Полина
Королева Бермонта проснулась на зеленой травке, как все эти разы от ощущения щекотки в левой руке. Сейчас собраться с мыслями оказалось проще, и Поля, преодолевая головокружение и щурясь от яркого солнца, приподнялась и с усилием села. И заулыбалась, обхватив колени руками и подставляя лицо солнечным лучам.
Скоро придет Демьян. А пока нужно постараться подольше не заснуть.
Она просыпалась уже четыре раза, и в первый, в часовне, даже не поняла, что это не сон — но осознание того, что Демьян жив, накрыло ее таким невыносимым счастьем, что Поля задохнулась и снова улетела куда-то в темноту. А во второй раз очнулась в их спальне, рядом с Демьяном, и уже осознанно ухватилась за ощущения его рук, и запаха, и голоса, обхватила шею мужа руками и замерла, вжавшись в него — только бы не истаял, не ушел, остался.
Он не уходил — почти робко целовал ее в волосы и что-то говорил. Она не слышала и не понимала — сознание ее мерцало, но Полина упрямо сжимала зубы и держалась за Демьяна, не желая его отпускать.
Слова его, наконец, обретали смысл, звучание, пробивались сквозь сонную, болезненную пелену и головокружение.
— Я с тобой, Полюш, — говорил он глухо ей в макушку. — Всегда буду, только вернись. Посмотри на меня. Я жив и ты жива.
"Откуда вернуться?" — захотелось спросить ей, но от мысленного усилия снова почувствовала, как улетает куда-то, будто теряя сознание. Вцепилась в мужа изо всех сил — но руки ее ослабли, и она заснула.
— Что со мной произошло? — прошептала она на третий раз. Щурясь от яркого солнца — очнулась она во внутреннем дворе замка, — все так же вцепившись в Бермонта. Спину кололо травой и пробивались в сознание птичьи трели и запах зелени, и голова уже не так кружилась. И руки Демьяна были крепкими, и сам он совершенно точно был рядом. — Я помню только ритуал, Демьян... дракона, сестер. Я болела? Я думала, я умираю.
Бермонт приподнял ее, усадил к себе на колени, и она, слабенькая, снова прижалась к его груди.
— Ты отдала мне всю свою виту, Поля, — глухо объяснил он, — поэтому твоя человеческая сущность ушла в кому. Слава богам, что ты пробовала мою кровь и обрела и берманскую ипостась. Иначе ты бы ушла насовсем. А так все это время ты была медведицей.
Полина помолчала, слабо улыбаясь. В голове становилось все яснее, и ощущение безудержного, ослепительного счастья не уходило.
— Я ничего не помню с момента ритуала. Много времени прошло? — она провела носом по груди мужа и чуть ли не заурчала.
— Больше полутора месяцев, Полюш. Только недавно Тайкахе удалось провести обряд, чтобы призвать твою душу. Теперь медведицы в тебе с каждым днем будет все меньше, а человека — все больше.
— И хорошо, — пробормотала она. — Жить вообще хорошо. Особенно с тобой, Демьян. Я бы не смогла, если бы не получилось.
— Поля, Поля, — глухо заговорил он, — как я ошибся, Поля... Как я виноват перед тобой...
Она отрицательно мотнула головой.
— Не надо, Демьян. Я все забыла, все. Это был не ты.
— Послушай меня, — попросил он с трудом. — Не жалей меня, Полюш, потому что я очень виноват и не стою жалости. Болезнь не оправдание. Достаточно было прислушаться к предупреждению Тайкахе, а я... Сделал тебе больно, почти убил, хотя обязан был защищать. Не знаю, что впереди — долго еще тебе возвращаться к полноценной человеческой жизни. Но если все получится, клянусь, что буду тебе лучшим мужем, клянусь, что скорее убью себя сам, чем трону тебя. Если бы я мог все изменить... если бы я мог быть менее самоуверенным. Но все уже произошло, и я понимаю, что моя боль — смешная малость по сравнению с твоей. Боги... если бы я узнал, что кто-то так поступил со своей женщиной, я бы его сам разодрал... а ты спасла меня, Поль. Спасла и имеешь право не терпеть меня. Я... пойму, если ты не сможешь жить со мной как с мужем, и не перестану восхищаться тобой и любить, жена моя.
Полина с усилием оторвала голову от его теплого, вкусно пахнущего плеча и с очень взрослым удивлением посмотрела на мужа.
— Я так тебя люблю, но никогда не думала, что ты такой болван, Демьян Бермонт, — с сердцем сказала она и снова прижалась к его плечу, засыпая.
Сейчас Полина сидела на траве и снова вспоминала этот разговор, и недовольно качала головой. Она столько пережила, перенесла, чтобы его вернуть — и страх его потерять, ежедневное отчаяние совсем отодвинули на дальний план случившееся в часовне. Рассудок милосерден — сейчас и боль, и ужас, и бессилие казались кошмарным сном, и пусть холодок пробегал по спине, когда Пол об этом думала, и внутри все сжималось, но... они вдвоем справились со смертью. Справятся и с их прошлым.
Раздались знакомые шаги, послышался запах чего-то вкусного, мясного, и на плечи ее опустилась тонкая ткань. Полина с усилием открыла глаза, сжала плед на груди, сощурилась, улыбаясь. Муж опустился на корточки, перед подносом с дымящейся едой — и картофель тут, и мясо, и овощи, и ягодный морс, и сунул руку в карман.
— С Вершиной года, Поля, — сказал ее Демьян, протягивая крошечную деревянную игрушку — медведицу с вырезанным на боку солнышком. — С новой весной.
Они ели как дикари — руками, сидя, скрестив ноги, около подноса, и вытирая пальцы о драгоценные кружевные салфетки, и Демьян рассказывал обо всем, что произошло пока она была в коме. О свадьбе Ангелины и дракона Нории — Полина чуть не подавилась, но подумала, и рассудительно проговорила:
— Тогда-то мне было не до других людей, а сейчас я понимаю, что у Ани было сильное чувство. Просто не думала, что она сможет... сможет принять его.
О объявленной помолвке и скором браке Марины.
— Алинку-то еще замуж не выдали? — смеялась она, догрызая кроличью лапку.
— Я не слышал ничего, — со сдержанной улыбкой отвечал Демьян, наблюдая за женой, — но ты сможешь сама с ними поговорить. Хочешь сейчас позвонить?
Поля задумалась.
— Сейчас я хочу побыть с тобой, — сказала она тихо и немного виновато. — Завтра, ладно? Я обязательно проснусь. Ради них проснусь. А сейчас осталось совсем немножко же, правда? Я уже чувствую, как начинает кружиться голова. Иди ко мне, Демьян. Расскажи мне еще что-нибудь.
Берман перебрался к ней за спину, обнял, и Полина откинулась ему на грудь, закрывая глаза.
— Что рассказать?
— Что-нибудь, — голос ее становился слабее. И сон накатывал, пока тихо, мягко, незаметно, и голос Демьяна потихоньку отдалялся, затихал...
— ... я ведь думал, что признал тебя своей в ту ночь, когда ты пришла за Лунным глазом, Полин.
Даже сквозь дрему она почувствовала смущение и заворчала. Демьян сжал ее крепче.
— ... тогда я чуть с ума не сошел. Понимаешь, ведь в нас так много звериного, а в нашем роду тем более... близость к Великому беру. И нас с детства учат, жестко учат сдерживать себя, свои инстинкты, иначе бы мы не смогли жить вместе с людьми. Традиции, правила, жесткая иерархия — это все призвано ограничить животное начало, чтобы оставаться человеком. А тогда... я никогда столько эмоций не испытывал. И адреналин, и возбуждение, и азарт охоты, и запах твой и вкус твоей крови, и то, что и ты мне ухитрилась пустить кровь, и совсем не слабой оказалась... а потом я понял, что это ты, и совсем потерял голову. Мне бы ловить тебя, а я даже шевельнуться не мог.
Полина заворочалась, устраиваясь поудобнее, мазнула губами по его груди.
— Я слушаю, — почти неслышно и сонно прошептала она. — Я еще здесь.
— Лишь потом, когда я тебя нашел и убедился, что ты станешь моей женой, успокоился.
— А если бы не согласилась? — то ли подумала, то ли спросила вслух она. Марево сна уже укачивало ее на своих руках, и в объятьях Демьяна было жарко и уютно.
— Я бы тебя уговорил, Поль. Знаешь, какие-то вещи понимаешь со временем. Я вспомнил потом, как изумляла ты меня во время нашего с отцом и матерью визита в Рудлог. Я был так воспитан, что твое игнорирование правил приличия и живость меня ввергали в шок. Ты была такой смешной. Такой громкой и навязчивой.
Полина недовольно, но без сердитости засопела.
— Сначала я от тебя прятался, а потом понял, что ты заставляешь и меня улыбаться и получать удовольствие от твоей требовательности и детского обожания. Я ведь был уже взрослым, девятнадцать лет, а ты из меня веревки вила. Помнишь, ты спросила меня — любил ли я тебя с детства? Тогда я сказал, что нет. Я правда считал, что все случилось именно в ту ночь, когда ты пришла за подвеской. А сейчас я думаю, что всегда тебя любил. Просто...ты же была совсем маленькой. И я совсем не воспринимал тебя как женщину. Даже не думал в эту сторону. Планировалось, что я женюсь на Василине, и мы вполне могли бы прожить жизнь в уважении и нежности друг к другу.
"Хорошо, что ты меня дождался".
Руки его держали крепко, и она совсем обмякла на его горячем теле, уходя в сладкую негу. И только краешком сознания еще слышала:
— Но... все же хорошо, что я тебя дождался. Что-то в этом есть свыше, Полли. Я десять раз мог жениться, но откладывал решение о браке, словно чего-то подспудно ждал. Да и, если честно, другие женщины никогда не зажигали мою кровь так как ты... моя Поля. Даже в полнолуние. Даже в Михайлов день. Ты спишь уже?
Она хотела сказать, что нет, но голос его почти затих, и глаза открыть она уже не могла.
— Спи, Пол. Хорошо, что у нас есть хотя бы эти минуты... спи...
1 февраля, Пески, Ангелина
Ранним утром в Пески со стороны океана пришел игривый ветер, и все — и люди, и драконы, чувствовали его свежее, радостное дыхание, смешанное с тонким волнующим ароматом эльвиэля. Страстоцвета, который всегда расцветал в первый день весны на песчаных приморских холмах. И Ангелина Рудлог, вставшая затемно и занятая делами, тоже вдыхала его — напоенный запахами свежести ветер отвлекал, звал на воздух, шелестя бумагами и обтекая магические светильники. И не помогали сосредоточиться ни кофе, ни обещание себе, что еще немного просмотрит информации о возможных кандидатах в набираемые министерства и пойдет в парк.
Владычица еще до того, как заняться делами, привычно заглянула в покои к Каролине, посидела немного на краешке ее постели, прислушиваясь к теплому материнскому умиротворению внутри. Сейчас Ани бывала так занята, что они могли целыми днями не видеться, но ей все равно было спокойнее, что младшенькая тут. К тому же за Каролинкой присматривал отец. За неполную неделю пребывания в Истаиле сестра загорела, посвежела и стала спокойнее. Да, пришлось в срочном порядке организовывать ей обучение на дому и приглашать из Рудлога достойных учителей, да, Кариша скучала по подругам в школе и старшим сестрам. Но у нее была своя отдушина, свой мир, в который она уходила с головой. Рисование. Дар, уже похожий на манию.
И сейчас на изящном столике около ее кровати лежало несколько набросков, неразличимых в сумраке, и на постели виднелся лист бумаги на планшете, карандаши. Ани взяла планшет в руки, присмотрелась — рисунок был не закончен, будто художницу сморило на половине, и дорисовывала она уже сквозь сон. Василина, маленькая, крошечная, но узнаваемая и кормящая с руки кого-то огромного и пламенного. Кого именно понять было невозможно.
Ангелина взяла другой набросок и застыла, слабо улыбаясь и переживая острое, щемящее тепло в груди. На белом листе бумаги, очень трудно различимая в темноте — но точно она, Ани, сидит, скрестив ноги на траве с отросшими распущенными волосами, с восточным легким покрывалом на волосах — кроме этого покрывала, прикрывающего от солнца и нет ничего на ней. А в руках — толстенький ребенок, сосущий ее грудь, налитую, крупную, совсем не как сейчас.
Ангелина Рудлог была настоящей дочерью своей матери и детей ждала со всей огромной любовью, что хранилась в ее душе, и прекрасно знала, что никто ей не помешает и рожать, и управляться с Песками. И сейчас с нежностью погладила малыша на рисунке, напомнила себе обязательно включить в ближайшие планы давно назревшее обращение к Хань Ши по поводу дара сестры, аккуратно убрала планшет и карандаши на столик, потрогала затылок Каролины — не вспотела ли, не жарко ли? — и направилась в свой кабинет. Во дворце уже пахло едой с кухни, но было так рано, что есть не хотелось. А работать было нужно.
За окнами кабинета послышался тонкий мелодичный свист, в сумраке мелькнула стайка светящихся белесым анодари. Определенно сегодня необычный день. Стихийные духи тоже это ощущали. Хотя кому еще радоваться наступлению сезона Белого Целителя, как не туманным и крылатым совушкам-котятам, анодари?
Ани глотнула кофе и заставила себя опустить глаза к бумагам. Дороги. Прежде всего нужно решить вопрос с дорогами. Дороги и электричество.
Она уже провела переговоры с несколькими крупными банковскими сетями — чтобы разместить драконье золото, уже нашла команду финансистов, которые в течение недели должны были прибыть в Истаил и для начала подсчитать, сколько же сокровищ во всех драконьих городах — чтобы потом уже вместе начинать строить государственный бюджет и планировать первоочередные траты. Договорилась о покупке пяти грузовых и нескольких транспортных листолетов для начала — пока строятся дороги, магический транспорт выручит, и сейчас, когда нет полосы блуждания, легко можно переправить их в Пески, обогнув горы по морю. Уже назначены были встречи с главами газодобывающих и нефтяных компаний Туры. Список дел и планирование занимали теперь несколько тетрадей и каждый день пополнялись, раздувались до такой степени, что кто другой уже впал бы в отчаяние.
Но Ани только поджимала губы и постепенно, шаг за шагом, где-то сомневаясь, где-то преодолевая отсутствие опыта и неуверенность, решала вопрос за вопросом. Методично, последовательно. Как делала все и всегда.
Снизу, из-под тяжелого, пахнущего старым деревом стола раздалось тявканье, и по ноге мазнуло прохладным, с обожанием лизнуло по лодыжке.
— На место, — не поднимая глаз приказала Ангелина. Раздалось подавленное шлепанье, сопение, а владычица притянула ближе подвешенный в воздухе шар магического светильника и открыла очередную тетрадь со списком необходимого. Нужно еще заказать восемь временных телепортов для открывшихся городов помимо Тафии и Истаила, нанять к ним инженеров и магов... пусть это очень дорого, но иначе привлечь персонал с Рудлога и других стран будет вообще невозможно. Скоро, скоро сюда прибудут помощники, в министерствах закипит работа — пока все службы расположат во дворце, благо, места хватит всем, — и им с Нории станет полегче.
Сбоку снова раздалось сопение — Ани повернула туда голову. Ее тер-сели сходил с ума — катался по полу, словно кошка, дрыгал лапами,поскуливал, прыгая за трепещущими занавесками у окон. Снова тявкнул, и словно в ответ на его игривый зов в импровизированный кабинет владычицы из предрассветных сумерек впорхнула стайка весело посвистывающих анодари, завертелась вокруг водяного пса — и тот и вовсе взбесился. Ани, окруженная маленькими стихийными духами, придержала бумаги и строго проговорила:
— На выход!
Тер-сели, обиженно гавкнув, впитался в пол — и через несколько секунд уже снаружи послышалось его тявканье. Туда же понеслись анодари.
