— Вы проанализировали переданные вам информационные материалы? — спросил Никита Сергеевич. — Что по авариям на ядерных объектах?
— Очень интересная информация, — сказал академик Александров. — Хотя в начале текста сказано, что описание аварийных ситуаций гипотетическое, у меня было впечатление,что это описание реальных событий. Игорь Васильевич предупредил нас, чтобы не задавали лишних вопросов, но, сами понимаете, они не могут не возникать…
«Ещё бы не реальных,»— подумал Хрущёв.
— Описание взрыва ёмкости с отходами очень похоже на ситуацию, которую недавно удалось предупредить на ранней стадии у нас на «Маяке», — сказал Доллежаль. — В ходе проверки было выявлено недостаточное охлаждение одной из банок с отходами. Сейчас уже все исправлено, но последствия могли быть очень неприятные. Приняты меры к недопущению подобных ситуаций в будущем.
— Относительно гипотетической аварии водо-водяного реактора (Три-Майл-Айленд 1979) могу сказать, что там причина по большей части в человеческом факторе, точнее, в наложении многих факторов. Таких последствий можно избежать обучением персонала и автоматизацией процессов в аварийных ситуациях, но утечка радиоактивности при подобной аварии будет. К сожалению, при существующей конструкции реакторов сложно избежать образования водорода.
— А вот описание аварии на водно-графитовом реакторе нас очень встревожило, — признался Доллежаль. — Прежде всего, потому что мы используем похожие реакторы. Судя по описанию, авария возникла в результате проведения эксперимента на серийном энерговырабатывающем реакторе. Причины — действия персонала, усугубленные несовершенством конструкции реактора. Должен признаться, наши реакторы имеют похожие недостатки. Конструкцию реактора будем менять. (В реальной истории Н.А. Доллежаль до конца жизни утверждал, что чернобыльский реактор РБМК полностью безопасен при правильной эксплуатации)
— И ещё я бы рекомендовал запретить проведение любых экспериментов на серийных реакторах. Все опыты — только на исследовательских образцах, причём располагать их надо в малонаселенных районах.
— И, наконец, последний случай, когда цунами залило аварийные генераторы и насосы охлаждения атомной электростанции, расположенной прямо на берегу моря — случай уникальный, и для нашей страны, в общем, неактуальный, — продолжил Николай Антонович. — Но следует учитывать, что в будущем ядерная энергетика станет доступна всё большему количеству стран. Такие государства, как Италия, Япония или Индонезия находятся в сейсмически активных зонах, и там подобная ситуация теоретически может возникнуть. В этом случае возможно значительное заражение океана.
— Есть мнение, что надо переходить на водо-водяные реакторы, — сказал Хрущёв. — И одновременно вести исследования по реакторам с жидкометаллическим теплоносителем, например, свинцом. Вода хотя бы гореть не будет, как графит, даже если разворотит активную зону.
— Мы прорабатывали вариант реактора для подводной лодки с ЖМТ на основе свинец-висмут, — сказал Александров. — Его плавить легче. В Обнинске у нас один из стендов как раз на ЖМТ. Но вот полученные данные о выделении летучего изотопа полония нас изрядно смутили. Его удаление будет проблемой. Использовать свинец можно, если предусмотреть термостатирование реактора, чтобы температура не опускалась ниже 350 градусов. Но для этого нужна электронная система. Можно, конечно, использовать легкоплавкие щелочные металлы вроде натрия…
— Не хватало нам ещё натрия, — возразил Славский. — Представьте, если несколько тонн радиоактивного натрия попадут в воду второго контура. Фейерверк можно посмотреть на 7 ноября, бесплатно.
— Тащить натрий на подводную лодку не стоит, — согласился Хрущёв. — В случае чего, корабль погубим и людей. Там надо что-то инертное.
— При таких температурах, Никита Сергеич, даже инертный свинец становится коррозионно-активным, — заметил Курчатов.
— Вообще, очень необычная информация, очень реальные описания. — сказал Александров. — Как будто писал очевидец, стоявший в зале управления с хронометром в руке, да ещё и имеющий опыт эксплуатационщика АЭС. Я, грешным делом, даже мельком подумал, что это прислал кто-то из параллельного мира, ушедшего лет на 50 вперед по атомной энергетике. Ерунда, конечно... но...
Сидящие за длинным столом академики заулыбались. Курчатов, единственный в кабинете, кроме Хрущёва, посвящённый в Тайну, спрятал улыбку в бороде.
— Да, Анатолий Петрович, а что насчёт аварий на атомных подводных лодках? — обратился Хрущёв к Александрову. — Вы информацию изучили?
— Да, Никита Сергеич, — ответил академик. — Основная проблема — обеспечение герметичности парогенераторов и насосов. Признаться, поведение материалов, обычно считающихся стойкими в условиях высоких температур и давлений, да ещё и радиации, пока недостаточно исследовано. В общем, необходимо обратить внимание на тщательный контроль качества сварных швов и на подбор материалов.
— Вот и обратите, Анатолий Петрович, — строго сказал Хрущёв. — Хватит человечеству одной Хиросимы, вторая, плавающая под водой, нам нахер не нужна. (Первая ПЛАРБ К-19 проекта 658 из-за нескольких тяжёлых аварий с гибелью людей получила на флоте прозвище «Хиросима»)
— Есть обратить внимание, — по-военному ответил академик.
Спорить с Первым секретарем ЦК, тем более, по столь очевидному вопросу, у него желания не было.
Учёным и инженерам пришлось заблаговременно заняться технологией обработки и сварки титановых сплавов, поскольку нержавеющая сталь, первоначально применявшаяся в парогенераторах, в ходе эксплуатации трескалась. За счёт более раннего начала работ к 1959-му году на атомных лодках начали применять титановые парогенераторы.
— Хорошо, с авариями ясно, — подвел итог Хрущёв. — Насчёт хранения и утилизации отходов тоже надо подумать. Реакторов становится все больше, эта проблема будет только нарастать. Надо предусмотреть варианты заранее и с запасом. Я никого не тороплю, но и пускать вопрос на самотёк не стану, не ждите. Проблема есть, решать её надо. Перекладывать наше радиоактивное дерьмо на будущие поколения недопустимо.
— Насчёт натрия я бы не был так уж категоричен, — сказал Доллежаль. — Схема реактора, обозначенного в переданных мне документах БН-600 на мой взгляд, вполне перспективна. А вот схема БН-350 мне нравится меньше. Гораздо проще сделать реактор в виде бака с натрием, куда опущена активная зона, чем прокачивать через неё натрий по трубам. Там есть ещё схемы БН-800 и БН-1200, но информации по ним мало, и указано, что экспериментально эти схемы не отработаны. В связи с этим у меня сразу возник вопрос: а схемы БН-350 и БН-600 что, отработаны? Кем, когда, где? Крайне интересно было бы на них взглянуть...
— Натриевый реактор интересен тем, что даёт относительно немного радиоактивных отходов, — заметил Александров. — Натрий связывает радиоактивный йод. В свете последних указаний этот вариант становится весьма интересным. И на нём можно нарабатывать плутоний.
— Экспериментальный образец натриевого реактора надо построить, — решил Хрущёв. — Схему сами выберете, тут я вам не советчик. Строить будем на Сибирской АЭС, в Северске. (также известна как Томск-7. В реальной истории в Томске-7 строились обычные водо-графитовые бридеры, натриевый реактор БН-600 работает с 26 февраля 1980 на Белоярской АЭС) Сейчас как раз идут согласования, к августу решение подготовим. Готовьте проект.
— Никита Сергеич, проект Сибирской АЭС уже согласован технически, — урезал всплеск энтузиазма Первого секретаря Курчатов. — Заменять в нем отработанную конструкцию водо-графитового реактора на неотработанный натриевый, которого ещё нет — неразумно. Давайте предусмотрим его строительство в составе второй очереди АЭС, либо поставим его на следующую, Балаковскую или Белоярскую. Иначе задержим сроки, все планы полетят, а это — занятость сотен тысяч людей.
— Согласен, — ответил Хрущёв. — Давайте решим, когда у Николая Антоновича будет готов проект. Но на будущие АЭС никаких больше водо-графитовых реакторов. Только водо-водяные, пока не разработаем что-то ещё более безопасное. Потом водо-графитовые и водо-водяные будем останавливать и заменять перспективными реакторами, какими — будущее покажет. Предупреждаю сразу — после Сибирской АЭС больше ни одного проекта с графитом не подпишу.
— Меня в этой подборке заинтересовал ториевый реактор, — сказал Курчатов. — Монацитового песка у нас хватает, добывать его проще, чем уран. Из него уже добывают гелий для дирижаблей, а из отходов можно извлекать торий и перерабатывать в реакторах в уран-233. А 233-й уран — это возможность создания «чистой» термоядерной бомбы, то есть боеприпаса с пониженным выделением радиации.
— Следует понимать правильно, товарищи, — подчеркнул Яков Борисович Зельдович. — Полностью от радиации избавиться не удастся. Но уменьшить плотность нейтронного потока при взрыве в несколько раз — вполне реально. Соответственно, даже при наземном подрыве такого боеприпаса заражение местности будет в несколько раз меньше.
Академики Харитон и Щёлкин тут же оживились.
— А если учесть, что с помощью некоторых специальных приёмов, например, нейтронной лампы и бериллиевого отражателя, можно заметно уменьшить критическую массу инициирующего заряда урана, — добавил Юлий Борисович Харитон, — то вырисовывается любопытная перспектива создания малогабаритного термоядерного заряда уменьшенной мощности, например, для тактического применения.
— Не нравится мне сама идея тактического применения атомного оружия, — сказал Хрущёв. — Ядерная бомба — это пугало для противника, дубина, которой можно грозить, но не стоит реально использовать. В случае стратегической ракеты или бомбардировщика приказ отдаёт высшее руководство страны, люди ответственные. А тактический боеприпас в боевой обстановке может приказать применить любой поддатый генерал-майор.
(В реальной истории Хрущёв считал именно так, и потому был противником создания тактического ядерного оружия)
— Никита Сергеич, а что мы будем делать, если НАТО пойдёт в наступление при поддержке тактической атомной артиллерии? — спросил академик Харитон. — Я не военный, конечно, но такая возможность у противника есть, и игнорировать эту опасность не следует. Я бы рекомендовал подобные боеприпасы всё же не прекращать разрабатывать. Это оружие в том числе и оборонительное.
— Кроме того, термоядерный боеприпас малой мощности понадобится для противоракетной обороны, — добавил Зельдович. — На базе такого боеприпаса есть возможность сделать так называемый нейтронный боеприпас. Подрыв нейтронного боеприпаса вблизи боевой части вражеской ракеты выведет её из строя. (http://ru.wikipedia.org/wiki/Нейтронная_бомба)
— Боюсь, что мы пока что не сможем сделать термоядерное устройство такой малой мощности, — покачал головой академик Щёлкин. — Мегатонну — можем. А на основе дейтерида урана-233 мы ещё ничего не делали. Тут считать надо. Много и долго.
— Ясно, — кивнул Хрущёв. — Наскоком тут ничего не сделаешь. Давайте так. Вы, Кирилл Иванович, — обратился он к Щёлкину, — составьте расчётную модель такого устройства, и обратитесь в ИТМиВТ, к академику Лебедеву. Он вам её обсчитает. Такая «чистая» бомба если не для реактора, так для военных пригодится.
— Вы, Николай Антонович, — продолжил он, обращаясь к Доллежалю, — рассчитайте ториевый реактор. Как я понял, без него этот самый 233-й уран мы не получим, так что поперёд паровоза бежать не будем. Сложные расчёты тоже через Лебедева. Пока проект Сибирской АЭС не утрясён, мы туда можем впихнуть сразу и натриевый и ториевый бридер. Если по расчётам всё получится, начинайте проектирование реакторов. Только с замкнутым циклом охлаждения! Лично проверю! — он погрозил Доллежалю пальцем.
— Никита Сергеич, уран-233 мы сможем получать и в тепловом реакторе, таком, как ВВЭР, — подсказал Курчатов. — Достаточно загрузить в него стержни с торием, вместо части стержней с ураном-235. Получится уран-233 с примесью урана-232. Чтобы с примесью не возиться, можно пойти немного иначе. При распаде тория-233 будет выделяться протактиний-233. Его можно убрать из активной зоны, переведя в состояние летучего сульфида, после чего он через полгода превратится в уран-233 уже вне реактора. Усложнение конструкции будет, но незначительное. Зато Николаю Антоновичу не надо будет тянуть одновременно два сложнейших проекта. А реактор БН нам пригодится для получения плутония, причем очень чистого, свободного от нежелательных изотопов плутония 240,241,242,243,244. (Если написал ересь — пинать не меня, а Артура Макгваера :) Он консультировал)
— Ну, так это ещё лучше! — обрадовался Хрущёв, — Ториевым реактором тоже займёмся, но попозже. Эти работы, по существу — двойного назначения. Выполнив их, мы ничего не теряем, они и по отдельности имеют большое значение для народного хозяйства и обороны.
— Насчёт натриевого реактора, — сказал академик Доллежаль. — Можно ведь оставить натрий только в первом контуре, а во втором контуре вместо натрия использовать, например, свинец. При этом второй контур придется целиком термостатировать, но это небольшая проблема по сравнению с прорывом натрия в воду третьего контура. Зато мы сможем таким образом отработать некоторые технологические аспекты реактора со свинцовым теплоносителем.
— Это разумно, Никита Сергеич, — согласился Курчатов. — Можно попробовать. Но я бы строил сначала опытный ЖМТ-реактор, параллельно проектируя и дорабатывая по горячим следам полноразмерный вариант для АЭС.
— Так, с этим решили, — резюмировал Никита Сергеевич. — По крайней мере, народные деньги не зря потратим. Теперь вы, Анатолий Петрович, — обратился он к Александрову. — С вас проект экспериментального пока реактора для подводных лодок на свинцовом теплоносителе. Систему термостабилизации закладывайте сразу, реактор надо делать ампулизированным и необслуживаемым. Подумайте, посчитайте, а в августе, когда будем собираться и утверждать проект Сибирской АЭС, заодно доложите принципиальную возможность или невозможность создания такого реактора, и технологические трудности. Железом пока не заморачивайтесь, нужно теоретическое обоснование и предварительный подбор конструкционных материалов. Обязательно исследуйте поведение свинца при температуре около 400 градусов и проверьте предлагаемые материалы на корррозионностойкость в свинцовой среде.
— Понял, — ответил Александров. — Сделаем.
— Вы мне лучше вот что скажите, товарищи, — сказал Хрущёв. — По информации разведки, в США несколько учёных работают над концепцией ядерно-импульсного привода для космического корабля. Я не специалист, сам оценить реалистичность этой разработки не могу. Надо ли нам этой темой заниматься?
Курчатов и Келдыш переглянулись.
— Видите ли, Никита Сергеич, — осторожно произнёс Келдыш. — Концепция корабля «Орион», безусловно, интересна с научной точки зрения, но это весьма дорогостоящее удовольствие. По различным подсчётам, для вывода такого корабля на орбиту понадобится от 800 до 1200 малогабаритных атомных зарядов. Конечно, таким образом можно вытащить на орбиту очень большой груз. Можно развивать очень большие скорости. Можно задуматься о колонизации Луны или Марса.
