Клыки судьбы (Клыки-2)

Внимание: купить эту книгу можно вот здесь: Книжный интернет-магазин "Лабиринт"

No Владимир Михальчук

Клыки на погонах-2

(заметки оперативника)

"...пигмеи, фавны, оборотни-волки и гиены — все они разные демоны и полудемоны,

самым коварным образом распоряжающиеся судьбою людей..."

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис "Молот ведьм" (тот самый)

"Данный роман мог бы и понравиться силам Света и силам Тьмы.

Если бы они удосужились прочитать эту книгу"

Сергей Лукьяненко "Да любой дозор" (неизданное)

"Оборотень оборотню рознь, а также друг, товарищ и брат"

Владимир Михальчук "Интервью подшофе" (неопубликованное)

Пролог

(оперативная)

"Нам ли вспоминать былое?"

из письма Наполеона Кутузову, неопубликованное

Гроза отступила, близилось утро. Лучи заколдованного светила уже расчерчивали горизонт беспорядочными золотистыми линиями. Далекие горы дрожали в бледном сиянии, заснеженные пики поблескивали под слабым ореолом алого цвета. Холодный утренний ветер перекатывался через горные хребты, на миг зависал над долинами, со свистом обрушивался вниз на широкие плато. Летел над полноводными реками, щекотал неспешные волны ручейков, клубился в ядовито-желтых туманах болот. Насквозь промокшая под ливнем роща доверчиво пригибала верхушки сосен. Чахлые березки кланялись низко до земли, столетние дубы подставляли бока. Свежий горный воздух привычно проносился среди деревьев, играл трепещущей листвой, лохматил осоку, игриво хлопал воротниками усталых путников.

В густом тумане поскрипывали влажные ветки — позади отряда тащились хлипкие на вид волокуши, запряженные ослом. На сооруженной из листьев подстилке лежал широкоплечий мужчина в крепких доспехах королевского оруженосца.

Рыцарь слабо застонал и пошевелился, попытался поднять голову. Но силы оставили его, примятый шлем опустился обратно на носилки, мужчина вновь потерял сознание. Лишь только правая рука любовно сжала покоящиеся рядом мечи, зачехленные в простые кожаные ножны.

— Прасс, ты слышишь? — обратился к лежащему звездочет. — Ты очнулся?

Королевский астролог пригнулся к оруженосцу и прислушался к его дыханию. Прасс не отвечал, но дышал ровно.

— Идет на поправку, — констатировал звездочет.

Он распрямился и поправил насквозь промокшую мантию. Его невысокое тощее тело содрогалось от утреннего холода.

— Более жалкой физиономии мне видеть не приходилось, Слимаус, — хмыкнул повар, высокий и худой человек с бледным лицом.

Его одежда также хлюпала от влаги, но, казалось, он даже не обращает на это внимания. "Королевский создатель блюд" больше интересовался собственным мешком, тяжелым кулем болтавшимся за его спиной. Там позванивали разнообразные походные котелки, тарелки, кружки и сосуды с вином. На дне мешка лежали сочные куски мяса, половина молочного поросенка, хлеб, паштеты и пара луковиц, бережно завернутые в грубое льняное полотно.

— На себя посмотри, — парировал звездочет. — Тебе не в походы ходить, а за печкой шуршать.

— Более полезное занятие, чем малевать гороскопы, — спокойно ответил повар. — От твоих бумажек никакого толку.

— Это от тебя никакого, досточтимый Грумпль, — Слимаус поднял унылое лицо. — Я хотя бы направление указываю, а ты что сделал?

— Сделаю, — поправил его королевский создатель блюд. — Остановимся на привал, и я тут же накормлю всех отличным завтраком. Тебе же только сухая корочка хлеба достанется. Возможно...

— Вот вернемся в столицу, и я у звезд попрошу, чтобы у тебя нос отвалился, — пообещал звездочет. — А потом пусть уши отсохнут.

Выпалив эту тираду, астролог ускорил шаг и обогнал волокуши. Его спина сообщила Грумплю, что разговор окончен.

Повар аж крякнул от восхищения. Да, болтающий со звездами паренек серьезно возмужал за последнюю ночь. Раньше был трусоват, шарахался каждой тени, даже вешаться хотел, когда королевская дружина сгинула в лесу. А сейчас, несмотря на грустный вид, Слимаус как-то подтянулся, стал стройнее и шире в плечах. Глаза поблескивают яростью, хмурит брови. И не скажешь, что этот малец еще вчера испуганно пищал, увидев парочку трупов с перерезанными глотками.

Грумпль поправил шершавые лямки мешка и пошлепал по болоту вслед за астрологом.

Чуть поодаль шествовал высокий мужчина, облаченный в золоченые и слегка покрытые копотью доспехи с соединениями из просоленной кожи. Крепкие кованные сапоги уверенно печатали шаг, поднимая высокие брызги болотной жижи. На шлеме тускло поблескивала небольшая походная корона. Она свидетельствовала о том, что по Тухлой роще путешествует сам Эквитей Второй, правитель Преогара. Погнутые от множества ударов зубцы диадемы сообщали также о некоторых подробностях путешествия. Многие догадались бы: король Эквитей недавно участвовал в сражении. Рука нервно опиралась на навершие рукояти полуторного меча, зачехленного в драгоценные ножны. За спиной правителя болталась безобразная вещица, до грозы считавшаяся роскошной горностаевой накидкой. Сейчас назвать мантией эту мокрую тряпку не решился бы и самый воспитанный церемониймейстер. А, как известно, королевские церемониймейстеры очень тактичны и воспитаны.

Открытый шлем позволял рассмотреть мужественное лицо Эквитея. Широкие скулы, тонкие губы, сжатые в надменной королевской мине, нос картошкой, седые усы, борода и виски. Серые глаза пристально смотрели вперед из-под тронутых сединой бровей. Владыка хмурился и думал о чем-то своем.

До вчерашнего утра он являлся полноправным властелином здешних земель и угодий. Но к обеду такое прикатило, что расхлебывать придется еще долго. Хорошо хоть получил поддержку пришельцев из другой страны или, как подозревал Эквитей, вообще из другого мира, — воинов-оборотней. Но как же так угораздило?

"Как такое случилось? — в голове метались беспорядочные мысли. — Все было так неплохо, и тут — на тебе. Проклятье!"

Король напрягся и заставил себя думать без нервов. Мысли построились в цепочку последовательных событий.

Все началось с того, что солнце над королевством сошло с ума. Восход и закат остались неизменными, но вот само Теплое... Оно внезапно начало прыгать по небосклону, то увеличивалось, то уменьшалось, меняло цвет. Ни один маг из сотен, населявших Преогар и нейтральные земли, не смог дать однозначного ответа на вопрос о происходящем. Колдунов бросали в подземелья, некоторых особенно упертых даже предавали изощренным пыткам: спаивали перебродившим вином, на долгие недели оставляли без сладкого (всем известно, что волшебники жить не могут без сдобных плюшек, засахаренных фруктов и меда), щекотали пятки. Но маги не сдались. Разболтали маленькие личные секреты, как то неуплата налогов в государственную казну или количество любовниц. А вот объяснить причины солнечного сумасшествия чародеи не смогли.

Из-за хаотичных движений светила исчезли птицы, улетели куда-то в другие края. Забеспокоились лесные звери. Тысячи волков, оленей, зайцев и лис, всех обитателей преогарских чащоб, собрались на поляне около столицы королевства. Хищники, травоядные и млекопитающие, переговаривались между собой на диком языке природы. Многоголосный рев, писк и мычание царили в воздухе, пробиралось в окна человеческих домов. Словно густой кисель плескался над государством Эквитея.

Большой отряд отборных егерей, посланный в лес для прекращения безобразий, обратно не вернулся. Охотников разодрали, остались только бесхозные кони да обрывки одежды. Правитель бесновался...

В один прекрасный день зверье покинуло своды столичной рощи. Сотни тысяч клыкастых тварей — рогатых оленей и лосей, трусливых зайцев и тявкающих лисиц — пошли на штурм королевского замка. Следуя древнему рыцарскому обычаю, король собрал дружину и выехал навстречу врагам — немного чести отсиживаться за стенами дворца. Четыре тысячи славных рыцарей, закованных в тяжелую броню, врезались в гущу зверей, словно острая пика в мягкий живот. Но войско Эквитея заманили в ловушку. Рыцарей окружили и...

Нет, зверье не растерзало защитников столицы. Наоборот, древний медведь, Вершитель Правосудия лесов, предложил королю переговоры. В роли переводчика выступил дед Лесовик, дух природы, многие века обитавший в чащах. И Лесовик поведал Эквитею давнюю историю, ставшую причиной сумасшествия солнца.

Оказалось, что некий Тугий, предок Эквитея, внес полстраницы текста в Свод Божественных Законов. Как известно, любое живое существо имеет право на создание нового Закона, если он не претит старым, созданным богами еще при сотворении мира. Тугий Третий, с малых лет очень слабый и некрасивый парнишка, написал следующее.

"Всякый прынц али прынцесса должон немедля женитися али выти замужи по доброй воли, как у сказке о прынцессе и драконе, во случае когда его али ея отец али мать достыгнет седьмаго десятка годов"...", говорилось на старом преогарском диалекте. Иными словами, каждый отпрыск королевской семьи, едва кому-то из родителей исполнится семьдесят лет, должен спасти какую-нибудь принцессу из лап дракона. А затем жениться на освобожденной девушке. Именно так описывалось во многих сказках и полузабытых легендах.

Это сперва позабавило пятидесятилетнего Эквитея, состоящего в браке с молодой прелестной женщиной. А потом поплохело... Тихая грусть обуяла короля. Он осознал, что женат не на той, за кого считал свою избранницу. Леди Хатли оказалась лет на тридцать старше, чем надлежит. К тому же еще и сон странный приснился. Словно бы он, властелин Преогара, делит королевское ложе не с красавицей Хатланиэллой, а с мерзкой трухлявой старухой.

"И зачем я спас ее вшивый городишко от варваров? — размышлял Эквитей. — Этот ее проклятый Киринти!"

Хочешь — не хочешь, а принцессу надо бы замуж сбагрить. Кроме того звери шантажировали короля, чтобы он выдал им свою жену для кровавой расправы. Ведь если не убить королеву (а спасти и выдать Мэлами замуж невозможно по причине отсутствия дракона), то один из Божественных Законов будет нарушен. И древнее колдовство не интересует тот факт, что Закон этот дописан прыщавым юнцом, мечтающим о женитьбе. Незыблемое правило — или придерживайтесь божественных заветов, или конец всему сущему. Так что небесные пляски солнца — всего лишь предупреждение. До конца света осталось двадцать дней.

— Отдавай королеву! — потребовали звери.

Эквитей понимал, что их требование оправдано. Кроме того леди Хатли обманывала его, владыку целого королевства, долгие годы. Но вот так просто взять, и пойти на уступки каким-то мышам и белкам?

Ишь, чего придумали. Отдавай им Хатланиэллу на растерзание! А потом придется заточить свою единственную дочь Мэлами куда-нибудь в застенки. И поставить стражником, ни много, ни мало, самого дракона! Да ведь последний Огнедых был не то уничтожен, не то улетел куда-то за горизонт еще сто лет назад. Задание предка невыполнимо.

Но он — король. А посему не поддастся грязному шантажу!

С такими мыслями Эквитей вступил в бой.

А дальше сплошная кутерьма. Почти все войско разбито, да еще и некоторые рыцари решились на предательство. Эквитея едва не зарубили собственные люди. Выручила его новая атака зверей, разделившая дружину короля. Изменники вернулись в столицу и заперлись за рвом и высокими стенами. Правитель же оказался в лесу, в компании верного оруженосца Прасса. Со всех сторон их окружали окровавленные пасти. Казалось, что смерть уже смотрит королю в затылок.

Спасло Эквитея появление двух воинов из другого мира. Оборотни-оперативники, хват-майор Зубарев и хват-рядовой Наследиев, появились как раз в тот момент, когда разъяренный кабан едва не растоптал короля и Прасса. Звери отступили, и во время краткой передышки Эквитей договорился с оборотнями о сотрудничестве. Все, чего желал правитель — спасти Преогар, остановить сумасшествие Теплого и вернуть себе корону. За подмогу и партнерство в этом деле он пообещал пришельцам два полных мешка драгоценных камней.

Прибытие оборотней было обусловлено похожей задачей. Им надлежало разобраться с местной магией, угрожающей гибелью не только этому миру, но и другим Отражениям. Даже величественный Валибур, центр Большого Мира, оказался под угрозой. Потому оперативники с радостью согласились помочь владыке Преогара.

Вместе с королем и Прассом, который по неизвестным причинам находился без сознания, хват-майор Андрей и лис-перевертыш Наследиев проникли в столицу. Там как раз назревал государственный переворот. Эквитея Второго объявили погибшим, а новым королем собирались избрать рыцаря Герта. Кроме того у власти оказался епископ Шрухан, злобный тип, приближенный королевы. Освободив по дороге королевского звездочета, троица воинов убила самозваного правителя, бывшего командира армии Преогара и самого епископа. Но освобожденный народ не пожелал признать победителей. Горожане сообщили Эквитею, что он сможет вновь усесться на трон только в случае, когда разберется с пляшущим Теплым.

Астролог Слимаус, спасенный от трусливого самоубийства, рассказал, что влияющая на солнце магия исходит от трех человек. В этом были замешаны Эквитей, леди Хатли и принцесса Мэлами. Но вот беда, в городе не оказалось ни королевы, ни ее дочери. Они обе сбежали куда-то на север. Именно в том направлении двинулось маленькое войско, состоящее из парочки оборотней, звездочета, спящего Прасса, королевского повара и самого короля.

Эквитей на ходу почесывал подбородок.

— И как же меня угораздило? — бормотал он. — Жил себе припеваючи, людоедов рубил, варваров от границ отгонял. Кушал любимый леденцовый паштет, раз в неделю — банька, хорошее вино из Змеиных королевств. Жена красавица... была... Дочурка, даром что негодница. Селяне трудились на полях, в этом году урожай неплохой, м-да... И тут прямо на голову свалилось это солнце.

Король с ненавистью посмотрел на восток. Сквозь блестящий от влаги лиственный покров проглядывали пульсирующие лучи. Медленно занимался восход, природа наливалась свежестью. Даром, что над Тухлой трясиной столетиями плескался вонючий туман. Утренний ветер слегка разогнал мерзкие запахи и стало заметно легче дышать.

— И охота тебе восходить? — вполголоса посетовал Эквитей светилу. — Лучше бы сидело себе за горкой, и другим странам нервы трепало. Конец света, мол, то да се... Мне теперь из-за тебя и глупого предка надо каблуки на дорогих сапогах истаптывать. Видано ли? Король ковыляет пешком, да еще по таким местам.

Правитель Преогара осмотрелся по сторонам. Несмотря на то, что близился день, на душе Эквитея заскребли дохлые куницы. Именно так здешние жители говорили, когда ставало страшно.

Королю было чего опасаться. По легенде в этих краях сгинул могущественный владыка Гуга Одноглазый, славный воин, основавший Преогар. А вместе с Гугой пропала целая тысяча воинов. В этом неуютном вонючем болоте, где кроме трясины и мха ничего нет.

Странные места, загадочные. Здесь даже тишина не казалась обычной, лесной. Беззвучие тяжелым валуном наваливалось на плечи, сдавливало шлем. Бесформенные клочки тумана кружились перед глазами, сплетались в мистические символы, образовывали пугающие формы. Однажды королю показалось, что на него из серебряного марева надвигается убитый епископ. Шрухан протягивал к Эквитею скрюченные пальцы, открывал рот. А в пасти вместо языка и зубов клубились тошнотворно-зеленые пиявки. Они тянулись к правителю, желали присосаться к его лицу.

Король едва сдержал испуганный вопль. Тряхнул головой, и видение отступило. В тумане, на тот самом месте, где появился епископ, двигалась широкая спина хват-майора. Рядом с оборотнем шла невысокая, но очень фигуристая девчонка. Она высоко перепрыгивала через лужи, каждый раз опускаясь на кочку с тонким восторженным визгом.

— Никогда не была здесь раньше, — сообщила девушка хват-майору.

"На вид ей около двадцати, — прикинул Эквитей. — Но кто ее знает, некромантку эту проклятую? Может оказаться такой же старой бабой, как и моя... бывшая..."

Харишша действительно занималась некромантией. Довольно странно для такой девушки, правда? Золотоволосая, настоящая уроженка Преогара. Пухлые губки, звонкий смех и веселые ямочки на щеках. Синие глаза, настолько большие, что кажется, будто она все время чему-то удивляется. А какая фигура! Даже под бесформенной влажной хламидой черного цвета нет-нет, да и проглядывает белоснежное точеное бедро или склон высокой груди. Такая красавица, а некромант. Возможно, единственная женщина в этом мире, якшающаяся с мертвецами и скелетами.

— В самом деле не была? — спросил Андрей, бросая на Харишшу заинтересованный взгляд. Даже слепой распознал бы в этом взгляде звериную похоть.

"Действительно давненько он женщин не видел, — пришло на ум королю. — Смотрит на девку так, словно бы сейчас швырнет ее прямо в болото и..."

— Боюсь так далеко выходить за пределы хутора, — ответила некромантка Андрею. — Раньше, когда девочкой была, просто не решалась гулять на границе с Тухлой рощей. А теперь искусство требует, чтобы я постоянно находилась вблизи своих мертвецов. Так что не бывать путешествиям... Гни-илые мощи!

Девушка резко остановилась, и король едва не налетел на нее. Хват-майор повернулся к ним и приподнял бровь.

— Что такое?

— Я ведь совсем забыла! — сообщила Харишша плаксивым тоном. Губки сжались, да так горько, что прелестное личико стало напоминать образ святой Жалобницы, висящий при входе в церковь Каменных Богов. Казалось, некромантка сейчас разревется, но она пока сдерживалась.

Подошли другие спутники. Все молчали, ожидая, когда девушка решится рассказать о проблемах своей девичьей памяти.

— Гнилые мощи! — вновь выругалась она. — Я ведь должна все время сидеть около зомбов.

— Почему? — коротко спросил Зубарев.

— Они ведь станут неконтролируемы! Понимаешь... Я ведь подписала с ними договор. Что буду защищать их при жизни и смерти, а за это селяне отдали мне свои тела... для опытов...

— Подумаешь? — хмыкнул хват-майор. — Они-то не слишком соблюдали ваше соглашение. Ты даже одного приличного зомби не сумела поднять.

— Это правда, — печально кивнула Харишша. — Мертвецы меня не слишком слушаются. Да и договор соблюдать не спешат. Но зато при жизни... Понимаешь... Жители Подгугиневого хутора славятся своей твердолобостью и самолюбием.

— Подтверждаю, — согласился Эквитей. — Когда-то эти олухи пришли ко мне и попросили в кредит телегу зерна. Мол, взамен привезут пять телег свежесрубленной сосны. Уговор я исполнил — дал, что просили. А вот леса до сих пор не дождался. Даже думал на них мелкой войной пойти и хутор спалить. Да оно мне надо? Мелкое село из десяти хат...

— И что из этого следует? — не понял Андрей. Он по-прежнему смотрел на Харишшу.

Под взглядом хват-майора она поникла.

— Мне кажется, они могут посчитать, что я нарушила договор. А за нарушение — смерть.

— Изумительно! — поддельно обрадовался Зубарев. — Это теперь за нами начнется погоня из нескольких десятков мертвецов?

— Думаю, так и есть... — некромантка всхлипнула. — Надо было дома сидеть и не идти никуда...

— Замечательные люди, — констатировал Слимаус. — Ты им дай чего захотят, а в ответ: вот тебе — шиш. Правильно размышляю?

— Правильно, — хлюпнула носом Харишша.

— Ну, не переживай, — приобнял ее хват-майор. — Расправимся мы с этими дохляками. Пусть только приблизятся! Идем.

Эквитей отметил, что рука Андрея задержалась на талии некромантки немного дольше чем требовалось.

"Молодость, эх, молодость, — подумал он, припоминая, как их отряд потерял другого оборотня и встретился с Харишшей".

Путешественники двинулся дальше, ступая след в след за шедшим впереди хват-майором. Болото все-таки — граница Тухлой рощи и Гугиной трясины. Оборотень немного отдалился от спутников и принялся диктовать сообщение на мозгомпьютер Клинны.

Иногда он сбивался и давал команды на удаление. Андрей даже не подозревал, что текст официальных служебных записок никогда не удаляется и предоставляется руководству в первичной редакции. Именно потому начальство Управления знает очень много интересного про рядовых оперативников. Какое же это начальство, если не проинформировано, чем в действительности промышляют и про что разговаривают подчиненные?

(служебная)

"Я вам пишу, чего же боле?"

цитата из доноса

Входящее: N 16-24-18 (36-ой день месяца Трудолюбивого Уха, год 41439 от Пришествия Второго Светила)

Куда: Главное Управление по Несанкционированному Использованию Колдовства и Иррациональных Сил, Валибур

Кому: хват-генералу Чердеговскому В. П., ДО, Двойной Отдел

От: хват-майора харр Зубарева А. В., ДОЛОГПОРОГ, Департамент Отлова Лидеров Организованной Геройской Преступности и Отбившихся от Рядовой Общественности Героев

Место: королевство Преогар, Отражение Большого Мира номер 1114/53

Тема: Отчет о проведенном расследовании и работе за первые сутки по местному времяисчислению.

Желаю здравия и удивительно приятного дня, глубокоуважаемый хват-генерал. Дозвольте обратиться к вам, великодушный, с отчетом о проведенной работе.

Вначале хотел бы сообщить, что лишь по ошибке не смог вернуться обратно в Валибур для ответа перед Трибуналом Девятнадцати Демонов, чтоб вы все там сгорели! (текст удален). Подозревая первый вопрос, должен отметить, что не имею ровно никакого отношения к атаке тех странных бойцов с металлическими трубками и, уж тем более, я непричастен к их появлению в вашем кабинете. Фамильный демон мне под хвост, но я даже не подозреваю, откуда они взялись!

Начну с момента, когда покинул Двойной Отдел.

Я отлично запомнил задание: изучить причины возникновения древней магии, устранить неполадки. Едва вышел из вашего кабинета, досточтимый и глубокоуважаемый Вельзевулон Петрович, как сразу же занес ваш приказ в память своего мозгомпьютера.

При подготовке к перенесению в мир номер 1114/53 особых сложностей не возникло. Мне удалось набрать оперативную группу, состоящую из меня, хват-млад-лейтенанта Клинны Анникалесс, хват-рядовых Наследиева и Трешки. Напомню, что являюсь чистейшим пантероборотнем высшего класса. Мои подчиненные, согласно приведенной выше последовательности: вороноборотень, лис-перевертыш и гигаморфоборотень с первичной Личиной кабана. Этот выбор построен благодаря моему блестящему интеллекту и прозорливости, а не из-за обычной нехватки кадров. Вам ведь известно, что весь мой Департамент отправился на поимку опаснейшей Ведьмы, которая в очередной раз проникла в Валибур.

Должен отметить отличную работу оружейной. Глава Арсенала Кибл, даром что гремлин-гном, отлично справляется со своими обязанности. Прошу внести ему от моего скромного имени большую душевную благодарность. В соответствии с вашим приказанием, глубокоуважаемый хват-генерал, мы снарядились амуницией. Полный список с комплектацией моего отряда хранится у досточтимого хват-полковника Кибла. Кроме обычного оружия мне также (прошу занести в протокол) вручили странный предмет под названием Этто. Отмечу, что Этто не имеет ни формы, ни веса, ни запаха. Оно (или "онно"?) не определяется также ни одним из всех возможных детекторов служебного мозгомпьютера. Этот олух, Досточтимый Кибл (прошу заметить) под расписку (!!!) выдал мне в руки что-то несуществующее и нематериальное. Повинуясь приказу, я забрал Этто и расписался о получении. Но даже не знаю, что мне с ним делать. Издевательство какое-то, фамильный демон мне под...

В помещении Оператория у меня случился небольшой конфликт с этой тварью нежноликой госпожой Измаэлитантолинатл. Проклятая суккуба, Управительница ангара Перемещателей пригрозила мне местью. Она даже поклялась (прошу проверить эту информацию в ОРКе, Отделе Регистрации Клятв и ЭлФЕ, Электронном Фиксаторе Епитимий) мне расправой из-за того, что недавно я арестовал ее сестру, вампира Дашаушелию. Подозреваю, что последующие события — работа когтистых лапищ белых ручек досточтимой Измаэли.

После активации Оператория, начались непредвиденные трудности. При помещении в водную пирамиду и поглощении нас Перемещателями, моя команда транслировалась в незапланированный мир. Сообщаю, что очутился не в мире номер 1114/53, а каком-то измерении, целиком состоящим из зеркал. Есть предположения, что мы попали в Зеркальный Коридор Отражений. Но пока это только догадки. В одном уверен точно — там нас атаковали неизвестные. Они были одеты в кожаные костюмы и мундиры неизвестного покроя. Вооружены оружием неизвестного происхождения, снаряды не вмещают серебро, потому для оперативников безопасны.

Незнакомцы разговаривали на странном кричащем языке. Ходжа напал на них первым, аргументируя это старыми счетами... И практически не вступив с нами в переговоры, чужаки атаковали мой отряд. Мы не понесли потерь, справились отлично. Нападающие убиты, а бойцы под моим командованием уже готовы к новому сражению.

Спустя несколько минут вновь появились медузы Перемещателей. Опергруппа транслировалась на территорию необходимого мира. Сперва, конечно, в Коридоре Зеркал поставили межпространственную метку — пускай наши яйцеголовые славные ученые разбираются.

Когда я пришел в сознание, то обнаружил, что мой отряд разделен на части. По неизвестной причине Клинна и Трешка переместились за много километров от нас. Рундуки с амуницией вообще пропали. Не считая табельных Карателей и мелкого оружия, находящегося при нас, мы остались практически безоружны.

Едва приземлившись, глубокоуважаемый Вельзевулон Петрович, мы вступили в схватку с местными жителями. Обошлось без жертв — нанесли только пару ранений обитателям здешних лесов. Нам удалось спасти правителя ближайших земель. О, счастье! Не поверите, но... Благодаря моей уникальной интуиции, я отыскал одну из причин возникновения страшной магии. Эта причина — король Эквитей, властелин Преогара, на территорию которого мы перенеслись.

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что надо отыскать еще двоих, причастных к здешнему безобразию заданию.

Заметка: уведомляю вас, глубокоуважаемый хват-генерал, что в мире номер 1114/53 существует феномен. Эквитей Второй, правитель местных аборигенов, обладает немыслимым свойством. Он совершенно невосприимчив к магии! Да-да, как самый настоящий драконолич или же черный Дра. В связи с этим фактом, предлагаю выслать мне на подмогу новую опергруппу, взамен старой, — они смогут доставить короля Эквитея в Лабораторию Кругов Валибура для опытов. Помню тот факт, что нашими учеными уже долгие столетия проводятся исследования на тему магической невосприимчивости. Также я проинформирован о том, что в случае изобретения магического Нейтрализатора-Подавителя, мы получим серьезное преимущество в войне с объединенными силами Хаоса и Дальних Кругов. Потому готов всеми силами поспособствовать перемещению Эквитея Второго в наш замечательный мир.

Причина возникновения разрушительной магии находится в еще двоих аборигенах. Это леди Хатли, жена выше упоминаемого Эквитея, и леди Мэлами — его дочь. В целях поимки этих особей противоположного пола, мы двигаемся за ними. В надежде поймать и разобраться с местными чарами, воздействующими на солнце.

Поскольку мой мозгомпьютер безнадежно испорчен, подвергшись страшному заклинанию Эрейза-Делитова (другими словами: сгорел при контакте с негативно заряженным для колдовского воздействия Эквитеем), приходится использовать допотопные методы здешних жителей. Проще говоря, мы двигаемся следом за беглянками с помощью гороскопов. Пока не могу утверждать, что астрология придворного звездочета Слимауса приносит пользу. Но лишь благодаря ему и моей смекалке нам удалось обнаружить некроманта. Зачем мне некромант, спросите вы, глубокоуважаемый и невероятно величественный Вельзевулон Петрович? Отвечу очень просто.

Поскольку виной здешним беспорядкам давно усопший Тугий Третий, один из правителей Преогара, я решил воскресить и допросить его останки. Есть также шанс, что оживленный Тугий сможет редактировать свою запись в местной Книге Божественных Законов. Если меня постигнет неудача, видимо, придется убивать всех причастных к разрушающему заклинанию. Либо же каким-нибудь образом выдать принцессу Мэлами замуж за любого из среднестатистических принцев. Только вот беда — этот принц должен освободить ее от дракона, которых здесь уже лет сто не видели. Вся надежда на пропавшего Трешку...

Вас, наверное, интересует тот факт, как я умудрился прос...ать лишиться столь ценного сотрудника? Повторюсь, что при перемещении нас разбросало по всей территории королевства. Но я упорно занимался поисками! Не в обычаях командиров бросать подчиненных в беде!

После того как мы освободили столицу Преогара от изменников и встретили некромантку Харишшу, нам удалось отыскать хват-млад-лейтенанта Анникалесс.

На Клинне живого места не осталось о, горе мне! Оказалось, моя заместительница сражалась с варварами, пленившими принцессу Мэлами и мамку-фрейлину Прудди. И, самое страшное: тяжелые ранения хват-млад-лейтенанту нанесли не аборигены, а Толстяк Трешка. Как такое случилось до сих пор не знаю. Известно только, что его сознанием завладело какое-то магическое существо. Детали надеюсь поведать в дальнейшем.

Еще раз прошу меня простить, глубокоуважаемый хват-генерал. Лишь волею случая и благодаря досадной ошибке я не смог прибыть на Трибунал или воевать с захватчиками на стенах Валибура. Вместо себя отправляю вам заместительницу Клинну и хват-рядового Наследиева. Понимаю, мне будет очень трудно без них. Но Анникалесс ранена, а Ходжа что-то слишком слащаво поглядывает на Харишшу довольно стар.

Прошу прислать мне подкрепление, едва войскам Валибура удастся отбить нападение армии из неизвестного мира. В любом случае обязуюсь исполнить задание или погибнуть (а вот тут - гур(1) тебе и фамильный демон!) с честью, как и любой оперативник.

Докладываю, что сейчас двигаюсь к Тропе через Гугину трясину. Нам надлежит встретить королевского проводника, который покажет ближайший путь к горам. Именно в том направлении исчезли королева Хатли, принцесса Мэлами и хват-рядовой Трешка. Обязуюсь отсылать отчеты в пространство каждое утро по истечению здешних суток.

Желаю счастья в личной жизни!

С невероятным почтением и коленопреклонностью, всегда ваш, хват-майор Андреиласкасс харр Зубарев.

__________

1) Неприличное слово (межмировой язык, валибурский диалект)

__________

(объяснительная)

"Покой нам только снится"

Из гимна спящих зомби

Где-то шумела вода, внизу монотонно плескалось болото. Свистящий хрип, в котором угадывалось похрюкивание.

Под грудью колебалось что-то очень твердое, но упругое. Ребра упирались в пульсирующую громадину. Слышалось тяжелое прерывистое дыхание кого-то большого. Воняло звериным потом и терпкой сладостью свежей крови. Щека прикасалась к шершавой поверхности, кожу покалывали мелкие иголки, словно короткая щетина животного.

Все тело разламывалось на части, ныла шея. Ноги, казалось, переломаны во многих местах, позвоночник ломило от неудобной позы. Живот при каждом движении отдавал режущей болью, иногда казалось, что желудок разорван в клочья.

Судя по ощущениям, руки ей опять связали, запястья при каждом движении обдавало пекущим жаром. Челюсти распирал вонючий кляп. Стреляло в месте, где прошлым утром еще красовался белоснежный зуб. Проклятый варвар выбил! Чтоб он сгорел!

"Но как же я ему отомстила, этому сыну осла..."

Мэлами с трудом приоткрыла один глаз. Ей показалось, что веки разомкнулись со скрипом, а из зеницы брызнули искры. По глазам резанул зеленоватый свет. Было довольно темно, в лесном сумраке едва угадывались расплывчатые силуэты деревьев. Изредка поблескивали солнечные лучи. Принцесса догадалась, что над болотом поднимается светило. Новый день, рассвет...

Девушка лежала на спине огромного кабана, свесившись на его покатые бока. В голове пульсировала кровь. Казалось, еще немного, и она брызнет из носа и ушей.

"Сколько же времени я вот так вишу? — подумала Мэлами. — Как же выбраться из этой передряги?.."

— Я тебя на клочья разорву, вонючая укудук(2)! Как посмела? — произнес дрожащий голос, и принцесса встрепенулась. Очень знакомые грудные нотки. Это же ее мать, королева Хатланиэлла!

__________

2) Укудук (диалект западных варваров) — женщина без потомства. Очень неприятное ругательство.

__________

— Простите, леди Хатли, но я всего лишь исполняла приказ, — тоже знакомый с детства голос. Это старая Прудди... Точно, только у фрейлины может быть столько сарказма. — А вот вы на исполнение приказов что-то не спешили размениваться...

— Закрой пасть, дряхлое отродье тьмы! — ругнулась королева. — Ты не имела права подвергать мою дочку опасности! Тебе было приказано передать новорожденную отцу!

— Ее отец — Кутлу-Катл, насколько понимаю? — спокойно спросила Прудди. — Зачем же нежной девочке было жить рядом с варварами?...

— Заткнись! — вновь закричала Хатланиэлла. — Не тебе решать, где должна была жить моя родная дочь!

— Я всего лишь выполнила приказ своей госпожи, леди...

— Убью! — что-то шлепнулось в грязь.

Принцесса не видела, но предположила, что королева толкнула старуху, и та оказалась в болоте.

Прудди спокойно поднялась и вытерла грязь с лица:

— Мне приказали привезти девочку к Госпоже. А взамен ее забрать дочку...

— Ты подменила детей! — догадалась леди Хатли. — Я-то думала, дура, почему ребенок выглядит более старшим. У нее ведь и моя кровь, потому девочка развивается очень медленно. Не спешит взрослеть.

"О ком это они? — размышляла принцесса, пока не догадываясь, что разговор о ней".

— Именно так, — подтвердила Прудди. — Когда Баба родила от Эквитея, я незаметно положила Мэлами в колыбельку Лукассии.

— Тварь! — королева забрызгала слюной.

Сейчас она выглядела не как особа королевской крови, а как дикий зверь. Безумный шакал, больной бешенством. Того и гляди — укусит. Старуха на шаг отскочила от Хатланиэллы.

— Я приказала тебе забрать мою Мэлами в жилище Бабы или в столицу Симимини. Там, под охраной отца ей ничего бы не грозило...

Мамка-фрейлина пожала плечами.

— Я исполнила приказ своей госпожи.

— ... И я всю жизнь находилась рядом со своей дочерью, ошибочно предполагая, что это выродок Бабы и Эквитея! Из-за тебя, сволочь! Я даже никогда ее на руках не качала!

— Зато мне удалось вдоволь накачаться этим несносным ребенком, — Прудди провела рукой по горлу. — Выше макушки накачалась. Мэлами — та еще дрянь. Вроде вас: такая же злобная и кровожадная.

Принцессу скрутило от мерзости и отвращения. Следом пришел ватный страх, забился в уши, взорвался в мозгу.

"Не может быть! Я — дочь рункура(3) симиминийцев. Папа даже не мой отец..."

Мэлами не могла поверить в это. Да как же так? Пусть даже они не ладили, но Эквитей подарил ей свой старый меч, учил фехтованию, любил, в конце концов. А теперь оказалось, что...

— Зачем Бабе это? — рявкнула королева.

Прудди помолчала несколько секунд, затем вздохнула:

— Вероятно по той же причине, что и у вас. Она хотела поближе находится к своему ребенку.

— Удавлю своими руками! — леди Хатли вновь брызнула слюной. — Из-за тебя, отродье, моя дочь убила собственного брата!

"Я убила, отомстила этому выродку Айфос-Фуку! Что... как мой брат? Этот вонючий выплодок ишака мой родной..."

Трешка в этот миг покачнулся, оступившись на влажной кочке осоки. От толчка голова принцессы повернулась влево. Девушка содрогнулась от ужаса.

На спине Толстяка, почти касаясь плеча Мэлами, лежало окровавленное тело рункура. Глубокие раны, нанесенные кинжалами принцессы, до сих пор медленно кровоточили. Алая жидкость стекала по щекам, путалась в бороде и шевелюре, капала на бока Толстяка. Остекленевшие глаза со страхом и укором уставились на девушку.

"Ну что же ты, сестренка? Отомстила? Стало легче от мести? — беззвучно говорил Айфос-Фук".

Принцесса взвизгнула, задохнулась в собственном визге, и вновь потеряла сознание.

__________

3) Рункур (западный диалект материка) — дословно означает "владеющий душами славных воинов, самый грозный противник новой цивилизации", проще — вождь варваров.

__________

* * *

В столице Преогара тем временем продолжался праздник.

Гроза едва задела город. Упало несколько капель, дождило всего минут десять; пару раз ругнулся далекий гром. Народ даже не обратил внимания на мелкие неприятности. Никто не пошел домой, никто не спрятался под навесом. Шумная толпа вовсю плясала на залитых вином и пивом мостовых. Упившиеся бродяги неподвижно валялись в лужах нечистот, на грязных лицах царило блаженство. Плотники и кузнецы восседали за длинными столами, уготовленными как раз для подобных празднеств, пьяно раскачивались и желали королю многая лета. Эйко-палач любовно обнимал шершавый столб виселицы и, не замечая покачивающийся в петле труп какого-то бродяги, жадно целовал сучковатое дерево.

— Ох, гр-гр... — едва ворочал он языком. — Ох, грешен я, Каменные Боги. Ох, кр-кр... скольких я повесил, безбожник... Пр-пр... прыф... Профф-ессия такая, но... Но карайте меня неистово...

В нетрезвом дыму виселица казалась ему алтарем церкви Четырех Камней. А босые ноги висельника обросли воображаемыми сандалиями епископа. Ему-то и каялся бедный Эйко, целовал влажное бревно, с видом избитой собаки посматривал на колышущееся под ветром тело мертвеца.

— Карайт... карайте меня неист... — заорал вдруг пьяный Эйко-палач. — Неистово!...

На площади тут же подхватили этот вопль. Подвыпившие рыцари и потрепанные шлюхи запели в сотни глоток.

Неистовые движения бедер твоих, королева,

Пылкие груди вздымаются в пламени свечей,

Одну икру я положу на то плечо, что слева,

Другую, так и быть, закину, ох закину, да за шею!

Автор этого пошловатого шедевра сидел в канаве и подпирал затылком решетку водостока. Трупсий улыбался и с видом тихого идиота перебирал на лютне уцелевшие две струны (остальные струны погибли в сражении, когда праздному народу не понравилась какая-то прибаутка о старом епископе).

— Поют, нелюди, — шептал разбитыми губами бард. — Поют, жцуки(4)! А недавно кричали, что я не песенник, а безухое отродье!

Он потрогал шатающийся зуб, выбитый в той же драке, и засипел. Несмотря на боль и парочку трещин в ребрах, Трупсий был вне себя от радости. Еще бы! Ведь не каждый день приходит такой успех. Сперва народ пел его матерные частушки, потом печальную оду по Эквитею, потом насмешливые куплеты про Шрухана.

— О... нет, про Шрухана не пошло... — бард с кислой миной растер внушительный синяк, расплывшийся, казалось, от брови до подбородка. — Зато теперь как поют!

Народ признал его талант! Народ веселился и ревел на разные лады нестройные рифмы и корявейшие фразы без смысла и слога. Народу было радостно и сытно. Горожане во всю горланили последнюю из несуразных баллад Трупсия. И бард подпевал вместе со всеми:

Встретил тебя у корчмы, такую мелкую, дрожащую,

И предложил зайти на огонек согреться,

Согрел тебя, поил-кормил, не отпустил под ночь ужасную,

Теперь же раздвигай — закину, ох закину, уж никуда тебе не деться!

Народ пользовался отсутствием короля. Все священнослужители в еще большем угаре валялись в молитвенном зале дворца — праздновали восход нового епископа. Королевская дружина совершенно не отличалась от веселой толпы: такие же грязные и осоловелые рожи. Преогарцы радовались будто маленькие дети. Казалось, еще совсем недавно в бою с лесным зверьем погибли несколько тысяч славных рыцарей, отцов и мужей. Казалось, еще вчера "погиб", а потом опять вернулся во дворец Эквитей Второй. Люди на какое-то время забыли, что утреннее солнце скоро ворвется в мир бешенными зигзагами, и опять будет прыгать по небосклону. Горожане не помнили, что вернувшийся король был вынужден уйти — разобраться с Теплым, не дать солнцу обрушиться на земли Преогара. В столице, от самого донышка вонючих трущоб и по горлышко городских стен, плескался праздник.

Босоногие торговки и прахи, даже некоторые плакальщицы громко распевали то хвалебные, то похоронные, то вновь хвалебные песни. Мостовые дрожали под развеселыми ударами босых ног. Фундаменты мастерских и конюшен плясали вместе с народом. Казалось, даже угрюмая громада королевского дворца игриво подмигивает узкими бойницами.

Бард выбрался из канавы и залез с ногами на стол. Бренькнул по струнам, запищал хриплым голосочком. Народ затянул новое творение Трупсия.

Люби меня — как я тебя,

А я тебя люблю как солнце,

Ложись на сено и любя

Открой свое оконце.

Люби меня — как я тебя,

А я тебя люблю как пиво,

Поглубже дай, любовь моя,

Живем мы раз, зато счастливо!

На глазах барда поблескивали мутные изумруды слез. Он упивался славой и тем, что его дрянные песенки поет такое количество народа.

"Вот! — победно думал он. — А старейшина в селе орал, что мои стихи только баранам читать! Я ж гений мысли!"

Народ пел, пело и сердце стихоплета. А под столицей тем временем творилась совершенно другая музыка. Звучали страшные рифмы заклинаний, мрачные своды озарялись алыми и зелеными вспышками. Пахло разложением и смертью, камни сжимались от страха перед древним колдовством.

Скелеты угрюмо выглядывали из своих шкафов. В пустых глазницах плясали тени, когда в них нечаянно попадал огонек чадящего факела возле дверей. Деревянные створки поскрипывали под течением ледяного подземного ветра. Опрокинутый стул валялся в грязи, ножками прочь от согбенного на полу скелета с размозженным черепом и пробитой грудной клеткой. Вокруг, под стенами стояли молчаливые хомункулюсы; каждый мертв, хотя и не сознавал этого.

Покойный епископ склонился над алтарем, вырезанном в форме стоящего на четвереньках человека. Пятеро пажей висели над камнем, жизнь хлестала из глубоких ран на шеях. Воздух, пыль и темнота жадно впитывали свежую кровь. Хомункулюсы держали мертвецов за ноги, следя, чтобы драгоценная жидкость не падала на пол, а равномерно распределялась на поверхность жертвенника.

Один из пажей еще боролся за свою жизнь. Он слабо трепыхался, пытаясь высвободиться. От конвульсивных движений страшная рана на горле раскрылась еще шире. Кровь брызнула на сапоги королевскому советнику Мельпону.

— Держите ближе к алтарю, — вполголоса приказал советник. Он с недовольством и брезгливостью смотрел на умирающего паренька. — Незачем растрачиваться.

Остальные молчали, спокойно наблюдая за Шруханом. Только непривычный к подобным ритуалам Герт нервно переминался с ноги на ногу.

— Что все это значит? — шепотом осведомился он у низенького бородача.

Лутгар, ранее заведовавший дворцовыми конюшнями, покосился на рыцаря. При этом он не прекращал держать свою жертву за щиколотки.

— Это значит, что ритуал под угрозой уже в который раз, — прошипел Лутгар. — Мясо задергалось в последний момент, когда мое лезвие почти дошло до его правого уха.

Весь вид управителя конюшен свидетельствовал о том, что он очень сожалеет. И в самом деле, как не сожалеть? Избранная тобою жертва возвращается к жизни в самый неподходящий момент, когда ритуал почти закончен. Нет бы умирающий очнулся в потных ручонках у Трулма, соглядатая коммунального хозяйства! Или в беспощадных дланях Юлула, собирателя налогов, на худой конец... Но нет! Удача всегда изменчива с управителями конюшен! Будь ты хоть сто сорок раз заколдованный мертвец, но она всегда улыбнется не тебе, а какому-нибудь паршивому налоговику. К тому же новенький лезет со своими вопросами.

Лутгар приподнял трепыхающегося пажа повыше. Тот не переставал дергаться, булькал перерезанным горлом, мычал и таращил глаза.

— Ты не бойся, паря, — простецки заверил пажа заведующий коммунальным хозяйством. — Даже если сейчас и не сдохнешь, все равно больше суток без души не проживешь.

— Доказанный факт, — поддакнул высокий старик с пышной бородой, седыми бакенбардами и толстым выдающимся носом. Губы его почти не двигались. Но расшитая магическими символами мантия колебалась в такт каждому слову. Казалось, дедок говорит одной только грудью, утробным замогильным голосом.

— Кем доказанный, верховный маг Платанкус? — визгливо поинтересовался другой, похожий на первого старик. Даже с таким же толстым мясистым носом и волосами. Только одежда отличалась — он являлся обладателем длинного белого плаща с красным кругом на груди и грязными разводами на полах и подоле. В голосе старика четка угадывалась насмешка. — Кем доказанный?

— Магическими учениями, лекарь Фрикус, — не глядя на оппонента, ответил верховный маг Преогара. — Давно доказано магическими учениями: человек не может жить без души больше чем одни сутки!

— Вздор! — фыркнул лекарь. — Это без сердца, скажем, он жить не может. А душа — это мозги. А без мозгов некоторые живут до самой глубокой старости! Можно прожить, без мозгов-то... Как у вас прямо...

— Молчать! — рявкнул епископ Шрухан, отвлекаясь от заклинания. — Молчать, трухлявые пеньки! Иначе...

Договорить он не успел. Витающая в воздухе аура Создания Формы вздохнула и растворилась. Прозвенев во тьме коридоров, она канула обратно туда, откуда ее вызвали — в Мрачные Подземелья.

Шрухан выругался так витиевато, что даже видавший виды и слыхавший всевозможные слухи Юлул покраснел. Его лицо, даром что мертвый, налилось стыдливым румянцем. Настолько густым, что в катакомбах стало заметно светлее.

Платанкус и Фрикус забормотали извинения. Остальные смотрели на них укоризненно. Никто не сказал и слова. Какой толк? Эти двое вечно ссорятся между собой из-за малейшего пустяка. Раньше, так вообще едва не дрались на ученых конвентах Лекарства и Магии. Позже, после Инициации Хатли, старики немного присмирели. Но даже смерть и возрождение в колдовских оболочках не смогла отобрать у них возможность поспорить. Братья — что с них возьмешь.

— Еще раз испортите колдовство, — Шрухан угрожающе пригнул голову, — займете место этих мальчиков!

Лекарь и верховный маг мелко-мелко затряслись и попятились во тьму.

— Подумать только, — горьким каркающим голосом пожаловался покойный епископ, — из-за этих двоих нам уже в третий раз приходится начинать все сначала! Если Эквитей уйдет... Даже не знаю, что с вами двумя сделает леди Хатланиэлла.

Шрухан задумчиво уставился во тьму. Впитывал новые силы, необходимые для продолжения.

Он должен быть сильным и превозмочь сопротивление жизненной энергии королевства. Даром, что сейчас последует четвертая попытка. Даром, что предыдущие ритуалы вымотали епископа до невозможности. Он принесет Хатли радость! Создаст Круг Сильных, войдет в него, последует за врагом. И тридцать хомункулюсов, долгие годы служивших королеве, наконец выполнят обе миссии. Главная — убить ненавистного Эквитея, занять его место на священных землях, где когда-то появилась первая Сила. Вторая — подчинить себе, низвергнуть на колени перед Кругом всех жителей этого мира. И да случится заключительная часть божественной Лабораторной Работы!

Что такое "лабораторная работа" епископ не знал — не к чему. Главное, что про этот ритуал упоминала сама Вечная Баба, мать леди Хатли. Он подчиняется своей госпоже, а вместе с нею и Бабе. А значит, он должен управлять коллективным разумом всех хомункулюсов. Должен собрать Круг Сильных, и выполнить непостижимый его уму план — создать все условия для завершения Лабораторной Работы.

— Сколько мяса у нас осталось? — спросил Шрухан, брезгливо наблюдая за тем, как остальные сбрасывают трупы на кучу возле стены.

На влажных камнях, вперемешку с грязью и мусором уже лежал десяток безжизненных тел. Израсходованный материал, несчастные пажи, использованные в предыдущих ритуалах.

— Последних пять, — ответил соглядатай коммунального хозяйства. — Если снова не получится, то придется возвращаться в город.

— Опасно, — вкрадчивый шепот советника Мельпона. — Люди могут хватится. Слишком много жизни мы забрали сегодня.

— Не хватятся, — спокойно заверил присутствующих епископ. — В битве погибло куда больше сиятельных рыцарей. Кому какое дело до нескольких сопливых мальцов?

Сказал, но сам не поверил себе. Шрухан чувствовал, что над столицей поднимается солнце. И проклинал законы, благодаря которым хомункулюсы слабеют при свете дня, становятся обычными людьми. Без Круга Сильных...

— Нам необходим Круг! — рявкнул он. — Иначе придется ждать до следующей ночи. За это время королек успеет уйти очень далеко. Или, не приведи Каменные Боги, он встретится с леди Хатли.

Все зашумели. Кто-то доказывал, что после встречи короля с супругой, у Эквитея будет только один путь — вперед ногами и в могилку. Кто-то бешено трясся в ужасе, что старик убьет их любимую госпожу. Кто-то надеялся, что подобной встречи не произойдет — незачем испытывать судьбу.

— Это нам предстоит воздать все почести Эквитею, — решительно промолвил епископ. — Леди Хатли четко поставила задачу: король должен быть мертв! А мы не выполнили ее...

— Горе какое, — пропищал коротышка в засаленной мантии придворного бюрократа. — Горенько.

— Потому нам необходимо создать Круг! — твердо решил Шрухан. — А не заниматься языкошлепаньем и спорами друг с другом. Только в Круге мы будем невосприимчивы к свету солнца. Только в Круге нам удастся настичь мерзкого короля и выпустить ему кишки. Давайте следующих.

Толпа хомункулюсов вытащила к алтарю нескольких упирающихся пареньков. Пажи были связанны, рот каждого затыкал кляп. Но это не претило им изо всех сил бороться с нечистью. Они ведь видели, что случилось с предшественниками. Вон, лежат под стеной окровавленные трупы. Никому не хочется упокоиться рядышком с ними.

Пажей схватили за ноги и подняли над алтарем вниз головами. При тусклом свете одинокого факела, чадящего радом с выходом из ритуальной комнатки, блеснули изогнутые лезвия.

Металл полоснул по тонкой коже. Сдавленные стоны, бульканье и прерывистое дыхание. Первые брызги свежей крови упали на подсохшую корку, покрывавшую алтарь. В прохладном воздухе зашевелился пар. Жизнь уходила из молодых тел, лилась на скользкий камень, поднималась в воздух.

Шрухан поднял руки в ритуальном движении. Ладони распростерты вперед и слегка вверх. Кончики пальцев налились черным сиянием. Глубокие бороздки на руки потемнели, сквозь них проступили темно-синие прожилки сосудов. А внутри, под высохшей кожей, забурлила темнота. Не статичная, спокойная темень подземелий, не ночная прохлада. Страшная, пугающая мощь потустороннего мира. Безликие чудовища шевелились во мраке, беззвучно разевали пасти, хищно прищуривали глаза. Из рук мертвого епископа смотрела Тьма из Мрачных Подземелий. Четвертый Бог Камня выглянул на свободу, уперся тяжелым взглядом в жалкий мирок смертных.

Выходи, выбегай, как ручей из-под скал, [Author ID1: at Fri Feb 5 01:46:00 2010 ]

Выходи, выступай под покровом ночей

Забирай свою жертву, злобный смерти оскал

Пусть погасит сияние жизни свечей.

Шрухан затянул длинное заклинание. Смысл терялся, ускользал, слова срывались из почерневших губ покойного священника. Но ритуал набирался сил. Полумертвые от страха и потери крови пажи безвольно повисли в руках мучителей. Перерезанные глотки исторгали драгоценную жидкость, подпитывая каждое слово епископа. Тьма бережно прикасалась к окровавленным лицам парней, щекотала ресницы невидимыми крыльями. Мрак танцевал пляску смерти, неслышным воем вился в изящных па, заглядывал в стекленеющие глаза своих жертв.

Выходи, Мрак-из-Бездны, отринь чистоту,

Заливай своей грязью сияние света.

Заполняй лишь собой ночи-дня пустоту,

Дай адептам своим на вопросы ответы.

Хомункулюсы колебались в такт каждому слову епископа. Мелодичный транс оковал и жертв, и мучителей. Из рук Шрухана струилась первозданная темнота, проникшая в этот мир с помощью королевы Хатли и ее матери. Чернильные кляксы срывались с подушек пальцев священнослужителя, смешивались с подземным полумраком, вертелись вокруг отчаянно потрескивающего факела. Мощь, необходимая для создания Круга, готовилась выйти из своего мира под солнце Преогара. И ничто, никто не смог бы остановить ее, призванную для страшного ритуала.

Выходи, и войди в образованный Круг,

Стань Концом и Началом для целой вселенной,

Порази всех живых, исцели наш недуг,

Дай испить нам от Силы нетленной.

Тьма взорвалась мощным вихрем. Ревущий торнадо, иссиня-черный как коридоры Мрачных Подземелий, поднялся из рук епископа. Воздух брызнул в стороны, спасаясь от потусторонней безвоздушной мощи. Щупальца Тьмы захлестнули все вокруг, забили по головам хомункулюсов, по каменным стенам, по земляному полу. Посыпалась известь, зашуршал песок. Город содрогнулся от основания. С высоких крыш дворца посыпались осколки черепицы. Окна тронного зала треснули, ликующая на площади толпа завизжала от боли — сверху обрушился каскад битого стекла и камня.

Факел сверкнул в последний раз и померк, изошел вонючим дымком. Сила перешла из другого мира, Сила звенела в маленькой ритуальной комнатушке. Она ждала, чтобы ее взяли и заключили в Круг.

— Теперь мы сможем поймать Эквитея, — сытым голосом проворковал Шрухан.

Он опустил руки и придвинулся вперед. Наклонился к окровавленному алтарю, прижался щекой к мокрой поверхности.

— Мы идем, леди Хатли...

— Что тут делается? — спросил вдруг кто-то.

Все повернулись к выходу из комнаты. В тоннеле возвышался человечек в розовой тоге певца. Одной рукой он упирался о стену, другой прижимал к бедру небольшую лютню.

— Ты кто такой?! — рявкнул епископ. Шрухан не на шутку обеспокоился. Даром что ритуал прошел успешно. Но Тьма еще не успела окрепнуть, и не хватало ему потерять концентрацию Силы из-за какого-то грязного барда. — Как ты здесь оказался?!

— Меня позвали ваши дрянные стихи, — без толики страха ответил пришелец. Ритуал создания Круга привлекает каждого, предназначенного к этому самому Кругу.

Трупсий, именно его лицо белело в сумраке подземелья, совершенно не понимал, как очутился здесь. Где-то в глубине души он чувствовали — надо бы испугаться этих холодных стен, этих молчаливых людей с красноватым сиянием в глазах. Бежать отсюда, подальше от залитого кровью алтаря и от горки мертвых тел на полу. Но неведомая сила, направившая его в подземелья, не давала отступить.

— Ты с нами? — непонимающе спросил епископ. — Ритуал создания Круга привлекает каждого, предназначенного к этому самому Кругу. Но я тебя раньше не видел среди нас. Тебя инициировала леди Хатли?

— Хатланиэлла, что ли? — облегченно вздохнул певец. — Я-то думаю, чьих это темных ручонок дело! Какие-то замогильные мотивы, кровь на полу, оскаленные рожи мертвецов. Конечно Хатланиэлла! Мы были любовниками многие годы.

— Ты что говоришь, слабоумный?! Какие любовники?! Только я имел честь...

Рыцарь Герт насупился. Это стало неприятным известием. Ведь Красавчик твердо знал: только на него снизошла благодать — делить ложе с прекрасной королевой.

— И ты тоже? — захохотал вдруг соглядатай коммунального хозяйства. — А мне казалось, что только мой петух гостит у нее между ляжек...

— Заткнись! — взвизгнул Шрухан. — Только я с ней...

— Не могу поверить, — почти в унисон запричитали братья: королевский маг и лекарь. — Мы едва не каждый день занимались с ней любовью! Из-за того и соримся постоянно.

— Позвольте, милейшие, — возразил им всем первый советник. — Хатли любит только меня!

— Вот это баба! — умилился простоватый управитель конюшен. — А я, дурак эдакий, веровал, что мне одному надлежит посасывать ее розовые сосцы...

Присутствующие разом загалдели, позабыв о ритуале. Бесхозная Тьма удивленно повисла над их головами, с интересом прислушиваясь к разрастающемуся скандалу. Сила просачивалась сквозь камни, теряла свою концентрацию. Еще несколько минут, и можно забыть о Круге Сильных. А через полчаса взойдет солнце, придется ждать до следующей ночи: ловить свежих пажей, прятаться в подземельях.

Если бы леди Хатли узнала, сколь много бед в итоге принесет ее сладострастие, может, и более придирчиво избирала партнеров. Ведь для создания толкового хомункулюса с ним спать не обязательно.

В итоге открылся занятный факт. Среди двадцати семи присутствующих не нашлось никого, кто за последние годы хоть два раза в неделю не лежал бы в койке с любвеобильной королевой.

— Вот же... — хмыкнул Герт. Его вера в святую непорочность леди Хатли серьезно пошатнулась. — Когда вновь встречу эту... эту...

— Ничего не будет, — прервал его размышления Шрухан. — Когда мы встретим королеву, то принесем ей голову Эквитея и закончим Лабораторную Работу.

— А что это? — спросил Герт. — Что такое рабораторная работа?

Епископ промолчал, всем своим видом показывая, что не его, Герта, это собачье дело. Лишь только он, Шрухан, имеет право быть посвященным в таинства Хатланиэллы и ее матери.

— Теперь я понимаю, — хохотнул Трулм, заведующий коммунальным хозяйством столицы. — Теперь все ясно, почему королева так редко выходила в свет. Попробуй выйди, если у тебя постоянно заняты ноги!

— Что со мной случилось? — плаксиво спросил вдруг кто-то.

— Тебя тоже позвал ритуал? — епископ повернулся к вопрошающему.

Хомункулюсы с интересом посмотрели на нового гостя. Того, казалось, совершенно не волновала изменчивая личность Хатланиэллы.

В комнату вошел Уласей Щедрый, королевский казначей. Толстенький старичок прошаркал ножками сквозь толпу, остановился напротив алтаря.

— Что такое? — на лбу Шрухана пульсировали вены. Епископ был вне себя от ярости. — Где дисциплина, мертвяки?!

Казначей не слышал, он во все глаза смотрел на бесформенную груду костей на полу.

Всем уважающим себя некроманцерам и черным магам известно: при создании хомункулюса из человека при жизни вынимают скелет. Плоть, мозги, все органы и прочее с помощью магии содержат в целостном состоянии, а вместо костей заливают алхимическую жидкость. Это позволяет телу не разлагаться, не терять свои частицы и быть полностью неуязвимым для смерти. Воссозданный человек становится практически бессмертным, непобедимым воином и, к тому же, наделенным магическими способностями. Он живет как обычный смертный, но с невероятной силой и выносливостью, чьи возможности ограничиваются только при свете дня. При этом у создания остается память и внешность прежнего владельца. Правда, после превращения хомункулюс безоговорочно подчиняется тому, кто сделал с ним такое. Он живет очень долго и умирает только после смерти владельца.

Скелет хомункулюса — единственное, что остается после такого ритуала безжизненным. Ненужные кости хранятся в каком-нибудь ящике или сосуде. Они необходимы для воскрешения заколдованной плоти, если кто-то нанесет ей существенные повреждения. Получив травму, хомункулюс возвращается в комнату для ритуалов и находит свой скелет. Надо отметить, что каждая рана, полученная телом, тотчас отображается на костях. Например скелет епископа еще недавно лежал в своем шкафу с пробитой грудиной и расколотым напополам черепом. Едва войдя в подземелья, Шрухан пробормотал заклинание и сложил свой разбитый череп в единое целое. Рана на груди заросла сама по себе. В тот же миг тело хомункулюса обросло новыми тканями, затянулось кожей и покрылось волосами в поврежденных ранее местах.

А вот хомункулюс казначея об этом не знал.

С животным ужасом он смотрел то на свои руки, то на останки. Казалось, Уласей не понимает, как же так: вот он стоит на ногах, но в то же время смотрит на себя лежащего. Холодные безжизненные кости...

— Неужели я совершенно умер? — дрожащим голосом спросил гений двойной королевской бухгалтерии. — Совсем-совсем умер? Вот почему у меня так болела голова и ныло в груди. Чувствовал свою кончину...

— Так и есть, — пояснил епископ. — Но умер ты давно. Сейчас мы тебя подремонтируем — тут повреждений всего на два заклинания.

— Умер... — отрешенно проговорил Уласей.

Он вытянул руки в сторону своего скелета. Сделал несколько деревянных шагов и упал ничком.

— Да что такое сегодня! — закипел Шрухан. — Поднимайся и помогай в образовании Круга!

Казначей не ответил. Он валялся на полу, неестественно повернув голову. Остекленевшие глаза отрешенно смотрели на епископа из темноты.

— Бедный Щедрый, — отозвался бард. — Не каждый день увидишь свои поврежденные останки в подземельях. Я слышал, что сила убеждения — великая вещь. Но только сегодня увидел ее действие: это же надо — увидеть себя мертвым и тут же умереть! Сложу-ка песню по этому поводу...

Трупсий поднял потрепанную лютню и провел пальцами по уцелевшим струнам.

Я иду и вижу: страх,

Вот какое дело —

Труп лежит мой к камышах!

Как меня задело.

— Цыц! — рявкнул епископ. И вдруг подскочил, поблескивая каблуками сапог. — Тьма убегает!

Сила действительно уходила из рук любовников Хатли. Клочья Тьмы, не успевшие просочиться сквозь камни, резво летели вон из комнаты для ритуалов. В сумраке едва угадывался бесформенный хвост насыщенного черного цвета.

— За ней! — визгливо скомандовал епископ. — Если не поймаем, всех вас лично развоплощу!

Двадцать семь пар сапог застучали по земляному полу. Хомункулюсы понеслись следом за убегающей Силой. Двадцать восьмой, Уласей Щедрый, остался лежать рядом со своими останками. Он действительно умер, не смог понять, каким образом жить без скелета. Его собратья в шкафах участливо темнели пустыми глазницами.

Узнай об этом король Преогара — вот бы порадовался. Без каких-либо усилий посчастливилось существенно ослабить противником. Если даже им и удастся поймать иссякающую Тьму, то все равно в ней не будет необходимой для создания неуязвимого магического Круга. Кроме того не хватает одного из самых старых и, следовательно, самых сильных хомункулюсов.

Под вопросом также находилась жизнь еще одного чудовища, сотворенного Хатланиэллой.

Соблазненные королевой придворные и рыцари бежали по коридору. Спотыкались и падали в грязь, поднимались и дальше гнались за Тьмой. Шрухан летел впереди, пытаясь поймать Силу толстенькими скрюченными пальцами. Бард Трупсий, самый длинноногий из всех (длина ног играет очень важную роль в жизни плохого музыканта — попробуй иначе выбраться из цепкий лап недовольных слушателей), на бегу бренчал своей лютней:

Ой и эх, луп и луп.

Свой увидел ночью труп.

Так мне страшно стало,

Что смерть меня поймала.

— Идиот, — застонал кто-то из толпы хомункулюсов. — Неужели нам придется всю дорогу слушать напевы этого безголосого урода?

— Не переживай, — успокоили его. — Пусть только создадим Круг и убьем короля — мигом задушим недоношенного стихоплета собственными струнами.

Удача сегодня улыбалась Эквитею Второму. Но едва солнце приблизилось к обеденному зениту, как улыбка фортуны исчезла. Вместо нее перед королем появилась насмешливая ухмылка слепого случая.

* * *

Хутор Подгугиневое молчал как и несколько часов ранее. Обугленный молниями забор исходил паром. Над крышами приземистых срубов клубился туман. Черный зев колодца посматривал круглым прищуром из-под навеса. Ведро покачивалось на цепочке, позванивало на утреннем ветру. Утренняя прохлада проплывала между темными стенами домов, стелилась по взрыхленному грунту огородов.

Внезапно дверь одного из срубов скрипнула. Кто-то сдвинул изнутри тяжелое бревно засова. Подкова над косяком зашаталась вместе со стеной. Домик затрещал, завизжали ржавые петли, из-под досок посыпалась труха и деревянная стружка.

Первый зомби, одетый в истлевшую рванину, изящно приоткрыл створку двери и выглянул на улицу. Молочно-белый глаз, без малейшего намека на зеницу, прищурился, встретившись с лучами солнца. Заштопанная грубыми нитками рана на горле задвигалась, словно мертвец пытался что-то сказать. Синюшные руки задвигались в красочной жестикуляции. Казалось, зомби приветствует белый мир и в деталях рассказывает ему какую-то занятную небылицу.

Так продолжалось несколько минут. Мертвяк беззвучно взмахивал шершавыми ладонями, многозначительно играл бровями, кивал головой. Затем он понял, что никто его не слышит и вышел на крыльцо. Следом за ним на пороге появился другой, женского пола.

Женщина кокетливо улыбнулась первому мертвецу и потупила глазки. Ресницы давно полиняли, но зомба тем не менее держалась так, словно первая красотка на хуторе. "Красавица" обняла своего собрата и нежно поцеловала его в черные губы. Тот шаркнул ножкой и стало казаться, словно на потемневшем лице вот-вот проступит румянец.

Взявшись за руки, живые трупы направились к колодцу. Там они долго раскачивали цепь и стучали ведром по каменным стенкам. Они звали некромантку: что такое? Почему волшебный сон закончился и им, законно почившим в мире, пришлось подниматься с излюбленных холодных постелей?

Никто не ответил. Харишша ушла из Подгугиневого несколько часов назад. Она не сдержала слово, нарушила договор. Ведь проклятая девка должна была охранять хутор от всех врагов. Следить за тем, чтобы вечный сон селян никто не потревожил.

Проклятая некромантка, она соврала!

На морщинистых лицах зомбей читалась ярость. Харишшу надо наказать. Она не имела права бросить подопечных и нагло сбежать из хутора.

Мертвецы разошлись между домами и принялись стучать во все двери. Вскоре на их призывы откликнулись. Сперва открылись внутренности одного сруба, затем второго. Спустя полчаса проснулись все.

Несколько десятков ходячих трупов заполонили единственную улочку Подгугиневого. Все собрались вокруг колодца. Такого людного собрания здесь не случалось со времен смертного поморья. Только тогда они безжизненно валялись в грязи, а некромантка произносила над ними свои заклинания. Сейчас хуторяне ожили и готовились воздать "спасительнице" за все, что она для них сделала.

Зомби таращили белесые глазки, активно жестикулировали. Кто-то вопросительно мычал, кто-то утверждающе кивал. Затем из колодца вылез последний оживленный Харишши. У него был самый свежий шрам, а значит, — в нем наибольше осталось от человека. Его-то и избрали председателем общины.

Получив столь важный пост, мертвец взобрался на верхушку колодца и долго махал оттуда руками. В общем, молчаливое собрание всех жителей хутора утвердило следующее:

"В связи с отсутствием форс-мажорных обстоятельств госпожа некромант Х. Клунь признается виновной в нарушении главного пункта договора. А именно — в прекращении покровительства над жителями хутора Подгугиневое. Нами, посмертными владельцами хутора Подгугиневое решено: поймать некромантку Х. Клунь и покарать ее за нарушение пунктов договора. Людей, посмевших забрать ее из хутора надлежит казнить в показательных целях — чтоб никому неповадно было уводить действующих некромантов со службы на хуторах. Если н-тка Х. Клунь не пожелает возвращаться, то решено убить и ее также, согласно пунктам основного договора. Решение принято единогласно и повторному рассмотрению не подлежит..."

Вот так справедливо рассудив и приговорив Харишшу к смерти через удушение, все тридцать один зомби покинули хутор. Они шли на север, чувствуя слащавый запах ветреной покровительницы.

Тухлая роща с изумлением шумела кронами деревьев, наблюдая внутри себя вонючее воинство мертвецов, объятое тучей мух. Многочисленные насекомые так и вились вокруг высохшей плоти. Где-то из утробы Гнилой трясины послышался вой одинокого волка. Серый хищник спешил убраться с дороги — ему не улыбалось встретиться на болотистой тропинке с отрядом разъяренных зомбов.

Здесь, на узкой полоске тощих сосенок и берез, мертвецы встретились с хомункулюсами.

* * *

Несколько часов подряд слуги и любовники Хатланиэллы бежали по тракту. Дорога не удивляла безлюдностью: большинство местных жителей либо праздновали в столице, либо убрались чем подальше от короля и всех его проблем со спятившим светилом.

Без каких-либо вопросов и даже не встретившись с регулярными патрулями Преогара, хомункулюсы приблизились к Тухлой роще. Они бежали без устали, хотя поднявшееся светило потихоньку высасывало из них колдовские соки. Голубая ряса епископа по-прежнему мелькала впереди. На нее и ориентировались отстающие. Королевские советники, знатные воины и мудрецы неслись следом за толстым Шруханом. Без остановки и отдыха, без малейшей передышки, они топтали каменную дорогу с пониманием: если не пой мают Силу ритуала, то поймают смерть. Леди Хатли не простит невыполненных задач. Если приказано убить Эквитея и начать Лабораторную Работу — значит так и будет. Иначе место им на свалке.

Епископ настиг Тьму около края Тухлой рощи. Черный хвост зазевался на миг, словно размышляя, огибать лес или убегать среди деревьев. А Шрухан изловчился, и потные пальчики сомкнулись на отростке Силы.

— Все, Тьма! Добегалась! — довольно сказал он.

Пот заливал лицо покойного священнослужителя, но оно светилось искренней радостью. Поймал! Частый топот множества ног знаменовал прибытие остальных приспешников Хатланиэллы.

— Поздравляю, — сухо приветствовал Шрухана королевский советник. — Не мог сделать этого еще под землей?

Епископ ответил взглядом исподлобья. Зубы скрипнули, из уголка искривленного рта показалась ниточка зеленоватой слюны.

— Как смеешь ты, Третий, укорять меня в чем-либо?

— Я...

— Ты должен был не дать Эквитею уйти! — хриплый голос Шрухана, казалось, сковал советника по рукам и ногам.

Мельпон стоял, понуривши голову, и рассматривал кончики сапог.

— Если бы ты не выпустил короля из замка, — продолжил епископ, — нам не пришлось бы делать этот забег на выносливость! И Тьма не потеряла бы столько Силы. Смотри — она едва дышит!

Шрухан сунул под нос советника черный трепыхающийся лоскут. Бесформенная Сила едва дышала. Но все же ее хватало для сотворения Круга.

— Я не виноват, что Эквитей не ужинал во дворце, — попытался оправдаться Мельпон. — Повар имел четкие указания — не выпустить монарха из кухни...

Епископ прищурился и сверлил его взглядом.

— Но ели только спутники, — продолжил Мельпон.

— Им ты не догадался подсыпать яду? — вкрадчиво спросил Шрухан. — Или снотворного, на худой конец? Ведь если бы они уснули, Эквитей не смог бы двинуться в путь.

— Вот тут я точно виноват, — еще больше понурился королевский советник. — Не подумал...

— Ты думал за короля! — епископ ткнул в грудь советника мясистым кулачком. — А после смерти Первого за тебя думаю я!

— Но вы же не дали такого приказа, — выкрутился Мельпон.

Шрухан проигнорировал собеседника. Он придвинулся поближе к советнику и привстал на цыпочки. Его лицо, вернее — чело, приблизилось к подбородку Мельпона.

— Чтобы ты, — угрожающе проговорил епископ. — Никогда! Больше! Не смел усомниться во мне! Понял?!

Советник кивнул и судорожно подвигал кадыком. Он понимал, что Шрухану плевать на неукомплектованность Круга. Еще раз нарвешься — мигом развоплотит. И почему королева даровала такую возможность только епископу, а не ему, Мельпону?

Священнослужитель тем временем погонял Тьму между пальцами. Потискал, словно разминает затвердевшую лепешку. Пробубнил что-то под нос, взмахнул руками. Угольная дуга расплескалась между пальцами, образовала выпуклый контур. По ее краям вспыхнули черные огоньки. Воздух затрещал, будто в сильный мороз. Потянулся маслянистый дымок ядовито-желтого цвета. Так заливают расплавленный металл в каменную заготовку. Так рождается оружие, приобретает форму, крепчает.

Заклинание Шрухана наливалось силой. Все вокруг остановилось: замолкла листва близкого леса, ветер затих. Казалось, даже солнце на несколько мгновений прекратило бешеную пляску и замерло над горизонтом, так и не докатившись до полудня.

Войди же в нас Сила, войди поскорей,

Наполни нас мощью, любовью.

Познай своих мертвых всесильных детей —

Зальем этот мир мы горячею кровью.

Епископ запел длинную заклинательную песню. Змея первозданной Тьмы, призванная из Мрачных Подземелий, угольной змеей зависла над его ладонями. Она шевелила бесформенной головой, в которой жил вечный ужас, кивала ею в такт каждому изменению интонации священнослужителя. Заклинание было очень долгим и скучным. В нем говорилось и про убийство Эквитей, и про Лабораторную Работу Бабы, матери Хатланиэллы, и даже про какой-то неведомый эксперимент. Внимательный слушатель смог бы узнать даже о появлении на этих землях самого Императора. Стихи рассказывали про сломанный клинок первого правителя целого мира, про то как меч властелина упал в океан и превратился в остров. Про то как обросшее землей и скалами оружие с тех пор зовется Островом Сломанного Клинка.

Хомункулюсы открыто скучали, они уже не раз слышали эти слова. Только новички Герт и Трупсий с раскрытыми ртами внимали напевам епископа. Они впервые слышали о пришествии Императора и о том как Он подчинил себе земли и все что под землями. Тьма из Мрачных Подземелий склонилась перед Ним, скрылась сама в себе. И не показывалась под солнцем пока ее не вызвала леди Хатли. А еще рыцарь и бард узнали о сотворении мира, и о том, как первозданная Тьма царила над здешним миром еще до прихода Творцов и их проклятой магии. Ведь именно колдовство древних богов грозит обрушить солнце на землю. Им, хомункулюсам могущественной королевы надлежит схлестнуться в бою с Законом Творцов. И победить, чтобы Хатланиэлла смогла править всем живыми и мертвыми, а Баба, ее мать, наконец закончила многолетнюю Лабораторную Работу.

Герт совершенно ничего не понимал. Его не интересовали никакие сакральные знаки и мелодичные рифмы, срывавшиеся с уст епископа. Он даже почти не прислушивался к саге о похождениях Императора. Больше всего Красавчика занимала леди Хатли. Дрянная особа, хотя такая привлекательная. Надурила его, понимаешь, заморочила голову. А он, дурак, поверил, что станет равноправным королем и будет восседать на престоле вместе с ней.

"Да некоторые девки почестнее! — думал рыцарь. — И покрасивше..."

Внезапно невидимый кулак сжал его в мощных пальцах. Герт завизжал, словно маленькая девочка, и попытался сопротивляться. Но ребра сдавливало раскаленными пальцами, в ушах громыхали оглушающие барабаны. Глаза подернуло кровавой паволокой, вены на лбу вздулись. Затрещала эмаль на зубах, когда судорогой свело челюсти.

— Больше не буду так думать о тебе... королева... — едва выдохнул Красавчик, полагая, что Хатланиэлла покарала его за крамольные мысли.

Но затем он увидел, что остальные хомункулюсы выглядят также как он: вытаращенные глаза, скрюченные пальцы, подернутые судорогой губы. Заклинание Шрухана ударило по всем.

Епископ даже не замечал боли. Что там какие-то мелочи? Он твердо стоял, широко расставив толстые ножки. Тьма увеличилась, превратилась в громадный разорванный круг. Темнота бурлила в ободке этого круга, внутри кипел раскаленный воздух. Толстая змея Тьмы приоткрыла хищную пасть и вонзилась епископу в левый висок. Спустя миг она вырвалась из правого виска, выплюнув несколько капелек крови.

Шрухан закричал и расставил руки на уровне плеч. Вместе с ним заорали другие подручные королевы. Тело Тьмы из Мрачных Подземелий удлинилось. Черная пасть ударялась каждому в голову, проходила ее насквозь, стремилась к следующей жертве.

Невидимые пальцы приподняли Герта в воздухе, перевернули вверх тормашками. Многие хомункулюсы тоже оказались в воздухе. Они идеальными дугами повисли по боками и над застывшим епископом, кто почти горизонтально лежа над землей, кто, как и рыцарь, вниз головой.

Медленно, как в полусне, неведомая сила приблизила Красавчика к Шрухану. Левой рукой он ухватился за растопыренные пальцы толстяка. Почувствовал, как правую руку сжимает кто-то другой. С другой стороны за епископа хватался соглядатай коммунального хозяйства. Его держал бард, белые пальцы Трупсия переплелись с узловатой ладонью верховного мага. Двое, кто парил на самой верхушки фигуры, не прикасались один к другому. Там зияла небесная синева — как раз для пары человек.

Хомункулюсы образовали почти идеальное кольцо. Расставив ноги, они висели в воздухе, головами к центру, лишь только Шрухан стоял на влажной траве.

— Двоих не хватает, — с сожалением прорек епископ, задирая голову к верху. — Но даже с неполным комплектом, могу поспорить, — выглядим мы сногсшибательно!

Действительно, со стороны Круг Сильных казался чем-то совершенно невозможным, колдовским. Созданный из держащихся за руки людей, диаметром не менее в двадцать пять метров, соединенный могущественной энергией потусторонней Тьмы.

— А чего это мы? — с трудом спросил Герт. — Странно, кровь в голову не прибывает...

— У тебя голова слишком маленькая, — пошутил кто-то. — А к тому же ты мертв.

— Понятно, — недовольно кивнул рыцарь.

Это, наверное, выглядело довольно странно: кивать, повиснув макушкой к земле.

— Ну что, трудяги, — раздался жизнерадостный голосок барда. Тот висел, улыбаясь и, чтобы не упала, прижимал подбородком лямку своей лютни. — Покатились?

Епископ важно согласился. Он смачно крякнул и напрягся. Фигура качнулась и приподняла Шрухана в воздух. Теперь на ногах стоял рыцарь Герт.

— Покатились, — сказал Красавчик, не совсем еще понимая, куда именно двигаться. — Только вот в какую сторону?

— Куда Сила потащит, — изрек священнослужитель.

Живой Круг перекатился еще раз, потом еще. Вскоре он на всех парах, насколько позволяла большая площадь фигуры, с треском вломился в Тухлую рощу.

Поднимая высокие брызги болота и отплевываясь от тины, там хомункулюсы встретились с мертвыми жителями хутора Подгугиневое.

Неминуемая гибель приближалась к королю Эквитею, хват-майору Зубареву и их спутникам. Но людей сейчас интересовали совершенно другие проблемы.

Глубоко в трясине просыпались древние воины. Открывались слипшиеся веки, разминались окаменевшие пальцы, по гнилому металлу скользили холодные когти. Когда-то Он пошел против воли бога, и остался здесь, а вместе с Ним и тысяча верных бойцов. Все погибли — ведь что такое жалкий смертный против могущественного божества? И сейчас пришло время отдать богу последний должок.

Он чувствовал своего наследника, и Он чувствовал, что Закон нарушен. Мертвец глубоко вдохнул давно высохшими легкими, где-то на поверхности болота выступили многочисленные пузыри. Тысяча и одна смерть просыпалась, чтобы защитить Закон. Чтобы помочь мерзким хомункулюсам и зомбам. Чтобы убить Эквитея и его друзей. Исполнить заветы Творцов...

(оперативная)

"Неправильное применение упаковки может привести к серьезным увечьям!"

Надпись на банановой кожуре

— Могу поклясться, но я никогда еще не видел более унылого места, — ворчу и следующим шагом погружаюсь еще глубже.

Трясина сладострастно чавкает и пытается заполучить мой сапог. Продвинувшись вперед, я вовремя замечаю, что левая нога намертво застряла в мутной луже. Признаюсь: замечаю лишь тогда, когда резкий рывок и боль в бедре буквально вышвыривают меня из мрачных дум. Хватаюсь руками за воздух и по инерции наклоняюсь вперед.

— Не возьмешь! — вскрикиваю и добавляю несколько непереводимых ругательств на валибурском диалекте. Эквитей любознательно прислушивается и, судя по всему, мотает мои слова на ус.

Топь не поддается. Нога не желает покидать влажную обитель, вокруг меня со дна поднимаются ил и темные комки какой-то гадости.

"Вот так и гибнут на болотах, — думаю в этот момент и в то же время восхваляю мастеров Валибура".

Обувь у меня отменная. Застежки на сапогах-полуботинках каждого оборотня-оперативника изготовлены из крепкого магиталла. Толстая шкуросталь, то бишь кожа, заколдована самыми лучшими чарошвеями. Шнуровка состоит из многослойного не то полиэстера с резиновой нитью, не то вообще из магипластика — не разорвать. Потому трясина сдается, не в силах совладать с качеством ботинка. А я хватаюсь за колено и изо всех сил дергаю ногу вверх.

С утробным звуком ступня вылетает из болота. Поднимаются высокие каскады мутных брызг. Кто-то дружно охает невдалеке. Подозреваю, слегка заляпал спутникам одежду и физиономии. Ничего — вытереться рукавом в этом мире не считается чем-то позорным.

На этой мысли я с громким воплем, так и не отпустив пострадавшую ногу, всей массой грохаюсь в болото. Спиной, конечно же, вперед — по-другому в такой позе не упадешь.

Тошнотворная прохлада заливает глаза, проникает за шиворот. Не говорю уже о попранном достоинстве.

— Проклятый ландшафт! — ору со всей мочи и выбираюсь. На этот раз почти не ругаюсь — вспомнил о молоденькой спутнице. Эй нельзя слушать подобные высказывания из уст жителя легендарного Валибура.

— Согласна, места здесь нехорошие, — Харишша протягивает мне белоснежный платок. И откуда она его достала? Впрочем, черное одеяние некромантки может хранить в себе еще множество приятных сюрпризов.

Исследую платок на наличие пятен трупного яда, мало ли что. Кто его знает, может она этим лоскутом льняной ткани протирала десна мертвецам? Пятен не наблюдается, потому вытираю лицо и затылок.

Болотистый пейзаж плавно протекает перед глазами, изредка сменяется зарослями чахлого кустарника и вновь превращается в тот же самый болотистый пейзаж. Унылые тона, всевозможные оттенки темно-зеленого спектра; смолянистые кляксы в воде, пожелтевшие до коричневого копны густой осоки; дорогу преграждают высокие нагромождения замшелого бурелома; куцые деревья напоминают чахоточных карликов, среди них, будто горбатые ведьмы, виднеются болотные кочки.

Картина Гугиной трясины почти не отличается от влажной Тухлой рощи. Вот только деревьев поменьше. Сосны почти пропали, остались только невысокие березки и гниловатые ольхи. Кое где проглядывают тощие стволы одиноких елей. Нижние ветки настолько просочились влагой, что безвольно провисают до чавкающей поверхности болота. Кажется, что в древние времена над этими землями проходила сама Безнадега. Она устало присела на поваленное дерево, которых здесь и сейчас хватает. Потянулась, сердешная, отряхнула понурую голову, и дальше пошла. А в Тухлой трясине после ее ухода остались уныние, серость и скука.

— Долго еще? — ворчу на Эквитея.

Король пожимает плечами, мол, понятия не имею. Вот же подлец коронованный!

Ему должно быть стыдно. Приехал гость из далекого мира, надо бы гостя с почестями принять, накормить, спать уложить. А он, властелин здешних земель, чем занимается? То волочит доблестного пришельца по всяческим битвам, то заставляет воевать с полоумными хомункулюсами, то бросает в недра вонючего колодца. Хорошо хоть накормил бедного усталого оборотня. Да пообещал мифический мешок с драгоценностями. Вот и все прелести. Если положить их на одну шальку весов, а на другую вывалить все невзгоды, которые пали на мою бедную голову, получится серьезный перевес в нехорошую сторону. Вспомнить только ранение Клинны и потные пальчики епископа Шрухана на моем горле.

— Напомни, — говорю Эквитею, — куда мы сейчас направляемся?

— Ищем Проводника, — отвечает король. — Согласно легендам, на пути между Пустой горой и Тухлой рощей, обитает некий бессмертный дух.

— Что-то вроде того лесного деда из твоего повествования? — спрашивает Харишша.

— Кто знает, — уже в который раз пожимает плечами монарх. Если он продолжит таким образом отвечать на вопросы, то боюсь как бы у него не начался нервный тик. Будет идти и периодически дергать плечами, фамильный демон ему под хвост.

— А нельзя ли, — не позволяю королю подхватить это страшное заболевание нервов, — пойти просто по следу, который указывают, — бросаю взгляд на астролога, — звездочки Слимауса?

— Нельзя, — плечи Эквитея вновь слегка приподнимаются, но я панибратски хлопаю его по спине. Озадаченный такой фамильярностью, монарх прекращает пожимания и объясняет: — В этих местах может заблудиться даже самый матерый следопыт. Трясина ведь...

— Ну да, — вспоминаю потерпевший ботинок. — А никак не переплыть?

— Переплыть можно, но только с помощью Проводника.

— И что тут такого сложного? Можем и сами обойтись, уж поверь старому оперативнику, — хмыкаю, но продолжаю идти в указанном Эквитеем направлении.

Король не знает, что такое "оперативник", но решает поубавить мой пыл. Он начинает рассказывать историю о том, как в седые времена один король не воспользовался услугами болотного духа.

— Когда-то Преогаром правил, — начинает монарх, — Гуга Одноглазый, славный король и не знающий пощады завоеватель, мой далекий дед.

— Как понимаю, — заполняю белые пятна в истории Преогара, — именно в честь твоего давно почившего родственника назвали эти гиблые места.

Эквитей кивает и продолжает рассказ.

Монотонный говор короля убаюкивает, погружает в сладкую полудрему. Я очень рад, что обладаю редким даром: могу засыпать при любых обстоятельствах. Даже когда над головой свистят дротики магических онагров, даже когда за стенами ревут миллионы армии объединенных Сил Хаоса и Дальних Кругов. Даже на ходу — вот как сейчас. Я могу заснуть в любой позе и с полузакрытыми глазами. Согласитесь: отличное умение для оборотня такой воинственной профессии как я — оперативник. Солдат спит, а служба проходит мимо. По-моему это самое лучшее выражение из всех, какие только мне удалось услышать во времена службы в ДУБе, Дисциплинарном Учебном Батальоне Великой Армии Ее Высочайшего Величия.

Между тем сквозь сон доносятся слова короля. В полудреме нарисованные монархом образы оживают, становятся реальными. Мне кажется, что это я, а не Гуга Одноглазый, покидаю родной замок. Подо мной поскрипывает крепкое седло, на лошадином языке коротко поругивается боевой конь. А за спиной размеренный топот тысячи пеших воинов...

Войско вышло из столицы сразу же после обеда. Сытые рыцари добродушно шутили и посмеивались над молоденьким бойцом. Парень только сегодня облачился в свой первый доспех — восемнадцать лет, впереди ожидала первая битва. Шлем оказался слишком велик и постоянно норовил сползти, упирался защитной носовой пластиной в лишенный растительности подбородок молодого человека.

— Смотри, какой славный боец, — хохотали дружинники. — Как твердо шагает! Столько доблести, что дорогу не видит, малец.

Под дружный смех парень оступился и едва не упал.

Гуга, здоровенный детина, в бою лишившийся правого глаза, смеялся вместе со всеми. Хохотать было легко, не в пример легче, нежели остальным воинам. Король ведь ехал верхом, в то время, как остальные преогарцы месили ногами дорожную пыль. Манера конного боя только входила в обиход. Потому на всю страну насчитывалось не более двух десятков феодалов, способных сражаться в седле. Остальные воины, пусть даже высокородная знать, предпочитали воевать в пешем строю, справно орудуя тяжелыми двуручными бастардами.

Войско медленно шагало к небольшой полоске леса, которая отделала преогарские поля от Тухлой трясины. Двигались без остановок, благо, через болото недавно перекинули добротный мост. Можно было за неполные сутки добраться прямо до подножия гор.

Король смеялся, и в то же время хмурые думы не давали сосредоточиться. Впереди ожидало сражение, да такое, результат которого казался Гуге весьма туманным и неоднозначным.

"Это не против варваров воевать, — размышлял завоеватель всех земель от моря и до южной пустыни. — Даже скальные лорды и Вольные Охотники падут под моими клинками. Но биться с этим..."

Перед дружиной Одноглазого стояла трудная задача. Они направлялись, чтобы убить не кого иного, а самого Огнедыха. Могущественного дракона, самого свирепого и хитрого хищника из всех, кто когда-либо жил на материке. Даже змеи с острова Сломанного Клинка казались самыми обыкновенными червями против громадных когтей крылатой рептилии.

"Зачем этой твари нападать на мои владения? — думал Гуга. — Тупые селяне ведь каждую неделю жертвовали этому когтистому бочонку целую свинью. А то и поросенка с ней..."

Монарх еще более насупился. Он слышать не мог о самых мизерных затратах в своем государстве. Неслыханно! Выбирать из хозяйства наиболее толстых свиней и тащить на убой к какому-то задрипанному дракону! А потом селяне отказываются платить налоги. Мол, все истратили на драконий корм — нетути ни золота, ни драгоценных камней.

— Нетути, — пробормотал король. — Проклятая чернь — налоги не платят.

Гуга Одноглазый, первый великий завоеватель после легендарного Императора, слыл довольно жадным человеком. И дело не в качествах характера, нет. С малых годов Гуга был невероятно приятен в общении, никогда никому не отказывал в одолжениях, всегда помогал нуждающимся подданным. Но война требует денег. Хочешь не хочешь, а если стараешься стать властелином всех земель, к которым дотянется палец на карте — умей экономить.

Подобную премудрость монарх давно зарубил себе на носу. Война — громадные финансовые затраты. Чем больше территорий склоняется в грязи у королевских ног, тем больше разрастается армия. Тем больше пограничных застав, стрелковых башен и таможенных постов приходится строить на кордонах. А там всегда взяточники, там постоянно отирается разбойный люд и прочее отребье. Потому приходится изрядно потрусить мошной, чтобы кормить подчиненных и охранять их от нападений разбойников или северных варваров.

Пустая казна — горе правителя. Первый владыка Преогара был беден хуже крысы в подвалах церкви Каменных Богов. Даже изящная горностаевая мантия, ворсящаяся под ветром, вопреки благоговейным верованиям послов из соседних стран, не являлась новой. Королю приходилось самому украдкой подштопывать плащи и накидки, за бесценок склепывать поврежденные доспехи и всего лишь раз на два дня кормить боевого коня. Он не имел и малейшего гроша, чтобы запастись провиантом на этот поход. Войско шагало с урчанием в желудках, но с твердой уверенностью, что к вечеру изрядно потолстеет. В гугиной душе тоже теплилась надежда. Он и в поход-то двинулся не потому, что жалел стонущее под драконьими крыльями село.

Цель Одноглазого — пещера в недрах Пустой горы. Именно там, если, конечно, удастся победить крылатую бестию, находятся несметные залежи драгоценностей. Кроме того, едва бездыханное тело дракона завалится на землю, вся дружина получит по тройной порции отличного жаренного мяса рептилии. Благо о поваре король позаботился едва покинув свои покои. Всего-то и дел осталось: пронзить Огнедыха парочкой копий, отъесться до упаду. И, конечно же, захватить награбленное драконом добро в виде трофея.

"Отличный план, — приободрился Гуга. — Убьем поторочу! И войско будет сыто, и казна наполнится. Вот только бы дракон согласился..."

Ему еще предстояло узнать, насколько понравится такой расклад крылатой твари, гнездящейся на склонах Пустой горы. Исход поединка не интересовал короля. Тут имелось лишь два варианта: или все войско сложит белы кости у подножия гор, или несметно обогатится и хорошенько поужинает.

Весь в сладких мечтаниях, Одноглазый преодолел тонкий перешеек леса. Трясина раскинула перед ним безбрежные просторы, воздух заполнился желтоватым вонючим туманом. Королевский боевой конь всхрапнул и остановился. Гуга от всей души выругался и посмотрел вперед. За его спиной послышался дружный грохот — уставшие голодные дружинники заваливались на осоку.

Моста на месте не оказалось. Только полуразрушенный остов выглядывал из воды. Свежие сваи, которыми еще недавно укреплялась конструкция, бесхозно торчали из трясины, словно гнилые зубы какого-нибудь исполинского чудовища.

— Кто разрушил мост?!! — Гуга рявкнул так, что даже ветер, казалось, притих среди деревьев.

Клочки тумана насмешливо колебались перед королевским носом. И, надо отметить, Гуга свой нос изрядно повесил. Голодная армия никаким образом не смогла бы преодолеть обширные просторы болот. Рыцарям просто не хватило бы сил. Вот если бы какой-нибудь ужин...

Живот отчетливо потребовал пищи. Гуга даже прижал кирасу поближе к кожаной подкладке. Чтобы глухое эхо не подсказало воинам: король не меньше их изнывает от перебродивших желудочных соков.

— Я, — ответили монарху.

— Что? — не понял Одноглазый. Он завертел головой, пытаясь разглядеть собеседника.

— Я разрушил, говорю, — сообщил кто-то клокочущим голосом.

В том самом месте, откуда сиротливо торчала опора моста, болото забурлило. Из-под воды показалась лохматая голова какого-то существа. Оно казалось невероятно жалким: тощие ручонки, синие от холода ноги, сморщенная от сырости кожа на пальцах. На короля смотрели серые глаза, заплывшие внушительными мешками иссиня-черного цвета.

Существо выбралось на сухое место, смешно хлопая по осоке длинными лягушачьими лапами.

— Мне послышалось? — Гуга грозно подался вперед. — Или ты сказал...

— Да, это я разрушил твой мост, — подтвердил житель трясины.

— Повесить, — скомандовал монарх.

Тотчас несколько мечников вскочили и бросились к существу. Оно испуганно отшатнулось, сделало два шага назад и погрузилось по пояс в болото.

— Постой, владыка! Меня невозможно повесить — я бессмертный дух трясины.

— Вот сейчас и посмотрим, — Гуга рассерженно сплюнул под ноги.

Рыцари неуверенно топтались на краю болота. Им совершенно не улыбалось переться следом за существом. Еще доспехи проржавеют. Как тогда сражаться с драконом?

— Постой! Ты разве не знаешь легенду? Я — Проводник.

Одноглазый помнил и легенду и отлично знал о Проводнике. Еще со времен Императора в здешних местах обитал дух некого погибшего следопыта. Он появлялся перед каждым, кто желал пересечь трясину и за небольшую плату указывал путникам безопасный путь через плавни. Болото постоянно меняло свои очертания. Даже местные жители благоразумно обходили его стороной, не желая сгинуть на дне какого-нибудь грязного омута. Найти дорогу в здешних местах казалось невыполнимой задачей. В общем, Проводник был довольно удобен для каждого, кто желал в кратчайшие сроки преодолеть рощу и безбрежную трясину.

— Знаю я легенду, но зачем ты трогал мое имущество, дух бесстыдный?!

Проводник на всякий случай отдалился еще на несколько шагов.

— Все очень просто. Построив этот мост, дорогой Гуга, ты лишил меня возможности исполнять свой вечный долг. А именно — за плату переводить любого путешественника на другую сторону болот.

— Ты хоть знаешь... — король едва сдержался, чтобы не обозвать мерзкого духа самыми распоследними словами, — во сколько обошлось строительство моста?

— Совсем немного, — ответил Проводник. — Всего лишь две сотни местных жителей, три тысячи с полтиной свежесрубленных бревен да пять золотых, истраченных на покупку двух телег пенькового каната.

— Тебя бы ко мне в казну, — огрызнулся Гуга. — Чтобы пыль на полках считал.

— Заветы древних Богов Четырех Камней надо соблюдать, — назидательно промолвило существо. — Вместо того, чтобы строить здесь мосты, лучше бы заплатил мне золотой и, спустя четыре часа, был бы уже на другом берегу.

— Я? — ошалел король. — Владыка Преогара должен платить целый золотой какому-то оборванцу? За что?!!

— За безопасный путь по пересеченной местности, — спокойно ответил Проводник. — Плати — и проходи. Иначе рискуешь навечно остаться под здешними водами вместе со своим доблестным войском. Не заплатишь — не пройдешь. И точка.

— Погоди, — взмолился Гуга. — У меня нет золотого...

— У правителя громадной страны не найдется монеты? — не поверило существо.

— Казна пуста, — с болью в голосе сообщил монарх. — У меня и гроша не найдется.

— Одолжи у воинов...

Законы древних богов — не шутки. Сказали, что Проводнику надо платить, значит никуда не деться.

Понимая, что по-другому болото не пересечь, король пошел на сделку с совестью. А именно — пошел, словно распоследний попрошайка, одалживать денег у своей дружины. Голодные рыцари стонали, закатывали глаза, но все же бросали последние сбережения в подставленный шлем. Кое-что удалось наскрести.

— Маловато, — бормотал Гуга.

У нищего короля и воины нищи. Одна из самых древних поговорок этого мира.

С тысячи человек Гуга собрал всего-навсего двадцать четыре мелкушки(5), даже четверти золотого не получилось.

__________

5) Мелкушка — мелкая монета, имеющая хождение в мире под номером 1114/53. Ни одно государство на материке не имеет отдельной валюты. Обходятся денежными кругляшами из меди (мелкушка), серебра (сребринка) и золота (золотой). Номинал: золотой — две сребринки — сто мелкушек.

__________

Проводник выглядел оскорбленным до глубины души. Он оттолкнул предложенный шлем и отодвинулся еще на шаг поглубже в трясину.

— Купишь себе баранку за эту мелочь! — злобно хмыкнуло существо. — А мне подавай золотой.

При упоминании о баранке, кто-то из рыцарей слабо запищал. Послышался всплеск — самого молодого воина постиг голодный обморок.

— Слушай, — так, чтобы не слышали дружинники, Гуга заговорщицки наклонился к Проводнику. Он даже не заметил, что тоже по пояс забрался в мутную воду. — А давай договоримся в долг? Ты сейчас нас проводишь прямо к заднему входу в драконью пещеру, а я тебе потом дам целых... два золотых? К тому же можешь оставить себе вот эти деньги!

Король с сожалением посмотрел на горстку мелочи в шлеме. Брезгливый взгляд серых глаз Проводника был направлен туда же.

— Нет! — отрезал житель трясины. — Не будет тебе черного хода к дракону. Либо сейчас золотой, либо вали откуда пришел!

Гуга, как и каждый уважающий себя монарх, на дух не переносил лучников, арбалетчиков и прочих стрелков. Но сейчас он наяву видел, как воздух распаривает сотня арбалетных болтов. Как тяжелые снаряды рвут грязные лохмотья Проводника. Впрочем, король в распоряжении имел только тысячу мечников. Лучники остались на стенах столицы.

Существо беспрепятственно кануло в болоте. Только бросило напоследок:

— Ну, бывай, бедняк.

Одноглазый скрипел зубами, наблюдая, как по воде расходятся круги.

— Мало того, что эта тварь мне мост разрушила, так еще и бедняк...

— Не хами, владыка! — раздалось из-под водной глади.

Гуга плюнул в болото и приказал заняться постройкой плавательных средств.

Потянулись унылые часы. Рыцари нарубили деревьев, кое-как соорудили кривобокие плоты, погрузились. До восхода войско перебиралось через Тухлую трясину, но таки добралось до противоположного берега.

Когда воины строились в колонну и собирались маршировать, из болота высунулся грязный кулак.

— Чтоб ты сдох, жадина! — донесся крик Проводника.

Гуга молча тронул коня и устремился вперед. Солнце взошло, окрасив землю в золотистые тона. Верхушки гор заблестели под утренними лучами. На дружину Одноглазого надвигалась серая громада Пустой горы.

Эх, если бы Гуге удалось найти задний ход в драконью нору. Если бы ему посчастливилось достать злополучный золотой и с помощью Проводника зайти к Огнедыху с тыла. Если бы в королевском войске имелись хоть две сотни лучников, которые смогли бы расстрелять дракона издалека... Если бы. Но случилось не так.

Рыцари не смогли обнаружить запасной тоннель, которым Огнедых пользовался как канализацией. Вонь распространялась по округе настолько сильная, что ее источник надежно спрятался от пытливого нюха монарха. Пришлось идти в лобовую атаку.

Изнуренные походом и едва живые от голода воины с невероятным трудом доплелись до пещеры. Дружинники буквально валились с ног, что уж говорить о доблестном бое с громадным чудовищем.

— Ох, атаковать бы змеюку в зад... то есть со спины, — вздыхал Гуга. — А то приходится...

Это были последние слова первого короля Преогара.

Потревоженный бряцаньем доспехов дракон вылетел завоевателям навстречу. Рыцари не успели даже воспользоваться тяжелыми мечами, как непроницаемая волна пламени обратила их в позорное бегство. Король отступал в последних рядах. Не пристало коронованной особе уподобляться зайцу. И все же войско бросилось в рассыпную — никто не желал поджариться в смертельном пламени Огнедыха.

Дракон гнал дружинников до самой трясины. Рыцари падали в топь, многие гибли самым обычным способом — просто захлебывались. Остальных ждала другая участь. Ревущий огонь хлестал по шлемам и доспехам, стальные когти полосовали по металлу. Над головами бегущих свирепствовал злобный дракон. Ноги увязали в болоте...

Погибла целая тысяча. Вместе со своей дружиной сгинул и Гуга. После этого трясину и назвали Гугиной, а местные жители запомнили эту легенду.

— Жадность короля сгубила, — суммирует Харишша.

— Это почему жадность? — супится Эквитей. — Не обижай моего предка! В те времена еще не существовало такой науки как экономика. Кроме того, если бы ты внимательно слушала, то поняла бы, что у моего предка действительно не было денег.

— Плохо подготовился, — поддакивает Слимаус. — Мог бы взять лучников и запастись золотым для Проводника.

— Не в этом дело, — отвечает король. — Легенда рассказывает нам, как беспринципность некоторых особо жадных граждан может сгубить целую толпу народа. Это я о Проводнике. Болотный дух спокойно мог проводить Гугу в кредит. Уж мой-то предок рассчитался бы. В роду королей Преогара еще не водилось врунов.

— А я не согласна, — отзывается некромантка. — Тут все-таки больше виноват господин Одноглазый. Во-первых его никто не тащил на войну с драконом. Во-вторых он мог бы обдумать детали и действительно захватить с собой деньги.

— Женщины... — невнятно бормочет монарх. — Откуда же у него деньги возьмутся! Сказано было, мол, все тратил на поддержку границ и на содержание армии. А на войну Гугу еще как тащили. Дракон поджег село, на месте которого потом построили хутор Подгугиневое...

— Нашел обычный повод, чтобы напасть, — не верит Харишша. — Небось, сам же это село и поджег, чтобы иметь причину воевать.

Щеки Эквитея заливаются красным. Вот это да! Раскусила девушка злобный план древнего правителя!

— Неужели действительно подожгли собственное село? — интересуюсь у монарха.

Тот некоторое время молчит, затем подмигивает.

— В архивах ничего не сказано о таких странных методах разжигания войны.

— Еще бы, — хмыкает Харишша. — Кто ж признается? Если селяне узнают — повесят самого Гугу, даром, что король. Какой прок дракону разрушать селение, которое его постоянно кормило? Сами же говорили, что свиней чудовищу отдавали.

Эквитей молчит.

— Милое дело: поджечь село, чтобы разжечь войну... — сокрушается девушка. — Уж лучше с зомби дело иметь. Они хоть договоры чтут, пакостей не делают.

Король что-то отвечает, но я уже не вслушиваюсь в эту перепалку. Меня больше интересуют странные манипуляции королевского повара.

Грумпль мелко трясет головой и заворачивает зенками. Тощее тело вибрирует, словно на сильном морозе. В глазах то и дело вспыхивают загадочные зеленые огоньки. Губи едва заметно шевелятся — он беззвучно о чем-то рассказывает невидимому собеседнику. И делает это так, чтобы никто не видел. Но никто — это не тренированный оперативник, который чувствует заговор даже кончиком хвоста.

С Грумплем все понятно — втихаря докладывает о передвижениях нашей группы. Но вот кому? Врагов у нас здесь немало будет, хотя серьезных фактически два. Первый неприятель у нас — леди Хатли. А второй даже к людям не относится. Это загадочное колдовство Творцов, влияющее на работу местного солнца.

"Ой, нечисто с этим поваром, — думаю про себя. — Совершенно нечисто. Сдается мне, что это какой-то шпион подлой королевы".

Впрочем, эти мысли пока держу при себе. Хорошо, что вражеский лазутчик попал под наблюдение. Теперь можно получать некоторую информацию о противнике. Вполне возможно, он приведет нас к королеве.

Повар прекращает странные движения и отсутствующий взгляд снова становится нормальным. Я делаю вид, что ничего не заметил, и ускоряю шаг.

Над Гугиной трясиной воняет еще похуже чем в Тухлой роще. Там запах немного всасывается деревьями. А здесь будто бы глухой мешок — вся вонь содержится в границах лесных деревьев. И концентрируется прямо над болотистой местностью.

Мы находимся на небольшом заросшем осокой пятачке земле. Все вокруг, куда не глянь, заливает неподвижная топь. Одинокие стволы поникших деревьев вдалеке не позволяют разглядеть горизонт в деталях. Но там виднеется широкий, сточенный на левом склоне, палец Пустой горы. Плавни начинаются прямо под моими ногами. Несколько комочков грунта скатываются в невысокого холмика, падают в воду. Трясина с чавканьем принимает подарок. Расходятся большие круги, шевелится темно-зеленая ряска.

Кое-где в болоте проглядывают бесформенные кочки какой-то зелени. В некоторых местах произрастает камыш. Тяжелые коричневые колотушки слегка шевелятся под ветром. Шелестит густая сочная трава на небольших островках. Солнце поднимается поближе к зениту. Оно, как и прежде, прыгает по небосклону, то отдаляется, то приближается. Тени пляшут в такт каждому солнечному па. Кажется, что мы находимся в каком-то царстве мертвых. Словно из болота вот-вот покажутся древние мертвецы давно пропавшей дружины Гуги Одноглазого.

"Всего лишь один золотой, — мне кажется, что доносится чей-то жалобный крик".

Мерзкий запах раздирает ноздри. Чтобы не вдыхать этот смрад, я наклоняюсь поближе к Харишше и нюхаю волосы девушки. Если не обращать внимания на легкий налет мертвечины, ее локоны пахнут просто божественно. В сравнении, конечно, с местным амбре.

Краем глаза замечаю, что король проделывает то же самое. Во мне просыпается буря эмоций. В ушах оглушительно громыхают удары сердца, кулаки сжимаются, зубы скрипят. Неужели меня угораздило влюбиться в эту девчонку? Да я же раз в двадцать буду старше!

Чтобы не занимать себя глупыми мыслями, переключаюсь на монарха.

— И где твой Проводник? — интересуюсь у Эквитея. — Не видно?

Тот отрицательно покачивает подбородком и отодвигается от некромантки. В латной рукавице у него поблескивает увесистая монета. Молодец король — подготовился!

Мы ждем около получаса, бросаем в воду камни. Но болотный дух не собирается появляться.

— По-моему, — размышляет Харишша, — если верить свиткам по Некромагии, Проводник давно мог развоплотиться по ненадобности.

— Это как? — не понимает Слимаус.

— Если здесь долгое время никто не проходил, — поясняет девушка, — дух мог просто исчезнуть от скуки. Или заснуть вечным сном.

— Законсервировался, — блистаю своей эрудицией. — Но нам и не надо его будить. Ведь мы не идем на дракона, правильно?

Спутники соглашаются.

— Потому придется делать плоты. Несколько часов по грязной водной глади — и мы почти у Пустой горы. А там дальше попытаемся найти труп целомудренного бедняжки Тугия, убедим его переписать свое желание в Книге Законов и...

— Можем быть свободны, — с надеждой в голосе заявляет астролог.

— И рвемся в бой за освобождение моего ценного сотрудника и принцессы Мэлами, — невозмутимо поправляю парня.

На лицах спутников не читается желания кого-нибудь освобождать. Даже Эквитей не выглядит очень счастливым. По-моему, дочь изрядно успела потрепать нервы престарелому монарху.

— Дочку надо спасти! — твердо решает король.

Вот это наш человек. Такой бы не помешал мне в отделе. Любыми правдами и неправдами переманю его на службу в ГУпНИКИС. К тому же мне за это может нарисоваться немаленькая премия. Шутка ли — раздобыть полностью невосприимчивого к магии человека! Да наши ученые поди не первую тысячу лет работают над созданием магического иммунитета.

Уходит больше часа, пока мы собираем материалы для плавсредства и мастерим. Приходится возвращаться за бревнами в рощу. Причем занимаюсь этим только я и Слимаус, учитывая хилость которого даже в счет не беру. Король сидит на берегу и вертит в пальцах свою монету. Говорит, что дожидается Проводника. Повар же сослался на непосредственные обязанности — сидит и колдует над маленьким походным котелком. Харишше, единственной представительнице слабого пола в нашем отряде, не пристало волочить тяжелые бревна. Потому я раз за разом вздыхаю и, трансформировав Каратель в большой топор, рублю влажные створы сосенок, что потолще.

Слимаус тащит бревна с таким видом, словно бы на его плечах не древесина, а судьба всего человечества. Хотя... в некотором роде так и есть. Должен заметить, парень невероятно изменился за эту ночь. Куда девалось ноющее существо с взглядом загнанного верблюда? Теперь он выглядит донельзя лучше. В глазах сверкает решимость, плечи расправлены, подбородок приподнят кверху — другой вельможа позавидует. Чего только не могут сделать приключения, даже с таким склонным к самоубийствам и алкоголизму существом.

* * *

Солнце приплясывает на самом верху небесного купола. Лесные деревья шелестят ветвями под легким ветерком, урчит трясина.

Я завязываю последний узел и любуюсь своей работой.

Плот получился хлипким на вид, но на поверхности воды держится довольно неплохо. Между бревнами зияют широкие бреши. Но тут я вам не товарищ. Каратель невозможно превратить в рубанок и стамеску — радуйтесь, что и так получилось. К тому же, внешний вид не имеет значения. Нам на этом плоту необходимо всего лишь перебраться на другую сторону болота, а не участвовать в конкурсе сооружений для плавания.

Грумпль раздает нам по маленькой деревянной тарелке. Мы обедаем небольшими порциями картошки, тушенной свининой и по два стакана легкого вина на брата. Вкус почти не ощущается — любые вкусовые качества теряются, когда трапезничаешь в громадном отхожем месте, под названием Гугина трясина. Запах настолько мерзок, что слезятся глаза. Приходится довольно часто как бы невзначай склоняться к Харишше и вдыхать запах ее волос.

Я замечаю, что повар навалил Эквитею двойную порцию картошки. Кроме того на куске мяса, который достался королю, примерно в три раза больше мяса, чем у меня. Не спорю — на то он и монарх. Но проклятому шпиону я еще припомню такое неуважение к моей персоне. Фамильный демон ему под хвост. Или под копчик — у них ведь и хвостов-то нету.

Погруженный в мрачные думы, я дожевываю остатки пищи и командую отплытие. Проводник так и не появился, а мы не собираемся ждать этого сребролюбивого духа. Затаскиваем на плот волокуши с Прассом. Оглушаем ослика — чтобы не дернулся и не утонул. Отплываем, отталкиваясь от берега веслами, грубо вырезанными из елового ствола.

Путешествие проходит спокойно. Эквитей с видом бывалого капитана торчит на кривом носу, Слимаус и Грумпль изо всех сил гребут. Прасс по обычаю валяется в бессознательном состоянии, осел покоится рядом с ним. А я воркую о чем-то с Харишшей.

Мимо нас очень медленно, словно правитель этого болота, проплывает небольшой островок. Он полностью зарос осокой и камышом. Под бревнами плота хрустит засохшая грязь на тростнике, ломаются хлипкие веточки густой березовой кроны.

В затылок нещадно напекает солнце. Некромантка подставляет бледное лицо под солнечные лучи, на ее щечках играет слабый румянец первого загара. Я прищуриваю глаза и с нежностью смотрю на девушку. В этот момент мне не хочется вспоминать о раненной Клинне, которая, несомненно, имеет на меня некоторые любовные виды. Мне страстно желается заключить Харишшу в объятия, зарыться носом между ее замечательных грудей, вдыхать запах манящего тела. И плевать на привкус мертвечины! Плавные движения точеных бедер, сладострастные стоны, горячее дыхание... острый язычок прикасается к моему...

Я настолько погружаюсь в грезы, что не замечаю опасности. А она, оказывается, ожидает нас сразу с нескольких сторон.

Вдали, где остался берег, на самом краешке болота возвышается странная фигура. Громадный круг, довольно внушительных размеров — с такого расстояния диаметра не разобрать. Несмотря на дистанцию, можно разглядеть, что этот круг составляют человеческие тела. Люди с широко расставленными руками и ногами, переплелись ладонями, соприкоснулись стопами и... Катятся! Словно большое колесо слетело с аттракциона, и стремится следом за нами, пытается догнать.

От невиданной доселе картины у меня отвисает челюсть. И как я не догадался воспользоваться целеуказателем мозгомпьютера Клинны, чтобы увеличить изображение?

Кроме круга меня поражает еще одно явление. А именно, несколько десятков темных личностей на берегу. Существа двигаются рывками, словно големы.

— Мои мертвецы, — в ужасе говорит Харишша. Ее глаза округлены, нижняя губа дрожит. — Они бегут за нами, чтобы отомстить мне за нарушенный договор...

— Тихо, — заключаю девушку в нежные объятия. — Сперва им придется иметь дело со мной!

— Ох ты... — неопределенным тоном изрекает повар. Он смотрит в том же направлении. В его глазах снова загораются странные огоньки зеленого цвета.

На берегу происходит нешуточная схватка. Из центра человеческого круга то и дело срываются синие молнии. Это выглядит занятно: от головы каждого человека отстреливает короткий разноцветный разряд; в центре фигуры разряды встречаются и образуют искрящийся синий комок; сгусток энергии выплевывает молнию.

Энергетические снаряды лупят по мертвецам. То и дело над болотом вздымается черный дымок. Сраженный зомби падает в осоку, скрывается с поля зрения. Но спустя всего лишь какой-то миг, "убитый" вновь поднимается с земли. И медленно наступает на людей в круге.

— Что ему сделается? — философски размышляю вслух. — Мертвец и есть мертвец.

Жители Подгугиневого теснят человеческую фигуру. Круг катится по берегу, не рискуя погружаться в болото, виляет по суше. Но зомби теснят "круглых", как я назвал их про себя. Падают под ударами синих молний, и вновь встают. Скрюченные пальцы протягиваются к людям. Наконец, "круглые" не выдерживают натиска и укатывают в кусты. Оттуда некоторое время еще выстреливают разряды.

Зомби не преследуют людей. Они целеустремленно двигаются в нашем направлении. Входят в трясину, многочисленные головы исчезают под водой.

— Утонут? — в голосе Слимауса ощущается надежда. Он даже активнее начинает работать веслом.

— Вряд ли, -вздыхает некромантка. — Эти подгугиневцы такие принципиальные, такие... Из-за своего проклятого договора они из Мрачных Подземелий поднялись, чтобы меня поймать. Что уж им какое-то болото...

Именно в тот миг, когда девушка заканчивает предложение, из-под воды выныривает грязная голова. А я-то думал, что это обычная кочка.

Потеки грязи скатываются по спутанным волосам, среди которых произрастает осока и какие-то ракушки. Из-под густой челки сверкают белесые глазные яблоки без зрачков.

— Зомби! — как недорезанный хряк верещит астролог.

Свист весла. Что-то тяжелое лупит меня по лбу. Голова отдает оглушающим звоном. Следом слышится еще один глухой удар. Всплеск воды. Меня бросает куда-то вбок, влажные бревна выскальзывают из под ног...

Трясина смыкается надо мной. Я пытаюсь удержаться за край плота, но пальцы хватают лишь болотную жижу. По всему телу разливается смертельная истома, не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Вокруг бурлит темнота. Безвоздушная тварь обжигает легкие, вырывает из груди последний вздох. Я медленно приближаюсь ко дну. Оно зовет меня, такое мягкое и теплое. Вечный покой...

Что-то больно хватает меня за уши. Кожа головы натягивается так, что кажется, будто щеки сейчас наползут на виски. Как неприятно иметь короткие волосы...

Рывок, и кто-то тащит меня наверх. Сквозь мутное стекло, в котором вихрится грязь и перегнившие остатки водорослей. Сквозь переплетенные корни каких-то деревьев. Поближе к танцующему свету, он блестит за колеблющейся преградой темно-изумрудной воды.

Меня разворачивает лицом ко дну, и спазм ужаса сотрясает мое озябшее тело.

Дно усыпано трупами людей. Мертвые рыцари, облаченные в проржавелые доспехи. Гнилые пальцы сжимаются на рукоятях тяжелых двуручных мечей. Из-под погнутых шлемов выбивается красное сияние потустороннего интеллекта. Их здесь сотни — все погибшие, все воины Гуги Одноглазого. Они наблюдают за мной, протягивают руки. Хотят меня схватить...

— Нет! — я ору, насколько хватает сил.

И выныриваю на поверхность. Рядом ругается Эквитей. Это он спас мою никчемную задницу оперативника, прыгнул следом. И вытащил-таки, фамильный демон ему куда-нибудь! Но почему я свалился?

Этот разумный вопрос повергает спутников в уныние, когда мы с Эквитеем просушиваем одежду уже на поверхности плота. Повар почему-то ехидно усмехается, а Слимаус покраснел не хуже качественной свеклы.

— Прошу прощения... — мямлит парень.

Оказывается, астролог настолько испугался вынырнувшего из болота чудища, что рефлекторно сделал взмах веслом. При этом молодой человек не подумал о сидящих рядом... В результате я получил сосновым дубцом по макушке и вылетел вон. Пришелец из болота тоже не ушел от подобной участи. Весло приземлилось ему аккурат промеж глаз.

— Вон оно — плавает, — звездочет указывает в направлении "потерпевшего".

Несколько минут мы тратим на "рыбалку". Наконец нам удается выудить монстра из воды и положить на бревнах.

Перед нами бездыханно развалился, раскинув руки, невероятно волосатый человек. Все его одежда, кажется, соткана из его же собственных волос. С черепа и груди у него также произрастают какие-то водоросли и жухлые поросли осоки. На сломанном от удара веслом носу и на лбу багровеет громадная шишка. Из ноздрей сочится черная кровь. Длинные лягушачьи лапы безвольно раскинулись на мокрых бревнах.

— Что ж вы наделали! — звучит вдруг тоненький голос.

На островке, рядом с которым мы проплываем, топчется невысокое существо. Оно полностью наго, с кожей зеленого цвета, маленьким розовым пятачком и острыми рожками на низком лбу. Вместо рук и ног у него свинячьи копытца.

Человечку не удается улизнуть — я выбрасываю на него всю свою злость от "купания". Резкий хват, и вот уже в моей ладони трепещет тоненькое горло.

— Пусти... — хрипит бесенок. Это точно бес, кто-то из Низших. У нас в Валибуре таких просто тьма. Уж я-то отличить его сумею от обычных духов и прочих мелких монстров.

— Кто такой?

Я слегка ослабляю удушающее объятие и с сожалением смотрю как его выпученные глазенки сужаются.

— Соглядатай болот, — отчитывается бес. — Один из пятерых наблюдателей мира номер 1114/53...

— Вот как? — мой довольный рев звенит над окрестностями. — Неужели земляк?

— Так точно, — отвечает соглядатай. — До оперативной работы, чтоб ей пусто было, проживал в Валибуре, на Втором Круге. Вы зачем Проводника ударили?

— Земляк... — начинаю было я, но меня перебивает Эквитей.

— Это Проводник? — шепчет он, наклонившись над грязным телом. — Мы же против легенды пошли. А значит — против воли богов! Да его даже Гуга Одноглазый тронуть боялся! Ты что наделал, зад ослиный?!!

Слимаус, а последняя тирада посвящена ему, делается совершенно белым. Он мечется по плоту с явным намерением провалиться сквозь бревна прямиком в трясину.

— Э... — выдавливает он.

— Неплохо вы его... — заключает бес. Я уже давно отпустил его глотку, и теперь он щупает пульс Проводника. — Я тут думал, что его убить невозможно. Бесплотный дух все-таки. А вот убили...

— Убил?! — Слимаус теперь даже не белеет, а кажется, становится прозрачным.

— Не найти теперь дороги, — печально подытоживает Эквитей. — Можем хоть неделю по болоту елозить, а до Пустой горы не доберемся.

— Верно подмечено, — говорит бес.

Его зовут Кульпунтий, младший унтер-бес второго ранга. Я спрашиваю его про других наблюдателей из Валибура, которые проживают в этом мире.

— Давно никого не видел, — печально вздыхает соглядатай. — А когда взбесилось Теплое, так даже с Управлением на связь не выходил. Думал уже, что сгину в этом вонючем пруду с помоями.

— С кем тебя сюда отправили? — задаю вопрос, ибо знаю, что беса на задание никто никогда не отпустит в одиночку. Тут должна быть хоть пара оборотней-оперативников.

— У нас задача была непростой, — начинает он. — Мы транслировались сюда, чтобы провести грандиозное исследование. Развернули научный лагерь, подобрали материалы для опытов. А потом случилось...

Голова Кульпунтия разлетается в мельчайшие клочья. Осколки черепа вонзаются мне в щеку, я вскрикиваю.

Плот резко покачивается, плещет жижа. Повар, бросивший в беса какой-то магический разряд, на всех парах улепетывает в сторону берега. Только брызги летят под сильными гребками.

Сожалеть о смерти, возможно, единственного родного мне существа я не успеваю. Равно как и подумать о чем-либо или выстрелить Грумплю в спину.

Из болота поднимаются мертвые рыцари Гуги Одноглазого. И, кажется мне, приближаются они не с добрыми намерениями в нашу сторону.

(объяснительная)

"Скажи мне кто твой Брут — и я скажу кто ты"

Надпись на могиле Юлия Цезаря

— Тебе не жить, — послышался медовый голос королевы, — если прозвучит малейший шорох!

Принцесса медленно приходила в себя. Сознание вертелось в бешеном калейдоскопе всех оттенков серого и черного. Вокруг мелькали маслянистые пятна ужаса, кровавые кляксы стремительно неслись на девушку, темно-желтыми искрами разбивались о переносицу. Темнота, царившая вокруг, казалось, пожирает мозг принцессы. Тьма протягивала липкие щупальца, пыталась ухватиться за лицо, вырвать и поглотить глаза. Под ресницами пробегали тонкие паутинки бледно-голубого сияния.

Затем из сумрачного тумана выбралась громадная фигура. Кто-то шел, разгоняя мощными пальцами туман, вместе с воздухом раздирая окружающую действительность. Темень клубилась над очертаниями идущего, взбухала вокруг бесформенным ореолом животного страха.

Живот свело судорогой. Принцесса догадывалась — приближается Он. Ее самый страшный кошмар, ее грех и погибель.

"Что это? — Мэлами еще не до конца поняла — это обычный сон".

"Я — твоя совесть".

Беззвучные слова прорезали тьму, будто всполох молнии. Короткая вспышка света озарила лицо пришельца.

Из тьмы выбирался Айфос-Фук. Две глубокие раны на гортани и шее исторгали густые потоки крови. Неестественно алая жидкость струилась по заплетенной в косички бороде, тонкими струйками стекала по доспеху. Под ногами покойного рункура набралась изрядная лужа. Она двигалась вместе с ним, и каждый шаг варвара приближал это кровавое пятно к принцессе. Мертвец протянул к девушке руку. Ладонью вверх — просительный жест.

"Выбитый зуб не стоит жизни, — сказал он, но губы не шевельнулись".

Толстые пальцы, с которых капала кровь, почти прикоснулись к носу принцессы.

"Видишь — мои руки чисты. Я не сделал тебе ничего плохого. ОТДАЙ МОЮ ЖИЗНЬ!"

Рот Айфос-Фука раскрылся неестественно широко. Нижняя челюсть упала на грудь, а верхняя, вместе со всей головой, откинулась куда-то за спину. Обнажились кровавые раны, между рваными мускулами и мясом забелели осколки костей.

На месте языка во рту рункура зашевелился зеленый клубок. Оттуда выглянула маленькая головка гадюки.

"Отдай мою жизнь! — пасть змеи исторгла оглушительное шипение и вонзилась принцессе промеж глаз".

Тонкий предсмертный писк, казалось, разорвал барабанные перепонки. Переходя почти в ультразвук, нечеловеческий крик разорвал на мелкие клочья темноту. И глухо затих, забулькал, запутавшись в голосовых связках.

Мэлами проснулась от собственного вопля. Но кричала она без звука — рот распирала вонючая тряпка. Язык распух и при каждом движении чувствовалось будто бы он обожжен до волдырей. Горло болело, челюсти и щеки трещали от напряжения. Лицевые мускулы свело судорогой, давило на язычок и небо.

Принцесса попыталась кашлянуть и пошевелить губами. Не удалось. Голова оказалась замотана от макушки и до подбородка, словно чепчик старухи-селянки. Внезапно Мэлами вспомнился разъяренный шепот леди Хатли:

"Я свяжу тебя так, жалкое отродье, чтобы каждое движение доставляло тебе такие же мучения, которые ты принесла моему сыночку!"

Великие Каменные Боги, родная мать издевается над собственным ребенком. Даже в самом страшном сне девушке не могло присниться такое. Даже в старинных легендах, славившихся невероятной жестокостью, ей не встречались упоминания о подобном ужасе.

Мэлами открыла глаза и содрогнулась. Вокруг царила такая же тьма, как и с закрытыми веками. Лишь спустя минуту удалось сдержать нервную дрожь. Затекшее лицо понемногу отходило. Девушка почувствовала, что глаза лоб и переносица обмотаны сплошной повязкой. Нельзя увидеть даже маленького лучика.

То, что сейчас день, принцесса не сомневалась. Ноздри, единственное, что не оказалось связанным, улавливали колебания нагретого воздуха. Вонючего до невозможности.

"Мы все еще находимся где-то в болотах, — догадалась Мэлами".

Королева некоторое время поносила фрейлину. Ворчала о том, что старая женщина — распоследнее чудовище, что она не выполнила свой долг.

— Как могла ты, лягушачья отрыжка, заменить мою дочь на выродка Бабы?

Прудди молчала, склонив голову. Она выслушивала красочные ругательства, так и сыпавшиеся из уст королевы. Дрожала от ярости, сжимала тонкие пальцы, аж кулаки хрустели. И все же упорно хранила молчания. Старуха могла, конечно, ответить, что является подчиненной только матери Хатли, а не самой Хатланиэллы. Но сдерживала ярость. Придет время, и Баба сама займется строптивой дочерью. А то королева в последнее время совершенно от рук отбилась.

— Вот приедем в Симимини, — голос леди Хатли изрядно охрип, — и брошу тебя в бочку с серой. Уж тогда ты у меня зальешься горькими, глупая нянька!

— Как вам будет угодно, госпожа, — тихо ответила Прудди. — Когда прибудем в дом вашей матери, вы вольны делать со мной все, что только пожелаете.

— То-то же, — королева говорила почти шепотом — слегка надорвала голосовые связки. — А сейчас чтобы я и шороха не услышала. Мне надо отдохнуть перед Проколом.

— Как будет угодно госпоже, — повторила фрейлина. — Ложитесь спать — я специально для вас наломала веток. Ложитесь, госпожа. Вам будет удобно на подстилке из свежей осоки.

— Ну все, иду спать. И чтобы звука...

— Простите, госпожа, — негромко обратилась старуха. — Нельзя ли послабить узлы нашей маленькой девочке?

Королева некоторое время раздумывала. Затем цыкнула языком.

— Нет, не ослабляй. Эта дрянь не заслуживает считаться моей дочерью. Надо же — убить собственного брата!

— Да уж, — скривилась фрейлина. — Мэлами пошла в семью...

— Что? — не расслышала Хатланиэлла. — Ты что сказало, быдло?

— Говорю, что девочка совершенно не похожа на вас, госпожа.

— Точно!

Мэлами почувствовала, что на нее пристально смотрят голубые глаза королевы.

— Это дурное влияние Эквитея. Старый болван совершенно ее обезобразил. К чему молодой особе заниматься фехтованием? Ах, знала бы я, что эта..., — женщина пожевала губами, словно вкусив что-то донельзя невкусное, — моя родная дочь — с малку обучала бы девочку магии и прочим милым вещам.

— Совершенно с вами согласна, — подтвердила Прудди. — Ей бы лучше в склепе сидеть, заниматься демон знает чем с разными мужиками и прятать скелеты в пыльных шкафах.

— Дать бы тебе по гнилой физиономии, — сухо ответила королева. — Но лучше отложим экзекуцию на несколько часов. Мой магический потенциал совершенно иссяк, а надо готовиться к перемещению через Прокол.

— Как вам будет угодно, госпожа.

Хатланиэлла привыкла спать поближе к обеду. Именно в это время у нее всегда был перерыв между любовью с епископом Шруханом и советником Мельпоном. Затем в распорядке дня числились придворный маг и королевский лекарь.

Подумав, что сейчас неплохо бы заняться плотскими утехами, королева мечтательно вздохнула.

Принцесса слышала как зашуршали платья. Леди Хатли завалилась на самодельное ложе, издала стон облегчения и спустя миг сладко захрапела. Прудди тихонько отошла и устроилась рядом, присела на кочку.

Мэлами попыталась хоть как-то подвигаться. Веревки намертво впились в кожу, конечности затекли. Пальцы распухли и будто наполнились холодной патокой. Мерзейшее ощущение. Голова пульсировала от переизбытка крови, перед глазами проплывали разноцветные пятна — принцесса до сих пор лежала на туше кабана, свесившись с щетинистых боков. Она на некоторое время опять упала в обморок.

Разбудили девушку вкрадчивые шаги. Кто-то поднял ее, легко, словно пушинку, и опустил на землю. Платье на спине тут же набрало влаги. С кожей соприкоснулся холодок болотистой земли. Но стало даже легче. Кровь отхлынула от глаз, по телу пробежала сладкая истома расслабленных мышц.

Чья-то сухая ладонь опустилась принцессе на голову. Мэлами застонала, ожидая, что неизвестный начнет ее пытать. Но это всего лишь оказалась старуха.

— Не мычи! — вполголоса приказала фрейлина. — Не то разбудишь Толстяка и свою любимую мамочку.

— Мн-мн-мн...

— Умолкни, говорю тебе! — по лбу ударил увесистый щелбан. На глаза навернулись горькие слезы обиды и унижения.

Старая дрянь осмелилась поднять руку на лицо королевской крови! Повесить бабку за это! А затем бросить бездыханное тело на растерзание охотничьим борзым. Пусть рвут ее мясо, пусть...

Именно так мечтала Мэлами, но все же замолчала.

— Умничка, — проворковала Прудди. — Сейчас я прорежу дырку на повязке и выну кляп. Только не вздумай кричать, не то проснувшаяся Хатланиэлла сделает худо и тебе, и мне.

Словно в подтверждение слов старухи, леди Хатли издала свирепый храп.

— Фиу-иу-храу-браг, — сообщила королева. Затем добавила носом: — Виу-храу-вить...

Толстяк невнятно ответил ей сквозь сон.

— Ур-хыр-хыр-хыр-хра-а-а...

Парный храп разносился по окрестностям. Он то слабел, то набирал угрожающей мощи, и бурной лавиной противного звука обрушивался на уши многострадальной девушки.

Королева хрипела почти как покойный Айфос-Фук, чемпион Конкурса Художественного Храпа, ежегодно проводившийся в Симимини в честь Каменной Богини Сна. Любой наблюдательный человек, сравнив голосистые рулады "бр-хр-хра-брум" Хатланиэллы с прерывистым "аграба-гра-ба-гра-ба" убитого рункура, точно бы отметил — это родственники.

— Не понимаю, — размышляла фрейлина, — и что мужики в этой демонице находят? Вот представь что ты мужчина. Лежишь себе, отдыхаешь после бурно ночи... И тут просыпаешься от этого рева. Любой сбежит. Или они думают, что у владельца такого "голосочка" разработанная глотка? Поди пойми этих мужиков. Ну какая же это женщина? Это чудовище! А тело — всего лишь оболочка. Запомни, деточка: настоящая женщина находится внутри, и судить ее надо не по внешности красивой упаковки, а по чистоте разума и теплоте сердца.

После длинной философской тирады Прудди вздохнула и принялась колдовать над Мэлами.

Лезвие перочинного ножа легко преодолело влажную ткань. Старуха извлекла изо рта принцессы смердящий кляп и бережно отложила его в сторону.

— Ты прости, но развязать не могу. Сама понимаешь...

Девушка хранила молчание. Сейчас она больше всего хотела посмотреть в прищуренные глаза лукавой ехидны. Как смеет эта паскуда вообще прикасаться к ней? С самого рождения принцессу нагло дурили, а она и не подозревала. И кто обманывал? Самый близкий и дорогой на свете человек — мамка-фрейлина.

Мэлами хотелось разрыдаться, но показать свои слезы, пусть даже из-под грязной повязки... Нет, никогда!

— Держи — попей.

К нижним зубам прикоснулась тонкая соломинка. Девушке не сразу удалось обхватить ее губами. Лицо не слушалось, затекли все мимические мышцы. Спустя некоторое время девчонка все же ухитрилась округлить губы и потянуть немного живительной влаги. Вода отдавала тиной, но казалась божественной на вкус. Мэлами вспомнила, что не пила ничего с самого вечера. Или даже с утра?

— Ты прости, — повторила Прудди, — Другой воды не нашлось. Но я профильтровала болотную жижу сквозь повязку с глиной и потом отстаивала ее на солнце. Не бойся — грязь осталась на самом дне. Эй... Не спеши, не глотай...

Соломинка уперлась во дно кособокой глиняной чашки, вылепленной руками старухи. Трубочка скользнула прямо по горке земли и тины, которые незамедлительно оказались во рту жаждущей девушки.

Песок заскрипел на зубах, по горлу словно бы черкнули острыми когтями. Судорожно сглотнув, Мэлами закашлялась.

— Ну что же ты... — забеспокоилась Прудди. — Погоди, сейчас еще принесу.

Фрейлина поднялась, но отойти не успела. За старухой наблюдала нахмуренная королева.

— Та-ак, — грозно сказала леди Хатли.

Прудди привычно прижала подбородок к груди.

— Я тебе что говорила? — хрипло поинтересовалась мать принцессы. — Чтобы и звука не слышала! А ты меня не послушалась. Впрочем, как всегда.

— Простите, госпожа, — взмолилась нянька. — Но вы ведь не позволите, чтобы ваш ребенок умер от жажды?

Прудди специально сделала ударение на словах "ваш" и "ребенок". Немного повысила тон, затем утихла.

— После того как убила моего любимого Айфос-Фука? — сдавленно всхлипнула королева. — Она мне не дочь! И слышать больше ничего не желаю. Прибудем к Бабе — разберемся с этой дрянью...

— С Бабой? — вкрадчиво спросила фрейлина.

— С Мэлами! — сплюнула леди Хатли. — Но позже и с Бабой разберемся. Надоели мне ее постоянные придирки и командование: сделай то, заклинание посылай туда, заколдуй того...

— Вы собираетесь навредить родной матери? — ахнула Прудди. — После всего, что она для вас сделала?

— А что она сделала? Родила меня — и все. Какой большой подарок! Какие перспективы. Родила... А потом всю жизнь указывала что мне делать и каким образом...

Принцесса поразилась словам королевы. Ведь именно так думала о родителях и она, Мэлами.

"Видимо, старуха права, — подумала принцесса. — Я действительно похожа на свою мать".

— Вот сейчас вернемся в Киринти, и я всем покажу, — пообещала Хатланиэлла. — Как только прибудут мои любовники.

* * *

Любовники леди Хатли находились весьма в неблагоприятной обстановке.

Еще несколько минут назад они громко передвигались по лесу. Ругались так, что гудела все Тухлая роща — звуки доносились даже до границы Гугиной трясины. Передвигаться кольцом по болотистой местности оказалось далеко не приятно, как показалось им ранее. Громадная человеческая фигура то и дело задевала деревья.

Хомункулюсы грохались головами и задами о стволы высоких сосен. Ветки хлестали по рожам, обломанные сучья раздирали щеки и носы, управителю конюшен выбило глаз. Преогарские леса еще никогда не видели такого калейдоскопа покрасневших и расцарапанных физиономий. Так обстояло дело с каждым, кто на некоторое время оказывался в верхних секторах Круга. Все, кто периодически проносился внизу, тоже изрядно претерпевали. Бывший королевский сотник, Трас Молниеносный, умудрился разорвать себе левое ухо. Соглядатай коммунального хозяйства отплевывался от набившегося в рот валежника и еловых веток. Под глазом столичного лекаря гордо красовался немалый синяк темно-пунцового цвета.

Хомункулюсы безостановочно вращались. Кто-то стоял на ногах, затем стремительно уносился ввысь, уступая место другому путешественнику. Кроме матерных слов от фигуры разносился дикий вопль, подобно которому всегда можно услышать на Демонских Горках среди аттракциона у Черного озера.

— Какой идиот, — верещал советник Мельпон, сдувая с лысины густую челку мокрой осоки, — придумал этот Круг?!

— Леди Хатли и Баба, олух, — отвечал епископ Шрухан.

Он давно уже разжал бы толстенькие пальцы, отсоединившись от остальных. Но магия Круга Сильных держала получше всяких цепей или пеньковых веревок. Каждый хомункулюс оказался заключенным в колдовскую фигуру и не имел возможности выбраться до тех пор, пока не позволит заклинание.

При упоминании о королеве Мельпон заткнулся, словно голос потерял. Зато отозвался ошалелый рыцарь.

— Я самый распоследний смердящий лошадиный зад! Засиженный слепнями! — стонал бедняга Герт. — Ну почему не подумал, прежде чем прыгать в койку этой проклятой колдуньи?

— Не сквернословь, — спокойно заметил Трулм. — По мне, так было приятнее возиться между ее горячих ляжек, чем заведовать коммунальным хозяйством.

— Не упоминай о нежных чреслах королевы! — завизжал кто-то. — Она услышит и покарает тебя!

— Да плевать... — Герт не смог продолжить свою тираду, поскольку со всего маху впечатался лбом о кривобокую березку. Ощущая как на его мужественном лице расцветает цветастая гуля, он только злобно засопел и погрузился в созерцание себя.

"Несправедливая судьба, — подумал он. — Я хотел стать настоящим правителем. А превратился в злобного мертвеца. Зачем я тогда пошел за королевой? Хотя, должен согласиться с Трулмом — у Хатли выдающиеся ляжки".

Круг неутомимо катился по болоту. Если бы преследование Эквитея происходило в чистом поле или хотя бы на какой-нибудь горной местности, не миновать королю сражения. Но Тухлая роща послужила отличным барьером от преследователей. Хомункулюсы с ревом и проклятиями плескались в лужах, раздирали в клочья одежду и ломали дрова. Словом, делали все, как полагается начинающим охотникам, впервые оказавшимся в лесной глуши.

— Я тебя, рогатый скот, на куски порву! — вне себя от унижения и злости кричал Мельпон. Он потерял один из редких передних зубов, встретившись недавно с сухой сосновой корягой. — За дебильную идею — создать этот самый Круг! Ты у меня попляшешь на острие меча!

Адресат, в сторону которого было брошено ругательство, к сожалению, не мог полноценно ответить обидчику. Хотя бы потому, что секундой назад по самую макушку погрузился в болото. Шрухан расслышал слова советника, и сейчас яростно пускал пузыри из глубокого грязного озерца.

Миг, и толстяк снова оказался на свежем воздухе, отплевываясь от тины и каких-то маслянистых соплей. Из ноздрей епископа выглядывали ершащиеся хвостики пиявок, лоб покрывала густая мерзость насыщенного коричневого цвета. Воняло от него сродни работнику городского водостока. Впрочем, так пахли все хомункулюсы.

Внезапно Круг остановился и Шрухан порадовался тому, что настала его очередь оказаться на широко расставленных ногах. Он попытался высвободиться, полагая что колдовство решило сделать маленький привал, но заклинание фигуры не отпустило.

— Что случилось? — злобно поинтересовался кто-то из любовников Хатланиэллы. — Неужели мы прибыли?

— Может не глядя раздавили Эквитея? — допустил другой хомункулюс. — И теперь колдовство закончилось...

Епископ не обратил внимания на размышления подопечных. Он с удивлением смотрела на громадного зомби, стоящего перед самым носом Шрухана.

За спиной мертвеца находились еще несколько десятков синюшных зомбов. Толпа жителей Подгугиневого выглядела довольно красочно. Высохшие морды мужчин и женщин, оскаленные зубы пугающе желтого цвета, залысины на шевелюрах, кое-где отшелушилась кожа. У некоторых не хватало доброго куска лица, сквозь щеки проглядывали челюсти. Многие не досчитывались носов, посредине рожи почти каждого зомба зияла пустая дыра, за которой угадывался бесформенная темнота. Хуторяне помимо всего могли похвастаться разноцветными лоскутами истлевшей одежды. На мужчинах свободно трепетали под ветром широкие штаны и крестьянские рубахи. Фигуры женщин утопали во многослойных юбках, на головах некоторых "красавиц" шелестели потемневшие от времени косынки и платки.

Первый, самый здоровый из мертвецов, неподвижно возвышался над Шруханом и, высоко закинув голову, рассматривал конструкцию хомункулюсов. Круг не двигался — епископ задал четкое указание: преследовать Эквитея самым коротким путем; поскольку магия Преогара относилась к довольно примитивным системам, заклинание не обрело еще искусственного интеллекта и не понимало, что преграду можно обойти стороной.

— Чего вылупился, тварь? — властным голосом прикрикнул Шрухан. — Убирайся с дороги!

Зомби медленно опустил подбородок. Его взгляд скользнул по ногам одного из любовников королевы, затем по расцарапанной физиономии Герта. Наконец белесые глаза с маленькими точками-зеницами уставились прямо в лоб епископа.

— Чего молчишь, быдло?

Зомби не ответил. Он лишь приподнял руку и ткнул пальцем себе в горло.

— Гортань удалили, — понимающе протянул Шрухан. — Я оценил твою молчаливую беду. А теперь убирайся, пока следом за гортанью тебе не оторвали задницу.

В глубине прищуренных очей, окруженных полуистлевшими веками, вспыхнул недобрый огонь. Зомби наклонился поближе к мертвому священнослужителю и повел пустой дырой, которая определенно служила ему носом.

— Я тоже умер, — скорчив невеселую гримасу, сообщил епископ. — А теперь, мертвый брат, посторонись вместе со своими холопами. И дай нам пройти, иначе...

Житель Подгугиневого отступил на шаг, но уходить по-видимому не собирался. Он в картинном жесте раскинул руки, несколько раз ими взмахнул в воздухе и округлил мертвые глаза. Затем вопрошающе посмотрел на Шрухана, склонив голову к левому плечу — прислушался.

— Чего тебе? — епископ внезапно пожелал почесаться в затылке. Потом он вспомнил, что Круг навряд ли позволит ему этот излюбленный жест.

— Это язык жестов, — сообщил управитель королевских конюшен. — У меня в хозяйстве служат двое глухонемых. Такие пошляки... вечно матерятся. Не дословно, но могу перевести.

— Да какого демона? — хмыкнул епископ. — Сейчас махнем по ним молнией — и все дела.

Зомби разочарованно пожал плечами, но с места не сдвинулся. Еще раз несколько раз взмахнул рукой и подвигал левой бровью. Правую он где-то потерял после смерти.

— Он спрашивает: с каким целями мы бороздим просторы Тухлой рощи? — несмело перевел Трулм. — И утверждает, что это исконно их земли, окрестности хутора Подгугиневое.

— Этот древний холоп выражается столь красочным образом?

Мертвец коротка помахал.

— Он является старостой хутора, потому знаком с высшим бюрократическим языком государства.

— Переведи, что скоро весь мир будет нашим. Мы будем властвовать и над, как там его... Подхухиневым хутором, и вообще над целым материком. Пусть отойдет!

— Не могу, — ответил главный конюх.

— Почему это? — задрал к нему голову Шрухан. — На виселицу захотел?

— А как перевести? — риторически спросил Трулм. — У меня тут малость руки заняты.

Он многозначительно посмотрел на свои растопыренные пальцы. С одной стороны его за ладони держал королевский маг, с другой — верховный следователь Преогара.

Зомби тем временем снова занялся активной жестикуляций. Мертвец обвел руками вокруг себя, потом ткнул в грудь кулаком. Затем последовал непристойный жест двумя большими пальцами вниз. Он был направлен в сторону епископа.

Шрухан вскипел и дернулся к обидчику. Но Круг не отпустил, лишь слегка покачнулся.

— Переводить? — снова поинтересовался конюх. — Он сообщает: вот когда завладеете миром, тогда и проходите свободно. А пока что это наша земля — так что идите... идите в...

— Я сам догадался, о чем он говорит! — заревел епископ. — Испепелю, изжарю как свинью на вертеле!

Зомби невозмутимо скрестил руки на широкой груди. Раздался треск затвердевшей ткани, рубаха треснула и обнажила мощные бицепсы плеч. Подбородок мертвеца вопросительно приподнялся, щелкнули гнилые зубы.

— Если я правильно понял, — предположил Трулм, — то он хочет узнать о причинах нашего появления в живописных окрестностях хутора.

— Не хочешь, стало быть, валить отсюда? — угрожающе спросил Шрухан, игнорируя перевод. — Так я тебе задам...

Короткий мысленный приказ, и с головы епископа сорвалась тонкая молния синего цвета. Она ударила мертвого подгугиневца в живот. Вспыхнули маленькие язычки пламени, взвился седой дымок. На какое-то мгновение смердящий туман Тухлой рощи смешался с вонью подгоревшей плоти.

Зомби не упал, вопреки желаниям епископа. Мертвец широким шагом приблизился к священнослужителю и, коротко размахнувшись, влепил ему такую зуботычину, что Круг едва не завалился на бок. Хомункулюсы испуганно закричали.

Староста хуторян вновь отошел и снова приподнял подбородок в немом вопросе.

— Он спрашивает: что мы здесь делаем?

Шрухан пошевелил распухшей челюстью. От удара приоткрылась рана на голове — ею священника угостил хват-рядовой Наследиев. Кусок черепа, любовно водруженный на место, слегка съехал на затылок. Высохший мозг епископа с интересом выглянул изнутри черепной коробки.

— Скажи этому двурогому козлу, пусть только я выйду из Круга! — Шрухан заорал так, что с ближайшей сосенки сорвалась немалая шишка и рухнула на землю. — Да я его на куски порублю!

— И все же он хочет знать...

— И тебя вместе с ним! — епископ добавил несколько красочных эпитетов и умолк, переводя дух. Внезапно его глазки маслянисто заблестели — Шрухан считался одним из хитрейших жителей Преогара. — Скажи, что мы идем спасать королеву Хатланиэллу от лап сумасшедшего короля. Скажи, что в Эквитея вселились духи — он намеревается убить родную супругу и свою дочь, дабы единолично править королевством. И из-за его сумасшествия на землю может свалиться целое солнце. Тогда всем конец. А еще можешь сказать, что перед ним сам епископ Шрухан, глава церкви Четырех Камней. Пусть падет на колени, не то вечно будет гнить в казематах Мрачных Подземелий.

Зомби задумчиво склонил голову. Затем быстро-быстро замельтешил руками, уподобившись ветряной мельнице. Закончил выступлением двумя жестами: ткнул почерневшим пальцем в небо и насмешливо помахал ладонью.

— Перевожу его слова... — с высоты отозвался конюх. — В истории встречается множество примеров, когда короли сходили с ума. Их должность позволяет заниматься подобными вещами: нервная работа, постоянные войны и дворцовые интриги. Падения солнца эту деревенщину не интересует. Говорит, мол, если бы живой был — волновался бы. Сейчас уже плевать. А вот насчет того, чтобы падать на колени...

— Ну? — не стерпел епископ.

— Он говорит, что при жизни был довольно религиозным человеком. А потом, как сами понимаете, — умер. Так вот, говорит, что не помнит никаких Мрачных Подземелий, лишь пустоту. Посему допускает: Каменных Богов не существует, а любой священнослужитель — жалкий самозванец.

— Неужели, — скрипнул зубами Шрухан. Он изо всех сил старался держать себя в руках. — Тогда передай, что мы вскоре покинем эти негостеприимные леса, как только поймаем Эквитея.

Мертвец показал еще несколько жестов.

— Под Эквитеем вы понимаете мужика в короне и с облезлой горностаевой мантией на плечах?

— Конечно! — подтвердил епископ.

— Он говорит, что тоже охотится за этим человеком, поскольку король украл у них защитника Хутора. Некоего некроманта Харишшу Клунь...

— Это плохо, — поджал губы священник. — Хомункулюсам не желательно встречаться с адептами некромагии. Могут появиться некоторые сложности...

— Поскольку их цель — тот самый Эквитей, говорит староста, то они не могут нам позволить двигаться дальше.

— Это почему же? — опешил Шрухан. — Лучше бы объединить наши силы и вместе поймать короля. Мне, честно говоря, все равно — умрет старик от моей руки, или от покрученной конечности этой деревенщины.

Староста отрицательно мотнул головой.

— Он боится, что мы можем причинить вред некроманту Хлунь. А некромант им нужен целехоньким — для показательной казни на площади возле колодца.

— Плевать на колодцы! Мы не сделаем этому Хлуню ничего плохого!

— Он не верит, — вздохнул управитель королевских конюшен. — Потому предлагает: либо мы идем в обход леса, либо нас незамедлительно разрывают на куски.

— Срочно активируйте Силу! — взвизгнул Шрухан. — Испепелим это поселковое быдло! Незачем трепаться в пустую!

Из головы каждого хомункулюса сгенерировался синий разряд. Молнии ударились в центр Круга, там забурлило небольшое озерцо чистой энергии. Миг, и разрушительная мощь, собравшись в толстую змеистую стрелу, швырнула старосту в болото. Снова закурился седой дымок, запахло паленной плотью.

Но селянин упорно не желал поддаваться. Зомби дружно замычали и бросились в атаку.

— Покатились! — заорал епископ, сконцентрировавшись в попытке подчинить магию Круга.

Это ему удалось. Фигура покачнулась и стала медленно надвигаться на мертвецов. Селяне бросились в рассыпную. Несколько мертвяков кинулись наперерез, но были отброшены словно пушинки. Парочка зомбей повисла на распластавшихся в воздухе хомункулюсах. Какая-то высохшая старуха уцепилась зубами в предплечье рыцаря Герта и вместе с ним унеслась к верхушкам деревьев.

Круг катился не разбирая дороги. Зомби гнались следом, то и дело наподдавая хомункулюсам пинков или подзатыльников. Кому-то вместе с добрым обрывком кольчуги откусили сосок на груди. Бедняга заорал, отбрасывая ногами нападавшего. Другой любовник королевы лишился мочки уха.

Староста Подгугиневоего бежал совсем рядом. Когда епископ на мгновение оказывался на земле, мертвец от всей своей мертвой души угощал Шрухана увесистыми оплеухами или кулаком по лбу. Перед глазами священника вовсю плясали искры. В ушах гудело после каждого соприкосновения епископской головы с тяжелыми кулаками простолюдина.

На этой борцовской ноте Круг изрядно помятых Сильных выкатился на берег Гугиной трясины. Вдали виднелся небольшой плот, на носу которого возвышалась непоколебимая фигура Эквитея Второго. Рядом сидели остальные беглецы: широкоплечий хват-майор обнимал тонкую талию невысокой девушки, работали веслами королевский звездочет и сообщник хомункулюсов — повар Грумпль. На краю плота, прижавшись к боку серенького ослика, лежал оруженосец.

— Поймать их! — скомандовал заклинанию Шрухан.

Магическая фигура придвинулась было к болоту, но вдруг остановилась. Зазевавшиеся зомби ударились сзади, сломав ребра королевскому чародею. Раскачиваясь и грозя упасть, Круг все же не двигался с места.

— Почему не катимся? — визгливо прохрипел епископ. И тут же добавил, когда на макушку вновь опустился твердый кулак старосты: — Бомммм...

Никто не ответил, но стало понятно: магия не желает работать, пока практически каждый хомункулюс до ужаса боится полезать в трясину.

— А ну быстро захотеть катиться в болото! — приказал Шрухан.

Круг покачнулся, но движение не возобновил. Если священник и мог управлять действиями или словами подчиненных, то на желания никак не влиял.

Молнии не причиняли мертвым хуторянам никакого ущерба. Хомункулюсы все больше издавали криков боли — все больше ногтей зомби впивались в плоть любовников леди Хатли.

— Идем в обход! — заорал епископ, чувствуя жжение в пятой точке. Ему в ягодицу вцепилась клыки какого-то мертвеца. И ведь даже голову не повернешь. Разве что только ногой отмахнуть...

Отбрыкиваясь словно норовистый конь, Шрухан покатился вместе с Кругом. Они миновали короткий перешеек берега и, подняв высокий каскад грязной воды, ухнули в трясину.

Зомби проводили хомункулюсов довольным ворчанием и полезли в воду. Население хутора Подгугиневого изо всех сил старался настигнуть строптивую некромантку и ее "похитителей".

Круг Сильных катился по дну болота, изредка отплевываясь и пуская пузыри.

Тысяча пар прищуренных глаз наблюдала за хуторянами. Давно почившие рыцари Преогара приходили в себя. На рукоятях тяжелых двуручных мечей сжимались костлявые пальцы. Из черного ила медленно вылез лошадиный скелет. Пустой череп боевого коня повернулся в сторону всадника.

Гуга Одноглазый, чьи бренные останки сохранились донельзя лучше остальных воинов, взмахнул рукой. Мертвые рыцари, вся тысяча, поднялась из глубины болота. Утопая по колено в грязи, войско двинулось следом за своим королем. Вода на поверхности трясины забурлила, покрылась толстой корочкой разноцветной грязи.

* * *

Королева не выспалась, отчего ее дрянной характер никак не улучшился. Кроме того Хатланиэлла злилась на непослушную бабку. Потому заклинание Прокола получилось невероятно мощным, к тому же почти мгновенно.

Подобные заклинания очень редко использовались колдунами Преогара. Чтобы проколоть пространство хотя бы на несколько лошадиных переходов, надлежало принести немыслимую жертву. Кровью. Чистой кровью десятка убиенных людей или же одного невинного младенца. Поскольку издеваться над беззащитными детьми строго запрещали божественные Законы, маги пользовались человеческими жертвами. Но чтобы поймать и заколоть целый десяток селян или обычных беспризорников, требовалось не меньше колдовской силы, чем на само заклинание. Ведь маги не обучены драться — пленить людей они умеют только с помощью наговоров и рунных стихотворений. В общем, из-за трудностей с "провиантом" для заклинания и, к тому же, магическим Маятником, многочисленные ведьмы и колдуны предпочитали передвигаться пешочком.

Сейчас королева не страшилась Маятника, который едва не убил ее возле выходов из подземелий столицы. Колдовское противодействие должно было ударить поближе к вечеру — ровно столько времени потребовалось бы ему, чтобы найти мгновенно переместившуюся Хатланиэллу. Кроме того на Прокол ей не требовалось и грамма чужой крови, кроме маленькой капельки из пальца. Сотворенный хомункулюсами Круг Сильных служил невероятно мощным генератором энергии. Несмотря на большое расстояние, которое отделяло леди Хатли от многочисленных любовников, мощи колдовства мертвецов хватало с избытком.

— Не боитесь возврата, госпожа? — поинтересовалась Прудди. Она едва слышно объясняла принцессе о том, что такое Маятник. — Понимаешь, деточка, энергия не возникает неоткуда и не исчезает в никуда. На каждое действие, будь оно физическим или магическим, всегда найдется свое противодействие. Причем если в физике противодействие сталкивается с силой трения или гравитацией, например, то магический возврат не ограничен ничем. Имеется в виду: если маг кого-нибудь убивает, то через некоторое время убийственное заклинание возвращается к нему и грозит подобной же участью.

— Чего ты там бубнишь себе под нос? — прикрикнула королева.

— Спрашиваю, не боитесь ли вы Маятника, госпожа, — повторила фрейлина. — Ведь возврат после Прокола может серьезно ударить.

— Имела в виду, — неопределенно ответила Хатланиэлла. Она не хотела рассказывать о том, что большую часть вернувшейся магии примут на себя мертвые тела ее хомункулюсов. Кроме функций генератора Круг Сильных также исполнял роль колдовского заземления.

Королева приблизилась к дочери и освободила из пут левую руку девушки. Извлекла из-под грязного подола небольшой кинжал с тонким, не толще гвоздя, лезвием. Коротко проколола мизинец принцессы.

Мэлами забилась и застонала. Ей показалось, что злобная мать собирается предать ее пытками, проколоть все пальцы и выпить кровь... Но леди Хатли и не думала заниматься такими мерзкими делами. По крайней мере не сейчас, поближе к вечеру.

— Чего ты корчишься, дуреха? — успокаивающе спросила Хатланиэлла. — Всего лишь капелька твоей драгоценной крови. Ты ведь хочешь помочь своей любимой матушке?

"Какая ты мне мать?! — в мыслях кричала девушка. — Ты чудовище! Проклятое отродье симиминийских варваров и больного ишака".

Но рваться перестала, лишь тихонько заплакала от накатившей обиды. За последние сутки на нее обрушилось больше неприятностей, чем за всю жизнь.

"Дались мне эти приключения? — стонала Мэлами. — Не могла сидеть себе в покоях, играть с Прудди в карты на щелбаны, дразнить охрану? Сидела бы по утрам у окна, волосы расчесывала бы, со временем смогла бы научиться вышивать гобелены или рисовать там... А через годик-другой вышла бы замуж за какого-нибудь красивого принца. И жила бы припеваючи. Дура я така-а-а-а-я..."

Королева тем временем сильно сжала уколотый пальчик принцессы. Кровь заструилась в подставленную ладонь Хатланиэллы, собралась в небольшое озерцо, испещренное линиями жизни злой ведьмы.

В мире есть сотни тысяч дорог,

Сто путей, миллионы дорожек,

Обойти их никто бы не смог —

Не хватило бы жизни, быть может.

Леди Хатли начала напевать заклинание. С каждым словом ее голос все больше крепчал, в мелодичных звуках задрожало заклинание.

Невидимые щупальца Силы пронеслись под сводами Тухлой рощи, запели над Гугиной трясиной — послушные хомункулюсы охотно делились запасами со своей любовницей. Бесформенный комок энергии, видимый только ей одной, повис перед глазами королевы. Она схватила его тонкими пальцами и начала лепить, будто работая с разогретым воском. Воздух стал нагреваться, хотя обеденные лучи солнца спрятались за густой кроной высокой ивы, склонившейся над болотом.

Проколю я пространство вперед,

И мгновенно пройду над путями.

Пусть души чистота проведет,

Жизнь промчит путевыми столбами.

— Вот умора, — вполголоса хихикнула Прудди. — Эту дрянь будет вести чистота души. Да она и шага не сможет ступить без чьей-либо помощи. Какая чистота? У нее внутри демоны спариваются, а не чистота...

Жажда знаний сквозь время несет,

Я пройду, и достигну до цели,

Пусть Прокол вне пространства ведет.

Миг — и я уже тут, а пути за спиной пролетели...

Перед королевой возникла магическая дверь. Небольшая, но способная вместить в себе не только каждую из женщин, но и объемистую тушу Толстяка. На волнистой створке, отливающей всеми цветами красного спектра, темнела угольно-черная ручка. Маленькая, удобная, как раз, чтобы уместиться в ладошке леди Хатли.

— Вставай! — ведьма пнула Трешку под заплывший салом бок.

Веки свина приоткрылись, выглянули налитые кровью глазенки. На миг они стали осмысленными — в спящем кабане проснулся оперативник. Еще ничего не понимая, Толстяк тяжело поднялся, даже не чувствуя веса мертвого тела на спине. Труп Айфос-Фука покачнулся, удерживаемый веревками, голова мотнулась, ударив Трешку в бок. Это привело свиноборотня в чувство.

Толстяк с невероятной проворностью вдруг прыгнул на королеву, подмял ее своими увесистыми ногами. Хатланиэлла взвизгнула, но увернуться не смогла, спустя миг она уже хрипела под тушей оборотня. Покрытое заскорузлой грязью копыто прижимало голову леди Хатли к земле. Волосы тотчас набрали влаги и растрепались, смешавшись с осокой.

— Это твое отродье забралось мне в мозг? — заревел Трешка. — Убью!

— Подожд... — успела только выдавить королева. Она скребла пальцами по болотной траве, теряя холеные ногти, в попытке высвободиться. Ужас сковал ее мозг, не хватало воздуха. Леди чувствовала, что лишь секунды отделяют ее от неминуемой гибели.

Но смерть миновала ведьму. Мышехвост вонзился в мозг Толстяка в тот самый момент, когда острое копыто своротило женщине нос. Послышался хруст, из ноздрей Хатланиэллы брызнула кровь.

А в заплывших глазенках кабана уже плясало колдовское зарево. Он рывком отодвинулся от королевы и на полном скаку врезался в невысокий кряжистый дуб, невесть каким образом произраставший на маленьком островке земли посреди трясины.

— Отпусти, — прохрипел бедняга хряк. — Я не выдержу больше плыть по болоту. Кабанам очень трудно плавать в воде.

И сразу же ответил сам себе. Только на этот раз его голос походил, скорее, на безличный голос Юлиаскуза Шапошникова, одного из самых известных и нелюбимых дикторов Валибура. Механический и скрипучий, совершенно не похожий на хриплый бас Толстяка. Видимо, это ответил мышехвост.

— Ты будешь послушной свинкой. Я знаю... Ты послужишь госпоже, а потом отдашь ей свою жизнь. Я знаю... Твоя смерть позволит леди завладеть этим миром и даже спасти его от разрушения солнца. Я знаю...

— Отпусти, — взмолился кабан.

Но колдовской артефакт неумолимо бросил его в новый прыжок. Трешка с разгону повторно трахнулся пятаком о ствол дерева. Бедный дуб протестующе заскрипел, но поддался. Корни с оглушительным всхлипом выдрались из влажного грунта. Несколько мгновений дерево еще постояло, затем завалилось на бок. Зашелестели ветки, раздался громкий стук и всплеск воды — крона оказалась в трясине.

— Крудробус питторгский! — грязнейшим образом выругалась Хатланиэлла. Она даже не подозревала, что это оскорбительное ругательство, услышанное когда-то от матери, берет начало в валибурском диалекте Большого Мира.

Королева подскочила к свину и изо всех сил пнула его под ребра. Толстяк, конечно же, никакой боли не ощутил — слишком большой запас жира. Но мышехвост заставил его застонать. Он понимал, что госпоже необходимо успокоиться.

— Вот, — довольно произнесла леди Хатли. — Уже получше, раб! Идем!

Не обращая внимания на сломанный нос, Хатланиэлла повернула дверную ручку и приоткрыла проход. В воздухе образовалось прямоугольное пятно, откуда сочился серебристый туман.

— Вот мы почти и пришли, — счастливой детской улыбкой расцвела королева. — За мной.

Кабан поднялся и потрусил следом. За ним, таща на себе связанную принцессу, поковыляла старуха.

Они прошли по какому-то серому коридору с волнистыми стенами. Вокруг шелестели верхушки деревьев, под ногами сначала плескалось болото, шумела полноводная река. Они проносились мимо, на такой скорости, словно бы путешественники передвигались на гоночной повозке или фитильмобиле. Конечно же, валибурской магитехники в Преогаре не водилось, но почему-то именно о фитильмобилях подумал Трешка.

Спустя лишь миг королева приоткрыла вторую дверь, которая находилась на другом конце коридора.

В распахнутую настежь створку устремились пляшущие солнечные лучи, разгоняя полумрак болота. За дверью шелестел хвойный лес. На небольшой полянке блестел выкрашенный свежей эмалью добротный деревянный дом. Сбоку, на изумрудном пастбище у склона горы ерошилась сочная трава. Ее лениво дегустировало стадо толстеньких овечек. Во дворе дома, за редким частоколом из сосновых досок, лаяла большая мохнатая собака.

— Родимый домик! — по-детски взвизгнула ведьма.

— Ты и в самом деле хочешь управлять миром? — поинтересовалась Прудди, бережно опуская Мэлами на шелковистую траву.

— Да, — мечтательно ответила леди Хатли. — Пусть сперва только хомункулюсы разорвут на куски Эквитея.

— А дальше? — полюбопытствовала фрейлина. — Дальше что делать будешь?

— Дальше убью свою мать и расправлюсь с этим жалким отродьем, — королева кивнула в сторону лежащей принцессы.

— Откуда такие мысли, девочка? — родительским тоном вдруг пожурила королеву старуха. — Неужели мать научила?

— Какое там? — хмыкнула Хатланиэлла. — Мама притворяется добрейшим человеком, несмотря что колдунья. — Это я сама.

— Понятно, — горько констатировала Прудди. — Стало быть, собираешься Бабу со свету свести?

— Ага.

— Не могу поверить, что это моя плоть и кровь, — посетовала фрейлина, уставившись в никуда печальным взглядом.

— О чем ты, глупая прислуга? У тебя детей никогда не водилось. Какая плоть, какая кровь? — королева выглядела озадаченной.

— Ты меня подобными заявлениями в гроб сведешь, доченька, — ответила Прудди.

Хатланиэлла ахнула и побледнела, пятясь и упираясь о твердый бок Толстяка.

Принцесса ничего не видела, мешала повязка. А посмотреть было на что. Лицо старухи вдруг начало изменяться, расплываться словно горящая свеча. Морщины разгладились, прищуренные глаза превратились в маленькие щелочки, губы слегка напухли, а нос-картошка вытянулся и загнулся к низу. Худая бабка внезапно раздалась в плечах и изрядно потолстела в талии. К тому же она стала выше почти на полголовы от роста фрейлины.

— Мама? — не то взвизгнула, не то кашлянула леди Хатли.

— Убить меня решила? — скорее язвительно утвердила, чем спросила Баба. — Родную мать?

— Ведь я же пошутила, — королева попыталась улыбнуться, но губы не послушались. Удалось выдавить какое-то подобие кривой ухмылки, которое лучше подошло бы королевскому палачу чем самой Хатланиэлле.

— Пошутила... Может, дать тебе то самое, что хотела сделать со мной?

Королева бочком отодвигалась поближе к двери Прокола.

— Вот ты меня корила, что я твоего ребенка в Симимини не загребла. А я ведь это для тебя сделала, — продолжила старуха. — Нет ничего на свете лучше, чем жить и видеть как растут твои дети.

— Конечно, — медово пропела леди Хатли.

— И мне пришлось баловать твою дочку, почти не играя со своей, — в голосе Бабы-Прудди сквозила смертельная усталость. — А еще я тебе помогала, изредка прятала концы в воду, когда ты нечаянно оставляла за собой трупы неудавшихся хомункулюсов.

— Так я ведь твои приказания выполняла. Готовила почву, так сказать...

— Ты помнишь, зачем мне твои любовники?

— Помню все до последнего слова! — горячо выпалила Хатланиэлла. Она подключила все свое театральное искусство, чтобы заморочить Бабе голову. А сама потихоньку придвигалась к заветной двери Прокола в пространстве. Мышехвост получил телепатический приказ и тоже пятился к приоткрытой двери.

— В моих приказаниях когда-нибудь говорилось о гибели мира? — прищурилась старуха. — Или о том, что надо всех без разбору убивать?

— Нет, мамочка. Ты говорила выбрать самых плохих людей страны и превратить их в хомункулюсов. Чтобы они стали магенератором для испытательной раторной работы.

— Лабораторной, — поправила Прудди. — Лабораторной работы, которую мне надлежало закончить еще тысячелетие назад! Эх, если бы не умер мой любимый муж...

— А еще, — королева уже стояла почти на пороге, потому позволила себе расслабиться. — Я помню, что суть работы была — открыть секрет полного магического инунитета.

— Иммунитета, — опять поправила старуха. — Кто тебя учил, глупую такую?

— Ты, мамочка, — леди Хатли завела руку за спину и ощутила в ладони ручку двери. — Прости, если я что-то забыла.

— Никогда не думала, — изрекла старуха скорее для себя чем для дочери, — что из тебя получится такая нелюдь. Ведь у нас одинаковые и плоть, и кровь, и даже ДНК.

— Дэнка? — стало любопытно королеве.

— Даже не пытайся понять эту аббревиатуру, — махнула Баба сморщенной рукой. — Тебе не понять смысла ни слова "ДНК", ни даже "аббревиатура".

— Конечно-конечно, — уверила Хатланиэлла.

Мышехвост по мысленной команде начал источать накопленную за сутки энергию. Королева готовилась атаковать свою родственницу, а если не получится — бежать через Прокол.

— Даже не пытайся, — суха бросила старуха. — Той наивной няньки больше нет, я сбросила ее Личину. А в собственном теле у меня магический потенциал побольше будет.

— Да? Все же подозреваю, что запаса Силы у меня не в меру больше, — расплылась в мерзкой улыбочке Хатланиэлла. — С другой стороны, мы же с тобой одинаковы. Я ведь твоя дочь...

— Ты мне не дочь, — открыла секрет Баба. — Ты мой клон, притом не лучшего качества.

Королева молчала, ничего не понимая. Старая ведьма продолжила:

— Мне удалось создать тебя из собственной плоти для того, чтобы ты помогала в исследованиях и работала по дому. Без мужа трудно жить. Я вот хотела, чтобы мне дочь помогала. А забеременеть от обычного смертного? Фу, какая гадость. Потому и пришлось помучиться с твоим рождением. Видишь ли, я клонировала себя, но слегка просчиталась в формуле воспроизведения.

Леди Хатли только открыла рот, слушая откровения "матери".

— Я слишком высоко смонтировала выход родильной камеры. Потому когда искусственная плацента лопнула, а меня не было рядом, ты вывалилась на пол. И слегка приложилась головой...

— Спасибо, — тепло поблагодарила королева.

— Прости — я очень виновата. Не уследила за процессом автоматических родов... Подозреваю, что твоя душевная злоба — результат повреждения мозга...

— Получай, — Хатланиэлла вложила в магический удар все свои силы и возможности.

Ревущая струя пламени родилась из ее ладоней. Широкий столб огня, накаляя воздух, пронесся прямо над головой принцессы. Он ударил в Бабу, но та даже не шелохнулась. За несколько миллиметров от ее груди пламя остановилось, встретив на пути невидимую преграду.

Прудди взмахнула рукой и безопасная уже струя пронзила небесную высь, скрывшись где-то за редкими тучами.

— Я еще вернусь за твоей головой! — пригрозила королева и скомандовала Трешке. — За мной!

Леди прыгнула в приоткрытую створку двери. Следом заскочил озадаченный происходящим Толстяк.

Нежные ладони бережно погладили Мэлами по голове. Путы рассыпались в пыль, стоило старухе прикоснуться к ним кончиком ногтя.

Испуганная принцесса вжала голову в плечи. Она видела перед собой незнакомую женщину. Хищный взгляд, строгие поджатые губы и теплая материнская улыбка. И в то же время в чертах Бабы угадывалось доброе, слегка насмешливое лицо няньки-фрейлины.

— Не бойся, внученька, — ласково проговорила ведьма. — Я твой друг, теперь ты в безопасности. Теперь еще надо найти твоего отца.

Папа принцессы, коронованный монарх и владыка Преогара сейчас находился в довольно неприятной схватке.

(оперативная)

"Или он — или я!",

сказала Кассандра о Троянском коне

Я стараюсь не замечать мелких неприятностей. От всей души отплевываюсь от тины, отдираю от шеи нескольких пиявок. Толстенные бестии — уже успели насосаться сладкой оборотневой кровушки. Между клыков застрял хвост какого-то тритона. Он соленый на вкус и скользкий, словно взопревшее сало. Оборачиваюсь и так, чтобы никто не заметил, извлекаю гадость изо рта. Разжеванный хвост летит в болото, следом за ним несутся красочные ругательства. Даже представить трудно, в какие дали я только что послал этот кусочек жабьей плоти.

— Хват-майор, у нас тут небольшое затруднение, — говорит Слимаус.

Он дрожит, на лице и грамма крови. Бледен, словно новенький саван, из которого так любят шить себе одежду первоклассные некроманцеры. Еще бы не бледнеть — ведь этот сын... смертной матери недавно грохнул по макушке самого меня! В другой раз я бы ему так отдал... Но сейчас меня больше волнуют другие вещи.

— Еще один проклятый диверсант? — спрашиваю его. И кошусь в сторону, где посреди мерно колеблющегося болота рассекает волны убийца моего земляка. Повар гребет так усердно, словно бы не занимался любовью целый год, а сейчас на другом берегу его ожидает какая-нибудь сногсшибательная цаца.

— Кажется, мы действительно убили Проводника, — голос астролога также безличен и перепуган, как и весь его вид.

Болотный дух валяется прямо у моих ног. Выглядит он совершенно непотребно: между глаз выскочила громадная пунцовая шишка; нос переломан, а глаза буквально съехались к переносице. Казалось бы, что на кончик его носа уселась муха, и он с громадным удивлением рассматривает назойливое насекомое. Казалось... если бы зрачки не были столь расширены, а белки не заплыли алыми пятнышками лопнувших жилок. Кроме того подбородок чудища развернут под невероятным углом. А именно — опирается на лопатку правого плеча. Обыкновенный "утиль", как выражаются в ГлаВМорге, Главном Валибурском Морге, где я имел когда-то несчастье когда-то работать. Именно из этого самого заведения, благодаря счастливым обстоятельствам и моим непревзойденным бойцовским качествам, я и оказался на службе в Управлении (историю об этом вы, дорогой читатель, можете узнать из первой книги "Клыков на погонах").

— Лично мне плевать! — ворчу и пытаюсь подняться. — Абсолютно и безоговорочно плевать на всяких там духов. Меня больше волнует следующий вопрос.

Я говорю довольно миролюбивой и почти по-дружески. Потому Слимаус облегченно вздыхает и расслабляется. Какой чудесный повод пощекотать парнишке нервы!

— А вопрос таков, — говорю по-прежнему спокойно, но вдруг срываюсь на крик. Забываю, кто на самом деле угробил беса. — Какого демона, сволочь, ты убил моего сослуживца!!!

Звездочет отскакивает от меня как от магиевой боеголовки в активированном состоянии. При этом он оказывается так близко к краю плота, что некоторое время я даже сожалею: и почему не заорал погромче? Ведь еще какая-то доля децибела, и Слимаус исполнил бы точно такое же купание, на которое, несколько минут назад, обрек меня.

— Ну тише, — ласково мурлычет Харишша. — Не стоит так волноваться.

Ах, такую женщину да мне бы в койку! Сколько бы я отдал за подобное... Думаю об этом и не подозреваю, что в ближайшее время эта мечта не только осуществится, но еще и заставит о ней немало пожалеть.

— И вправду, волноваться не буду, — смягчаюсь и, опираясь на благожелательно протянутый локоть некромантки, оказываюсь на ногах. — Бесы невероятно живучи. Сомневаюсь, что Грумпль действительно его убил.

— Эт-то радует, — запинается Слимаус. Он широко размахивает руками и пытается удержаться на плоту — балансирует в опасной близости от поверхности болота. Хватит малейшего окрика, чтобы он по самую макушку нырнул в трясину.

Открываю рот, но сдерживаюсь. К моему предплечью прижимается изумительно мягкая грудь Харишши. Это успокаивает.

Поскальзываюсь в луже, коротая натекла из развороченной головы бедного Кульпунтия. Убитый унтер-бес лежит рядышком с трупом Проводника и выглядит не лучше. Энергетический разряд, выпущенный поваром, разнес несчастному добрую половину черепа. Глаз и половина щеки превратились в беспорядочное месиво из мяса и раздробленных костей. Из образовавшейся дыры выглядывает едва пульсирующий мозг.

Эквитей молча обнажает клинок. Брови монарха настолько нахмурены, что кажется, будто он только что застал свою жену с любовником. Да не с одним, судя по яростному взгляду.

— Было бы неплохо, если бы очнулся Прасс, — деревянным тоном говорит король. — Многовато нелюдей собирается.

Трясина буквально кишит восставшими со дна солдатами. Мертвые рыцари приближаются к плоту. Очень медленно, будто утопая в киселе. Тяжелые двуручные мечи, которые мертвецы сжимают на вытянутых над головами руках, тащат их вниз. Мешают изрядно проржавелые панцири, кольчуги и прохудившиеся шлемы. Но мертвецы неумолимо двигаются. Их сотни, если не больше.

— Полагаю, здесь целая тысяча покойного Гуги, — сообщает Эквитей.

Мог бы и не говорить — сам понимаю, к тому же математику учил.

— Этого самого Одноглазого, — интересуюсь я, — который скачет на скелете лошади впереди всей этой компании?

— Это скелет не лошади, а коня, — поправляет меня Харишша.

Вот негодница! И как она рассмотрела на таком расстоянии?

— Почему ты уверена, что это конь, а не лошадь? — я стараюсь на смотреть в ту сторону, ибо мертвый Гуга выглядит не очень привлекательно.

Громадный мужик с широкими плечами почти как у меня; длинные седые волосы, в которых запутались водоросли и всякая грязная гадость; высохшее лицо, едва обтянутое пергаментно-белой кожей с темными трупными пятнами. Или это не пятна, а засохшая тина? Не разглядеть — точно не могу быть уверен.

Покойный король облачен в корявые латы, сквозь соединения которых кое-где выглядывают позолоченные элементы. Доспехи изрядно покрылись тиной и мулом, но от моего тренированного взгляда никогда не укроется ничего ценного. На голове Одноглазого (кстати, на месте отсутствующего ока присутствует какой-то коричневый нарост) поблескивает тонкий обруч короны. Даже несмотря на грязь и плесень, можно рассмотреть, что она инкрустирована ошеломляющей красоты рубинами и топазами. Защищенную горжетом шею обнимает мокрая бесформенная тряпка. Она очень напоминает горностаевую накидку самого Эквитея, если бы не парочка заплат на плечах.

В руках Одноглазого Гуги находится устрашающего вида меч. Двуручник, да такой длины, что волнистый клинок почти в два раза превышает размеры меча нашего монарха. Скелет коня высоко прыгает с кочки на кочку. Костлявое лошадиное тело взмывает в воздух и, кажется, что Гуга летит. Оружие то и дело тускло поблескивает в лучах танцующего солнца.

— Так почему конь? — еще раз спрашиваю Харишшу.

— Ну, — краснеет она. — Я ведь некромант. Мы профессионально отличаем строение скелета любого живого существа. А уж отличить женское посмертное начало от мужского... Мы чувствуем начало в каждом живом или мертвом создании богов, Хаоса, Порядка, духа териантропии или же обычных демонов.

Интересно-то как! Откуда провинциалка с липовым дипломом знает о существовании териантропии, то бишь о возможностях оборотней? Что-то нечисто с этой девочкой. Или это ее тот загадочный парень из Валибура научил? Придется ненавязчиво допросить некромантку, когда появится такая возможность.

— Будем драться! — решительно заявляет король.

— Ох, — это Слимаус.

Он опять превратился из сурового мужчины в парнишку-размазню. Неужели обычный вид разъяренного оборотня может сделать из героя бесславную тряпку?

Я приближаюсь к астрологу и несильно отвешиваю подзатыльник. Он перепугано вжимает голову в дрожащие плечи.

— Не бояться на посту! — командую и сую звездочету весло. — Извини, что наорал. Не имел такого права — ведь ты же не мой подчиненный...

— Да что вы... — бормочет парень. — Не стоит.

— Стоит! Вполне вероятно, что ты спас всех нас от нападения Проводника. Кто его знает, что мог натворить этот болотный дух.

Слимаус приходит в себя и выглядит более свежим. В глазах появляется некоторая суровость — первый признак настоящего мужчины.

— Идиоты! — верещит Эквитей. — Что бы этот дух нам сделал? Дорогу бы показал!

Плечи астролога снова превращаются в два безвольных горба.

— Тихо ты! — вполголоса, чтобы не слышал Слимаус, цыкаю на короля. — Парню надо отвлечься. Иначе распустит тут сопли и повесится где-нибудь повторно. Или с плота в трясину сиганет. Мало ли надо?..

Монарх понимающе кивает. Я возвращаюсь к астрологу и снова хлопаю его по плечам. Чуть более сильно, чем того требуется, но лучше пусть звездочет получит пару синяков, чем будет торчать здесь как контрацептив ветке.

— Мне нужны дееспособные бойцы, — говорю ему твердо. — Потому твердо держи свое оружие.

— Что? — его подбородок слегка поднимается.

— Будем воевать! — рявкаю и указываю на приближающихся мертвецов. — Ты ведь хочешь погибнуть смертью героя?

Он отрицательно вертит головой. Не хочет, мол, геройски гибнуть с именем родины на устах.

М-да, плохой из меня командир. Если верить КуСаМлОф, Курсам Самых Младших Офицеров, боец должен бы сейчас попасть под гипнотическое влияние моего командирского голоса. Должен внимать каждому малейшему моему слову. И, конечно же, утвердительно закивать, истекая слюной и в готовности сдохнуть за честь и славу, то есть согласиться на геройскую смерть. А этот отрицает...

— Молодец! — кривлю мину и стараюсь не замечать провала. — Крепче держи оружие и давай — работай.

— Что делать? — коротко чеканит он.

Не все потеряно! Боец со мной, боец готов к активному труду.

— У тебя в руках что? — ласково интересуюсь у него.

— Весло...

— Вот и греби! — ору изо всех сил.

— Но вы же сказали — оружие...

— Греби, кому сказано! И не пытайся даже воевать этим куском полена. Иначе отправлю в плаванье на дно!

Слимаус покорно работает веслом. Я же внезапно вспоминаю про погибшего сотрудника. Оранжевая кровь беса растеклась по бревнам плота, успела свернуться. Маленькое тельце неподвижно лежит, упираясь босыми розовыми пятками в шлем бессознательному Прассу. Рядом — широко раскинутые лягушачьи лапы мертвого Проводника. У нас не плот прямо, а самый настоящий погребальный паром, коих немало ходит по Черному озеру Валибура.

— Оживить болотного духа сможешь? — спрашиваю Харишшу.

В моем голосе нет уверенности. Я видел, как последний из понимаемых ею зомби показывал нам увесистый кукиш. Чего уж говорить погибшем духе.

— Смогу, — вдруг отвечает некромантка. — Тело очень свежее, может получиться.

— Да уж, — морщусь я и прикрываю нос ладонью. — Свежее трупа не бывает — воняет словно под хвостом у скунса. По сравнению с немытыми подмышками этого урода ядовитый туман Гугиной трясины — что надушенная мадам из салона красоты.

— Может, лучше оживить бесенка? — предполагает Харишша. — У него, конечно, изрядной части мозга не хватает, но все же он знает побольше. И может открыть нам секреты падающего солнца...

— Не получится его воскресить, — сокрушаюсь я. — Бесы практически бессмертны, как и большинство демонов. Повар убил только материальное тело Кульпунтия, а душа беса сейчас на половине дороги к нашему миру. Там он попозже сам себя оживит, когда взойдет Черная Луна над Валибуром. Очнется в каком-нибудь котле посреди Второго Круга, и пойдет пьянствовать в соседстве с темными эльфами, воскресшими в тот же день. Воодушевленным созданием Кругов быть очень неплохо — не боишься ничего, даже серебра. Правда, в конце концов бесы умирают от старости, да и живут они поменьше оборотней. Но все же...

Словно в подтверждение моих слов тело Кульпунтия начинает мерцать. При этом оно шипит и теряет очертания. Бесенок тает как кусочек льда в бокале шампанского. Несколько секунд его окружает желтоватый ореол, затем исчезает. Следом испаряется труп Кульпунтия. На мокрых бревнах плота остается только бесформенное пятно запекшейся крови.

— Видишь, как ему неплохо? — назидательно говорю Харишше. И в то же время размышляю, что лучше иметь одну жизнь и не воскресать. Лично я бы и врагу не пожелал умирать по несколько раз в жизни.

— Деремся! — прерывает мои размышления король. Я замечаю, что мертвецы уже вплотную подобрались к плоту.

Меч монарха рассекает воздух и обрушивается на шлем какого-то мертвого рыцаря. Ржавый металл не выдерживает, брызжет искрами и раскалывается напополам. Клинок Эквитея почти до подбородка прорубает голову мертвеца.

Пуская пузыри, мечник камнем идет под воду. Остальные солдаты Одноглазого Гуги не осмеливаются приближаться в одиночку.

— Их тут действительно целая тысяча, — подсчитывает Слимаус.

Он больше не дрожит, но работает веслом с таким остервенением, словно за ним гонится не пара сотен каких-то оживших мертвецов, а само воплощение смерти.

— Не забывай о трех десятках односельчан Харишши, — напоминаю звездочету.

— Их не забудешь... — неопределенно бормочет парень. — Но у хуторян хотя бы нет здоровенных мечей.

— Мечи предоставь мне!

С этими словами я вспоминаю о том, что должен был сделать еще несколько минут назад. Объятая болотными брызгами спина повара находится на невероятно далекой дистанции. Выстрел из "Карателя" не гарантирует точного попадания на расстоянии большем чем триста метров. Это вам не магарбалет "ЛегОлАС", Легкий Огнем Легированный Арбалет Снайпера, которым можно с дальности в два километра отстрелить лапку пси-мухе. Но и с моим любимым табельным клинком попробовать стоит.

Привычным движением вскидываю "Каратель". Ловлю предателя на мушку — голова, на которой, словно приклеенный, болтается запятнанный кулинарный колпак, оказывается прямо в центра трезубца на кончике клинка.

Не тороплюсь, дышу ровно. В таких случаях излишние нервы или спешка могут только помешать. Надо хранить спокойствие, твердо верить, что снаряд попадет в цель.

Плавно нажимаю на кнопку-камень, при этом бормочу слова древнего заклятия стрелка. Оно настолько матерное, что запрещено к воспроизведению вслух. Тем более в присутствии обаятельных молоденьких девушек.

— Вот это да! — восторженно вскрикивает Харишша.

Она некромант, посему обладает несколько ускоренными рефлексами и нечеловеческим восприятием действительности. Подозреваю, красавица не только различает сорвавшийся с клинка магиталлический диск. Уверен, она прекрасно видит, как серебристое кольцо, повитое тончайшей магической аурой, вращается в воздухе. Я тоже это замечаю, но мои рефлексы оборотня позволяют увидеть только блеск и стремительный полет снаряда.

— Проклятье!

Как раз в тот момент, когда диск почти вонзился в голову Грумпля, из болота пожелал вылезти очередной мертвец Одноглазого. Выстрел снес ему изрядный кусок щеки и отбился от заданной траектории. Мне удалось попасть в улепетывающего повара, но диск всего лишь распорол ему плечевой сустав.

Раненый кулинар уходит под воду, а затем продолжает движение. Ишь ты, шустрый какой! Одной рукой гребет, даже не повернулся, чтобы погрозить стрелку. И не вскрикнул даже. Что-то подсказывает: этот тип из той же шайки хомункулюсов, которые баранкой укатили куда-то в глубину трясины.

Мертвые рыцари приближаются. Слимаус гребет со всех своих немощных сил. Но на нашем плоту осталось только одно весло — после того как угостил меня по черепушке, звездочет уронил второе в воду. За прошедшее время мы отплыли далековато, чтобы попытаться его достать. И почему я не догадался сделать несколько запасных весел? Ах да, мы же спешили, фамильный демон мне под хвост...

Какой-то излишне шустрый рыцарь взбирается на проплывающий мимо островок. Он замахивается на меня тяжелым двуручником. У меня холодеет в груди, поскольку я никак не успеваю парировать этот удар. "Каратель" по-прежнему прижат к моему плечу, а выстрел новым диском не нанесет мертвецу никакого ущерба.

Разворачиваюсь и разряжаю следующий снаряд во врага. Магиталлическая молния бьет нападающего в грудь. Он покачивается, но все же опускает свое страшное оружие. Чувствую, что раскину сейчас мозгами не хуже покойного бесенка. Думаю, мои внутренности напополам с костями черепа разлетятся по меньшей мере на метров пять.

Спасает меня счастливый случай. Рыцарь, хоть и мертвец, но все же подвержен некоторым законам природы. В этом случае нанести удар ему мешает закон всемирного тяготения.

Нога в прогнившем сапоге поскальзывается на влажной кочке осоки. Чтобы удержаться на своих двоих, рыцарю пришлось бы отвести удар и схватится за что-нибудь руками. Но меч уже летит мне на голову, а нога мертвеца съезжает с островка. Враг буквально складывается пополам, резко отклоняется назад. И вместо того, чтобы угостить меня проржавелой сталью, или из чего тут у них изготавливают клинки, бьет себя по коленке.

— Молодец! — ликую и хлопаю в ладоши. — Хотел сотворить гадость, а оттяпал себе ногу.

Меч и вправду начисто сносит ему половину ноги. Продолжая падать, мертвец удивленно смотрит пустыми глазницами, как мимо проплывает его ступня в раскисшем сапоге. Затем он грохается затылком о какой-то пенек, мирно торчащий посредине островка, и со всплеском погружается в трясину.

У короля тем временем проблемы. Несколько рыцарей сумели выскочить на бревна плота. Наше плавсредство опасно наклоняется, все мы визжим и машем руками. Но колебания нам на руку.

Мертвецы едва удерживаются на негнущихся ногах. Балансировать они не могут — руки заняты тяжелыми мечами. Один тотчас хлопается обратно в болото. Другие слишком заняты попытками устоять. Этим вовсю пользуется Эквитей. Издавая громкие атакующие выкрики, он бросается на своих предков.

Солнце уже перевалило через отметку обеда. Нетрудно догадаться, что направляется оно поближе к горизонту — ему не помешает поужинать. Светило медленно покачивается на небосводе, не делает резких движений. Кажется, оно с интересом наблюдает за нашей маленькой схваткой .

Клинок монарха сверкает в лучах. Солнце играет на поверхности болота, на драгоценных камнях, которыми усеяна корона Эквитея, на кончиках горностаевой шкурки. Блестит даже закопченная после удара молнии кираса короля. Правитель окружен золотистым солнечным ореолом. Высокий, с широко расставленными ногами и занесенным клинком над головой. Уверенный в себе властелин этих земель. И даже мускул не дрогнет на его мужественном лице. Он словно воплощение какого-нибудь мелкого божества из антропоморфного пантеона. Непобедимый воитель, славный герой. Если бы не струящаяся по доспехам грязная вода и не пятна засохшей тины.

— Какой типаж, — вздыхает Харишша. Она восхищенно таращится на замершего в атакующем броске Эквитея. — Настоящий герой!

Кровь ударяет мне в голову. Это уже входит в привычку... Жил себе, не тужил, с женщинами почти не общался. Даже от Клинны всего лишь раз в неделю отчеты получал. А тут, после "разборки" с вампиршей Дашаушелией, у меня такое бабье царство началось! Подумать только, ревную какую-то соплячку к не менее какому-то монарху доисторической страны...

— Герой, как же! Захудалый королишко мелкой державки в маленьком мирке, — бормочу про себя. — Скала-под-Небом за героями плачет. Вот сейчас ка-ак дам ему по затылку. И поволоку...

Договорить я не успеваю.

Король сметает с плота двоих мертвецов. Третий отскакивает в сторону и врезается в меня. Едва удерживаюсь на ногах и, чтобы в буквальном смысле не ударить перед Харишшей лицом в грязь, бью его "Карателем" в живот.

Клинок превращается в мой любимый полуторный меч. Больше меча я люблю только шпагу или рапиру. Но думаю, тут уколом узкого клинка не обойтись. Мертвец попался мне здоровый. Такого не колоть необходимо, а взять, и порубить на мелкие куски.

Рыцарь наклоняет голову и несколько мгновений смотрит на торчащий у себя из пуза меч. Поскольку он выглядит не слишком удивленным, я тут же превращаю "Каратель" в покрытую длинными шипами дубинку.

Рывок, и вот уже мертвец пялится на здоровенную дырищу на месте живота. Кожа и высохшие внутренности вместе с обрывками кольчуги уносятся на острие моего клинка. Еще одно превращение — на этот раз в шпагу. И все непотребности бултыхаются в воде.

Пинок ему по ногам, и можно умывать руки. Подняв немалую тучу брызг, рыцарь скрылся в трясине.

Мертвецы продолжают активно нападать. Некоторые обогнали нас и замедлили движение плота. Слимаус разбил кому-то голову, но на его месте тотчас появилась парочка других. Ржавые кольчуги и дырявые шлемы обступили плот со всех сторон. Высохшие лица, выеденные рыбами и змеями глаза, клочки кожи и глухое лязганье металла. Длинные клинки, обнаженные коленные чашечки, костлявые пальцы. Все это кружится в безумном хороводе.

Сожалею, что нет сейчас в наличии нескольких магранат. Швырнуть бы их в самую гущу этой нежити и отойти в сторонку. Вот бы грохнуло, вот бы бардак из летящих рук-ног и голов получился бы. Но, к сожалению, весь боекомплект серьезного вооружения пропал без вести не то в преогарских лесах, не то еще в Коридоре Зеркальных Отражений.

Ах, если бы у меня был хоть один небольшой фитильгрузовик с кузовом, набитым цементом. Высыпал бы содержимое в трясину и спокойно наблюдал бы как мертвецы окаменевают в готовом растворе... Но и такого не найдется.

Я сражаюсь как левоборотень, мой далекий родственник. "Каратель" без усталости рубит головы и раскраивает грудные клетки, превращаясь то в топор, то в меч, то моргенштерн. Клинок давно не ел, со вчерашнего дня ему попались только несколько капель крови погибших стражников из столицы Преогара. А мертвой плотью сыт не будешь. Магический потенциал почти иссяк.

Мне удается только дважды воспользоваться "огненным хлыстом". Магическое пламя, бурлящее на рукояти, изогнутой параболой вьется в воздухе. Огонь буквально разрубает передний ряд нападавших. Но из болота тут же поднимаются их собратья.

Еще удар, и еще. Руки сводит судорогой, глаза щиплет от пота. Тело дрожит, за комбинезон хватаются высохшие руки. "Каратель" отдает последние крохи магического запаса. Защитные экран, способный принимать внушительные удары двуручников едва мерцает. Некоторые клинки уже проникают сквозь него. Хорошо, экран слегка замедляет прикоснувшиеся к нему предметы. Это позволяет мне парировать еще несколько ударов.

Краем глаза вижу, что Эквитея оттеснили от края плота. Он все ближе отступает ко мне, почти впритык спина к спине. Слимаус вяло отмахивается от мертвых рыцарей веслом. Но он физически довольно слаб. Тяжелое древко почти выскальзывает из его рук. Удары практически не наносят мертвецам ущерба.

Харишша испуганно прижимается к лежащему без сознания Прассу. Сбоку ее прикрывает туша оглушенного ослика. Но ходячие трупы почти приблизились к ней. Девушка шепчет какие-то заклинания и периодически указывает на рыцарей пальцем. Словно бы прогоняет их вон. Впрочем, мертвецы не желают подчиняться приказам некромантки. Они упрямо лезут на плот, переступая через разрубленные тела своих товарищей.

Я делаю сумасшедшую попытку. Использую последний магзапас, отстреливаю защитный экран. Рукоять от перенапряжения едва не взрывается в ладони, но послушно исторгает из себя остатки колдовства. Колеблющийся полупрозрачный купол врезается в нападавших. Он почти не осязаем, но движения воздуха достаточно, чтобы покачнуть мертвецов. Рыцари взмахивают руками и, роняя двуручники, дружно валятся за борт. Это позволяет мне проделать спасательный маневр.

Мертвец заносит искривленный временем клинок над головой Харишши. Я прыгаю, целясь ему в спину, но понимаю, что уже поздно. Ужас в моих глазах такой же, какой бурлит в серых очах некромантки.

— Не-е-ет! — кричит девушка и в страхе прячет лицо между коленей.

Я даже не успеваю подумать, что многое отдал бы, чтобы побывать среди ее замечательных коленок. Я даже не в силах понять за такое короткое время, что происходит.

Из маленького колечка телесного цвета, украшающего тонкий пальчик Харишши, срывается крохотная молния. Золотистая стрелка накаляется в воздухе и со странным звоном вонзается в надбровную дугу мертвеца. Тот резко опускает меч и делает шаг назад. На грубом, почти окаменелом лице все же можно различить недоумение. Рыцарь удивленно смотрит сначала на свои руки, потом на некромантку. Затем опять на руки и опять на девушку. Затем еще раз, и еще...

Харишша поднимает лицо и с не меньшим удивлением смотрит на рыцаря. Некоторое время они играют в безмолвные гляделки.

Мертвецы продолжают прибывать. Плот раскачивается словно резиновая уточка на поверхности работающего джакузи. Мне едва удается сдерживать врагов на подступах к центру плавсредства.

Эквитей совсем выдохся. Он стоит на одном колене и через силу отбивает выпад очередного рыцаря. Слимаус возвышается над королем и коротко тычет веслом в шею другому нападавшему.

Кто-то бьет меня локтем под ребра и я падаю к ногам некромантки. Девушка не реагирует — продолжат таращиться на заколдованного молнией мертвеца.

— Чего пялишься?!! — не сдерживаюсь я. — Хватай какой-нибудь кинжал и помогай.

Отбиваю удар и с глухой радостью перерубаю какому-то мертвяку бедро.

— Помогай! Иначе долго не продержимся!

— Помоги, — шепчет Харишша. Я удивляюсь, поскольку слова предназначены не мне, а тому высохшему трупу, который смотрит на свои руки и на некромантку так, словно бы впервые их увидел в своей загробной жизни.

Глаза едва не вылезают у меня из орбит.

Мертвец манерно, будто на приеме у городского Мэра, досточтимого смертоборотня Дамнтудеса, кланяется до земли. Вернее, предназначенный Харишше поклон завершается почти у самого бревна, из которых состоит наш плот. Проделав этот жест, рыцарь хватает двуручник и бросается в атаку.

Самое интересное, что нападает он не на нас, а на своих же посмертно боевых товарищей! Не ожидав такого поворота событий, другие мертвецы ошарашено раскрывают гнилые рты. Они даже не сопротивляются, когда двуручник побратима сносит им головы. Один за другим враги валятся в трясину. Брызги тухлой воды, кажется, навсегда повисли в воздухе — столько плесков и падений свершается в этот момент.

Приободренный таким поворотом событий, я призываю все свои возможности. И, конечно же, бросаюсь на подмогу неожиданному союзнику.

Рядом стонет Эквитей. Старику немало приходится страдать, чтобы держаться на уровне со мной. Но король еще тот крепкий орех. Упрямо встает и, опершись на мое плечо, орудует клинком. Подозреваю, если бы не я, — валяться монарху на плоту с рассеченной физиономией. Но вслух догадку не высказываю. Надо иметь совесть и уважать старость. Несмотря на то, что я буду старше Эквитея раз эдак в пять-шесть.

Мертвецы тем временем отходят от внезапного потрясения. Они уже вписали нашего мертвого помощника в ряды мерзких предателей и теперь активно теснят его поближе к болоту. Ни я, ни король, ни измученный звездочет не желаем придти ему на выручку. Потому бедный рыцарь гибнет. Его разрывают на мелкие кусочки. Воздух наполнен смрадом поднявшихся со дна ила и тины, вонью разложения и шелухой разодранной кожи.

— Еще кого-нибудь заколдуй! — кричу Харишше.

Она непонимающе смотрит на меня.

— Еще одного мертвеца! — объясняю, но все же не наблюдаю и гранка понимания в ее изящных раскосых глазах. — Сделай также, как и с этим.

Указываю подбородком на то место, где несколько мгновений назад еще сражался рыцарь. Теперь оно забито наступающими мертвяками и несколькими скользкими кусками истлевшего мяса.

— Это не я сделала, — едва не плача отвечает некромантка. — Это подсознательно... Какая-то магия от кольца. Кольцо мне мама подарила. Сказала, что оно будет хранить меня в безопасности от любого чудовища или человека... Сказала, чтобы я девственность хранила, и это кольцо берегла...

Всю эту тираду девушка рассказывает мне в спину. У меня нет времени выслушивать девичьи басни на тему заговоров и маминых заветов. Отмахиваюсь "Карателем" от полчища мертвецов и размышляю. Вот интересно, а как поведет себя это харишшино колечко, если к ней кто-нибудь за любовью полезет? Неужто подобным же образом молнией в глаз засветит? Не знаю. Желание попробовать огромное, но инстинкт самосохранения подсказывает другое. Впрочем, насколько помню, проблему девственности разрешил какой-то пришелец из Валибура. Тот, который девушке диплом подарил. Хотя... О! А ведь нет данных, что этот валибурец попал обратно домой. Вдруг его молнией — хвыц, и нету?.. Спрошу на досуге.

Страшные удары отбрасывают нас с Эквитеем к плачущей Харишше. Она не старается приглушить рыдание. Ей можно — она не оперативница и не мужчина. Я бы и сам с удовольствием затянул бы "жалобную да слезливую песнь", как говорится в некоторых балладах про истерику. Но мне, хват-майору, руководителю серьезного боевого подразделения, это не к лицу.

— Мамочка, спаси... — сквозь слезы шепчет некромантка.

Отличное пожелание. Из разряда тех, если бы я сейчас бросился перед этими мертвецами на колени и спел бы хвалебную оду какому-нибудь богу из древнего пантеона. Мол, приди, боженька, грохни по мертвым рыцарям огненным молотом. А я тебе потом свечку на алтаре поставлю. Или даже две свечи, если всех мертвецов убьешь.

Тяжелый клинок ударяет Эквитея в плечо. Слышится хруст, но судя по звуку, ломается не кость, а трескает наплечник. Король воет от боли и отбрасывает нападающего ударом кулака в переносицу. Повторный хруст. Вот тут уж точно сломалось кое-что существенное.

— Сколько мы убили? — слабо спрашивает монарх. Он едва ворочает мечом и все больше наваливается на меня. Теперь мне приходится не только отбиваться самому, но и придерживать короля на ногах.

— Всего экземпляров сорок... — воздух горит в груди. Тяжело дышать, до боли. Сердце стучит как перегретый мотор. В животе бурлит горячая смесь из бойцовского рвения, ужаса перед смертью и сожаления. Подумать только, моя потенциально блестящая карьера закончится на каком-то гнилом болоте посреди малоизвестного варварского мира.

— Мало, — угрюмо суммирует Эквитей. — Неужели вот так и помрем?

Я не отвечаю. Пригибаюсь, пропускаю над головой чужую сталь и бью в ответ. Еще один полуживой труп валится под ноги с изрядной дыркой в груди.

У Слимауса отобрали весло и порубили инструмент в мелкую щепу. Парень стоит на коленях и трясет головой. Нет, молодец парень. Он не просит у врагов пощады — просто получил куском полена по голове. Над его шеей поднимается широкий клинок, зеленоватый от тины. Я с ужасом понимаю, что сейчас наш "звездный компас" умрет. А следом за ним и все мы.

Внезапно мертвецы расступаются. Двуручные мечи останавливаются, словно принадлежат нерушимым статуям. Мы устало переводим дух и готовимся к очередным сюрпризам.

Я подозреваю что сейчас будет. И оказываюсь прав.

На плот, верхом на пожелтевшем от времени скелете лошади, въезжает предок Эквитея. Вблизи он выглядит еще более мерзко чем издалека. Оскаленная застывшей злобой физиономия яростно смотрит на меня единственным глазом. Остатки шлема с тонкой драгоценной короной насмешливо блестят. Словно бы говорят: пришел твой последний час. Молись, оборотень-оперативник, не справится тебе с мертвыми рыцарями этих земель.

Конь подъезжает поближе, расталкивая мертвецов. Гуга Одноглазый наклоняется к нам. Из соединений его доспеха льется тухлая вода, вываливаются комки вековой грязи. Некоторое время умерший король смотрит на меня, затем на Эквитея. Взгляд мельком скользит по съежившейся Харишше и обессилено развалившемуся на бревнах Слимаусу. Затем голова Одноглазого опять поворачивается к нам.

Рот древнего завоевателя раскрывается, оттуда вылетает комар. Известно, что комары создают себе гнезда в болотистой местности, но живут где посуше. Оскаленный рот, полный кривых трухлявых зубов, разверзается словно портал в Подземное Царство.

— Что ж ты наделал, сопляк?! — вдруг заявляет Гуга. Он смотрит прямиком на меня.

— Я?.. — спрашиваю изумленно. — А что я сделал, извольте? Мы только вчера прибыли.

Конь фыркает и наклоняет голову. При этом широкая лобовая кость коня прижимается к моему лбу. Пустые конские глазницы угрожающе пялятся прямо мне в душу.

— Не могли бы вы... э-э-э... объясниться? — задаю еще один вопрос.

— Слишком широкие плечи как на моего наследника-то, — трескучим голосом отвечает Гуга. Он разговаривает глухо, словно бы большую металлическую бочку до отказа набили булыжниками, а затем потрясли. — Или мамка сгрешила?

Я развожу руками. Мол, не знаю ничего ни о мамкиных грехах, ни о ширине плеч возможного наследника. Поскольку этим самым наследником не являюсь.

— Не ты ли будешь Стусей Первый-то? — трещит глухой бас.

— Не буду, прошу меня покорно извинить. Перед вами другой потомок — Эквитей Второй. Тот, который в походной короне...

С этими словами бесцеремонно выпихаю вперед монарха.

— Второй Эквитей? — озадаченно интересуется Гуга. Говорит покойник старым сельским говором. В своей истории Эквитей не рассказывал о предке таких занятных нюансов. — Это ж когда успели наплодиться-то?

Законный король благоразумно молчит в ответ. Понимает, что лучше дать выговориться покойному предку.

— Вернусь в замок и мамку на кол посажу! — решает Одноглазый.

— Не надо на кол! — решается Эквитей. — Стусей Первый — мой дед. Потом королевством правил отец — Бандрес Пятый, а за ним уже и я...

— Вот как, — размышляет вслух покойник. — Это же сколько годков прошло-то?

— Древние премудрые легенды говорят, что целых долгих сто лет, — отзывается вдруг Слимаус. — Но верить им безоговорочно нельзя. Если быть точным, досточтимый Гуга, то прошло не меньше полторы сотни лет.

— Помпезность его когда-нибудь погубит, — притворно стонет Эквитей.

— Тебя никто не спрашивал-то, чернь! — рявкает Одноглазый на Слимауса. — Если захочу, скажу: пляши, шут гороховый. И будешь плясать, трясти своим колпаком-то.

— Это не колпак шута, — пытается возразить звездочет. — Это официальный головной убор придворного астролога.

Гуга игнорирует Слимауса, будто перед ним не парень, а кусок компоста.

— Потомок... — в голосе мертвеца отчетливо проступают нотки грусти. — Совсем не экономишь-то... Держишь при дворе всяких шарлатанов...

— Э... — Эквитей краснеет и прячет глаза. — Предсказания очень помогают в боевых действиях.

— Угу, — заключает Гуга, в лексиконе которого напрочь отсутствует слово культура. — Этот сопляк-то тебе предсказывает кому сегодня яйца отрежут, а кому завтра?

— Ну, — теряется король. — Не все так просто.

— Убить эту собаку звездную? — размышляет Одноглазый. — Дело-то нехитрое. Заодно и казну-то слегка облегчим. Не будешь поди нести эти... как их... затраты на выплату... этого-то... роялти... сему смердящему...

— Не надо меня убивать, — молит Слимаус. — Без меня они дорогу не найдут.

— Почему не найдут-то? — удивляется Гуга. — Из болота я их выведу. Но...

Он умолкает, в черном провале единственного глаза угадываются нотки тяжелого размышления. Взгляд покойника направлен на остолбеневшего от изумления Эквитея.

Одноглазый рывком соскакивает с коня и резво подпрыгивает к владыке Преогара. Секунду он смотрит Эквитею прямо в глаза.

— Знаешь, — говорит о грустно. — А ведь ты нас разбудил-то...

— Я тут не при чем, — лепечет король. — Меня жена обманула!

— Баба-то?! — грозно хмурится глаз мертвеца. — Ты позволил какой-то там бабе себя обмануть?!

— Ну...

— Вот это я понимаю! — вдруг хохочет Гуга и по-дружески хлопает Эквитея по плечу. — Это у нас семейное-то!

Я припоминаю, что король мимоходом рассказывал, будто жена Одноглазого была та еще особа. У деда Эквитея, Стусея Пятого, насчитывалось около двух десятков незаконнорожденных братьев и сестер. Причем только Стусей мог похвастаться общей кровью с Гугой. Остальных воспитывали конюхи, пажи и обычные крестьяне. Да уж, невольно возникают параллели с любвеобильной Хатланиэллой.

— Разбудил ты меня, наследничек, — печально сообщает мертвец. — Из-за тебя начался конец света-то. Наша с тобой кровь всколыхнула древние чары. И мне теперь тебя убить надлежит...

Гуга тянется к рукояти меча. Еще парочка секунд и голова Эквитея отправится в трясину. Это надо как-нибудь решить. Я делаю шаг вперед, но король Преогара меня опережает.

— Может договоримся? — дрожащим голосом интересуется действующий монарх.

— Это как? — в голосе Одноглазого бурлит нескрываемая заинтересованность.

— Я слышал, у тебя некоторые затруднения с финансами...

— И шо?

— Денег дам...

— Деньги за собственную душу-то?

— Много денег.

— Сколько много-то?

Эквитей негнущимися пальцами шуршит в поясном кошеле. Его лицо стремительно бледнеет и я даже беспокоюсь, чтобы монарха не хватил сердечный приступ. Опускаю глаза и вижу, как из громадной дырки в кошеле показывается грязный ноготь короля.

— В драке порвали... — шепчет монарх. Он лихорадочно шарит взглядом по бревнам. Но там не лежит и малейшей монетки.

— Нет денег, стало быть? — будничным тоном справляется мертвец.

Эквитей сглатывает и отрицательно мотает подбородком.

— Ну, нет денег — нет договоренности, — вздыхает Гуга.

Он уже наполовину извлекает меч, когда король пугает окрестности счастливым выкриком.

— Нашел! — орет Эквитей. — Проводнику готовил и засунул за отворот перчатки... Не пригодилась тогда — пригодится сейчас...

В его руке поблескивает полновесная золотая монета.

Алчность так и прет изо всех прогнивших дыр мертвеца. Он протягивает скрюченные пальцы и хватает золотой. Вертит его, пробудет прикусить гнилыми пнями зубов. Лижет металл набухшим черным языком.

— Договорились! — заключает Гуга. На этот раз в его рокочущем голосе искрится настоящая радость. — Где ж ты был, внучок, когда мы этой канавой болотистой перебирались-то? Если бы нам денег хватило, мы бы дракона поимели-то... Как догадался-то, что на болото надо с деньгами идти?

Эквитей пожимает плечами:

— На твоем примере обучен. Наслышан и о твоих подвигах, и о Проводнике.

— Ох, попался бы этот покруч мне в руки-то! — мечтательно говорит Одноглазый. — Уж я бы его...

— Вот он, — толчком ноги выкатываю тело Проводника.

Гуга некоторое время смотрит на погибшего духа болот. Он просто сияет от счастья. Наклоняется над трупом и от всей души пинает его под ребра.

— Надеюсь, вы его долго мучили? Этого ублюдка трясины? Скажите, что долго. Ну скажите-то!

— Не очень, — говорю честно. — Умер от удара веслом по голове.

— Башку, сталбыть, раскроили... — как сытый кот мурлычет Одноглазый. — А мне он говорил, что погибнуть не может-то...

— Мы тоже так думали, пока Слимаус не угостил его по черепку.

Гуга резко поворачивается к звездочету и, недоверчиво склонив голову, смотрит на парня.

— Беру свои глаголы обратно, — говорит он Эквитею. — Удвой этому портку заработную плату-то. Хорошее дело парень сделал.

— Спасибо, — несмело улыбается астролог.

— Не убью вас теперь-то, — заявляет Одноглазый. — Но при условии.

— Готовы слушать.

— Ты, внучок, знаешь наверное, что через неделю солнце рухнет? — морщится покойник. — Если убить всех причастных, то чаша сия нас минует.

— Знаю.

— Сможешь с этой бедою разобраться-то? — серьезно вопрошает Гуга. — За неделю-то сможешь?

Эквитей почесывает подбородок и смотрит прямо в единственный глаз предка.

— Больше некуда деваться. Придется либо предотвратить конец света, либо самим умереть.

— Похвально сие, — кивает Одноглазый. — Договор таков. Если сумеешь остановить напасть, то не приду за тобой. Но ежели неделя пройдет, в тот же миг предстанет пред тобой моя рать. И порубим тебя, ясен пень, на куски...

— Понятно, — Эквитей хмурится и сплевывает. — Раньше хоть две недели оставалось для маневра. А теперь неделя...

— Именно неделя, — подтверждает мои опасения Гуга. — Какое-то чародейство ускорило этот... как его... процесс.

Пораженные этой новостью, мы готовимся к отплытию. Мертвые рыцари медленно уходят под воду. Покойный монарх остается с нами — хочет немного поговорить с Эквитеем, разузнать о судьбе государства и заодно помочь отыскать отсюда выход.

— Долго мы тут петляли, — говорит он. — Но добирались до Пустой горы с большим трудом. Но не будем о старом-то, внучок. Поведай-ка лучше о делах государственных.

Мне удалось выломать два длинных березовых ствола и мы со Слимаусом, словно баграми отталкиваемся от болотного дна. Плот медленно плывет, рассекая грязные волны, поднятые погружающимися рыцарями. Утомленная последними происшествиями Харишша уснула. Она свернулась калачиком возле Прасса и укрылась полой его грязного плаща. Осел приходит в себя и перепугано всхрапывает. Приходится повторно стукнуть его между глаз. Я орудую шестом и с интересом прислушиваюсь к негромкому диалогу двух монархов.

Одноглазый спешился и уселся рядом с Эквитеем, прислонившись спиной к ноге конского скелета. Он расспрашивает потомка обо всем, что произошло за последние столетия.

Но ведь каков Гуга! А думал, что он станет задавать вопросы о жизни своих детей и внуков. Но его интересуют лишь политика и деньги.

— Что с моими землями-то? — вопрошает покойник.

— За это время границы не слишком расширились. На севере часть державы отвоевали варвары...

— Проклятье! — ревет Одноглазый. — Какой подлец разрешил им это сделать?

— Кхм, — пытается успокоить его Эквитей. — У прадеда не было другого выхода. Ты пропал и оставил пыльную казну совершенно пустой. Пришлось продать большинство нарядов прабабушки...

— Печально, — вздыхает Гуга. — Кто ж знал-то, что мы от дракона не вернемся. Так что там с границами?

— Север, конечно, неприятно. Но кроме двух торговых трактов там нет ни полей, ни хороших охотничьих угодий, — продолжает король. — Потому я не посчитал умным идти на их завоевание. Тридцать лет назад я пошел с войсками сначала на запад, а потом на юг. Захватил Триниллин, а потом отхватил изрядный кусок Каплаута и Темного края. Теперь восточный кордон проходит по Быстрому ручью, а запад заканчивается Морской рекой и Твердым озером.

— Вот это по мне! — хвалит потомка Одноглазый. — Поди неплохо погулял с дружиной-то? Не могу поверить, что тебе Триниллин поддался. Тамошняя графиня-управительница изрядно попила мне кровушки из казны, когда я договаривался с ней о будущем браке своего сына. Проклятая стервица! Ей целых десять золотых за рядовую принцессу предлагали, а она ни в какую. Моя рать целых два месяца держала тупых принцессок в осаде. Но не поддались подлые. Только издевались со стен и кукиши показывали...

— Мне они тоже изрядно надоели, — признается Эквитей. — За "пристройку" Мэлами хотели целых десять возов серебра.

Гуга присвистывает, понимающе покачивая подбородком.

— И где я эти десять возов возьму, если два рудника ушли кукушке в гнездо только на вооружение придворной охраны.

— А какого ослиного органа ты серебро в оружие совал-то? — журит Одноглазый. Внезапно его око сверкает. — Впрочем, довольно мудрый выбор, учитывая...

— Что?

— Не хочу говорить об этом... Срамота...

— Ваше высокое величество, — обращаюсь к покойнику. — Нам необходимы любые, даже самые срамные факты из истории Преогара. Любая информация способна помочь нам в деле с падающим светилом.

Пустая прорва глаза смотрит на меня. На грубом лице, пятнистом от трупного яда и мула, читается раздумье. Гуга поднимает руку и скрюченными пальцами почесывает подбородок. Грязные ногти глубоко вонзаются в сухую кожу, она шелушится и падает на плот невесомыми перышками.

— Была у меня одна ведьма. Говорила, что из другого мира. Прилетела ко мне в какой-то розовой ступе. С цветочками... И глаголет мол, у нее в нашем государстве какая-то работорная работа...

— Лабораторная-то? — копирую манеру речи Одноглазого.

— Точна! Бораторная. — радуется он. — Говорит сия ведьма, же хочет взять у меня немного королевской крови. Ну а я ей, знамо, отвечаю, чтобы катила свою задницу откуда пришла. В подтверждение слов своих луплю бабку по темени мечом. Ненавижу ведьминское отродье. Слегка прорубил, думаю, все — окочурилась. А стервица старая встает как ни в чем не бывало. И лыбится, дурная. Глаголет, же ее только серебром убить можно...

— Занятно, — я раздумываю над тем, что надо бы найти неизвестную ведьму. Речь, несомненно, про уроженку Валибура. Значит союзница в виде землячки мне не помешает. Вот только почему она, глупая, про серебро распространялась? Небось, не оперативный сотрудник, а кто-то из НЭАДеКВАТА, Ново-Экономической Академии Державной Культуры Валибурской Ассамблеи Технологических Академий. Кто еще в здравом уме будет рассказывать о таких опасных вещах?..

— Слышу-то про серебро, — продолжает Гуга, — и тянусь к подсвечнику. Думаю, гэпну ее по тыкве, и все пройдет. А она мне говорит, же денег даст за баночку крови. Предлагает целый мешок золота! Я едва не роняю слезу-то. Известно, какие неприятности с казной... А тут это старье в цветастом платьице и со ступой. Ну, и даю-то этой бабке пинту-другую своей кровушки. Она собирает все в большую банку, рассчитывается со мной по долгам и улетает. Больше я ее не видал, бабушку эту.

Значит ведьма кровью интересовалась. Не иначе, проводила исследования на тему королевского иммунитета к колдовству.

— Вы эта... — говорит Одноглазый. — Если бабку ту увидите — спросите, не нужна ли ей кровь покойного владыки.

— Обязательно, — соглашается Эквитей.

— А теперь поведай, внучок, — вопрошает Гуга, — как у тебя дела с налогами-то?

— Все нормально, — оптимистично отвечает король. — На эту тему могу говорить бесконечно.

Я вспоминаю, что он является реформатором и главным идеологом какой-то новой системы налогообложения.

— Итак, — начинает монарх. — Каждый житель Преогара облагается двойным налогом.

— Две мзды-то? — ахает Одноглазый. — Молодец, внучок. Ну-ка, ну-ка, поведай, поведай...

— У нас есть три вида налогов: пеший, конный и торговый. Каждый год казна пополняется следующим образом. Десять мелкушек взимается с пешего гражданина, сребринка с одного коня, полторы сребринки с двух лошадей, то бишь с воза — это я такую скидку придумал.

— Хорошо, — довольно суммирует Гуга. — Скидку делаешь со дворцовой стены, или просто в ров бросаешь-то?

— Нет, делаю скидку в виде меньшего налога, если человек обладает парой коров или другого скота. Это делается, чтобы селяне не взбунтовались. Еще начнут кричать о разорении... Или, еще хуже, станут требовать домкратии и затеют революцию...

— Да ты что? — волнуется Одноглазый. — Неужели и при тебе домкратия щупальцы свои грязные показывает? А я, старый дурак, думал-то, что уничтожил вольнодумство на корне еще при жизни.

— Эта зараза похуже сорняка, — соглашаюсь с покойником. — Вырви одного демократа, и на его месте тут же появится два новых да еще и с правозащитником в охапку.

— Тяжко живете, — заключает Гуга. — При мне все домкраты и пузатая адвокатура сидели в застенках.

— Эх, — тяжко вздыхает Эквитей.

— Ты вот что сделай, внучок, — советует Одноглазый. — Поставь вдоль самой длинной дороги ряд виселиц. И на каждой повесь табличку "Место для домкрата". Поди революционеров-то поубавится.

— Хорошая мысль! Поразмышляю на досуге. — Глаза монарха светятся истинным негодованием демократической несправедливостью. Но продолжу. Так вот, каждый конный рыцарь в год выплачивает золотой, каждый пеший мечник — сребринку. Торговцы платят десятиной со стоимости каждого воза...

Дальше они вникают в подробности фискальной политики и я не прислушиваюсь. Успокаивающе обнимаю Харишшу и шепчу ей на ушко какие-то глупые комплименты и байки из оперативной жизни.

— Ой, покойники опять лезут, — вздрагивает некромантка. — Кажется, это мои хуторяне.

Возле плота выныривает прогнившая башка какого-то мертвеца. За ней из-под тины и осоки показываются остальные двадцать девять подгугиневцев.

— Ты его, внученька, не боись! — гордо изрекает Гуга и пинает всплывшего зомба в оскаленную харю. Голова с бульканьем скрывается в трясине. — Мои воины их попридержат.

Из воды действительно высовываются несколько сотен рук. Они хватают хуторян за ноги и шеи, тащат ко дну.

— А нельзя попросить, чтобы зомбы там и остались, на дне? — умоляющим тоном спрашивает Харишша.

— Нельзя, — Одноглазый отрицательно отмахивает ладонью. — Мертвые друг с другом не воюют — закон природы.

— Еще бы они с живыми не воевали, — грустно раздумываю вслух. — Кто бы такой закон придумал...

— Нельзя, — отвечает Гуга. — Мы со дна и так поднялись из-за вашего вмешательства. Вот ты скажи, — обращается он к Эквитею. — Зачем на старой кошелке женился-то?

Плечи потомка поникают словно паруса в безветренную погоду.

Покойник игнорирует раскаяние короля. Он рассказывает о некоторых забавных фактах из своей биографии.

— Слушай, — наклоняется он к монарху. — Давай утопим твоего звездочета?

— С чего бы это? — пугается Эквитей. — Мне этот парень жизненно необходим. К тому же он в последнее время зарекомендовал себя с лучшей стороны: не трусит, дорогу указывает...

— Видишь ли, внучок, — щелкает языком Одноглазый и говорит заговорщицким шепотом. — Боюсь я этих предсказателей-то. Мне когда-то один звездун сказал, что однажды я встречу своего далекого потомка.

— Да ты что!

— Угу... И сказал он, что один из нас, то есть либо я, либо потомок, погибнет. А произойдет все это во время конца света.

— Занятно, — корчит кислую рожу король. — Ты потому меня убить хотел?

Гуга кивает и хлопает Эквитея по колену.

— Но ты же мне заплатил. К тому же вы убили болотного духа, который нас держал в этой вонючей выгребной яме. Теперь наши души свободны-то...

— Как же я рад! — монарх восхищенно перебивает предка. — Невероятно рад!

— ... Но погоди радоваться-то, — мрачно заявляет Одноглазый. — Мы еще неделю посидим в этих местах. Если за это время не справишься с солнцем, придется тебя убить.

На Эквитея внезапно нападает икота. Простудился, видимо, когда меня из трясины вытаскивал. Несмотря на летнюю пору, в здешних местах не так тепло как хотелось бы.

— Ну а пока что я вас провожу и покажу путь к Пустой горе. Кстати, что вы там забыли-то? Неужель этот подлый дракон с Теплым связан?

Монарх рассказывает предку о том, что мы собираемся воскресить Тугия.

— Этого прыщавого недоноска?! — восклицает Гуга. — Видал я его. Он когда-то приходил, спрашивал, каким образом обойти магические ловушки в подземельях горы.

— И как?! — выдыхаем вместе с Эквитеем.

— Не скажу. И не просите-то, — твердо отказывает Одноглазый. — Я вона Тугию уже сказал. Он потом сюда в виде духа прилетал. Благодарил сердешно...

Понятно. Не буду доставать мертвеца глупыми вопросами. Надеюсь, что доберемся до подземелий без лишних приключений и по дороге мне удастся покормить "Каратель". Будем надеяться, что волшебное полиморфоружие и мозгомпьютер Клинны позволит обойти здешнюю допотопную магию.

Покойник и король вновь ударяются в длительные размышления на тему налогообложения. Их разговор настолько скучен и монотонен, что я ложусь головой Харишше на колени и на некоторое время засыпаю.

Когда сновидения уходят и мои глаза открываются вновь, небо над трясиной уже багровеет и поблескивает вечерними звездами. Все вокруг окутывается желтоватым туманом. Вонь усиливается до такой степени, что привычная к трупным испарениям некромантка даже прикрывает нос белоснежным платком. И как она умудряется содержать эту деталь гардероба в такой чистоте? Не иначе как с помощью магии.

Вечерняя прохлада пробирается под комбинезон. Кожа покрывается пупырышками, я сутулюсь от холода и прижимаюсь поближе к Харишше. Девушка не сопротивляется. Наоборот, ласковая ладошка нежно гладит меня по небритому подбородку, пальчики ерошат мои короткие волосы. Я улыбаюсь и щекочу ее за талию. Она смеется и внезапно наклоняется. Поддавшись внезапному порыву, приподнимаю голову. Спустя несколько длиннейших мгновений, которые кажутся сладкой вечностью, я понимаю, что мы упоительно целуемся.

Она обнимает меня за шею, притягивает к себе. Пухленькие губки едва касаются моего рта, юркий язычок ласкает мне небо. Как чудно, какое неземное наслаждение! Руки переплетаются, я заваливаю девушку на бревна. Она взвизгивает — шлем Прасса упирается ей в бедро. Приходится подняться.

С удивлением мы замечаем, что за нами следит пять глаз. Именно пять — пара Эквитея, два хитро прищуренных ока Слимауса и насмешливый огонек внутри пустой глазницы Гуги.

— Голубки, — кряхтит Одноглазый. — Как же приятно быть молодым-то.

— Я примерно вдвое старше тебя, старичок, — угрюмо сообщаю покойнику. — Но как самый взрослый среди этих мальчуганов, — указываю на смущенного звездочета и улыбающегося короля, — мог бы посоветовать им повернуться к нам спиной. Только не говори, что занимался амурными делами в присутствии придворных.

— Как же, как же, занимался-то! — довольно изрекает Гуга. — Зимними ночами весь мой двор вместе со скотиной ночевал в большом тронном зале. Какие были моменты...

Извращенцы средневековые. Это же видано, ночевать рядышком с потными ишаками и немытыми фрейлинами!

Смущенная Харишша краснеет и садится, обхватив колени, на краешке плота.

— Ну, заговорился я с вами, — говорит Одноглазый. — Мы и так лишних четыре часа блуждали.

Он вскакивает в потертое седло и пришпоривает коня. Скелет лошади раскрывает рот в беззвучном ржании и скрывается в трясине. Поднимаются высокие каскады брызг. Мутная водица окатывает нас с головы до пят.

— У вас неделя, отроки, — доносится на прощанье.

— Вот же... — ругается Эквитей. — Мерзкий труп! Расспрашивал о делах фискальных и ничего не сказал, что водил нас кругами!

— Брось, — успокаиваю короля. — Что с мертвеца еще взять-то?

Услышав приставку "то" к последнему глаголу, монарх яростно сопит и сверкает глазами. Небось считает, что я над ним насмехаюсь.

Не обращаю на короля никакого внимания. Плот приближается к высокому берегу. На краю трясины темнеют кривые стволы деревьев. За ними виден крохотный лоскут поля и обрубленная сбоку громада Пустой горы. Дальше алеет закат, бешеное солнце устало подпрыгивает над горными пиками, украшая их в розовые тона.

— Будешь оживлять Проводника? — спрашиваю Харишшу. — Хоть из трясины мы выбрались, но этот трупик может показать черный вход в подземелья горы.

— Смогу, — неопределенно отвечает некромантка.

Девушка встает на колени перед убитым духом и делает несколько пасов ладонями над его грудью.

— Помочь? — интересуется Слимаус.

— Отвернитесь, — командует Харишша. Не дожидаясь, пока мы подчинимся, она снимает свое бесформенное платье. Черная ткань шуршит и стелется на мокрые бревна плота.

Король и звездочет слушаются и взирают в сторону Пустой горы. Я поворачиваюсь только слегка и через плечо смотрю на девушку. Пожираю глазами ее изогнутую спинку, пялюсь на плавные ямочки над бедрами. Как же мне сейчас ее хо...

— Какие люди к нам пожаловали! — доносится вдруг довольный голос из темноты. — Никто не желает познать любовь одиноких мужчин из дальних земель?

— Симиминийцы, — обреченно выдыхает Эквитей. — Кажется, это голос Большого рункура.

В подтверждение этих слов из-за деревьев дружелюбно вылетает пылающая стрела. Она вонзается в бревна рядом с моим сапогом. Над болотом и полем раздается громкий вопль множества глоток:

— За Кутлу-Катла! А-а-а-р-р-р-а-а!

Чувствую, что дело пахнет не просто серебром, а полным серебряным песцом, легендарным врагом всех оборотней.

Огненные стрелы барабанят по плоту, хлюпают в трясине. Последние крохи энергетического запаса "Карателя" отбивают несколько снарядов. Затем защитный полог исчезает и я вскрикиваю от боли.

В левой стороне груди у меня торчит длинное древко. На вечернем ветру трепещет черное оперение.

Глава посвящается Алексею Глушановскому на День его Рождения!

(служебная)

"Ты — шайтан турецкий чёрт, проклятого чёрта брат и товарищ..."

цитата из обращения Дж. Буша к У. бин Ладену

Входящее: N 16-46-28 (38-ой день месяца Трудолюбивого Уха, год 41439 от Пришествия Второго Светила)

Куда: Мэрия, приемный покой Мэра, Валибур. (Копия направлена: Главное Управление по Несанкционированному Использованию Колдовства и Иррациональных Сил, Валибур)

Кому: всемилостивому и темнейшему лорду всея валибурской общины, Мэру в звании хват-генералиссимуса, Дамнтудесу Ю. Б.

Копия: хват-генералу Чердеговскому В. П., ДО, Двойной Отдел

От: джинн-генерала, командующего ВСВ, Кукурузко К. К.

Место: улицы Валибура, прилегающая территория Автономной Республики Бей-Буян

Тема: Краткая история атаки неопознанных сил на Валибур. Опознание неопознанных сил. Отчет по захвату города и последующему освобождению. Свидетельства очевидцев, стенографии и аудиозаписи допросов, аналитика.

Желаю здравия и удивительно приятного дня, глубокоуважаемый хват-генералиссимус. Дозвольте обратиться к вам, великодушный, вашему недостойному слуге, командующему Вооруженными Силами Валибура.

Разрешите представиться, темнейший лорд. Поскольку предыдущий командующий ВСВ, хват-генерал Гречкин А. В. героически погиб при обороне склада апельсинов, теперь Вооруженными Силами командую я — Кукурузко Каркрум Карлович, хват-генерал, отличник тактических дисциплин, эрзац-профессор БУСиДоЗа.

Следуя расписаниям, докладываю о сложившейся ситуации на улицах города и подконтрольных участках.

Поскольку мой уровень интеллекта необычайно высок и я привык делать доклады в виде научных работ, кратко уведомляю вас о происходящем по пунктам. Доклад предоставляю неким итоговым документом, вмещающим отчеты специалистов из разных направлений, свидетельства очевидцев, а также военную аналитику.

Итак, что нам необходимо знать, глубокоуважаемый Юрий Бельфегорович?

Во-первых нас атаковали неопознанные силы. Это произошло ровно в шесть часов после второго восхода, ровно через час после отбытия оперативной команды хват-майора Зубарева в мир под номером 1114/53. Нетрудно провести параллели между трансляцией команды Зубарева и появлением захватчиков. Почему? Отвечу с превеликой радостью, глубокоуважаемый хват-генералиссимус. Дело в том, что водяная пирамида, через которую переместился выше упоминаемый хват-майор, ровно через час после отключения начала проявлять паранормальную активность. Чтобы прояснить картину появления неопознанных захватчиков, привожу свидетельство работника Оператория, который присутствовал при нештатной активации пирамиды. Свидетельство прилагается в качестве фонограммы.

Следствие ведет Гарр Г. Г., козлоборотень высшей касты, старший следователь ПОпрУН (Полицейского Отделения при Управлении Наказаний), по совместительству начальник КуСаМлОф.

Протокол допроса номер 1128/1: Климус С. Ж., волкоборотень низшей касты, уборщик второго ранга, член вспомогательного персонала Оператория с 41281 года от ПВС.

Климус С. Ж.: Ну, эта... Примерно час назад тада через пирамиду перекинули очередную порцию мяса. Я зырил за этим перебросом — люблю зырить, когда оперативники летят кого-нить спасать. Каждую отправку прихожу посмотреть, господин следователь.

Отправку чуток задержали из-за каких-то там научных пара..., или как их... в общем, нестандартных неполадок. Это они так грят, техники из второй группы. Грят, шо пирамида плохо работает. Но я-та знаю, шо никаких неполадок нету и не было никада. Два дня назад наша маман...

Голос следователя: Кто такая маман?

Климус С. Ж.: Хэ, известно кто — это ж наша госпожа Грудь! И маман она потому, что сиськой кормит добрую часть Оператория... Вы должны ее знать — Маман!

Голос следователя: Кто, простите?

Климус С. Ж.: Ну, руководительница... Имечко у нее трудное, но я запомнил! В школе хорошо учился, вот и запомнил...

Голос следователя: Поконкретнее выражайтесь. Время не резиновое, мне плевать как вы учились в школе. Отвечайте четко на заданный вопрос. Итак, кто такая маман?

Климус С. Ж.: Ну, эта... Измаэлитантолинатл...

Голос следователя: Что, я не ослышался?

Климус С. Ж.: Как есть, суккуба эта наша — начальница, Измаэль.

Напряженный голос следователя: Продолжайте, что там с Измаэлью?

Климус С. Ж.: Так вот. Два дня назад нашу маман, то ись Измаэли... и так далее, проведывал очередной хахаль...

Злой голос следователя: Вы понимаете о чем говорите? Вы знаете, что госпожа Измаэлитантолинатл замужняя женщина? Хотите угодить в тюрьму за клевету на порядочных девиц?

Климус С. Ж. хохочет: Это она-то порядошная? Гы, уважаемый следователь, разуйте глаза, она ведь суккуба. Такая хоть сто раз будет замужем, но левых мужиков в койку будет тащить...

Шорох одежды, видимо следователь хватает Климуса С. Ж. за воротник: Держи язык за зубами, мразь. Измаэль — порядочная женщина.

Климус С. Ж. хохочет еще больше: Вона как?! Видать, нашего полку прибыло. Шо, тоже с ней кувыркался?

Следователь молчит, слышится шорох — он отпустил воротник свидетеля. Затем задает вопрос: Давайте не будем касаться сексуальных тем. Расскажите, что произошло два дня назад.

Климус С. Ж.: Другое дело. Короче, привела она хахаля и понеслась его... это, ну вы понимаете, господин следователь, повела его в свой кабинет. Полчасика они там демон-что творили, а потом срочно позвонил ее муж.

Напряженный голос следователя: Ну?

Климус С. Ж.: Ну, муж ей сказал, шо звонит через мозгомпьютер. Шо возвращаеца из командировки и будет через десять минут у нее на работе, то ись в Оператории. Тут поднялся небольшой кавардак. Любовников-то у нее много будет, поди каждый в нашем ангаре. Мы занервничали, потому как муж ее работает где-то в полицейском корпусе... Авось догадается?..

Невероятно напряженный, дрожащий голос следователя: Дальше!

Климус С. Ж.: Вот, а тот мужик, шо у Груди... то ись, простите, у Измаэли сидел, чегой-то там замешкался. И выскочил в самый последний момент из ее кабинета. Стоит в дверях и ширинку застегивает. А тут на лестнице шаги стучат. Мы все те шаги слышали — аж головы в плечи повжимали. Грозно тот муж ее полицейский шел...

Тяжелые шаги следователя: Говоришь, тот демонский баран ширинку на пороге застегивал?

Климус С. Ж.: Точно, я даже видел, как он свой этот... ну... вы понимаете, в штаны засовывал.

Скрип зубов: И что дальше было?

Климус С. Ж.: Муж Измаэли как раз в тот момент поднимался. Даже макушку его в полицейской шапке можно было рассмотреть...

Дрожащий голос следователя: Вот такая же шапка как у меня?

Климус С. Ж.: Оно, такая же самая. И золоченые рога оленоборотня такие же...

Следователь шепчет: А ведь когда-то этих рогов не было.

Климус С. Ж.: По службе выросли?

Следователь: Нет, неудачно женился. Давай дальше!

Климус С. Ж.: Так... И шо же там дальше. А! Короче, муж ее поднимается по лестнице, а этот ослоборотень...

Изумленный выкрик следователя: Неужели ослоборотень?

Климус С. Ж.: Ну да. Я этих ишаков-перевертышей за версту чую. Ведь сам я из волчьих буду. Рассказывать дальше?

Тишина, видимо следователь просто кивает.

Климус С. Ж.: Вот этот мужик стоит на лестнице. А вы ведь видели, где кабинет маман находится? Лестница возвышаецо прямиком над пирамидой. Высота — врагу не пожелаю прыгнуть. А этот прыгнул. Стоял-стоял, вертел головой, да и сиганул вниз, так ширинку и не застегнув. Там метров тридцать, если не больше... К тому же падаешь не на колдетон, а прямиком в водяную пирамиду. Кто его знает, куда тебя не активированная пирамида закинуть может? В общем, тип этот хряпнулся в водяную стенку и пропал, бедняга... Видать супруг у Измаэли тот еще зверский ти...

Звук сочного удара чем-то мягким во что-то твердое. Есть догадка, что в этом месте следователь с криком "Я ее муж!" ударил уборщика рожей о стол.

Голос следователя: Удалите протокол и аудиозапись допроса. Этот свидетель совершенно бесполезен в расследовании.

Протокол допроса номер 1128/2: Жабов П. М., улиткоборотень низшей касты, техник высшего ранга, член основного персонала Оператория с 41281 года от ПВС.

Голос следователя: Допрос предыдущего свидетеля показал, что водяная пирамида была неисправна. Что вы можете сказать по этому поводу?

Жабов П. М.: Я в курсе, что случилась неисправность, но хвала фамильному демону, это произошло не на моей смене.

Когда я заступил на дежурство...

Голос следователя: Какого числа это произошло?

Жабов П. М.: Тридцать третий день месяца Трудолюбивого Уха. То есть на следующий день после инцидента с поломкой пирамиды.

Голос следователя: Вы сразу заметили, что агрегат неисправен?

Жабов П. М.: Конечно. Ведь именно на моей смене пропал отряд Клубукуса, транслированный в... простите, но я не помню порядковый номер того Отражения.

Голос следователя: Продолжайте. Расскажите, как выглядели неисправности пирамиды.

Жабов П. М.: В общем, как только я вышел на работу, то увидел, что весь Операторий затянут дымом, словно бы прошел гигантский выброс конраполярной энергии. Вода в пирамиде изменила свой цвет с нормального активированного на золотистый тон переработанной плазмы.

Голос следователя: Понятно, агрегат был сломан настолько, что это определялось визуально. Вы знаете что-нибудь о причинах?..

Жабов П. М.: Знаю. Всему виной эта гулящая Измаэлитантолинатл...

Дрожащий от злости голос следователя: Держи свой дрянной язык за клыками!

Жабов П. М.: У меня нет клыков, глубокоуважаемый. Я ведь улиткоборотень...

Следователь немного успокаивается: Плевать. Не упоминай о моей жене!

Жабов П. М. хитро: Понимаю, глубокоуважаемый господин следователь. Догадываюсь, предыдущий свидетель что-то упоминал о сиятельной госпоже Измаэли? Судя по рассыпанным волчьим зубам и пятнам крови на столе...

Следователь довольно: Не твоего умишки дело. Давай рассказывай, что по твоему мнению случилось в Оператории перед поломкой пирамиды. Без упоминаний, сам понимаешь...

Жабов П. М.: Понимаю...

Голос следователя: Удалить запись последнего диалога из протокола.

Жабов П. М.: Могу продолжать? Предполагаю, что неисправность пирамиды была вызвана попаданием на рабочие плоскости какого-то неизвестного тела (хихикает, маскируя это под кашель). Из-за несанкционированного всплеска контраполярной энергии сбились настройки Оператория. Пирамида стала очень нестабильной и, следовательно, довольно опасной для путешествия через ее стенки. Даже некоторые Перемещатели отказывались в ней работать. Но мы должны беспрекословно слушаться приказов. Потому и отправили оперативников... В связи с этим фактом оперативный отряд Клубукуса аннигилировался в пространстве, ударившись о космическую стену. Нашли только оторванную неопознанную ногу. Ведется следствие...

Голос следователя: Что можете сообщить о трансляции группы Зубарева в мир под номером 1114/53?

Жабов П. М.: Никто не желал потерять еще одну группу оперативников из-за неполадок... Но, приказы... В общем, пирамида на момент отправки отряда хват-майора Зубарева еще находилась в ремонте и за ней велось наблюдение.

Задумчивый голос следователя: Да, за этой потаскухой теперь ведется круглосуточное наблюдение!

Жабов П. М.: Очнитесь. Я не о вашей жене, господин следователь...

Голос следователя: Удалить последние две цитаты. Свидетель, можете продолжать.

Жабов П. М.: Спасибо. Так вот, согласно Священному Расписанию мы не имели права активировать нестабильную пирамиду. Но пришло указание сверху — от самого Чердеговского. Срочно починить аппаратуру и транслировать четырех оборотней в мир под номером...

Голос следователя: Стало быть вы нарушили Расписание? У нас за это полагается очень суровое наказание.

Жабов П. М.: Лучше суровое наказание, чем расстрел из-за невыполнения приказа...

Голос следователя: Вы правы, продолжайте.

Жабов П. М.: Так вот, мы отказывались активировать пирамиду до завершения профилактических работ. Честно говоря, опасались, что кто-то из транслированных оперативников может вернуться и отомстить... Но госпожа Измаэлитантолинатл...

Разъяренный голос следователя: Мы договорились не упоминать мою жену!

Жабов П. М.: Из песни слов не выкину. Именно она распорядилась начать активацию пирамиды. Кстати, я слышал, что она крепко повздорила с хват-майором Зубаревым, которого нам и надлежало отправить через пирамиду.

Голос следователя: Очень интересно. О чем они спорили?

Жабов П. М.: Понятия не имею. Подозреваю, что хват-майор — один из ее хаха...

Звук крепкой оплеухи.

Дрожащий голос следователя: Я тебе сейчас так отподозреваю, что ты полгода под себя мочиться будешь!

Жабов П. М. пищит и стонет.

Голос следователя: Так вот, мы сейчас удалим текст нашего диалога. Затем ты продиктуешь мне следующие показания. Что Измаэль твердо отказывалась активировать пирамиду. Но хват-майор Зубарев начал ей угрожать, даже ударил ее по лицу. Из-за этого моей крошке пришлось отправить его через пирамиду. А ты, тварь, лично все видел и слышал! Понял?

Жабов П. М.: Все понял, господин следователь, только без рукоприкладства. Прошу... Мы, улиткообразные, очень чувствительны к боли...

Голос следователя: Удалить запись разговора из протокола. Начинаю допрос заново...

Протокол допроса номер 1128/29: Хмуров А. С., обязьяноборотень средней касты, техник-аналитик высшего ранга, руководитель первой смены основного персонала Оператория с 41162 года от ПВС.

Хмуров А. С.: Подтверждаю слова предыдущих двадцати семи свидетелей. Я своими глазами видел как 36-го дня месяца Трудолюбивого Уха хват-майор Зубарев угрожал госпоже Измаэлитантолинатл. Он держал ее за горло, прижимая к силовой колонне. И наносил точные удары кулаком по лицу нашей руководительницы. При этом он кричал оскорбительные слова.

Очень довольный голос следователя: Почему вы не пришли на помощь беззащитной женщине?

Хмуров А. С.: А вы видели ширину плеч этого Зубарева? Он же боевой пантероборотень! Такой половину персонала Оператория только одной рукой снесет. К тому же он был тяжело вооружен и в окружении своих сотрудников. Против четырех обученных оперативников никакой техник не пойдет...

Голос следователя: У вас все, или есть еще какие-нибудь показания?

Хмуров А. С.: Есть. Также я видел как подчиненный хват-майора Зубарева, некий Трешка Толстяк, пытал Перемещателя! Он наступил на него и своим весом прижимал нашего товарища к полу. При этом Зубарев рычал Перемещателю, чтобы он отправил его оперативную группу в Коридор Зеркальных Отражений. Это вопиющий факт, потому я осмелился сделать хват-рядовому Трешке замечание. Меня, конечно же, не послушались и весьма матерным способом оскорбили.

Невероятно обрадованный голос следователя на фоне шума от потираемых рук: Спасибо, господин свидетель. У меня больше нет к вам вопросов.

Протоколы допроса номер 1128/30: Гарр И. И., суккуба высшей касты, руководитель высшего ранга, управляющая Оператория с 41162 года от ПВС.

Сухой голос следователя: Здравствуйте, глубокоуважаемая.

Гарр И. И.: Кончай паясничать, муженек! Приволок в свою вонючую контору, притворяешься злобным следаком. Перед кем играешь, лапонька? Я ведь знаю, что ты — тряпка и не мужик, а не злой полицейский. Есть вопросы — задавай, и будь со мной поласковей! Не то...

Злой голос следователя: Не то опять мне изменишь с каким-то ослом, милая Измаэль?

Гарр И. И.: Нет, разведусь и оставлю тебя без наследства моего отца.

Еще более злой голос следователя: А я тебя посажу за неподчинение Священному Расписанию. Ты не имела права активировать пирамиду, даже по приказу Вельзевулона Петровича!

Гарр И. И. испуганно: Понятно... И что же ты хочешь сейчас от меня услышать?

Более спокойный голос следователя, сопровождается шорохом бумаги: Читай. Тут двадцать семь показаний о том, что хват-майор Зубарев под страхом смерти заставил тебя активировать нерабочую пирамиду.

Гарр И. И.: Тут написано, что он нанес мне несколько ударов кулаком по лицу...

Раздается сочный звук от резкого прикосновения кулака с лицом.

Гарр И. И.: А-а-а-а-а!

Медовый голос следователя: Во-первых это тебе за измену. А во-вторых останется след от побоев, какие нанес тебе Зубарев...

Гарр И. И. прекращает ныть: Хоть мужик из тебя — ноль, но хитрости тебе не занимать.

Обиженный голос следователя: Могла бы поласковее — я ведь твой муж. И спасаю тебя от тюрьмы.

Гарр И. И.: Был бы ты в постели мужчиной — я бы по-другому себя вела. А пока довольствуйся тем, что есть.

Злой голос следователя: Удалить запись разговора! А ты заткнись, демоническая дрянь!

Гарр И. И. вкрадчиво: Наследство моего отца...

Следователь кашляет. Позванивает бокал, льется вода. Следователь судорожно глотает и прочищает горло.

Хрипловатый голос следователя: Значит так. В нападении на Валибур ты невиновна. Тебя заставили. Но помни, если сделаешь хоть еще один шаг в сторону от нашей постели — я тебя по стенке размажу!

Гарр И. И.: Кишка у тебя тонка! И пипетка тонкая...

Звон разбитого стакана, испуганный визг Измаэлитантолинатл.

Приглушенный от злобы голос следователя: Мое терпения лопнуло! Задушу тебя, потаскуха!

Гарр И. И. хрипит: Отпусти. Ты же меня любишь...

Звук падения женского тела на колдетонный пол.

Шепчущий голос следователя: Люблю... Но скажи, ты спала с тем ослоборотнем, который сгинул в пирамиде?

Гарр И. И.: Еще как спала! У него такой широ...

Звук выстрела, взрыв, звон стекла, затем грохот кулака по столу. Видимо, со злости следователь выстрелил себе в подбородок, но промахнулся. Пуля попала в светильник дневного света и засыпала следователя с головы до ног битым стеклом.

Гарр И. И.: Всегда знала, что ты ревнивый дурак. Но чтобы из-за меня стрелялся?

Голос следователя: Но я ведь тебя люблю, лживая похотливая стерва!

Гарр И. И.: Ну будет тебе, будет. Я ведь не виновата, что у тебя "постельные" проблемы. Ну хочешь, пойдем к магу-лекарю? Заколдует тебе этот самый..., а я тогда изменять не буду?

Голос следователя, говорит сквозь слезы: Идем... Удалить запись из протокола допроса...

Заключение, сделанное по протоколам допроса номер 1128/1 — 1128/30. Сделанное Гарром Г. Г., козлоборотнем высшей касты, старшим следователь ПОпрУН.

Согласно тридцати протоколам допросов, могу заключить следующее.

Из-за неисправности водяная пирамида Оператория не могла полноценно функционировать. Персонал Оператория не имел права активировать трансляцию и не собирался ее включать. Но хват-майор Андреиласкасс харр Зубарев, пантероборотень высшей касты, начальник Департамента Отлова Лидеров Организованной Геройской Преступности и Отбившихся от Рядовой Общественности Героев, заставил персонал, включая управительницу Оператория, светлейшую Измаэлитантолинатл, провести перенос в мир под номером 1114/53.

Опираясь на многочисленные показания, могу с уверенностью заключить, что целью трансляции хват-майора была разведка перед нападением на Валибур. Нет сомнений, что Зубарев встретился в Зеркальном Коридоре Отражений с врагами и указал им путь к нашему миру.

Пока что неизвестны причины, склонившие хват-майора к предательству. Но независимо от причин, заключаю, что Андреиласкасс харр Зубарев — государственный преступник. В связи с этим рекомендую отправить карательную экспедицию в мир номер 1114/53 для захвата хват-майора и заключения его под стражу. Соответственно, как только его доставят на Трибунал Девятнадцати Демонов, законом предусматривается лишение Зубарева всяческих званий, достижений и конфискация фамильного имущества. Требую казнить этого преступника.

Гарр Георгий Гаррович, старший следователь Полицейского Отделения при Управлении Наказаний. (Подпись)

Виза Мэра, смертоборотня высшей касты, Дамнтудеса Юрия Бельфегоровича.

Я прочитал протоколы Гарра Г. Г. Тут слепому видно, что на хват-майора Зубарева повесили все это дело. Но свидетельства построены грамотно — понтно, что у Гарра большой опыт следовательской работы. К сожалению допросить свидетелей по второму разу не получится — все умерли от удушения чадным газом при пожаре в Управлении Наказаний. Юридически нет никакой возможности оправдать Зубарева, все факты против него. К тому же нам необходимо найти и казнить какого-нибудь... виновного. Посему заключаю:

— Повысить хитроумного Гарра Г. Г. до самого старшего следователя;

— Разобраться с проблемами Оператория и устранить любые неполадки;

— Из-за атаки на город усилить защиту Оператория и других административных зданий;

— Отправить карательный отряд в мир под номером 1114/53 для поимки хват-майора Зубарева;

— Лишить Зубарева А. В. звания офицера, разжаловать в рядовые до Трибунала;

— Созвать сверхсрочный Трибунал Девятнадцати Демонов.

Мэр, Дамнтудес Ю. Б. (подпись)

Краткая хронология атаки на Валибур, воссоздана из показаний свидетелей и непосредственных участников событий. Составитель — хват-генерал Кукурузко К. К.

С вашего позволения, глубокоуважаемый хват-генералиссимус, в эту почасовую хронологию я изредка буду добавлять аналитические справки. Время суток, указанное в данной работе, носит стандартные сокращения: ПЗ — первый закат; ВЗ — второй закат; ПУ — первоутрие, утро; ВУ — второутрие.

Точка отсчета — 10:30 ВУ.

10:30 ВУ — Техник высшего ранга Жабов П. М. Вышел из туалета общего пользования, помыл руки, умылся, почистил зубы и открыл дверь, ведущую в общий ангар Обсерватория. У него началась смена, и он направлялся к себе на дежурный пост техобслуживания.

10:42 — Жабов П. М. повернул дверную ручку и в приоткрытую створку двери увидел странную пульсацию вокруг водяной пирамиды. Агрегат светился "дивным, тля, золотисто-лиловым светом", по словам техника высшего ранга. Вода на стенках внезапно сгустилась и из обычного синеватого оттенка превратилась в красную. Тотчас и возникло загадочное свечение. Из пирамиды исходил сильный жар, температура в помещении поднялась до отметки 38,5 градусов по Кальвинсу и стремительно росла. Все указывало на несанкционированную трансляцию из какого-то мира.

10:44 — Жабов П. М. заинтересовался странным сиянием и, согласно Расписанию, захлопнув дверь туалета (во избежание неприятных запахов каждому сотруднику необходимо закрывать за собой двери), направился к пирамиде. В обязанности техника входила профилактика пирамиды и чистка ее водяных стен.

Жабов П. М. полагал, что необъяснимый свет исходит из-за попавшего в пирамиду мусора. Он сообщил своему напарнику, технику второго класса Джут Т. Л., что берет очистительный инструмент и планирует почистить обслуживаемый агрегат. Когда Жабов П. М. взял сачок для очистки водяных стенок, Джут Т. Л. сказал, что в пирамиду вновь попал какой-то, по его словам "очередной хахаль Измаэли".

— Когда наша гулена успокоится? — вздохнул Джут Т. Л.

— Когда ей муж голову оторвет, — пошутил Жабов.

Посмеявшись и вооружившись сачками, техники направились на внештатный ремонт пирамиды.

10:49 — Прозвучал взрыв. Внутри пирамиды что-то оглушительно заревело, вода на поверхности стенок закипела. Над агрегатом поднялось густое облако дыма, все вокруг заволокло черным, почти непроницаемым паром с мерзким запахом.

— Небось со скунсоборотнем вечерок проводила, — сказал Джут Т. Л. — Вот же...

Договорить он не успел.

10:50 — Раздалась серия взрывов. Напряжение в магенераторах внезапно подскочило. Сила магического тока, родившаяся внутри пирамиды, прожгла проводку. Взорвались все искривители и стабилизаторы пространства. Контролирующие установки расплавились, силовые колоны замерцали — наполнились избытком энергии. От большого напряжения магенераторы буквально разорвало на куски. Несколько агрегатов вырвались из колдетонного пола и вместе с крепежными элементами пробили крышу ангара. Задымленный воздух наполнился магипластиковыми, колдетонными и металлическими осколками. Вместе с рамами вылетели все окна, даже в соседнем здании Управления разбились несколько форточек.

— ...везет кому-то, — прохрипел Жабов П. М. и упал замертво. Голова техника оказалась пробитой в трех местах метательными снарядами типа осколок.

10:57 — Жабов П. М. поборол животный страх и вылез из-под окровавленного трупа Джута. Он описывает разрушения следующим образом:

"Ноги дрожат, тля, но я все же стою. Понимаю, что согласно Священному Расписанию должен немедленно обесточить испорченную пирамиду. Все вокруг усеяно мусором, обломками и, тля, мертвецами бедным. Все мертвы! В магрегатах предусмотрена концентрация серебра в металле — необходимо для магических процессов. Так вот, это проклятое серебро вместе с проржавелыми кожухами и гайками наделало тучу дырок во всех оборотнях, бесах и даже в демонах! Тля, это был самый страшный день в моей жизни...

Силовые колонны померкли, отдав всю энергию для несанкционированной переброски. Ни один предохранитель или стабилизатор пространства не работал. Все превратилось в сплошное месиво из гнутых железяк, камней и окровавленного мяса... В центре разгромленного ангара возвышалась, тля, эта ... (вырезано цензурой) пирамида. Внутри шевелился какой-то угольно-черный ком. Стенки закипали алыми пузырями. Эти воздушные шарики лопались и брызгали во все стороны ядовитым паром. Вода совершенно потемнела, за ее слоем можно было рассмотреть нескольких Перемещателей. Бедные медузы сварились заживо! Я не мог этого вынести. Пирамиду надлежало отключить...

Ноги подкосились, я упал. Но упрямо полз к рубильникам, тля. Я отлично понимал, что лишусь какой-нибудь части тела, если не отключу эту... (вырезано цензурой) проклятую штуковину..."

11:09 — Техник Жабиев уже добрался до распределительных щитков и уже положил руку на рубильник. В это же время он заметил за одной из стенок пирамиды какое-то движение. Понимая, что ничем хорошим это не закончится, и в Валибур могут пробраться потусторонние силы, Жабиев П. М. дернул рукоятку выключателя.

11:11 — Из стенок пирамиды начали выпрыгивать незнакомцы. Их кожаная одежда издалека напоминала бы летную форму ДОЛБа, Департамента Отлова Летающих Бестий, если бы не странные опознавательные знаки и погоны. На отметках пришельцев отсутствовали трехмерные клыки — символы Управления — потому техник высшего ранга очень испугался.

11:12 — Незнакомцы продолжали прибывать. Общее количество захватчиков насчитывало примерно тысячу человек, не считая двух десятков женщин в кожаных трико. Построившись в несколько шеренг, пришельцы промаршировали к выходу.

11:15 — Пришельцы еще двигались к дверям, ведущим из ангара на улицу.

11:16 — Жабиев П. М. запоздало понял, что отключил не тот рубильник. Вместо деактивации пирамиды перестал действовать защитный контур, предохраняющий пирамиду от проникновения извне.

11:17 — Техник высшего ранга еще не успел испугаться.

11:18 — Жабиев П. М. очень испугался, когда к нему подошел один из пришельцев и сказал следующее: "Was dieser hinter Friede, Genosse?".

11:20 — (из показаний Жабиева П. М.) "Я прекратил гадить под себя и попытался что-нибудь ответить этому типу. Выглядел пришелец донельзя странно: черный кожаный костюм, напоминающий боевой мундир орлоборотней из ДОЛБа; золотые нашивки в виде двух молний на рукавах, воротнике и на груди; опоясанный портупеей и широким поясом с серебристой пряжкой; в руках сжимает какую-то трубку с двумя ручками. А рожа такая страшная, тля! Белобрысый, кожа очень бледная, тонкий нос и бесцветные глаза. Волосы на висках слегка подгоревшие, словно этот мужик вышел из огня... И самое ужасное — у него не заостренные уши! Это либо смертный, либо существо Хаоса. Это меня так испугало, что я просто не нашел никаких слов кроме "тля-перетля!"... Ну, он посмотрел на меня, примружившись..."

11:21 — Пришелец кивнул и со словами "Begreiflichweise — dieser Stumme" пошел следом за отдаляющимся отрядом захватчиков.

11:26 — Жабиев П. М. немного пришел в себя и отправился на кухню Оператория. Там он сожрал недельный запас консервов и выпил шесть литров импортного вина. Свидетель ссылается на то, что пребывал в стрессовом состоянии из-за смерти друзей. К тому же он заявляет, что кухню разгромили захватчики.

11:27 — Управительница Оператория, сиятельная госпожа Гарр Измаэлитантолинатл Ивановна, вышла из своего кабинета. Взрывы в ангаре обвалили металлическую балку, удерживавшую потолок в кабинете госпожи Гарр. Кусок железа, вырванный с корнями, развалил рабочий стол и размозжил голову находящегося там посетителя. Госпожа Измаэль долгое время не могла оправиться от ужаса. Затем она с трудом перебралась через завалы и полуобнаженная (следователь говорит, что осколки колдетона разодрали на ней одежду) выскочила на лестничную клетку над пирамидой.

11:28 — Внутри пирамиды вновь что-то взорвалось. Черное сияние исчезло, на его месте, в самом центре строения набухло кроваво-красное пятно. Водяные стенки покрылись льдом, температура в поврежденном ангаре упала до -12 градусов по Кальвинсу.

11:28 — В то же самое время, когда прозвучал следующий взрыв, пьяный техник высшего ранга выбрался из кухни. Согласно его показаниям, пирамида внезапно раздвоилась и оба строения начали кружиться под крышей ангара (этот факт не сходится с показаниями госпожи Гарр — она видела только одну пирамиду).

11:29 — Изнутри пирамиды донесся крик многотысячной толпы. Кричали мужчины, на незнакомом языке, но очень яростно, словно атакующая армия. "Za Rodinu! Za Stalina. Ur-r-r-ra-a-a-a!" — орали сотни голосов.

11:29 — Несмотря на сильное опьянение, Жабиев П. М. нашел в себе мужество и бросился к рубильнику с целью выключить трансляционный агрегат.

11:30 — Одновременно с тем, когда техник высшего ранга полностью обесточил водяную пирамиду, из строения вылез еще один захватчик.

Этот человек немного отличался от других пришельцев. Он не был одет в кожаный костюм и трубка в его руках выглядела по-другому. На незнакомце висела серо-зеленая гимнастерка, накинутая поверх грязной полосатой тельняшки. Штаны, не учитывая протертых дыр на коленях, имели тот же серо-зеленый цвет. Оружие врага показалось Жабиеву П. М. намного более устрашающим, чем у "кожаных пришельцев": очень толстый ствол, деревянный приклад и большой диск, служивший предположительно магазином. На голове захватчика красовалась коротенькая пилотка того же оттенка с красной пятиконечной звездой на лбу.

11:31 — Увидев "пятихвостый символ Хаоса", Жабиев П. М. испугался еще больше. Но питание пирамиды ему удалось отключить. Понимая, что пришелец оказался отрезанным от подмоги, техник высшего ранга вооружился куском арматуры. И направился к захватчиком с явным намерением "дать этом, тля, по макушке", по словам Жабиева.

11:32 — При виде техника гость оживился, но не сделал попыток воспользоваться своей трубкой. Он поднял руку в приветственном жесте и спросил: "Zdravstvuj, drug iz drugogo mira! Ty nje vidjel, tut frissy nje probegali?"

11:33 — Жабиев не успел ответить незнакомцу. С лестницы спустилась сиятельная госпожа Измаэль и спросила "какого демона тут происходит"? Он остановилась перед захватчиком, грозно уперев руки в боки. Поскольку на ней почти не осталось одежды, по словам Жабиева, "выглядела она возбуждающе".

11:34 — Пришелец выпучил глаза и у него отвалилась челюсть. Пуская слюни, захватчик сказал "Kakova chertovka! Idi sjuda, lapochka. U menja tri goda baby nje bylo, iz-za prokljatoj vojny! No kakova krasavitsa!" С этими словами он поднял сжатую в кулак руку и поднял большой палец.

11:35 — Увидев, что незнакомец делает атакующий магический жест, госпожа Измаэль трансформировалась в боевую личину суккубы. Даже привычному к таким превращениям Жабиеву ее внешность показалась устрашающей. "Фамильный демон! — подумал техник высшего ранга. — Страшнее рога, зелена кожа и такое количество клыков есть только у моей тещи".

11:36 — Пришелец испугался готовой к атаке Измаэли. С криком "Prokljatyje frissy zatashchili menia v Ad! Za Rodinu i za Stalina!", он поднял свою трубку-оружие. Приставил дуло к подбородку и нажал на спусковую скобу. Огненная очередь снесла захватчику половину головы. Ошметки мозга разлетелись по всему ангару. Красная пятиконечная звезда слетела с продырявленной пилотки и хлопнулась к ногам сиятельной Измаэлитантолинатл.

11:37 — В помещение Оператория ворвался захват-отряд хват-майора Помидорова Т. Ю. Водяную пирамиду заблокировали, трупы увезли в Горморг, а Жабиева П. М. и госпожу Гарр И. И. забрали на допрос.

Приметка составителя хронологии, хват-генерала Кукурузко К. К.: Данные факты указывают нам название захватчиков. Они называются "фриссами" — от слова "frissy", использованного застрелившимся пришельцем. Сейчас наши ученые работают над расшифровкой языка погибшего. К сожалению, нам не удалось собрать все частицы его мозга, потому речь чужестранца практически не подлежит переводу. Наибольшую ценность составляет выражение ""Za Rodinu! Za Stalina. Ur-r-r-ra-a-a-a!". Свидетели показали, что это очень мощное заклинание, которое излучает громадный энергетический потенциал.

Дальнейшие события довольно трудно отметить каким-нибудь временными рамками. Потому будем приводить лишь примерное время.

13:00 ВУ — Отряд захватчиков был замечен около городского парка имени Джамшауда Великого. Пришельцы шагали строем в направлении Черного озера.

13:20 — Другой отряд фриссов приблизился к зданию Главного Управления по Несанкционированному Использованию Колдовства и Иррациональных Сил.

Жители Валибура почти не обращали внимания на захватчиков. Большинство свидетелей полагали, что перед ними маршируют актеры, готовящиеся к параду ТриДеПоХа (Триста Девятая Победа над Хаосом).

Поначалу пришельцы вели себя мирно, несомненно проводили рекогносцировку местности. Их шпионы, группами по десять человек с видом рядовых зевак прогуливались проспектами Валибура. Поскольку приближался обед, улицы были пустынны. Большинство демонов, которые работают только в первую смену от первоутрия до второго утра, находились в постелях. Работали только оборотни оперативных и технических направлений — их вторая смена продолжается от второго утра до первовечерника.

14:00 — Фриссы подошли в торговке баарбуусами. Взяли по два пирожка на человека и рассчитались какими-то красными и светло-зелеными бумажками. Торговка, некая Гешка из Твердового, запротестовала и сообщила, что желает видеть нормальные валибурские локрисы или же золото. Захватчики ответили "Fortab euere Stadt — Eigenbesitz Reykh des Deutschland" и аргументировали эти слова, приставив дуло стреляющей трубки к голове Гешки.

14:30 — Отряды фриссов соединились около портовых складов на Черном озере. Многие купили на БоБе (Большой Базар) молочных сосисок из нетопыря и светлое пиво. Расположившись в тени приозерных платанов, пришельцы употребили пищу и начали петь что-то вроде "эber, mein lieber Augustin".

15:15 — Случилась первая стычка. Из склада, в котором хранились импортированные Княжеством Хаоса апельсины, показался грузчик, демон низшего порядка, Груусс Бал-Балрогин. При виде Груусса захватчики оживились. Некоторые начали кричать "Daemon! Daemon! Wir in Ada!". Почти все фриссы схватились за оружие.

Не подозревающий плохого грузчик подумал, что перед ним актеры парада. Он поднял лапу и тепло поприветствовал фриссов. Но вместо поздороваться, захватчики изрешетили беднягу тяжелыми свинцовыми снарядами.

Поскольку рядом со складами находится небольшой порт, шум выстрелов не привлек внимания общественности. Громыхающие краны, лебедки и постоянная ругань грузчиков просто заглушила звуки убийства.

На складе с хаотическими апельсинами находился командующий ВСВ, покойный нынче хват-генерал Гречкин А. В. Жена убитого хват-генерала отрицает его связь с контрабандистами наркотиков. Она заявляет, что Гречкин присутствовал на складе наркотических плодов из Хаоса с обычным рейдом. В связи с этим рекомендуется не открывать криминальное дело на владеющую этим складом семью Гречкиных. Предлагаю присвоить хват-генералу звание "Герой борьбы с контрабандой" посмертно.

Убив грузчика, фриссы немного успокоились. Они закопали труп Груусса прямо в магасфальт около склада и вернулись к приему пищи. На этот раз они оставили пост дозорных, которые охраняли основную группу пришельцев.

16:00 — Из здания склада вышел хват-генерал Гречкин А. В. в сопровождении адъютантов и телохранителей. Увидев демона высшего порядка, фриссы немедленно открыли огонь на поражение. Из четы хват-генерала уцелели только двое оборотней. Свинец не причинил им физического вреда. Сейчас адъютанты находятся в безопасности и ожидают выплаты денежных премий за моральные травмы.

Посудив, что в складе еще находятся демоны, пришельцы пошли на штурм. Не прошло и десяти минут, как весь персонал, уроженцы Тринадцати Кругов, были уничтожены. Спаслись только таможенный контроллер, крысоборотень средней касты, Пипикус Щ. М.

Поскольку захватчикам легко удалось как захватить складские помещения, так и убить всех демонов, подвергаю сомнениям профессиональной пригодности уроженцев Кругов. Предлагаю упразднить демонские посты. Армию и боевые соединения планирую составлять из оборотней. Демонам же хватит и цивильных постов. Но прошу заметить, что не имею ничего против Главы Двойного Отдела, глубокоуважаемого Чердеговского В. П. Он отлично справляется с обязанностями и, несомненно, достойно занимает свое место в ГУпНИКИС.

16:30 — Часть захватчиков осталась в складе покойного Гречкина. Остальные окопались в парке около Черного озера. Надо отметить, что действовали с завидной практичностью и опытом. Почти по всей территории сада прокопали глубокие траншеи. В самом центре, под корнями тысячелетнего платана построили подземный бункер. Неизвестно откуда, но во владении фриссов оказались несколько фитильгрузовиков с магицементом и восемь километров серебряной колючей проволоки против оборотней. Есть предположение, что на одном из складов силы Хаоса готовили партизанскую войну. Учитывая этот факт прошу Трибунал быть благосклонным к плененным захватчикам: они пресекли попытку атаковать Валибур объединенными Силами Хаоса и Дальних Кругов.

20:00 — Уцелевшие оборотни обратились в Сверхскорую Уникальную Помощь. Они сообщили о нападении фриссов. Главный лекарь СУПа тотчас отправил уведомления в ГУпНИКИС и ПОпрУН.

20:15 — Отборные оперативные группы Наземных Сил при поддержке Департамента Отлова Летающих Бестий отправились на уничтожение захватчиков.

20:16 — Оказалось, что по всему городу разбросаны шпионы фриссов. Они были переодеты в костюмы убитых демонов и почти не отличались от рядовых обывателей Валибура. Разведчики засекли место, откуда выступило войско НаСил и ДОЛБа.

20:30 — Обойдя отряды наших Вооруженных Сил, отдельная сотня фриссов вторглась в Главное Управление.

21:00 — 01:00 второвечерника точились длительные бои между нашей и армией захватчиков.

01:05 ВЗ — База фриссов была уничтожена, подземный бункер взорван вместе с платаном и доброй половиной приозерного парка.

01:25 — НаСил и ДОЛБ захватили склады хаотических апельсинов и закатили праздник победы. Некоторых особо усердных в праздновании солдат до сих пор откачивают мобильные бригады врачей.

22:00 второго утра — Еще до победного разгрома своей базы, отряд из ста фриссов вторгся в ГУпНИКИС.

Невероятно, но захватчикам удалось уничтожить подземные камеры предварительного заключения. Все заключенные зомби были обезглавлены, вампиры и вурдели притворились мертвыми.

22:15 — Фриссы захватили первые три этажа Управления. Несколько каменных гоблинов доблестно сражались, но их закидали фугасными гранатами. Опасаясь обжечься, гоблины отступили, отдав на поругание целый Архивный Отдел фей.

22:30 — Захватчики вторглись на верхние этажи и построили несколько пулеметных гнезд на большой лестнице.

22:40 — Оборотни-оперативники справились с изумлением. Многие правдиво считали, что все происходящее — обычная шутка. Ведь на здание Управления за многие тысячелетия не посмел напасть никто. Даже всесильные Черные Властелины и Слепые Призраки обходили ГУпНИКИС стороной. В общем, работники Управления с интересом присматривались к "странным людям в кожаных шмотках", по словам одного из оборотней. Даже когда фриссы приставляли свои трубки к головам оперативников, последние смеялись. Над коридорами витали смех и хохот — почти все оборотни твердо верили, что это розыгрыш начальства и репетиция возможного штурма Центральной Башни. "У них в этих трубках конфеты, — говорил кто-то по внутреннему каналу связи".

23:00 — Фриссы захватили коридор Двойного Отдела. Многие из них пали ниц перед Светлоликой А. П., называя ее "Langerwartete Gottin des Siegs". Затем раздались выстрелы.

Захватчики ворвались в кабинет хват-генерала Чердеговского В. П. и открыли огонь на поражения. Тяжело раненый Вельзевулон испепелил молниями более трех десятков врагов. Он потерял сознание от потери крови и больше ничего не помнит.

23:10 — Услышав выстрелы в кабинете начальника, на помощь Чердеговскому бросился его личный адъютант, обер-демон Грислиус П. П. В сражении он был убил, предварительно разорвав сразу двоих фриссов. В связи с этим прошу присвоить обер-демону Грислиусу звание "Герой-освободитель начальства".

23:15 — Озадаченные перестрелкой оборотни-оперативники наконец поверили в реальность происходящего. Все работники Управления, словно грозный шторм, прорвались сквозь заслон фриссов и освободили Архианну Павловну Светлоликую и раненого Вельзевулона Петровича. Всех захватчиков уничтожили в течении нескольких минут.

23:30 — Прибыла мобильная бригада врачей из СУПа. Пока Главе Двойного Отдела оказывали помощь, почти все оперативники праздновали победу и ранение своего командира. "Демона застрелили! — ликовали оборотни". В связи с этим фактом яростного непочтения и преступного отношения к начальству предлагаю арестовать всю половину Темного Отделения ГУпНИКИСа.

01:20 второго заката — Практически все фриссы уничтожены. Несколько десятков захватчиков спрятались на территории Валибура и в скором времени будут заключены под стражу.

01:50 ВЗ — Жизни хват-генерала Чердеговского больше ничего не угрожало. Праздник внезапно закончился и все сотрудники Управления разошлись по рабочим местам. На данный момент Вельзевулон Петрович находится на больничном под присмотром врачей. Поскольку он намертво врос в стены своего кабинета еще несколько тысячелетий назад, работники СУПа наблюдают за его состоянием непосредственно в Главной Башне.

В честь победы прошу отметить наградами и ценными подарками следующих жителей города: (Длинный список из трехсот двадцати четырех демонов и оборотней прилагается. Добрая треть приставляется к награде посмертно).

Заключение составителя хронологии, хват-генерала Кукурузко К. К.:

В заключении хотелось бы провести небольшой анализ попытки захвата Валибура и соседних земель.

Без сомнения скажу, что хват-майор Зубарев А. В. — военный преступник. С неизвестными мотивами он силой прорвался в Зеркальный Коридор Отражений и вступил в сговор с фриссами. Радует тот факт, что хват-майор либо не предоставил им всех сведений по обороноспособности Валибура, либо был уверен в превосходстве заговорщиков. В связи с этим соглашаюсь с глубокоуважаемым Мэром Дамнтудесом и приказываю любыми способами заключить Зубарева А. В. под стражу. Непосредственного начальника Зубарева также рекомендую лишить звания и посадить в Скалу-под-Небом. Я, Кукурузко Каркрум Карлович, готов заместить хват-генерала Чердеговского на этом опасном посту.

* * *

Чердеговский неравномерно дышал и закрыл глаза от боли. Стены, в камни которых вросли его бока, трещали от тяжелого дыхания демона. Под потолком качалась большая золоченая люстра. Он издавала противный скрежет, из креплений сыпалась штукатурка.

Шум очень беспокоил хват-генерала. Вельзевулон Петрович приоткрыл один глаз и посмотрел на скрежещущий светильник. Еще раз вздохнул, прикидывая, сколько денег истратил на благоустройство кабинета. И мысленно приказал рогам сгенерировать молнию.

Сверкающий разряд коротко протрещал в воздухе и ударил прямо в золоченое крепление. Издав протяжный визг, оплавленная люстра рухнула в обломки мебели. Поднялась пыль, мусор и деревянные щепки покатились по мягкому ковру кабинета. Вельзевулон поздно вспомнил, что ковер — его собственный живот. От удара он икнул и несколько раз чихнул от пыли.

— Как тебе этот документик? — спросил Чердеговский.

Архианна Павловна Светлоликая, Глава Светлого Отделения, сидела на небольшом полевом стуле для рыбалки. Она держала перед собой отчет хват-генерала Кукурузко, но уже перестала читать. Архианна Павловна с интересом наблюдала, как юркий доктор наполняет громадный шприц.

"Скорее это пятилитровая банка, а не шприц, — подумала ангелица. — Вельзевулон совершенно не следит за своим здоровьем. Вон какой здоровый вымахал — уже в кабинете не умещается. А ведь когда-то он был демоном низшего порядка, невысоким, но мускулистым. И какой же у нас был роман..."

Светлоликая мечтательно прикрыла глаза.

— Ты меня слушаешь? — грозно нахмурился хват-генерал.

— Что?.. — очнулась Глава Светлого Отделения. — Не мог бы ты повторить? Я уже вторые сутки не спала...

— Праздновали мое ранение — не успели выспаться, — хмуро констатировал Вельзевулон. — Но не рассказывай подробностей, дай мне потеряться в приятных догадках. Лучше скажи, что думаешь по поводу моего хват-майора?

— Грамотно его в дерьмо макнули, — вздохнула Архианна Павловна. — Не докопаешься. Исправить тоже ничего — все свидетели из Оператория мертвы. Никто не сможет изменить показания. Видимо, твой Зубарев изрядно потрепал нервы этой дрянной Измаэли, раз ее муж-следователь настолько запутал следствие.

— Андрей закинул сводную сестричку Измаэли на Девятый Круг. Теперь вампирша там занимается варкой чесночных спрэдов.

— Понятно, — кивнула Светлоликая. — Ты хочешь, чтобы я помогла твоему хват-майору? Настолько ценный сотрудник? Или что-то личное?

— Сотрудник из него никакой. Тут дело в его задании. Если захват-отряд сможет пробиться через магию Творцов в мир под номером 1114/53, то Зубарев стопроцентно не выполнит приказ, — Вельзевулон сокрушенно покивал и с сожалением посмотрел на приближающегося доктора.

Лекарь тащил на плече наполненный регенерационным раствором пятилитровый шприц. Он уселся на обломки стола, в том месте, где ковер плавно переходил в грудь Чердеговского. Высоко поднял голову и попросил:

— Глубокоуважаемый хват-генерал, протяните вашу руку. Мне необходимо нащупать вену.

— Нет у меня вен на руках! — недоброжелательно рявкнул Вельзевулон. — Видишь — это щупальца из однородной магической субстанции.

— Тогда на животе покажите, где колоть. Не буду же я долбить потолок на нижнем этаже, чтобы добраться до вашей...

— На тебе, ирод, — вздохнул хват-генерал. — Коли где хочешь.

Несколько линий на ковре налились красками. Если присмотреться, можно было заметить, как в тканях ковра течет апельсиновая жидкость.

— Спасибо, глубокоуважаемый.

Архианна Павловна пристально всмотрелась в напряженное лицо Чердеговского. Тот скривился и цыкнул языком, когда толстая, размером с черенок лопаты, игла вошла в его живот.

— Точно ничего личного к хват-майору Зубареву?

— Ничего, — простонал Вельзевулон. — Просто помоги мне спасти его от Трибунала. Тут же идиот догадается, что роль Андрея в этом деле совершенно случайна.

— Допустим, спасу... — задумчиво проговорила Светлоликая. — А дальше что? Ведь его все равно лишат звания.

— Если он разберется с магией Творцов... — облегченно вздохнул Чердеговский, ощущая, что игла вышла из ковра, — Я ему во всем помогу. Есть небольшой план.

— А что делать в приказом Мэра? — поинтересовалась Архианна Павловна.

— Вызвать адъютанта, — скомандовал хват-генерал в микрофон интеркома.

— Он убит, глубокоуважаемый... — ответил дежурный.

— Вызовите нового, — перебил диспетчера Вельзевулон. — Быстро!

Спустя несколько минут в кабинете показалась озадаченная рожица обер-демона Грульписа.

— Распорядись, чтобы собрали отряд оперативников. После починки Оператория пусть они отправятся в мир под номером 1114/53 и схватят хват-майора Зубарева.

— Понятно! — демон щелкнул каблуками и отдал честь — два пальца прижаты к макушке.

— Но чтобы Операторий починили через три дня! — добавил хват-генерал.

— Невозможно... — попытался возразить Грульпис. — Магархитекторы сказали, что все будет готово на завтра ко второутрию...

— Плевать!

— Но что мне делать? Они ведь не смогут настолько растянуть строительные работы.

— Тогда убей несколько их руководителей! — сурово приказал Вельзевулон. — А рабочие без команды пусть три дня играют в карты. Понял?

— Точно так! — отрапортовал унтер-демон.

Спустя полчаса в здании полуразрушенного Оператория прозвучали выстрелы и свист активированных "Карателей". Оборотни-оперативники никогда не оставляют сослуживцев в беде. И никогда-никогда не ослушиваются приказа.

(объяснительная)

"Он споткнулся и совершенно случайно упал на ножи сенаторов.

Виной всему — досадная случайность...",

Из протокола допроса Марка Юния Брута

Солнце спокойно катилось за край небосклона, изредка взбрыкивая как норовистая лошадка. Редкие тучи серебрились в лучах заката, медленно наливаясь алыми тонами. Вершина Пустой горы поблескивала белоснежными тонами, над лесными деревьями проносился ветерок вечерней прохлады. Трясина изредка побулькивала, исходила желтоватыми пузырями и вонючим газом. Где-то вдалеке квакали лягушки. Жабы перекрывали трещотку наклонившихся во время грозы деревьев.

В каждом звуке, пролетавшим над болотом, королева ощущала насмешку. В слепой ярости она вызывала все новые и новые огненные шары. И швыряла ими во все стороны, куда только падал злобный взгляд. Несколько деревьев уже вовсю пылали, потрескивая мокрыми ветвями. Трясина вскипала, едва в нее погружался очередной снаряд Хатланиэллы.

Женщина выглядела донельзя отвратительно. Черное, шитое золотыми нитками платье давно превратилось в грязные обноски — такие даже беспризорная попрошайка отказалась бы надеть. Красное от негодования лицо пылало бешенством. Спутанные волосы, когда-то волнистые и шелковистые словно воронье крыло, спутались, наполнились илом и песком. Бесформенная копна волос шевелилась на голове леди Хатли будто гнездо болотных змей. Кто бы мог подумать, что эта куча мала, скорее напоминающая кочку осоки, когда-то считалась гордостью и поводом для зависти всего женского населения Преогара.

Белоснежные руки потемнели от грязи и скукожились, постарели. Кожа превратилась в желтоватый пергамент, усеянный бурыми пятнами. Семьдесят лет, даже для такой могущественной колдуньи, не прошли даром. Выпитая кровь молодых мужчин и магия больше не могла сдерживать законы природы.

Хатланиэлла даже не подозревала, что своей девичьей внешностью в довольно немолодом возрасте она обязана матери. Ведь это Баба постоянно поддерживала своего клона, поила королеву излишками колдовской энергии. Старуха очень нежно относилась к живой частице самой себя. Она лелеяла и любила несносную дочурку. Каждое утро, едва проснувшись, Баба-Прудди наблюдала через ЗДС (Зеркало Дистанционного Созерцания) за тем, как леди Хатли наводит марафет. Тепло улыбаясь, ведьма-фрейлина шептала слова древних валибурских заклинаний и вместе с румянами на щечки королевы накладывались чары красоты.

Едва ли не каждый день бедной Бабе приходилось убирать за дочерью отходы после неудавшихся экспериментов. Некоторые хомункулюсы упорно не желали воскрешать. Королева так и оставляла их, холодные окровавленные тела, в дворцовых катакомбах. Понимая, что после подобной топорной работы в Преогаре могут появиться полчища голодных призраков, фрейлина вздыхала и спускалась под землю. Она взваливала на плечи затвердевшее тело очередного любовника своей копии и несла за пределы города. Тяжело, трудно, зато Баба держала себя в отличной спортивной форме.

Королева не могла знать, что много раз находилась в опасности. Преогарские маги частенько ощущали признаки чужеродного колдовства во дворце — Хатланиэллу не зря считали ведьмой. Но мало кто осмелился бы заявить об этом открыто — Эквитей Второй был крут и довольно скор на расправу. Но восставший из Мрачных Подземелий фантом мог спокойно разболтать о секретах "молодой" колдуньи. Потому в столице королева не продержалась бы и двух лет без помощи старухи. Кроме того она только при поддержке Бабы содержала Эквитея в сладкой полудреме любви.

В глубине души Хатланиэлла понимала, что многим в жизни обязана своей создательнице. Но чернота и черствость очень глубоко въелись в ее душу... Кроме того королевой давно овладевала жажда могущества. Ей хотелось управлять не только "мелким захудалым королевством", как не раз она кричала своим любовникам, нет. Она не отказалась бы от власти над всем материком. А то и целым миром.

В общем, наплевав с высокой колокольни на все приятные воспоминания, связанные с Бабой, Хатланиэлла бесновалась. Большее ведьме-королеве пока не светило. Попробуй захватить материк, если жива самая могущественная колдунья — Баба Яруга. Вот не было бы старухи... Ух королева тогда бы зажила!

— Я не сумела убить эту мымру! — хрипло орала леди Хатли сорванным голосом.

Сияющий пульсар шипел огненными хвостами и со свистом уносился в сторону леса.

— Я не смогла покончить с дочерью! — кричала королева и грязно ругалась. Это ее очень раздражало. Ведь если Мэлами останется в живых, то какой прок от власти над материком? Солнце обрушится на землю, и нет больше никого. Даже сиятельной ведьмочки, желающей поработить всех и вся.

Извилистая молния сорвалась с маленькой ладони и хлестнула по горящим березкам.

— Но теперь я сумею активировать Круг! — голос женщины внезапно наполнился спокойствием. В раскосых глазах Хатланиэллы засветилась расчетливость и глухая радость. — Ведь Круг создался, правильно? Не хватает только одного... И тогда в моих руках окажется такое колдовство!

Трешка Толстяк с интересом смотрел на свою "госпожу". Мышехвост испугался, едва королева начала швыряться магическим огнем, и не подавал признаков жизни. Кабан получил небольшую передышку и лихорадочно размышлял: как бы на смерть задавить эту сварливую бабенку.

"Хватит всего лишь одного броска, — думал он. — Слегка наклоню голову и ударю бивнями. Один пробьет ей грудь, другой предположительно раздробит макушку. Если, конечно, мне улыбнется удача и Священное Расписание..."

Толстяк был очень религиозным оборотнем. Он придерживался всех постов, каждую неделю исповедовался в ЦеБюро, Церкви Бюрократии, выплачивал десять процентов от зарплаты в помощь пастору Бривсу. Каждое утро Трешка поднимался со своей громадной постели и яростно долбил челом о порог комнаты, шепча молитвы. Кроме того он более пятидесяти лет соблюдал целибат и серьезно подумывал уйти в монастырь.

Неизвестно, что сделало гигаморфоборотня настолько верующим. Некоторые сослуживцы предполагали, что Трешку когда-то серьезно приложили головой на Свин-ринге. Ну не бывает настолько чистых душой оборотней, говорили сотрудники Главного Управления. Оборотень и чистота души — два противоположных понятия, шутили другие.

А Толстяк действительно мог похвастаться невероятной белизной помыслов и смиренной святостью. Даже круша кости другим кабанам на окровавленной арене ежегодного Свин-ринга, Трешка очень каялся и молился Расписанию. "Да пребудут они в мире, — шептал он, ломая очередной череп. — И да смилуются боги над их неверным сыном".

Излишняя религиозность серьезно навредила свиноборотню в Преогаре. Фанатизм и видение мира только с одной стороны делают мозг любого существа очень ранимым и подверженным влиянию извне. Это позволило мышехвосту легко завладеть сознанием Трешки. О чем Толстяк немало жалел.

"За что боги наградили меня этим куском мышиного хвоста? — размышлял свин, бочком приближаясь к королеве. — Неужели я настолько грешен?"

Мышехвост по-прежнему молчал и не пытался вновь управлять действиями кабана.

"Не иначе меня покарали за что-то... — про себя вздыхал Толстяк. — Надо будет утроить утреннюю норму поста и молитв. А еще стану жертвовать половину своей зарплаты на пользу церкви".

Неизвестно, дошли эти мысли до богов святого Устава и Священного Расписания. Но они не пожелали помочь бедному оборотню.

Только Трешка подумал "сейчас прыгну", как очнулся мышехвост.

"Ты не прыгнешь, — сообщило безличное существо. — Я знаю".

А тяжелая туша кабана уже взлетела в воздух. Мощные копыта оттолкнулись от земли, желтые потрескавшиеся бивни устремились на взвизгнувшую королеву.

— Уже прыгнул! — восторженно закричал Толстяк.

Свиноборотень широко раскрыл глаза, стараясь не упустить малейшей детали событий. Сейчас проклятая ведьма взорвется каскадами крови. Сейчас затрещат кости, череп разлетится в мелкие осколки.

А мышехвост уже подключился к сознанию. Траектория жирного тела изменилась лишь слегка. Голова чуть-чуть отклонилась вбок. Трешка внезапно понял, что промахнулся.

Слева под животом визжала женщина. Но копыта лишь черкнули ее по плечу. Кабан пролетел мимо и, с грохотом развалив трухлявую сосну, свалился в трясину. Чавкающая жидкость сомкнулась вокруг головы, ноздри мгновенно залепило тиной и перегнившей осокой. Внезапный ужас заставил кабана лихорадочно заработать ногами. Он понял — сейчас задохнется.

— Мерзкий тлетворный кхач! — ругалась королева, бегая кругами по бережку небольшого островка.

Вода бурлила перед глазами Толстяка. Копыта медленно погружались в ил. Мышехвост перепугано запищал под черепной коробкой Трешки.

— Чтоб ты сдох! — верещала Хатланиэлла, хватаясь за короткие уши свиноборотня. — Чтоб ты сдох и гнил здесь вечно!

Эти слова, к большому удивлению кабана, предназначались не ему. Леди Хатли вовсю поносила трусливого мышехвоста.

— Дурное кольцо! — голосила она, яростно сопя и отплевываясь от налипших на губы волос. — Не мог держать этого увальня в узде? Ну попадись ты мне только! Ну я тебя... ршатрикс недоношенный!

Воздуха не хватало, перед глазами проносились пульсирующие пятна. Все тело содрогалось от холода — свиньи не слишком любят умываться. Но Трешка с некоторым наслаждением ощущал как внутри головы конвульсивно бьется колдовское кольцо.

"Вот так тебе, крысиное отродье! — победоносно думал кабан. — Мне-то плевать. Я попаду в Райский Гроссбух, где проживают великие боги Расписания. А ты так и сдохнешь на дне этого болота, жалкий оторвышь мышиной задницы!".

"Отталкивайся ногами! — командовал мышехвост. — Ты выберешься... Я знаю..."

— Ну уж нет, — вслух довольно заявил Толстяк. Вокруг пятака бурлила грязная вода. Она тотчас набилась кабану в рот и заставила захлебнуться. Отплевываясь и кашляя Трешка все же нашел в себе силы продолжить. — Лучше я сгину в трясине и перенесусь на небеса, чем стану участником эксперимента в ваших ведьминских ритуалах. Небось сожрать меня хотели? Давайте, боги Священного Расписания, берите меня в Гроссбух!

Он задрал голову повыше, обращаясь к всесильным небесным силам. Его пятак оказался над поверхностью воды. Это позволило оборотню набрать полную грудь вонючего, но такого сладкого воздуха.

— Ты чтишь Расписание? — вдруг спросила королева. — Ты преклоняешь колени перед Могучим Параграфом, Хитрой Сноской, Мудрым Кодексом и...

Трешка удивленно моргнул и скосил глаза на Хатланиэллу. Он даже не мог представить, что в этой варварской стране кто-то может знать этих богов.

— И еще есть Милостивый Пункт, — продолжил он за королевой. — Откуда такие познания?

— О, я глубоко верую, досточтимый кабан, — ответила хитрая леди Хатли.

Она, конечно же, никогда бы не рассказала своей жертве, что чихать хотела на всяких идолов, истуканов и других богов. Перед Священным Расписанием преклонялась ее мать. Когда Хатланиэлла была очень маленькой, Баба каждое утро выходила на крыльцо, ставала на колени и стучала лбом о порог. Дочурка с интересом прислушивалась к бормотанию старухи и невольно выучила все эти странные слова. И снова мать помогла королеве, даже не подозревая об этом.

— Тогда зачем тебе управлять моими мозгами с помощью этого кольца? — поинтересовался Трешка. Он закатил глаза, указывая на свою голову.

— О, милый кабанчик, я просто хочу принести в этот атестический мир чуточку света своей веры.

— Атеистический, — поправил Толстяк. — Хорошо, допустим ты веруешь, но почему хочешь убить свою мать?

Королева пустила актерскую слезу, которой позавидовал бы любой крокодил.

— Баба не желает и слышать о Расписании, досточтимый. Она — ярая приверженка Хаоса.

О Княжестве Хаоса Хатланиэлла тоже слышала от матери. Ведьма с трудом представляла себе это Княжество, но мать довольно нелестно отзывалась о загадочном государстве.

— Что?! — вскричал кабан, забывая, что находится в вонючей жиже по самый пятак. Вокруг заплывшей жиром хари вспенились пузыри. — Не может быть! Я не позволю Хаосу захватить это варварское королевство! Отродья Хаоса даже не знают, что такое будильник!

Эти слова Трешка произнес с благоговейным ужасом. Королева тоже не знала такого зверя — "будильника". Но все же нашлась и прищелкнула языком:

— Какой ужас!

— В истории много примеров, когда Веру несли в народ с помощью меча и магии, — задумчиво проговорил Толстяк. — Неужели ты строила такие страшные планы только ради Расписания и Устава?

— Конечно, мой милый друг, — тепло улыбнулась леди Хатли. Женщина погладила кабана по мокрому лбу. И даже не сморщилась, когда между пальцами проскользнула холодная грязь. — Всю свою жизнь, едва родившись, я понимала, что таков мой удел. Мне надлежит нести светлую веру, захватить весь этот грешный мир и показать всем силу настоящих богов!

Трешка слушал с приоткрытым ртом. Он даже не обращал внимания, что в глотку натекает смердящая тина и песок.

— Я хочу поставить весь мир на колени перед величием Расписания! — королева была настолько хорошей актрисой, что на какой-то миг даже поверила в свои слова. — Я специально превратила в хомункулюсов верховного епископа Преогара. Ведь считала, что только с помощью священника смогу навернуть в нашу веру бесчисленные толпы селян и рыцарей. Если мне удастся мое великое колдовство, то не пройдет и года, как весь материк станет верить в Расписание и Устав.

Толстяк слегка сузил восторженно выпученные глазенки.

— Ты не хотела меня убить? — осторожно поинтересовался он. Видимо, излишняя религиозность еще не успела вытеснить здравый смысл из его маленького мозга.

— Что ты?! — по-настоящему ужаснулась Хатланиэлла. Она действительно не собиралась убивать свиноборотня. По крайней мере в ближайшее время. — Наоборот! Видишь ли, согласно моим расчетам, материк можно захватить только с помощью дракона. Хомункулюсы не смогли бы завоевать все эти земли...

— Разумно, — поддержал ее Трешка, совершенно не понимая при чем тут дракон.

— Так вот, — продолжила окрыленная собственным красноречием женщина. — Я долгое время искала заклинания, которое смогло бы превратить очень сильного человека в дракона. А все мои агенты, сродни тому, который сидит у тебя в голове, получили приказ — найти самого Сильного из всех. Потому глупый мышехвост нашел тебя.

— Почему он повел себя так брутально? — у Толстяка еще оставались какие-то крохи подозрительности.

— Он необычайно глуп, — лаконично ответила королева. — Он должен бы рассказать тебе о святости Расписания, попытаться обратить на пути истинной Веры... Но сглупил и залез тебе в мозг.

— Понимаю, — вздохнул кабан. — Многие ошибки случаются из-за дурости подчиненных.

Хатланиэлла поддакнула и Трешка, слушая королеву, даже не обратил внимания, как в голове истерично хихикает магическое кольцо.

— Но, к сожалению, — пожаловалась леди Хатли, — я не смогла найти такое заклинание. Даже Круг Сильных не поможет мне создать дракона.

Она по-настоящему заплакала и Толстяк почувствовал, что на его лоб капают горячие женские слезы.

— Пути Расписания неисповедимы! — вскричал кабан. В религиозном экстазе он взболтнул копытами и вдруг оказался на островке, рядом с королевой. Не обращая внимания на обильно льющуюся воду и грязь, Трешка доверительно подался вперед и шепотом сообщил: — Я — гигаморфоборотень!

— Что ты, что ты, — округлила глазки Хатланиэлла. Ведьма совершенно не догадывалась, что означает это странное слово или звание.

— Так вот. Я умею менять свою внешность! Умею превращаться в любого большого зверя — от медведя и слона до самого настоящего дракона!

Королева едва не потеряла сознание от счастья.

"Как же мне повезло! — мысленно возликовала женщина. — Этот идиот даже не понимает, насколько это важно! Мало того, что теперь я спокойно завершу Заклятие Хомункулюсов, но еще и без труда уничтожу противную Бабу!"

У леди Хатли был незамысловатый план. Создав Круг Сильных, она собиралась произнести серьезнейшее заклинание. И цель этого колдовства очень не понравилась бы религиозному кабану. Королева желала превратить всех мертвых людей в хомункулюсов. Довольно гуманная магия: человек умирает и тотчас воскрешает под действием невидимого энергетического поля, раскинутого над материком. При этом воскресший целиком осознает свою личность и тело, в отличии от безмозглых зомби. Хомункулюс не теряет возможности мыслить и работать, продолжает спокойно жить, словно рядовой обыватель. В общем, он остается человеком. Но с маленьким подарком в сознании. А именно — слепо подчиняется приказам своего господина, вызвавшего хомункулюса из Мрачных Подземелий. В данном случае — преклоняется пред госпожой Хатланиэллой.

Отличный план. И вроде бы все люди живы, и вроде бы ничего не поменялось. А леди Хатли — единственная и обожаемая всеми подданными правительница материка. Каково, а?

Захватить Преогар и соседние государства королева могла еще давно. Вот только Баба мешала. Проклятая старуха из другого мира почему-то верила в неприкосновенность чужих обычаев. Она часто рассказывала дочери о таких понятиях как "свобода" и "воля выбора". "Закончим Лабораторную Работу, — говорила Баба, — и вернемся в Валибур. Незачем издеваться над бедными варварами..."

"А ведь мама могла бы одним только движением пальца управлять материком, — думала маленькая девочка, которую в те времена называли по-симиминийски — Хатланиалька. — Но если она не желает и говорит, что никому не позволит этого сделать — придется матушку убить. Ведь я-то хочу быть владычицей всех земель от моря и до Старой пустыни".

Вот таким образом Бабе Яруге, она же — фрейлина Прудди, еще много лет назад подписали негласный, но смертельный приговор.

Одна беда — ни с помощью магии, ни с поддержкой хомункулюсов старую ведьму не победить. Яруга недаром считалась самой искушенной в магических искусствах колдуньей. Она легким отмахом и коротким заклинанием побеждала на любых колдовских турнирах. Даже объединенная мощь всех магов материка не могла нанести Бабе серьезного вреда.

А дракон мог! Огнедых — полумифическое существо, совершенно нечувствительное к чарам. Против такого зверя дряхлая ведьма точно не устоит. Значит надо каким-либо образом обзавестись этим самым Огнедыхом! Тогда уже можно будет спокойно заниматься более мелкими делами. Например — захватом власти.

Вот такие планы гнездились в хорошенькой головке королевы. Сейчас она готовилась пуститься в пляс. Даже заклинания не надо! Это кабанище способен сам превратиться в дракона. Бабе конец!

Хатланиэлла не учитывала одного. Толстяк только формально трансформировался в огнедышащую рептилию. На самом деле он оставался уязвим для магии ровно настолько, как и в своей обычной Личине. Впрочем, леди Хатли не обсуждала с ним такие мелкие нюансы. Нужен дракон — вот он. И незачем волноваться.

Вне себя от радости королева обняла кабана за шею и горячо поцеловала в грязный пятак.

— Погоди, дорогой, — зашептала она. — Сейчас я малость поколдую и призову Круг Сильных. Затем организуем Заклинание Хомункулюсов и пойдем завоевывать мир. А там и Бабина очередь.

— Хорошо, — покорно согласился Трешка. — Только вытащи из меня свое дрянное кольцо.

Хатланиэлла коротко отмахнула рукой, и мышехвост с тонким всхлипом вывалился из свиного уха.

— Как хорошо! — выдохнул Толстяк и преобразился в человеческую Личину. — Можно отдохнуть...

К сожалению, все сказанное свиноборотнем оказалось чистой правдой. Он не лукавил и не врал, чтобы избавиться от мышиного колечка королевы. Кабан действительно верил, что поможет внести немного веры в этот мир под номером 1114/53. Излишний фанатизм никогда не приводил к позитивным последствиям.

Королева заинтересованно наблюдала, как из высокой травы показывается громадный мужик в пятнистом одеянии валибурского оперативника.

— Какой большой... — неопределенно сказала леди Хатли. — Какой ты мощный.

От Трешки веяло дикой энергией девственника. Мощь чистоты неискушенного оборотня набросилась на ошалелую королеву. Хатланиэлла внезапно помолодела, почувствовала, как разглаживаются морщины, поднимается грудь, сужаются бедра. Даже грязные волосы заблестели прежней чистотой и насыщенным цветом.

"Какой могучий! — пульсировало в висках".

Кровь забурлила в венах и ударила женщину пониже талии. Ведьма бросилась Толстяку на шею и начала страстно целовать. Она могла себе позволить небольшие слабости.

Поддавшись любовным чарам, которые излучала Хатланиэлла, Трешка не задумываясь схватил ее и повалил в кусты. Пятьдесят лет целибата мгновенно выветрились из головы оборотня. Перед ним лежала красивейшая женщина. Она маняще щекотала его грудь и томно вздыхала. Как тут придерживаться заветов Расписания?

Похотливо фыркнув, грешник окунулся в пучину сладострастия и прелюбодейства.

"Ничего страшного, — пронеслась последняя здравая мысль, — когда вернусь в Валибур — буду исповедоваться раз на три дня!".

* * *

Хомункулюсы продолжали материться даже тогда, когда трясина вдруг закончилась. До этого времени они весело пускали пузыри на илистом дне болота.

Под ногами епископа вдруг появилась твердая поверхность. Удивившись, что каблуки больше не скользят, а за отворотами сапог ощущается меньше воды, Шрухан открыл глаза.

Круг Сильных немало времени кружил по трясине. При этом хомункулюсы все дальше отдалялись от Эквитея Второго. Они практически вернулись в столицу Преогара. Судя по увиденному лесу, до города остался какой-то час пешей ходьбы.

Среди высоких берез кое-где виднелись садовые деревья. Сквозь просветы в лесной чаще, если присмотреться, можно было разглядеть недалекие поля, колосящиеся светло-золотистым житом. Чуть дальше угадывались верхушки городским стен и башенки дворца. Солнце находилось позади хомункулюсов, но по косым лучам, ласкающим поля, епископ определил, что близится вечер.

После вонючего болота лесной воздух благоухал свежестью, грибами и цивилизацией. Пахло потушенным костром и прошедшей грозой. Видимо, какие-то селяне расположились здесь вчера, да попали под дождь. Люди в спешке покинули гостеприимную чащу и спрятались в городе. А запах остался: легкий привкус гари и жаренного мяса.

Шрухан проглотил слюну и поперхнулся. Он выплюнул горстку влажного ила и добрый пук водорослей.

— Ненавижу болото! — кисло проговорил он, глубоко вдыхая восхитительный букет лесных запахов.

По толстому покрову упавшего листья кое-где бежали тропинки. Здесь явно проходили местные жители и не раз захаживали грибники. Но с этой стороны замка епископу еще никогда не приходилось бывать. Он с интересом рассматривал потушенный костер и вырезанные в форме рогатин тонкие палочки сосны. На них, вероятно, кто-то ставил вертел. Восхитительно потрескивало сочное мясо, селяне причмокивали и пили самое обычное пиво, предварительно охлажденное вон в той ямке под треснутым дубом.

"И дались мне эти монашеские регалии? — устало подумал Шрухан. — Далось это церковное вино, молитвенные песнопения и посты перед религиозными праздниками? Эх, сколько бы отдал, чтобы вот так просто посидеть у костра, ощущать запах дыма, вгрызаться в свиную ляжку. И плевать, если она слегка недожарена! А как бы я выпил холопского пивка, вместо драгоценного королевского вина! Тьфу, дурная королева с ненасытным... Как же есть хочется..."

Додумать он не успел. Сверху на лоб епископу капнула слюна — кто-то не сдержался.

Остальные хомункулюсы размышляли примерно о том же, что их предводитель. Они ведь не обычные мертвяки, а волшебные. Им, как и людям, необходимы пища и сон, право на отдых и на развлечения. Именно об этом и сказал королевский советник.

Это привело Шрухана в чувства.

— Слышь ты, оппозиция?! — прикрикнул священнослужитель. — Я тебе щас таких развлечений закатаю — десять лет не отмоешься.

Епископ приподнял голову и оглядел свое помятое воинство. Разглядеть каждого оказалось довольно трудным занятием. Но даже беглый осмотр указал на жалкую боеспособность любовников королевы.

После сражения с зомбами из Подгугиневого хомункулюсы много чего потеряли. Некоторые недосчитывались сапог — мертвецы больно отхватывали каблуки и носки, не считая пальцев. Двое преогарцев начисто лишились ушей, еще двоим не хватало носов. Советнику Мельпону оторвали бороду, густотой и насыщенным цветом которой он когда-то очень гордился. Многие жаловались на боль в ягодицах и коленях — зубы зомбей не знали ни усталости, ни пощады. Кто-то выл, жалуясь на страшную боль в...

— Хватит! — твердо приказал епископ. — Мы должны убить короля, а не ныть словно селянка, впервые отведавшая любви на сеновале.

— Ну и где этот король? — ноющим голосом вопросил кто-то.

— Вот сейчас обогнем трясину, и покатимся обратно, — заключил Шрухан. — Тут ее можно обойти, если я правильно припомнил карту.

Хомункулюсы дружно застонали и продолжили ругаться.

— Дайте хоть немного отдохнуть! — попросил придворный маг. — У меня разболелся радикулит.

— Да хоть геморрой, — поддержал епископа столичный лекарь. — Не может у тебя радикулит болеть, досточтимый Платанкус. Ты умер еще до того, как начались проблемы со спиной. А это значит, что ты симулируешь! За сим предлагаю продолжить погоню за Эквитеем.

Остальные молчали, изредка переругиваясь. Парочка хомункулюсов затеяла ссору — кто-то по-прежнему не мог поделить между собой королеву Хатли.

— Не, народ, — раздался грубый голос рыцаря Герта. — Ну катимся быстрее! Вы хоть понимаете: если быстрее настигнем короля — быстрее отдохнем.

— Молодец, — поддержал Красавчика смотритель конюшен. — Выглядишь будто без мозгов, а верное дело говоришь.

— Помолчали бы, — возразил Мельпон. — У Герта мозгов сроду не водилось.

— А ну цыц! — рявкнул Шрухан, подозревая, что сейчас начнется новая свара. — Предводитель сказал, чтобы Круг покатился — Круг и покатился. А если начнете рты разевать — утоплю в болоте! И плевать, что королева разозлится.

Фигура начала двигаться, разворачиваться к северу. Под усталый вздох хомункулюсы покатились обратно, рассчитывая обогнуть Гугину трясину.

Минуты тянулись будто придворные ритуалы. Медленно, тягуче и бестолково. Любовники Хатланиэллы послушно соблюдали тишину.

По мере отдаления от столицы лес густел. Между свободолюбивыми соснами все чаще встречался кустарник, жимолость и колючий шиповник. Кое-где выглядывали березки и толстые стволы таежной пикты. Хомункулюсы верно двигались на север.

Чем более густела чаща, тем больше раздавалось звуков. Нет, лесное зверье, не сумевшее победить Эквитея, убралось куда подальше. Зато шумели сами преогарцы. Они вновь стучали лбами о деревья, раздирали в клочья щеки, грохались задницами в сочные заросли крапивы.

Многоголосные ругательства и богохульства терялись в листве. Невольный прохожий этому очень удивился бы и, несомненно, спрятался бы куда-нибудь на дереве. Что и сделал одинокий охотник, невесть откуда взявшийся в этих местах.

Мужчина побелевшими пальцами схватился за древко тяжелого лука. Другой рукой он влил в себя остатки дешевого сельского самогона и яро сделал ритуальный защитный жест Каменным Богам. Затем причмокнул губами, определяя, что фляга пуста и вновь посмотрел в чащу. Там катилась громадная баранка из человеческих тел. Переплетясь пальцами и соприкасаясь ногами, одетые в рванье и погнутые доспехи, люди с гамом и криком ломали валежник.

— Свят-свят! Камень меня подери, — прошептал охотник, замечая среди странно передвигающихся мужчин епископа Шрухана и бывшего королевского воеводу. — Чего только из столицы к нам не понаедет... Им своих развлечений мало? Лезут тут в лес, дичь мне пугают...

С этими словами житель ближайшего села, который, к слову говоря, блуждал без дичи уже второй день, вскинул лук. Со словами "столичные прихвостни" и "понаехали тут", он спустил тетиву. Короткая стрела тихонько пропела в воздухе и вонзилась прямиком епископу в пуп. Тот истошно заорал, перекрывая ругать остальных хомункулюсов.

Этот крик немного успокоил Сильных. Полагая, что лучше уж обладать разодранной в кустах физиономией, чем стрелой в пузе, любовники королевы затихли и прислушались. Круг на несколько секунд остановился.

— А-а-а-а-а! — застонал Шрухан.

— Тихо, — прикрикнул на него старый сотник Гримуз. — Будешь в церкви завывать, а мне сейчас дай послушать: кто это тебя так гостеприимно угораздил.

— О-о-ох, — не согласился священник, но рот закрыл и попробовал потерпеть.

Стрелок тем временем накладывал вторую стрелу. Он правдиво думал, что перед ним — очередная галлюцинация.

"Чего только после бормотухи в лесу не увидишь? — с этой мыслью охотник выстрелил еще раз".

Но Круг ожидал атаки. Двадцать восемь маленьких молний собрались в центре фигуры и, объединившись в один большой разряд, испепелили стрелу еще в воздухе. От прикосновения синей магической молнии вспыхнули несколько сосен. Задымил влажный лесной покров.

— Великие Каменные Боги! — выкрикнул стрелок, таращась на молнию и на густые клубы седого дыма. — Клянусь, я больше никогда в жизни не притронусь к спиртному!

Одним Каменным Богам известно, исполнил бы охотник обещание, или нет. Потому как это были его последние слова.

Круг Сильных выстрелил еще одной молнией. Разряд разнес в щепки разлапистую сосну, на которой прятался селянин. Следующая молния на ходу испепелила бедного стрелка.

— Мораль такая, — шипел епископ. Он злобно пялился на торчащую из живота стрелу и концентрировал на ней свои магические умения. Древко долго не хотело поддаваться, но все же медленно выдвинулось, покидая плоть. Невидимые пальцы колдовской воли выдрали стрелу вместе с несколькими капельками плоти и клочком кожи. — Так вот, мораль такая. Если ты — сельский житель и видишь в лесу странных городских жителей, то лучше беги, пока цел.

Шрухан даже не догадывался, что стал создателем нового направления в преогарской литературе. А именно — жанра триллер. Спустя несколько лет один бард придумает и напишет популярную книгу. О том, как несчастный селянин спасался бегством от толпы разъяренных зомби-женщин. Ужасно похотливых зомби, надо отметить... Именно эта книга под названием "Голые мощи" в будущем станет родоначальником эротической мистической прозы мира под номером 1114/53.

Епископ немного разобрался с мелкими повреждениями членов Круга и поколдовал над их здоровьем. Затем велел продвигаться дальше.

Через час любовники леди Хатли выкатились на большую поляну. Со всех сторон этот клочок свободного от растительности леса окружали высокие кедры и сосны. Земля кое-где зияла темными проплешинами чернозема, остальную территорию занимала жухлая листва. В самом центре полянки возвышался громадный пень старого дуба. Он был сломан почти пополам. Большая часть дерева лежала позади пня, раскинув прогнившую крону. На высоте около шести метров на пне виднелся большой обгорелый след. Словно бы сюда частенько ударяли молнии. Несмотря на то, что гарь выглядела довольно древней, над пнем поднимался дымок. Как над обычным дымоходом селянского дома.

Пень действительно напоминал жилой строение. На его боках виднелись два округлых дупла. В одном из них стоял небольшой глиняный горшочек красного цвета. Из него показывалась головка какого-то алого цветка. На втором окне под слабым вечерним ветром покачивалась грязная занавеска темно-желтых оттенков.

— Дверь не наблюдается, — заключил соглядатай коммунального хозяйства. — Но здесь явно живут. Видите — слева маленький огород с рассаженным луком и картошкой.

Внутри пня действительно кто-то обитал. Из дупла-окошка донесся надсадный кашель. Один из широких корней внезапно приподнялся, обнажая земляной пол. Из черного провала навстречу преогарцам шагнул седой дедок, одетый в грязные рваные лохмотья. Он сурово нахмурил брови и твердо ступил босыми пятками на грубо обтесанный порог деревянного домика.

— Чую-чую — людским духом запахло, — сообщил дедуля. — А потом принюхался. Ишь — дух-то людской, но с привкусом дерьма. Вот я и догадался — хомункулюсы пожаловали.

— Слышишь, предатель, — вдруг отозвался сотник Трас. — Ты ведь Лесовик?

Большинство любовников Хатланиэллы не присутствовали при сражении между войском Эквитея Второго и лесным зверьем. Потому лишь несколько из них узнали в грязном деде того самого медвежьего переводчика.

— Это я предатель? — насупился лесной дух. — Я хоть против природы не иду. Не то что вы — нежить. Нельзя после смерти воскресать — так боги велели.

— Плевал я на богов, — высокомерно заявил Трас Молниеносный.

— Но-но! — пригрозил ему Шрухан. — Чтобы я такого больше не слышал! Иначе молнией ка-ак бряцну.

Сотник пристыжено умолк. А дет тем временем приблизился к преогарцам.

— Ишь ты, рванье какое, — прищелкнул он языком. — И не скажешь даже, что вы когда-то были вельможными господами...

— Чего тебе надо? — спросил Шрухан. — У нас дела. А ссориться с духами мы не видим смысла.

— Чего мне надо? — деланно испугался Лесовик. — Сижу себе, свеклу чищу, стряпаю помаленьку. И как только кинул в котелок немного порезанной картошки, как из лесу — шум, гам и ругань. Ну, думаю, надо посмотреть что за дела. Выхожу, а тут ко мне столичные прикатили. Слушайте, — он вдруг доверительно наклонился к епископу. — Шли бы вы отсюда, мертвяки позорные. Не накликайте на себя гнев лесного духа.

— Не то что будет? — злобно вопросил Шрухан. Ему уже надоело, что всякие тут... их выдворить хотят. Сначала король, потом зомби, а потом вообще какой-то охотник даже вопрос не задал — сразу стрелять. — Что будет, перечница старая?

— Рожу тебе начищу, — спокойно ответил дух. — А потом возьму лопату. И, что делать, похороню вас по-человечески. Но, батюшки мои, сколько же копать придется, чтобы такую ораву под землю зарыть.

— Надоело! — выплюнул епископ. — Больше ни одна шавка, будь ты зомби, дух бессмертный или преогарский король, не посмеет тявкнуть в нашу сторону.

Центр Круга забурлил, генерируя необычайно сильный энергетический разряд. Дед даже бровью не повел. Скрестил руки на груди и насмешливо наблюдал за хомункулюсами.

— В пыль развею! — пообещал Шрухан и синяя молния грохнула Лесовика в лоб.

Дух покачнулся, но вопреки обещаниям священника, в пыль превращаться не собирался. Колдовство скатилось по нему словно вода с утенка. Молния раздробилась на маленькие иголочки-змейки, и они посыпались на землю. Кожа Лесовика в месте магического удара не то что не обуглилась, но даже не порозовела.

Епископ даже рот приоткрыл от удивления. Он совершенно не ожидал, что какой-то хиленький дух сможет сопротивляться объединенной мощи волшебных мертвецов. Потому Шрухан еще раз ударил деда такой же молнией. И опять разряд разбился на мелкие составляющие и пропал среди опавшей листвы.

— Теперь, полагаю, мой черед, — будничным тоном заявил дедок.

Вопреки подозрениям хомункулюсов, Лесовик не уподобился зомби из Подгугиневого. Он не стал лупить епископа по лицу. Дух проделал совершенно другое.

Дед широко, невероятно широко для такого маленького человечка, раскрыл рот. Шрухан с ужасом смотрел как тонкие губы, окруженные грязной клочковатой бородой, открываются все шире и шире. В глубине громадной глотки, за несколькими рядами кривых клыков, затрепетал раздвоенный змеиный язык. Епископ даже разглядел черные гланды и еще что-то. А потом...

А потом Лесовик закричал. Страшный вой, от которого обычные смертные тотчас потеряли бы барабанные перепонки в ушах. Кошмарный рык, в нотах которого ощущалось ревущее пламя. Страшный звуковой удар, сильнее конной атаки десятка тяжеловооруженных рыцарей, опрокинул Круг Сильных.

Фигура упала на бок и кубарем покатилась, подпрыгивая через лесные деревья. Круг покатился вопреки всем законам физики — не вдоль оси, а поперек. Ломая сосны и вырывая целые горы кустарника, хомункулюсы с испуганным воплем пропали где-то в чаще. На поляне остались только мелкие капельки крови да чей-то откушенный в страхе язык.

Дед потрогал бесхозный язык большим пальцем босой ноги. Затем криво ухмыльнулся и с наслаждением почесал подбородок.

— Во как надо! — гордо заявил он самому себе. — А то припрутся тут неместные, погалдят без толку, настроение испортят, тишину вспугнут. В лесу должна быть тишина и спокойствие.

Вдруг померкло солнце. Очень резко, будто на него набежала громадная непроницаемая туча. Черный диск спрятал под собой светило, над лесом воцарилась темнота. Лишь вдалеке поблескивало — хомункулюсы стреляли молниями, пытаясь сбалансировать вращение или остановиться.

— Что за дела? — нахмурился Лесовик. — Кто такое страшное заклятие проделал?

Солнце засияло точно также внезапно, как померкло несколько секунд назад. Горячие лучи устремились вниз, осеняя горизонт в золотистые тона.

— Вот же дура дубовая, — с сожалением и горечью вымолвил дед, уставившись на север. — Придется тебя проучить. Это ж ты против Законов опять пошла!

Он широко развел грязные руки и запрокинул голову. Послышался хлюпающий звук, словно что-то большое раздирает маленькую плоть изнутри. Кожа старика трескалась, кости и череп расширялись, подавались в стороны, приобретали другие очертания. Внешность Лесовика таяла свечой. Голова разошлась очень широко, нос расплющился и далеко выдвинулся вперед. Зубы хищно оскалились и выросли на добрые пол-локтя. За считанные мгновения дух вырос в двадцать раз от своего прежнего вида. Сейчас он был размером примерно с Круг Сильных, если не больше.

— На север, — хриплым рыком сказало существо. — Они покатились на север. И мне туда нужно.

Зашуршали, раскинулись громадные черные крылья. Черный же чешуйчатый хвост ударил по основанию пня. Раздался грохот и тихонький звон битой посуды.

— Ну вот, — печально сказал изменившийся дед. — Вазон разбил, олух старый.

Мощные крылья всколыхнули воздух, поднимая тяжелую тушу над лесным покровом.

— Проведаю свой старый дом, разорву одну неумную ведьму, — донеслись последние слова. — И обратно в лес вернусь. Тут экология получше старой будет.

* * *

Хатланиэлла напряженно всматривалась в чертеж на обломке коры. Она настолько наполнилась ненасытной энергией Трешки, что чувствовала будто может летать. Внутри королевы щебетали мелкие птички, душа рвалась куда-то на свободу. В ушах оглушительно грохотали многочисленные тамтамы. Перед глазами струился каскад разноцветных фиалок, лилий и гладиолусов. На косу, казалось, выросли дурманящие цветки камелии. Они так завораживающе благоухали, что почти не ощущалась исходящая из трясины вонь.

— Что со мной? — спросила леди Хатли. — Что это такое?

Сердце стучало очень быстро. Хотелось вскочить и побежать куда-нибудь на край материка. Броситься с высокой скалы вниз, в яростные волны моря Страсти.

"Страсть... — подумала королева. — Это страсть — такое чувствуют обнимая мужчину. Нет, это не она. Это что-то другое, что-то очень приятное, почти неземное".

Она представляла себе как медленно падает в море. Соленый ветер рвет на ней одежду. Тело погружается в холодные объятья изумрудной воды. Поднимаются белоснежные брызги пены, шелковый песок морского дна щекочет босые пятки.

— Это любовь, — вдруг догадалась она. — Трешка, это ведь любовь?

Кабан философски пожал плечами. Во рту он держал длинную травинку осоки и флегматично ее пожевывал.

— Ты меня любишь? — спросила королева. Она задавала этот вопрос сотням мужчин. Большинство из них потом становились хомункулюсами. Кто-то не поддавался, кто-то мгновенно падал перед ней на колени. Но все отвечали одно и то же: "я тебя люблю".

А Толстяк ответил совершенно другое:

— Нет, не люблю.

— Что? — глаза Хатланиэллы едва не вылезли из орбит. Десятки и сотни красивейших мужиков лизали пыль на ее туфлях. А этот толстый боров говорит, что... — Ты меня не любишь?

— Настоящий благочестивец должен любить только Священное Расписание, — спокойно ответил Трешка. — Мы с тобой согрешили. Когда насадим в этом мире настоящую Веру — пойдем исповедоваться и будем соблюдать десятикратный пост. Так что не люблю...

Он даже не подозревал: только что расплавившееся сердце королевы черствеет вновь. И на этот раз обрастает ядовитыми шипами.

Если у леди Хатли несколько минут назад и были какие-то шансы превратиться в нормальную чувствительную женщину, но сейчас они пропали навсегда. Единственный мужчина, к которому прикипела душа, оказался всего лишь похотливой свиньей.

Ноздри обиженной Хатланиэллы трепетали как паруса под штормом. Ярость клокотала в ее голове. Казалось, еще несколько добавить пара, и крышка слетит. Но королева не даром многие годы совершенствовалась в заговорах и черной магии.

"Убей только Бабу, — подумала она. — А там и тебе недолго жить осталось. Я тебя растопчу, раздавлю своей униженной любовью, милый-любимый".

Вслух леди Хатли сказала только:

— Сейчас я немного поколдую и мы отправимся уничтожать мою мамочку. Подожди.

Она попыталась поцеловать Толстяка. Но Трешка, утолив свою пятидесятилетнюю жажду, всего лишь отвернулся. Это усилило унижение и добавило королеве злости.

Ведьма вернулась к созерцанию колдовской фигуры, вырезанной перочинным ножиком на коре. Взмахнула рукой и ткнула пальцем, на котором вновь устроился мышехвост, в кусок древесины. Линии многоугольника замерцали таинственным светом. По дереву пробежали миниатюрные молнии серебристых тонов. Фигура поднялась из руки Хатланиэллы и повисла в воздухе перед ее лицом.

На этот раз королева не читала заклинания вслух. В магических стихах говорилось об истинной цели Заклинания Хомункулюсов. Если бы глупый Трешка смог расслышать эти слова, то однозначно отказался бы помогать леди Хатли. Но на то он и являлся лишь глупым фанатиком, неспособным рассуждать логически.

До свиноборотня доносились обрывки фраз и приглушенное бормотание. Королева плела очень трудную волшбу. Это требовало всей концентрации сил и внимания. Она казалась полностью погруженной в себя. Потому кабан посмотрел на нее некоторое время, а потом отвернулся и принялся бросать камнями в трясину.

Спустя час длинное Заклинание Хомункулюсов было готово. Оно звенело в воздухе, окружая Хатланиэллу золотистыми нитями, вполне осязаемыми в лучах заката. Магия материализовалась и выглядела сплошным коконом из многочисленных фигур: звезд, кругов, многоугольников и зигзагообразных линий. Всего лишь миг отделял королеву от создания магического полога, способного растянуться над всем континентом. Едва он только раскинется по небу, все погибшие в последнюю неделю, а таких в Преогаре водилось немало, превратятся в хомункулюсов.

"И откроются свежие могилы, восстанут из сырой земли мертвые, кому место лишь в застенках Мрачных Подземелий. И пойдут они войной против всех живых, противясь Божественным Законам. И каждый убитый поднимется вновь, пополняя бесчисленную армию ненасытной ведьмы..." Именно эти слова из Книги Законов вспомнились королеве.

Женщина кровожадно усмехнулась, понимая, что только одно движение пальца отделяет ее от активации заклинания. И она махнула рукой.

Магический кокон запульсировал, выстрелил во все стороны полупрозрачными нитями. Колдовство взвилось над Гугиной трясиной, ударилось в небесный купол. Забурлили облака, сверкнула молния ужасного угольно-черного цвета. Она ударила в солнце и не несколько мгновений закрыла его лик от земель Преогара.

Обалдевший Трешка наблюдал за манипуляциями ведьмы с широко раскрытыми глазенками. Жир на его щеках и подбородке подрагивал от страха. Но Толстяк держал себя в руках. Чего только не увидишь на оперативной службе. Тем более, когда есть возможность обратить в свою глупую веру целый материк варваров.

Хатланиэлла запрокинула голову к небу и оглушительно расхохоталась. Сила и уверенность наполняли ее до краев. Ведьма восторженно смотрела, как от горизонта и до горизонта раскинулся прозрачный купол заклинания, видимый только колдующей. Она даже и не представляла, что волшебство массового создания хомункулюсов "наложилось" на купол магии Творцов и вдвое ускорило ее течение. Теперь до конца света оставалась всего лишь неделя.

— Теперь мне все по зубам, — довольно заявила леди Хатли.

И тут на нее накатил Маятник.

Когда королева занималась созданием Прокола к домику Бабы, она подстраховала себя от магического контрудара. Но позже совершенно забыла, что пользовалась Проколом дважды. А именно — двигалась по межпространственному тоннелю дважды. Против обратного движения она защитой не запаслась. Именно забывчивость испортила Хатланиэлле сладкий миг триумфа.

Колдовство вернулось внезапно, как и в случае с грушей около столицы. Магический вихрь накинулся на королеву и Толстяка. Их тела подбросило в воздух. Легко, будто невысокие пушинки, швырнуло над верхушками деревьев.

— О, море, — удивленно рыкнул свиноборотень, возносясь поближе к солнцу.

— Ю-ю-у-ух-х — испуганно пискнула леди Хатли, падая обратно и вытаращенными глазами смотря на приближающийся островок посреди Гугиной трясины.

Но хитрый Маятник не дал "религиозным" заговорщикам удариться оземь и спокойно испустить дух. Магия возврата сделала кое-что более веселое.

У самой земли падение резко замедлилось. Хатланиэлла спокойно вздохнула, полагая, что испытание закончилось. Но как только она приоткрыла рот для радостной цитаты, ведьму и Толстяка рывком бросило в сторону. Они в визгом и воем полетели вперед — на север. Ломая деревья и поднимая исполинские волны болота.

— Будь проклят тот день, — орала Хатли, чувствуя как платье трещит по швам под давлением воздуха, — когда я начала изучать маги-и-и-и...

С этими словами королева и оборотень стрелой пролетели мимо какого-то большого скопления народа. Люди брызнули в стороны, разлетелись топоры и сорванные шапки-махуки. Следом за жертвами Маятника понеслась отборная ругань и проклятия. Но заговорщики даже не обратили на это внимания.

"Кричали на симиминийском, — устало подумала леди, закрывая глаза, когда по лицу хлестнули ветви плачущей ивы".

Ревущий воздух тащил их все дальше, к склонам Пустой горы.

А король Эквитей тем временем облегченно стряхивал холодный пот.

(оперативная)

"Любовь нечаянно нагрянет...

Но это контролируемо!",

надпись на упаковке Виагры

По всему телу разливается смертельная истома. Сердце колотится в темпе разгоряченного локомотива. Грудь разрывается от боли. Чувствую, горячий кусок металла пробил мне кость. Перед глазами плещутся какие-то бесформенный пятна. Зубы стиснуты и кажется, сейчас посыплются на влажные бревна плота. Дыхание со свистом выходит, но не изо рта, а раздается булькающим звуком откуда-то из-под молнии на куртке. По спине медленно струится что-то теплое, почти обжигающее.

Проклятые варвары! Они прострелили мне легкое!

В подобном состоянии просто необходимо что-нибудь сказать. Я открываю рот и веду себя вполне адекватно — как человек, которому только что продырявили грудную клетку.

— А-а-а!

— Тише, тише ты, — шепчет некромантка, поддерживая меня за плечи. — Сейчас я немного поколдую — рану будто бы ветром унесет.

— Нет! — испуганно взвизгиваю и пытаюсь отползти от Харишши. Перед моими глазами восстает сцена, в которой заколдованный зомби показывает девушке неприличный жест. — Все, что угодно, но только не своим колдовством! Я еще жить хочу!

Светило местной мертвомагии всхлипывает и отодвигается. Рядом с ней, скорчившись в подобие жабьего эмбриона, повизгивает Слимаус. Звездочет прижимается к оглушенному ишаку и кажется, что пытается влезть в ослиную шкуру. Но пусть не радует себя глупой надеждой — симиминийские стрелы и топоры никого не пощадят. Единственный, кто не теряет самообладания — Эквитей.

Монарх коротким скачком приближается ко мне и смотрит сверху вниз. Я внезапно замечаю, что стою на коленях и опасно покачиваюсь на краю плота. Болит невыносимо, сейчас упаду. Неужели в металле этих вонючих варваров есть серебро? Если оно в наличии — ничто нас не спасет.

— Ты как? — спрашивает король.

— ... и чувствую себя не лучше, — отвечаю и добавляю не поддающиеся цензуре выражения.

— Ложись, — Эквитей не дожидается, пока я лягу сам. Он толкает меня в плечо и мне не остается ничего другого, как свалиться на бревна. Спину тотчас раздирает жгучая мука. Не иначе стрела прошила меня насквозь. При падении острие уперлось о поверхность плота и вернулось обратно в тело.

По жилам проносится такой калейдоскоп боли, которому никто не позавидует. Мне кажется, что между ребер мне натыкали шершавых железнодорожных костылей. И сейчас медленно прокручивают их, совершенно не беспокоясь о моем самочувствии.

От страданий меня избавляет король.

— Готов? — он хватается за древко, прикасаясь твердо сжатым кулаком прямо к моей груди.

Я не успеваю ответить и только открываю рот. А этот подлец уже выдергивает из меня окровавленную стрелу.

— Идиот... — мне не удается сдержать приглушенного стона и крепкого словца. — Надо было сломать древко, а потом извлечь стрелу с другого боку...

— Извини, — в голосе монарха нет и толики раскаяния. — Ты ведь оборотень. Тебя обычной стрелой не возьмешь?

Я подавляю в себе острое желание схватить престарелого недоумка за горло. И хорошенько потрясти — чтобы глупость через уши вывалилась. Но мечта так и остается несбыточной.

Вокруг свистят объятые пламенем стрелы. Под громкое улюлюканье варваров зажигательные снаряды стучат по бревнам, плещутся в воде, шипят и угасают в болотных кочках. Часть плота уже вовсю пылает, весело потрескивают сучки и сосновые ветки. Одна из стрел угодила в нагрудник оруженосца. Толщина доспеха не позволила железу проникнуть сквозь твердую преграду. Но металл согнулся в месте удара и несомненно причинил бедному Прассу немало неприятных секунд.

Оруженосец стонет и приподнимает голову. В примятом шлеме и со шрамом на подбородке он выглядел бы слегка комично. Если бы не черные потеки крови, струившиеся из носа. Удар в грудь, пусть даже защищенную крепкой броней, не прошел для рыцаря даром.

— Оборотень? — хрипло спрашивает Прасс. Его наполненные болью глаза смотрят прямо на меня. — Из Валибура?

— Точнейше так, — я улыбаюсь и подавляю желание почесаться в затылке.

Что за дела такие? Да тут каждый третий, если не каждый второй, знает о существовании моего родного мира. Не удивлюсь, если оруженосец окажется еще одним соглядатаем из Управления. Но почему он так долго валялся без сознания? Никакой оборотень не станет столько отдыхать. Или его сразили каким-нибудь магическим ударом? Нет, никакой магии мне не удалось уловить, когда Перемещатель закинул меня в этот мир. Возможно, Прасс получил тяжелое сотрясение мозга? В таком случае даже драконоборотень пролежит в больнице с недельку без малого.

— Что происхо... — рыцарь не успевает закончить вопрос.

Темноту вдруг прорезает еще одна пылающая стрела. Она летит по наклонной, уже потеряла часть убийственной мощи. Но все же удара хватает, чтобы вновь зашвырнуть бедного оруженосца обратно в пучину бессознательности. Острие огненного снаряда щелкает по маковке прассового шлема, глаза закрываются, голова падает обратно на бревна.

Вокруг царит густой полумрак. Солнце еще полчаса назад, если не больше, спряталось за громадами Симиминийских гор. Вокруг далеких пиков еще держится апельсиновый ореол заката. Но над раскинувшимся перед нами перелеском и Гугиной трясиной уже вовсю хозяйствует ночь. Далекие звезды, кое-где укутанные серыми облаками, пытливо помигивают. Космические светила стараются рассмотреть: а чем же закончится неравная схватка между горсткой усталых путников и целым отрядом проклятых варваров?

Если звезды затеяли пари на выигравшего, я никогда не поставлю на нашу победу. Слишком уж много стрел жужжат в воздухе и плещутся в опасной близости от плота.

Боль в груди понемногу утихает. Работа сердца потихоньку восстанавливается, удары звучат все реже. Это значит, что регенерация почти закончена: ткани уже стянулись, медленно срастаются кости. Все-таки очень неплохо быть оборотнем. Смертный давно бы откинул сапоги и полез в могилу. А со мной проще — удалили серебро еще до того, как оно пустило ядовитые соки в кровь, — и можно идти отдыхать.

Огненный ливень редеет. Последняя стрела уходит далеко в трясину, даже шипения не слышно. Да и крики варваров уже не кажутся столь насмешливыми и яростными. Уверен, симиминийцы пожелали захватить нас в плен.

— Что делаем? — интересуется Эквитей. Он крепко зажимает потертую рукоять меча. Губы твердо сжаты, глаза наполнены фатальной решимостью. С ним все понятно — жаждет погибнуть смертью героя, закончив свой жизненный путь в кровавом сражении.

— В последнее время ты приобрел плохую привычку — консультироваться со мной по любому мельчайшему поводу, — отвечаю и пытаюсь подняться. Это удается с трудом. В груди все еще постреливает, слабость пока не покинула тело. Опираюсь на "Каратель" и на предплечье короля. Говорю четко и громко, чтобы услышали варвары: — Тут ясное дело — сдаваться нам надо...

— Что?! — голос монарха полон негодования. Не сомневаюсь, что сегодня я потерял всяческий авторитет перед его королевским величеством. — Ты что городишь, олух?!

— Что слышал, — поднимаю голос. Пусть бородачи поймут каждое слово. — Сдадимся на милость победителей. Авось помилуют кого-нибудь из нас? Например — меня. Я ведь ни с кем из варваров не сражался, никого не убил. Я вообще пришелец из другого мира и совершенно не при местных делах. Я понятно выражаюсь?

Последнее предложение сказано шепотом. Но Эквитей уже успел разозлиться и совершенно не хочет понимать скрытого смысла.

— Я тебе голову отрублю сейчас! — изо всех сил орет он. — Мерзкий предатель!

Вот и отлично. Монарх совершенно искренне играет свою роль. Можно добавить еще немного огоньку с наш маленький, почти семейный, очажок общения.

— Эй вы! — кричу симиминийцам. Они рассыпались среди темных деревьев перелеска и мне никак не сосчитать их точного количества. — Если я отдам вам для дела хорошенькую преогарку, отпустите меня на свободу?

— Что?! — приходит черед Харишши. — Ублюдок! А мне казалось, что я...

Она ухитряется резво вскочить и пнуть меня пониже спины. Едва не падаю, но в последний момент сохраняю равновесие и выпрямляюсь. Плот освещен потрескивающими огнями — весь этот спектакль отлично виден симиминийцам.

Некромантка плачет, варвары хохочут и даже рукоплещут, поощряя девушку к новым действиям.

Упреждаю пощечину и хватаю колдунью за руку. Она пытается вырваться, но куда ей до тренированного оборотня-оперативника.

— Повторяю предложение! — громко восклицаю еще раз. — Я отдаю вам девку, а в ответ вы меня отпускаете на все четыре стороны!

— Мы видели, что вы недавно целовались? — хмыкает кто-то. — Неужели отдашь нам свою любимую?

Почти раскусили... Но надо и дальше тянуть эту резину. Глядишь, и появится какой-то шанс.

— Плевать мне на нее! Берете девку?

Харишша всхлипывает и я чувствую, что разбил девочке сердце. Ну ничего, кроме меня в ее жизни будет еще много сволочей. Если, конечно, мне сейчас удастся этот обманный маневр.

— Берите ее — мне не жалко. А меня отпустите!

— Не пойдет, — отвечают с берега.

— Тогда я ее убью! — говорю это через силу. Но деваться некуда, амплуа подлого негодяя придется поддерживать до конца. Иначе улетучатся иллюзорные шансы на спасение.

Обхватываю девушку за талию и не даю ей освободиться. Харишша раненой птахой бьется в моих "грязных лапищах". И, конечно же визжит, чтобы я убрал их с ее изумительного тела.

— Убивай на здоровье, — кричат варвары. — Нам и с мертвой найдется что поделать.

Проклятые нецивилизованные твари. Это же надо — загнали хитроумного меня в тупик.

— Тогда убью и швырну в трясину — займетесь рыбалкой, — каждое слово хлещет меня по щекам. Надеюсь, издалека не рассмотреть мою раскрасневшуюся от стыда физиономию.

— Убивай! — доносится с берега. — Нам девка ни к чему. Отдай Эквитея.

— Отпустите тогда? — отшвыриваю девушку вон. Чувствую, как острые ногти распаривают мне левое ухо.

— Не отпустим, — смеются симиминийцы. — Ты все равно не убежишь. Если так уж охота свободы — прыгай в болото. Авось и выберешься когда-нибудь.

Дружный хохот десятка бородачей разносится над трясиной. Это дает нам несколько лишних мгновений, но я, к сожалению, исчерпал свой запах хитроумия. Последнее, что удается мне сотворить — схватить Эквитея и прижать к его кадыку трансформированный "Каратель". Острый клинок слегка распаривает королевскую кожу. Владыка Преогара рассерженно шипит и дергается, пытаясь освободиться.

— Вам ведь нужен старик? — глупее переговоров я еще в жизни не проводил. Надеюсь, такой расклад хоть на капельку облегчит нашу судьбу.

— Нужен, — симиминийцы, наконец, решились перейти к нормальному разговору с "террористом".

— И что вы будете со мной делать? — король говорит уже более спокойно. Хорошо, мне удалось шепнуть ему пару словечек.

— Кутлу-Катл сразится с тобой в честном поединке!

— Идет! — соглашается Эквитей. — Я буду с ним драться. Но при условии: всех остальных вы отпустите и не будете преследовать в течении нескольких часов.

Варвары приглушенно переговариваются. Любой дурак поймет, что они не собираются нас отпускать. Но и монарх не сглупил. Совершенно правильно высказал свое требование. Отпустить они нас отпустят, но кто им помешает еще раз атаковать спустя десять минут?

— Можете выбираться на берег! — доносится грубый бас.

Король вздрагивает — узнает этот голос. Не иначе, говорит тот самый Большой рункур, с которым когда-то сражался мой спутник.

— Мы идем, — говорю устало и слегка наподдаю Эквитею коленом. Пусть варвары видят, что я с ним не церемонюсь.

Харишша ступает следом. Она идет молча, лишь изредка посверкивает прищуренными глазами. Подозреваю, будь у нее хоть маленький кинжал — тотчас всадила бы мне в печенку. За девушкой плетется Слимаус. Он тяжело вздыхает и потрескивает пальцами. Не то у него больные суставы, не то разладилась нервная система. Если выберемся, обязательно отведу парнишку к доктору — пусть подлечит.

Несколько симиминийцев хватаются за край плота и притягивают его к берегу. Кто-то набрасывает сверху несколько веревок и крепко привязывает наше плавсредство. Теперь нам некуда бежать.

Прасс и ослик остаются на плоту. А мы оказываемся на широкой опушке. Среди редких деревьев и низкорослого кустарника горят костры. Они правильным полукругом располагаются на самом краешке болота. Варвары не скрываясь стоят между кострами и насмешливо смотрят на нас.

— Осмелели твари! — шепчет Эквитей. — Это фактически их территория. Моя дружина давненько не ходила к Киринти.

— Зря, как вижу, — поддерживаю короля. — А надо бы делать ежеквартальные рейды по таким местам. Глядишь, и государство будет целее, и проблем с разбойниками поубавится.

— Да чего тут охранять? — говорит монарх. — Поля пригодны только для диких цветов, от Пустой горы вообще никакого толку. Разве что Киринти — приграничный городок. Но и он не является стратегически важным объектом. Подумаешь, пара конюшен, задрипанная кузница и две пивные. Даже базара нет — какая торговля с этими недоношенными горцами?

Ответить ему не успеваю. Мы входим в самый центр огненного полукруга. Со всех сторон нас обступают бородатые мужики. Большинство из них почти не отличается от виденных мною ранее трупов. Одеты в кожаные доспехи и смешные сапоги, скорее напоминающие сандалии — с голыми пальцами в открытых носках; на головах нахлобучены шапки-махуки, похожие на котелки с дырками на затылках; в руках сжимают кто длинный лук, кто тяжелый лабрис с укороченным древком. Ну и неизменные длинные бороды, заплетенные в несколько косиц. Варвары, одним словом.

— Теперь мы будем драться! — заявляет басом самый здоровенный из этой компании.

Вождь симиминийцев недаром называется Большим рункуром. Он повыше Эквитея, обладает толстенной шеей и внушительными мускулами. Шириной плеч Кутлу-Катл может потягаться даже со мной. А, как известно, у меня очень широкие плечи — мало кто из обычных смертных в силах похвастать более мощной комплекцией.

С интересом разглядываю большущие ладони, в которых внушительный лабрис смотрится словно тоненький прутик. Ужасающее зрелище, учитывая кривые колонны ног с грязными когтистыми пальцами. Окруженная копной седых волос, физиономия варвара также не внушает спокойствия. Лицо обезображено многочисленными шрамами, нос в нескольких местах перебит, глаза сияют первобытным бешенством. Вздымаются желваки, на лбу пульсируют толстые, с мизинец толщиной, синеватые вены.

— Однажды ты ушел от меня, Эквитей! — грохочет эта махина.

К моему удивлению король совершенно не выглядит взволнованным. Он, спокойно прищурившись, насмешливо смотрит прямо на рункура. Голова монарха, как обычно, приподнята, подбородок слегка выпячен вперед. Пальцы небрежно поигрывают на рукояти меча.

Не перестаю удивляться: Эквитей — просто воплощение мужественности и силы. Такой уверенности я давненько не встречал. Разве что хват-полковник Дрелт был так же спокоен перед атакой объединенных Сил Хаоса и Дальних Кругов на валибурские стены. Да, Дрелт считался героем войны.

Я служил тогда в Армии Ее Высочайшего Величия и числился в телохранителях бравого хват-полковника. Когда рухнули городские ворота и в столицу ринулись полчища демонов, Белиар Иванович невозмутимо возвышался в руинах. Много выродков Хаоса умерло в тот день, много оборотней и демонов пало под стенами родной столицы. Скончался и Дрелт — его буквально разорвали на куски. Но в моей памяти он остался как самый спокойный воин из всех, кого знаю. Теперь к короткому списку добавился еще и король Преогара.

Надеюсь, Эквитея не постигнет незадачливая участь бедняги-Дрелта.

— Это ты сбежал, словно трусливый ишак, — насмешливо подначивает варвара король. — Схватил от меня мечом в живот и засвистел испуганной задницей.

Кутлу-Катл бычится и похож теперь на гигантского медведя. Ох, не хотелось бы попасть к такому в объятия.

По глазам рункура определяю, что он готовится к броску. Кулак чуть крепче сжимает лабрис, тело собирается в упругий мускулистый комок.

Эквитей, кажется, этого не замечает. Он ослепительно улыбается и отблески пламени играют на его зубах. Ишь ты, хоть и правитель нецивилизованного государства, а зубы ухитряется держать в чистоте — качественная белизна.

— Если бы Хатланиалька продержала тебя подольше... — мечтательно рычит Кутлу-Катл.

— Я не ослышался? — голос короля дрожит. Женский вопрос, несомненно, его выводит из себя.

— Не ослышался, Эквитейчик, — смеется варвар. Его поддерживают остальные симиминийцы. Дружный ехидный смех будто густой кисель обволакивает перелесок, улетает куда-то на пустынные поля. — Хатли — моя женя.

— Вот умора, — вижу, что монарх едва сдерживает эмоции. На лбу Эквитея выступают капельки пота, лицо краснеет. — И скольких еще мужчин смогла обвести вокруг пальца эта хитрая потороча?

— Не смей так говорить о моей любимой! — шипит Кутлу-Катл. — Ты не стоишь даже ее мизинца! У нас дочь и сын...

Мне приходится поддерживать репутация конченого подлеца. Моя задача сейчас — как можно больше раззадорить рункура. Пусть нервы и темные мысли омрачат его рассудок. Пусть в сражении он будет думать не о более слабом противнике, а о личных проблемах. Это один из самых древних законах ведения войны. Его едва ли не самым первым изучают на Курсах Самых Младших Офицеров.

— Твой сын убит твоей же дочерью, — тыкаю пальцем в сторону предводителя симиминийцев.

Я точно не уверен, что Мэлами — ребенок Кутлу-Катла, но думаю, что это предположение правдиво. Учитывая некоторые подробности, рассказанные Эквитеем о своей дочурке. Подозреваю, что принцесса либо дочь короля и той старухи из его сновидений, либо дочь Хатланиэллы и рункура.

— Айфос-Фук убит?! — бас настолько громок, что мне на какой-то миг закладывает уши. — Не верю!

Симиминийцы ужасаются и беспорядочно галдят. Они всячески стараются поддержать своего правителя.

— Убит-убит, — успокаивающим тоном отвечаю варвару. — Девочка всадила в него два кинжала. По самые рукояти...

— Мэлами... — Кутлу-Катл закрывает лицо ладонями. Бесхозный лабрис падает в редкую траву. — Это же моя кровь...

На тот момент я еще не знаю, что Баба Яруга рассказала рункуру о своих подтасовках с детьми. Видимо для того, чтобы симиминиец отказался от мыслей взять столицу Преогара штурмом. Вдруг дочку кто нечаянно убьет.

— А еще, судя по толпе поклонников, королева имела большой успех среди преогарцев, — добавляю масла в огонь. Понимаю, что выгляжу последним подонком даже в глазах своих спутников. Но должен играть эту грязную роль до конца. — Ею немало пользовался каждый задрипанный конюх и даже выгребатели отхожих мест...

Я не успеваю заметить, когда рункур хватает оружие. Лабрис брошен с такой силой и яростью, что кажется бешено вращающимся пропеллером. Хвала фамильному демону — у меня рефлексы будут чуть получше обычных смертных. В последний момент успеваю увернуться и тяжелый топор проносится мимо.

Позади меня со стоном оседает какой-то симиминиец. Страшный удар рассекает его почти пополам. Древко лабриса насмешливо топорщится из кожаного нагрудника.

— Э, потише, — как можно более подлым голоском говорю предводителю варваров. — Незачем так остро реагировать на правду.

Но рункур не слышит меня. Он кусает губы, и кровь стекает по подбородку. Толстенные пальцы с треском сжимаются в кулаки. Пригнувшись вперед, будто атакующий лось, Кутлу-Катл бросается на меня.

Ой, прошу прощения! Моя задача была вывести его из себя и дать небольшой шанс Эквитею. И я совершенно не рассчитывал навлечь на себя ярость этой махины.

Отпрыгиваю в сторону и ударяюсь о плотное кольцо хмурых симиминийцев. Меня отталкивают обратно, с такой силой, что едва удерживаюсь на ногах.

Большой рункур разворачивается, поднимая высокие волны взрыхленного грунта. И вновь кидается вперед.

На этот раз я не уворачиваюсь. Резким движением бросаю "Каратель" в силовые ножны и прыгаю. Вертикально, прямо вверх. Такой акробатический трюк не раз удавался мне в юные годы. Но с того времени я немало набрал в весе и на некоторое время засомневался в своих способностях. Пусть получится, фамильный демон мне под хвост!

Фамильный демон сегодня благосклонен. Я проделываю сальто и приземляюсь прямо на головах изрядно удивленных варваров. Ошалелые симиминийцы не сразу догадываются броситься в рассыпную. Мне удается пару раз шагнуть по мягким меховым шапкам и спрыгнуть вниз, позади толпы.

Кутлу-Катл не успевает притормозить. Он на всех парах врезается в скопище соплеменников. Варвары вопят и разлетаются в стороны, словно пустые бочки под ударом грузовой фитильтележки. Мускулистая громадина нависает надо мной, раскрывая смертельные объятия.

— Эй, — заявляю рункуру. — У нас был уговор. Ты меня отпускаешь, а я тебе отдаю старика! Не пригоже правителю нарушать свое слово. Кроме того это не я барахтался с твоей женой по всяким сеновалам. Очнись!

Симиминиец останавливается и его глаза светлеют, набухшие кровью жилки уменьшаются. Упоминание о королеве подействовало на него словно удар поленом по черепку.

— Да я обещал, — кивает Кутлу-Катл. При этом он делает странный жест пальцами.

Вот же врунишка! Я, конечно, мало знаю об этом Отражении, но все миры одинаковы. Подозреваю, что проделанный рункуром жест — ни что иное как защита от лжи. Не надо быть гением, чтобы понять: живым меня отсюда не выпустят. Может, зря очернил королеву?

— Тогда я уйду? — интересуюсь спокойным голосом. Это дается нелегко. Попробуй сохранять душевное равновесие, когда на тебя смотрит оскаленная рожа первобытного мамонта.

— Нет, ты досмотришь схватку до конца. А потом уйдешь. Обещаю!

— Договорились, — небрежно взмахиваю рукой. — Но я отойду из круга — понаблюдаю с отдаленности. А сейчас Эквитей перед тобой — делай, что задумал.

Король нахмуренно смотрит на противника. Замечаю, что кончик обнаженного меча слегка подрагивает. За внешней невозмутимостью монарха кроется немалая толика ужаса. Еще бы, ведь этот зверь едва не убил его тридцать лет назад.

Без всяких разговоров Кутлу-Катл стремится вперед. Из-под сапог вылетают комки земли, воздух ревет, исторгаясь из мощных легких. Эквитей выглядит перед ним едва ли не мальчиком. Но мальчиком с острым клинком.

Позабыв о том, что безоружен, рункур атакует голыми руками. Тяжелый кулак со свистом проносится мимо лица монарха. Второй удар тоже проходит мимо. Варвар летит по инерции, а король разворачивается и бьет мечом. Впрочем, выпад Эквитея не достигает цели. Рункур двигается настолько быстро, что даже мне трудно за ним уследить.

Некоторое время противники кружат друг напротив друга. Симиминиец отобрал от своих людей увесистый лабрис и вертит им над головой. Король выписывает короткие восьмерки, собираясь защищаться.

Разворот, прыжок. Лезвие топора почти черкает по шлему Эквитея. Монарх отклоняется назад, отмахивает клинком. Кутлу-Катл прыгает в сторону и достает короля ударом кулака в плечо. Король неловко падает и прижимает свой меч к земле. Какая неудача!

Признаюсь, я некоторое время правдиво размышлял: а не бросить ли преогарского правителя здесь и, прихватив с собой Харишшу, скрыться. Но передо мной стояла дилемма. Во-первых — совесть. Я не мог предать боевого товарища, сколь не пищала бы моя внутренняя система самосохранения. Во-вторых — задание. Без Эквитея невозможно добраться до Книги Законов и разрешить проблему с магией Творцов. В-третьих — некромантка. Она без сомнения, брось мы короля и звездочета в беде, окончательно запишет меня в ряды распоследних уродов и предателей. Так что выбирать не приходилось.

Сейчас передо мной в грязи валяется неудачно оступившийся монарх. Над ним, спиной ко мне, возвышается симиминиец. И пусть меня лишат всех наград, почестей и званий, пусть назовут трусливым подонком... Но я должен это сделать.

Всего лишь один шаг, и клинок измененного "Карателя" вырывается из груди Кутлу-Катла. Еще не понимая, что случилось, варвар продолжает победно кричать и замахиваться топором на Эквитея. Затем он опускает глаза и видит окровавленное острие полуторного меча. Они торчит ровненько из солнечного сплетения симиминийца.

Рукоять вибрирует — оружие наполняется энергией. К тому же рункур настолько силен, что я чувствую: заряда хватит на немало небольших сражений. Возобновляется магический потенциал, камень-кнопки наливаются розовым свечением — "активно".

Кутлу-Катл падает на колени. Несколько секунд пьяно покачивается и ничком валится в жухлую траву.

А вокруг бурлит возмущенная толпа. Симиминийцы орут, словно стадо недорезанных буйволов. Они поносят меня такими словами и выражениями, что хватило бы на большой толковый словарь изощренного мата этого мира.

— Убил!

— Подло зарезал в спину!

— Смерть подонку.

"Подонок" — самый ласковый из дарованных мне эпитетов.

Я рывком поднимаю Эквитея с земли, хватаю бьющуюся в истерике Харишшу и пинаю Слимауса. Мы образовываем круг, в глупой попытке защититься от разъяренных варваров. Несмотря на два клинка в наших руках да слабые магические умения некромантки, эти нелюди спокойно разорвут нас на куски.

Шевелящееся кольцо из оскаленных рож и поблескивающих лабрисов сжимается. Словно непреодолимая морская волна, они несутся на нас. Взмахиваю "Карателем", активирую защиту. Но понимаю, что это — конец.

Нам помогает случайность. Где-то со стороны болота доносится странный визг. Будто бы кричит до смерти перепуганная женщина и вместе с нею пищит смертельно раненная свинья. Деревья на краю перелеска разлетаются в щепки, оттуда молнией вылетает бесформенное пятно. Уже во второй раз, как от удара покойного вождя, симиминийцы разбрасываются в стороны. Неожиданная помощь из трясины на какой-то миг показывается в свете костров.

У меня отвисает челюсть. Отчаянно взбрыкивая копытами, по воздуху несется жирная туша Трешки. Под ним, уцепившись неведомо во что, летит какая-то женщина. Подозреваю, что вижу перед собой перекошенное личико самой королевы.

Секунда, и парочка исчезает в темноте. Оттуда еще некоторое время несутся проклятия и свиное хрюканье.

Многие варвары получили существенные повреждения. Кому-то сломали ногу, кому-то руку, а один даже испустил дух ударившись о необъятное пузо Толстяка. Но симиминийцы — суровые воины. Они кое-как поднимаются с земли, подбирают оброненные лабрисы. И угрожающе двигаются на нас.

Минута спасения прошла. Теперь больше ничего не может помочь. Но помощь приходит.

— Внучок, — приглушенный голос из Трясины напоминает о существовании Одноглазого Гуги. — Ты эта, принимай небольшой подарок-то! Но помни: пройдет неделя и один из нас погибнет в бою!

Вопреки моим ожиданиям, из болота не поднимается сотня мертвых рыцарей. К нам не идут на подмогу покойные мечники. Но из-под черной воды показывается скелет королевского коня.

Одним движением лошадка перепрыгивает толпу симиминийцев. Грохочут кости — "подарок" Одноглазого резко останавливается перед нами.

Я охаю от удивления, поскольку еще не видел подобной картины. Конский хребет удлинился и выгнулся вниз, ребра тоже увеличились и широко разошлись, слегка изогнувшись по диагонали. Скелет лошади напоминает открытый селянский воз — плоское дно и торчащие в стороны бортики. На хребте лежит оглушенный осел, на осле — покойный Проводник. На спине болотного духа отдыхает Прасс.

Не успеваю что-либо сказать, а конь уже занимается нашим спасением. Желтые зубы хватают Эквитея и, будто новорожденного котенка, швыряют поверх оруженосца. Следом летит Слимаус. Последней в эту кучу малу грохается фигуристое тело Харишши.

Брызгает засохшая тина, плещет гнилая вода, льющаяся из пустот в костях. Лошадь бьет копытом и взвивается в прыжке.

— Эй! — кричу изо всех сил. — Меня забыли!

Бросаю "Каратель" в ножны и бегу за быстро отдаляющимися спутниками. Передо мной мелькают грязные кости лошадиного трупа. Позади яростно ревут варвары и свистят стрелы.

Конь передвигается очень резво. Еще бы — ноги-то у него подлиннее моих. Мне его не догнать, проделай он еще хотя бы один прыжок.

Из последних сил бросаюсь на эту костяную "повозку" и хватаюсь пальцами за лошадиную ногу. В том месте, где я только что находился, земля ощетинивается стрелами.

Даже не пытаюсь разглядеть, за что держусь. То взлетаю вверх, то с оханьем падаю вниз. Затем меня волокут по земле, ударяюсь головой о камень и теряю сознание.

Маленький клочок цветастой клумбы. Вокруг раскинулись пустынные предгорья. Вдалеке поднимаются несмелые лучи восхода. Серебрятся горные вершины, где-то грохочет снежная лавина. Я лежу на холмике, обросшем полевыми цветами и тонкие лепестки ласкают мою шерстку.

Воздух свеж и божественно пахнет. Неужели я мог забыть, что кроме вонищи, испускаемой Гугиной трясиной, существуют еще какие-нибудь запахи. Чувствую как шелковистые стебельки травинок щекочут мой живот. Потягиваюсь всем телом, с удовольствием нежусь в утренней прохладе. Роса обволакивает меня, купает чистыми прикосновениями, дразнит мой влажный нос возбуждающей свежестью дождя.

Эй, да я вновь превратился в звериную Личину. Вот только не пойму, это сон или явь? В голове шумит, лапы болезненно дрожат. Перед глазами проплывает серая паволока рассвета.

Смотрю на медленно окрашивающуюся светом линию горизонта и пытаюсь вспомнить. Как я здесь оказался? Последняя вспышка сознания — когда меня волокло за лошадиным скелетом. Но там недалеко был лес и болото, довольно много деревьев и очень мало другой растительности.

А здесь — цветы, флегматично колеблющиеся волны изумрудной травы. Свежий воздух и, что самое главное, — ни одного проклятого симиминийца. Как они мне успели надоесть, эти варвары.

Но где же мои спутники? Со мной ведь вместе путешествовал престарелый король Преогара. Был также изменившийся к лучшему Слимаус, Прасс валялся без сознания. И девушка! Красивейшая девушка с лицом, от которого невозможно оторвать взгляд. Тонкая белоснежная шейка, волнистые каскады золотистых волос, маленькие ушки... И глаза! Какие глаза. В них можно смотреть целую вечность. И грудь...

Я ерзаю в траве и ворчу от возбуждения. До сих пор не понимаю: сплю, или нахожусь в реальности.

Чувствую, рядом кто-то призывно мурлычет. От удивления таращу глаза и поворачиваю голову.

Сначала не вижу никого. Только серая громада стесанной на левом склоне горы. Выжженный пустырь начинается за небольшим пригорком. Он тянется почти от моих ног до самого подножия каменной скалы. Это Пустая гора?

Не знаю, верны ли мои догадки, но тут же отвлекаюсь от дум. Чуть пониже, в цветах разлеглась очаровательная дикая кошка. Пятнистая шерстка из рыжеватых и серебряных тонов; симпатичные ушки с маленькими кисточками на кончиках; тонкие лапы с красивыми коготками; извивающийся хвост.

Насмешливая мордочка смотрит в мою сторону. Губы расплываются в улыбке и я невольно отмечаю, что у незнакомой киски невероятно острые клычки. Медленно, словно светская львица, кошка поднимается и выгибается дугой. Какие формы! Какие изящные изгибы линий! А как прекрасен этот хвостик, слегка бьющий по шелковистым бокам.

Цветы благоухают, но мой нос интересуется совсем другим ароматом. Ощущаю почти материальный букет невероятно приятных запахов. Их источает эта обворожительная незнакомка. Ноздри трепещут, улавливая признаки звериной страсти. Она готова к общению, моя милая кошечка!

Над горизонтом появляется солнце. Оно еще не успело как следует разогреться и посылает лишь слабые заспанные лучики. Свет играет на блестящей шерстке обольстительницы, и я с замиранием слежу за ней.

Все так же медленно, красуясь передо мной изящным телом, дикая кошка приближается. Она останавливается надо мной, принюхивается.

Влажный нос касается сначала моего загривка, потом вдыхает воздух рядом с моими ушами. Я не двигаюсь с места — не желаю спугнуть эту красотку. Вообще-то это мне надлежит ходить около нее кругами и вдыхать пряные запахи звериного начала. Но пусть будет и такая игра — мне нравится.

Кошка шумно дышит мне в ухо. Затем по моей шерсти пробегает шершавый язык. Она лижет мою лапу, затем щеку. Наши мордочки почти прикасаются, я щекочу ее кончиками усов. Киска улыбается глазами и покусывает меня в лоб.

Я не выдерживаю. Переворачиваюсь на спину и хватаю ее в сильные, но нежные объятия. Животы трутся друг о друга, принося невероятное наслаждение. Кошка притворно сопротивляется, легонько царапает меня задними лапами. Но острые когти давно спрятаны в удобные подушечки. Мягкие прикосновения выводят меня из себя. Я чувствую себя не пантероборотнем, а настоящим львом, настигнувшим добычу в далекой дикой прерии. И моя львица бьется подо мной, изображая яростное сопротивление. Но мы оба знаем, что сейчас произойдет. Лапы предательски дрожат от возбуждения. Наши хвосты переплелись в одну диковинную фигуру. Мы тремся друг о друга, мой язык исследует партнершу. Она тихонько мяукает и ворчит, мурлычет.

Властным движением подминаю кошку под себя. Наваливаюсь всем телом, кусаю красавицу за загривок. Наши хвосты бьются в едином порыве. А дальше начинается страстное таинство.

Пахучие травы и разноцветное панно цветов скрывают наши разгоряченные тела. И солнце на какие-то мгновения перестает скакать по небосклону. Оно несмело гладит нашу шерсть, дарует тепло и чувство единения...

— Знаешь, а ведь я почти поверила, что ты бросишь меня...

— Прости, но я должен был обмануть этих варваров...

— А я поверила.

— Глупая...

Тихое урчание.

— Ведь ты не бросишь меня? Никогда?

— Я никогда тебя не брошу, милая. Вечно буду рядом с тобой! Даже когда умру.

— Ты любишь меня?

— Я люблю тебя, моя кошечка.

— И я люблю тебя, мой пантер.

— Как хорошо! Мы спим? Это сон?

— Если так хочешь — пусть будет сон. Но если присмотришься, то ниже, на пригорке, увидишь своего друга Эквитея и остальных наших спутников.

— Это все же сон...

— Как хочешь.

— А скажи, тебе удалось воскресить Проводника?

— Я попробовала...

— И как?

Тишина. Кошка лижет лапу, возбуждающе мурлычет. Затем ее язык переключается на мордочку партнера.

— Что же ты делаешь, негодница?

— Ты ведь любишь меня?

— Да!

— Ты женишься на мне?

— ЧТО?!! Я еще не рехнулся! Я жить хочу!

— Сволочь...

Меня, как ни странно, будит детский крик. Еще находясь между полусном и полуявью, я начинаю вспоминать, что среди моих спутников не водятся дети. По крайней мере в этом столетии. Когда-то было дело — пришлось охранять сынка одного Черного властелина. Но парень-властелинчик уже тогда мог похвастать густыми усами подростка. А вот младенцев я еще не сопровождал.

Просыпаюсь и сладко потягиваюсь на чем-то очень мягком. С удивлением ощущаю, что все тело ноет. Кажется, недавно мне приходилось трансформироваться и много работать физически. Неужели во сне разминал усталые лапы? Странно, раньше за мной не водилось излишней привязанности к спорту.

Приподнимаюсь и отмечаю, что еще нахожусь в сновидении. Вокруг меня под слабым утренним ветерком колышутся нежные лепестки горных фиалок. Я на верхушке небольшого холма, обросшего густой травой. Он полого опускается вниз, в широкий котлован, который далеко прорезает округу, сколько хватает глаз. За холмом начинается лишенная растительности черная равнина. Ни единого деревца, даже не заметно и пятнышка мха на разбросанных повсюду камнях. Все внизу покрыто тонким слоем белесой массы. Не то порох, не то пепел.

Естественная дорожка котлована, проделанная магмой — это определяется по оплавленным краям — тянется к горизонту. Она окружает заостренный палец Пустой горы и бежит куда-то к далеким горным вершинам. Вероятно в древние времена внутри Пустой громады буйствовал действующий вулкан. Кипящая лава извернулась из верхушки, разломав скалу надвое. Слева, на склоне виднеется этот скол. Еще левее, если хорошенько присмотреться, можно увидеть большое нагромождение булыжников. Именно туда и отбросило кусок горы, когда произошло извержение.

В воздухе, перебивая навязчивое благоухание цветов, еще ощущается горьковатый привкус гари. Под дуновением ветра пепел слегка приподнимается над выжженной равниной и кружится, притворяясь обычным снежком.

Пустая гора невероятно высока. Даже отсюда, с нескольких километров, приходится хорошенько потрудиться и задрать голову, чтобы разглядеть заснеженную шапку. Будто указательный палец, гора упирается в небосвод.

— Трешка бы сказал, что это символ богов, — ворчу и отряхиваюсь от налипших на кожу травинок. — Сказал бы, что этот перст указывает на небо. Мол, глядите, жалкие смертные, — боги находятся там. А потом начал бы читать отрывки из Священного Расписания. Или, еще похуже, стал бы неистово долбиться челом о ближайшую каменюку.

— Что? — спрашивают меня сонным голосом.

Кажется, сейчас ко мне подкрадется обморок и треснет невидимым молотом по башке. Я чуть-чуть скашиваю глаза и с удивлением встречаюсь с заспанными глазенками Харишши.

— Ну ты и подлец, — говорит девушка. Она лежит посреди цветов в чем мать родила. А мать, надо отметить, родила некромантку совершенно нагой.

— А? — выдавливаю сквозь непослушные челюсти. Прикасаюсь пальцами к своему холодному бедру и понимаю, что тоже гол как тот соколоборотень из анекдота. Когда-нибудь расскажу, пусть только оправлюсь от удивления.

— Ты не хочешь на мне жениться! — заявляет девушка и хватает оброненную хламиду. Спустя несколько минут она уже одета и собирает свои пшеничные волосы в большой узел на затылке.

— Это когда было? — я, конечно же, все вспоминаю, но продолжаю играть в недоумка.

— На рассвете, — растерянно говорит Харишша. — Ты пристал ко мне на рассвете.

— Ничего я не приставал, — пытаюсь обороняться. Но в то же время понимаю, что безнадежно проиграл.

— Значит помнишь-таки, — улыбается девица и льнет ко мне.

— Ничего не помню, — бормочу. — Сейчас вот только оденусь и буду штурмовать свою бедную память. Во время бешеной скачки на костлявой лошади я нехило ударился головой.

У меня на лбу внушительных размеров шишка. Дотрагиваюсь к ней кончиками пальцев и шиплю от боли.

— Не помнишь? — у Харишши такой вид, будто бы из глаз внезапно брызнут слезы.

Мотаю головой и потихонечку влезаю в штаны. Стыд какой! Потерял одежду в боевой обстановке! А если бы варвары напали? Или эти дохлые друзья некромантки? Напали, а я не при параде. Нехорошо сражаться, размахивая на все стороны своим озябшим достоинством.

Девушка издает слабый всхлип и делает вид, что собирается уходить. Э, нет, моя красавица! Хват-майор — стрелянный воробейоборотень, такого не возьмешь ни голыми руками, ни голым бедром. И все же я делаю большую глупость, когда хватаю ее за локоть.

Фамильный демон мне под хвост! Будто бы не знаю, что это у женщин такой маневр: хлюпнуть носом и попытаться уйти. А дураку-мужчине потом оправдываться полдня, дарить цветы и бегать с ней по ресторанам.

Харишша пользуется моей секундной слабостью. Я не успеваю разжать пальцы, а она уже вновь прижимается ко мне всем телом. И, ясное дело, вовсю льет слезы в незастегнутый воротник моей рубашки.

— Дурак! Я тебе всю себя подарила... А он не помни-и-и-и-ит...

Вот оно как. Подарила, понимаешь! Я бы лучше назвал это "актом приема-передачи тела", временным актом, прошу ответить.

Но у женщин не все так просто. Они считают, если мужчина имел неосторожность расслабиться и раскрыть объятия, то это им, мужчинам, должен быть невероятный подарок. Подумаешь, кусок любви. Правда какой! Страстной, беззаветной и очень горячей...

У меня бегут мурашки по позвоночнику. Я уже стою одной ногой на краю пропасти и даже подумываю, чтобы наговорить ей глупых ласковых слов. Но тут вспоминаю последний наш диалог. Это же она меня под венец собирается тащить! Нетушки, лапонька. Хват-майор еще не настолько выжил из ума, чтобы размышлять над такими вещами. Вот исполнится мне лет за пятьсот, остепенюсь, и возьму ее себе в жены. Вместе с Клинной — древние валибурские законы не воспрещают. Хотя, в этом случае им тоже будет позволено завести себе еще по одному мужу.

Я прикидываю как будет смотреться этот кавардак из десятка мужей и жен в моем фамильном замке. Выглядит не слишком привлекательно. Особенно картина, где целая толпа галдит за моим излюбленным столом для завтрака. Нет, большая столовая не вынесет такого издевательства! Потому отвечаю:

— Прости, солнышко, но со времени боя с варварами я ничего не помню...

— Совсем ничего? — она поднимает заплаканные глаза. В них светится любовь, жалость и, как ни странно, ярость. Вот это я понимаю — настоящая дикая кошка. Раз уж отдалась кому-нибудь, то имеет право одновременно его любить, жалеть и ненавидеть. Эх, а там поди и когти в спину вонзить может...

— Совсем ничего. А что было?

Внезапно бледное личико Харишши заливает густой румянец. Она отпрыгивает от меня как заяц от питона. Оборачивается спиной и закрывает лицо руками.

Фу-ух. Кажется, пронесло меня от свадебных колоколов, серебряных ошейников с золотым покрытием и кучи детишек во внутреннем дворике фамильного замка. Хотя... Такой расклад не выглядит столь уж непривлекательно. Можно и рискнуть, если бы не...

Что мне не позволяет жениться? Об этом я не успеваю догадаться — девушка вкратце рассказывает о событиях прошедшей ночи.

— Скелет коня волочил наши разболтанные останки, — говорит она, — добрый пять тримплов. Затем ему стало плохо и он предложил нам всем спешиться. Довольно грубо предложил...

— Подозреваю, — поддакиваю. — Эта коняка просто вывалила всех пассажиров наземь.

— Угу, — кивает Харишша. — Он остановился и мы, наконец, увидели тебя. Ты был весь избит, изранен острыми камнями и без штанов.

— Как интересно, — скучным тоном заявляю я. — Очень хорошо, что они свалились еще до начала путешествия. Иначе носить бы мне сейчас обноски.

— Какая забота о себе, — фыркает некромантка и становится похожей на ту дикую кошечку. — Мне продолжать?

— Конечно-конечно! — горячо заверяю девушку и застегиваю боевую безрукавку.

Она рассказывает, поглаживая мой небритый подбородок.

В общем, конь остановился и заявил, что сила Гугиной трясины почти не действует на него. "Я бы с радостью, — проржал конь, — пошел вперед и рассыпался костями на этой пустоши, но боюсь, что мой король может разозлиться". С этими словами скелет нырнул в землю. Именно нырнул, подняв высокую волну земли и пыли.

Мои спутники подобрали мое исковерканное тело, кое-как повытирали и вернули штаны на законное место. Затем разбудили ишака. Поскольку волокуши остались на плоту посреди болота, а деревьев здесь не наблюдалось, они перевесили меня и Прасса поперек ослиного крупа. В такой пошлой позиции я и проехал добрые несколько часов.

Когда отряд добрался до этих зеленых оазисов посреди пустоши, Эквитей объявил привал. Нас с оруженосцем сгрузили и разложили на верхушках холмов. Мол, солнце быстрее нагреет нам макушки и мы, возможно, очнемся. Остальные расположились пониже.

Девушка долгое время не могла заснуть. Стоило Харишше задремать, как нападали кошмары. Ей мерещился злобный хват-майор с "Карателем" наперевес. Он, то есть я, хватал ее за разные части тела, душил и тащил к симиминийцам. Это продолжалось около часа.

Не в силах больше выдержать моральную пытку, некромантка извлекла кривой кинжал для ритуалов и направилась ко мне. С конкретным намерением перерезать своему мучению горло. Но завидев мою спящую мордашку, девушка умилилась. Она сидела рядом, лаская мое избитое тело. И диву давалась — ссадины и царапины заживали на глазах. Так она впервые увидела процесс регенерации оборотней. Впрочем, не впервые.

В детстве она частенько наносила себе разнообразные травмы. Ну, как это случается со всеми детьми. То коленку расшибет, то нос расквасит. И все эти раны стремительно исчезали. А еще, когда Харишша была маленькой девочкой, ей снились красочные сны. В них она превращалась в дикую кошку. И лазила по деревьям, охотилась на воробьев, пряталась в лесу. Некромантка вспомнила это, когда увидела в своих объятиях не человека, а самую настоящую пантеру. Мое подсознание, видимо посчитало, что в звериной Личине легче залечивать раны. Вот и преобразился. И это инициировало Харишшу.

Издревле известно, что полукровки, то есть дети оборотней и обычных смертных, не сразу превращаются в свою звериную половину. Если такой ребенок по ошибке живет среди людей, то он до конца жизни не узнает всю правду. Впервые можно превратиться только в присутствии другого оборотня. Поэтому во многих мирах живут могущественные полукровки. И никто даже не догадывается, какой силой обладает. Так и умирают в неведении о своей настоящей сущности.

Мое же превращение запустило древние инстинкты Харишши. Она улеглась рядом со мной и забылась в первом прооборотном сновидении.

Дальше она рассказывает очень сбивчиво. Впрочем, я и сам все помню. Правда, пока не буду расстраивать девушку эротическими подробностями рассвета.

— Поверить не могу, что ты — оборотень, — перевожу разговор в другое русло, когда она опять запинается. — Кто твои родители?

Она пожимает плечами.

— Меня воспитывали хуторяне Подгугиневого. Рассказывали, что маленьким ребенком меня притащила к ним какая-то ведьма. Дала им немало денег и пообещала, что леса вокруг всегда будут полными дичи. И сгинула. А я осталась жить в семье Хлунь. Позже во мне обнаружился магический дар и мной начала заниматься старая бабка-шепталка. Вот теми крохами, что почерпнула от нее, я и пользуюсь сейчас. Остальные мои возможности взяты из книг.

Во мне загорается огонек отгадки. Кажется, я могу сопоставить проблемы Эквитея с его дочерью и ночными кошмарами. Но пока что придержу эту информацию при себе — все еще надо перепроверить.

По склону к нам поднимается король в сопровождении Слимауса. Выглядят они изрядно помятыми после ночной скачки, но довольно бодры.

— Откуда ты взял, что Мэлами — не моя дочь? — спрашивает Эквитей.

Я бормочу что-то маловразумительное и путаю карты многочисленными терминами вроде "логика", "параллельные допущения" и "эвристический анализ". О последнем словосочетании у меня весьма туманное понятие, но что мешает использовать его в разговоре с этими варварами?

— Всегда подозревал, что Мэлами — ребенок порока, — король недоволен моим объяснением, но ему приходится довольствоваться и этим. — Ну откуда у девочки такой дрянной характер? Не то, что Харишша!

Некромантка краснеет и прижимается поближе ко мне.

— Итак, — говорю, чтобы развеять повисший над нами туман неловкости, — впереди Пустая гора. Проверь, Слимаус.

— Тут и проверять нечего, — сообщает парень. — Это точно Пустая гора. Я ее не раз рассматривал через подзорную трубу из своей башни.

— Ладно. А что скажешь насчет подземного входа в казематы, где хранится Книга божественных Законов? Тело Тугия находится там же?

Он медленно кивает — не уверен на все сто.

— Звезды указывают на Пустую гору. Это один и тот же ответ на оба вопроса: где Книга и где Тугий.

— А вход в подземелья нам не найти, как понимаю, без помощи Проводника? — интересуюсь скорее риторически. — Где он, кстати?

— Мы потому и пришли, — отвечает Эквитей. Он странно косится на Харишшу, словно бы она совершила какой-то тяжкий грех. — Проводник воскрес...

— Ура! — визжит некромантка. — Я знала, что смогу!

— Но в том и проблема, — продолжает король. — Дух воскрес, но ведет себя довольно необычно.

В поддержание слов монарха с подножия холмика донесся приглушенный детский плач.

— Идем — посмотрим, — командую и спускаюсь вниз. Остальные следуют за мной.

Проводник свернулся калачиком и лежит в зарослях цветов. Он с глупым видом посасывает грязный палец и что-то укает себе под нос.

Выглядит болотный дух не лучше, нежели когда мы увидели его впервые. Длинные спутанные волосы заменяют одежду, все тело покрыто налипшими ракушками, жабьими и змеиными шкурками, засохшей тиной и водорослями. Из под низкого лба на нас смотрят бессмысленные глазки с толстыми кроваво-красными жилками на глазных яблоках.

Проводник несколько раз моргает и протягивает руки к Харишше.

— У-га-гу! — говорит он, размахивая кулачками. — Ма-ма. Си-си... Дяй!

— О чем это он? — ахает некромантка.

— Он требует, чтобы его покормили грудью, — перевожу я. У моего племянника водятся дети, потому мне не требуется дополнительный перевод. — Ну что, солнце мое, ты еще хочешь замуж?

Лицо девушки наливается смертельной бледностью.

— Си-си, — бубнит Проводник. — Дяй! А-а-а-а-а!

(Объяснительная)

Загадка: Что такое "долгие дороги сказок"?

Отгадка: Выступление хорошего адвоката

Из судебной практики

Мэлами с интересом рассматривала внутреннее убранство домика ведьмы. Изнутри сруб оказался намного больше и просторнее, чем могла себе представить принцесса.

Сразу за скрипучей дверью начинались небольшие сени. Стоял небольшой топчан, беспорядочно заваленный грязными передниками и цветастыми косынками. Рядом валялось старое ведро, из которого выглядывала засушенная рыбья голова. Глаза рыбины слабо поблескивали в полумраке. Принцессе показалось, что дохлая тварь пристально смотрит на нее, оценивая.

Внутри дома приятно пахло грибами и влажной сосной. Девушка с удовольствием вдохнула легкий аромат живицы. Провела пальчиками по шершавым бревнам. Укололась о занозу, взвизгнула и сунула пальчик в рот. Пробежала взглядом по стене, выискивая обидчицу.

На бревнах, утыканных короткими сучками и железными крючками, висели какие-то тряпки. Среди них Мэлами узнала парадный наряд егеря и, как не странно, засаленное свадебное платье. Чуть пониже старуха прибила широкую деревянную полочку. На ней размещались парочка треснувших кувшинов из темно-коричневой глины и старые потертые ножны. Оружия в них не наблюдалось, зато из горлышка одного из сосудов выглядывала рукоять кинжала.

— Это на случай неприятных гостей, — объяснила старуха, косясь на нож в кувшине. — Идем внутрь, радость моя, там можно отдохнуть.

Проходя вперед сквозь обитую волчьими шкурами дверь, принцесса успела заметить большую крышку погреба на полу. К дверце крепилось увесистое кольцо из толстого желтоватого металла. Поверх крышки перекинулись три широких железных полосы. На каждой из них красовались по виду крепкие навесные замки.

"Неужели бабулька так дорожит картошкой и овощами? — подумала принцесса".

Старуха заметила взгляд Мэлами и объяснила, рассеянно причмокивая:

— Мыши тут в лесу просто зверские. Боюсь, как бы тыкву мне не слопали.

С этими словами Яруга подхватила девушку под руку и прошла из сеней в большую светлую комнату.

Здесь грибами не пахло, зато появились новые запахи. Баба, казалось, почти двадцать лет не появлялась дома, но везде витал аромат свежеиспеченного хлеба. Принцессе даже показалось, что на крепком столе из потемневших дубовых досок, сейчас появится румяный каравай со слегка подрумяненной корочкой.

Над столом, гордо возвышавшемся в самом центре комнаты, висело старое деревянное колесо от телеги. Обычная деталь интерьера каждого селянского дома. Вот только вместо свечей на нем крепились небольшие зеркала. У самого основания каждого зеркала виднелся небольшой стеклянный шарик.

"Зеркала предназначены, чтобы отбивать свет, исходящий из окон, — догадалась Мэлами. — А ночью старуха колдует и зажигает эти шарики. Потому здесь так светло, несмотря на поздний вечер".

Едва она успела об этом подумать, как за широкими приоткрытыми ставнями наступила темнота. Сумасшедшее солнце резко нырнуло в лесную глушь. Горизонт еще несколько мгновений сиял пастельными тонами алого, затем погас.

Стеклянные шары, один за другим, медленно наполнились розоватым сиянием. Казалось, будто кто-то невидимый слабо дует на невидимые фитильки за стеклянной преградой. Пламя крепчало, наливалось матовым светом. Вскоре колесо под потолком вовсю пылало приятным ровным светом.

Стены комнаты будто выпрыгнули вперед из полумрака. Осветились широкие скамейки, прикрытые шерстяными одеялами всевозможных тонов. Вокруг стола стояли маленькие кривобокие табуретки, на устланном клетчатым ковром полу в пыли развалились мышиные скелеты и мусор.

— Видишь? — старуха вздохнула. — Эти мыши величиной с добрую собаку. Так и лезут в дом, едва учуют колдовство. А грязи-то, пыли сколько насобиралось!

Яруга всплеснула в ладоши. Что-то сверкнуло и дохнуло гарью. Над полом закружился серебристый смерч. Он засосал в себя пыль, подхватил мышиные кости и заметался между стенами. Заколебались длинные гобелены, застучала золоченая рама какой-то картины, глуко стукнули ставни. Из приоткрытой заслонки большой выбеленной печки порскнуло облачко копоти и дыма. Забренчала посуда, зазвенел десяток бокалов, соприкасаясь тоненькими прозрачными стенками.

Спустя несколько минут колдовская буря успокоилась. Смерч последний раз провыл что-то угрожающее и канул в зев печи. Мусор и пыль как рукой сняло.

Принцесса с восторгом посмотрела на старуху.

"Вот это да! — подумала она. — Вот бы и мне такому научиться!"

— Еще научишься, — понятливо кивнула ведьма. И принцессе причудилось, будто бабка читает ее мысли.

— Так и есть, — широкая улыбка показала Мэлами ровный ряд белоснежных зубов. — Но не читаю, а скорее ощущаю человеческие мысли. Побочный эффект одного экспериментального заклинания. Меня тогда нехило приложило затылком к ритуальному камню. До сих пор вспоминаю тот каскад зеленых искр, что кружился перед глазами.

— Колдовство настолько опасно? — принцесса не знала, о чем еще спросить.

— Невероятно опасно. И может закончиться летальным исходом.

— Это как, латальный исход?

— Летальный, — поправила бабулька. — Представь себе, что тебе размозжили голову и твоя душа стремительно улетела в Мрачные Подземелья. Потому и летальный — от слова "летать".

— Понятно, — Мэлами уселась на скамью под стеной. В приоткрытое окно дышало ночной прохладой. Слабый ветерок ерошил девушке волосы.

Принцесса почувствовала, что очень устала после тяжелого путешествия верхом на волшебном кабане. Ее глаза сами по себе закрылись, подбородок безвольно склонился к груди.

"Когда проснусь, — твердо решила девушка, — обязательно попрошусь, чтобы Баба выучила меня на колдунью. Какой же я герой, не зная колдовства..."

— Ребенок, — хихикнула старуха. — Все ей геройствовать охота. Мало всех убийств и мучений, которые она пережила... Ох, зря давала ей читать те дурацкие книги о всяких рыцарях и драконах. Ох и зря...

Женщина бережно уложила Мэлами на скамью, укрыла шерстяным одеялом с изображением лесных цветов и куста ежевики. Затем уселась рядом и, поглаживая волосы принцессы, уставилась на большую картину, приколоченную к стене напротив.

На широком полотне кипела кровавая резня. Всюду лежали окровавленные трупы воинов, порубанные в клочья, с торчащими из-под забрал копьями и мечами. Широкоплечий мужчина с головой льва отбивался от десяти рыцарей, облаченных в золотые доспехи. Человек-лев почти на полголовы возвышался над нападающими и замахивался на них каким-то странным оружием. Если бы принцесса не уснула, то узнала бы в этом окруженном магической спиралью клинке "Каратель" Клинны. Также Мэлами точно смогла бы определить, что эта картина — красочная копия мозаики в тронном зале Эквитея Второго.

— Ну что, любимый, — обратилась ведьма к изображению. Она не сводила глаз с оскаленной львиной пасти. — Вот уже сколько лет прошло, а я тебя не могу забыть. Надоела эта Лабораторная Работа, не удается мне синтезировать антимагический бальзам. Не могу я без тебя... Ни работать, ни даже жить не могу. Почему ты умер, мой Император?

Мелкая слезинка пробежала по сморщенной щеке. Старуха утерлась рукавом и глубоко вздохнула. Уж кто-кто, а эта тысячелетняя бабка понимала, что умерших не вернешь. Невозможно их призвать из далеких глубин забытья, если не найдено тело.

— Ах, если бы я нашла хоть кусочек твоей благородной плоти, — прошептала Яруга. — Тогда бы уже постаралась, чтобы ты вечно пребывал в моих объятиях. Пусть даже искусственным существом, но со своей молчаливой душой. Чего бы я только не отдала...

Нарисованный на картине персонаж упрямо не отзывался. Он разъяренно раскрыл пасть и сыпал беззвучными проклятиями. В спину ему кто-то направил копье. И ведьма знала, что у любимого нет никаких шансов, чтобы отбить этот удар.

— Вечные объятия... — едва не стонала женщина. — Это уже было, его не вернешь... Зачем мне было создавать второй клон? Ведь первая тварь едва не уничтожила все живое и забрала с собой моего мужа! Зачем я сделала вторую Хатли? Зачем? Вечные объятия...

Император, легендарный полубог, много лет назад подчинивший себе весь материк, не догадывался о намерениях ведьмы. Неизвестно, понравилась бы ему такая перспектива: вечно жить в пламенных объятиях Яруги. По мнению Бабы он был давно мертв и точно не отказался бы от такого лестного предложения.

Еще немного погоревав, старуха поковыляла на летнюю кухню. Она отперла находящуюся рядом с печкой дверь и прошла внутрь. Оттуда зазвенела посуда и донесся пряный запах мясного рагу.

Принцесса сладко посапывала, купаясь в нежных облаках сновидений. Она видела себя непобедимой крылатой воительницей. С мечом в одной руке и ярким магическим снарядом в другой. Вокруг падали сраженные симиминийцы. Враги захлебывались кровью, тонули в океане выбитых зубов и вырванных с корнями конечностей. Злобная сцена вертелась перед глазами. Девушка довольно застонала и улыбнулась во сне.

Колдунья заглянула в комнату. Увидела улыбающуюся Мэлами и тоже разулыбалась.

— Ну ничего, — сказала она принцессе. — Пройдет какое-то время и я выбью эту приключенческую дурь из твоей головки. Будешь у меня лаборанткой.

Утро встретило бодрую девушку влажной травой и густой волной лесных запахов. Солнце уже взошло и вовсю бомбардировало нависшую над лесом вершину Пустой горы. Лучи отбивались от заснеженной верхушки и слепили принцессу.

Она выбежала во двор и, прикрывши руками глаза, уселась в траву. Холодная роса тотчас защипала босые пятки, забралась даже за воротник. Мэлами восторженно взвизгнула и бегом понеслась по маленькому дворику. Она любила утреннюю зарядку — наследие отца. Эквитей всегда говорил ей, что бег трусцой улучшает кровообращение и сохраняет фигуру. А фигурой девушка очень дорожила.

Вокруг бабкиного сруба стоял редкий частокол из заостренных сосновых бревен. Он служил скорее не защитой, а преградой для десятка овец. Животные находились в небольшом загончике и лениво хрупали свежескошенной травой. К резному крыльцу прижималась добротная конура. Из круглого отверстия, шурша соломой, выбрался большой рыжие пес.

Принцесса взвизгнула и попятилась. Собака выглядел довольно грозно: склоченная шерсть мелкими кольцами, длинные уши, оскаленная улыбка желтоватых клыков на украшенной шрамами морде, обрубок хвоста.

Пес не зарычал и даже не гавкнул. Он преданно посмотрел на Мэлами и, раскрыв пасть, часто задышал. Затем несколько раз повернулся вокруг себя, позванивая цепью, и помочился на колонну крыльца.

— Хороший песик, — заверила его девушка.

Собака скосила на нее большие выпученные глаза. Несколько раз шаркнула тяжелой лапой и вернулась в конуру.

Мэлами внезапно расхотелось бегать. Немного подумав, девушка вернулась в дом.

Старуха еще спала на печи, завернувшись в парочку разноцветных одеял. На столе — и когда она успела? — исходила паром большая миска гречневой каши. Рядышком пристроился пухлый каравай, пахнущий невероятно вкусно. А еще тут были свежие овощи: нарезанные огурцы, помидоры, запеченные дольки арбуза, несколько головок луковиц и чеснока. А еще грибная подлива в глубокой глиняной миске и целая горка пирогов с картошкой.

Не дожидаясь приглашения, принцесса подвинула табурет поближе к столу и уселась. Даже не замечая, что не пользуется серебряными вилкой и ложкой, она обеими руками схватилась за еду. Уминала так, что сводило челюсти. Потрескивала свежим огурцом, оглушительно прихлебывала из высокого кувшина. Жевала пироги и утирала подбородок от неожиданно разлившейся подливы.

— Приятно видеть такой аппетит у собственной дочери, — раздался надтреснутый голос.

При этих словах Мэлами испуганно вздрогнула и повернулась. Она ожидала увидеть злобное лицо Хатланиэллы. Но встретилась взглядом с прищуренными глазами старухи.

Прудди-Яруга легко спрыгнула с печи. При этом она невероятным образом ухитрилась попасть в башмаки. Щелкнула пальцами, и одеяла сами собой уложились ровными рядами. Словно бы никто и не спал.

— Кушай, деточка, кушай, — пригласила Баба, присаживаясь рядом с принцессой. — Твоя мама никогда не умела наслаждаться пищей. Я ей каждую ложку едва ли не силой в рот запихивала. Потому наша Хатли теперь — кожа да кости.

Мэлами кивнула и возвратилась к трапезе. Немного утолив голод и осознавая присутствие старухи, теперь она подняла со столешницы вилку и нож. Принялась изящно нарезать пироги и намазывать их сверху подливой.

Ведьма усмехнулась и тоже ухватилась за тарелку. Спустя полчаса они вдоволь откушали и, развернувшись, откинулись на край стола.

— Хорошо, — восторженно сказала Мэлами.

— Очень хорошо, — согласилась Яруга. — Но я-то что. Вот мой покойный муж — он просто души не чаял в кулинарии. Такие вещи исполнял, даром что не маг.

Принцесса кивнула и с интересом посмотрела на бабку.

"Не могу поверить, что у нее когда-то был супруг. С такой внешностью даже вурдалак иной раз подумает, прежде чем жениться..."

— Не скажи, — совсем по-детски хихикнула ведьма. — У меня когда-то была такая внешность! Ого-го!

— Верю. А что случилось с вашим суженым?

На глазах Яруги выступили слезы. Она вцепилась пальцами в подол одеяния фрейлины.

"И когда она успела переодеться из ночной рубашки в платье Прудди? — подумала принцесса".

— Умер мой муженек, — плачущим тоном проговорила бабулька. — После моего неудачного эксперимента умер.

И она начала рассказывать свою историю.

— Когда-то давным-давно нашу семью, включая нас с мужем, пару лисоборотней и бесенка Кульпунтия, отправили на разведку. В те времена Управление только обучалось оперативной работе. Даже Вельзевулон был молод и красив. Подозреваю, сейчас он превратился в толстую развалину, не могущую передвигаться без помощи магии...

— Как интересно, — сказала принцесса, которую больше интересовали любовные перипетии, чем внешность какого-то там "зевулона".

— У нас в оперативной задании находились довольно сложные пункты. Кроме обычной разведки и наблюдения за развитием мира под номером 1114/53, нам надлежало найти магию Творцов.

— Кого? — переспросила Мэлами.

— Творцов. Согласно легендам, этот мир был сотворен одним из первых. Потому в нем еще до сих пор ощущается присутствие древних богов. Творцы, девочка моя, это могущественные создания, которые, если верить древним свиткам и летописям, разогнали мертвый стазис вселенной.

Девушка открыто скучала, пока бабка разводила патетику вокруг слов "создание", "созидание", "творение" и "воцарение Порядка над Хаосом". Но затем старуха коснулась более занятной темы.

— Тогда обычной стратегией оперативников было полное завоевание исследуемого мира. Теперь, вполне возможно, не придерживаются таких варварских методов. Вероятно, сейчас оборотни практически не вторгаются в жизнь какого-либо Отражения. Просто себе наблюдают за развитием цивилизации, докладывают в ГУпНИКИС. А нам надлежало пройтись по этому материку с огнем и "Карателем". Подчинить себе все дикие племена...

— Для чего? — поинтересовалась принцесса.

— Ну... — смутилась Яруга. — Тогда мы считали, что только будучи правителями всего Отражения можем спокойно заниматься исследовательской деятельностью. Валибуром в те древние временя правил Синий Повелитель. Он, не в открытую, конечно, но все же мечтал о порабощении всех измерений, куда только дотянутся наши лапы. Вот нам и приходилось воевать. Хотя не всем. Лично я не принимала участия в боевых действиях, хотя и считалась лидером опергруппы. Мое призвание — наука, магия и еще раз наука.

— Как занятно, — кисло промолвила Мэлами. У нее на лице было написано, что намного интереснее размахивать клинком, чем дымящейся ретортой.

— Еще бы! — воскликнула ведьма. — Я нашла здесь и легенды о Творцах, и старинные свитки давно забытых заклинаний. Но самое главное — информацию!

— Угу, — кивнула принцесса. Она совершенно не понимала, чего такого главного в этой самой информации? Ее в рот не засунешь, на талию не натянешь, в кармане не позвенишь.

— Что я узнала! Творцы оставили здесь целый Свод Законов, в котором описывались табу и поощрения всем живущим мира номер 1114/53. И вот — сенсация: существуют люди, совершенно невосприимчивые к магии! Дети тех самых творцов. Им, королям и королевам, надлежит править целым этим Отражением. Представляешь?!

— Угу, — еще раз подтвердила Мэлами. Ей не терпелось поскорее узнать о несчастной ведьминой любви.

Яруга поерзала на стуле, взяла себе огурец и сочно им затрещала.

— Вот мы и решили, хрум-хрум. Завоевываем этот мир: сначала этот материк, затем соседний. Собираем всех правителей в кучу и высасываем из них всю кровь, или где там у них размещается колдовской иммунитет. Решили и приступили к исполнению. Мой муж, вместе с парочкой боевых лисов-перевертышей, захватил всю территорию от Пустых земель до Темного края. В общем, не буду вдаваться в подробности сражений...

На этих словах принцесса приуныла. Ей очень хотелось услышать о кровавых сражениях, в которых могучие оборотни сражают ее предков.

Но старуха не обратила внимания на пожелания девушки.

"Хватит ей интересоваться всякими геройствами, — подумала ведьма. — Пусть о любви подумает. Замуж дочке пора".

— А я тем временем занималась работой, — продолжила она. — Сидела себе в подземной лаборатории, разрезала черепа немногочисленных вождей местных племен. Но так и не смогла найти источник магического иммунитета. Эх... Вернее, нашла какой-то сгусток не поддающейся изучению колдовской протоплазмы. Но чтобы синтезировать ее в лабораторных стенах, мне не хватало сил и умений. Потому я взялась за изучение местной магии, попыталась усилить свое могущество. Для того, чтобы вырос магический потенциал, мне требовался магенератор невероятной мощи. В кустарных условиях это оказалось возможным только с помощью мистических хомункулюсов — воскрешенных людей, наделенных специальной энергией. Но вот беда, чтобы создать одного такого хомункулюса, с ним приходилось переспать.

— Ох ты, — глаза принцессы засветились неподдельной заинтересованностью.

— Но муж был против... — вздохнула Яруга. — Да и мне не нравилось такое дело. Чтобы не мучила совесть, я выбирала самых подлых и трусливых людей — кого не жалко. Ну и делала из них...

— Как же он ревновал, наверное, — хмыкнула Мэлами.

— Да уж... Ревность — страшное оружие. Мне удалось создать только десятерых хомункулюсов, пока супруг не взорвался скандалом и не пригрозил меня бросить, — мрачно сказала бабулька. — Но и этого магенератора оказалось мало. Антимагическая субстанция ускользала от меня. А смертных правителей, в те времена уже наместников моего мужа, становилось все меньше и меньше. Тогда я решила создать своего клона.

— А когда уже будет о разбитых сердцах? — заскучала девушка.

— Я к этому веду, — сухо ответила ведьма. А сама подумала, что роль придворной воспитательницы ей совершенно не удалась. — В общем, я построила автоклав и родильную матрицу, создала искусственную плаценту из своих клеток... Так родилась первая Хатли.

— Такая же, как моя мать? — охнула принцесса.

— Почти... Но в несколько раз злее. Видишь ли, при рождении клон-реципиент почему-то становится полной противоположностью своего "родителя". Он совершенно идентичен с донором по магическим и физическим данным. Даже мыслит подобными категориями...

— Что это значит?

— Если я — очень добрая, — нашлась Прудди-Яруга, — то мой клон — очень злой. Так вот. Едва родившись, Хатли-1 повела себя невероятно подло. Она убила одного из лисов-перевертышей и скрылась в лесу. Почему — сама не знаю. Представь себе маленького ребенка, которому не исполнилось и суток, поражающего магическим ударом крепкую, почти бессмертную лису...

Мэлами представила себе эту картину и содрогнулась. Ей привиделся окровавленный младенец, опутанный черной пуповиной. Беззубый рот с раздвоенным языком, горящие глаза.

Старуха продолжила, успокаивающе похлопывая девушку по колену.

— Самое неприятное — мой реципиент утащил с собой глупых хомункулюсов. Первая Хатли убедила их в том, что я желала ее смерти, пыталась убить в колыбели. И уговорила, сломив мою магическую защиту, этих олухов подчиниться ей. Они назвали себя Рыцарями Света, нахлобучили золотые шлемы и пошли войной против моего мужа — Черного Императора, как его назвали.

— С нетерпением жду продолжения! — воскликнула Мэлами. — Они убили его, вашего супруга?

— К сожалению... — по сморщенной щеке прокатилась слеза. — Собралась громадная армия с нашей стороны. "Проклятые захватчики" — так нас называли. Против нас выступило многотысячное воинство "Освободителей". Они столкнулись в бою на краю материка. Кровь и ужас несколько недель царили над теми равнинами. Мощнейшая магия Хатли-1 бушевала в колдовском шторме, пытаясь пробить мою защиту. С тех пор те земли, рядом с Шумным океаном, называются Пустой землей.

— Как погиб ваш муж?

— О, как герой! — в глазах Яруги сверкала безумная радость. — Он погиб как надлежит каждому оборотню! Десять хомункулюсов прижали его к скале. Все остальное войско погибло, не осталось никого, даже второй лисоборотень куда-то бесследно пропал. А те мертвецы, поднятые моей проклятой рукой, во главе с мерзким выплодком искусственной плаценты, нанесли ужасный удар.

Старуха на некоторое время умолкла и спрятала лицо в сморщенных ладонях. Затем вытерла уголки глаз, смачно высморкалась в подол и продолжила:

— Его "Каратель" истратил весь боезапас. Осталось только заклинание Океана Вечной Смерти. Не знаю, есть ли в новых моделях УМКаров такая опция. Думаю — нет. Ни один дурак после того случая не посмеет воспользоваться смертельным колдовством. Израненный, почти при смерти, супруг понимал, что другого выхода нет. Из последних сил он призвал всю мощь Валибура, и сломал клинок у самой рукояти. Страшнейшая сила вырвалась на свободу. В планету ударил громадный метеорит, уничтоживший всю территорию Пустой земли. От материка откололся изрядный кусок. Он уплыл далеко в море и теперь зовется островом Сломанного Клинка. Над миром воцарилась ядерная зима. Ось вращения планеты отклонилась от обычной траектории, начались магнитные аномалии...

Дальше принцесса не слушала. Ей хватило лишь фразы о том, что все вернулось на свои места с помощью самой Яруги и какого-то местного бога.

— Он отдал свое сердце, — горестно сказала Баба. — Вырвал свое сердце, этот бог. И позволил мне устранить все последствия от взрыва "Карателя". С тех пор божество живет среди людей, не в силах подняться в свой мир. А я осталась без мужа... Как же я за ним соскучилась! У нас была такая любовь...

Старуха начала плакать, принцесса обняла ее за плечи и стала шептать что-то успокаивающее. В то же время она размышляла, что в каком-то смысле является дочерью самой Яруги. Ведь вторая леди Хатли — точная копия ведьмы.

— Скажите, — спросила девушка. — А как получилось, что моя мать не стала такой злой, как первая модель этого клоуна?

— Клона, — сквозь слезы улыбнулась старуха. — Я ведь рассказывала: при рождении девочка ударилась головой. Видимо, от этого вся ее злоба немного атрофировалась. Да вот сейчас опять поперлась наружу...

— Но если вы знали к каким страшным последствиям может привести рождение нового клона, то почему проделали это опять?

— Мудрый вопрос, — вздохнула Яруга. — Понимаешь ли, мы — оборотни — большие трудоголики. Без помощи очередного реципиента мне не удалось бы синтезировать антимагическую сыворотку. И я не смогла бы вернуться в свой мир — таковы правила. А мне так хотелось домой...

Внезапно бабулька встрепенулась и посмотрела в окно. Принцесса тоже направила туда заинтересованный взгляд. С улицы доносился какой-то слабый шум. Словно бы над домиком шуршат громадные крылья. Солнце накрыла непроницаемая тень, стало темно. Стеклянные шарики на колесе-светильнике замерцали, накаляясь.

— Что это? — прошептала Мэлами. Лицо бабки вытянулось и побелело. От этого принцессе стало не по себе.

Солнечные лучи вдруг засияли вновь. За стеной дома послышались вкрадчивые шаги.

— Побудь здесь, — приказала Яруга. Неуловимым движением она извлекла из-под платья длинную спираль на рукояти. Принцесса поняла, что видит перед собой легендарный меч-копию императорского "Карателя".

Скрипнула дверь, бабка напряглась. Принцесса задрожала и начала подумывать о том, чтобы заползти под стол.

"Хватит с меня приключений, — решила она. — Буду учиться магии и никуда отсюда не пойду. Плевать я хотела на все эти геройские штучки-дрючки".

Ведьма почувствовала мысли своей "внучки-дочери" и тепло улыбнулась. Впрочем, улыбка быстро исчезла со сморщенного лица.

— Есть кто дома, хозяйка? — донеслось из сеней.

— Входи, старик! — крикнула Яруга. — Но не вздумай бузить. Я тут не одна!

— Вхожу...

Дверь открылась и на пороге возник странный человек. Где-то принцесса его видела.

* * *

— Что это было? — оглушенный Трешка отчаянно мотал головой и пытался оправиться после встречи со скалой.

— Маятник... — едва простонала королева. Она попыталась отклеиться от потного тела кабана. Это получилось с трудом.

— Не слышал о таком, — пробормотал свиноборотень и поднялся, отряхиваясь от мелких деревянных щепок.

— Куда тебе, — скорчила недовольную мину Хатланиэлла. — Посторонись.

Они приземлились всего несколько минут назад. Противодействующая магия поступила милостиво. Их пронесло сквозь болото и лагерь варваров, проволокло по пустынным полям. А затем они врезались в деревянную стену крепости Велунград. Жирные телеса разломали трехслойную преграду из бревен и королева очень обрадовалась, что подверглась Маятнику вместе с кабаном. Ее буквально расплющило о бок Толстяка. Но бок оказался необычайно мягким.

Леди Хатли с ужасом посмотрела на обломки стены и прикинула, что бы с ней произошло, не находись рядом оборотень.

"Да я бы тут мозги расплескала! — подумала она. — Должна радоваться, что ушиблась всего лишь о ребра этого увальня".

— Стойте! — приказал дрожащий хрипловатый голос.

— Уж поверь, мы двигаемся с трудом, — ответила Хатланиэлла и выругалась.

Женщина подняла голову и встретилась взглядом с перепуганным бородатым симиминийцем. Он сидел в будке дозорного и сжимал дрожащими руками длинный рук. Острие стрелы гуляло вверх-вниз, но королева понимала, что этот в состоянии попасть в ее обнаженную грудь.

"Ветром всю одежду разорвало, — мысленно вздохнула Хатли. — Но ничего. Пройдет всего лишь несколько часов, и я смогу одеться в самые лучше платья из парчи и золота".

— Вы супруга Большого рункура? — вопросил трясущийся варвар.

Королева внезапно поняла, что дрожит он не от страха. Трешка развалил половину ограды и серьезно повредил высокие колонны из сосновых стволов, на которых крепилась будка дозорных. Сейчас сооружение покачивалось на одной единственной подпорке. Бревно оглушительно трещало и поскрипывало. Любой догадается, что стражник рискует сверзиться вниз и несомненно сломает себе шею.

— Да, — ответила Хатланиэлла. — Я законная супруга Кутлу-Катла. Где он?

Строение опасно накренилось, Трешка с королевой отскочили куда подальше.

— Он ушел к вам на помощь, — объяснил дозорный. Лук он бросил и обеими руками уцепился за край невысокого бортика. — Давно ушел, дней шесть назад.

— Понятно, — процедила леди Хатли сквозь зубы. — Напомни мне, где мой родовой замок?

Она почти долгое время не появлялась в столице Симимини. Уже успела позабыть, что и где находится. Кроме того в последние годы Велунград изрядно разросся, обзавелся десятками новых домов и парочкой улиц.

— Вот там, — варвар с трудом отодрал руку от бортика и поднял дрожащий указательный палец.

Движение стало фатальным для бедного симиминийца. С тревожным скрипом башня завалилась на бок и грохнулась на землю. Поднялось серое облако пыли, брызнули щепки и разнообразный мусор. Варвар приземлился с коротким вскриком, всхлипнул и засучил ногами. Спустя какой-то миг он испустил дух.

— Интересно, — вслух размышляла леди Хатли, — действует мое заклинание или нет?

Симиминиец пошевелился и поднялся на ноги. Из разбитой головы мелкими комками вываливались остатки мозга, обильно текла кровь.

— Слушаю тебя, моя обожаемая повелительница, — глухо сказал дозорный и неуклюже поцеловал королеве руку. — Извольте проводить вас во дворец?

— Какой воспитанный, — проворковала Хатланиэлла, хватаясь за предоставленный локоть. — Учись, свинья! Глядишь, и станешь когда-то человеком.

Совершенно невоспитанный Трешка никак не отреагировал. Он молча последовал за королевой и ее окровавленным спутником.

Целый час потребовался леди Хатли, чтобы собрать все население симиминийцев. На широкой площади собирались тысячи бородатых воинов. Женщин оставили дома — "нечего бабам на вече торчать", как сказал городской управитель.

Ведьма стояла на широком выступе перед окном тронного зала. Она с интересом рассматривала столицу, вспоминая, каким был этот город много лет назад.

Велунград почти не отличался от остальных симиминийских поселений, поменьше. Все дома были построены из сосновых бревен. Каждое строение располагалось вдали от остальных, между не отгороженными дворами простирались широкие улочки. Строители специально планировали побольше свободного места в столице. Ведь деревянный город, загорись только одна хижина, будет пылать как свечка и сгорит за несколько часов. Потому дети варваров спокойно бегали пробегали немалые расстояния, чтобы попасть друг к другу в гости.

Единственное сооружение, не возведенное из дерева, — замок рункура. Его построили из неотесанных каменных глыб, подняли на большую высоты. Верхушка крепости далеко выступала над городом и, казалось, будто теряется среди облаков. На далеко выступающем балконе тронного зала постоянно дежурили дозорные. С такой высоты легко обозревалась вся столица и даже немалая площадь вне городских стен.

Королева стояла на балконе и наслаждалась чистейшим горным воздухом. На юге и востоке, куда не глянь, шумели густые леса. Север и запад заслоняли седые горы. За ними шумело море. В безветренную погоду, если напрячься, чуткое ухо могло бы расслышать далекий шум прибоя. Симиминийские горы, названные в народе "Клыкастыми", отгораживали столицу от страшных штормов и холодного ветра, свистящего над изумрудными просторами моря Страсти и океана Драконов. Но ледяные щупальца ветра доносились даже сюда. Хатланиэлла облизнула губи и почувствовала соленые брызги морской воды.

Женщина облокотилась на толстые каменные перила и посмотрела вниз. Прямо перед ней раскинулась многолюдная площадь. В отличии от столицы Преогара, здесь не нашлось бы и одной виселицы. Среди угрюмых варваров любое преступление каралось немедленной смертью, к тому же никто не догадывался повесить убитого преступника для развлечения толпы. Зато Велунград мог похвастать другой достопримечательностью.

В центре площади ровным кругом построились два десятка каменных кроватей. Именно с их помощью проводился ежегодный конкурс Художественного Храпа в честь Богини Сна.

Леди Хатли окинула взором крепкие срубы, окружающие площадь. И внезапно вспомнила.

— Кутлу-Катлик говорил, что наш сын много раз побеждал в этом конкурсе. Что он самый известный хропун Симимини... Где мой сын?!! — заорала она.

Трешка вздрогнул, но ничего не ответил. Лишь потянулся, и широкая дубовая кровать заскрипела под его тяжесть.

— Где моя кровинка, я тебя спрашиваю?!! — бесновалась королева. Она подскочила к Толстяку и попыталась стащить его за ногу с кровати. Это ей не удалось.

Ведьма поскользнулась на полу и шлепнулась на холодные камни. Впрочем, так и не отпустив босую ступню свиноборотня.

— Это ты мне? — лениво заметил Толстяк. — Надо было за своим сыном присматривать раньше. А не срывать одежду и прыгать ко мне в объятия.

Леди Хатли задохнулась от возмущения. Но промолчала и не продолжила скандал. Она прекрасно понимала, что забыла о сыне. Оставила его труп изгнить на болотах.

— Какая же я сволочь, — безличным голосом произнесла ведьма. Ей показалось, что эти слова — четкий итог за всю жизнь. — Бессердечная тварь...

— Не могу утверждать, — не согласился Трешка. — Мы с тобой едва знакомы.

Королева не обращала на него внимания.

— Но ничего, — бормотала она. — Скоро мы завоюем мир, а потом я тебя найду. Слышишь, Айфос-Фук?

Погибший рункур на этот момент пребывал в недрах Мрачных Подземелий. Даже услышь он это обращение, ничего бы не ответил. Говорят, у бессмертных душ нет ни рта, ни глаз, ни даже ушей. Бедные покойники находятся в вечном беззвучном мраке. И даже пожаловаться некому.

— Все готово? — рыкнула Хатланиэлла на вошедшего симиминийца.

— Да, моя повелительница, — тот низко склонился. Из пробитого черепа хлынула кровь. — Все боеспособные воины ожидают твоего выступления. Прошу на балкон.

Королева бросила на Толстяка презрительный взгляд и ступила на балкон. Трешка пожал плечами и последовал за ней.

Внизу толпились тысячи людей. Все как на подбор с пшеничного цвета бородами, в шапках-махуках и кожаных доспехах. У каждого в руках увесистый лабрис, обычный топор или короткий меч. Симимнийцы смотрели на жену Большого рункура кто с интересом, кто с восторгом.

Хатланиэлла запоздало вспомнила, что не успела переодеться.

"Стою с голыми сиськами перед целой толпой, — подумала она. — И даже стыда не чувствую. Какая же я испорченная дрянь, действительно".

Кто знает, откуда у королевы такие мысли. Может, подействовало убийство дочери. П может рано или поздно совесть приходит к каждому? Неизвестно. Но ведьме удалось победить этот порыв самокритичности.

— Слушайте меня, храбрецы! — громко сказала леди Хатли. — Как вы знаете, мой муж ушел сражаться с Эквитеем, безобразным корольком, который когда-то выгнал нас из Киринти.

— Смерть Эквитею! — крикнули из толпы.

Королева благосклонно кивнула и продолжила.

— Я прибыла к вам, вернулась в родной замок только с одной целью. Хотите знать с какой?

— Скажи нам, жена Большого рункура!

Хатланиэлла скривилась. Она вспомнила, что в варварской среде женщины практически не пользовались влиянием или уважением. У большинства даже не имелось собственных имен. Каждую представительницу слабого пола называли или "ты", или "жена такого-то и такого-то".

"Ну я вам сейчас! — пронеслась довольная мысль".

Королева кровожадно улыбнулась и раскрыла руки над толпой.

— Слушайте меня, свободные жители Велунграда, слушайте меня! Сегодня первый день нового мира! Мы идем, и завоюем весь материк! Слушайте меня!

— Мы слушаем! — многоголосное эхо разнеслось до самых подножий гор.

— Слушайте меня, свободные жители Велунграда! Отныне весь мир принадлежит вам и мне! Слушайте меня, свободные люди! Мои рабы...

Последние слова Хатланиэлла произнесла почти шепотом — опять надорвала голосовые связки. Но это не помешало ей использовать страшное заклятие, тайком подсмотренное в маминой книге заклинаний.

Варвары ахнули, очарованные разворачивающимся действом.

Из растопыренных пальцев королевы выросли длинные серебряные когти. Они замерцали, генерируя маленькие синие молнии. Если бы кто-то сравнил их с разрядами хомункулюсов, то не нашел бы никакой разницы. Молнии трещали, искрились, сталкивались между собой. Между широко разведенных ладоней ведьмы они сплелись в тугой комок. Энергетический шар вертелся с бешеной скоростью, создавая все новые всплески колдовства. Он увеличивался, словно вдыхая воздух, наливался цветом и ужасающей мощью.

Королева подняла сияющий шар над головой и обрушила его вниз, на площадь. Симиминийцы в ужасе закричали. На улочках и среди каменных кроватей на какие-то мгновения опустился настоящий хаос. Люди бежали не видя дороги, бились друг о друга, падали. Самых слабых затоптали в первое же мгновение.

А заклинание ужа распростерло смертоносные щупальца над толпой. Змеящиеся молнии ударили разом, в один миг. Сверкающий дождь длинными энергетическими зигзагами упал на варваров. Тонкие паутинки разрядов одновременно ударили по беспорядочно колеблющимся шапкам-махукам. Раздался страшный крик, орал каждый из многих тысяч несчастных симиминийцев. Головы лопались будто переспелые персики, из глаз и ушей брызгала кровь.

Умерли все. В одно мановение ресницы королевы. Колдунья невозмутимо возвышалась на каменном балконе дворца и смотрела вниз, на творение своей мерзкой душонки. Трешка молчал, но мелкое постукивание зубов сообщали о его отношении к массовому убийству.

В грязи валялись тысячи людей, еще несколько секунд назад живых и невредимых. Кровь залила ближайшие улицы. Где-то за гранью восприятия заголосили женщины, заплакали дети. Мертвую тишину прорезали плач и рыдание — родные оплакивали погибших воинов.

— Так будет в каждом городе, — сухо сообщила леди Хатли, оборачиваясь к Толстяку. — Так будет с каждым, кто не посмеет подчиниться мне.

Как скажешь, оборотень едва пошевелил онемевшими губами. Он яро сожалел, что отказался от сумасшедшего предложения ведьмы.

"Она не может нести Веру в народ... — метались беспорядочные мысли кабана. — Она — чудовище... Самое страшное, что только может произойти в этом мире... Вот это я попал..."

Единственным выходом ему казалось сбросить королеву вниз, на трупы ее подчиненных. Но оборотень оставался оборотнем. Свиньи, несмотря на грязь и наплевательское отношение к делу, очень верны своим половинам. Занявшись любовью со страшной женщиной Трешка обрек себя на мучения и разочарование в вере.

"Я не могу убить ту, с кем делил ложе, — он думал об этом и страшился своих мыслей. Я не сброшу ее..."

На площади уже поднимались воскрешенные хомункулюсы. Толпа смотрела вверх и видела обожаемую королеву. Толпа изнывала от желания исполнить любой приказ.

— Слушаю тебя, моя повелительница! — разом сказали десятки и сотни мертвых глоток.

— Уже лучше, не правда ли? — с улыбкой произнесла Хатланиэлла. — Повелительница — гораздо лучше, чем какая-то там жена Большого рункура.

Женщина вновь подняла руки над головой и приказала. В разорванных одеждах, вся в синяках и ссадинах, она тем не менее выглядела божественно. Точеная фигура, подтянутый животы, крутые бедра. И грудь, жарко вздымающаяся над головами тысяч мужчин. Хомункулюсы подпитывали королеву энергией, к тому же где-то недалеко находился Круг Сильных. Такого прилива сил леди Хатли не испытывала никогда в жизни.

"А ведь их будет больше! — ликовала она. — Еще больше трупов. Больше власти и возможностей!"

— Мы идем, чтобы убить ведьму! — закричала Хатланиэлла. — Мы идем к Пустой горе. Идите, рабы!

— Я иду, моя повелительница, — сказал каждый из симиминийцев.

И войско двинулось, бряцая лабрисами и мечами. Поднялось облако пыли, высоко взлетели капельки грязи. Ворота Велунграда широко открылись, исторгая бесконечную змею огромной армии заколдованных мертвецов.

— Мы не идем за ними? — поинтересовался Трешка.

— Нет, мы идем кушать! — ухмыльнулась ведьма. — Мы догоним наших мальчиков, когда прибудет Круг. С помощью Сильных я без труда создам Прокол и проделаю короткое путешествие до самого склона Пустой горы. А пока тебя ожидает обильная пирушка с невероятным количеством блюд и бочонков пива. Тебе ведь надо покушать перед тем, как обращаться в Огнедыха?

Толстяк припомнил, что рассказывал женщине о необходимости увеличения массы тела перед териантропией в дракона. Вздохнув, он направился следом за Хатланиэллой в направлении кладовых.

Через пять часов к полуразрушенной стене Велунграда подкатился изрядно потрепанный Круг. Покрытые пылью, грязью и прочей гадостью хомункулюсы устало ввалились на площадь. Вращение закончилось, но магическая фигура не распалась.

— Ну что такое? — плаксивым голосом вопросил управитель королевских конюшен. — Почему мы еще вверх тормашками?

— Леди Хатли тут, — продудел разбитым носом епископ Шрухан. — Чтоб ей пусто было, подлюке...

— О, — обрадовался королевский советник. — Неужели даже фанатичный святоша теперь недоволен знакомством с нашей милой дамой?

— Закрой рот, — огрызнулся епископ. — И так у тебя половина зубов повывалилась по дороге. Не потерял бы остатки.

— Молчу, — Мельпон хотел миролюбиво взмахнуть руками, но ограничивался движением бровей.

— Королева внутри, — сказал кто-то. — Катимся в замок и закончим, наконец, этот проклятый ритуал.

Колдовское кольцо подкатилось к каменной крепости рункура. Кое-как перебралось через высокие ступени и притормозило у входа. Здоровенный портал ворот, сквозь который легко проезжали конные воины, оказался маловат для Круга.

— Ну и как нам теперь? — саркастично поинтересовался рыцарь Герт. — Неужто скрутимся в трубочку?

Шрухан молчал, злобно поглядывая на широко распахнутые створки ворот. По его мысленной команде Круг покачнулся и с треском влепился о стену. Из маленьких бойниц над воротами порскнули облачка пыли и сухой извести.

— А-а-а-а! Мне снова нос сломали! — запричитал кто-то из хомункулюсов. На каменные плиты перед замком обильно закапала почерневшая от грязи кровь.

— Давай еще, — вздохнул епископ и снова бросил свой отряд на штурм.

Если бы о стены крепости долбились обычные двадцать девять человек, он бы даже не шевельнулся. Но хомункулюсы обладали куда более крепкими телами. Вместе с королевским поваром, которого они подобрали по дороге, любовники Хатланиэллы упрямо грохались головами о молчаливый камень. Стены вибрировали, и противно зудели. На окнах качались выделанные бычьи кишки — варвары не пользовались стеклом. Но если бы в каменных рамах крепились любые стеклянные элементы, то сейчас они посыпались бы с грохотом вниз. Крепость мелко тряслась, в ее стены ударялись созданные мертвецами молнии. Но ворота никак не желали увеличиваться. Хомункулюсы по-прежнему не могли попасть внутрь.

Интересно, чем бы окончилось это противостояние мертвой плоти и камня. Развалилась бы стена, или треснули двадцать девять лбов? Неизвестно. Потому что на шум из подвала выбралась королева. Следом за ней, едва протиснувшись сквозь круглый проход погреба, вылез изрядно растолстевший кабан.

— Явились? — леди Хатли властно посмотрела на своих подопечных и уперла руки в боки.

— Явились, госпожа, — Шрухан говорил сквозь боль и старался не замечать струившейся по подбородку крови. — Мы любим тебя, госпожа.

— Вижу, любовь к тебе до добра не доводит, — пошутил Трешка. После обильной трапезы с последующим уничтожением годовых запасов столицы, Толстяк пребывал при изрядно приподнятом настроении. Он благодушно взирал на искалеченных любовников Хатланиэллы и невольно проводил параллели между собой и этими голодранцами.

— Цыц! — приказала королева. Оборотень посчитал разумным заткнуться и больше не шутить.

— Слушаем тебя, госпожа, — сказал кто-то из Круга. — Только выпусти нас из этой демонской фигуры.

— Отпущу, — пообещала Хатланиэлла и с удивлением услышала двадцать девять облегченных вздохов. — Но после того как мы убьем мою мать...

Хомункулюсы заскрежетали зубами. Кто-то, вероятно главный преогарский конюх, приглушенно выругался. Еще один сплюнул с высоты. Плевок со свистом пролетел вниз и растекся по облысевшему черепу главного советника Мельпона. Тот гневно поднял глаза и яростно заиграл бровями.

— Вы убили Эквитея? — нахмурилась леди Хатли, игнорируя первые признаки заколота среди любовников.

— Э-э-э... — пробормотал Шрухан. — Э-э... Эквитей пока жив... Пока...

— Чего?! — в злобном крике Хатланиэллы загрохотал металл. — Какого... демона вы тогда приперлись? Вам надлежало убить этого урода и принести мне его кровь!

Зачем ей кровь, леди не помнила. Этот приказ был отдан еще во время, когда ей приходилось исполнять желания матери насчет Лабораторной Работы.

— Мы подумали, что нужны тебе, лапонька, — попытался ласково сообщить рыцарь Герт. Впрочем, сквозь выбитые зубы, ворочая распухшим языком, ласково не получилось.

Хомункулюсы не слишком спешили рассказывать о том, что исторгнутая Лесовиком звуковая волна отпустила их лишь нескольких тримплах от Велунграда.

— Понятно, — смягчилась королева. — Можете определить, где находится Эквитей?

— Можем, — дружно заявили любовники. — Он на склоне Пустой горы.

— Хорошо. А где моя мать?

— У себя дома. Нет... стой... — сказал Шрухан. — Она перемещается к...

— Куда? — в нетерпении взвизгнула леди Хатли.

— Тоже к Пустой горе...

— Замечательно! — восхитилась королева. — Лучше и не придумаешь. Убьем двоих быков одним копьем.

Произнеся шаблонную преогарскую поговорку, Хатланиэлла мечтательно закатила глазки и начертила в воздухе маленькую колдовскую фигуру. На сей раз не требовалось читать длинные заклинания и концентрироваться. Круг Сильных находился рядом, в сотни раз усиливал потенциал ведьмы и забирал на себя все побочные эффекты Маятника.

Портал Прокола возник из неоткуда. Это произошло настолько внезапно, что леди даже отшатнулась. Затем она величественным жестом поправила плечико разодранного платья и шагнула вперед. Следом прошагал Толстяк. Последними в коридор проколотого пространства вкатились тихо матерящиеся хомункулюсы.

Улицы Велунграда опустели. Но над столицей еще долго витал женский плач и детские всхлипы.

* * *

— Ну так зачем позвала? — опять спросил Лесовик.

Он стоял в дверях, прислонившись к раме, и пытливо погладывал то на Бабу, то на принцессу. Мэлами когда-то встречалась с ним в лесу. Тогда девушка и подумать не могла, что этот безобидный оборванец может так напугать могущественную ведьму.

Яруга действительно опасалась лесного духа. По крайней мере выглядела очень напряженной и не убирала ладони с рукояти "Карателя".

— Я тебя не звала, — ответила Баба. — Зачем пожаловал?

— Так это не твоих рук дело? — фальшиво удивился Лесовик.

— Какое? У меня много дел, — хитро выкрутилась Яруга, не понимая, к чему он клонит.

Дух посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Затем повернулся боком и махнул рукой в сторону сеней.

— Ты на улицу выглянь, а? Не то совсем от старости ослепла.

— Там что-то страшное? — поинтересовалась ведьма.

— А ты, поди, не видела, что утром произошло?

— Нет, мы спали...

— Спали они! Вот умора, — хихикнул Лесовик. В его тоне легко угадывалась злобные нотки. — Тут над миром ТАКОЕ творится, а она спит, будто отожравшийся кот. Надо было тебя еще тогда испепелись — чтобы эти кошмары не продолжались.

— Полагаю, надо выйти и посмотреть, — подытожила бабка.

— Не то слово. Иди, посмотри.

Не дожидаясь ответа, старичок вышел во двор. Ведьма и принцесса тоже прошли сквозь сени.

— Это же трухлявый Лесовик, — успокаивающе сказала Мэлами. Она взяла бабку за руку и почувствовала, что та дрожит.

— Это бог, доченька, — прошептала Яруга. — Один из могущественных Творцов. А бога надо бояться. Если бога не боишься, то он сожрет твою душу... или чего похуже...

Не прислушиваясь к странным словам, принцесса оказалась на крыльце.

— И на что смотреть? — осторожно справилась она.

Лесовик молча ткнул пальцем в небо. Мэлами подняла голову, но увидела только лениво парящие тучи и приплясывающее солнце, высоко взобравшееся на небосвод. А вот старуха увидела.

Странный серебристо-желтый купол, раскинувшийся от горизонта до горизонта. Изредка по нему пробегали сиреневые молнии, поблескивали мельчайшие песчинки смертельной энергии.

— Неужели эта дура... — выдохнула бабка.

— Именно, — подтвердил ее опасения лесной дух. — Она создала Заклятие Хомункулюсов. Теперь любой умерший за последний месяц, или около того, человек воскреснет и станет ее рабом. И, судя по излучениям со стороны Симимини, сейчас там массово гибнут варвары. Не без помощи твоей "дочурки", подозреваю.

— И что же мне делать? — совсем по-старчески, словно бы не могущественный оборотень, всплеснула руками Яруга.

— Во-первых заглянем ко мне домой — заберу кое-какие вещички. Во-вторых попытаемся остановить твою спятившую копию. Ну а в-третьих, если не преуспеем, будем убегать на другой материк. Впрочем, Заклятие Хатли ускорило процесс разрушения взаимодействий между космическими телами. Так что дней через пять-шесть здесь уже не будет ни одного материка. Планета исчезнет среди солнечных протуберанцев.

— Невеселая перспектива... — рассеянно сообщила бабулька. — Что делать...

— Летим к Пустой круче, — скомандовал Лесовик.

Он взмахнул руками и Мэлами показалось, что она на секунду потеряла сознание. Воздух вокруг забурлил, сгустился до консистенции вязкого киселя. А потом последовала вспышка.

Ужасаясь напополам с удивлением, принцесса вдруг поняла, что поднимается к тучам. Она лежала на чешуйчатой спине какого-то громадного чудовища. По бокам тяжело взмахивали исполинские черные крылья.

(оперативная)

"Длительная прогулка — залог здоровья целого народа",

Пророк Моисей "Сорок лет на свежем воздухе", мемуары

Мы передвигаемся очень медленно. Полчаса назад наши усталые ноги плавно спустились пониже уровня пустоши. Вырезанный магмой котлован не слишком глубок. Моя макушка, а также золоченый шлем высокого Эквитея, виднеются над землей. Нам приходится время от времени приподниматься на цыпочки и рассматривать округу. Сомневаюсь, что симиминийцы оставили нас в покое и отказались от преследования. Хочешь не хочешь, а есть небольшое опасение схватить короткую стрелу с черным оперением да в бедную голову или горло. Остальные спутники спокойно двигаются вперед, даже не задумываясь об опасности. Нам же с монархом остается только пригибаться и мысленно сыпать проклятиями.

— И надо же было мне таким вымахать? — причитает Эквитей.

Я молчу, хмуро продвигаюсь вперед. О чем говорить мне, если король Преогара ростом мне по бороду? Шансов свалиться в этой лощине с пробитой головой у меня побольше, чем у него.

Потихоньку ступаем по скользкому дну широкой впадины. Легкие перышки пепла выбиваются из-под ног, разбухают бесформенными облаками, кружат над нашими головами.

Ландшафт вокруг не радует красками. Травянистые холмики далеко остались позади и остались в памяти как приятное сновидение. Мимо проплывают серые стены лощины. Они также унылы на вид, как и дорога впереди. Все вокруг, даже видимая пасть пустошей, состоит из мрачных черных и серых тонов. Воняет гарью и расплавленным камнем.

Земля под ногами очень скользкая — везде налет из пепла и застывшей магмы. Кажется, что идешь по влажному стеклу или льду. При каждом шаге раздается приглушенный хруст. Если зажмуриться, инстинкт самосохранения тут же подсказывает: убегай, дурак! Ты идешь по замерзшему устью реки. Но стоит только открыть глаза, и можно вдохнуть в облегчением. Вокруг не лед, а темная остекленевшая, щедро притрушенная пеплом.

Над нами злобно воют многочисленные ветры. Они проносятся над пустошью и, не встретив преграды, переплетаются между собой в маленькие вихри. Эти мелкие стихийные бедствия совершенно не желают гулять над просторными полями пустынной земли. Так и норовят застыть на краю впадины и швырнуть нам в лица горсть песка или пепла.

Король ворчит и даже на расстоянии мне удается уловить, что он очень недоволен.

— И зачем я послушался этого ирода? — вполголоса бормочет Эквитей. — Пошли бы по равнине, как нормальные люди...

Я продолжаю хранить молчание. Пусть себе старик расслабится, выговорится вдоволь. Это просто старческое брюзжание. Он ведь не дурак — понимает, что лучше путешествовать в этом естественном котловане, нежели переться по открытой местности. Скрываясь, у нас есть шанс не быть обнаруженными. Симиминийцы точно идут по нашему следу, и вряд ли дадут нам скрыться на широкой, как ладонь бастарка, территории пустошей.

Величественная Пустая гора надвигается со скоростью улитки. Или очень большой, громадной черепахи со сколотым панцирем на левом боку. Но несмотря на наше медленное передвижение, скала закрыла добрую треть небесного купола.

Здесь, в лощине, заметно темнее. Обеденные лучи пляшущего солнца почти не заглядывают сюда. Края впадины загнулись вовнутрь: от тектонических движений, если не ошибаюсь...

— Тебе тяжело, котенька? — участливый голосок заставляет меня вздрогнуть.

Что за вздор? Какой "котенька"? Ужас... И это только после единственной ночи любви. Даже не ночи, а такого себе расслабляющего утренника. Женщины! Вот только переспал, а тебя незамедлительно начинают обзывать всяческими глупыми словами, ерошить тебе волосы и заглядывать в глаза. Ну чего она смотрит так? Чего прямо в зенки мне таращится? А! Догадался... Лишний раз проверяет, люблю ли ее. Не остыл ли... И как же меня угораздило втрескаться в это... приятное, но нервное занятие.

С этими черными думами я натянуто улыбаюсь. И в глаза посылаю легкий туман теплоты. Пусть знает, что люблю, только пусть не смотрит так! И пусть не считает меня очередным козлоборотнем, какие так любят испортить приличной девушке личную жизнь. Пока не уберусь из этого проклятого мира — я самый лучший и чуткий мужчина на свете. Ох...

В глазах Харишши читаются нежность и обеспокоенность. Она то забегает вперед, посматривая на меня, то пытается настигнуть меня сзади и помочь в эту трудную минуту.

Я слабо огрызаюсь и ускоряю шаг, поскальзываясь на запыленной магме. Незачем мне такая помощь. Тяжело вздыхаю и поправляю свои ноши.

Не могу поверить, что согласился! Я, хват-майор Зубарев, начальник серьезного Департамента, волоку на собственном горбу двух человек. А остальные спутники передвигаются налегке. Даже осел прихрамывает без какой-либо поклажи!

Мои несчастья начались, когда мы спустились в лощину. Ишак, нагруженный телами Прасса и Проводника, подвернул себе ногу. И наотрез отказался идти дальше. Вот же мерзкое животное, фамильный демон ему под хвост и под кадык! Копыто скользнуло по дну лощины, ослина брякнулся на колено и взревел дурным голосом.

Беглый осмотр показал, что нога не повреждена и лишь слегка опухла. Самый обычный ушиб. Но тварь настолько уверенно хромала и заваливалась на бок... Что сердобольная Харишша, даром что некромантка, предложила освободить "бедного ослика" от непосильной ноши.

Мы стали обсуждать, кому нести оруженосца, а кому — хныкающего и громко портящего воздух Проводника. Я ссылался на то, что в любой момент должен быть готовым к схватке. Король пожаловался на поврежденное в драке с Кутлу-Катлом правое плечо. Слимаус в споры не вступал из-за физической хилости. О девушке, по понятным причинам, вопрос даже не поднимался.

— У тебя есть еще левое плечо, — грозно сказал я. — Оно не болит — можешь нести более легкого болотного духа.

— Не буду! — отрезал Эквитей. — Если я потяну себе вторую руку, то как буду сражаться?

— Зубами! — огрызнулся я, но пришлось пойти на уступки.

Так я стал "счастливым" обладателем двух тел: громоздкого Прасса в тяжелом железном доспехе, и легковесного Проводника. За те часы путешествия, пока мы не подошли к склону Пустой горы, мне не раз пришлось поругаться насчет ширины своих плеч. Был бы комплекцией с астролога — не тащил бы на себе такое добро.

С другой стороны, нести сумасшедшего "ребенка" и оруженосца сослужило немалую службу.

— Тебе точно не тяжело? — беспокоится Харишша, вновь забегая вперед меня.

— Нет, — я хриплю и делаю вид, будто сейчас упаду лицом в пепел. А внутри все ликует и поет. Какая удача — волочить этих двоих!

Дело в том, что едва король и Слимаус отдалились от нас на несколько шагов, девушке внезапно пожелалось поговорить. И не о чем другом, как на любовные темы. Вопросы типа "ты меня любишь?", "а мы с тобой не расстанемся вечно?" и ответы "я тебя очень люблю" и "любовь моя, ты у меня единственная" достали меня в первые же минуты спуска в лощину.

Так что я иду и про себя улыбаюсь. Делаю вид, что смертельно устал и вот-вот, в сию минуту, откинусь вперед ногами. Изо всех сил тужусь, и лоб покрывается испариной. Пусть она видит, что любовник невероятно устал. Но только пусть не донимает меня своими девичьими причудами. Лишь только близость смерти может заставить женщину замолкнуть! Да и то не всякую и не всегда...

— Пришли, — король поднимается из лощины. — Где-то здесь находится вход в подземелья.

— Что скажешь, звездный воздыхатель? — спрашиваю Слимауса и бережно сваливаю с плеч свою ношу.

Прасс молчит, изредка похрапывая, его шлем со звоном стучит о мелкую щебенку. Проводник часто-часто моргает, посасывает кулак и вновь заводит:

— Си-си дяй! Ма-ма! Дяй!

— Я этого не вынесу, — стонет Харишша. — Ну почему этот мертвец так желает грудь?

— Ну, ты ведь его мама? — улыбаюсь и обнимаю девушку. — Кроме того грудь у тебя просто замечательная. Сам бы не отказался, любимая.

Она рассеянно улыбается и просто тает в моих ладонях. Вот что значит умело использованный комплимент в полевых условиях!

У меня нет времени, чтобы заниматься приторными разговорчиками о сердечках и купидончиках. Кстати говоря, купидонусы или купидоны, так восхваляемые в легендах многих Отражений, — еще те уродцы. Это выродки Хаоса, неудавшиеся копии демонов, остановившиеся в развитии. Если вам попадается описание розовощекого младенца с круглыми попкой и животиком — не верьте! Это всего лишь маскировка. На самом деле купидонусы невероятно мерзки и отвратительны. Две сотни клычков, тонкие губы красного цвета, черные глаза. Да и тельце у каждого из них не розовое, а насыщенно синее. Размахивают короткими луками и стреляют отравленными стрелами. И если такая стрела попадает в обычного смертного или даже в оборотня — все, пропал. Любому живому существу начисто сносит мозги купидоновым ядом. Раненый теряет рассудок и творит неизвестно что, абсолютно лишается логики и осмысленности действий. В общем, кошмар. Мне приходилось сталкиваться с этими бестиями на стенах Валибура. Радуюсь, что целым унес оттуда ноги.

Впрочем, не до размышлений.

— Астролог ты или не астролог? — хмуро спрашиваю Слимауса. — Все-таки можешь определить, где находится спуск под землю?

Он отрицательно кивает и, заметив злость в моих глазах, начинает объяснять:

— Видите ли, поверхностный анализ гороскопов может дать лишь направление. Чтобы звезды указали прямо на вход в подземелья, необходимы длительные подготовки.

Глядите-ка, наш парень перестал разговаривать как напыщенный франт и превратился в ученого. Такое амплуа мне больше по нраву.

— Надо составить звездные карты, отметить линии горизонтов. А потом еще начертить большую фигуру и сверить несколько закатов на предмет того, не сильно ли отклоняется эклиптика...

— Сколько времени тебе потребуется? — деловито перебивает его король.

— Неделя, может две, — неуверенно отвечает звездочет.

— У нас нет двух недель. Это целая вечность, — вздыхаю и массирую плечи — затекли от путешествия с нагрузкой. — Скорее солнце брякнется, чем мы попадем к этой вашей Книге Законов.

— Может заняться Проводником? — предполагает Эквитей.

Я оборачиваюсь и смотрю на грязное существо, укутанное в собственные волосы. Болотный дух пускает слюни и, кажется, пытается оторвать себе ноздрю. Большой палец правой руки он засунул в нос и изо всех сил тащит его обратно и вперед. Не очень аппетитное зрелище.

Едва мои мысли касаются аппетита, чувствую, как в животе отчетливо ворочается тяжелый ком. В желудке пустота, и это очень злит. Всем известно, что есть три пути к сердцу оборотня. Это еда, выпивка и занятия любовью. Впрочем, без последних двух путей мы кое-как еще можем обходиться. А вот если в брюхе воют голодные ветры — жди беды. Любой оборотень становится очень вспыльчивым и раздраженным.

— А что мы с ним сделаем? — задаю вполне логичный вопрос. — Неужели эта... — указываю на девушку, — недоученная некромантка может как-то повлиять на нашего "младенца".

Харишша испепеляет меня взглядом. В ее глазах такая злобная страсть, что у меня екает в груди. Я бормочу извинения и долгое время перед ней извиняюсь.

Девушка дует губки, отворачивается. А мне остается только наваливать побольше комплиментов на воображаемую тележку и катить ее к Харишше. Наконец, когда вес приятных слов и признаний в любви превышает тоннаж среднего тяжелогруженого состава, кошкоборотень соблагоизволит себя обнять. Она коротко целует меня в нос и направляется к болотному духу.

Проводник времени даром не теряет. Он напустил под себя громадную лужу и весело в ней барахтается, размазывая слипшийся пепел по серым камням. В этот момент я очень радуюсь тому, что этот "мальчик" на оросил меня, когда мне пришлось тащить его на плечах.

— Еще бы какие-нибудь болотные грибочки выросли на коже, — говорю сам с собой и содрогаюсь от представленной картины.

Харишша опускается рядом с Проводником на колени. Некоторое время с нежностью смотрит на него и я даже начинаю ревновать. Девушка извлекает из-под своей бесформенной одежды большую потрепанную книгу. Невероятно! Это какая-то магия? Иначе не представляю, где она могла прятать такой большущий фолиант, инкрустированный серебряными вставками на обложке и с переплетом из коричневой кожи и обитый черным металлом.

Фамильный демон мне под хвост! У нее книга с частичками серебра! Мне даже становится жутко. Не могу представить, что бы случилось, поссорься мы с ней. А если бы она меня стукнула этой книжонкой по голове? В шутку так ударила. Вот бы удивилась, что я незамедлительно умер и грохнулся в пыль у ее замечательных ног.

— Каждый воскрешенный зомби, — поясняет некромантка, — рождается заново. Он как бы переживает всю свою жизнь от самого начала. Процесс, правда немножко ускорен. Один час жизни восставшего мертвеца равняется примерно дню из его прошлого.

— Получается, нам придется добрый месяц здесь торчать, чтобы старый, практически бессмертный дух смог хоть сколь-нибудь логически разъясняться? — мне кажется, что разумнее всего было бы визуальное исследование склонов горы. Но я даю своей девушке шанс. Пусть покажет свое мастерство. Вдруг она не такая уж и бесполезная колдунья?

— Торчать не надо, — отвечает Харишша. — Я попробую перемотать его память немного вперед. Это довольно трудно, но все же вполне исполнимо.

— А в чем трудности? Могу тебе как-то помочь? — спрашиваю для проформы и тут же разочаровываюсь ответом.

— Помоги. Подержи его за руки, чтобы не размахивал в неподходящий момент. И еще бы неплохо ноги прижать к земле — может брыкаться.

Вздыхаю и хватаюсь за тонкие кисти рук Проводника. Слимаус с отвращением берется за лягушачьи ласты и отворачивает нос. Болотный дух пахнет действительно невыносимо. От него здорово несет перебродившей тиной, гнилыми водорослями и дохлыми тритонами. Учитывая влажное пятно под его филейной частью, наше с астрологом присутствие еще более отягощается.

Отворачиваюсь и вдыхаю тяжелый запах горелой земли. Лучше дышать пеплом и пылью, чем обонять продукты пищеварения какой-то болотной поторочи.

Харишша тем временем сосредоточенно водит пальцем по желтоватым страницам раскрытой книги. Плавно покачивается, входит в колдовскую медитацию. Мне начинает казаться, что вокруг ее золотистой головки возникает плотное силовое кольцо. Впрочем, от магии я далек как Валибур от столицы Хаоса. Потому решаю, что это сумасшедшее светило так играет лучиками в волосах некромантки.

Девушка шепчет заклинание. Ее голос, сначала тихий, начинает медленно крепчать. С каждым словом интонация меняется, поднимается выше. Каждый звук плавно перетекает в общую мелодию магического стихотворения.

Едва родившись, знаешь ты

Свое предназначение.

Вставай, рожденный, и в мечты

Войди своей течение.

Пусть каждый шаг — предсказан он,

Тебя влечет к закату,

Но знай, что жизнь — всего лишь сон

От займа до расплаты.

— Что это за бредятина такая? — сетует Эквитей. — Ненамного лучше того идиотского барда, который мне реквием пел.

— Это отрывок из Писаний Судьбы, наложенный на канву какой-то магии, — блистает эрудицией начитанный звездочет. — В свободной рифмованной форме. Видимо, переделанный ведьмой под какие-нибудь хозяйские цели.

— По-моему бред...

— Тихо вы! — рявкаю на них и продолжаю слушать. — Мне нравится. А еще моя девушка — не ведьма! Следующий, кто брякнет об этом, получит "Карателем" в челюсть!

Харишша с благодарностью смотрит на меня. Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть как ее тонкая фигурка впритык наклоняется над Проводником. Смотрю на безлюдную долину.

Пустошь начинается у подножия Пустой горы. Пересекает полукруглый котлован застывшей магмы, обнимает далекую полоску леса у Гугиной трясины. Ни деревца, ни кустика. Лишь в нескольких километрах отсюда, или как здесь называют их — тримплов, — парочка зеленых холмов. Именно там произошло самое приятное из всего, что я видел в последние годы.

Перевожу взгляд на Харишшу. С нежностью наблюдаю, как она напряженно шевелит губами, как отводит с лица мешающий локон пшеничного цвета. На курносом, слегка припорошенном бледными веснушками, носике поблескивает капелька пота. Какая красавица! И насколько похожа на ту хищную кошку, сладострастно изгибавшуюся под тонкими ласками рассвета. Моя женщина!

С ужасом прихожу в себя. И как только мне в голову приходит такой бред? Не-не, не хочу даже думать об этом. Я не так много прожил на этом свете, всего каких-то три сотни годков. И стоило только найти мордашку посимпатичнее, так сразу захотелось заковать себя в непосильные кандалы супружеской жизни. А, судя по всему, Харишше не улыбается быть обычной девушкой какого-то там оборотня. Ей подавай настоящего мужа с фамильным замком. Который вовремя приходит домой, не валяется с дружками в кабаке "У Гоба", приносит зарплату...

Я содрогаюсь от таких перспектив. Меня начинает колотить мелкая дрожь. Хочется бросить все это к фамильному демону подальше и податься в бега. И пусть это проклятое солнце хоть десять раз падает на не менее проклятый мир под номером 1114/53. Тоже погибну, но зато не придется сходить с ума, играя роль заботливого мужа и отца неизвестного количества детей.

Ужасающие мысли настолько овладевают мной, что я не прислушиваюсь к словам некромантки. А девушка читает все громче, помахивая рукой в такт неведомой мелодии. Слова настолько чарующи, что даже Проводник перестает изучать кончик своего носа и с детским восторгом пялится на Харишшу.

Ты помни, мертвый, жизнь твоя

Лишь смертью не закончится,

Другая ждет тебя земля,

Другое семя сочится...

— Тихий незабываемый ужас! — восхищается Эквитей. — Насколько понимаю, "сочащееся семя" — намек на зачатие?

— Цыц! — не узнаю свой голос, еще витаю в анализе греховности супружеской жизни.

Слимаус молчит — помнит о моем обещании угостить кого-нибудь по башке.

И умерев, родишься вновь,

Забвение — лишь миг.

Поймает новая любовь...

На этих словах девушка умолкает и начинает что-то бормотать.

— Так я и думал, — хохочет король. — Не нашла рифму.

— Эквитей, — говорю ему. — Ты хочешь, чтобы слово "Второй" было выгравировано на твоем надгробии? Не трогай девушку.

— Это почему же?

— Она — твоя дочь!

Монарх пьяно покачивается и едва держится на ногах. Лицо короля наливается мертвенным оттенком и напоминает мокрый кусок соли.

— Это как же?..

— Самым обычным образом, — я широко улыбаюсь. Смог таки отвлечь старика от заклинания некромантки. Не то бы он ей нарушил какие-то там магические связи. Вдруг она разволновалась бы? Тогда не видать нам прохода в подземелье. — Я тут немножко проанализировал происходящее, добавил твои галлюцинации насчет спаривания со старухой, вспомнил ритуал, с помощью которого создаются хомункулюсы. И догадался, конечно же, какой Лабораторной работой здесь могли заниматься оборотни из Валибура.

— Можно о дочери поподробнее? — молит Эквитей. — Неужели я действительно спал со старухой?

— Да, ты действительно спал, — продолжаю улыбаться. — Грязно занимался демон знает чем с ученым из моего Управления.

Король становится похожим на бесформенный кусок ваты. Такой же белый и безвольный. Он со стоном опускается на землю. Грохочут доспехи, звенит упавший меч.

— С ученым?!! — в ужасе шепчет Эквитей. — Я... делал это с... мужчиной?!! С мужчиной?!!

— Какой позор... — бормочет Слимаус и отпрыгивает от монарха, как от разъяренного бастарка из Княжества Хаоса. — Позорище королевское!

— С мужчиной... — глаза короля стекленеют.

Я начинаю побаиваться, чтобы его не хватил удар.

— Успокойся ты, неуч! — к сожалению, не могу подойти к нему и хорошенько пнуть — придерживаю Проводника. — Ты спал с ученым-женщиной. Понял? Так говорят. Не будешь же ты говорить "училка" или "ученка"?

— Ученая, ты мог сказать у-че-на-я, — прерывисто рычит Эквитей. На лице монарха появляется румянец. Кажется, кризис миновал. — Повесить тебя за такие шутки...

Харишша заканчивает заклинание. Она дочитывает последний куплет и проводит ладонью над сморщенным лицом болотного духа.

Иди, не бойся, мой малыш,

И помни: каждый вздох,

Пусть наяву, пускай ты спишь,

Спланировал твой бог.

Не бойся жить, живи себе,

Ведь ты — всего лишь флаг,

Представленный своей судьбе,

В божественных руках.

— Я требую объяснений! — требует объяснений король.

— Отличное стихотворение, — констатирует Слимаус. — В нем говорится, что вся наши жизнь давно продумана и предопределена богами. Какая фатальность...

— К демонам! — кричит Эквитей. Он уже поднялся на ноги и его пальцы угрожающе сжимаются на рукояти меча. — Говори, почему она моя дочь?

Я спокойно смотрю на него и объясняю:

— Думаю, ученая из Валибура долгое время не могла синтезировать искусственный иммунитет к магии. Потому она выбрала другой путь. А именно — родить от тебя ребенка.

— Зачем?

— Все очень просто. Она провела эксперимент с целью определить: сможет ли появиться оборотень с колдовской невосприимчивостью. Поскольку других кандидатур у нас не имеется, могу предположить, что перед нами — твоя родная дочь от оборотня. Женщины-оборотня, прошу отметить! Не то опять хлопнешься в обморок.

— Моим ребенком может быть кто угодно, — возражает Эквитей.

— Может, конечно. Но все сходится. Перед нами девушка-кошка, которая никогда не была в Валибуре. Такое невозможно, ведь большинство оборотней рождаются только там и нигде более. Так что место ее рождения — этот мир. Учитывая некоторые факты, связанные с твоей неродной Мэлами, а также с загадочной ведьмой, притащившей Харишшу, в Подгугиневое, итог на лицо.

— Папа? — со слезами на глазах говорит моя кошка. Ее голос и руки дрожат. Еще утратит концентрацию и нам опять придется полчаса слушать дрянные стихи.

— Позже почеломкаетесь, — останавливаю родительский порыв. — Кисонька моя, прошу тебя, промотай память этому грязному существу. Когда найдем подземелья и Книгу Законов, хоть на руках друг друга носите.

— Законно, — соглашается король. — Давай, доченька, давай, милая.

"Милая доченька" кивает и проделывает что-то донельзя противное. Она выкрикивает заключительное слово заклинания и глубоко погружает указательный палец в ухо Проводника.

Болотный дух визжит и бьется, прижатый к земле. Но мы со Слимаусом прилагаем немалые усилия, чтобы он не вырвался.

Проходит минута, вторая, еще какое-то время. Проводник утихает, его глаза широко открываются.

— Не удивлюсь, если за его левым глазом увижу палец девчонки, — размышляю про себя.

Харишша низко наклоняется, шевелит локтем. Глаза старичка расширяются до упора, почти вылезают на лоб. Заплывшие кровяными жилками грязные яблоки далеко высовываются из черепа.

— Похож на улитку, право дело, — сообщает король.

Слимауса тошнит и он отворачивается.

Зеницы Проводника невероятно сужаются, становятся похожими на булавочные иголки. Глаза начинают двигаться. Бегают справа налево, слева направо и так далее. Зенки мельтешат, будто диск на газовом счетчике. Это сравнение приходит мне в голову потому, что недавно я установил такой счетчик у себя в замке. На это действо пришли посмотреть все соседи — настоящая новинка: аппарат, который механическим, а не магическим способом подсчитывает количество отработанного топлива. Счетчик стал настоящей достопримечательностью — в нашем мира очень редко появляются вещи из других Отражений. Мы чтим свои традиции, но иногда пользуемся достижениями других вселенных. Кстати говоря, мой домовенок часами сидит перед механическим чудом, смотрит на бегающую красную полоску и медитирует. Странный...

Глазенки Проводника мельтешат с невероятной скоростью. Кажется, таким образом Харишша перематывает его воспоминания.

— Это не опасно, — несмело интересуюсь.

— Если бы это делалось с живым, и процесс был повернут вспять — это опасно, — отвечает девушка. — Человек может потерять свою личность и полностью лишиться каких-либо воспоминаний. А с этим ничего не случится. Если забегу наперед, то есть до момента смерти, можно будет вернуться обратно.

— Может остановишься? Давай его допросим.

— Ладно, — Харишша вытаскивает палец из уха Проводника и вытирает ноготь о свой платок. На белоснежном фоне остаются темно-коричневые пятна ушной серы. Все, больше никогда не позволю ей утирать свое лицо. Даже раны перевязывать не дам!

— Тошнотворство, — изрекает Слимаус и опять оборачивается.

Болотный дух смотрит на нас более осмысленным взглядом. На этот раз он не играется соплями и не делает луж. Только пускает обильные слюни на подбородок.

— Мама, — говорит он, восторженно глядя на девушку. — Папка, — это адресовано мне. — Иглать хацу.

— Ты мой хороший, — в голосе Харишши столько теплоты, словно перед ней не древний грязный старик, а самый настоящий ребеночек. — Поиграем.

— Пиф-паф-пу-у-у! — сообщает Проводник и нацеливается на меня скрюченным пальцем. — Ты умел, глясный влаг!

— Что? — интересуется "дедушка" Эквитей.

— Он говорит, что я умер, — подсказываю ему. — И что я — грязный враг.

— Перематывай дальше, — кивает король своей дочери. — На этом этапе жизни он вряд ли знает про подземный ход.

— Пойземелье, — укает болотный дух. — Пиф-пф. Там блатик зивет.

Полагаю, монарху не составит труда догадаться, что в подземелье живет братик этого грязнули.

Палец Харишши возвращается в заостренное ухо Проводника. Глаза поторочи опять начинают неистовую гонку. Длится это добрых пятнадцать минут. Затем я снова останавливаю этот процесс.

— Ну, что скажешь, милок? — спрашиваю лежащего.

— Мама, — вдруг заводит он тоненьким голоском. — Месячные! Мама!

— Каменные Боги! — восклицает король. — Я такое уже слышал. Проводник — девочка.

— Очень интересно, — хмыкаю. — Действительно, на груди под скомканными волосами проглядываются характерные бугорки.

— Мама! — орет Проводница. — Я умру! У меня закончится кровь!

— Мотаем дальше, — болезненно морщится некромантка. Видимо, упоминания о месячных ввергают мою девушку во мрачные мысли.

Спустя полчаса палец Харишши в последний раз покидает гостеприимное ухо болотной дамы. Проводница садится на камнях и поджимает губы.

— Ты зачем меня убил, подлюка? — скрипучим голосом спрашивает она Слимауса.

Парень краснеет до кончиков волос.

— Да ладно, — улыбается дух. — Я при жизни не смогла себе жениха найти, эх... С такой-то пропиской болотной. Надеюсь, что после смерти встречу суженного.

— Не сомневаюсь в этом, — сухо говорю ей. — Ты можешь показать нам вход в подземелья Пустой горы?

— Золотишка драконьего захотелось? — хитро щурится Проводница. — Какие у тебя красивые золотые волосы, — вдруг обращается она к некромантке. — Давай монету — проведу тебя, выберешь себе какую-нибудь драгоценную диадему. Она выгодно подчеркнет форму твоей головы и будет забавно сиять в волосах. Оденешь себе черное платье — тебе идет. И все принцы бабхнутся к твоим ногам.

— Гляди, чтобы к твоим ничего не бабахнулось, — осаживаю духа. Ишь ты, такое чудище, а размышляет о красоте. — У этой красотки только один принц — это я. А нам всего лишь необходимо увидеть Книгу Законов.

— Печетесь о судьбе человечества, стало быть? — хихикает Проводница. — Ладно, проведу. Заодно и братца проведаю.

— Какого такого братца? — осторожно справляется король. — В пещерах кто-то живет?

— Там полно народу, — небрежно взмахивает рукой болотный дух. — Парочка выпей, толпы летучих мышей, охранники Книги. И дракон, соответственно, — одна штука. Приставлен к охране божественных Законов.

— Дракона нет давно, — облегченно говорит Эквитей. — А всякие мыши и выпи — не преграда для таких рыцарей как мы.

— Как нет? — на глазах Проводницы появляются слезы. — Неужель братишка помер? Вот горе-то?

— Ну, ты тоже не слишком жива, — успокаиваю грязнулю. — Помоги нам, и скоро сможешь встретиться с братом.

— Пошли!

Болотная "дева" вскакивает и резво несется по склону. А только успеваю подхватить на плечо бессознательного оруженосца, дернуть за руку Харишшу, и бегу за Проводницей. Следом постукивают сапоги звездочета и короля.

Мы почти выбираемся наполовину горы. Вокруг открывается такой вид, что мимолетом захватывает дух. Острый скол на левом склоне стремительно падает к пустоши. Он совершенно гол, кое-где произрастают несмелые побеги дикого кустарника. Скала покрыта глубокими трещинами, забитыми остекленевшей магмой и пеплом. Едва заметная тропинка струится вниз, к необъятному основанию горы, и вверх — в заснеженной вершине. Камень под ногами слегка вибрирует, видимо вулкан еще действует.

Внизу, сколько хватает глаз, раскинулась черно-серая пустошь. На севере она упирается в густые леса, за шапками которых виднеются кривые клыки Симиминийской горной гряды. Чуть западнее, где горы резко обрываются полноводной рекой, тоже шумят синеватые купола соснового бора. Прямо от подножия начинается юркая речка. Тонкий ручеек выбивается из-под камня, стремительно струится по равнинам, полям и лесам. Она огибает едва заметный замок Эквитей, теряется где-то за туманными просторами болот.

Правее, почти к самой горе, прислоняется небольшое селение. Видимо, это Киринти — приграничный городок, в котором Эквитей когда-то встретил свою незадачливую судьбу. И снова горы, довольно низкие. За ними можно разглядеть бескрайную ширь океана. Каменистый берег, местами запятнанный песочными кляксами. Он плавно изгибается к северо-западу. Очень далеко, но видно, как материк обрывается в морских волнах. Из невидимой пены поднимается приземистый мыс Ослиного Носа. Красота, даже из окон моего фамильного замка не всякий раз такое увидишь.

— Пошли, — Проводница замечает, что я засмотрелся и дергает меня за рукав.

— Может не будем брать с собой Прасса? — спрашиваю чисто символически, поскольку предугадываю ответ.

Эквитей отрицает и заявляет, что храбрый оруженосец сопровождал его всю жизнь.

— И теперь я не брошу своего боевого товарища! — почти орет король.

— Ладно, — вздыхаю. — Но пусть тогда кто-нибудь останется на дежурстве. Мало ли кто может сюда придти. Еще выход завалят камнями...

Смотрю на Слимауса, а он и рад остаться. Рядом с ним стоит довольный ишак. Надо же, мы почти бежали, а он не отстал. Проклятый врун! Перестала нога болеть?

На меня смотрят с удивлением и осуждением. Я внезапно осознаю, что кричу на это вислоухое животное. М-да, в этот момент чувствую ослом себя.

— Значит так, — не теряю достоинства и пытаюсь сохранить последние крохи командирской харизмы. — Звездочет. Ты стоишь на страже и следишь за тем, чтобы никто не подобрался к нам незамеченным. Если увидишь кого-либо: одинокого путника, беременную бабу, войско варваров...

— Вон то войско? — спрашивает Слимаус. Лицо его сейчас выглядит донельзя глупым. — Или во-от то?

Со стороны Гугиной трясины над пустошью клубится большое облако пыли. Там марширует тысяча симиминийцев. С такого расстояния больше не рассмотреть: во главе с Кутлу-Катлом они, или без него.

Северо-запад тоже наводнен немалым количеством народа. Оттуда двигается громадная армия, побольше жалкой тысячи наших преследователей. Орда пересекает реку и, судя по всему, конечная точка прибытия у нее — Пустая гора.

— Будем надеяться, — сообщаю королю, — что эту толпища идут на твою столицу, а не по наши души.

— Доченька, — вдруг отзывается Эквитей. Он заключает Харишшу в нежные отеческие объятия. — Хочешь править после меня?

— Ты хуже свиньи, старик, — прищелкиваю языком. — Видишь, что королевство гибнет — и суешь его своей дочери.

— Я согласна, говорит девушка.

— С ума посходили? — беснуюсь и притопываю ногами. — Мы тут должны разобраться с магией Творцов, а не в принцы-принцессы играть!

— Дай нам пять минут, — просит монарх.

— Ну пожалуйста, — умоляет Харишша.

— Ладно. А зачем вам это время?

— Посвящение в принцессы, — заговорщицки подмигивает Эквитей. — Большое таинство, между прочим.

— Я — Творец, — заявляет Проводница, прислушивающаяся к нашему разговору. — И я должна охранять Книгу Законов от всех неверных.

Король отмахивается от нее и вместе с дочерью они отходят в сторонку.

— Спятила? — набрасываюсь на болотного духа. — Ты — бог?

— Богиня! — она с профессорским видом приподнимает палец.

— Я думал, что бога невозможно убить.

— Усталого бога — можно... Когда вера исчезает, а ритуалы не поддерживаются, бог умирает или уходит из вселенной. Как это случилось с моим братом.

— Все равно мне не понять твоей философии, — суммирую я. — Где проход в подземелье?

— Вот он.

Грязный коготь темно-желтого цвета указывает на едва заметную трещину в камнях. Место изрядно заросло кустарником и плющом. Даже если бы мы специально искали, найти не смогли бы. Четный провал поглощает солнечные лучи. Кажется, что уже за метр от входа солнце бессильно поднимает руки и отворачивается от подземного прохода. Темнота пожирает дневной свет. Изнутри горы дышит теплом и воняет древними драконьими фекалиями. Оттуда на меня исходят волны первобытного ужаса. Что-то страшное спрятано под землей. И это что-то не желает подпускать к себе оборотня из другого мира.

Покрепче сжимаю "Каратель" и ступаю на каменный порог. Оборачиваюсь и смотрю на спутников.

Харишша опустилась на колени перед отцом. Эквитей торжественно снимает корону и касается ею лба некромантки. Затем водружает диадему обратно на свой шлем и вытаскивает меч.

— Только без кровопролития, — мрачно шучу, но меня не поддерживают.

Монарх дважды прикасается острием меча к плечам, груди и голове Харишши.

— Все, — заключает он. — Ты уже принцесса, дочь моя. Законная наследница Преогара, владычица всех земель от Густого и Страстного морей до Темного края и территорий за Пустой горой.

— Судя по здоровенной толпе галдящих на севере варваров, насчет территорий ты приврал, — какой же я подлец — не позволяю девушке насладиться моментом.

— Злобный ты, — говорит Харишша. — Но я тебя люблю. А ты меня?

— Тоже люблю, — кисло выдавливаю в ответ. Поверить не могу, что завяз по самые уши после первой же ночи любви. Где свободная любовь, которую проповедуют в Валибуре? Где секс без обязательств и дети без алиментов? Кстати говоря, детишками оборотней, за исключением самых богатых граждан, до тридцати лет печется государство.

— Ну теперь-то, — улыбается некромантка, — когда я принцесса. Ты женишься на мне?

— Теперь тем более, — оборачиваюсь к ней спиной. — Не женюсь. Я пока еще в здравом уме и чистом рассудке.

— Злюка, — нежно шипит Харишша и больно кусает меня за затылок.

Перед моими глазами мелькают некоторые особо пикантные сценки из сегодняшнего утра. Может и не совсем глупая затея — жениться. По крайней мере буду иметь периодические отношения, кушать по графику. Детей в садик на служебном фитильмобиле возить, сказки читать, попки вытирать... Нет, я пока что пас. Не надо мне такого счастья.

Мы оставляем Слимауса у входа и приказываем сообщить, если кто-то из варваров близко подойдет к горе. Звездочет теперь выглядит не настолько довольным. С унылым видом он садится на краешке скалы и плюет с высоты. Осел пощипывает запорошенные пеплом кустики каких-то горных растений. Идиллия: человек, разговаривающий со звездами и хитроумный ишак, умело обманывающий глупых оборотней.

Я иду первым, пригибаясь под тяжестью оруженосца, затем пропускаю вперед Эквитея. Подземелья наверняка до отказа набиты магией и смертоносными ловушками. Это подтверждается словами Проводницы. Уж она-то не горит желанием спускаться в роли флагмана. Замыкает шествие Харишша, ей дано четкое указание при первой же опасности визжать и пользоваться любыми заклинаниями.

— Только кричи потише, — науськиваю девушку. — Не то потолок может обвалиться.

Астролог печально уставился вниз, наблюдая за приближением варваров. Две армии подходили к горе с двух разных сторон. Слимаусу казалось, будто сейчас симиминийцы воспарят к нему, прямо на вершину. Приставят к его судорожно глотающему горлу лезвия лабрисов. И скажут, что хотят его смерти.

Парень отчаянно боролся со страхом. Он уже не впервые бросался к черному провалу подземелья. Но останавливался на пороге. Тут за шиворот его хватало другое чувство — ужас, боязнь неизвестности. Спутники полчаса назад исчезли в пустотах горы, из прохода не доносилось и звука. Только однажды застучали камни — случился небольшой обвал.

Тащиться в темноту звездочету не хотелось. Парень пригладил засаленные от длительного путешествия волосы и посмотрел на осла.

— Вот счастливое животное, — с завистью проговорил он. — Ничего тебя не беспокоит, ничего не пугает. Стоишь себе, жрешь кусты. А я умереть могу, едва эти нелюди поднимутся по склону.

Слимаус повернулся и вновь посмотрел с высоты на крошечные фигурки варваров. Армия, которая передвигалась с севера, шла намного быстрее тысячи Кутлу-Катла. Безо всяких остановок, даже не притормозила, пересекая реку. Симиминийцы целеустремленно двигались к Пустой горе.

— И что мне делать? — вздохнул астролог. — Я, такой умный, образованный и тонкий душой, скоро здесь погибну.

— Не каждому везет родиться ослом, — ответили ему. — Иным неплохо быть такими умными, образованными и тонкими душой, как ты.

— Да уж... — согласился Слимаус.

Тут до него дошло, что кроме ишака этого никто не смог бы сказать. Он подозрительно прищурился и резко повернулся, ожидая раскусить говорящую животину. Но осла на месте не оказалось. Вместо животного на обрыве стоял невзрачного вида старик, незнакомая бабка и...

— Принцесса Мэлами! — воскликнул звездочет. — Я уже думал, что вы погибли! Ваша мать не причинила вам вреда? Хват-майор сказал, что леди Хатли — преступница и хочет подчинить себе весь материк.

— Это правда, — кивнула старуха. — Моя дочка совершенно выжила из ума. Видимо, тот удар при рождении все же оставил в ней нездоровые умственные отклонения.

— Не осмелюсь спросить: речь о королеве?

— Именно! — подтвердил старик. Говорил он глухим голосом и с набитым ртом.

Слимаус в ужасе отшатнулся — изо рта старика выглядывал ослиный хвост. Кисточка хвосте конвульсивно подрагивала. На зубах незнакомца хрустели кости. Астролог сначала даже не понял: как такой небольшой человечек смог сожрать довольно толстое животное?

— Да как вы могли?! — нашелся он. — Этот осел нам мог еще пригодиться!

— Не спорь с богами, — старик дожевал, отрыгнул и поковырялся в зубах кривым коричневым ногтем. — Животное вам больше не понадобится. Вы все останетесь на Пустой горе. Кто под ее склонами, кто внутри. Сути дела это не меняет. Или...

— Что или? — Слимаус вдруг подумал, что его сейчас сожрут следом за бедным осликом.

— Или Яруга сейчас отправит тебя в столицу Преогара. Ты соберешь там войско...

— Баба Яруга? — ужаснулся астролог. Он почувствовал, что нижняя челюсть подрагивает в бешеной пляске. Еще немного, и откусил бы себе язык. — Не убивайте меня-а-а-а!

Парень бросился на колени и молитвенно сложил ладони. Спустя секунду он все же нашел в себе мужество и встал. Отряхнул дрожащие колени, стиснул кулаки.

— Никому не дам тронуть ни себя, ни моих друзей!

— А ты молодец, — похвалила звездочета старуха. — Небось слыхал, что обо мне детишкам на ночь рассказывают? Будто бы ожерелье из отрубленных пальцев и языков ношу, каждое утро умываюсь из бадьи со свежей кровью...

— И еще говорят, что вы едите маленьких мальчиков на завтрак, — добавил Слимаус.

Бабка от души расхохоталась.

— Да будет тебе, малец, будет. Но порадовал! — она подошла к нему и панибратски похлопала парня по плечу. — Я раньше думала, что из тебя только половая тряпка для уборки получится. А ты изменился, к тому же в лучшую сторону. Быть тебе большим человеком, малец!

— Спа... спасибо, — пробормотал астролог. — Не съедите?

— Не съем, хотя могла бы... — пошутила Яруга.

На парня эта шутка произвела огромное впечатление. Он затрясся, как лодка в ураган.

— Я тебя отправлю в Преогар, — успокоила его старуха. — Появишься на площади и соберешь людей. Всех боеспособных рыцарей, лучников и прочую эту военную муть. Скажешь, будто бы королева-ведьма надумала уничтожить мир.

— Правда?

— Ну да. К тому же не запрещаю соврать, будто бы это Хатланиэлла испортила солнце. Поведаешь народу, что на самом деле Яруга — это я. Ну и там дальше по списку — со всем этими поеданиями младенцев и выкалыванием глаз. Надеюсь, что тебя послушаются. В общем, поднимешь войско преогарцев. Соберешь всех на главной площади и разломаешь вот это.

Ведьма подняла с земли маленькую сосновую веточку, невесть откуда взявшуюся на склоне горы. Что-то прошептала, провела над ней ладонью. Ветка вспыхнула алым, несколько мгновений померцала и погасла. Только зеленые иголочки поменяли цвет на ярко-голубой. Старуха протянула новорожденный артефакт астрологу.

— Вот, держи. Но помни: заклинание массового Прокола имеет ограничения по площади. Разломаешь ветку, когда будешь стоять в самом центре толпы. Иначе кое-кто из воинов может потом не досчитаться ноги или другой, более интересной части тела. Понял?

Пораженный увиденным, Слимаус кивнул.

— А вы не отправите вместе со мной принцессу Мэлами? — вдруг спросил он. — Ей будет безопаснее в замке, чем здесь, рядом с этим кошмарным провалом.

Парень кивнул на темный проход в подземелья.

— Вот после того, как ты назвал мой дом провалом, — грозно насупился старик, — не отпущу.

Мэлами до этого времени молчала. Но увидев, что Яруга взмахивает руками, вызывая Прокол, внезапно бросилась к астрологу. Поддавшись сумасшедшему порыву, девушка обняла Слимауса за шею и сладко поцеловала прямо в губы.

— Удачи, — прошептала она. — Я помню, как ты защищал меня от некультурного пажа. Вернись, и будет все хорошо...

Звездочет покраснел и раздулся от гордости. За считанные мгновения из щуплого дистрофика он превратился в статного красавца. Уверенный взгляд, нагловато выпяченный подбородок, крепко стиснутые зубы, мужественная улыбка.

— Срамота, — скривился Лесовик. — Во времена моей молодости никто не целовался в губы на людях.

— А где вы тут людей увидели? — съехидничала Мэлами. — Мы двое — люди, а вы с Яругой — бессмертный бог и оборотень.

Старик не нашелся, что ответить. Он хмуро наблюдал, как за спиной Слимауса возник черный овал Прокола.

Астролог прижал руку к груди, изящно поклонился всем троим по очереди и шагнул в портал. Прокол закрылся, вокруг забурлило пустое пространство. Зашелестел ветер, поиграл блестящими волосами принцессы.

— Удачи, — повторила Мэлами, вздыхая.

— Она нам очень понадобится, дочка, — старуха смотрела на север.

Оттуда катилась громадная волна хомункулюсов. Позади бесчисленной армии катился большой человеческий круг. Рядом, на жирном кабане восседала Хатланиэлла.

Солнце медленно перевалило через обед. Лениво подпрыгивая, оно застыло над самой верхушкой Пустой горы.

— Идем, — сказал Лесовик. — Заберем мое дыхание и будем воевать.

Все трое шагнули в темнеющий зев провала и пропали из виду.

(оперативная)

"Дорогие дети, хорошенько подумайте,

прежде чем забираться внутрь каких-нибудь подземелий в горах!",

Бильбо Бэггинс "Как я нашел Его", мемуары

Первые сто метров тоннеля идут по медленной наклонной. Затем спуск с каждым шагом делается все круче. Еще через две сотни шагов мне кажется, что стоит поскользнуться на влажном полу, и с визгом доедешь до самого низа. На собственной заднице, конечно же.

Чем глубже спускается подземелье, тем больше ощущаешь безмолвное давление невероятной тяжести. Пустая гора, всей своей исполинской тушей, нависает над тобой. Узкие стенки тоннеля все чаще чиркают по плечам. "Мы раздавим тебя как мелкую козявку!", говорят они, наблюдая за тобой из-за каждого булыжника, хрипло дышат в затылок за каждым поворотом.

Здесь смердит не хуже, чем посреди вонючей Гугиной трясины. Тонкий запах метана и чего-то неподдающегося определению вьется под самым носом. Глаза даже не слезятся, а буквально взрываются влагой. Из-за ядовитого смрада очень трудно различать дорогу.

— Что это за тоннель? Будто отхожее место великана! — спрашиваю сквозь крепко стиснутые зубы и вполголоса ругаюсь.

— Примерно таки и есть, милок, — хихикает Проводница.

Я вздрагиваю, потому что костлявые пальцы щипают меня за ягодицу.

— Это выгребной тоннель дракона. Его давно уже нет, а смрад остался...

— Еще раз сделаешь что-то такое, — успеваю ухватить болотного духа за руку, прежде чем она ухитряется ущипнуть меня повторно, — и до конца своей загробной жизни ходить будешь только под себя.

— Что такое? — спрашивает Эквитей.

— Все нормально, — я незаметно сжимаю ладонь Проводницы. Ощутимо нажимаю — так, чтобы запомнилось. Хрустят кости, она взвизгивает и отпрыгивает от меня.

— Противный какой! Не быть тебе никогда счастливым с женщиной, — обещает мне эта замшелая кикимора.

— Я уже счастлив. Видишь позади себя довольное личико некромантки?

Проводница сыплет в мою сторону какими-то нелестными эпитетами из болотного жаргона. Если правильно расслышал, то вместо ушей у меня гнилые черви, а "сморчок не больше жабьего".

— Ты лучше скажи, а как получилось, что "выгребная яма" ведет вверх от своего хозяина? Логично было бы построить драконий нужник направленным куда-нибудь пониже горы. Сливать нечистоты в реку, примером, или в озеро.

— У тебя не мозги, а жижа, — говорит болотный дух. — Ты много знаешь о драконах?

Приходится признать, что я почти ничего о них не знаю. Ну, некоторые факты насчет невосприимчивости к магии и крутом, довольно вспыльчивом нраве.

— Если бы, — Проводница задумывается, — ... нехорошее стекало вниз, в землю, то половина близлежащих лесов давно бы изгнила. Не говорю о мертвых местных жителях и всяческих зверьках.

— Как понимаю, драконы невероятно ядовитые создания?

— Правильно понимаешь, — кивает "красавица". — А еще они дышат огнем. Как думаешь, что может находиться в драконьем желудке кроме пара и пепла? Пепел они отрыгивают, когда плюются огнем — с его помощью создается впечатление, будто дракон исторгнул целое облако пламени. А вот остальное...

— Давай не будем в подробностях? — почти умоляю собеседницу. — Это же надо! У драконов вместо туалета — дымоход.

Со дна поднимается зеленоватый пар. Или это обычный туман, подкрашенный колдовским сиянием? Не разобрать. У нас на всех есть только мой "Каратель", он разгоняет тьму слабой пульсацией изумрудного оттенка. Силовая спираль тихонько гудит, досыта накормленная энергией Кутлу-Катла, и щедро дарит свет. Многовековая тьма едва колышется туманными отростками. Она хмуро смотрит на нас, затаившись под тенями коротких сталактитов. И словно спрашивает: зачем пришел ты, гость? Зачем тревожишь мой сон, ведь мне было так спокойно в твое отсутствие.

Продвигаемся вперед, хватаемся руками за пропитавшиеся влагой стены. Пальцы скользят, по ним струится теплая, и оттого невероятно мерзкая на ощупь, водица. Нам повезло, что пол рассечен глубокими трещинами. Иначе поскользнувшаяся Харишша могла давно закончить наше путешествие. Сложно ли удариться о находящегося впереди Эквитея и сбить его с ног? А дальше — проще. Дружно обнявшаяся парочка без труда сносит Проводницу и меня с поверхности. И мы, вместе с "отдыхающим" Прассом, громко стремимся куда-то во тьму.

Злобный фамильный демон в этот момент куда-то отвернулся. Мне невероятно повезло, когда некромантка таки споткнулась и хлопнулась на спину королю. Дружно заорав от испуга, недавно нашедшие друг друга родственники с веселым визгом врезались в болотного духа. Финал получился звучным. Проводница, буквально размазанная тонким слоем между мной и монархом, ударила мена в позвоночник.

Я взмахнул руками и на какое-то мгновение едва не уронил беднягу-оруженосца. Перед глазами мелькнуло прощание с жизнью. Но мне невероятно повезло. При падении шлем Прасса, слегка деформированный в бою, угодил в какую-то нишу. Голова, ясное дело застряла и спасла наши души в последний момент.

Сейчас я полулежу, судорожно вцепившись в ноги оруженосца. Позади меня толкаются истерично барахтающаяся Проводница и стонущий Эквитей. Где-то в темноте дрожащим голосом ругается Харишша.

А прямо под носком моего боевого сапога зияет бесконечность. Если бы не падение, убаюканный подземным путешествием, я мог бы не заметить эту дыру в полу. Еще бы, я ведь не привык ползать по всяким лабиринтам. К стыду признаться, но бравый и видавший всякие виды оперативник последние полчаса практически не смотрел себе под ноги. А чего бояться? Через первую же сотню шагов я отметил хорошее качество дороги. И всматривался в темноту, клубящуюся за мерцающим коконом "Карателя". Вдруг кто-то выскочит оттуда и ткнет меня серебряной заточкой? Все тогда, пропали.

— Под ноги не смотрел... — стенаю и пытаюсь не разжать влажные пальцы.

Шлем оруженосца издает противный металлический звук. Сыпется каменная крошка, по стене пробегает трещина. Хрустит прассова шея. Надеюсь, он крепкий мужик — голова не оторвется в последний миг. Не то мне обеспечено длительное падение в бездну.

Из-под сапога выскальзывает булыжник. Каменюка увесисто стучится о стенки колодца. Долгое время звуки ударов отдаляются. Затем приглушенный всплеск и тишина.

— Едва не упали, — говорит Харишша. Она успела подняться и заглядывает мне через плечо. — Тут где-то целый тримпл глубины.

— Не говори, — я судорожно сгладываю и медленно, чтобы не сверзиться с края пропасти, встаю на четвереньки. — Поверить не могу, что мог полететь туда.

— Ну, во всяком случае ты бы не скучал, — тепло улыбается некромантка и дарит мне поцелуй. Не слишком приятное ощущение — целоваться, пусть с такой хорошенькой девушкой, в подобных местах.

Позади нас грохочут доспехи. Эквитей рывком поднимает Проводницу за шиворот, вернее, — за скомканные волосы на груди.

— Не могла сказать, что там громадная дыра в полу? — рычит он.

— А разве это опасно? — недоумевает лесной дух. — Я думала, что вы, наоборот, обрадуетесь, если быстрее окажетесь внизу...

— У тебя действительно нет мозгов? — интересуюсь у Проводницы. Всматриваюсь в ее мутные глаза, подсвечивая "Карателем". Не могу понять, то ли эта нежить нас хотела заманить в ловушку, то ли настолько глупа.

— Я всегда к братцу через этот колодец добиралась, — ее лицо полуприкрыто ядовитым туманом. Можно даже представить, что беседуешь с какой-нибудь светской львицей, а не с болотной кошмариной. — Мы бы туда прыгнули, а далее добрались бы до зала с Книгой Законов.

— И не разбились бы? — не верит Харишша. — Ты помни, дурочка, что после смерти некроманта воскрешенный через несколько дней и сам уходит в Мрачные Подземелья.

— Буду знать, — вздыхает Проводница. — Я ведь полагала, что бессмертная. Потому прыгала в этот колодец без лишних размышлений и через пару минут уже пила вино с любимым братцем. Кто же знал, что меня можно убить обычным поленом?

— Действительно, — соглашаюсь и предлагаю двигаться дальше.

Между стеной и бездной находится небольшой каменный выступ. Мы кое-как перебираемся через него, перетаскиваем Прасса. Затем я снова пригибаюсь под весом оруженосца и хмуро иду вперед.

Внутреннее убранство горы не удивляет разнообразием. Скользкий пол, покрытый трещинами, гулкое эхо шагов. Одинаковые стены, поблескивающие капельками воды; похожие друг на друга короткие сталактиты-близнецы. Каменные отростки так и норовят черкнуть по макушке. Я особенно страдаю от этих каменных наростов. На голове пульсирует изрядная шишка — несколько раз прозевал. Королю намного проще: пониже опустил забрало шлема, но и он затейливо поругивается, когда очередной сталактит высекает искры из походной короны.

Наши спутницы шагают без особых затруднений. Они намного ниже ростом, потому могут не обращать внимания на свисающие сверху каменные пальцы. Пока я занимаюсь разведкой и напряженно всматриваюсь в темноту, Харишша увлеченно болтает с болотной "девушкой".

— А как оно? — шепотом спрашивает Проводница. Впрочем, шептать в тоннеле — все равно что громко орать. Звук отбивается от стен, крепчает и уносится куда-то в глубину подземелья. — Как оно, быть с мужчиной?

— Знаешь, — сознается некромантка, — у меня не очень большой опыт в этих делах. Впервые попробовала только сегодня утром.

Я широко улыбаюсь и подавляю желание пуститься в пляс. Это же надо? Я у нее первый мужчина! Счастье-то какое. Если сознаться, она у меня тоже первая — за последние полгода. Эх...

Затем мои думы омрачаются. Я прекрасно отдаю себе отчет, что означает иметь дело с девственницей. Она же теперь от меня не отстает. Вот это вмазался по самую макушку. Вот это попал, фамильный демон мне под... Стоп, они там продолжают разговаривать о делах любовных. Надо бы прислушаться.

— ... но я тебе скажу, — делится впечатлениями Харишша, — любовь — просто нечто! Такое наслаждение! Особенно, когда ваша любовь общая.

— Это как?

— Ну, когда любишь кого-нибудь и чувствуешь, что это взаимно...

Откуда она это взяла? Небось мысли прочитала, некромантка грязная! Ох и задам же ей... этой ночью. Мысль о постельной жизни настолько заманчива, что я даже на какое-то время забываю о своих лишениях и проблемах. Чего там сейчас в Управлении творится? Небось меня уже обвинили во всех смертных грехах и шьют криминальное дело. Если действительно загрохочу под Трибунал Девятнадцати Демонов — будет беда. Отправят в Скалу-под-Небом. А там мне точно не выжить. За последние несколько веков столько геройского народа отправилось в эти застенки, что голыми руками разорвут меня в клочья, едва окажусь внутри тюремных стен.

— А у меня с мужчинами никак, — жалуется Проводница. — Был один... Медведь. Но и тот сбежал, едва я выше пояса из трясины поднялась. А я-то думала уже, что найду немножко женского счастья.

Король задыхается и кашляет. Подозреваю, таким образом он маскирует смех. Да и мне становится веселее, едва представляю себе ошалелого от "счастья" мишку в объятьях болотной страшилы.

— Тебе надо сделать прическу, — науськивает Проводницу Харишша. — Привести в порядок ногти, регулярно чистить зубы. И особенно — не забывай мыться!

— Что?! Да я чище вас всех! — восклицает болотный дух. — Я в воде живу. Можно сказать из ванной не вылезаю!

— В ванной надо хоть изредка менять воду, — порскает Эквитей. Я тоже широко улыбаюсь.

— Ни за что! Я терпеть не могу проточную воду, — жалуется Проводница. — Что угодно, но только не река.

— Озеро? — предполагает некромантка.

— Тоже не пойду...

Снизу доносится шум воды. С каждым шагом он приближается, крепчает. Весело бегут густые струйки, звенят мелкие капельки. За ближайшим поворотом при свете "Карателя" шуршит небольшой водопад.

В полу зияет большой колодец, примерно той же величины, что и тот, куда я едва не свалился. Сверху, удобно расположившись внутри кольца сталактитов, из меньшего отверстия истекает широкий ручей. Вода обрушивается с двухметровой высоты, расплескивается каскадами брызг и журчит себе, падая в бездну. Полагаю, это тает снежная шапка горы.

Слева и справа над пропастью нависают широкие борта. Они скользкие, но испещрены глубокими трещинами — можно идти, не опасаясь слететь.

Минуем водопад, останавливаемся, чтобы напиться. Водяной поток немного разгоняет драконий пар, здесь можно вздохнуть полной грудью.

В животе урчит, и я мысленно проклинаю тот день, когда пошел на работу в Управление. Сидел бы себе в фамильном замке, играл бы в шропс с привидениями. Домового бы гонял за пивом. Так нет, стукнуло в голову попереться на оперативную деятельность. Зарплату, олух, захотел. Не иначе, фамильный демон подкрался ко мне спящему и нашептал какой-нибудь ереси. Это они умеют, подлые семейные демоны! И вот теперь я хват-майор, начальник большого Департамента. Но, вместо размеренной жизни рядового аристократа, влачу полную опасностей жизнь. И постоянно голодаю к тому же.

Харишша совершенно случайно поскальзывается и толкает Проводницу в спину. Болотный дух визжит, но все же влетает под ревущий поток воды. Волосатая "красавица" визжит и пытается ускользнуть, но некромантка прижимает ее к стене.

— Папа, — кричит девушка, — помоги!

Эквитей с неохотой входит под водопад и хватает Проводницу за руки. Харишша извлекает из-под платья большой кусок душистого мыла и начинает вовсю шуровать им болотного духа. Я не перестаю удивляться умениям волшебницы. Где она хранит все эти платки, книги и остальную мелоч? Ведь черная хламида некроманта не безразмерная.

Все кончено спустя пятнадцать минут вынужденного отдыха. Жительницу трясины вытащили из-под воды и заставили сушиться. Некромантка дарит Проводнице большой деревянный гребень и лоскут материи.

— У тебя с мужчинами проблемы из-за внешности, — говорит Харишша.

— Знаю — я страшило, — вздыхает болотный дух. — Обладаю заурядной внешностью и совершенно отталкивающей прической. Так говорил мой брат...

— Глупый твой братец, — девушка вытаскивает небольшой флакончик и щедро брызгает из него на Проводницу. — Вот сейчас еще подправим тут... И это уберем... И сопли вытри! Нет, не волосами! На, держи платок... Ну куда ты пальцами-то?! Иди теперь сполосни руку.

Это колдовство какое-то! Я смотрю на болотного духа широко раскрытыми глазами. И совершенно не узнаю проводницу! Неужели обычная вода, мыло и флакончик духов на пару с расческой, могут сделать чудо?

Перед нами стоит довольно миловидная женщина. Низкорослая, слегка с узковатыми бедрами, как на мой вкус. Но женщина, а не болотная выпь! Длинные волосы опускаются почти до пят. Из-под — а у нее оказываются шикарные каштановые косы — волос выглядывает довольно приличного вида грудь. Лицо Проводницы избавилось от наслоений грязи, исчезли водянистые волдыри на руках. Слегка раскосые глаза, тонкие бровки, остренький нос. Если не присматриваться к лягушачьим лапам, болотный дух — просто красавица, каких поискать.

Слышится металлический лязг. Эквитей приподнял забрало шлема и закрывает отпавшую челюсть.

— Ты смотри, да не засматривайся, — Харишша неизвестным образом оказывается рядом и легонько шлепает меня по щеке. — У тебя только одна любимая.

— У-а-м-м-н, — отвечаю и без лишних слов продолжаю путешествие.

Следующие триста шагов проходят в спокойствии. Даже воняет не так сильно — от Проводницы доносится сладковатый запах духов некромантки.

Едва оказавшись за следующим поворотом, я ощущаю внезапную опасность.

— Стоять! — вскрикиваю как раз в тот момент, когда под ногой Эквитея исчезает в полу деревянная плита.

— ... мать! — орет король, отбивая удар. — Твою и отца твоего!

Я тоже ругаюсь, парируя удар невидимого оружия. "Каратель" продолжает мерцать и слепит мне глаза. Потому мне не сразу удается разглядеть противника.

Вокруг мелькает сталь. Многочисленные клинки с жужжанием вспаривают воздух. Но где же противник? Где подлая рука, которую можно перерубить? Где рожа, чтобы выколоть глаза или отрезать нос? Никого...

Клинок летит мне прямо в горло. От такого удара даже блок не спасет. В лучшем случае получу своим же "Карателем" по лбу. Отклониться или присесть мешает Эквитей. Он столь яростно размахивает мечом, и делает отмашки ногой, что я могу попасть под его удар.

Когда острие кривого, остро заточенного, ятагана звенит совсем рядом с ухом, я наконец рассматриваю нападавших. Мне удается остановить вражеский клинок у самого виска. Гарда "Карателя" упирается в переносицу.

— Это механизмы, — говорю облегченно и перерубаю ятаган у самого основания.

Стены вокруг нас расчерчены глубокими нишами. В каждом таком отверстии находится клинок. Рукоятей не видно — спрятаны внутри камня. Но бьют они в полсилы, хвала богам и священному Расписанию!

— Технику не смазывали довольно долгое время, — сообщаю королю. — Видишь, сила удара не настолько велика, чтобы пробить шлем оруженосца.

— Но этот меч в состоянии сделать зазубрину в железе, — гневно отвечает Эквитей. — Видишь, первый удар, от которого ты отклонился, едва не отхватил бедняге Прассу кусок макушки.

— Извини, — пожимаю плечами. — В момент попечительство о жизни твоего оруженосца было для меня последним делом.

Монарх молчит. Подозреваю, он сейчас начнет разводить нюни по поводу "я бы тебя повесил", "четвертую" или о чем-то более веселым. Но король понимает, что я волочу на себе бесполезного мужика только из уважению к нему. Кроме того Прасс оказался оборотнем из Валибура. Я его в беде не брошу.

Клинки продолжают вертеться и посягать на наши жизни. Девушки давно оказались на полу и даже не пытаются поднять головы. Мудрое решение. Пусть лучше мужчины поработают. А мы полежим себе, отдохнем после изнурительного путешествия.

— Не отбивай удары! — кричу Эквитею. — Когда отбиваешь, ятаган возвращается в стену, а там пружина. Руби их!

— Понял, — король прижимается к стене и ударами локтей ломает выдвигающиеся лезвия.

Я тоже преуспеваю в этом занятии. Спустя какие-то минуты все кончено. В стенах поскрипывают вертящиеся механизмы. Но нашей жизни ничего не угрожает. Двадцать пять обломанных клинков покоятся на камнях.

— А теперь, пожалуйста, будь осторожен, — делаю напутствие монарху. Обращаюсь к прекрасной половине отряда: — Все храните бдительность.

Идем дальше. С помощью мозгомпьютера Клинны мне удается обойти почти все ловушки. В полу и стенах множество скрытых пружин. Видимо, обитавший здесь дракон не любил неожиданных гостей. Теперь можно понять, почему Проводница добиралась до братика через колодец. Мало ли что тут может обрушиться на голову.

Механизмы скрыты даже в сталактитах. Один раз Эквитей задевает головой каменный отросток и вскрикивает. Смотрю, а из потолка внезапно падает копье. Острый наконечник без труда прошивает королевский сапог. Все, сейчас начнутся вопли...

Нет, монарх не издает ни звука. Только лицо побелело как у грешника на Последнем Судилище.

— Между пальцами прошло, — едва выдавливает Эквитей.

— Хорошо, что не между штанинами, — мрачно шучу и передвигаюсь во тьму.

Через полчаса ловушки заканчиваются. Последняя драконья хитрость — зыбкий пол — осталась позади. Можно идти спокойнее, но все же быть настороже.

Мозгомпьютер истерично пищит и мерцает всеми цветами радуги. Все ясно — начались магические западни. Тут без короля не обойтись.

— Прошу, — картинно взмахиваю рукой и кланяюсь. — Давай, подобие монарха — твоя очередь вести.

— Я настоящий монарх, а не подобие, — обижается Эквитей.

— Э, нет, дорогой. Через пару деньков этот мир исчезнет, так что в скором времени у тебя есть все шансы стать даже подобием короля, а самым настоящим бесплотным призраком. Так что привыкай к новой роли, если нам не удастся разобраться с падающим солнцем.

— Понятно, — вздыхает король. Он проходит мимо и вдруг резко останавливается. Слышится громкий звон, над короной и закопченным шлемом монарх поднимается сноп золотистых искр.

— Что такое?

— Ты меня куда привел? — ругается король. — Тут же стена!

— Понятно, — я сплевываю и подвигаю монарха. — Проход сделан с помощью колдовства. Это значит, что сперва пойду я. За мной — Харишша, она тоже кое-что умеет делать с магией, потом Проводница. И, наконец, ты. Только держись за меня.

Я поднимаю руку и смотрю на показания мозгомпьютера. Магии тут до фамильного демона. На видимом только для меня проективном табло мерцают нерадостные цифры и графики. Тут целый арсенал смертельных заклинаний: от удушающей магии, заливающей легкие цементным раствором, до "взрыва мозга" и даже "стригущего лишая". Дракон действительно очень не любил светские вечеринки у себя дома.

Внезапно экран вспыхивает красным и угасает. До меня доходит, что король немедленно последовал моему совету. А именно — взял меня за кисть руки. За левую кисть, вот идиот!

Невосприимчивый к магии Эквитей убил второй магический инструмент. Нет, даже третий, учитывая "Каратель" Наследиева.

— Что ты наделал! — ору на него и красочными эпитетами рассказываю в каких позах старый король делал со старухой-королевой маленького Эквитейчика.

— Извини, — шаркает ножкой монарх.

— ... а потом в покои вошел дряхлый ишак и забрался на... — немного успокаиваюсь. — Ладно, идем. Куда уж тут хуже.

"Каратель" — отличная вещь. Он самый приятным образом заземляет любую магию. Это, конечно же в том случае, когда у него полный боезапас. Кроме того мой клинок слегка подзаряжается, впитывая смертельное колдовство дракона.

Идти довольно трудно, словно продвигаешься сквозь густой комок резины. Что-то отталкивает назад, но все же поддается. Стены понемногу расступаются, но коридор все еще уходит вниз. Вонь усиливается, по чему я определяю, что мы уже близко от цели. Впрочем, оказывается, что я ошибаюсь.

Уходит почти час, прежде чем мы выбираемся из колдовского коридора. Позади мерцают сталактиты, с них капает какая-то мерзость. Не сомневаюсь, что лишь одно попадание капельки этой янтарно-желтой жидкости на кожу вызывает невероятно болезненные ощущения. На последнем шаге что-то громко лопает в воздухе.

— Быстрее! — кричу спутникам, и мы бросаемся вперед.

Стены коридора смыкаются за нашими спинами. Камень грохочет о камень. Некоторое время царит тишина. Затем стенки закрывшегося тоннеля мерзко причмокивают и трутся друг о дружку. Словно гигантский гранитный рот, фамильный демон ему под десна!

Тоннель расширяется до размеров небольшой улочки. Потолок оказывается довольно высоко. Можно идти, не наклоняясь, и не опасаться встречи со сталактитом. На полу валяются увесистые булыжники. Несколько из них настолько велики, что почти преграждают проход. Насколько понимаю, они отвалились из-за драконьих плясок где-то внутри горы. Или причиной могли оказаться извержения вулкана.

— Стой! — раздается громкий утробный выкрик. — Дальше вас ожидает смерть!

— Не могу поверить, — широко улыбаюсь, но останавливаюсь.

Незнакомец находится вне поля моего зрения. Мощности освещения не хватает, чтобы окинуть взглядом весь коридор. Но я нутром чувствую, что невидимка притаился за одним из щедро разбросанных здесь валунов.

— Ты дракон? — спрашивает Эквитей. При этом слова удаются ему с большим трудом. Припоминаю, что Гуга Одноглазый рассказал много подробностей о драконьих повадках и внешности. Потому сейчас у короля зуб на зуб не попадает.

— Да, — после небольшой паузы отвечают из темноты. — Идите отсюда, иначе испепелю!

Эта заминка меня утверждает в обратно. Что-что, а на службе в Управлении приходится научиться тонкостям психологии. Иначе какой из меня руководитель и боевой оперативник?

— А не мог бы ты хоть разок дохнуть? — насмешливо спрашиваю незнакомца.

— Ты сдурел! — громко шепчет Эквитей. — Нам всем приснятся боги после такого дыхания...

— Нет, не мог бы, — грохочет бас. — Валите отседова, пришлые!

— Все ясно, — я делаю шаг вперед.

Король, вцепившийся мне в пояс, проезжает за мной по скользкому полу. По дороге он ругается и всячески отговаривает меня.

— Не делай глупостей!

— Слышишь, дракон, — я запрокидываю голову и улыбаюсь настолько широко, что на фоне моих белоснежных зубов поблескивает небо. Этого, конечно, не вижу, но подобную улыбку мне приходилось не раз репетировать перед зеркалом. Одна из самых любимых ухмылок из моей коллекции. Называется "ну что, дружок, станцуем танго на твоих потрохах". — Я ведь работаю в очень специфическом учреждении. Даже не представляешь себе, со сколькими монстрами мне приходилось иметь дело. Так вот, даже в таком отхожем месте я легко могу отличить голос любого другого существа от баса живого скелета.

— А... — неопределенно говорит глухой голос.

И я освещаю его "Карателем". Передо мной самый заурядный скелетрон, коих во множестве расплодилось в нашем ГУпНИКИСЕ. Совершенно безмозглые создания, но довольно хитрые. Из-за тупости почти не используются в оперативной или военной деятельности. Но споро заменяют курьеров и всяких разнорабочих.

— Что, дракон не мог позволить себе какого-нибудь зомби?

Скелет выглядит не очень впечатляюще. Он невысокого роста, пожелтел от времени. Кости очень дряхлые, испещренные "ходиками" могильных червей. Череп на затылке у него слегка подкопчен и дыряв во многих местах. В тонких костлявых пальцах подрагивает рукоять полуторного меча.

— Не мог он себе такого позволить, — щелкают зубы скелетрона. Я всегда задавался вопросом, как они могут разговаривать, эти ходячие гробы? Ведь ни рта, ни голосовых связок. Один маг, будучи в изрядно подвыпившем состоянии, когда-то рассказывал, радуя весь кабак, что голос скелетронов исходит не из ротовой полости, а с помощью резонансных колебаний внутри черепной коробки. Я тогда был пьян не менее мага. Потому ничего из этого ликбеза не понял.

— Почему? — странный вопрос. Но раз скелет собрался говорить, то пусть рассказывает. Вдруг, да и выведет нас к залу с Книгой Законов прямыми путями.

— Дракон был очень скуп, — отвечает скелетрон. — Даже меня он выменял у одного некроманта под угрозой смерти на дырявый горшок.

— Понятно, — согласно киваю и обращаюсь к Эквитею. — Знаешь, дракон поспешил, разгоняя воинство твоего одноглазого предка. Им бы с Гугой нашлось о чем поговорить. На тему экономии и меры пустоты казны.

Король изображает оскорбленное достоинство.

— Можешь провести нас внутрь подземелий? — спрашиваю скелета.

— Нет! — твердо отвечает он.

— Почему?

— Вы можете украсть сокровища хозяина.

— Нам не нужны его богатства. Мы только быстренько сходим к залу, где хранится Книга Знаний и...

— Нет! — отрезает скелет. — Был до вас один такой же хитрец. Надурил меня, что идет к залу. А когда я его провел сквозь комнату хозяина, он втихаря потянул золотой браслет. Я и не заметил.

В голосе стражника слышится сочувствие к самому себе.

— Я не заметил пропажи, — плаксивым голосом продолжает он. — Отвел подлеца в зал. А когда он возвращался оттуда, прилетел хозяин. Если бы подлец не брал браслета, дракон бы его отпустил. А так...

— Что? — с интересом справиляется Эквитей.

— Лапой — гуп! — скелетрон показывает, каким образом был произведен этот самый "гуп лапой".

— Не проведешь нас дальше, как понимаю? — грозно надвигаюсь на стражника.

— Нет! — громыхает он костями.

— А если клинком по башке?

— Не-е-е-е-е-ет! — орет глупый скелет и бросается вон.

Впрочем, бежит он недолго. Спотыкается о невысокий сталагмит и брякается на пол. От удара кости разлетаются в стороны, отбиваются от стен и весело стучат по камню. Превратившийся в бесформенную кучу костей, скелетрон катится по наклонной в темноту. Оттуда некоторое время доносится глухой перестук. Все заканчивается финальным бабахом и металлическим перезвоном.

— Золото! — у короля загораются глаза.

Он оттесняет меня в сторону и несется вперед.

— Остановись, неумный! — топочу каблуками следом. За мной несутся Харишша и Проводница.

Не проходит и двух минут, как мы оказываемся в громадной пещере. Убранство стен почти не отличается от интерьеров тоннеля. Все тот же унылый серый камень. На полу, между громадными сталагмитами, беспорядочно разбросаны драгоценности. Золотые слитки валяются в соседстве с необработанными огрызками руды, виднеются приоткрытые сундуки, доверху набитые алмазами и рубинами; повсюду возвышаются величественные мраморные статуи; кое-где темнеют полуистлевшие картины в дорогих рамах; все это добро перемешано с остатками скелетов, из слепых черепов одиноко выглядывают инкрустированные рубинами и алмазами кинжалы.

— Вот это да! — король стоит на коленях перед кучей золота. Его руки тянутся к богатству.

— Не трогай! — ору так, что не узнаю своего голоса.

— Почему?

Рука Эквитея останавливается в каком-то волоске от желанной добычи.

— Во-первых мы сюда пришли не за этим, — я с ужасом замечаю, что пальцы монарха почти прикоснулись к горстке рубинов. — Во-вторых хочу тебе поведать, что хуже обворованного дракона может быть только разъяренный обворованный драконий дух. Понятно?

Король слизывает пот с верхней губы. Медленно поднимается, так и не прикоснувшись к богатствам.

— Ты прав, — вздыхает он. — Но когда разберемся с Книгой, мы должны обязательно сюда вернуться.

— Гуга будет гордиться тобой, — насмешливо сообщает Харишша.

Проводница молчит — ей нет дела до сокровищ своего брата.

— Смотрите, — говорит Эквитей. — Кажется, это труп Тугия.

В самом центре пещеры из пола, на высоте в полметра, находится небольшой округлый кратер. Над ним лопаются ярко-желтые пузырьки, клубится пар. Вулкан еще дышит, попыхивает жаром из каменной ноздри. Густая магма слабо освещает небольшой клочок земли рядом с кратером. Прямо у его основания покоится покореженное тело в серебристом доспехе.

— Точно Тугий, — довольно заключает король. — На нем походные доспехи коронованного принца.

— Милая, займись? — прошу некромантку.

Харишша кивает и становится на колени у бесформенного трупа.

— Он очень хорошо сохранился, — с удивлением говорит она. — Наверняка драконьи газы не позволили телу разложиться.

— Это тебе не помешает? — спрашиваю, а сам рассматриваю золотые слитки. Издали, конечно. Мне не улыбается побеспокоить хозяина местной пещеры. Вдруг он не испустил дух, а затаился где-то под невидимым, объятым вечной темнотой, потолком?

— Наоборот, — счастливо улыбается девушка.

Она бормочет под нос заклинание. Как и в случае с колдовством, с помощью которого она "промотала" память Проводницы, Харишша использует какие-то стихи. Поскольку предыдущие художества некромантки меня не впечатлили, сейчас к словам не прислушиваюсь. Но некоторые предложения все же проскальзывают сквозь непроницаемую преграду моей литературной глухоты.

Ты жил несчастным, милый мой,

И умер без семьи,

Вставай, воскресни, пусть с тобой

Горят огни любви...

Интересно, что бы сказал уважаемый критик и преподаватель кафедры РифЛиСоПЛи (Рифмованная Литература, Софизм и Политика Либерализма) в Большом Университете Сил Добра и Зла, Ходжа Мефодиевич Наследиев? Наверняка стал бы рассуждать, что слова "семьи" и "любви" не рифмуются. Точно назвал бы Харишшу бездарной графоманкой. Впрочем, моя девушка — некромант, ей не обязательно блистать изящными смысловыми оборотами и благозвучием речи. Пусть лучше талией блещет, чем стихами.

Дадим тебе твою любовь,

Воскресни, я молю,

Вскипит в застывших венах кровь,

Найди судьбу свою!

На последнем куплете длинного речитатива Тугий дергает ногой. В это время мы с Эквитеем лениво валяемся на камнях, подальше от золотых завалов. Проводница же с открытым ртом внимает бесхитростным стишкам Харишши.

— Как прекрасно, — рыдает он, смахивая слезы. — Какие слова! Внимай моим словам — я жизнь тебе отдам... А какая рифма! Раз хочешь ты любви — давай, сюда иди... Какие стихи!

Некромантка стесняется и водит пальчиком по воротнику своей хламиды. Но искупаться в лучах славы ей не позволяет дальний родственник владыки Преогара.

— Ве-е-е-е-е-е-е! — громко заявляет он.

— Сейчас-сейчас, — беспокоится девушка. — Небольшое заклинание с перемоткой, и ты у нас будешь как огурчик.

Я издаю мученический стон и поворачиваюсь. Эквитей притворяется спящим, но периодически вздрагивает, когда до него доносятся слова паршивой заклинательной лирики.

— Это моя дочь! — жалуется он.

— Ты должен ею гордиться! — успокаиваю короля. — Она занимается стихосложением и потрошит мертвецов. Другая на ее месте шлялась бы по кабакам и отдалась бы первому попавшемуся "принцу" с выдуманной родословной.

— Пожалуй, ты прав, — соглашается монарх и дышит спокойнее.

Спустя несколько минут мертвый принц со стоном поднимается.

— На меня нападает дракон! — вдруг визжит он мерзким голоском и отшатывается от Харишши. Грохается шлемом о стену и медленно оседает.

— Тише, тише, — миролюбиво просит некромантка. — Я не дракон, дракон — не я. Потому будь хорошим мальчиком и отведи нас в зал с Книгой Законов.

— Не-е-ет, — плаксиво сообщает Тугий. — Я туда больше не пойду. Мне эта книга ни счастья, ни секса не принесла. Только тяжелую драконью лапу.

— Дракона больше нет, — подхожу поближе и, наконец, рассматриваю королевского родственника. — Уже давным-давно съехал отсюда куда подальше. Так что идем.

— А зачем? — спрашивает покойный принц. — Мне и здесь неплохо. Золота валом, драгоценностей всяких...

— Это не драГОценности, а драКОценности. Улавливаешь разницу? Хозяин может в любой момент вернуться. Как ты думаешь, он будет долго морочиться с давно убитым вором?

— Вы знаете? — Тугий краснеет. — Сам не понимаю, зачем захватил тот браслет. Думал, допишу Закон, женюсь и подарю любимой эту драгоценную безделушку.

— Как романтично, — Проводница по-идиотски заламывает руки и часто-часто моргает. — Какой миленький!

На самом деле покойник выглядит не лучше болотного духа перед принятием душа. Из-под серебряного шлема бледнеет вытянутое лицо, утыканное всевозможными прыщами. Болезненных на вид бородавок так много, что кажется, будто перед тобой не человек, а ломоть испорченного сыра. Из него медленно вылезают опары... Фу! Острый подбородок, крючковатый, точно изогнутый гвоздь, мелкий нос; низкий лоб нависает над поросячьими глазенками; в уголке левого глаза прячется бельмо.

Комплекция у Тугия тоже не выдающаяся. Он довольно худ и низок ростом. Руки тоненькие, точно у младенца. Пальцы едва шевелятся под легкой латной перчаткой. Да и шея очень хлипкая на вид. Ноги настолько кривы, что возникает вопрос: а как он вообще может ходить? Не удивительно, что даже толстенькие кухарки легко убегали от этого... Даже не знаю, как его охарактеризовать. В общем, перед нами идеальный образчик рахита, пребывающего в возрасте переходного периода. Неудовлетворенность в любви прямо написана у парня на лице. Это я о прыщах. Только у лишенных некоторых особо пикантных радостей подростков могут встречаться столь обильные чирьи.

— Я миленький? — ошалело справляется Тугий. — Это вы мне, милая барышня?

Это немного меня удивляет. Ведь по словам Эквитея, его дальний родственничек имел очень скверный характер. И тут вдруг "милая барышня".

Харишша с улыбкой смотрит на меня, и тут я понимаю: она кое-чего добавила в свое заклинание. Неужели произвела модификацию характера? Умничка! К тому же ее мастерство развивается. Я слышал, что подобными процедурами могут заниматься только очень могущественные некроманцеры. Или, тьфу, некроманты, как их тут называют.

— Ты очень миленький, — с придыханием говорит Проводница. — Просто мужчина моей мечты.

Они приближаются друг к другу, широко раскрыв объятия.

— Не могу на это смотреть, — стонет Эквитей. — Болотная мымра и прыщавый пацан. Это просто извращенство какое-то.

— Совсем не изврещенство, — хихикает моя девушка. — Это называется любовь. Я сразу подумала, что неплохо бы свести в пару двух оживших мертвецов, которым при жизни не везло с этим делом.

— Ты действительно умничка, — хвалю Харишшу и сладко целую. Подавляю рвотный рефлекс, едва сдерживаюсь. Потому что рядышком слышится громкий "чмок".

— Вынести этого не могу! — Эквитей стучит себя перчаткой по шлему и выбегает в широкий тоннель, противоположный тому, откуда мы пришли.

— Я тебя люблю! — кричит Тугий. — Я! Тебя! Лю-блю-ю-ю-у-у!

"Блю-ю-ю!" слышится мне. Дрожащей ладонью подхватываю некромантку за талию и влеку ее за Эквитеем. Следом доносятся тревожные шорохи. Шелестят впопыхах раздвигаемые волосы Проводницы, скрипят серебряные заслонки доспехов покойного принца. А дальше доносятся и вообще некультурные звуки.

— Люблю! Ах, люблю!

— Вот это да, — заключаю Харишшу в объятия. — Как тебе удалось. Такое можно было бы предвидеть. Но чтобы они вот так сразу — без лишних слов. Признались друг дружке в любви — и сразу в койку по ходу дела...

— Потому что любовь, — смеется девушка. — Ты ведь меня любишь?

Я погружен в раздумья, потому беспрекословно отвечаю:

— Да!

Странные вещи творятся — действительно конец света. Мертвецы обретают любовь и тут же занимаются ею на полу драконьей пещеры, запруженной золотыми слитками.

— Ты хочешь вечно быть со мной?

— Да! — отвечаю еще раз, витая в размышлениях.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Харишша.

— Да.

— Ты женишься на мне?

— Да, — подтверждаю свои слова кивком. Затем чувствую, как ноги предательски дрожат.

Коварные женщины, фамильный демон им под...! Да что это такое?!! Меня, старого боевого оборотня обвели вокруг когтя как мелкого котенка! Я ведь знаю этот психологический прием. Когда человек отвечает подряд тремя "да" и не отрицает, то на четвертый вопрос от ответит рефлексивно. То есть психологически не сможет сказать "нет". И меня, бравого хват-майора, настолько легко обманули, что...

Впрочем, могло быть и хуже. Я мог бы попробовать забрать свои утверждения обратно, поспорить, обидеть ее. Но что я за офицер такой, который не держит слова?

Мне уже не отвертеться, потому обнимаю Харишшу покрепче. Она тает под моими ладонями и шепчет мне на ухо какие-то возбуждающие глупости.

— Ты сказал, что женишься!

— Женюсь, — говорю псевдосчастливым голосом. А сам думаю: "годков эдак через две сотни". Впрочем, уже тогда я знаю, что это всего лишь мечты. День моего семейного рабства уже не за горами. Не иначе, фамильный демон постарался. Чтоб ему сгореть вместе с моим замком!

— Идите сюда, — зовет Эквитей. Оказывается, он нашел зал, где хранится Книга Законов. Совсем рядышком, недалеко от драконьего хранилища.

Обычная каменная комнатка в недрах горы. Низкий потолок идеальным куполом нависает над ровным полом. Земля покрыта толстым ковром пыли, в ней виднеются следы ног одного человека.

— Небось Тугий проходил, — заключаю я. — Вот же идиот — оказался первым и единственным, кто сюда добрался.

— Как понимаю, дракон сидел здесь не из-за сокровищ, — размышляет король. — Он охранял эту самую Книгу.

Следы ведут к невысокому постаменту из красного камня. Где-то в глубине памяти шевелится название этой породы, но вспомнить никак не могу. На гладкой пыльной поверхности камня...

— Он пуст! — взвизгивает Эквитей. — Постамент пустой!

— Не парьтесь, — заявляет довольный голос.

В комнату входит Тугий, на нем буквально повисла счастливая Проводница.

— Он подарил мне браслет! — визжит она, вне себя от радости. — Мы помолвлены!

— Мы тоже, — отвечает Харишша. Кажется, она немного завидует. — А ты мне ничего не подарил. — Укоряющим тоном обращается ко мне.

— Сейчас-сейчас, — лихорадочно роюсь в карманах. Как на зло под руку ничего не попадается. О! Нашел.

Извлекаю свой старый поломанный мозгомпьютер.

— Милая, любимая моя, выходи за меня замуж, — с этими словам хлопаюсь одним коленом в пыль и протягиваю некромантке кожаный браслетик. Стеклянное покрытие поблескивает при свете "Карателя". По извилинам миниатюрного мозга пробегают золотистые блики.

— Какая прелесть! — мурлычет Харишша и позволяет надеть себе мою старую магмашинку. — Уж точно лучше какого-то там убогого браслета.

С этими словами она победоносно стреляет глазами в сторону Проводницы. Но та не слышит, полностью поглощенная созерцанием прыщей на роже покойного принца.

— Что ты там говорил насчет "не парьтесь", отрок? — спрашиваю Тугия. Поднимаюсь, кратко целую свою уже (какой ужас!) законную невесту в щеку. — Где Книга, фамильный демон тебе меж ягодиц?!!

— Она очень маленькая, — отвечает мертвец. — Надо просто пожелать, чтобы она увеличилась.

— Как? — интересуется Эквитей. Он стоит у самого постамента, нагнувшись над ним и пристально всматриваясь в запорошенную поверхность камня.

— Скажи, чтобы книга выросла, вот и все.

— Вырасти! — говорит король каменюке.

Ничего не происходит. Камень остается камнем, Эквитей остается дураком.

— Почему она не растет?

— Надо нормально попросить, — предполагает Харишша. — Попроси, как нормальный человек, а не зазнайка-монарх.

— Вырасти, пожалуйста, книжечка, — просит Эквитей.

На постаменте появляется мелкая точка. Она размером с мышиный ноготь, но стремительно набирает в размерах. Разбухает до величины магитеннисного мячика, потом до магисбольного. Затем приобретает форму тонкой тетрадки. Наполняется шелестящими страницами, обтягивается кожаной обложкой, покрывается золотым тиснением. Книга растет невероятно быстро. За считанные секунды из среднего буклета она уже размерами с добрый платяной шкаф.

Рост не останавливается, под весом громадного фолианта трещит каменная подставка. Король не успевает отскочить, и Книга валится ему на ноги. Нет, даже не на ноги, а буквально на голову. Толстенный гримуар, точно увесистый валун, накрывает Эквитея от пят до середины груди.

— Стой, — хрипит король. — Стой, скотина...

Книга продолжает увеличиваться и все больше придавливает монарха к полу.

— Стой... твою... ять... стой! Пожалуйста, — тоненько пищит Эквитей.

— Вот это я понимаю — литературный рост, — хмыкаю и пытаюсь немного сдвинуть Книгу Законов с придушенного тела владыки Преогара. — Любой бестселлер позавидует.

— Назад, расти назад, — шепчет король. — Пожалуйста, чтоб ты сдохла, бумажная тварь!

Книга также стремительно начинает уменьшатся. Нам требуется несколько минут и неудачных попыток, пока фолиант не приобретает размеров среднего букваря.

— Думаю, ты в курсе, — спрашиваю Тугия, — что происходит с миром из-за твоего закона?

— Да, — кивает покойник.

Проклятое "да" болезненно ударяет меня по воспоминаниям. Ведь совсем недавно с помощью этого короткого слова я добровольно сунул голову в петлю сомнительного супружеского долга. И затем самолично потуже затянул узелок, презентовав Харишше свой сломанный мозгомпьютер.

— Ты ведь не хочешь, чтобы мир погиб?

— Не хочу.

Вот! Разве я не мог сказать именно эту фразу некромантке? Проблем было бы меньше. Но были бы угрызения совести...

— Теперь не хочу, — поправляет себя мертвец. — Когда лежал тут годами на полу, так и мечтал, чтобы все погибло. Но теперь... — он нежно прижимает к себе Проводницу. — Теперь я знаю, что мы будем вместе жить, любить друг друга...

— А еще я сделаю тебе, — шепчет лесной дух Тугию на ухо.

Парень краснеет до корней волос, даже кончик носа наливается алым.

— Значит, переписывай Закон. Бери ручку, или что там у тебя... И зачеркивай свои дурацкие слова.

— Хорошо, но есть проблема...

Мне становится нехорошо. Ну почему, когда близится финал задания, всегда появляется какая-нибудь "есть проблемина"?

— В чем дело?

— Надо писать королевской кровью, — говорит Тугий.

— И что?

— У меня кровь не идет — я ведь умер, — для демонстрации он полосует себя по запястью. И откуда взялся этот длинные стилет с рукоятью в виде волчьей головы?

— Эх, ты хоть и старше меня во много, — вздыхает Эквитей, — но все же юнец. Давай сюда ножик.

Король проводит лезвием по руке. Сжимает руку в кулак и простирает ее над открытой книгой.

— Кстати, а где слова-то? — интересуюсь, потому что не вижу и единого слова.

— Они показываются только жителям этого мира тчк, — механическим голосом сообщает кто-то.

— Это кто говорит?

— Книга Законов тчк, — отвечает тот же странный голос невидимки. — К сожалению зпт я не имею права разглашать систему мироздания этой вселенной пришельцу из другого Отражения тчк.

— А мне и не надо, — слегка обидевшись, оборачиваюсь лицом к выходу.

— О, ищи страницу восемь тысяч триста сорок один, — звучит довольный писк покойника. — Нашел?

— Теперь просто проведи окровавленным пальцем по строкам. Вот, молодец!

— Должна заметить тчк, — говорит книга. В каждом издаваемом звуке что-то потрескивает и скрипит. Очень похоже на межмировую передачу, пересланную молнией. — Должна заметить зпт, что Закон утратит силу лишь в случае своего выполнения тчк.

— Это как? — охает Харишша.

— Прекрасный принц должен спасти принцессу тчк, — глухо, точно через длинную металлическую трубу, сообщает Книга. — Спасти ее от дракона тчк. Дракона надлежит убить тчк. Затем провести свадебный ритуал тчк. Лишь после этого действие магии Творцов прекратится тчк. Желаю приятного дня тчк.

— Вот имел я тебя в переплет! — не в силах удержаться Эквитей. — Где я тебе дракона возьму, дурной блокнот?!!

— Пожалуйста зпт, пройдите в большой зал тчк, — отвечает Книга Законов. — Дракон ответит вам на все вопросы тчк.

В подтверждение слов механической книжонки гора содрогается от страшного рева.

— Эквите-е-е-ей! Выходи-и-и! — громыхает подземельями.

— Вот и дракон пожаловал, полагаю, — пытаюсь улыбнуться, но получается косая мина.

Чувствую, что пахнет жаренным. Очень жаренным...

(оперативная)

"Перед спасением мира обязательно вытирайте ноги

и тщательно вымойте руки!",

Надпись перед входом в Скалу-под-Небом,

рекреационную тюрьму для спятивших героев

Мы несемся к драконьей пещере. Стены пляшут вокруг, с потолка сыпется мелкая каменная крошка. Трещины в полу расширяются, из самых широких выглядывает что-то красное, раскаленное. Дышит подземным жаром и дымом.

— Не иначе хозяин проснулся, — пыхтит Эквитей. — Только бы Прасса не сожрал там...

— Это не дракон пока, — отвечаю на бегу. — Это начинается извержение вулкана!

— Чего? Какого такого булкана? — интересуется Харишша.

Я лишь отмахиваюсь и не говорю ни слова. Потом, в другой раз объясню про сдвиги тектонических плит и прочую геологическую ересь. В школе я учился не очень хорошо, а на Курсах Самых Младших Офицеров этому не учат. Нормальному оперативнику без разницы, какая средняя температура внутри плазменного ядра планеты и какие характеристики пирокластического материала появляются при извержении базальтовой лавы из щитовых вулканов. Боевой оборотень должен мастерски владеть "Карателем" и не задавать лишних вопросов, выполняя приказы начальства.

Я бегу и радуюсь. Оказывается, в голове кое-чего отложилось от школьной программы. И как это память ухитрилась подбросить информацию насчет щитовых вулканов и какого-то там пирокла... Фамильный демон мне под хвост! Уже забыл.

Пустая гора содрогается. Как будто она стояла себе столетиями и хохлилась угрюмо, точно большая каменная курица. И тут вспомнила: батюшки, в гости к куме из Симиминийских гор давненько не наведывалась. Встрепенулась, бедняжка, засуетилась. И мечется туда-сюда под чистым небом своего дома-материка, разыскивая, как бы покрасивее нарядиться, чтобы кума позавидовала.

От потолка откалываются изрядные булыжники. Они стучат по моей несчастной макушке, путаются в густых волосах некромантки и Проводницы. Громыхают по металлическим шлемам короля и его покойного предка. Мне рассекло бровь. Чувствую как горячая жидкость сочно льется из маленькой ранки, заливает правый глаз. Утираюсь рукавом и восхваляю священное Расписание за то, что у каждого оборотня есть такой чудесный дар — регенерация.

— Говоришь, не дракон? — правитель Преогара задыхается от интенсивного бега. — Кто тогда орет?

— Эквите-э-э-эй! Вы-хо-ди! — ужасающей мощи рык хватает гору в невидимые пальцы и невыносимо трясет. — Выходи-и-и, смердящий пес!

— Это не дракон, но он тебя знает, — пытаюсь хихикнуть, но не справляюсь с этой задачей. Из щелей в стенах вырывается пар. Он забирается в ноздри, не дает свободно вздохнуть. — Откуда бы неизвестному знать о том, что на милю вокруг тебя дохнет крупный рогатый скот, когда ты сапоги снимаешь?

Харишша прыскает от смеха. Король не обращает на нее никакого внимания. Понятное дело — монарху не до насмешек. Гораздо важнее спасти свою шкуру из подземелий и поразмышлять на досуге о женитьбе дочери и о всяких драконах. Лучше бы подумать над этим в тихой уютной обстановке тронного зала, чем внутри содрогающегося каменного червя.

— Я не слышу голоса братца, — говорит болотный дух. — В этом вопле, по-моему, слышатся женские нотки.

— Эк-ви-те-э-э-эй! — орет исполинский невидимка, прижавшись губами к верхушке Пустой горы. По крайней мере мне так кажется. Потому что с каждым новым криком стены тоннеля все больше норовят обвалиться, а звук становится невыносимым. — Эк-ви-и-и-и-те-э-э-эй! Мы знаем, что ты там! Выноси свою жалкую попу на свежий воздух!

— Кажется, я догадываюсь, кто это так орет, — король нагибается вперед и опирается на собственные колени. Мы тоже переводим дух — имеем несколько секунд.

Коридор, за которым спрятался зал Книги Законов, прощально мерцает черным пятном прохода. Раздается громкий каменный перестук. Что-то съезжает, грохочет и падает. Слышно как ломается гранит, перетирается вперемешку с базальтом. Нам в спины ударяет волна горячего воздуха, отчего мы кубарем вылетаем в драконью пещеру. Следом несутся ругательства разбивающихся камней, громадное облако грязи и гранитное крошево. Пыль понемногу оседает, медленно клубится над желтоватым пятном действующего кратера в центре зала.

Смотрю назад и вижу, что коридор безнадежно обрушился. Может, так оно и к лучшему? Больше никакой особо обиженный правитель не припрется сюда спозаранку. Прыщавый юнец больше не встанет перед каменным алтарем и не начнет насиловать несчастный магический фолиант Творцов. Мир будет жить себе спокойно и никогда не окажется под угрозой гибели из-за желаний какого-нибудь сопливого паренька.

— Это не вы кричали? — деловито спрашивает Проводница. У болотного духа зрение получше моего.

Лишь когда над кратером возрастает и лопается горячий пузырь магмы, я замечаю рядом с ним три невысокие фигуры. Ближе к нам стоит костлявый старик, облаченный в бесформенные обноски неопределенного цвета. У него задумчивое лицо, нахмуренные брови и плотно поджатые губы. Выглядит он довольно безобидно, но звериным нутром чую — есть что-то угрожающее в этом незнакомце.

— Папка! — визжит счастливый голосок. На Эквитея бросается фигуристая девушка. Ее черные и гладкие, как озеро нефти, волосы развиваются на ветру. Тонкий стан маняще колеблется на ходу, вздымается высокая грудь.

Харишша толкает меня в бок. Я притворяюсь, что пялюсь не на девицу, а на полноватую старуху. Бабка опирается на край большого сундука, одного из многих, разбросанных по сокровищнице. Она улыбается, вокруг ее толстых губ топорщатся реденькие старческие усики. Видать, с гормонами не в порядке.

— Вот мы и встретились, хват-майор, — сверкает улыбкой старуха. А восторгаюсь, в груди поднимается теплота. Незнакомка говорит на общемировом языке Валибура. Неужели та самая научная сотрудница, обеспокоенная проблемами иммунитета к колдовству?

Девушка тем временем покоится в объятиях короля. Она осыпает его лицо многочисленными короткими поцелуями. Что-то шепчет, будто исповедуется. И часто-часто повторяет слова "папа", "родимый" и "батюшка".

— Не имею чести быть представленным, глубокоуважаемая, — низко кланяюсь, придерживая "Каратель" в ритуальном жесте. Клинком вниз, под идеальным острым углом в сорок пять градусов к полу.

— Яруга Федоровка Креискасскаал, — она делает поклон в ответ. Не такой низкий — просто на какое-то мгновение опускает подбородок к груди. — Хват-полковник научно-исследовательской миссии в мире под номером 1114/53 с сорок тысяч четыреста пятнадцатого года от Пришествия Второго Светила по исчислению Валибура.

— Невероятное удовольствие лицезреть, глубокоуважаемая, — еще раз кланяюсь, как того требует инструкция. — Хват-майор Андреиласкасс Владимирович харр Зубарев, руководитель спасательной операции в мире номер 1114/53. Прибыл для выполнения задания два дня назад. Пока что все продвигается успешно.

— Не сомневаюсь, — Яруга Федоровна приближается и смотрит прямо мне в глаза. Старуха намного ниже ростом, но поглядывает с высоты своего звания. — Думаю, в скором времени вы все мне расскажете о своих делах здесь. Кстати, Вельзя очень лестно о вас отзывался...

— Прошу прощения, глубокоуважаемая, — перебиваю ее. — Не имею чести знать. А кто такой Вельзя?

— О! — бабка хохочет и прихлопывает сморщенными ладошами по бедрам. Изысканное черное платье с высоким прямым воротником протестующе потрескивает. Оно не привыкло, чтобы с ним обращались, словно с одеждой какой-то доярки. — Ты его знаешь. Это твой непосредственный начальник — Вельзевулон Петрович Чердеговский.

— Вот как? — стараюсь сохранить каменное выражение лица, но уголки губ подрагивают. Того гляди, вылетит смешок. И понесется под куполом пещеры, превращаясь в гулкий хохот.

— Так это не вы орали? — напоминает о себе Проводница.

— Нет, мы так не умеем, — отвечает Яруга Федоровна. — Я бы могла настолько усилить голосовые связки, да боюсь простыть. Думаю, это кричит моя несносная дочурка...

— Эк-ви-те-э-э-эй! — громыхает над драконьей сокровищницей. — Выходи, мужене-е-ек! Разговор есть! Эквите-э-э-эй!

— Я узнаю этот голос! Хатли... Ты ее мать?! — рычит король, устрашающе заворачивая зенками. — Погоди, дочь моя.

Монарх величественным жестом отстраняется от девочки, взблескивает меч.

— Ты родила на свет эту похотливую жабу?! Зарублю на месте!

— Не все так просто, — миролюбиво поднимает ладони старуха. — Хатланиэлла — очередной неудавшийся эксперимент.

В этот момент постанывает Прасс. Оруженосец поднимается на локтях и озирается по сторонам. Некоторое время он шумно вдыхает горячий воздух и поднимается, опираясь на выступы кратера.

— Наконец-то, прошло...

— Что такое? — Яруга поворачивается. — Это кто такой? Не подозревала, что есть еще какой-то герой в нашей истории.

— Не узнаешь? — голос Прасса гудит под забралом.

Оруженосец хватается за покореженный шлем. С невероятным трудом, подвывая от напряжения, он сантиметр за сантиметром высовывает голову из своей жестянки. Я припоминаю: этот шлем недавно спас нам жизнь, застряв в нише над самой пропастью вулкана.

— Не понимаю... — с сомнением говорит старуха. — Очень знакомые интонации, но нет. Не имею чести быть знакома с вами, глубоко...

Тут она охает и пьяно покачивается. Будто из соседнего тоннеля вдруг вырвалась тяжелая струя води и ударила ее в плечо.

Прасс отбрасывает бесполезный шлем. На широком добродушном лице, обезображенном надколотым подбородком, сияет улыбка.

— Традемус Юрьевич Креискасскаал! — восклицает Яруга. — Будь ты проклят, подлец! Я столько лет тебя искала и ждала!

Они бегут навстречу друг другу. С гулким стуком бабка падает в объятия оруженосца, и они забываются в сладком поцелуе.

Приходит мой черед пьяно покачиваться. Это просто ужас какой-то. Ну прямо день всеобщих единений. Я, вчера еще совершенно свободный оборотень, с утра обзавелся невестой. Потом терлись деснами Проводница с мертвым принцем. За ними обнимался Эквитей со своей дочерью. А теперь еще эти истекают слюнями от взаимного восхищения. Не удивлюсь, если этот самый старик, который бесхозно торчит посреди пещеры, поднимет с пола грязный череп и станет его целовать. Точно — конец мира дышит нам в затылки. Не может быть в один день стольких признаний в любви.

— Звезда моя! — шепчет Прасс. — Когда сломался клинок, я очутился в самом эпицентре нейтринного взрыва. Что дальше — не помню. Ударная волна забросила меня аж в Змеиные королевства. Я потерял память и почти тысячу лет бродил по свету, разыскивая кого-то. Из-за повреждений мозга исчезла оборотная Личина. Даже сейчас мне не удается трансформироваться в медведя...

— Ничего, вернемся в Валибур, — заверяет его старуха, — и тебе помогут лучшие специалисты. Главное, что ты вернулся! А что вообще ты помнил?

— Помнил, как устроился на работу к отцу Эквитея, как защищал маленького короля, когда погибли его родители. И все равно я искал... Теперь-то я знаю, что мне не хватало моей единственной — тебя, моя милая!

— Традемус, — бабулька заливается счастливыми слезами. — А сколько времени прошло с тех пор, когда сумасшедший реципиент едва не уничтожил мир. Сколько раз я несла наказание за свои грехи, какие муки мне пришлось пройти... Но поведай, как тебе удалось вернуть память?

— О, — радостно улыбается бывший королевский оруженосец, а теперь — хват-полковник Главного Управления. — Ты ведь знаешь, что при трансляции из другого мира в Отражение попадает некоторое количество Темной материи. Она практически целиком поглощается телом Перемещателя, но какие-то крохи остаются. Если бы топор варвара когда-то не повредил мне череп, контур головы оказался бы невосприимчивым к такому небольшому количеству Темной материи и...

Дальше я не слушаю и мучительно стараюсь не зевать. Надо быть сумасшедшим, чтобы вслушиваться в диалог двух ученых и пробовать хоть что-нибудь понять.

— Когда она коснулась к мозгу, я впал в мнемотическую кому. Последние двое суток во мне просыпалась память...

— Как хорошо... — в голосе бабульки сколько радости, что ее можно зачерпывать лопатой. Скрипят соединения доспеха, шуршит платье Яруги.

Рядом обнимаются Эквитей с дочерью. Со стороны Проводницы и Тугия доносятся унылые "чмоки-чмо-о-ок". У меня на шее повисла Харишша, она что-то рассказывает мне на ухо. По-моему речь о десятке мелких котят, которые наводнят наш совместный с нею дом. Меня начинает подташнивать. Ищу глазами какую-нибудь щель, куда бы можно забиться и не показываться на белый свет до скончания веков.

— Как я рада, что все позади, — горячо шепчет бабка. — Мы должны быть благодарны хват-майору за то, что он добрался сюда и помог нам обрести свое счастье.

— Позже, милая, — отвечает Прасс-Традемус. — Сейчас же...

Они вновь начинают лобызаться. Ужас какой! То мертвецы между собой амурничают, то дряхлые старухи с обезображенными оборотнями.

И тут начинают сбываться мои темные прогнозы. Вопреки ожиданиям, взлохмаченный старик не интересуется поцелуйчиками с каким-нибудь черепом. Он целеустремленно приближается ко мне.

— Терпеть больше не могу! — восклицает он. — Сотни лет воздержания, после того как ушла последняя самка. Мне тоже любви давайте!

С этими словами он вырывает у меня из рук Харишшу. И лезет к ней с самыми грязными намерениями.

Некромантка визжит, а я остолбенело пялюсь на костлявые пальцы, обвившиеся вокруг ее талии. Паралич удивления проходит, когда грязная лапа старика почти прикасается к груди Харишши. К ласковым губам девушки приближается мерзейшая рожа этого трухлявого барана.

Я издаю протестующий вопль и всю свою душу вкладываю в удар. Твердо сжатый кулак с хрустом врезается в щетинистый подбородок любвеобильного деда. Кисть немеет на миг, предплечье, до самого локтя, отдает острой болью. А старик, залихватски раскинув ноги, летит на груду золота.

Харишша спасена, но это меня не останавливает. Вся злость последних дней стучит в моих висках. Я прыгаю за дедом и даже не утруждаю себя воспользоваться "Карателем". Да эту сволочь голыми руками сейчас...

Мои пальцы смыкаются на засаленном воротнике бесформенной рубахи. Приподнимаю старика над полом и швыряю вверх. Издавая утробные крики, дед ударяется о кривой сталактит, ломает его, и возвращается обратно. Я не позволяю ему упасть.

— Нет, дорогой! — мой голос дрожит от ярости. — Сейчас ты увидишь всю прелесть любви без обоюдного согласия.

Тяжелый армейский сапог-полуботинок встречает визжащего деда на лету. Не успев приземлиться, старик уносится в темноту, размахивая руками. Мне это кажется смешным.

— Машешь как воробей! — меня разбирает истерический хохот. Поверить не могу, на честь моей невесты только что посягнули у меня на глазах. Да за такое убить не жалко! — Полетай еще немного! Фамильный демон тебе в подбородок!

Завершаю тираду финальным аккордом. Поднимаю над головой тяжеленный сундук, доверху набитый золотыми слитками, и отправляю его вслед за стариком.

Обитый железом ящик, величиной со средний платяной шкаф, догоняет деда почти у самого кратера. Раздается громкий "гик". Деревянные планки лопаются от удара, золото разлетается во все стороны. Еще в воздухе старик и золотые слитки превращаются в бесформенную груду. На миг они повисают над кратером.

Раздается всплеск — мой обидчик исчезает в высокой волне разлившейся магмы. Плещут языки пламени, золотые монеты потрескивают, плавится металл. Под куполом драконьей пещеры остро воняет горелой тканью.

— Убил?!! — в ужасе выдавливает Проводница. — Братика убил!

— Чего? — я не совсем понимаю, к чему она клонит. — Так это был?..

— Вот умора! — хихикает дед. Он появляется, аки русалка из морской пены. Сначала на края кратера ложатся раскрасневшиеся от магмы руки. Затем из-под толстого пузыря, янтарно-красного цвета, высовывается обгорелая голова. Дед совершенно лысый — волосы обгорели начисто. Но тем не менее живой и абсолютно невредимый.

— Лесовик? — спрашивает Эквитей.

Я и раньше подозревал, что у короля небольшие проблемы со зрением. Ведь старик стоял совсем рядышком с монархом, правда в сумраке. А правителю Преогара удалось разглядеть старика только при свете пузырящейся магмы.

— Как есть, — улыбается дед. Он смотрит на меня, причем в глазах плескаются странные эмоции. Словно бы он одновременно зол, обижен, но весел и восхищен.

— Ты... — говорит он медленно, — спас ее! От меня! А-ха-ха-ха-ха! Вот же ж уморина-то! Слышите? — обращается старик ко всем присутствующим. — Он ее спас! От меня! А-ха-ха-ха-ха!

— Дать тебе брома? — хмуро спрашиваю его. — Или еще раз по башке? Сломалось что-то? Могу поправить!

— Ты даже не представляешь, — он не обращает внимания на мои нелестные эпитеты, — что сделал только что! А-ха-ха-ха!

— Требую объяснений в таком случае, — скрещиваю руки на груди, но готов броситься на веселого идиота в любое время.

— Она ведь принцесса? — похихикивает Лесовик. — Я только на принцесс могу возбуждаться...

— Впервые слышу о такой болезни. Тебе к сексопатологу прямая дорога. А если учесть неконтролируемые приступы смеха, то и к психиатру.

— Писихиатру? А-ха-ха-ха-ха! — дед заливается так, что не в силах удержаться и хлопается спиной в кипящую лаву. Кратер издает протестующие звуки и плюется искрами. — Так принцесса она?

Голова старика вновь появляется на свету.

— Принцесса, — отвечает Эквитей. — Я недавно признал ее своей дочерью.

— Папа?! — возмущенно восклицает фигуристая девушка, покоящаяся в королевских объятиях. — Что это значит?

— Потом, Мэлами, позже расскажу, — неумело оправдывается монарх.

— Если она принцесса, — с груди Лесовика клокочет смех и еще какой-то знакомый звук. Словно бы рев пламени в исполинской печи. Хотя я пока не уверен в этом. — Если она принцесса, то ты, несомненно, — принц?

— У меня, конечно, есть фамильный замок и даже родовой герб, — отвечаю насупившись. — Но до принца мне — как до Княжества Хаоса пешком.

— Ты еще не врубился? — продолжает хохотать Лесовик. Причем его многозначительный взгляд направлен не на меня, а на владыку Преогара.

— Вот оно как?! — изумляется Эквитей. — Хват-майор, могу я попросить тебя стать на одно колено?

Я настолько удивлен происходящим, что без возражений исполняю королевскую просьбу. Внезапно замечаю странный блеск в глазах Харишши. Догадка осеняет меня в последний момент, но поздно.

— Властью, данной мне Каменными Богами и всеми подданными Преогара, я — Эквитей Второй, законный правитель этого королевства, провозглашаю тебя герцогом Пустоземельским.

— Вот это попал, — остается пробормотать.

Король плашмя хлопает меня по плечам своим мечом. Клыки на погонах протестующе позванивают, но в отличии от них у меня уже не остается сил, произвести хотя бы один звук.

Я даже догадываюсь, о чем сейчас поведает Эквитей. Точно, он говорит самое страшное, что только могло бы мне померещиться.

— Согласно государственным и божественным законам, титул герцога приравнивается к титулу законного принца. Потому, дабы спасти целый мир, повелеваю. Ты, Андреис... тьфу... как там тебя. В общем, Андрей харр Зубарев, завтра в столице Преогара начнется такая свадьба, которое еще не было на этом материке.

— Подозреваю свою роль на этом празднике жизни, — кисло сообщаю вслух.

— Именно! — ликует монарх. — Ты женишься на моей дочери Харишше и станешь законным наследником королевской линии Преогара. В итоге мир спасен, солнце успокоилось, а я ухожу на заслуженную пенсию.

"Чтоб ты сдох, — думаю в этот момент. — Это одним жалким мешком драгоценностей тебе не обойдется".

Ясное дело, держу эти высказывания при себе. Не то некроматка ка-ак вцепится мне в глаза своими острыми коготками...

— Согласен?

— А у меня нет выбора, — я не смогу жить, если хоть капельку не испорчу присутствующим настроения.

— Но ты ведь обещал на мне жениться, — угрожающим тоном констатирует Харишша. Она поигрывает браслетом сломанного мозгомпьютера. — Так?

— Обещал, — приходится признать. — И женюсь, фамильный демон всем вам на стол!

— Вот и ладушки, — по широкой улыбке Эквитея спокойно может проехать тяжелогруженая фитильтележка. — А теперь мы...

— Муже-нё-ё-ёк! — Пустая гора опять содрогается до самых корней. С потолка срываются сталактиты, звенят золотые груды. Земля под ногами изображает бешеную пляску, словно приглашает нас протанцевать веселую джигу. — Выходи, разберемся тут!

— Разбираться с ней... — бормочет король. — Ослу понятно, зачем она сюда приперлась. Небось хочет убить меня вместе с Мэлами и захватить власть над материком.

Лично для меня такой поворот событий выглядит заманчиво. Мир в таком случае будет спасен, а мне не придется втискиваться в свадебный камзол. Говаривают, в этих камзолах очень трудно дышать...

— Стало быть, никому не надо объяснять, что только что произошло? — интересуется старик. Он до сих пор не вылез из магматической постели.

— А можно мне? — поражает всех покойный родственник Эквитея.

Лесовик вздыхает и раскрывает руки, словно бы хочет всех нас обнять. С каждым словом его голос все больше превращается в звериный рык. Очень громкий, злобный и невероятно низкий, шипящий.

— Я — др-ракон! — рычит дедуля. Его фигура тает в алых недрах кратера. Руки удлиняются почти в десять, если не больше, раз. Голова увеличивается, раздается во все стороны. Тело, невидимое за краешком кратера, взбухает чернотой. На громадной спине, покрытой округлыми чешуйками, вздымается острый гребень тонких кожаных лезвий, соединенных полупрозрачными перепонками. Грудь нависает над кратером, растет вместе с конечностями. Стенки кратера обрушиваются, сквозь них проламываются толстенные ноги. Они отличаются особенно мерзким угольно-черным цветом и кривыми желтоватыми когтями. Каждый коготь выглядит так, словно одним ударом может располосовать грузовик.

Неуловимое движение кистей, и вот над громоздкой тушей взмахивают необъятные кожаные крылья. На их кончиках произрастают какие-то отростки, издали напоминающие человеческие пальцы.

— Почти не отличается от нетопыря-переростка, — авторитетно заявляю, но мысленно содрогаюсь. Подумать только, несколько минут назад я отметелил самого настоящего Огнедыха из сказок. Да такие страшные создания даже в Княжестве Хаоса очень редко встречаются. Кое-кто говорит, что именно они, драконы — и есть легендарные Творцы, создавшие все Отражения. Не верю в это, скорее склоняюсь к гипотезе, что мир каждый мир таки вылеплен неизвестным Единственным Богом. А от Него потом пошли всякие священные Расписания, Творцы и иже с ними.

— Я тебе с-скажу, покойный вор-р! — рычит крылатая бестия. — Я с-скажу, что с-сейчас-с пр-роизошло. Пр-ринц ухитр-рилс-ся с-спас-сти пр-ринцес-с-су от др-ракона! А пер-ред тем тебе удалос-сь зачер-ркнуть с-свое пр-роклятое желание из Книги. А значит, ес-сли пр-ринцес-с-са с-спас-сена — Закон выполнен. Если на этих двоих падут законные узы бр-рака...

При слове "узы" я начинаю мелко подрагивать. Харишша успокаивающе похлопывает меня по предплечью и смотрит умиленными глазками.

— ... То наша магия пр-рекр-ратит с-свое дейс-ствие!

— Ваша магия? — переспрашиваю эту здоровенную глыбу огнедышащего антрацита.

— Да, я пос-следний из Твор-рцов, — согласно кивает бестия. — Ос-сталс-ся, чтобы охр-ранять пос-следнюю же Книгу Законов — единс-ственный документ, котор-рый пр-равдиво опис-сывает мир-роздание этого Отр-ражения.

— Как понимаю, — интересуюсь вкрадчиво. Для Управления подобная информация может оказаться донельзя полезной. — В каждом отдельном мире хранится такой фолиант? И его охраняет один из Творцов...

Крылатый паровоз согласно кивает.

— Да, — говорит он, и от громкого баса шатаются и падают сталагмиты, рассыпаются кучи драгоценностей. — В каждом мир-ре ес-сть один др-ракон. И он охр-раняет Законы этого мир-ра.

— Спасибо, — я настолько доволен, что позволяю себе поблагодарить рептилию.

— А тепери-ерь идите! — Лесовик заявляет таким тоном, будто бы генерал отдает приказы перед ротой шаловливых новобранцев. — Вас-с ожидает тяжелая битва. Но и я к вам пр-рис-соединюс-сь, только выпью немного пламени гор-ры.

Дракон окунает морду в кратер и начинает глотать. Магма бурлит вокруг антрацитовых губ, падают маленькие капельки жидкого огня. Где-то на склонах горы верещит проклятая королева. Она по-прежнему требует свидания с Эквитеем. Интересно, а почему она не спустится к нам? Тут тепло, и ветер не дует в затылок.

Поворачиваемся к выходу, но бабка предостерегающе поднимает руку.

— Зачем вам ведьма, — спрашивает она, — чтобы передвигаться пешком?

Яруга что-то бормочет и ритмично проводит ладонями перед лицом. Я не прислушиваюсь, но подозреваю, что качество ее рифмованного заклинания не превзойдет стихотвореньица Харишши. Действительно, бабкины слова не самого лучшего качества. Наследиев мигом провозгласил бы что-то донельзя ядовитое.

Проколю скалу легонько, проскользну тихонько...

Нет, это я точно слушать не стану, пусть даже она мне на ухо проорет. Впрочем, по эффективности колдовство старухи намного превосходит слабую некромантию моей невесты. Не проходит и мига, как перед нами открывается широкий овал, опоясанный синими искрами.

— Это мой личный Прокол, — хвастается госпожа Креискасскаал. — Никогда раньше не пользовалась, предпочитала ножками ходить. Но коли уж некоторые проходи обвалились...

— Идем, — тащит меня Харишша к порталу. В нем уже исчезает широкая спина Эквитея. Следом, жарко обнимаясь, проходят Проводница и Тугий. Я тоже разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Стой! — грохочет вдруг над пещерой. Гора содрогается, сыпется порох и всяческая каменная гадость. — Этто у тебя на спине!

— Чего? — решаю, что дракон слегка перебрал горячей магмы и тронулся рассудком. — У меня на спине лишь боевой комбинезон.

— Этто! — глаза Лесовика горят алчностью. Учитывая объятую пламенем морду, циклопические когти и крылья, величиной с небольшую торговую галеру, я решаю убежать.

— Отстань от меня! — со всех ног несусь к спасительному выходу.

— Погодь, милок, — останавливает меня маленькая ладошка. Вроде бы хлипкая с виду бабулька, чуточку широковатая в бедрах и талии, но я врезаюсь в нее, словно бы в гранитный утес. Воздух хрипло покидает легкие. Ох и "ручка" же у этой Яруги. Как в наковальню ударился. — Тебе передали Этто в Валибуре?

— Вы тут с ума все по... — останавливаюсь и хлопаю себя по забывчивой башке. Точно! Перед отъездом Кибл вручил мне какую-то невидимую и неосязаемую вещицу. Сказал, мол я разберусь по ходу пьесы, что с этой штукой делать. И назвал он ее... правильно — "Этто".

— Я долгое время писала в Управление, чтобы они синтезировали этот орган из драконьей чешуи. Прошло более тысячи лет, и вот. Наконец-то! — Яруга вне себя от радости. — Видишь, Лесовик? Я слов на ветер не бросаю. Пообещала когда-то вернуть тебе сердца, и вернула.

— Это я вернул... — несмело подправляю старуху. — Вот только мне никто не давал никаких указаний насчет использования...

— Мое сердце, — дракон возбужденно выдыхает целый океан пламени. Воздух загорается, плавится золото. Я с сожалением смотрю, как драгоценный метал тонкими струйками стекает в трещины на полу. Там ему суждено остыть. А потом, через много тысячелетий какой-то идиот с киркой докопается до полуразрушенной пещеры. И заорет "Золото! Целая жила золота!". Глупые археологи даже не догадываются, почему в горах, излюбленных местах драконов, так часто находятся золотоносные жилы.

— Можешь взять, коли надо, — второй раз, со времен экипировки в Арсенале, я делаю вид, будто снимаю с плеч большой невидимый мешок. Веса, конечно же, совершенно не чувствую.

Харишша смотрит на меня расширившимися глазенками. Небось думает, что я поддался общему психозу и сейчас начну, например, кудахтать.

— Но нельзя ли получить какие-нибудь объяснения? — кошусь на Яругу. А сам предлагаю дракону что-то, вернее — Этто, на растопыренных пальцах широко расставленных рук. Со стороны это выглядит, словно бы некий спятивший оборотень предлагает громадной огнедышащей рептилии кусок пустоты.

— Ты что, сдурел? — хихикает дракон. — Ты мне что даешь?

— Этто, — говорю и по-прежнему чувствую себя умственно отсталым. Еще более отсталым, чем несколько секунд назад. — Держи, — сую крылатому пустые руки. — Вот твое Этто...

— Оно по-прежнему у тебя за спиной, — смеется он. — Лучше обернись, я сам сниму.

Я краснею и отворачиваюсь, чтобы фугас-переросток не заметил моего смущения.

— Какой же ты нечувствительный к магии, — покачивает головой старуха. — И как тебя в руководители назначили?

— По черепку "Карателем" дать умею, — угрожающе хмурю брови.

Она капитулирует и поднимает руки. Кратко рассказывает о том, что после некого страшного катаклизма дракон пожертвовал своим сердцем для спасения материка.

— А я потом добрую тыщу лет билась служебными к Вельзевулону, чтобы синтезировали для него новый Эгрегор Тетра-Титанового Ольхесприта.

— Спасибо, — Лесовик благодарно кивает. Широкое, точно стена небоскреба, крыло проносится у меня за спиной. Никакого изменения веса, конечно же. Меня слабо пошатывает поднявшимся ветром.

Дракон подносит крыло к своей груди. Кожа расступается, чешуйки, словно дверные глазки, отворачиваются вне от обнажившейся раны. Изнутри драконьего туловища показывается что-то ярко-апельсинового цвета. Оттуда хлещет рыжее пламя. Крыло на какой-то миг закрывает развороченную грудь. Лесовик закрывает глаза, глубоко вдыхает и...

Замертво падает на пол. Пещера содрогается, со всех сторон валятся каменные глыбы и отколотые сталактиты. Громадная черная туша скрывается под градом обломков. Нам тоже грозит оказаться замертво погребенными.

— Бежим, — хватаю Харишшу и бабку за руки. Тащу их к открытому порталу.

Позади нас беснуется гранитный дождь. Воняет горелой плотью и оплавленным камнем. Пыль застилает глаза, под ноги ударяется острый валун. Ударяюсь о него коленом. Слышится отчетливый треск. Но я все же ухитряюсь зашвырнуть обеих женщин в проход Прокола.

Раздается раскатистый взрыв, бесконечная волна пламени с ревом проносится надо мной. Закрываю обугленные веки и теряю сознание.

* * *

— Беда! — орал Слимаус, метаясь по площади. — Страшная беда пришла!

Пьяные рыцари, лучники и горожане, праздновавшие то смерть, то возвращение короля, лениво провожали астролога мутными взглядами. Над площадью царило сытое уныние и скука. Нетрезвый бард сидел под виселицей и, то и дело отмахиваясь от повешенного, тренькал что-то на струнах потрепанной гитары. Висельник никак не хотел слушать песенок артиста и постоянно тыкал барда в макушку почерневшими пальцами ног.

Беда, беда, беда пришла,

Уже в который раз.

Ну хоть бы раз куда ушла

Беда страшна от нас.

— Закрой пасть! — гремел звездочет, взбираясь на постамент виселицы. — Люди! Там сейчас наш король сражается с полчищами нечисти! Мертвые восстали из могил! Если мы не поможем ему, то через пару дней перестанем существовать!

— Шел бы ты отседова, — лениво сплюнул какой-то мужик в халате мясника.

— Точна, — грязный старичок с повадками и рожицей бездомного обнажил половину зубов. Вторую половину он проиграл в каком-то кабаке. Говорил он с ошибками, комкая и глотая буквы. Слимаус, хоть с трудом, но понял его. — Королю была сказана: либа разберется с праблемами солца, либа пусть пняет на себя.

— Вали, звездун!

Астролог стоял перед громадной толпой преогарцев. На площади толпились все жители столицы, все до единого: от любвеобильной прачки до главного распорядителя дворцовых манер и этикета. Присутствовал также новый епископ. Тлумплин стоял в самом первом ряду. Стоял очень гордо, насмешливо склонив голову на плечо и скрестив руки на груди. Он слегка улыбался, и окружающие епископа монахи, заглядывая в глаза своего "босса", делали тоже самое.

"Что делать? — хаотические мысли толпились в голове звездочета. — Эквитей погибнет... Надо привести подмогу, а они смеются... Тысячи людей стоят и лыбятся, как ненормальные..."

— Люди, — умоляющим тоном попросил Слимаус. — Пожалуйста, берите оружие. Мы тотчас окажемся на склонах Пустой горы и дадим бой страшным прихвостням королевы.

— Эта курва, — заматерился кто-то, — подняла армию нечисти?

Астролог подтвердил, активно жестикулируя. Обрадованный, что народ соблагоизволил пойти на небольшой диалог, он продолжил.

— Королева подняла колдовских мертвецов. И они хотят уничтожить все живое. Она хочет править материком!

— А мне плевать, кто правит, — заявили из толпы. — Эквитей ли, Хатли или ейная девка.

— Ты не понял, — возразил Слимаус. — Королева убьет всех нас, а потом будет править уже мертвым народом.

— И что предлагаете делать, коллега? — насмешливо поинтересовался астролог Жульмис. Он был куда менее удачлив, чем Слимаус. Составлял гороскопы для вдовушек и, крепко проигравшись в карты, в последнее время ночевал по сеновалам. Потому Жульмис имел все причины, чтобы ненавидеть "коллегу" по ремеслу.

— Надо идти воевать! — твердо воскликнул звездочет.

— В леса надо убегать, — крикнул кто-то.

Толпа согласно загудела и засуетилась. Народ с явным намерением отправлялся паковать вещички. Кто собирать домашнюю утварь, а кто — ограбить королевскую казну.

— Стойте! — повелевающий тон заставил людей вернуться взглядами к постаменту виселицы.

Рядом с астрологом устроился Тлумплин. Он только что влез на "эстраду", поддерживаемый за задницу десятком рук своих монахов.

— Поскольку я единственный обладаю здесь властью, — заявил епископ, — то предлагаю следующее. Пока Хатланиэлла и Эквитей воюют между собой, мы спокойно запасаемся провизией и запираемся в столице. Если придет королева — попытаемся отбиться. В городе лучше защищаться, чем сражаться в чистом поле или в лесу.

— Правильно! — подтвердила толпа.

— А если придет Эквитей, — Тлумплин сделал паузу. Слимаус вдруг с ужасом заметил на лице епископа такую же гаденькую улыбочку, которой часто пользовался покойный Шрухан. — То Эквитея мы убьем и будем без короля!

— Да! — неуверенно заорала глупая толпа.

— А зачем, — спросил кто-то более умный, — нас убивать и жить без короля?

— Потому что, — хитро усмехнулся епископ, — я открою сокровищницу и всем раздам по равной доле золота. Мне оно ни к чему.

— Да! — более энергично загалдели преогарцы.

— А за это вы все будете подчиняться церкви Каменных Богов! Да живет домкратия! — закричал воодушевленный Тлумплин.

"Эта сволочь из домкратов! — сердце Слимауса грохотало от ужаса. — Эквитей всегда говорил, что надо ненавидеть и бояться этих страшных домкратов". А еще он подумал, что все пропало. Вскоре варвары Хатланиэллы убьют короля и мира через неделю не станет.

"И Мэлами, что же будет с Мэлами?"

В бессилии астролог оперся на покачивающееся тело покойника. Схватился руками за почерневшую от времени твердую кожу. Завалился всем весом, потому что чувствовал — сейчас упадет. Но случилось другое. Нога висельника вдруг протяжно заскрипела и с мерзким звуком оторвалась от тела.

Еще ничего не понимая, Слимаус посмотрел на раскачивающийся труп. Домкрат оказался без ноги. Оторванная конечность холодила пальцы звездочета.

"Проклятый домкрат! — мелькнула вдруг злобная мысль. — Если армия не придет на помощь королю, то всех на вот так же повесит. Я не позволю этому случиться! Хотя бы из-за Мэлами..."

Именно так подумал Слимаус в тот момент. И с криком "За Мэлами!" ударил Тлумплина по голове своим нехитрым оружием.

За два года длительной просушки конечность успела окаменеть. Длинные коготь, выросший на висельнике в тюрьме еще на момент следствия, превратился в короткий кинжал. Острие этого самого ногтя пробило череп и глубоко вошло в мозг епископа.

Священник умер беззвучно. Посмотрел на звездочета мертвеющими глазами, по-отечески похлопал парня по щеке. И завалился с подиума.

Толпа притихла.

— А теперь, — грозно сказал Слимаус, помахивая окровавленной ногой, — вы все, тля, облачаетесь в доспехи. И через пятнадцать минут стоите в полной боевой готовности вот здесь на площади. Понятно?

Народ брызнул во все стороны. Захлопали многочисленные двери домов, застучали копья, зазвенели мечи. Кто-то заругался, путаясь в завязках кирасы.

— И если кто позволит себе глупость убежать! — орал звездочет. — Я его к воротам приколочу!

Грязная черная пятка величественно рассекала столичный воздух.

Король Эквитей мог бы гордиться своим замечательным астрологом.

* * *

Я открываю глаза и вижу над собой перепуганную Харишшу. Ее чудесные губки движутся, кажется, она что-то мне говорит. Нет, даже кричит, судя по напряженной мимике. Но я ничего не слышу. В ушах ревет бушующее пламя взрыва. Тело покалывают мелкие иголочки. Их очень много, они невероятно длинные. Такое ощущение, будто кто-то напихал в мое тело узких железнодорожных гвоздей, и они прошили меня насквозь.

Веки, щеки, все лицо и руки, даже полоски обнаженной кожи между задранными штанинами и носками, пекут, точно меня только что окунули в кипяток. Скорее всего так и есть. Если память не изменяет, через меня прошелся, словно громадный магасфальтный каток, громадный огненный ураган. Вот горе-то дракон испустил дух. А ведь он, подозреваю, оказался бы неплохим союзником в сражении...

Так, в сражении с кем?

Со стоном (хотя не слышу собственного голоса) приподнимаюсь на локтях. Вокруг плывет какой-то странный, отливающий разными цветами, туман. Надо мной клубятся низкие тучи, нависает обломанный палец Пустой горы. Задумчиво склонилась заснеженная шапка. Небо едва угадывается за идеальным куполом полупрозрачного тумана. Замечаю, что уже изрядно темнеет. Солнце почти закатилось за громадой скалы. Снежная вершина поблескивает, слепит усталые глаза.

Поворачиваю голову, сначала влево, потом вправо. С всех сторон, оказывается, нас окружают проблемы.

Старуха перенесла нас не на склон, а прямо к подножию горы. Сзади, почти что мне в спину, упирается скалистый утес. Он очень крут и наклоняется к земле. На него без специального снаряжения не выбраться.

Мы стоим на выжженной равнине, раскинувшейся, далеко за пределы видимости. В воздухе танцуют маленькие лоскутики пепла. Воняет, хоть и не так сильно, как внутри подземелий, расплавленной магмой и паленой шерстью.

Спереди и слева к нам приближается несметное полчище. Тысячи голов, укутанных в теплые шапки-махуки, десятки тысяч рук с медными лабрисами наперевес. Варвары бегут, не зная усталости, накатывают сплошной волной. Бесконечные ряды бородатых лиц еще можно терпеть, но вот глаза... Во взгляде каждого симиминийца сияет такая ненависть, что становится не по себе. Кажется, что все они одержимы лишь одной целью — уничтожить все на своем пути. Разрушить каждую преграду, разорвать любого защитника. Изрубить еще теплые тела врагов на мелкие куски, а потом потоптаться на них своими диковинными сапогами без носков. К сожалению, сейчас на пути дикого воинства оказались мы. Варваров настолько много, что даже оглушенный и контуженный, я не радую себя иллюзией. Эта толпища даже не заметит нашего присутствия. Просто пробежится один раз к скале, а затем обратно. И наши останки, превратившиеся в жирное месиво, не сможет идентифицировать самый мощнейший маг-микроскоп.

Эквитей стоит прямо у меня перед носом. Мне пока трудно двигать шеей — кожа огрубела и слиплась от ожогов. Но я могу представить его лицо. Величественный лик правителя, со светлыми кустистыми бровями, яростью в глазах, твердо сжитыми губами и поигрывающими желваками на скулах. Он стоит молча, выставив перед собой зазубренный меч. Широко раздвинул ноги, немного отклонился для первого удара. Весь его вид, уверенная непоколебимость, показывает, что он в одиночку сумеет сдержать эту бесчисленную орду.

Рядом набычился Прасс. Внушительные мускулы поигрывают под покореженными латами. Он спокоен и ждет королевского приказа. Верный оруженосец и бедный оборотень, неспособный к трансформации. Готовый умереть за своего повелителя.

Спину короля и Прасса прикрывает немощный предок Эквитея. Надо отметить, что Тугий последовал примеру Слимауса. Он уже не кажется столь тощим глистом, облаченным в серебряные латы, нет. Перед нами настоящий рыцарь, крепко сжимающий короткий полумеч-полукинжал. К сожалению, у него не нашлось другого оружия. Тугий изрядно дрожит, но все же держится молодцом. Что ему терять? Все равно умер сотню лет назад. Умер некрасиво, подлецом. Так пусть теперь отвоюет себе право называться членом королевской семьи.

Позади защитников обнялись Яруга и Мэлами. Впрочем, нет, это не объятия. Они напряженно бормочут себе под нос и медленно кружатся против часовой стрелки. Я понял! Валибурская ведьма затеяла какое-то заклинание, а мелкая принцесса решила ей помочь.

Сгустись туман, приди спасенье,

Не дай врагу нас одолеть,

Ты слушай, воздух, наше пенье,

Клубись! Ты должен загустеть.

Я привычно морщусь — ненавижу эти преогарские вирши. Еще ни одного нормального не услышал. Не говоря уже про их имбецильные песенки. Морщусь, и лицо тут же корчится от боли. Лицевые мускулы непроизвольно сокращаются, причиняя немалые страдания.

— Милый мой! — внезапно прорывается звук.

Я слышу пение ветра, гулкое вздрагивание земли. По ушам бьет атакующий рев симиминийцев "За Ха-ха-ха-ха-хатли!". Чувствую, что в краткую долю секунды мне даже удастся расслышать мелодичный звон, с которым ударяются друг о дружку низкие желтоватые тучи.

От непрекращающегося топота десятков тысяч ног Пустая гора вибрирует. Изнутри доносятся взрывы — там все еще не прекращаются обвалы. Потревоженная снежная шапка медленно кренится, вспенивается в нашу сторону. Грохочет лавина, съезжает грязная сель всевозможных оттенков бурого и черного. Не представляю себе, насколько быстро могут передвигаться лавины. Кажется, снег летит с немалой скоростью, особенно почти с вертикального утеса. Такая масса замерзшей воды, подозреваю, накопилась на Пустой горе из-за плоской верхушки. В ином случае снег падал бы отсюда постоянно и небольшими порциями. А сейчас... Это кремовое добро летит на наши головы. И мне совершенно не хочется оказаться под завалом.

— Любимый, как ты? — некромантка мажет меня какой-то гадостью.

В нос ударяет резкий чесночный запах. Кроме того я ощущаю привкус разнообразных лесных и луговых трав. Тут и подорожник, и крапива, и жимолость, и что-то хвойное. Букет ароматов настолько приятен и колок, что хочется восхищенно чихнуть.

— Хорошо, что ты не сильно обжегся, — радуется Харишша.

Ну да, не сильно. Это меня регенерация спасает. К тому же мне повезло, что был в боевом комбинезоне. Но, к сожалению, без шапки и боевой маски. Наиболее пострадали ладони, кисти рук, неприкрытые штанинами и сапогами полоски обнаженной кожи на ногах. И, конечно же, лицо.

Со стоном приподнимаю руку и щупаю голову. Я совершенно лыс, аки задница младенца, извиняюсь за выражение. Мои волосы! Впрочем, плевать на них! А что там...

Ужас сковывает движения, но мне удается найти смелость и вытащить хвост. Миленький, любименький, что же с тобой сделали, радость моя? Какое громадное счастье! Хвостяра был припрятан на липучках и совершенно не пострадал. Сейчас он послушно развалился в моих ноющих руках и радушно подрагивает. Что, паршивец, охота подраться? Сейчас, будет тебе драка. Дай только, чтобы ожоги затянулись.

— Эквитей, — раздается громкий визгливый голос, — не хочешь выйти из тумана и поцеловать свою королеву? А то мне не видно твое перекошенное от страха лицо. Не обделался там еще?

— Иди сюда — узнаешь! — кричит монарх. Он смотрит вверх, потому я тоже поднимаю голову.

Картина не удивляет эпичностью. Я многое повидал в своей военной жизни. Но такого еще не видел.

Над нам парит громадный дракон. Правда, чуть поменьше лесовика. Да и цвет чешуек отличается. Вместо угольно-черных доспехов, эта рептилия облажена в розовые тона. Если бы не широкие крылья и не оскаленная морда, издалека это создание легко напоминало бы обычную свинью.

— Трешка? — таращусь на него так, будто бы передо мной явление святого Подарка (а как известно каждому валибурскому ребенку, святой Подарок появляется лишь в самых крайних случаях. За длинную историю Большого Мира зарегистрировано всего лишь восемь явлений полумифического существа). — Кабанюка, ты чего туда забрался.

Он величественно взмахивает тонкими перепончатыми крыльями. Наклоняет заплывшую ряху ко мне и заявляет:

— Привет, командир! Как видишь, теперь я по другую сторону барокад.

— Баррикад, полено! — кричу ему. — Если бы ты лучше учился в школе, то не поперся бы в изменники!

— Я не изменник, — отвечает летающий жиртрест. — А токмо по религиозным соображениям.

Понятно теперь, чем эта хитрая мымра сманила кабана. Что ж, мне нередко присылали указания сверху, чтобы я его уволил из-за излишней фанатичности. Теперь же оформим его в отставку. Без протоколов — просто свернем шею. Начальству же скажем, что я наконец перестал защищать своих сотрудников, понял ошибку и уволил гада. А этот самый гад обиделся и скрылся в каком-нибудь неизвестном направлении.

— Так понимаю, если тебе сейчас предложат перейти под командование твоего непосредственного командира, ты откажешься?

— Да, хват-майор, откажусь. Я теперь новый пророк этого мира. Несу просветление священного Расписания в массы!

— Ну неси-неси, только в скалу не грохнись, — выкрикиваю и семь раз нажимаю на камень-кнопку "Карателя". Если бы кто-нибудь удосужился прочитать мою контрольную работу на тему "технические характеристики и практическое использование боевой модели полиморфоружия УМКар-5", то сразу бы сообразил, в чем дело.

Я активирую заклинание "воздушный толчок". Энергия, почерпнутая при убийстве Кутлу-Катла, вибрирует внутри рукояти. Ладонь обжигает, когда по силовой спирали пробегает невидимая струя. В последний миг, чтобы Трешка не ничего не понял, я поднимаю клинок и указал им на "дракона".

"Толчок" — отличнейшая магия из всех, которыми мне приходилось пользоваться. Он образует громадный вихрь, набрасывающийся на противника. Воронка всасывает любого врага и отшвыривает его куда подальше. Следом слышится приятный звук деактивации заклинания.

Воздух отчетливо гудит, искрится. Маленький смерч вырывается из трезубца на кончике "Карателя" и бросается вперед. Толстяк не ожидает от меня такой подлости. Ведь известно, что оперативник никогда не обидит сослуживца. Впрочем, после его слов насчет религиозного пророка, я вычеркнул идиота из списка сотрудников.

Заклинание взрывается на лету, раскрывает широкие объятия. Трешка пытается накрениться набок, но просчитывается и элегантно влетает в самый эпицентр торнадо. Королева, восседавшая на шее кабана изрядно трусит. Мало того, что заклинание серьезно покачнуло липового дракона. Вихрь, точно пылинку, сметает невесомое тело Хатланиэллы к демонам вниз. Она истошно орет и хватается за ноги какого-то человека.

Лишь только сейчас я вижу, что кроме королевы на шее Толстяка висит диковинное ожерелье. Оно идеально круглое и состоит из тех же грязных мужиков, которых мы видели на смердящих просторах Гугиной трясины. Голова лжедракона находится прямо в центре этой фигуры. А схватившиеся за руки мужчины медленно вращаются вокруг трешкиной головы.

Ревущий воздух подхватывает кабана и звучно ударяет им о камни скалы. "Птичка" переворачивается вниз головой и леди Хатли, вместе с двадцатью девятью своими прихвостнями дружно падают к нам.

— Вот как славненько! — восклицает ведьма, обращаясь ко мне. — Я и не знала, что в боевые УМКары напихали столь полезных вещей.

— Там еще много сюрпризов, — заверяю старуху.

Тем временем хомункулюсы приземляются с громким стуком. Следом грохается Хатланиэлла. Она выглядит будто суккуба после угорелой ночи: ободранная, полунага, с многочисленными ссадинами и синяками. В падении потеряла клок волос — истерично бьющийся в воздухе Трешка отхватил ей кусочек скальпа на самой верхушке. В общем, не понимаю, чего такого Эквитей нашел в этот чучеле? Да она сквернословит, будто торговка рыбой. Какая из нее первая леди государства?

— Вперед! — командует королева.

Круг хомункулюсов с трудом поднимается и встает в положение колеса. Это сопровождается многочисленными стонами и ругательствами. Вижу, любовники не слишком рады служить своей даме. Можно на этом сыграть.

В защитный купол, сооруженный Яругой и Мэлами, ударяются синие молнии. Они концентрируются на одной точке нашего туманного купола. Скоро в нем образуется небольшая брешь. Дыра, хоть медленно, и все же растет. Харишша бросает бедного меня и спешит на помощь. Она бормочет какое-то свое заклинание и брешь зарастает мертвенно-бледным сиянием. Молодец девчонка! Есть предположение, что ее магические силы возросли после ночи со мной.

Я не тешу себя приятными воспоминаниями и решаю сыграть на недовольстве среди рядов королевы. К слову сказать, мертвые симиминийцы, которые уже успели добраться до нашего щита, тоже не выглядят счастливыми. Судя по малочисленным рассказам о нравах Хатланиэллы, она устроила небольшой локальный геноцид и силой заставила этих бедняг подниматься из могил. Значит, можно попробовать свой вариант.

— Эквитей, — рычит леди Хатли, потирая сочный синяк на плече — результат недавнего падения. — Выйди из-под купала и возьми с собой соплячку!

— Это ведь твоя дочь, — напоминает король. — Неужели ты жаждешь ее смерти?

— После убийства Айфос-Фука я убью ее! — бьется в нервной дрожи Хатланиелла. — Но учитывая родственные связи, так уж и быть — убью очень быстро.

На губах страшной женщины играет кривая улыбка. Не удивлюсь, если с уголков рта сейчас закапает обильная слюна. Ядовитая, примером. В общем, выглядит бабенка нездорово.

Так что попытаемся.

— Эй, — громко заявляю во всеуслышание. — Бравые вояки. Мы можем торчать мод этой горкой хоть до конца месяца. Все равно наши ведьмы смогут держать оборону.

При слове "ведьмы" Харишша и Мэлами супятся. Понятно, больше не будем использовать это оскорбительное слово.

— Так давайте же не тревожить наших замечательных колдуний, — продолжаю и краем глаза замечаю, что девушки улыбаются. А бабка, так вообще, просто расцвела точно ангельские маки. — Есть следующая пропозиция. Предлагаю сражение между нашей армией и вашей. Победитель не тронет побежденных и пойдет своей дорогой. Побежденные, за минусом одного человека, отправятся в вечную ссылку на другой конец материка. И мы забудем друг о друге.

— Да какая у тебя армия, дятел ощипанный? — шипит леди Хатли. — У меня тут почти десять тысяч человек. Может и больше — не считала, когда мы убивали сельских жителей...

— Повторяю свое предложение, — нагло игнорирую выпады королевы. — Не так давно этот закон применялся. Король Эквитей сразился в честном бою и сразил противника. Армия побежденного отпустила нас с миром.

— Не правда! — орет вдруг хриплый голос.

У меня начинается дрожь, но все же нахожу в себе мужество и оборачиваюсь к говорящему.

И как они подоспели незаметно подойти? Тысяча людей ведь — немалое количество. А подобрались к нам, словно отряд боевых разведчиком змейоборотней. Только что равнина справа пустовала, а следующий миг на пустыре выросли десять сотен симиминийцев в кожаных доспехов. И сейчас у них не один покойный предводитель, как можно предположить, а целых два.

Впереди колонны, рядом с ходячим трупом Кутлу-Катла бледнеет бескровное лицо Айфос-Фука. Это из-за него, малолетнего рункура, Клинна получила смертельную травму. Хочу надеяться, что в Валибуре ее подлатали.

— Эквитей не победил в честном сражении, — громыхает, как пустой металлический бочонок, Большой рункур. — Проклятый оборотень напал на меня со спины. И вот...

Он просовывает руку в большущую дырку у себя на груди.

Симиминийцы Хатланиэллы вопят и двигаются на нас. Впрочем, они не в силах пробиться сквозь барьер наших ведьмочек.

— Вот видишь, — леди Хатли сияет, точно начищенный до блеска солдатский сапог. — Ты врешь. Потому поединка не будет. Мой Круг выжжет проход в вашей защите, и тогда молитесь своему, — она хмыкает и косится на парящего рядом со скалой кабана, — священному Расписанию.

— И все же предлагаю сразиться, — упрямо стою на своем. — На этот раз буду драться я, боевой оборотень.

— Ты с ума сошел? — ругается Харишша. — У тебя масса ожогов, в любой момент упадешь от истощения. Второй день ничего не ел. Не пущу любимого. Буду сама сражаться!

— Да ты не знаешь даже, с какой стороны браться за рукоять глефы, — осаживаю девушку.

— А что такое гле...? — она понимает, что проиграла, и умолкает.

— Я буду биться! — заявляет старый король.

— Никто не будет! — визжит Хатланиэлла. — Мы вас растопчем аки моль и пойдем потрошить Преогар!

— Лучше я сражусь, — важно изрекает Яруга. — Думаю, у меня наиболее широкий опыт боевой работы. Кроме того я дважды была чемпионом по фехтованию в Женской Лиге Юных Бойцов Валибура.

— Это не показатель, — отвечаю. — Чемпион в ЖеЛЮБо против оборотня-оперативника — все равно что алкаш против сомелье с дипломом. Лично я трижды занимал второе место по фехтованию на КуСаМлОфах.

Королева бесится — на нее никто не обращает внимания. Она бегает полукругом, упираясь ладонями в наш купол. Бормочет проклятия и заклинания. В колдовской щит грозно ударяются то огненные шары, то шипящие разряды молний, то какие-то черные кубики.

— Ну как, согласны? — спрашиваю притихших хомункулюсов. — Пусть вы все дохляки, но умирая, мы заберем с собой многих из вашей теплой компании. Решайтесь — либо я дерусь с кем-то из вас, либо идите и утопитесь в океане.

— С кем ты собираешься драться? — спрашивает толстяк в разорванной рясе епископа. Он висит в своем Круге вниз головой, потому я не сразу узнаю в нем покойного Шрухана.

Лихорадочно перебираю варианты. Вспоминая дуэль между мной и святошей, против хомункулюса, да еще в таком плачевном состоянии, могу не выдержать. А, как назло, кроме Трешки среди них нет ни одного живого создания.

— Буду биться с Хатланиэллой! — оглашаю свой выбор.

Все дружно ахают, а старуха крутит пальцем у виска.

— Лучше бы выбрал дракона, дурак, — шепчет она. — Хатли — мой идеальный клон. То есть в ее генах имеется неплохое фехтовальное мастерство. Кроме того она долгое время упражнялась с лабрисом...

— Идет! — восклицает Шрухан через барьер. — И постарайся там!

— Как? — правдиво изумляется королева. — Я не буду с ним драться. Если меня нечаянно убьют, то магия оскудеет, и через неделю вы все откинете свои мертвые копыта!

— Плевать, — отвечает епископ. — Мы уже вдоволь испили из чаши жизни после смерти. Не хотим больше так. Либо он тебя убьет, на что мы очень надеемся, либо нам придется смириться с вечным рабством.

Остальные хомункулюсы, как симиминийцы, так и заколдованные преогарцы, согласно кивают. Это выглядит довольно странно, потому как большинство из тех, кто находится в Круге, висят головами вниз. Смотришь на них, словно на дамочек из синхронного плавания, которые частенько тренируются на Черном озере перед моими окнами.

— Всех испепелю! — рычит Хатланиэлла и бросается молниями.

Круг без труда отбивает все ее магические удары.

— Не забывай, что мы — твой магенератор, — тоном победителя заявляет Шрухан. — Так что дерись, милочка.

— Я знаю Законы богов, — говорит королева спустя минуту размышлений. — Вместо человека вызов может принять ее супруг. Эквитей, конечно же, драться за меня не станет. Да и он на другом берегу нашей жизненной реки. Потому прошу, чтобы вместо меня дрался мой муж, Кутлу-Катл.

Она подходит к этой глыбе из мяса и мускулов и взбирается ему на ступню — по-другому не поцелуешь. Прижимается губами к грязной роже Большого рункура.

— Ты ведь будешь драться за меня, любимый? — мурлычет Хатланиэлла. — Правда?

— Знаешь что, милая? — Кутлу-Катл обнимает королеву свободной от лабриса рукой. — Этот оборотень открыл мне глаза...

Объятие рункура сжимается, точно тиски. Отчетливо слышится треск женских ребер. Леди Хатли визжит и отбивается.

— Ты — похотливая, мерзкая, грязная и лживая стерва, — говорит Большой рункур и добавляет несколько десятков менее литературных эпитетов. — Дурила мне голову всю жизнь. И при этом спала со всеми, с кем хотела!

— А не... — протестует королева.

— Вы?!! — повелитель варваров грозно обращается к своему отряду. — Кто из вас не спал с моей женой?!!

Все молчат и переминаются с ноги на ногу. Наконец, из нестройной колонный вырывается маленький нервный человечек. Он так и вьется вокруг рункура, словно муха у того самого.

— Я! — кричит он. — Я не спал! У меня тогда не получилось...

— Вот! — заключает Кутлу-Катл. — И после этого ты хочешь, чтобы я сражался вместо тебя?!

— Во-во, — кивает Прасс. — В этой мымре собрались все антагонистские качества моей жены. Яруга необычайно верна мне. Ведь правда?

Старуха смахивает слезу и подтверждает его слова едва заметным кивком. Вот это да! Тысячу лет без постельных отношений. А ведь я раньше думал, что это у меня страшная проблема — целых полгода...

— Больше никто не хочет за меня заступиться? — тоскливым голоском интересуется Хатли. — Может ты, Айфос-Фук.

— Не, я не, — отвечает варвар.

— Но ты ведь мой сын!

— Я тебя впервые только сегодня увидел, — хрипло сообщает младший рункур. Я невольно сравниваю его голос с тембром Кутлу-Катла и нахожу, что они идентичны.

— И все же я твоя мать!

— А я всю жизнь прожил с отцом, — возражает Айфос-Фук. — Если он говорит, что ты — дрянь, значит так оно и есть.

— Понятно, — горечью Хатланиэллы можно замостить небольшой тракт между двумя отдаленными поселками. — Кто-нибудь, дайте мне оружие.

Из толпы живых симиминийцев вылетает бронзовый лабрис. Он хлопается едва ли не на ноги королеве. Женщина успевает отскочить и меряет войско Кутлу-Катла недобрым взглядом. Очень недобрым.

— Закончу с хвостатым выродком, — угрожающе шипит она, — и вами займусь. Мигом окажетесь среди рабов.

Леди Хатли взмахивает рукой в направлении толпы хомункулюсов. Среди ее "рабов" поднимается шум. Видимо, свободолюбивым воинам не слишком нравится такое определение обязанностей.

— Выходи сюда! — Хатланиэлла приглашает меня, словно бы на красное танго. — Она взмахивает лабрисом, пробуя балансировку.

Да какая балансировка у топора? Мысленно хмыкаю и выхожу из купола. Магия обтекает меня, по лицу скользит что-то влажное. Будто бы я прохожу через большой мыльный пузырь. Ожоги отзываются приглушенным зудом. Не все так плохо — не иначе, действуют мази Харишши.

— Наподдай по полной! — напутствует Прасс. — Сделай переворот через центр.

Заманчивое предложение, давно не слышал о подобном приеме. Но для использования такого приема необходим серьезный противник. А не какая-то полуобнаженная глиста.

Встаю в боевую стойку и салютую "Карателем". Хатланиэлла делает то же самое. И вдруг...

Она исчезает, буквально взрывается в воздухе серией молниеносных ударов. Поверить не могу! Даже тяжеловес так не сможет орудовать тяжелым топором. Изогнутое лезвие топора мелькает совсем рядом. Острый ноготь проносится мимо глаза. В колено врезается твердый каблук.

— Я говорила тебе — выбирай кабана, — вздыхает из-за купола старуха.

Отбиваю сильнейшие удары, отлетаю спиной вперед и грохаюсь о колдовской щит. Сползаю по нему, поднимаюсь, едва успеваю отбить выпад, нацеленный в горло.

Впервые в жизни ощущаю, что могу проиграть. И кому, женщине, проклятой ведьме!

Внимание! Это последняя глава, которую могу опубликовать.

Из-за договора с издательством я не имею права показывать концовку.

Кто имеет желание — пишите на мыло. Скину законченный вариант книги при условии, что никто не опубликует ее в сети.

Кстати, весьма признателен тем сорока двум читателям, кто получили полную версию первых Клыков, и никому больше ее не показали.

Спасибо, дорогие — очень ценю!

____________

Продолжение следует...

Напоминаю, что буду очень благодарен за комментарии и оценки. Особенно поблагодарю за найденные ошибки. Если кто-то желает финансово помочь — номера моих кошельков ВебМани находятся в "Информации о владельце раздела". Десять процентов от прибыли в сети я жертвую в Фонд помощи больным детям. Кстати, неуважаемые господа хакеры, поздравляю с неудавшимся взломом. К счастью я успел сменить пароли прежде чем мои вебманиевские кошельки попали в ваши руки. К тому же деньги уже переведены на банковский счет. Желаю в дальнейшем удачи и очень надеюсь, что защита "Укрсиббанка" вам окажется не по зубам))

1) Неприличное слово (межмировой язык, валибурский диалект)

2) Укудук (диалект западных варваров) — женщина без потомства. Очень неприятное ругательство. (информация для тех, кто не читал первой части)

3) Рункур (западный диалект материка) — дословно означает "владеющий душами славных воинов, самый грозный противник новой цивилизации", проще — вождь варваров.

4) Древнее и непереводимое преогарское оскорбление.

5) Мелкушка — мелкая монета, имеющая хождение в мире под номером 1114/53. Ни одно государство на материке не имеет отдельной валюты. Обходятся денежными кругляшами из меди (мелкушка), серебра (сребринка) и золота (золотой). Номинал: золотой — две сребринки — сто мелкушек.

Что это за мир, товарищ? (один из языков далекого слаборазвитого Отражения).

Понятно — ты немой (тот же странный язык).

Отныне ваш город — собственность Рейха Германии.

О, мой милый Августин (популярная песня варварского мира).

Демон! Демон! Мы в Аду!

Долгожданная богиня Победы!

Сомелье (не то хранцуский, не то францисский язык далекого недоразвитого мира) — профессиональный дегустатор вин, работник ресторана, отвечающий за приобретение и хранение вин.

Красное танго — невероятно популярный танец среди аристократии Валибура. Первыми партнеров всегда приглашают женщины, они же и ведут (цитата из справочника "КрУчеНиКаТа" (Краткий Учебник Новогодних Карнавалов и Танцев, Валибур, издательство "Шарлатанка и ко", 41192 год Пришествия Второго Светила).

Владимир Михальчук "Клыки на погонах"

________________________________________________________________________________________________

166