Демаркационную линию товарищ Твердохлебов проигнорировал. Роздал всему классу дрыны и обрадовал, что этот учебный год они начинают с освоения древней славянской гимнастики. И что к концу октября они все должны владеть этим дрыном лучше, чем собственными руками.

— Шаолинь, елы, — буркнул павлин-мавлин, разглядывая двухметровую осиновую дуру.

Во взгляде его так явственно читалось все, что он думает об этом дурдоме, что Дон едва не заржал в голос. О сколько вам открытий чудных!..

Однако упражнения павлин делал на совесть, и вообще выглядел достойно даже на фоне бешек, которые выпендривались со страшной силой — удаль молодецкая так и перла. Так перла, что аж дрыны трещали, а у Коляна — треснул.

Разумеется, Мрак отобрал у него треснувший дрын, высказал все, что думает о безмозглых идиотах и толкнул речь о духовной ценности осины, необходимости слияния с ней в бою и особенностях осинового мышления. В смысле, думай, как осина, будь осиной, и враг твой повергнется в прах...

Павлин французский слушал и офигевал.

А Дон пропускал идеологию осинобытия мимо ушей и, тренируя изящные выпады дрыном, размышлял — если надеть вывернутые наизнанку носки, пронесет или не пронесет? Вряд ли кто из бешек доложил своему бывшему классному об эпохальной битве бобра с козлом, но надеяться, что товарищ Твердохлебов не узнает — глупо. И, пожалуй, если он явится, оно и к лучшему. Драться не помешает, а поубивать друг друга не даст, даже если Поцу сорвет крышу.

К концу пары думать Дон уже не мог. Сил не хватало. Физрук с этими дрынами загонял всех так, что кое-кто из девчонок как сел на травку, так и сидел. Дышал. Даже в Поце поубавилось воинственности. Однако отменять Олимпиаду было никак нельзя. Дашь слабину сейчас — потом черта с два вообще получится поставить поцанву на место.

Так что в раздевалке Дон тихонько посоветовал павлину, Ромке и Киру надеть что-нибудь наизнанку, чисто на всякий случай. Кир и Ромик послушались без лишних вопросов, а павлин так же тихо спросил:

— У вас тут что, лешие водятся?

— Угу, — буркнул Дон. — Водятся. Не передумал, Морена?

Французский павлин дернул плечом и фыркнул, мол, не дождетесь.

Вот и хорошо, вот и отлично.

Никто не передумал. И ашки, и бешки к концу перемены вроде как невзначай пригуляли в парк за стадионом. Лизка во все глаза глядела на Арийца, а Ариец — на Лизку. Правда, выражение было разное. Лизка явно прикидывала, как красиво будет смотреться белобрысый скальп на двери ее вигвама, а Ариец все больше пялился на ее нижние девяносто, выпячивал грудь, играл бицепсами, трицепсами и прочими достоинствами, коими природа попыталась компенсировать отсутствие мозга.

Остальные поцанята собрались в кружок вокруг атамана и что-то жарко обсуждали, сжимая кулаки и зыркая на бомонд и променад: класс Альфа вел себя как подобает интеллигенции и за своего дона волновался сдержанно, без эксцессов. В отличие от бешек, которые по большей части просто маялись, не зная, куда приткнуться и за каким лешим они приперлись. Не за Поца же болеть, в самом-то деле! Его родной класс чуть не поголовно ненавидит, а он и не понимает. Думает, раз молчат и пресмыкаются, значит — уважают и любят. Как же. Щас.

На полянку за стадионом Дон с семьей вышел ровно со звонком на седьмой урок. Как подобает, чинно и с улыбками. Поц с поцанятами тоже вышел. Поглядел на ритуальный Донов поклон, чуть у виска не покрутил. Ухмыльнулся. Похрустел суставами.

— Ну чо, чувак, по-нашему, на кулачки? — залихватски заломил берет и победительно оглядел класс, потом перевел взгляд на Леона, стоящего за левым плечом Дона, и расплылся в масляной улыбочке. — Девочку только убери, я девочек не бью.

— Предпочитаешь, чтобы девочки били тебя? — тоном профессора-сексопатолога осведомился Дон. — Учтем.

— Это девиация такая, называется мазохизм, — поставил диагноз Леон.

— И вас тоже вылечим, — поддержал Кир, не давая Поцу вклиниться.

Вклиниться Поц особо и не пытался, — не его это, мозгой шевелить, — только пыхтел, багровел и играл желваками. Ужасно мужественно, хоть Брюсу Уиллису уроки давай.

Девчонки-ашки тихо хихикали, бешки растерянно молчали — пока еще боялись Поца, хоть его авторитет и стремительно падал за плинтус.

— Колюще-режущие сдаем в гардероб, господа, — велел Дон, вынимая из внутреннего кармана пистолет-зажигалку и роняя в подставленные Маратом ладони. — Прочие посторонние предметы аналогично. Никто ж не хочет неприятностей?

Поц и поцанята буркнули что-то согласное, явно с облегчением — их перестали бить морально, а физически они уж как-нибудь этих гребанных очкариков заломают. Повынимали из карманов и из-за голенищ берцов целый арсенал, свалили в руки Коляну, видно, никому из "своих" оружие не доверяли.

Вот под это согласное бурчание Дон и убрал с арены лишнего бойца. Этак небрежно снимая пиджак, кивнул Коляну: постой в сторонке, все равно руки заняты. А Поца спросил:

— Мы с тобой, так справедливо. Кто выходит против Романа?

Вызвался Димон. Ростом он Ромке почти не уступал, такой же медведь — и хитрый, как медведь.

И тут же, не дожидаясь вопроса, вышел Витёк и поклонился Киру. Неожиданно, подумал Дон. Этот хоть из фильмов что-то почерпнул о вежливости, и то хлеб. Но вылез не в тему, сволочь.

А вот павлину достался Ариец. Дон еле сдержался, чтобы не отправить павлина немедленно домой, это ж самоубийство, выходить против Арийца. Тварь-то безмозглая, зато чугуний между ушами крепкий. Ядреный чугуний. Такого только ломом можно, даже твердохлебовский дрын обломается. Дон надеялся, что в паре с Арийцем окажется Кир, этот даром что на вид мозгляк, у него не чугуний, а чистая оружейная сталь.

Подумал даже, не поменять ли пары волевым решением, обоснуй-то всегда найдется, но обернулся к павлину, увидел, как у него глаза загорелись, и промолчал. Судьбу надо уважать.

А павлин тем временем снял свою щегольскую рубашечку за триста баксов, скинул в руки Марату. Криво ухмыльнулся Арийцу, отсалютовал — двумя пальцами, как немецкому асу, — и вернулся на место, за левое плечо дона.

Тем, что было под рубашкой, Дон почти залюбовался. Да что там почти! Вот закончится Олимпиада, надо будет посадить павлина на жердочку и нарисовать. Такая натура! И тату на бицепсе интересное, лазурно-золотой дракон. Хорош, хорош, павлин французский.

Сам тоже разделся до пояса, не дело это, рубашками разбрасываться. Это у Поца тельник — чем грязней и вонючей, тем аутентичней. А Дону есть что показать и без пиджака от Хьюго.

Где-то на галерке девочки оценили стриптиз, одобрительно зашушукались. Но вот сейчас Дону уже было не до публики. Антреприза окончена, пора на арену. За себя он не особо волновался, Поц — не тот противник, перед дракой с которым надо писать завещание. Недооценивать нельзя, но и бояться не след. А вот за Ромку и павлина — боялся. Он же дон, он за них отвечает. Перед самим собой и перед всем классом. Ну и перед богом — коза ностра народ благочестивый.

— Первый раунд, — отлично поставленным голосом рыночного торгаша объявил Марат. — В левом углу ринга Кирилл, в правом — Виктор.

Парни вышли на середину полянки. Секунды две смотрели друг на друга, потом синхронно друг другу поклонились. Ровно в этот момент до Дона дошло, что Кир уже победил. Потому что Витёк нашел себе отличную возможность красиво выйти из банды Поца, не в семью, а в одиночки, но под патронажем Армана Дюплесси. Молодец Витёк, так держать!

Марат ударил в спертый кем-то из буфета алюминиевый тазик, что должно было обозначать гонг, и шоу началось.

Красивое шоу.

Кир решил развлечь публику, а Витёк его поддержал. Отличный вышел балет, просто загляденье. Хоть сейчас обоих в Голливуд! А заодно никто так и не понял, настолько у бойцов разный уровень, и что Кир мог сломать Витьку шею на первой же секунде, а не танцевать целых три минуты.

Второй гонг раздался, когда Кир аккуратно уложил Витька носом в траву, перед тем показав всем, что победа далась ему ну просто страх как тяжело. Девочки поверили. Мальчики, что странно, тоже. А главное, поверил Поц и даже вдохновился — вона, итить, какие у него богатыри! Не то что Альфа, у которых вместо кроссов — танцы, а вместо штанги — фехтование.

— Второй раунд! — снова гонг, снова Марат.

И улыбочка Поца, нехорошая такая. Зеркалом — улыбочка Димона. И Ромка как-то от этой улыбочки растерялся, пропустил первый удар. Дубинушка, не церемонься ты с ним, хотелось заорать Дону. Клади, ну!

Не положил сразу, а потом было поздно. Димон же медведь, а медведю правила не писаны. Нос береги, нос!..

Не уберег, свернул ему нос медведь. Повезло, что только нос и только свернул, этот бы и насмерть, если б свидетелей не было. Благородный ты мой синьор Ромка, кто ж дерется с быдлом честно?!.

Хотя если говорить о честности... Показалось, или в самом деле в Димона ровно перед ударом прилетело шишкой? А под кленом мелькнул знакомый кряжистый силуэт. И, получается, если б не шишка, Димон бы ударил сильнее и сломал Ромке нос.

Так был ли Твердохлебов?

Дон огляделся, но физрука не увидел. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило.

Когда Кир с Сашкой утащили Ромку с поляны прикладывать холодное и отпаивать минералкой, к Дону подошел французский павлин. Бледный, собранный. Тихо сказал, глядя на радостно машущего рукой Лизке Арийца:

— Если что, оттащи меня. Проблемы самоконтроля.

— Ок. Удачи, Леон.

Павлин кивнул, вышел на середину поляны, остановился напротив Арийца — тот все скалил свои сорок восемь белоснежных зубов и всем видом обещал Лизке притащить добычу к ее порогу. На павлина он и не смотрел, и так был уверен — против арийского лома нет приема.

Глядя на них рядом, Дон почти что с ним соглашался. Павлин против Арийца — это выглядело, как моська против слона. Арийца бы в НБА взяли, если б он не путал мяч с арбузом, а в павлине было метр семьдесят. Не вырос еще, акселерация мимо прошла.

Когда Ариец, наконец, изволил глянуть на соперника, девчонки испугано ахнули. Потому что белоснежная улыбка превратилась в оскал, небесно-голубые глаза замерзли, а тельник вдруг стал дико похож на черную форму СС. Зато того, что было дальше, никто не ожидал. Даже Дон, хоть до последнего и надеялся, что не ошибся и не подставил новенького под фугас.

Первый таранный выпад Арийца прошел мимо. Павлин просто уклонился — как змея, незаметно глазу. А на втором, таком же прямолинейном и броненосном, шагнул вперед, хитро извернулся, как намасленный, и вдруг оказался верхом на лежащем Арийце: начищенный ботинок почти наступает белобрысому на яйца, тонкие музыкальные пальцы держат руку — за большой палец, на излом, так, что только Ариец шевельнется, и сустав треснет, а связки порвутся.

И — замер так, не обращая внимания на слезы в глазах белобрысого и хриплые просьбы отпустить.

— Раунд! — с опозданием в секунду заорал Марат. Чуть позже, чем к бойцам бросились предводители.

Дон успел чуть раньше Поца, зыркнул не него бешено, предупреждая: вякнешь — убью на месте. И закрыл собой Леона.

— Отпусти его, — велел тихо и очень спокойно, заглянув в прозрачные глаза.

Там была Вальгалла. Снежная, безумная, вечный пир и вечный бой.

На приказ Леон не отреагировал, только там, в Вальгалле, ярче засверкали кубки и клинки, и громче заиграл вагнеровский оркестр, а Дон порадовался, что не стал его трогать — черт знает, как берсерк отреагирует.

— Леон. Отпусти. Он безопасен, — повторил Дон.

— А? — Валькирии сложили крылья, Вагнер затих, а Леон его, наконец, увидел и разжал пальцы.

Ариец выдохнул и со стоном уронил полувывихнутую руку на землю — на что Леон снова напрягся, а Поц рванулся к ним. По счастью, Димон с Витьком его крепко держали.

— Все уже, ты победил, драка окончена. — Дон положил Леону руку на плечо, осторожно погладил. — Слезай с него, Харальд Мохнатый. Киллер.

Леон улыбнулся, теперь уже осмысленно. Скатился с побежденного врага, принял протянутую Маратом рубашку. А Дон поднял его руку, как на ринге, и крикнул:

— Киллер!

Офигелый класс нестройно поддержал. Поц скривился и сказал, как плюнул:

— Неплохая разминка. Пора поиграть всерьез, моя сладкая девочка. — И подмигнул Дону.

— Я помню, что ты любишь, — солнечно улыбнулся он. — Поверь, не разочаруешься.

Гонг.

Трава под ногами.

Медвежья, подлая ухмылка Поца.

Две секунды боя — больше нельзя, медведь заломает.

Вывихнутое плечо, ссадина во всю щеку, хриплое согласие: твой класс, пидор гребаный.

Победительная улыбка: приветствуйте вашего короля-солнце!

Адреналин из ушей, руки не попадают в рукава рубашки.

Поц баюкает руку, которую уже вправил ему Кир, матерится сквозь зубы. Он не успокоился, наоборот, злится и мечтает о реванше.

Зря пожалел, надо было ломать быдлу руку, его же безопасности ради.

Не будет спокойного года. Ничего еще не закончилось. Но это — потом, завтра. А сейчас...

— Что встали? — обнять за плечи Кира, он не будет спрашивать, почему у Дона руки дрожат. — В классе пополнение, жара, мороженое растает! Кто со мной?

Все со мной, кроме Поца, братцев сантехников и Арийца. Даже Витёк, умница, подгреб к Кирюхе, глядит в глаза и что-то такое умное спрашивает про приемы. Голливуд, елки. И павлин, то есть теперь — Киллер, отстал, идет к Димону...

Хруст, вопль, тихий ледяной голос Киллера. Что-то о нечестной игре.

Да что с вами делать, благородные сеньоры, мать же вашу!

Оторвавшись от надежного плеча Армана Дюплесси, Дон в три шага оказался рядом с Киллером, отпихнул от него Поца — в больное плечо, ясен пень, вежливо он не понимает, и уже приготовился ломать-таки ему руку...

Но Поц, против ожидания, на него не бросился, а уставился куда-то в сторону с неописуемо-растерянным выражением морды. Эта растерянность была такой неуместной и искренней, что Дон тоже обернулся — и встретился взглядом с товарищем Твердохлебовым.

Вот же черт деревянный! Все же не примерещилось, — подумалось мельком.

Физрук глядел безо всякого выражения, как медведь, и привычно ковырялся в зубах щепочкой. Увидев, что внимание подопечных на нем, тихо бросил:

— Шпильман, Селиванов. — И сделал скупой жест в сторону школы, а Киллера оделил долгим внимательным взглядом.

Под этим взглядом даже Дону стало неуютно и остро захотелось спрятаться. Но вместо того он прямо посмотрел физруку в глаза, мол, я знаю, что сделал, и если надо — отвечу. Я, а не мои ребята.

Физрук выплюнул щепку и, развернувшись на пятках, неспешно пошел в сторону школы, уверенный, что его поцаны следуют за ним.

А Дон обнял Киллера за плечи и повел прочь. Позади сквозь зубы матерились Поц и Димон, не понимая своего счастья: все живы, никто не загремел ни в больницу, ни в тюрягу. Подумаешь, вывихнутое плечо, сломанный палец и разборки с Твердохлебовым! Фиалки!