воины" никогда не признают, и предпочитают вымещать его на других. Ан хренушки! — Избавиться от страха и обиды, хорошенько отметелив меня, он тоже не мог, давал слово, и вообще, духам это не понравится. — Так что у нас намечался серьезный кризис в отношениях.

Но если честно, — сейчас, после бессонной ночи я как-то не был особо расположен переживать за чужие обиды, или вести споры на гастрономические или стратегические темы. Мне вообще ничего не хотелось.... Вернее, — жутко хотелось жрать, но к каше я решил сегодня не притрагиваться, а мяса мне никто не предложил.... Да еще с утра опять зарядил долгий унылый дождик еще и со снегом, что впрочем было вполне нормально для этого времени года. — Зима как-никак. Настоящих морозов тут не бывает. Прочного льда на озерах или сугробов снега, за все годы прожитые тут, я не видел ни разу. Может и зря. — Тогда бы местные научились тепло одеваться. А то эта промозглая слякоть достает почище любой стужи, когда из одежды на тебе лишь старые уже изрядно потрепанные и затертые до дыр шерстяные штаны чуть ниже колен, не менее старая кожаная жилетка доставшаяся мне уже изрядно ношенной, да кожаные тапки-обмотки. Скажи мне кто там, в Москве, что я в такой холод буду рассекать по дикой степи в столь убогом наряде, — заранее заказал бы себе вагон горчичников и гроб. А тут вон, — ничего, ёжусь, кутаюсь в обрывки шкуры, и к собственному удивлению, — жив-здоров.... Хотя костерок бы не мешало подкормить дровами. ...Я сходил к повозке, отломал еще несколько досок, раздул почти прогоревшие угли, и сел рядом, изображая процесс мышления. Собственно говоря, — чего тут думать? — Надо пробираться в горы. Осакат говорила что тут единственная приличная дорога в ее края.... Конечно горы тянулись от горизонта до горизонта, и при желании вполне можно было пробежаться на сотню-другую километров на север или юг, и зайти в горы где-то там. ...Только это уже будут не земли народа Осакат, и шансов что там нас примут с распростертыми объятьями было куда как меньше. А пробираться тут, можно только следуя моему плану. А значит придется убеждать в этом Лга*нхи....

...Может попробовать на слабо его взять? — Нет. Опасно. Стоит только мне усомниться в его храбрости, и про всякую осторожность можно сразу забыть. — Он попрется на врага с копьем наперевес, вращая кистенем и распевая боевые песни. Мне и так стоило немалых сил уговорить его не бросаться на врага как бультерьер на кошку. Повторять не хочется.

Местные, — чисто дети, полутонов не признают и полумер не принимают. Это там у нас "на слабо" нормальный прием в споре, тут это смертельное оскорбление, которое смывается только кровью. А он и так на меня нынче в большой обиде.

...Может ляпнуть ему что-то вроде. — "Великий воин сможет проползти между врагами подобно змее?". — Это может сработать.... В смысле у него. Он-то проползет, а вот мы с Осакат нет. А ведь он, блин, реально заставит ползти....

...И главное хрен их знает что представляют из себя эти верблюжатники. Может они вообще жутко мирные ребята, сплошь вегетарианцы и бессребреники. А с оружием ходят только чтобы отпугивать злых людей.... И нас они встретят с распростертыми объятьями, накормят досыта и покатают на верблюде. ...Ага, скажите это тому парню, чей труп я перетаскивал вчера....

...А кстати да! — Кто они такие? Что тут делают, и надолго ли собираются задержаться? — На эти вопросы лучше всего сможет ответить только кто-нибудь из верблюжатников. А мне ли, перечитавшему столько всяких приключенческих книжек, не знать слово "язык"? — Нам нужно взять языка. Допросить его хорошенько про этих ребят, и узнать наконец-то, с кем мы имеем дело. Конечно перебраться на ту сторону нам это не поможет. Зато обогатит знаниями, и позволит поближе познакомиться с этими верблюжатниками.... Заодно и Лга*нхи, одержав очередную победу, перестанет их опасаться. (А он их реально боялся. — Какую решительную и мужественную рожу не корчь, а меня-то не обманешь!). А поскольку я его буду сопровождать в этом квесте, мы вроде как станем боевыми соратниками, и обижаться на меня он уже не сможет. — Значит решено! — Идем брать языка! Осталось только убедить Лга*нхи, что он сам это придумал. Потому что ни у меня, ни у моих духов, нынче особого авторитета нету. Впрочем, думаю тут проблемы не будет потому что....

— Ты чего? — Спросил я у Осакат, которая подошла ко мне держа в руках вчерашний котелок, начисто оттертый изнутри мокрой травой, и мешок с крупой.

— Еда. Готовить... и еще какие-то малопонятные ля-ля-ля.... — И глядит на меня удивленно-подозрительными глазами.

...Ну конечно. Увидела что я костерок в неурочное время разжег. А какой же дебил, в степи, где с топливом напряженка, будет костер разжигать чтобы просто погреться? — Я-то ответ знаю, а вот она, похоже еще нет. (Тоже мне, — моржиха. Сама вон сплошь в шерстяную ткань закутана, а я тут дырками сверкаю, да в бороду пытаюсь укутаться). ...Вот и приперлась очередную порцию слабительного готовить.... Кстати о пожрать. Я конечно до вечера в принципе могу потерпеть. А там наверняка и Лга*нхи с какой-нибудь добычей припрется.... Но вот....

...Наполовину словами, наполовину жестами стал намекать Осакат на блинчики-оладушки, или хотя бы просто лепешки. Оно конечно, лучше бы на молоке и яйцах тесто ставить, но слышал будто его как-то и на воде делают. Не сразу, но она поняла что я от нее хочу, и зыркнув взглядом так, будто я предложил ее первенца крокодилам скормить, утопала куда-то в степь. Я уж было решил что опять сдуру какое-то ее табу нарушил. Ан нет, спустя минут двадцать приперлась обратно с двумя камнями. Один плоский, поздоровее, бросила на расстеленную шкуру, и начала вторым, размером так с кулак, перетирать на нем зерна. Недолго полюбовавшись на ее работу, угадал причину столь неласковых взглядов, которые она, время от времени продолжала бросать в мою сторону. — Работенка то явно была не из легких. Ну вот. — Нажил еще одного врага в нашем отряде. — Может помочь? — Не-е-е. — Только хуже будет. Эта работа бабская, и взявшись за нее, я себя опять под плинтус загоню. ...Кстати, о непрестижной работе, — вчера я конечно сумел из Лга*нхи водоноса сделать. Но сегодня уже этот финт ушами вряд ли получится. И на Осакат ее не перегрузишь.... Бабы почему-то воду тут не таскали.... Хотя ясно почему. — Бабы вообще особо в степь далеко от стада не отходили. Да и в стойбище у них работы более чем хватало. Так что вода была на мальцах и рабах..., а это, как ни крути, все равно я. Хрен его знает как отнесется девчонка, к тому что я воду таскаю..., урон авторитету и все такое..., но если я ее не притащу, — Лга*нхи не просто обидится, а дико разозлиться. А чего он в этой дикой злобе сделать способен, — лучше не проверять. Так что я взял бурдюк и неторопливой рысцой поплелся в сторону ближайшего озерца.

Когда вернулся, горка муки на шкуре возле Осакат, увеличилась не намного. А судя по уставшему и злобному лицу нашей прекрасной мельничихи (скорее уж мельницы, Гы), все эти полтора часа что я бегал, она отнюдь не филонила. Стремная похоже работенка зерна эти тереть. Неудивительно что она на меня зыркает так злобно. ...Хм.... Придумать им что ли потом мельницу? — С ходу обогатюсь! А уж все девки, точно мои будут.... Только бы знать еще как эти мельницы устроены....

Пока думал, смотался до телеги, и оторвав от нее последние доски, приволок нашей милой поварихе топливо. ...В ответ получил еще более злобный взгляд. Кажется она была не очень согласна с разрушением ее персонального экипажа.

...Ладно. Как там приговаривал этот жлоб Борька, которому я всегда завидовал? — Любую девушку можно уболтать, главное болтать исключительно о ней.

— Эй, Осакат. — окликнул я ее. — А тот. — Кивнул я в сторону телеги. — Мертвый. Он какой твой родич?

...У моих степняков, все в племени были родичами. И для определения разных степеней родства, существовала целая куча определений. Я их всех так и не запомнил. Да и как все упомнить? — уверен, что и для троюродной бабки внучатой племянницы сестры старшей жены брата отца, было какое-то свое персонально обозначение. Хотя подозреваю, что в случае если таковую троюродную бабку и надо было как-то назвать, — степняки сходу придумывали новое слово, а поскольку старое никто не помнил, все делали вид что это оно самое и есть.... Впрочем это я так, — бурчу с голодухи. — Можно даже не сомневаться,— это числительные или слово "печка" местным в лом выдумывать. А уж для своих коровушек и родни, они не поленятся персональных названий насочинять.... Я кстати, как приблудыш, всех называл одним и тем же словом, означающим что-то вроде пятнадцатиюродного брата или сестру. А понять что обращаются ко мне, тоже было несложно, ибо обычно вслед за обозначением моего родства, следовал пинок или подзатыльник. Так что ошибиться было трудно. ...Впрочем, похоже Борькина метода работает. — Я вот о чем не начну думать, — все на свою персону свожу..., как девица какая-то....

...Осакат ответила, назвав слово означающее что-то вроде двоюродного дяди, только с какими-то прибавлениями, сути которых я не понял. Расспросил поподробнее, тем более, что похоже девица сия, по поводу гибели сродственника, особо горючих слов проливать не собиралась. ...Из очередных объяснений понял, что она жила в его доме, потому что....

...Что-то там такое страшно мутное. То ли родителей у девицы не было. То ли у ее народа было принято отдавать детей в чужую семью на воспитание.... Но получалось что слово, обозначающее родство, переводилось как "двоюродный дядя, воспитатель и кормилец".

...Ну и о чем еще говорить с этой особой? — Со степнячкой ее возраста, я бы еще нашел приличные темы для беседы, а с этой? Она вон и так, все время злобно в мою сторону зыркает, — может про родню говорить у них там не принято, или ее переполняют болезненные воспоминания о безвременно почивших родителях? — Хрен ее поймешь. — Со степнячками-девицами например, тема месячных считалась вполне достойной для беседы. Поскольку это у них вроде как порог взросления, после которого девчонку отделяли от общего беспризорного стада, под пригляд старших женщин, которые делились с ней "страшными женскими секретами" и покрывали физиономию узорчатыми шрамами. Так тянулось до ближайшего осеннего перемирия, во время которого девицу старались спешно выдать замуж в другое племя. А вот о самом замужестве говорить, — было жутко неприлично. ...Вот как раз потому что выдавали в другое племя. А это вроде как хуже смерти. Потому как после замужества, она переставала быть "люди", и становилась вражиной. И теперь при встрече всякому уважающему себя, и заветы пращуров "люди", полагалось ее убить. Потому и старались отдать как можно дальше, чтобы не грохнуть невзначай любимую дочурку-сестренку, когда пойдешь к соседям, с дружеским визитом, снимать скальпы.... Думаю, — основная идея во всем этом была, — избежать близкородственных браков. Ну а стимул для этого был избран весьма впечатляющий.

...Вот и начни теперь с этой Осакат болтать. Ляпнешь что-нибудь сдуру, и все, — враг до конца жизни. Э-э-э, — поговорим о кулинарии? ...Начал расспрашивать как она собирается лепешки печь, не нужно ли достать каких-либо дополнительных ингредиентов и прочая-прочая. Я бы например мог пойти и где-нибудь в степи яиц поискать.... Зима уже на исходе, и кое-какие птахи вроде как откладывают яйца, я уже в это время года гнезда с яйцами находил. Прямо в траве, или густом кустарнике. ...Не надо? ...Опять же дрожжи.... Я руками попытался изобразить дрожжи. Я и сам нихрена не знал что такое дрожи. Знал только что их кладут в тесто, или бросают в нужники, но честно попытался изобразить.... В ответ она посмотрела на меня с таким омерзением, будто это меня самого, дрожжи только что со дна нужника вынесли. ...Короче девица на контакт не идет ни в какую.

...А тут вдруг раз!!! — И недовольная гримаска с рожицы долой, улыбочка, приветственный взгляд.... будто какой-то дерзкий солнечный лучик прорвался сквозь уныло моросящую мглу и осветил мордашку. — Ну конечно, — заявился двухметровый блондин-атлет с длиннющем копьем в руке, (ку-ку, дедушка Фрейд), и тушей косули на плече. Мало того что красавчик, так еще и добытчик-кормилец. Этому темы для контакта из себя мучительно выдавливать не нужно. То что вчера он ее трахнуть собирался, а потом убить, уже давно забыто. Теперь его тупой и плешивой с одного бока роже, тут все жутко рады.... Натертая горстка муки небрежно ссыпана в какую-то плошку. А бронзовый ножик в маленьких ручках уже, этак напоказ, быстро разделывает добычу воина. И пока суровый воин оттирает руки мокрой травой, от туши уже отрезаны лакомые кусочки, порезаны, наткнуты на прутики и натыканы возле костра. А суровый воин, слова не говоря, будто так надо, садится и жрет еще полусырое мясо, весь из себя гордый и неприступный.... А и хрен с тобой..., гордый и неприступный. Я-то помню какой ты был месяца два-три назад..., с рук у меня жрал, под себя ходил, блевал по пять раз на дню, и самоубиваться порывался..... Тогда небось рожу-то не кривил.... Я схватил очередной прутик, и так яростно впился зубами а кусок мяса, что сдуру обжегся. ...Мать всех вашу тут!!!

— Где моя лепешка!!! — Рявкнул я на Осакат. И видно рожа моя была достаточно впечатляющая, потому как она начала лопотать что-то про рано, надо еще.... А в довершение плюнула на камень, на котором растирала муку, почему-то оказавшимся лежащим посреди красных углей костра. ...Пока слюна неторопливо стекала с камня, я догадался что никакой это теперь не камень, а сковородка, и что пока она не разогреется до шкворчания на ней слюны, нихрена мне лепешек не обломиться.... Ага.... Буду жрать лепешки с заплеванного камня. — Секретный ингредиент местной кухни! ...На всякий случай рявкнул на девчонку еще разок, (пусть баба свое место знает), и взялся за мясо. В молчании сожрал еще четыре прутика. По-хорошему, — умял не меньше килограмма-полтора. Рядом столь же молчаливо работал зубами Лга*нхи.... Потом Осакат слюнно-плевательным методом проверила температурный режим своего кухонного агрегата.... Подсела к костру так, чтобы между мной и ею оказался Лга*нхи и довольно ловко стала наливать на камень жиденькое тесто, которое она оказывается уже успела замешать, пока мы с Лга*нхи старательно молчали, гордо не глядя друг на друга. Вскоре появилась первая лепешка. Осакат сначала перевернула ее палочками, которые держала в чисто китайской манере. Потом, когда лепешка окончательно зарумянилась с обеих сторон сняла, и теми же палочками протянула мне через костер тонкую, размером примерно с донышко стакана круглую пластинку. Я с гордым и много чего понимающим видом взял ее, покидал из ладони в ладонь, чтобы остыла, и откусил маленький кусочек.... — Лепешка по вкусу напоминала картон с привкусов вчерашней каши, что в общем-то не удивительно, и была абсолютно пресной и сухой. — "Нарекаю тебя чипсами", — торжественно окрестил я первый кусок хлеба что достался мне тут, и доел остаток. Затем снизошел до почтительно замершей Осакат, — милостливо изъявив свое высочайшее одобрение качеству ее продукции.