Безымянная невеста

Финальной точкой в Юлькиной карьере сценаристки стал разговор с директором в середине июня. На девушку пожаловалась Аннушка, мы готовились к празднику Ивана Купалы, спектакль должен был проходить в поле на площадке какого-то фестиваля за городом. Юлька затянула подготовку и сюжета, и ролей, подготовленные же прописала из рук вон плохо и всячески саботировала поездку. То отвлечет от работы костюмеров, заболтав их на полдня какой-то ерундой по сценарию, то забудет сдать охране ключи от склада, куда потом четыре часа пытались попасть декораторы, то просто не отвечала на звонки режиссера, игнорируя телефон сутками. Прошедший месяц она вытянула кое-как. Отказалась от помощи Рината, которого приставили к ней вместо меня. Перестала общаться с бабушкой, внезапно рассталась с Риком — парень долго пытался понять, в чем причина. Кончилось ее самодурство официальным увольнением и внесением в черный список на полгода. В тот же вечер девушка собрала вещи, оставив свою часть квартплаты на кухонном столе, и испарилась. Ко мне, недолго думая, переехал Матвей.

Юлька появилась снова на нашем горизонте в декабре, на маскараде. Какая-то странно спокойная и рассеянная, с коротко остриженными кудряшками, исхудавшая. Извинилась передо мной и ребятами, сказала, что была не права, но за прошедшее время все осознала. Что-то несла про чакры и энергетические каналы, карму, которая у нас всех забита прошлыми прегрешениями и вручила увесистый пакет с травяным чаем. Выслушала наши сбивчивые благодарности (неловко было — жуть!) и ускакала, как нам сказала, на встречу с Учителем. Все бы ничего, у всех свои странности, но... Когда мы уже заварили чаек и собирались дружно его попробовать, на кухню ввалилась Аннушка, дико вращая глазами. Отобрала у меня заварочный чайник, подняла крышечку, принюхалась и... вытряхнула содержимое в мусорный ящик.

— Если хотите попрощаться с мозгами, прошу делать это не в здании театра, — сурово бросила она, поманив за собой братьев Леру. Потом от Рика я узнала, что в чаечке, помимо безобидной мяты и шалфея, был целый табор сильнодействующих седативных трав — багульник, ландыш, полынь и вьющийся пион, в сочетании дающих совершенно непредсказуемый для здоровья эффект.

Юлька еще несколько раз пыталась напоить нас чаем, ведя совершенно заоблачные беседы. Наконец, терпение Аннушки лопнуло — взбешенная режиссер высыпала подаренный гербарий в ведро, затем на мелкие кусочки разодрала пакет и выставила девушку вон, пригрозив следующий раз сдать сектантов полиции.

— Как еще можно назвать людей, которые как попугаи повторяют чепуху за каким-то психом, еще и уходят в "нирвану", попивая ядовитые чаи? — задала она нам вопрос в ответ на негодующие вопли по поводу оскорблений в адрес бывшей коллеги. Возражений у нас не нашлось, Юлька и правда выглядела странно безразличной ко всему и подозрительно настойчивой в своем стремлении опоить всех ребят. В театр приходить она больше не стала. Рик пытался как-то помочь бывшей девушке, вытащить ее из секты (сомнений уже не было, экс-сценаристка ежедневно посещала лекции в центре с безобидным названием "Наедине с природой", откуда брала и чаи, и чужие мысли о карме и очищении), но был послан в долгую прогулку по известному адресу.

Сегодня, как я с трудом смогла вспомнить, Юлька неведомым образом пробилась ко мне сквозь толпу зрителей после спектакля. Вручила цветы, поздравила с чудесным исполнением роли, предложила выпить лимонад, как раньше (алкоголь на работе после памятной ночи с Матвеем я больше не пила). Она выглядела вполне адекватно, была даже накрашена, чего раньше не случалось. Мы мило посидели с полчасика в моей гримерке, Юля пригласила меня к ним на лекцию, похвасталась, что скоро едет с учителем на Алтай в поселение шаманов и ушла. Меня сморило минут через пять.

— Вероятно, она что-то подлила тебе прямо в бокал, — предположил Матвей, выслушав мой рассказ об утренних событиях. — Ты же не сидишь на месте, когда заходишь к себе после спектакля, все мечешься по комнате.

Действительно, была у меня такая привычка. Но я и подумать не могла, что подруга (бывшая теперь) может так поступить!

— Матвей, но почему именно я? И какой смысл был лишать меня памяти на несколько часов? — я никак не могла понять ее мотивы. — Ясно же, что после такого я точно ее на шаг к себе не подпущу!

— Сейчас выясним, — пообещал парень, отодвинув тарелку. — Кстати, очень вкусно, спасибо большое.

Он набрал Леху, охранника клуба, переключил мобильный на громкую связь.

— Привет, братан. Как дежурство?

— О, привет, Матвей. Да ничего так, стою, курю, — пробасил в трубку Леха, наш медведеподобный сторож и вышибала в одном лице.

— Я по делу звоню. Помнишь, фотку девчонки показывал, кудрявая, рыжая такая? — после этих слов я покосилась на парня. Тот подмигнул и прижал палец к губам.

— Эт которую пускать не велено? Помню-помню.

— Сегодня не приходила?

— А то как же, приходила, — хмыкнул охранник. — Она всегда на спектакли Оксаны Юрьевны приходит.

— И? — насторожился Матвей.

— Тык прогнал я ее. Сказал, что нет такого имени в списке приглашенных. Пошипела и ушла, вечером, правда, снова заявилась. Сказала, что ей позвонила наша прима и сама попросила о встрече.

— Во сколько было, не припомнишь?

— Да часов в семь, — призадумался ненадолго Леха. — Она минут через двадцать, как вы уехали, заходила. Взбесилась вся, когда узнала, что вас уже нет.

— Спасибо, друг, очень выручил. Не пускай ее и дальше, ок?

— Да без проблем. Наркоманов еще Оксане Юрьевне среди фанатов не хватало. Ладно, пойду я. — сторож отключился.

Я посмотрела на часы — стрелки показывали половину десятого. Память вернулась окончательно в районе восьми вечера. Матвей меня разбудил около шести, когда всех сотрудников начали потихоньку выгонять — Леру ждал партнеров на переговоры. С Юлей мы пили в двенадцать дня.

— Похоже, наша Юленька хотела первой с тобой поговорить, — заметил Матвей, барабаня пальцами по столу. — И еще неизвестно, что бы она тебе наплела, пока память не восстановилась.

Я кивнула в ответ — других вариантов не было. Видимо, чудо-напиток начинал действовать спустя какое-то время, раз она вернулась так поздно. И я бы действительно поверила всему, что она скажет — в моей куцей памяти на тот момент она была лучшей подругой, а Матвей всего лишь хорошим знакомым. Чего она добивалась? К тому же большой вопрос, как сектантка пробралась в театр — раз через главный вход утром ее не пустили, оставался только служебный. Ключа у нее нет, декораторов сегодня отпустили, чужих среди труппы точно не было. Может, переоделась и вошла со зрителями? Грим она накладывать умеет. Или кто-то из наших пропустил по старой дружбе? Я слышала, что некоторые актеры ее жалеют — мол, такой талантище пропадает.

— Ладно, додумаем завтра, — решительно поднялся из-за стола Матвей, подхватил пустые тарелки и скинул их в раковину. — Сейчас идем на стадион, потом собирать вещи, в душ и спать. Выезжаем в шесть утра, если ты помнишь.

* * *

Отчий дом встретил гостей из культурного Петербурга совершенно некультурной сценой. Римма Борисовна, моя мама, упоенно давила авторитетом соседку из квартиры напротив.

— Опять, ироды, честным людям спокойно спать мешаете! — вопила соседка.

— Мы никому не мешаем. Все по закону — до 23.00 шуметь разрешается. — Спокойно отвечала мама, гордо выпрямившись у дверей собственной квартиры.

— Я вот еще посмотрю, что в твоем законе понаписано! Небось, врешь все! — подпрыгивала от негодования бабка.

— Смотрите ради бога. Могу даже распечатать и вам занести. — Мама заметила нас и кивнула, приоткрыв дверь, мол, заходите, не мешайте.

— А ты про бога тут не говори! Знаю я вас, сатанистов! — приглушенно донеслось снаружи. Мама что-то спокойно ответила. Матвей ошалело смотрел на меня.

— Милицию вызову! За оскорбление чувств верующих! — грозила на экране видеофона старушка-божий одуванчик, потрясая потрепанным номером газеты "Красная звезда". Видимо, там и вычитала.

— Они уже полиция много лет! — усмехалась матушка, уперев руки в крутые бока и оскалившись.

— Да без разницы, хоть варягами обзови — все воры и хапуги! — плевалась соседка.

Кажется, скандал шел к логическому завершению. Сейчас мама напомнит про оскорбление чувств "слуг закона", закон о клевете и какие-нибудь очередные штучки из нововведений ЖКХ — и бабка сдуется. Подумать только, родители уже седьмой год тут живут, а она все никак не успокоится. Подумаешь, папа у меня меломан. Наверняка опять вечером Апокалиптику слушал или что покрепче, раз соседка сатанистами назвала. Главное, чтобы не Dragon Force или Dimmu Borgir — тогда еще снизу припрутся. Там у нас семейка хипстеров обосновалась года два назад.

— О, дочь приехала. — С кухни выглянул папа в длинном фартуке, как у официантов в его любимом кафе (по-любому в качестве сувенира получил!), и домашних штанах на завязках.

— Привет, пап. Это Матвей, — представила я парня.

— Юрий Витальевич, очень рад, наконец, увидеть вживую, — отсалютовал папа зажатой в руке лопаткой для блинчиков.

— Взаимно, — улыбнулся Матвей, поправляя лямки нашего багажа на плечах, — куда можно сумки поставить?

— В Ксанкину комнату несите, — мама, встряхнув челку, закрыла дверь и подошла ко мне, жалуясь на ходу. — Шапокляк старая! Каждую неделю сцены устраивает! Привет, ребенок. Как добрались?

— Нормально, потрясло только немного в конце, — буркнула я, волоча рюкзак в сторону собственной комнаты. Родители так и не стали ее обставлять по-новому, рассчитывая, что я буду иногда приезжать. Все равно большую часть времени они проводили в строящемся коттедже за городом. Была у папы такая мечта, да — собственный дом в два этажа, с английским травяным газоном, камином и золотистым ретривером. Два года назад они начали эту мечту реализовывать — нашли участок земли и купили щенка. Песиху назвали Вафлей — я, если честно, так и не поняла, почему. Дом был уже почти достроен, оставалась только внутренняя отделка на втором этаже.

Аэропорт, как и весь аэропарк, в нашем городке был на редкость убог. Серая панельная колбаса в два этажа, деревянные перила с облупленным лаком внутри, невнятная отделка с совковыми стендами-кармашками в половину стены — "техника безопасности". Самолеты, на которых летать жутковато — так натужно они скрипят на взлете. Драконовские цены на билеты (ей-богу, за границу слетать дешевле, чем от нас до Москвы или Питера), персонал с постными лицами и бегущей строкой на лбах "ходют тут всякие, чай пить мешают". В общем, провинция. Хотя в этом году прогресс коснулся и аэропорта — тут появился халявный вай-фай и кофейный автомат "Nescafe".

Мы вылетели из Петербурга в 8.20, приземлились ровно в 10. На подлете к родным пенатам попали в небольшую турбулентность, порадовались, что на такие короткие перелеты полноценные завтраки-обеды не полагаются. Свой комплект самолетных гостинцев (кофе-булочка-джем-масло-вилка) убрала в сумку, потом отдам отцу, очень уж он любит такие штуки. Получили багаж около одиннадцати утра, вышли на улицу, вдохнули теплый воздух с ароматом цветущих яблонь и свежего асфальта...

— Добро пожаловать на мою родину, Матвей, — шутливо кланяюсь в пояс. Парень хохочет и отбирает у меня сумку, вешая ее на другое плечо, по соседству с собственными вещами.

Из аэропорта ехали — не поверите — на маршрутке. Матвей заявил, что хочет посмотреть город без туристических уловок (боги, да кому мы тут нужны, в этом Предуралье?!). В результате тащились до центра минут сорок стоя — на следующей же остановке в салон набились бабульки-огородницы с рассадой и баулами. Никогда не понимала, как они все это таскают и, самое главное, что в баулах? Тяжелые, как будто там кирпичи с ближайшей стройки напиханы!

Договорившись, что город посмотрим чуть позже, когда познакомим Матвея с родителями и разложим вещи, мы вошли в подъезд, где и столкнулись с мамой. Пока летели, я рассказала парню, чтобы не удивлялся — у нас в городе в домах подъезды, не парадные, а на улицах бордюры, не поребрики. И тому подобные лингвистические мелочи. Он посмеялся и обещал не удивляться при разговоре с "аборигенами".

Аборигены в лице моих любимых родителей подождали, как воспитанные люди, пятнадцать минут после ухода в комнату, после чего потребовали нас к столу. Папа ради встречи расстарался и приготовил свои фирменные блинчики с припеком, мама радостно вручила Матвею в честь знакомства собственноручно сшитый фартук — черный, в пол, с широкими карманами по бокам.

— Ксана говорила, что ты любишь готовить, — пояснила маман, с интересом ожидая реакцию гостя. Тот не подвел, поднялся из-за стола, надел подарочек и обернулся ко мне.

— Ну как?

— Настоящий шеф-повар! — похвалила я. Ему и правда шло, как не удивительно. С такой-то фигурой... Матвей подмигнул, снял обновку и, сияющий, уселся на место.

— Приедем домой, приготовлю тебе ужин, — шепнул он мне, прикусив напоследок мочку уха. Вот же ...! Чувствую, что краснею, как маков цвет.

— Пойду, чай налью, — поднимаюсь из-за стола и под сдавленные смешки родителей скрываюсь на кухне. О да, мама явно поняла, какие мысли забрели нам обоим в голову. Хорошо хоть, промолчала.

Когда я вернулась за стол, родители наперебой рассказывала Матвею всяческие истории из моего детства. Вы знаете, наверное, как это бывает — всплывают и горшки, надетые на голову, и разрисованные фломастером лица, и гости, накормленные куличиками из морского песочка (кто виноват, что тетя Лена была такой доверчивой и, лежа на пляжу, раскрыла рот по первой же моей просьбе?). И ты, как главный герой всех событий, сидишь, слушаешь в сотый раз рассказ про не самые умные собственные поступки и не знаешь, то ли покраснеть и смыться, то ли посмеяться вместе со всеми. После в ход пошла тяжелая артиллерия — детские фотоальбомы, коих родители нащелкали за время моей жизни внушительную стопку в половину моего роста высотой. Я глубоко вдохнула и, пожелав удачного просмотра новой жертве родительских восторгов, ушла в комнату. Позвонила Ирке, договорилась о встрече. Подумала, набрала еще пару человек из числа старых друзей. Все равно мы здесь на неделю, времени хватит.

Ирка потребовала привести Матвея с собой, заявив, что в одиночку даже на порог меня не пустит. Пришлось обещать быть вдвоем.

— Ты, Ксанка, тихушница! Жениха себе нашла, так, глядишь, замуж выйдешь, а мы и не узнаем. — Притворно возмутилась напоследок подруга и попрощалась.

* * *

Мне категорически не спалось. Матвей уже давно сопел в обе дырочки, подкатившись ко мне под бок, а я так и эдак размышляла над словами подруги.

"Жениха нашла, как же. Матвей — мой жених. Оксана Юрьевна Левицкая" — прикидывала я так и эдак свое возможное будущее с этим человеком. Странно, но в свои двадцать семь я как-то не задумывалась о создании семьи. Не до того было — театр, съемки, постоянная работа над собой. Так что подкинутую подругой мысль я вертела, как только в голову приходило, примеряла фамилию, представляла общих детей и... отстраненно понимала, что картинка счастливой семейной жизни с Матвеем в моей душе никак не укладывается. Не мое это счастье. Главное, успеть вовремя ему об этом сказать.