Клыки судьбы (Клыки-2)

— Мораль такая, — шипел епископ. Он злобно пялился на торчащую из живота стрелу и концентрировал на ней свои магические умения. Древко долго не хотело поддаваться, но все же медленно выдвинулось, покидая плоть. Невидимые пальцы колдовской воли выдрали стрелу вместе с несколькими капельками плоти и клочком кожи. — Так вот, мораль такая. Если ты — сельский житель и видишь в лесу странных городских жителей, то лучше беги, пока цел.

Шрухан даже не догадывался, что стал создателем нового направления в преогарской литературе. А именно — жанра триллер. Спустя несколько лет один бард придумает и напишет популярную книгу. О том, как несчастный селянин спасался бегством от толпы разъяренных зомби-женщин. Ужасно похотливых зомби, надо отметить... Именно эта книга под названием "Голые мощи" в будущем станет родоначальником эротической мистической прозы мира под номером 1114/53.

Епископ немного разобрался с мелкими повреждениями членов Круга и поколдовал над их здоровьем. Затем велел продвигаться дальше.

Через час любовники леди Хатли выкатились на большую поляну. Со всех сторон этот клочок свободного от растительности леса окружали высокие кедры и сосны. Земля кое-где зияла темными проплешинами чернозема, остальную территорию занимала жухлая листва. В самом центре полянки возвышался громадный пень старого дуба. Он был сломан почти пополам. Большая часть дерева лежала позади пня, раскинув прогнившую крону. На высоте около шести метров на пне виднелся большой обгорелый след. Словно бы сюда частенько ударяли молнии. Несмотря на то, что гарь выглядела довольно древней, над пнем поднимался дымок. Как над обычным дымоходом селянского дома.

Пень действительно напоминал жилой строение. На его боках виднелись два округлых дупла. В одном из них стоял небольшой глиняный горшочек красного цвета. Из него показывалась головка какого-то алого цветка. На втором окне под слабым вечерним ветром покачивалась грязная занавеска темно-желтых оттенков.

— Дверь не наблюдается, — заключил соглядатай коммунального хозяйства. — Но здесь явно живут. Видите — слева маленький огород с рассаженным луком и картошкой.

Внутри пня действительно кто-то обитал. Из дупла-окошка донесся надсадный кашель. Один из широких корней внезапно приподнялся, обнажая земляной пол. Из черного провала навстречу преогарцам шагнул седой дедок, одетый в грязные рваные лохмотья. Он сурово нахмурил брови и твердо ступил босыми пятками на грубо обтесанный порог деревянного домика.

— Чую-чую — людским духом запахло, — сообщил дедуля. — А потом принюхался. Ишь — дух-то людской, но с привкусом дерьма. Вот я и догадался — хомункулюсы пожаловали.

— Слышишь, предатель, — вдруг отозвался сотник Трас. — Ты ведь Лесовик?

Большинство любовников Хатланиэллы не присутствовали при сражении между войском Эквитея Второго и лесным зверьем. Потому лишь несколько из них узнали в грязном деде того самого медвежьего переводчика.

— Это я предатель? — насупился лесной дух. — Я хоть против природы не иду. Не то что вы — нежить. Нельзя после смерти воскресать — так боги велели.

— Плевал я на богов, — высокомерно заявил Трас Молниеносный.

— Но-но! — пригрозил ему Шрухан. — Чтобы я такого больше не слышал! Иначе молнией ка-ак бряцну.

Сотник пристыжено умолк. А дет тем временем приблизился к преогарцам.

— Ишь ты, рванье какое, — прищелкнул он языком. — И не скажешь даже, что вы когда-то были вельможными господами...

— Чего тебе надо? — спросил Шрухан. — У нас дела. А ссориться с духами мы не видим смысла.

— Чего мне надо? — деланно испугался Лесовик. — Сижу себе, свеклу чищу, стряпаю помаленьку. И как только кинул в котелок немного порезанной картошки, как из лесу — шум, гам и ругань. Ну, думаю, надо посмотреть что за дела. Выхожу, а тут ко мне столичные прикатили. Слушайте, — он вдруг доверительно наклонился к епископу. — Шли бы вы отсюда, мертвяки позорные. Не накликайте на себя гнев лесного духа.

— Не то что будет? — злобно вопросил Шрухан. Ему уже надоело, что всякие тут... их выдворить хотят. Сначала король, потом зомби, а потом вообще какой-то охотник даже вопрос не задал — сразу стрелять. — Что будет, перечница старая?

— Рожу тебе начищу, — спокойно ответил дух. — А потом возьму лопату. И, что делать, похороню вас по-человечески. Но, батюшки мои, сколько же копать придется, чтобы такую ораву под землю зарыть.

— Надоело! — выплюнул епископ. — Больше ни одна шавка, будь ты зомби, дух бессмертный или преогарский король, не посмеет тявкнуть в нашу сторону.

Центр Круга забурлил, генерируя необычайно сильный энергетический разряд. Дед даже бровью не повел. Скрестил руки на груди и насмешливо наблюдал за хомункулюсами.

— В пыль развею! — пообещал Шрухан и синяя молния грохнула Лесовика в лоб.

Дух покачнулся, но вопреки обещаниям священника, в пыль превращаться не собирался. Колдовство скатилось по нему словно вода с утенка. Молния раздробилась на маленькие иголочки-змейки, и они посыпались на землю. Кожа Лесовика в месте магического удара не то что не обуглилась, но даже не порозовела.

Епископ даже рот приоткрыл от удивления. Он совершенно не ожидал, что какой-то хиленький дух сможет сопротивляться объединенной мощи волшебных мертвецов. Потому Шрухан еще раз ударил деда такой же молнией. И опять разряд разбился на мелкие составляющие и пропал среди опавшей листвы.

— Теперь, полагаю, мой черед, — будничным тоном заявил дедок.

Вопреки подозрениям хомункулюсов, Лесовик не уподобился зомби из Подгугиневого. Он не стал лупить епископа по лицу. Дух проделал совершенно другое.

Дед широко, невероятно широко для такого маленького человечка, раскрыл рот. Шрухан с ужасом смотрел как тонкие губы, окруженные грязной клочковатой бородой, открываются все шире и шире. В глубине громадной глотки, за несколькими рядами кривых клыков, затрепетал раздвоенный змеиный язык. Епископ даже разглядел черные гланды и еще что-то. А потом...

А потом Лесовик закричал. Страшный вой, от которого обычные смертные тотчас потеряли бы барабанные перепонки в ушах. Кошмарный рык, в нотах которого ощущалось ревущее пламя. Страшный звуковой удар, сильнее конной атаки десятка тяжеловооруженных рыцарей, опрокинул Круг Сильных.

Фигура упала на бок и кубарем покатилась, подпрыгивая через лесные деревья. Круг покатился вопреки всем законам физики — не вдоль оси, а поперек. Ломая сосны и вырывая целые горы кустарника, хомункулюсы с испуганным воплем пропали где-то в чаще. На поляне остались только мелкие капельки крови да чей-то откушенный в страхе язык.

Дед потрогал бесхозный язык большим пальцем босой ноги. Затем криво ухмыльнулся и с наслаждением почесал подбородок.

— Во как надо! — гордо заявил он самому себе. — А то припрутся тут неместные, погалдят без толку, настроение испортят, тишину вспугнут. В лесу должна быть тишина и спокойствие.

Вдруг померкло солнце. Очень резко, будто на него набежала громадная непроницаемая туча. Черный диск спрятал под собой светило, над лесом воцарилась темнота. Лишь вдалеке поблескивало — хомункулюсы стреляли молниями, пытаясь сбалансировать вращение или остановиться.

— Что за дела? — нахмурился Лесовик. — Кто такое страшное заклятие проделал?

Солнце засияло точно также внезапно, как померкло несколько секунд назад. Горячие лучи устремились вниз, осеняя горизонт в золотистые тона.

— Вот же дура дубовая, — с сожалением и горечью вымолвил дед, уставившись на север. — Придется тебя проучить. Это ж ты против Законов опять пошла!

Он широко развел грязные руки и запрокинул голову. Послышался хлюпающий звук, словно что-то большое раздирает маленькую плоть изнутри. Кожа старика трескалась, кости и череп расширялись, подавались в стороны, приобретали другие очертания. Внешность Лесовика таяла свечой. Голова разошлась очень широко, нос расплющился и далеко выдвинулся вперед. Зубы хищно оскалились и выросли на добрые пол-локтя. За считанные мгновения дух вырос в двадцать раз от своего прежнего вида. Сейчас он был размером примерно с Круг Сильных, если не больше.

— На север, — хриплым рыком сказало существо. — Они покатились на север. И мне туда нужно.

Зашуршали, раскинулись громадные черные крылья. Черный же чешуйчатый хвост ударил по основанию пня. Раздался грохот и тихонький звон битой посуды.

— Ну вот, — печально сказал изменившийся дед. — Вазон разбил, олух старый.

Мощные крылья всколыхнули воздух, поднимая тяжелую тушу над лесным покровом.

— Проведаю свой старый дом, разорву одну неумную ведьму, — донеслись последние слова. — И обратно в лес вернусь. Тут экология получше старой будет.

* * *

Хатланиэлла напряженно всматривалась в чертеж на обломке коры. Она настолько наполнилась ненасытной энергией Трешки, что чувствовала будто может летать. Внутри королевы щебетали мелкие птички, душа рвалась куда-то на свободу. В ушах оглушительно грохотали многочисленные тамтамы. Перед глазами струился каскад разноцветных фиалок, лилий и гладиолусов. На косу, казалось, выросли дурманящие цветки камелии. Они так завораживающе благоухали, что почти не ощущалась исходящая из трясины вонь.

— Что со мной? — спросила леди Хатли. — Что это такое?

Сердце стучало очень быстро. Хотелось вскочить и побежать куда-нибудь на край материка. Броситься с высокой скалы вниз, в яростные волны моря Страсти.

"Страсть... — подумала королева. — Это страсть — такое чувствуют обнимая мужчину. Нет, это не она. Это что-то другое, что-то очень приятное, почти неземное".

Она представляла себе как медленно падает в море. Соленый ветер рвет на ней одежду. Тело погружается в холодные объятья изумрудной воды. Поднимаются белоснежные брызги пены, шелковый песок морского дна щекочет босые пятки.

— Это любовь, — вдруг догадалась она. — Трешка, это ведь любовь?

Кабан философски пожал плечами. Во рту он держал длинную травинку осоки и флегматично ее пожевывал.

— Ты меня любишь? — спросила королева. Она задавала этот вопрос сотням мужчин. Большинство из них потом становились хомункулюсами. Кто-то не поддавался, кто-то мгновенно падал перед ней на колени. Но все отвечали одно и то же: "я тебя люблю".

А Толстяк ответил совершенно другое:

— Нет, не люблю.

— Что? — глаза Хатланиэллы едва не вылезли из орбит. Десятки и сотни красивейших мужиков лизали пыль на ее туфлях. А этот толстый боров говорит, что... — Ты меня не любишь?

— Настоящий благочестивец должен любить только Священное Расписание, — спокойно ответил Трешка. — Мы с тобой согрешили. Когда насадим в этом мире настоящую Веру — пойдем исповедоваться и будем соблюдать десятикратный пост. Так что не люблю...

Он даже не подозревал: только что расплавившееся сердце королевы черствеет вновь. И на этот раз обрастает ядовитыми шипами.

Если у леди Хатли несколько минут назад и были какие-то шансы превратиться в нормальную чувствительную женщину, но сейчас они пропали навсегда. Единственный мужчина, к которому прикипела душа, оказался всего лишь похотливой свиньей.

Ноздри обиженной Хатланиэллы трепетали как паруса под штормом. Ярость клокотала в ее голове. Казалось, еще несколько добавить пара, и крышка слетит. Но королева не даром многие годы совершенствовалась в заговорах и черной магии.

"Убей только Бабу, — подумала она. — А там и тебе недолго жить осталось. Я тебя растопчу, раздавлю своей униженной любовью, милый-любимый".

Вслух леди Хатли сказала только:

— Сейчас я немного поколдую и мы отправимся уничтожать мою мамочку. Подожди.

Она попыталась поцеловать Толстяка. Но Трешка, утолив свою пятидесятилетнюю жажду, всего лишь отвернулся. Это усилило унижение и добавило королеве злости.

Ведьма вернулась к созерцанию колдовской фигуры, вырезанной перочинным ножиком на коре. Взмахнула рукой и ткнула пальцем, на котором вновь устроился мышехвост, в кусок древесины. Линии многоугольника замерцали таинственным светом. По дереву пробежали миниатюрные молнии серебристых тонов. Фигура поднялась из руки Хатланиэллы и повисла в воздухе перед ее лицом.

На этот раз королева не читала заклинания вслух. В магических стихах говорилось об истинной цели Заклинания Хомункулюсов. Если бы глупый Трешка смог расслышать эти слова, то однозначно отказался бы помогать леди Хатли. Но на то он и являлся лишь глупым фанатиком, неспособным рассуждать логически.

До свиноборотня доносились обрывки фраз и приглушенное бормотание. Королева плела очень трудную волшбу. Это требовало всей концентрации сил и внимания. Она казалась полностью погруженной в себя. Потому кабан посмотрел на нее некоторое время, а потом отвернулся и принялся бросать камнями в трясину.

Спустя час длинное Заклинание Хомункулюсов было готово. Оно звенело в воздухе, окружая Хатланиэллу золотистыми нитями, вполне осязаемыми в лучах заката. Магия материализовалась и выглядела сплошным коконом из многочисленных фигур: звезд, кругов, многоугольников и зигзагообразных линий. Всего лишь миг отделял королеву от создания магического полога, способного растянуться над всем континентом. Едва он только раскинется по небу, все погибшие в последнюю неделю, а таких в Преогаре водилось немало, превратятся в хомункулюсов.

"И откроются свежие могилы, восстанут из сырой земли мертвые, кому место лишь в застенках Мрачных Подземелий. И пойдут они войной против всех живых, противясь Божественным Законам. И каждый убитый поднимется вновь, пополняя бесчисленную армию ненасытной ведьмы..." Именно эти слова из Книги Законов вспомнились королеве.

Женщина кровожадно усмехнулась, понимая, что только одно движение пальца отделяет ее от активации заклинания. И она махнула рукой.

Магический кокон запульсировал, выстрелил во все стороны полупрозрачными нитями. Колдовство взвилось над Гугиной трясиной, ударилось в небесный купол. Забурлили облака, сверкнула молния ужасного угольно-черного цвета. Она ударила в солнце и не несколько мгновений закрыла его лик от земель Преогара.

Обалдевший Трешка наблюдал за манипуляциями ведьмы с широко раскрытыми глазенками. Жир на его щеках и подбородке подрагивал от страха. Но Толстяк держал себя в руках. Чего только не увидишь на оперативной службе. Тем более, когда есть возможность обратить в свою глупую веру целый материк варваров.

Хатланиэлла запрокинула голову к небу и оглушительно расхохоталась. Сила и уверенность наполняли ее до краев. Ведьма восторженно смотрела, как от горизонта и до горизонта раскинулся прозрачный купол заклинания, видимый только колдующей. Она даже и не представляла, что волшебство массового создания хомункулюсов "наложилось" на купол магии Творцов и вдвое ускорило ее течение. Теперь до конца света оставалась всего лишь неделя.

— Теперь мне все по зубам, — довольно заявила леди Хатли.

И тут на нее накатил Маятник.

Когда королева занималась созданием Прокола к домику Бабы, она подстраховала себя от магического контрудара. Но позже совершенно забыла, что пользовалась Проколом дважды. А именно — двигалась по межпространственному тоннелю дважды. Против обратного движения она защитой не запаслась. Именно забывчивость испортила Хатланиэлле сладкий миг триумфа.