Южный Триумф или кошмар Карла Маркса

Происходил передел и в иных частях света. Остро, например, развернулось противостояние в Карибском море и Центральной Америке: ослабление КША и утрата интереса МАССИ к данному региону не ослабило, а лишь усугубило противоречия между Конфедерацией, Мексиканской Империей, Дагомеей и, проявлявшей все больший интерес к региону, Бразилией. У всех означенных держав хватало противоречий и в иных регионах, что делало общую обстановку еще более взрывоопасной. Масла в огонь подливали и европейские державы: Франция и Нидерланды сохранили здесь колонии и не собирались выпускать Карибы из сферы своих интересов.

Меж тем, пока обострялись противоречия между Мексикой и Бразилией, в Латинской Америке постепенно вызревала и крепла "третья сила". Чили, предусмотрительно не вмешавшаяся ни в одну из "больших войн", тем не менее, не упускала случая то тут, то там урвать кусок по мелочи. Особенно хорошо получилось в Южной Атлантике: и на Фолклендские острова и в Чили, точнее на Огненную Землю, где имелась своя британская диаспора, из Южной Африки переселилось некоторое число тамошних белых, преимущественно англичан, бежавших от войны. Обе "конкурирующих Британии" на тот момент совершенно забыли о Фолклендах и прилегающих к ним островах, что полностью устраивало беженцев, желавших максимально дистанцироваться и от ФАП и от МАССИ. Но подобная независимость имела свои издержки: Аргентина, все еще мучавшаяся фантомными болями от потери Огненной Земли, пыталась компенсировать это в мае 1942 высадкой на "Мальвинах" небольшого десанта. Однако фолклендцы, усиленные эмигрантами, умудрились сбросить десант в море. В Аргентине восприняли это поражение довольно болезненно, вследствие чего, жители Фокледндов, используя свои связи с чилийской британской диаспорой, в сентябре, от греха подальше, перешли под покровительство Чили, на правах широкой автономии. В нее вошли Фолкленды, остров Южная Георгия и прилегающие острова, а также прихваченный под шумок Антарктический полуостров. Недостатка в колонистах не было — вскоре сюда переселилось некоторое количество белых южноафриканцев, как английского, так и африканерского происхождения. После к ним добавились и переселенцы из Европы -скандинавы, финны и прибалты ( в основном эстонцы). Все они осваивали регион для Чили, окончательно выжив с Огненной Земли аргентинцев и все с большим рвением изучая прибрежные воды и берега Антарктиды.

К середине 40-х Российская Коммуна сильно отличалась от того ублюдочного полугосударства, что лишь чудом удержалось от разгрома в 1920-м году. Спасение тогда стало возможно, среди прочего, и благодаря союзу с эсерами, сумевшим привлечь на сторону коммунаров широкие массы крестьянства, напугав их перспективами "возращения царя и помещиков", символизируемых фигурами "царицы Анастасии", ее мужа — шведского принца, а также генералами Белого Севера. Однако, после того как непосредственная опасность миновала, союз дал опасную трещину, вызванную, прежде всего, отношением к крестьянскому вопросу. После долгих споров победила "линия Троцкого", как в РИ, поставившего на дальнейшую милитаризацию всех сфер внутренней жизни коммуны, созданию "трудовых армий" и проведению политики "сверхиндустриализации", в том числе и благодаря привлечению западных спецов и технологий — прежде всего немецких. Все это предполагалось делать, в том числе и за счет жесточайшей эксплуатации крестьянства, которое лишалось всяческой хозяйственной самостоятельности, выполняя жесточайшие планы хлебозаготовок, для продажи зерна и прочего продовольствия в Германию. Эсеры и мартовцы встретили данную программу в штыки, тогда как Свердлов поддержал Троцкого в его инициативах. В самый разгар дискуссий Троцкий как-то подозрительно скончался — что дало повод Свердлову в развязывании жесточайших репрессий против политических оппонентов. Часть левых эсеров, впрочем, поддержала Свердлова и влившись в состав созданной им Единой социалистической партии. Самым ярким представителем бывших эсеров стал Яков Блюмкин, совместивший должности главы Комиссариата иностранных дел и внешней разведки Коммуны.

Ушедшие в подполье мартовцы, эсеры и анархисты стали инициаторами ряда крупных крестьянских восстаний, подавленных с необычайной жестокостью. Крестьянство окончательно оказалось "аграрным придатком" трудовых армий, постепенно поглощаясь ими. По сути именно эти полумилитаризированные структуры подменили собой большинство управленческих структур Коммуны, в приказном порядке оформлявшими все мало-мальски значимые вопросы внутренней жизни государства. Неотъемлемой частью хозяйственной деятельности трудовых армий стали огромные концлагеря, в которых использовался бесплатный труд рабов-заключенных. За членами "трудовых армий" надзор был немногим слабее, но они, по крайней мере, могли рассчитывать на фиксированный денежный и продуктовый паек, им полагались определенные социальные гарантии и возможность продвинуться вверх по партийной лестнице. Правда, в Коммуне это было сделать сложнее, чем в РИ так как здесь не имелось своего "ленинского призыва". Тем не менее, все вышеназванное способствовало определенной популярности "трудовых армий" в народе, а самой коммуны — за рубежом, особенно в тех странах, где низшие слои населения особенно страдали от безработицы и тому подобных проблем. Однако недовольных порядками Коммунны оставалось больше — что и приводило к периодическим восстаниям. Чтобы сломить социальную базу для подобного недовольства Свердлов провел жесточайшую политику расказачивания и раскулачивания, организовал свирепейшие гонения на религию, за исключением прикормленной "обновленческой церкви", одновременно установив ряд льгот для солдат "трудовых армий".

Величайшей головной болью для красной Москвы было существование обширных территорий с русским, украинским и прочим населением, неподвластным Коммуне. Особенно раздражала их "Вторая Российская Империя", рассматривавшая себя как "альтернативная", а точнее подлинная Россия, противопоставлявшая себя Коммуне. Туда, равно как и в Государство Четырех Народов тек непрерывный поток беженцев, который, несмотря на все репрессии, так и не удавалось остановить. Именно поэтому Коммуна, едва почувствовав себя способной на большую войну, сразу же атаковала Вторую Российскую Империю.

Белые северяне упорно сопротивлялись, но огромный численный перевес коммунаров, а также предельная милитаризированность их общества, предопределили поражение "Арктиды", а заодно и "Ливонского Королевства". Чуть позже, под совместными ударами России и Германии, пало и Государство Четырех Народов, был оттяпан ряд земель у Руменгрии, растоптана независимость греко-казацкого Северного Понта, население которого чуть ли не в полном составе переселилось в Понт Южный. На присоединенных территориях коммунары вели себя как оккупанты, чуть ли не в полном составе поразив в правах местное население. Однако на Востоке, особенно в Закавказье политика коммунаров была мягче — не в последнюю очередь благодаря Блюмкину, немало времени проведшему на Востоке, хорошо знавшему местную специфику и сыгравшему одну из ключевых ролей в расширении влияния Коммуны. Именно Блюмкину принадлежит заслуга по присоединению к Коммуне Туркестана и Северной Персии, а потом и всего Ирана. Блюмин же, исходя из своего эсеровского прошлого, настоял и на превращении новоприсоединенных государств в отдельные, формально независимые коммуны, где власть, впрочем, целиком принадлежала управляемым из Москвы структурам и лидерам. Именно Блюмкин стал автором идеи "переноса центра революционной борьбы" на Восток и Юг, объединив национально-освободительную, антиколониальную борьбу с идеей победы "Мировой революции" ( от этой идеи в Коммуне никогда не отказывались ни де-факто, ни де-юре).

В 1947 году скончался Свердлов и Блюмкин стал главой государства — как раз вовремя, поскольку Свердлов, недовольный результатами войны против СКЕСС и ОАМ, уже собирался назначить Блюмкина ответственным за провал. Однако это у него не получилось, а сам Блюмкин, едва вступив в должность Генерального Комиссара, тут же начал подготовку к началу новой войны. На этот раз целью стало раздираемая множеством внутренних и внешних конфликтов Индия.

Антиподом "Российской Коммуны" стала "Российская Империя" царицы Анастасии, называемая еще "Сибирской Империей". Впрочем, собственно Сибири там было немного — в состав империи входили, в основном, дальневосточные территории "Второй Российской империи" воссоединенных с созданными ранее японцами марионеточными государствами на Дальнем Востоке, в Приамурье и Забайкалье. Также в состав Империи вошла и Аляска, отпавшая от Короны во время кризиса в Британской Империи. Власть императрицы Анастасии над этими территориями была далеко не абсолютной — атаманы, князья и военные диктаторы тех или иных территорий, по-прежнему пользовались огромным влиянием в своих вотчинах, установив в них де-факто монархическое правление. Фактически, "Сибирская империя" представляла федерацию полунезависимых владений, объединенных авторитетом династии и осознанием общей угрозы от Коммуны. Но последнее слово принадлежало представителям японского командования: без поддержки японцев и их монголо-маньчжурских союзников "Сибирская Империя" долго быне продержалась. Многие крупные купцы, державшие всю торговлю в регионе, фактически являлись представителями на местах могущественных японских дзайбацу.

Влияние Востока не ограничивалось только военным, политическим или экономическим проникновением: еще более существенным стало влияние духовное и особенно религиозное. Казачьи атаманы Приамурья и Забайкалья, все больше проникались ламаизмом и местным шаманизмом, усиливавшегося от заключавшихся время от времени браков с представительницами знатных монгольских и маньчжурских родов. Вслед за престарелым адмиралом Колчаком многие молодые офицеры увлекались восточным мистицизмом, буддийскими, конфуцианскими и синтоистскими текстами, причудливо сочетая "самурайский дух", с околоправославным мистицизмом. Бурный расцвет переживали и разнообразные секты — с легкой руки сначала "старца" Похотина, а после его смерти в 1948 году — его дочери Матрены, наставницей и сердечной подругой императрицы. Именно с ее подачи все большую значимость в религиозной жизни "Сибирской Империи" приобретал и шаманизм сибирских "инородцев" — якутов, чукчей, эвенков. На все это наслаивалась и "высокая культура" Империи — своего рода продолжение "Серебряного века", развивавшего и приумножавшего оккультные, а то и прямо сатанинские тенденции характерные для культурной жизни поздней Российской империи.

Апофеозом всего вышесказанного стало шокирующее религиозное откровение царицы Анастасии: в 1950 году она открыто объявила, что порывает с православной верой, оказавшейся неспособной защитить Россию от красной скверны. Отныне верховным богом Империи стал Донный — мифологический персонаж из поморского фольклора, объединенный с разного рода "хозяевами вод" местных народов, типа чукотского Анкы-Келе или якутского Ойдома Сурона. Отождествлялся Донный и с японским богом моря Рюдзином, как явный реверанс в сторону азиатских покровителей царицы. Другим именем Донного стало Тьмяный — а в этом качестве он уже ассоциировался и с владыками подземного мира: монгольского Эрлика, японского Эммы, якутских владык подземного мира. Население, также как и образованное общество, изрядно дезориентированное несколькими десятилетиями идейной неразберихи, в общей своей массе приняло данное религиозное новшество без особого сопротивления.

Поклонение Донному, владыке великих рек, глубоких озер и ледяных морских глубин, соприкасавшихся с адскими безднами, на редкость органично вписалось в общий контекст культурной жизни "Сибирской Империи", сравнительно быстро став в ней господствующей религией и идеологией.

Анастасия утверждала свое право на власть над всей Россией, но она была не единственным претендентом на вакантный российский престол. Ее племянник, сын великой княжны Екатерины и король Дагомеи, Глеле, хоть и не выдвигал никогда претензий на российский престол, тем не менее, мог заиметь такие претензии в дальнейшем, учитывая, что провозглашение Дагомеи империей, опиралось, среди прочего, и на преемственность его матери от императорской фамилии России. Другим претендентом мог стать еще не родившийся наследник двух ветвей славного рода — Альфред, сын великой княжны Ольги и Гарольда Хейткрафта, в 1949 году был помолвлен с принцессой Алисой, дочерью короля Эдварда и великой княжны Киры, дочери экс-императора Кирилла.

"У меня есть сын, у вас есть дочь, — сказал однажды Хейткрафт королю Эдуарду,— мы объединим наши дома и будем властвовать над миром".

Индия,— самый крупный и населенный из протекторатов ФАП, — после завоевания Британии МАССИ оказалась в состоянии полной идейной и политической дезориентации. Попытки Индийского Конгресса сохранить "основополагающие принципы Федерации" и тем самым удержать власть, беспрестанно подвергались свирепым атакам слева и справа. "Правых" представляли индийские феодалы, британские чиновники и офицеры, а также некоторые религиозные лидеры. Слева Конгресс атаковали представители разных социалистических партий, собственное левое крыло, а также опять же, представители некоторых религиозных и кастовых движений, вступивших в тактический союз с леворадикалами. Выступления справа и слева с переменным успехом подавлялись армией Индийского Протектората, однако на нее приходилось полагаться все меньше — армия стремительно разлагалась, разъедаясь социальными, национальными и религиозными противоречиям.

Масла в огонь подливали и иностранные державы — в первую очередь Российская Коммуна и Империя Лонг. Последняя находилась в состоянии открытой войны с Протекторатом — Конгресс еще надеялся вернуть Бирму, ведя вялотекущие боевые действия на границе. Также правительство Протектората держало гарнизоны на Цейлоне, Мальдивах и Сейшелах, поддерживало "Восточноафриканский Протекторат", антицинские силы в Тибете и даже антиколониальное движение в Голландской Ост-Индии.

В попытках удержать свою рассыпающуюся сферу влияния Индийский Протекторат пропустил самого сильного и опасного врага. Еще с 30-х у Блюмкина имелась в Индии разветвленная и многочисленная шпионская сеть, хватало в Индии и "полезных идиотов", разной степени отмороженности. После захвата Ирана и Афганистана, Российская Коммуна получила неплохой плацдарм для "экспорта революции". Еще продолжалась война на Ближнем Востоке, когда Блюмкин, опираясь на своих людей, разжигал волнения в Пенджабе, где красные вступили в тактический союз с сикхскими сепаратистами. Ситуативными союзниками стали и мусульмане — здесь Коммуна старалась не показывать свои атеизм, упирая на империалистическую сущность правительства в Дели и превалирование индусов в руководства Конгресса, в ущерб мусульманам. Особенно популярными эти идеи стали и в Кашмире, где мусульманское большинство считало себя угнетенным местными индусами-махараджами.

В Кашмире же в феврале 1948 года и вспыхнуло восстание "угнетенных исламских масс" против махараджи Хари Сингха. Тот сумел привлечь размещенные здесь британские гарнизоны ( в том числе и гуркхов), утопив в крови восстание. Бежавшие революционеры воззвали о помощи — и уже в апреле 1948 года в Кашмир вторглись войска "Тройственного Союза" — Афганской, Персидской и Российской Коммун. Ударной силой вторжения была 11-я Азиатская армия, под командованием командарма Блюхера. Сравнительно быстро подавив сопротивление армии магараджи, войска Коммуны заняли Кашмир, после чего провозгласили "Индийскую Коммуну". Почти одновременно началось вторжение в Пенджаб и Белуджистан. Развивая наступление и сметая слабые заслоны армии Протектората, в течении 1948-50 гг Коммуна захватила чуть ли не весь северо-запад Индии, выйдя на подступы к Дели. Правительство Конгресса собиралось бежать в Калькутту, но по всей Бенгалии уже полыхало "красно-зеленое" восстание Бенгальской революционной армии, объединившей противоречивые элементы — от местных леворадикалов до умеренных мусульманских лидеров. Неспокойно было и в иных больших городах Индии — Бомбее, Мадрасе, Бангалоре.