— Слишком мало сведений. Но случай действительно странный. Разберись в этом, если нужно — обратись к Цирилену, он поможет. Расшибитесь в лепешку, но узнайте, что творилось там в момент пожара.
— Слушаю и повинуюсь.
— Хорошо, можешь идти. Если, конечно, не желаешь остаться на праздник.
— Не желаю, — карлик еще раз поклонился и, пятясь, скрылся из вида.
Анаториан лениво потянулся.
Да, вот уж действительно, не знаешь, откуда ждать подвоха. Ну кто бы мог подумать, что след — тоненький и ненадежный, но все-таки, — отыщется на краю мира, в поместье опального сенатора, который навлек на себя немилость своего повелителя.
"Сколько лет назад это было? Десять? Или все же восемь"? — Анаториан напряг память, но вспомнить не удавалось. Время, ставшее его другом, одновременно с этим было и главным врагом, утекая сквозь пальцы, как песок. Годы складывались в десятилетия, а те, собираясь, образовывали полноводную реку веков. И он плыл по ней на утлой лодочке, проданной — за страшную цену — едва ли не самым опасным существом в мироздании.
"И почему только меня не оставляет ощущение, что дно лодчонки уже залито водой, и если не схватить черпак прямо сейчас, то я пойду ко дну"? — подумал Анаториан. — "Проклятый Фарнир! Полвека не появлялся, а тут — на тебе! И что только надо этому проклятому комку шерсти"?
От невеселых размышлений его оторвал шум, доносившийся снизу. Шум странный, нехороший. Анаториан встрепенулся и тут же услышал то, чего просто физически не должен был слышать в таком гуле — царапанье коготков по мрамору.
Полубог горестно вздохнул и покачал головой — накликал!. То же самое проделывали и все остальные. Наконец их любопытство было удовлетворено — из-за колонны появился громадный еж, неспешно семенящий по своим ежиным делам прямо к строю преторианцев. Он прополз под щитом одного из них, совершенно не обращая на людей внимания. Остановился и принюхался. Затем на удивление целеустремленно направился к алтарю, на котором стояла большая ваза с приношениями богине плодородия — свежеиспеченным хлебом, маслом, сыром, овощами и фруктами.
С неожиданным для столь коротколапого существа проворством еж взобрался на алтарь и, провожаемый тысячами совершенно сбитых с толку глаз, надкусил большой персик.
— Богохульство! — взревел один из жрецов и кинулся к зверю.
— Стой! — Анаториан вскочил с трона, но было уже поздно — глупец схватил ежа, намереваясь метнуть его куда подальше, а в следующий миг из-под крыши сорвалась змеящаяся молния, которая ударила точно в человека.
Тот издал страшный, душераздирающий, вопль и рухнул замертво. Еж же, как ни в чем не бывало, освободился и вновь забрался на алтарь, решив на сей раз отдать предпочтение финикам.
— Все вон! — Анаториан взревел так, что многие люди схватились за уши.
Храм начал пустеть с умопомрачительной скоростью. Все знали, что когда повелитель приказывает таким тоном, не следует задавать вопросы. Нужно хватать ноги в руки и бежать так быстро и так далеко, как только получится. Иначе последствия могут быть самыми плачевными.
Император все это время стоял, точно статуя, сложив руки на груди. Только когда последний прихожанин покинул храм, Анаториан накрыл его непроницаемым для любого подслушивания и подглядывания куполом, и повернулся к Фарниру.
— И обязательно было так делать? Всех прихожан распугал.
— Допустим, распугал их ты, — резонно заметил еж, вгрызаясь во второй финик. — Просто объеденье. Откуда привезли, из Тимберии?
— Зачем ты пожаловал? Опять.
— Повторяешься, — еж в один присест заглотил третий финик и направился к амфоре с вином. Легким движением лапки он поднял сосуд и наполнил два золотых кубка, стоящих рядом. Один кубок оказался зажат в ежиных лапах, а другой — материализовался в руке императора. — Выпьем?
Анаториан отсалютовал своему собеседнику и залпом осушил кубок. Вино оказалось превосходным, но легче от этого не стало. Фарнир же не торопился, он медленно и аккуратно пробовал напиток, отдавая должное букету, и даже прикрыв глаза от удовольствия.
— Все-таки удачно устроились ваши боги. Мало кого будут так хорошо кормить за красивые глаза.
Анаториан заворожено следил за действиями бога Хаоса.
— Слушай, а что, ты совсем их не боишься?
— Кого, этих? — Фарнир указал лапой на статуи и презрительно фыркнул. — Они не способны даже разрушить мир, не говоря уже о сотворении нового. Так, мелочевка, созданная вашей верой и ею же питающаяся. Хотя, — он проделал свой излюбленный трюк, оказавшись на шее Анаториана, — помню, годков этак пятьсот-шестьсот назад эти идиоты дерзнули бросить мне вызов.
— И что было?
— Как что? Они меня убили, — хихикнул еж. — Сам-то как думаешь? Я уполовинил ваш пантеон, после чего оставшиеся кинулись молить меня о прощении. Ну, хотя бы развлекли, а потому я не стал добивать их. С тех пор в этих местах правят Девятеро, а не Восемнадцать.
Фарнир вернулся на алтарь и принялся уничтожать оставшиеся персики, а Анаториан стоял с открытым ртом. К такой правде он был не готов.
— И каких же богов ты убил?
— Хм-м, богиню домашнего очага, бога виноделия, бога кузнечного дела, еще кого-то, — он отмахнулся. — Не все ли равно? Они были, теперь их нет, а оставшимся пришлось взвалить на себя работу умерших. Только это и важно в нашей вселенной. Кому-кому, а тебе не стоит забывать о таких вещах.
Это размышление, больше похожее на угрозу, напомнило императору, с кем он сейчас говорит, и тот вернулся к первоначальной теме разговора.
— Не забуду. Но мы отвлеклись, ты так и не сказал, что забыл в моем храме.
— Может, решил заглянуть на обед?
— Смешная шутка, — скривил губы Анаториан.
— А может, решил подхлестнуть события.
Анаториан обратился в слух — Фарнир никогда ничего не делал просто так. В каждом его действии был скрытый смысл, а иногда даже несколько таковых. Нужно слушать и запоминать, и, быть может, удастся понять что-нибудь.
— Я слушаю, очень, очень внимательно.
— Это похвально, — подбодрил его Фарнир. — Тогда я стану говорить, очень, очень медленно. Итак, наша маленькая игра началась, но вот какое дело... Помнишь, я говорил, что ребятки слабы?
Анаториан кивнул.
— Это я был еще весьма мягок по отношению к ним. Правда в том, что моим игрушкам придется потратить немало времени, прежде чем они будут в состоянии потанцевать с тобой.
— Приятно это слышать.
— Тебе-то, конечно, приятно. А вот мне — не очень. Поэтому я решил добавить в нашу главную игру еще одну, поменьше и попроще.
— И как она будет называться? — подтолкнул бога Анаториан, который начал понимать кое-что.
— Кошки-мышки. Они будут убегать, ты догонять. Сумеешь — молодец, нет, — тут еж подмигнул императору, — не молодец.
"Стало быть, сейчас меня ждет пара новых подсказок. Что ж, послушаем".
— Ищи их на границах своей могучей державы. Смотри на яростный север, но не упускай из вида и развратный восток.
Еж быстро перебрался к полупустому блюду с фруктами, выудил оттуда гроздь винограда, которую целиком отправил в пасть, и продекламировал:
— Пойми их, и сможешь поймать. Поймай их, и сможешь понять. Играй же, и ты сможешь жить. Живи же...
Он на миг замер и ухмыльнулся, после чего закончил:
— Чтоб снова убить.
В следующий миг бог исчез, и в огромном зале воцарилась тишина.
"Север и восток. Север и восток", — Анаториан вернулся к трону и уселся на него, оперившись локтями на подлокотники и опустив подбородок на сплетенные в замок ладони. — "Слишком прозрачные намеки, и я не настолько глуп, чтобы их не понять. Яростный север — это бунт. Развратный же восток... Тут чуть сложнее — речь идет об Атериаде. Мне придется искать второго там. А еще на востоке империи было жилище Маркация".
Он покачал головой.
"Я не верю в такие совпадения. Давно отучился. Стало быть, второй действительно жил у него и сбежал в Атериаду. Хорошо".
Хотя на самом деле хорошего было мало. Император сумел подготовить немало свежих войск, которые планировал использовать против Таверионской республики возможно уже в этом году. Таверионцы давно стали в горле, и с ними следовало что-то сделать, но он все откладывал окончательное решение вопроса в долгий ящик, постепенно укрепляя свою державу, усиливая армию и, самое главное, флот. И вот, когда почти все было готово к большому походу, пришел один еж и все испортил. Опять же, ни о каком совпадении или скуке тут не могло быть и речи. Фарнир либо не хотел, чтобы он схватился с республикой прямо сейчас, либо не желал, чтобы война велась исключительно между Фаром и Таверионом. Ведь если империя атакует Атериаду, то будет непросто избежать войны как с республикой, так и с Селианской империей. Если к этому добавить взбунтовавшийся север, картина получится неприятная.
Значит, спешить придется медленно.
"Сперва умиротворим Ганнорию, отправлю туда Цирилена с его людьми, пускай усилят карательный легион. Ну а потом... Потом Атериада. Фарнир хочет поиграть в кошки-мышки? Что ж, почему бы и нет".
Он принял решение и поднялся с трона.
"А даже если все пойдет, как задумал Владыка Хаоса, то у моей империи достаточно прочный фундамент, она выдержит серьезную войну".
Анаториан поднялся с трона и величественно спустился в зал. Проходя мимо алтаря, он взял с подноса последний персик и вонзил зубы в мякоть, чувствуя, как по губам течет сладкий сок.
"Мы еще посмотрим, кто кого, о великий и могучий небожитель, посмотрим".
Он вышел из храма и столкнулся нос к носу с замершими возле дверей Цириленом и Лицием. Щелкнув пальцами, Анаториан снял заклинание и распорядился.
— Пускай моление продолжат. Распорядитесь также, чтобы жрецы принесли обильные жертвы Картарасу.
Лиций и Цирилен переглянулись.
— Да, жертвы не повредят. После этого я буду ждать вас, а также всех легатов, во дворце.
— Понял тебя, о божественный, — в один голос ответили они.
— Хорошо. Исполняйте.
Анаториан решительно направился к своим носилкам.
"Мы еще посмотрим", — мысленно повторил он, улыбаясь.
Глава 2.
Воздуха почти не было, он брел по пылающему зданию, кашляя и задыхаясь от дыма. Пламя с треском пожирало все, до чего дотягивалось, разбрасывая во все стороны искры. Трегоран не помнил ни единого заклинания, он не понимал, как оказался в этом странном месте, и почему не может покинуть его. Оставалось лишь переставлять ноги и двигаться. Наконец он добрался до обитой медью двери, толкнул ее и оказался в спальне Маркация. Маг лежал на кровати, а возле него стояла, занеся нож над головой, Этаара. При виде юноши она издевательски рассмеялась.
— Ничтожество! — крикнула девушка. — Евнух!
— Стой! — заорал он. — Не делай этого!
Этаара захохотала, и нож понесся вниз, вонзаясь в сердце мага.
— Ты плохой ученик! — Глаза Маркация неожиданно распахнулись, и теперь тот смотрел на юношу пронзительно и страшно. — Ты позволил мне умереть!
Из его рта рекой полилась кровь, которая в считанные мгновения залила весь пол.
Треогоран заорал от ужаса и бросился прочь из комнаты, но едва он открыл дверь, как вошел в точно такое же помещение. Этаара стояла с занесенным над головой ножом, а на ложе лежал...его отец. Он был неестественно бледен и связан по рукам и ногам.
— О боги, нет! — Трегоран бросился вперед, но безжалостная фарийка опустила свое кошмарное оружие. Отец захрипел, изогнулся в предсмертной муке. Его ноги принялись колотить по кровати, сбивая простыни. Из раны и изо рта отца хлынула алая кровь.
Трегоран опустился на колени и сжался, закрывая руками голову. Он принялся тихонько подвывать от отчаяния и безысходности, и лишь шум со стороны заставил его оглядеться. Он был дома, лежал, забившись в угол. Отец, дергая ногами, валялся неподалеку. Из дальней комнаты доносились кошмарные вопли сестер, а здесь, прямо на его глазах, несколько фарийцев под предводительством офицера, валили на пол мать...
— Вот видишь, что бывает, когда ты — ничтожный червяк? — раздался над его ухом вкрадчивый голос Этаары. — Смотри, сейчас они отымеют ее. На твоих глазах. Милое зрелище?
Трегоран жалобно застонал.
— Ну-ну, не волнуйся, я избавлю тебя от него. — Горла коснулось что-то холодное, пахнущее кровью и смертью. — Пока, передавай привет своим богам.
Острая боль пронзила юношу и тот заорал...
* * *
— Тише, тише, — сильные руки схватили его, не давая дергаться. — Друг мой, все хорошо, тебе приснился дурной сон.
— А? Что? — Трегоран не понимал, что происходит, где он и с кем.
Юноша провел рукой по горлу — раны не было. Неожиданно он понял — что-то не так. Что именно? Он дернул руками и посмотрел вниз. Ледяной, непередаваемый ужас окутал молодого чародея — руки и ноги были скованы цепями. Он затравленно огляделся — вокруг царил ночной мрак, но прутья решетки на фоне звезд были легко различимы.
"Неужели это все сон? Побег, договор, сила"?
От этой кошмарной мысли он едва не потерял сознание, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы прочистить мозги. Это помогло, и Трегоран мысленно сотворил простейшее заклинание — легкий, едва уловимый ветерок. Получилось превосходно. Нет, сила с ним, и все, что произошло — не сон.
Однако...Рабство. Опять.
Трегоран закусил губу.
"Ладно, теперь я не так беспомощен, как раньше, что-нибудь придумаю. Но сперва надо разобраться в происходящем".
— Где я? — спросил он своего собеседника.
— О-о, это философский вопрос, друг мой, — отозвался обладатель сильных рук. — Можно сказать, основополагающий. Некоторые считают, что мы находимся в центре мироздания, иные убеждены, что всего лишь в одном из мириадов миров бесконечного универсума. Некоторые, например твои сородичи, всегда полагали, что мы лишь застряли на пути к загробному миру, в котором великий бог Рил-ликс примет всех нас в свои объятья. Ну а лично я, скромный служитель музы, смею надеяться, что мы все играем в великой пьесе, имя которой жизнь.
Трегоран с трудом понимал столь цветистую речь — он еще не до конца отошел от кошмара. Но постепенно сознание прояснялось, и получилось уловить суть.
— Да нет, где мы географически?
— Едем по Степи в направлении славной Атериады.
— Где нас продадут?
— Ну, лично я очень надеюсь на богатых родственников, которые заплатят выкуп.
— Тихш нагр! — раздалось из угла злобное шипение. Кажется, говорила женщина, но Трегоран не был до конца уверен.
Его собеседник что-то ответил и снова обратился к молодому чародею.
— Прошу простить нашу спутницу, она сегодня не в духе.
— И я ее понимаю, — буркнул юноша.
Он не видел лица собеседника, но отчего-то был уверен, что тот улыбается.
— Как я здесь очутился?
— Наши славные провожатые нашли тебя, лежащим без сознания и сгорающим от лихорадки, в Степи. Как ты очутился так далеко от ближайших поселений, увы, сказать не могу.
— Это неважно, — тотчас же перебил его Трегоран. — Что было потом?
— Потом мне поручили выхаживать тебя. Три дня ты не открывал глаза, и вот, наконец, очнулся.
