Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Услышав за спиной слабый, но явно благожелательный шум со стороны лавки видаков, которые до этого тихонько обсуждали явную красоту обидчицы родовитого пана и сомнительность судебной тяжбы с пусть и пригожей, но всего лишь девицей — обвинитель заметно приосанился и начал повествовать:
— Сегодняшним днем я был в твоей канцелярии у князя Острожского, и когда уже уходил, случай свел меня с твоей служанкой...
После небольшой заминки граф поправился:
— С панной Гуреевой. С самого начала она разговаривала со мной без должного уважения; затем, позабыв свое место и законы вежества, оскорбила меня сначала словом, а затем и делом, натравив одного из псов, что были с ней.
В качестве доказательства родовитый магнат вынул пострадавшую десницу из перевязи, размотал полосы чистой ткани и предъявил к осмотру шляхетской общественности распухшую руку с четкими отметинами собачьих клыков.
— Прибежавшая на ее крики стража схватила меня, и словно какого-нибудь безродного бродягу поволокла на расправу: лишь появление Его Преосвященства и его слуги спасло мою честь и достоинство от дальнейшего поругания!
Ненадолго повернувшись к епископу Петкевичу, страдалец благодарно поклонился. Сочувственно покивав, Великий князь уточнил:
— Но затем с тобой обращались так, как подобает?
— Да, князь Старицкий распорядился отвести меня в гостевые покои, прислал лекаря и хорошее вино.
— И чего же ты взыскуешь за свои обиды?
Поочередно поглядев сначала на замершую живой статуей Гурееву, затем на разом затихших шляхтичей, и наконец поискав поддержки на лицах представителей Пан-Рады, литовский магнат уверенно объявил:
— Я тре... Я надеюсь на твой справедливый суд, государь, а так же — прошу оказать милость моей племяннице Катаржине, зачислив ее в свиту твоей сестры.
Перечисляя свои пожелания, граф как бы невзначай помахивал в воздухе покусанной рукой, намекая, что было бы неплохо и еще как-то сгладить неприятные моменты от случившегося. Скажем, одарить его полновесными талерами или даже цехинами из казны Великого князя. Ну или какими-нибудь иными милостями — к примеру, дав придворный чин, или богатое имение с хорошей землей.
— Ты услышан.
Пока оба писца усердно выводили буквицы, лицо правителя повернулось к обвиняемой, и та без какого-либо промедления приблизилась к поставке с крестом.
— Личная ученица Государя Московского и Великого князя Литовского, Русского и Жмудского, дворянка Гуреева Аглая Васильевна, православная.
Запечатлев на символе веры скромный поцелуй и поклонившись, статная девушка в обманчиво-скромном платье вернулась обратно на свое место — не обращая внимания на тихий шум голосов от шляхетской скамьи.
— Признаешь ли ты свою вину?
— Нет, государь.
Граф презрительно фыркнул, тут же заметно перекосившись лицом от вида шагнувшего к нему стражника с дубинкой наизготовку.
— Тогда поведай нам, как это выглядело с твоей стороны.
Вновь поклонившись, жгучая брюнетка в изумрудном венчике размеренно заговорила:
— Я возвращалась после занятий, когда мне заступил дорогу незнакомый мне доселе шляхтич, представившийся графом Глебовичем. Он стал вызнавать, на каких условиях девицам-шляхтянкам возможно вступить в свиту царевны Евдокии Иоановны; затем предложил мне денег и дорогие ткани за то, что я поспособствую его племяннице Катаржине стать ближницей царевны.
Открывший для негодующей реплики рот магнат тут же ей и поперхнулся — после болезненного тычка дубинки в ребра. Дернувшись на своем стульце, он заметил второго стража с "дубиналом" и начал медленно багроветь от невозможности гласно выразить свое праведное негодование и явного неуважения к его графской особе.
— ...устроить неприятности или даже изгнание из свиты для Софьи Ходкевич; после очередного моего отказа и намерения уйти — преградил путь и начал угрожать своим недовольством. Затем тем, что распустит слухи о моем корыстолюбии, и...
Заколебавшись, Аглая нехотя продолжила:
— Прочими обидными словесами. Все это он говорил достаточно громко, поэтому один из мордашей вышел вперед и отгородил меня от пана; тот же немедля взялся за поясной нож и вновь облаял меня пошлыми словами. Как только он обнажил нож, Полкан... Второй из псов, прыгнул на него и свалил: я немедля отозвала его, и оба мордаша вернулись на свои места; затем подоспевшая стража схватила и увела пана прочь...
— Довольно.
Помолчав, Димитрий Иоаннович спокойно поинтересовался:
— Граф Глебович, ты ничего не хочешь сказать?
Встрепенувшись, магнат подскочил и уверенно заявил:
— Ложь! Все ее слова ложь, от первого до последнего слова!!!
Медленно огладив стоящий возле трона посох, венценосец подтвердил:
— Ты услышан. Что же, вы оба принесли клятву...
Звучно щелкнув пальцами, верховный судия земли литовской снял с груди крест, уложил его на подставленную доверенным челядином бархатную подушечку, и объявил:
— Иногда Вседержитель, желая наказать человека, забирает его разум. Лгать на моем суде есть очень неразумное деяние, и мы обязательно установим истину... Аглая, возьми сей крест с частичкой древа, на котором был распят наш Спаситель.
Красивая брюнетка почтительно подхватила реликвию царской семьи, поцеловала и охватила обеими руками.
— Ответствуй: граф Глебович первый подошел к тебе?
— Да!
— Предлагал ли он золото либо иную плату за то, чтобы ты нарушила мои повеления об испытаниях девиц благородного звания, перед зачислением оных в свиту сестры моей, царевны Евдокии?
— Да.
— Предлагал ли он плату за какой-либо вред для девицы Софьи рода Ходкевичей?
— Да.
Внезапно сестра Великого князя заметно побледнела, сжав ладони в кулачки; сам же правитель сделал знак писцам, повелевая остановить записи, и обманчиво-мягко вопросил:
— Аглая, ты и впрямь позабыла свое место?
Разом потеряв румянец, Гуреева одним слитным движением преклонила колено и голову перед троном:
— Нет, господин мой.
— Вот как? Тогда скажи, кто же ты есть?
Подняв взгляд, брюнетка уверенно заявила:
— Я Аглая Гуреева, твоя личная ученица.
— Хм? И где же твое место?
— Близ наставника и господина моего!..
— Да неужели? Я начинаю в этом сомневаться.
— Господин, я... Дворец суть дом твой, и я не решилась... Без твоего прямого дозволения.
— Хм?
Медленно качнув головой, отчего крупный рубин в золотом венце багрово замерцал, пуская кровавые искорки с ровных линий огранки, Дмитрий нехотя согласился с причиной, по которой его ученица не покарала наглого графа прямо там, где он ее тяжко оскорбил:
— Это имеет смысл.
Тихо выдохнув, царевна медленно разжала кулачки; на щечки черноволосой девушки начал робко возвращаться природный румянец... Что же касается остальных, присутствоваших в Тронной зале, то они смысла последних вопросов просто не поняли, увлеченно разглядывая все больше и больше нервничающего пана Глебовского. Тем временем успокоившийся Дмитрий щелкнул пальцами, позволяя писцам взяться за чернильные ручки-перья, и продолжил суд:
— Аглая, ты натравливала сопровождавших тебя мордашей на графа?
— Нет!
— Ты посягала на его честь и достоинство словом?
— Эм... Да.
— Ты сделала это первой?
— Нет.
— Молвил ли он перед этим непроизносимые слова?
— Да!
— Он обнажил пред тобой нож?
— Да.
Задумавшись о чем-то, Димитрий Иоаннович небрежно повел рукой, дозволяя ученице вернуться на её стулец.
— Пан Глебович, возьми крест.
Попеременно краснеющий и бледнеющий от переживаний граф-кальвинист уверенно подхватил православную реликвию, решив обойтись без поцелуев и прочих необязательных для него действий.
— Ответствуй: говорил ли ты моей ученице изменные речи, подбивая тем самым ее на воровство противу меня и сестры мой, царевны Евдокии?..
— Нет, я никогда не-а-а-а-а-а!!!
Дернувшись всем телом и сипло заорав от невыносимо-режущей боли в руке, вцепившийся в крест магнат свалился на пол и забился в мелких судорогах, не в силах терпеть ослепляющую разум муку.
— Владыко Иона, прошу, отпусти ему грех лжесвидетельства.
Пожилой иерарх неторопливо подошел и размашисто перекрестил подвывающего и дергающего ногами грешника, на одном вздохе проговорив разрешительную молитву. С последним ее звуком Ян Глебович наконец-то затих, шумно всхлипнул и выронил крест — в который тут же бесстрашно вцепился митрополит, начавший благоговейно оглаживать и осматривать воистину драгоценнейшую реликвию.
— Благодарю, владыко.
Пока члены Пан-Рады и ближники государя тянули шеи, стараясь разглядеть все в мельчайших деталях, шляхтичи вовсе покинули свою скамью и приблизились бесформенной толпой, жадно впитывая в себя происходящее. Впрочем, благодаря дворцовой страже и зычному басу служки-глашатая, в Тронном зале довольно быстро восстановился должный порядок и полная тишина.
— Пан Глебович, бери крест и ответствуй далее.
Опасливо притронувшись кончиками пальцев к старинному золоту, граф Священной Римской империи осторожно забрал древний крест у крайне недовольного этим архипастыря Ионы.
— Возводил ли ты хулу на честь и достоинство Аглаи Гуреевой?
Побелев скулами, литовский магнат буквально выдавил из себя чистосердечное признание:
— Да...
Задумчиво постучав пальцами по резному древку посоха, воткнутого булатным наконечником в устроенные на тронном возвышении каменные "ножны", Димитрий чуть вовысил голос:
— Благородная шляхта, как в Великом княжестве Литовском отвечают на непроизносимые слова?
Надувшиеся от важности свидетели быстренько посовещались на тему, кто из них более всего достоин ответить правителю — после чего на ноги встал дородный пан с богато изукрашенной венгерской саблей на воинском поясе. Положил ладонь на ее потертую рукоять, и веско уронил густым басом:
— Смывают с себя кровью обидчика!!!
— Ну надо же, прямо как в царстве отца моего... Пан Глебович, ответствуй: ты обнажал поясной нож перед Аглаей Гуреевой?
— Я... Лишь для защиты от псов!
Переменив положение своего тела на троне, и заодно погладив сестру по руке, Великий князь с нотками скуки известил начавшего понемногу паниковать графа:
— Да будет тебе известно, что натаскивая мордашей-охранителей, царские псари учат их первым делом перехватывать руки злодея, держащие какое-либо оружие. Затем рвать одно из колен или живот, сваливая оземь — и наконец, зажимать пастью горло так, дабы пресекать любое движение. Если вовремя не подать отменяющего приказа, то повергнутый ими тать умирает с вырванным сипом. Так что пожелай Аглая забрать твою жизнь или покалечить, ей было бы достаточно всего лишь... Промолчать.
Как на заказ двери тронного зала ненадолго приоткрылись, пропуская вторую пару меделянов, вальяжно прошествовавших по проходу меж родовитой знатью и простыми шляхтичами, и усевшихся по обе стороны от обсуждаемой девушки.
— Пан Глебович, среди прочих обвинений, что ты выдвинул к моей ученице, прозвучало весьма тяжкое — в том, что она не знает своего места. Ответствуй: а ты его знаешь?
Выждав долгую минуту, Димитрий легонько шевельнул ладонью, разрешая одному из стражей взбодрить чрезмерно задумавшегося магната. Охнув и изогнувшись от ожегшего спину удара, граф выронил и тут же поймал великокняжеский крест, за малым не заработав еще два увесистых "бодрячка".
— Все говорят, что она твоя доверенная челядинка... Государь.
— Вот прямо все? Удивительно, как много среди моих подданных пустоголовых сплетников. Давай-ка попросим совета у смысленных мужей из Пан-Рады: князь Юрий, ежели знатная семья либо род берут на воспитание и обучение достойного этого юнца или девицу, то согласно обычаям и законам Литвы — кем он или она считаются в этой семье?
Поднявшись и коротко поклонившись, почти сорокалетний князь Олелькович-Слуцкий наполнил своим хрипловатым голосом всю немаленькую залу:
— На время воспитания, либо обучения — самым младшим в семье, государь. Без права наследования родовых владений и титлов, в остальном же... На усмотрение главы семьи.
— И любое оскорбление словом или делом этого младшего?
— Суть оскорбление приютившей его семьи!
— Благодарю тебя, Юрий Юрьевич. И опять обычаи Литвы и Руси удивительно схожи... Мой добрый подскарбий, огласи для пана Глебовича, кто есть девица Гуреева, и каково ее место.
Остафий Волович не поленился подойти к одному из своих недоброжелателей (не особо крупных, но все же) поближе, и тоном доброго дядюшки, объясняющего тупенькому недорослю прописные истины, объявить:
— Докуда дворянка Аглая Васильевна Гурееева пребывает под рукой наставника своего, Великого князя Литовского и Государя Московского, она суть младшая в царской семье, то есть — ненаследная царевна, со всеми полагающимися правами и обязанностями.
— Как всегда, ты очень точен в словах: воистину, они у тебя — золото, почтенный Остафий.
Польщенно улыбнувшись, казначей Великого княжества Литовского вернулся обратно, где мимоходом пожал плечо своего давнего союзника в Пан-Раде князя Острожского, и обменялся довольными взглядами с Олельковичем-Слуцким.
— Пан Глебович, желаешь ли ты взять слово перед оглашением приговора?
Бледный как сама смерть, граф молча покачал головой.
— Сим я, Великий князь Литовский, Русский, Жмудский и иных, объявляю: девица дворянского рода, рекомая Гуреевой Аглаей Васильевной, чиста от всех обвинений!
Расторопные служки тут же заменили стулец зеленоглазой брюнетки на более удобный стул, с высокой спинкой, мягким сидением и подлокотниками.
— Что же до пана Яна Глебовича, то я доподлинно и при свидетелях установил за ним следующие вины. Уличен в нарушении клятвы на кресте и лжесвидетельстве! Повинен в изменных речах и воровстве противу трона! Обличен в прямой лжи пред своим государем... И наконец: виновен в оскорблении словом и делом царской Семьи.
Выждав десяток секунд, Димитрий поинтересовался у затаивших дыхание шляхтичей и радных панов:
— Желает ли кто-то из присутствующих сказать слово в его защиту?
Шляхетская общественность безмолствовала, явно злорадствуя над богатым магнатом, по глупости и раздутому самомнению навлекшему беды на свою дурную голову. Члены Пан-Рады и государевы ближники обменивались ехидными улыбочками; что же до церковных иерархов, то православный митрополит и католический епископ даже и не собирались печаловаться за какого-то там кальвиниста!
— Что ж... Изменникам положено рубить голову на плахе, отписывая его родовые вотчины в казну; однако же, ты у нас цесарский граф и родовитый пан, потому вместо топора для простонародья можешь рассчитывать на благородный меч. Клятвопреступникам и лжесвидетелям по закону должно совершить усекновение языка и руки, после чего отправить на виселицу — возместив с его имущества весь ущерб оклеветанному, и не забыв про долю для казны и церкви. Однако же, посягнувшему словом и делом на честь великокняжеской Семьи, полагается четвертование либо дыба с огнем и кнутом... Гм-гм, непростой выбор.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |