Внезапно он почувствовал, что чьи-то руки крепко схватили его за щиколотки и резко рванули назад. От рывка он ударился подбородком о землю— зубы лязгнули, больно прикусив язык. Второй рывок был еще более неудачным— плащ, все так же застрявший в днище, задрался и завязками врезался в горло Анвила. Между тем, его все еще продолжали тянуть за ноги. Анвил чувствовал, как темнеет у него в глазах, хотел было крикнуть, что сдается, но ему удалось только прохрипеть что-то, и то так тихо, что услышать его в общем шуме и гаме было совершенно невозможно.
Из последних сил непослушными пальцами он рванул завязки— они распустились, и сыщик вылетел из-под телеги, как пробка из бутылки. "Идиот,— думал он с горечью.— А додумайся я развязать их раньше— все было бы хорошо".
Не успел Анвил опомниться, как получил удар ногой по печени, от которого заскулил и рефлекторно свернулся калачиком на пыльной дороге.
 — Ах ты ж сучий сын! Бесовское отродье!— вещал грубый бас, принадлежавший коренастому норрайцу, чьи длинные густые усы грозно колыхались на ветру.— Получай!
Бежать сыщику было некуда, да он, пожалуй, уже и не смог бы, потому безвольно лежал на земле, прикрывая голову руками и ожидая того светлого часа, когда наконец-то потеряет сознание и перестанет чувствовать удары. Но светлый час все не наступал.
 — Прекратить самосуд! Прекратить немедля! А то самого сейчас так отходим— мало не будет!
Доблестная стража, услышав шум на улице, отвлеклась от очередного обираемого и выбежала на улицу, наугад раздавая удары дубинками налево и направо, пока не добралась до эпицентра событий, обнаружив неподвижно лежащего на земле Анвила.
 — Он хоть живой?— спросил усатый капитан, склонившись над ним.— А то мне только трупа в мое дежурство не хватает для полного счастья.
 — Куда намылился?— второй солдат осадил норрайца, который хотел было ретироваться, пока не пришлось отвечать за самосуд, причинение увечий, а может и убийство.— Стой тут, покудова не узнаем что к чему.
Осторожно приподнявшись на локте, Анвил сплюнул на дорогу кровь. К большому удовольствию капитана, он выглядел довольно живым, хоть и изрядно помятым.
 — Ну-ка, пойдем разбираться, кто такие,— сказал капитан, направившись к сторожке.
Убедившись, что никто не намерен помочь ему встать, сыщик кое-как поднялся сам и поковылял вслед за стражей. Печень ныла безбожно, все остальное чувствовало себя не намного лучше.
 — Ну-с, любезный, рассказывай,— приказал капитан норрайцу, подкрутив усы и приготовившись слушать.
 — Звать меня Норал Понн Хамрироу, я честный рыбак, а этот сучий сын украл у меня пять арумов!
 — Та-ак,— протянул капитан, удивившись, откуда у честного рыбака столько денег.— Обыскать его!
Солдат, недавно осматривавший Оди, ловкими и привычными движениями пошарил в карманах Анвила, потом принялся за его кожаную сумку и вытряхнул на стол все ее содержимое. Среди найденного оказались: кинжал, кремень, обрывок веревки, кусок черствого хлеба, фляга с водой, бумажка, отрез чистой ткани, два рамера и тридцать шесть хетегов.
 — Ну и где золото?
 — Не понимаю, о чем речь!— Анвил с видом оскорбленного достоинства отер кровь с уголка рта.— За что меня избили? Кто этот человек? О чем он говорит?
Капитан вопросительно посмотрел на Норала Понн Хамрироу.
 — Вот же сволота поганая! Еще и прикидывается— ничего не знаю, моя лошадь с краю!
 — Денег-то при нем не нашли.
 — Ну, дык это... Он у меня не прям сейчас украл.
 — Что значит "не прямо сейчас"?— капитан удивленно округлил глаза.
 — Поясню. Этот сучий сын— Анвил Понн Месгер, мошенник, который выдает себя за сыщика...
 — Погоди,— капитан поднял руку, приказав рыбаку замолчать.— Ты Анвил Понн Месгер?
 — Нет,— не задумываясь соврал он.
Стражник протянул руку к столу и взял бумажку, которая оказалась письмом Кеселара сыщику.
 — Нехорошо обманывать городскую стражу, Анвил Понн Месгер,— грозно встопорщил усы капитан, прочитав первую сточку послания.— Продолжай, Норал.
 — Три года назад выкрали у меня вещицу одну— золотую статуэтку, которую мой покойный отец моей покойной матушке привез из самого Палланет Ракко. И встретился мне в ту пору этот проходимец, который пообещал статуэтку в два счета найти, только ему надыть было платить дорожные издержки, и четверть суммы выдать авансом. А я ж, дурак, согласился— больно дорогая статуэтка была... как память. Промурыжил он меня два месяца, все соки вытянул! Потом приходит и говорит, мол, нашел. Привел меня к какому-то оборванцу, мол, он статуэтку выкрал. А тот говорит: "Да, грешен, выкрал!". Я ему, мол, отдавай статуэтку! А он говорит, что нет ее— распилил и переплавил давно. А этот-то, сыщик недоделанный, под шумок с деньгами и смотался!
 — Так я что ли виноват, что он ее переплавил? Вора-то я нашел!
 — Да на кой ляд мне эта босота сдалась?!
Анвил и честный рыбак перешли на крик. Причем орал в основном рыбак, сыщику же было довольно сложно перекричать его. Он начинал подозревать, что кроме печени пострадали еще ребра и почки. Капитан, требуя тишины, треснул кулаком по столу так, что на нем подпрыгнули монетки и вещи Анвила. После некоторого раздумья он с видом верховного судьи изрек:
 — В договоре значилось найти статуэтку. Анвил Понн Месгер этого условия не выполнил, но деньги взял. Это значит, что присвоил он их незаконно, потому должен вернуть их Норалу Понн Хамрироу. Однако же я вижу, что расплатиться он не может, потому его надобно заключить в тюрьму до тех пор, пока он не оплатит долг.
 — Да вы что?!— запротестовал Анвил, чувствуя, что все закончилось еще хуже, чем он мог себе предположить.— Откуда же я возьму деньги, если буду сидеть в тюрьме?
 — Это уж не наша забота— закон для всех один!— гордо произнес стражник.— Ты бы помалкивал, а то прикажу всыпать тебе плетей...
 — Нет-нет, я уже молчу,— обреченно вздохнул сыщик, поняв, что ничего он не докажет.
Второй солдат по приказу капитана поднял Анвила и, скрутив ему руки за спиной до хруста в суставах, повел в место назначения. Идти было тяжело— после рыбацких ударов казалось, что половина костей сломана, а органы перемешались внутри и сейчас находятся не на своем месте и просятся наружу. Незабываемость походу придавали регулярные тычки конвоира, которому казалось, что пленник идет недостаточно бодро.
Благо, тюрьма оказалась рядом— небольшое помещение, пристроенное к крепостной стене, наполовину уходило в землю, образуя живописнейший полуподвальный зал. У входа двое солдат, сняв шлемы и расстегнув воротники, играли в карты, изредка покрывая друг друга последними словами. Единственное окно, находившееся у двери, было раскрыто настежь, но и это не спасало от ужаснейшего смрада, царившего внутри. У окна стоял стол с лежащей на нем раскрытой регистрационной книгой, начальник тюрьмы сидел рядом, дурея от безделья и раскачиваясь на стуле.
 — Здоров был!— сказал он, обрадовавшись хоть какому-нибудь разнообразию.— Кто такое? Что-то серьезное или так, мелочь в толпе вытрясал?
 — Даже не знаю, что тебе ответить,— солдат почесал затылок и поведал краткую историю Анвила.
Начальника тюрьмы так рассмешил рассказ, что он не мог перестать смеяться следующие несколько минут, самому же Анвилу было совсем не смешно. Наконец успокоившись, он скрежетнул ключом в замке и втолкнул сыщика в камеру, находившуюся в темном углу и отделявшуюся от общего пространства толстыми заржавленными прутьями решетки.
Не заметив поперечного прута, который имитировал порожек, Анвил запнулся за него и растянулся на влажном каменном полу.
 — По закону ты можешь написать письмо, чтобы сообщить кому-нибудь о том, что с тобой произошло, чтобы тебя выкупили. Но, думается мне, никому ты не сдался, потому будешь сидеть здесь, пока не кончатся деньги, что нашли при тебе, а потом отправим тебя на галеры, потому как кормить задаром тебя никто не собирается.
 — Я хочу написать письмо,— сказал Анвил, поднявшись. От очередной встряски ему стало еще хуже, потому теперь он стоял, спиной опираясь на стену, одной рукой держась за прут, а другой за ребра, боль в которых очень мешала.
 — Ого! Неужто такого дурака кто-то выкупит? Или просто бумагу помарать?
 — Мне нужно написать письмо,— упрямо твердил Анвил.
 — Ладно,— начальник тюрьмы пожал плечами и удалился на поиски чистого листа бумаги и чернил.
 — Эй, пижон!— кто-то толкнул Анвила в плечо.
Обернувшись, сыщик увидел лысого коренастого мужичка, руки и грудь которого были черно-синими от татуировок, на шее висел талисман Самуанда. За ним толпилось еще несколько заключенных, и все под стать ему.
 — Хорошая у тебя куртка, пижон,— сказал он, потерев рукой шею у самого затылка.— Хорошая, только пыльная— выбить бы ее как следует...
Анвил мысленно зажмурился, но не показал виду— он знал, что показать страх в такой ситуации— это все равно, что подписать себе смертный приговор. Это он понял два года назад при схожих обстоятельствах, когда попал в такое же место, проигравшись в карты. "Ну нет, еще пара ударов, и от меня точно что-нибудь отвалится. Причем буквально. Черт с ней, с курткой. Отдам— может не тронут".
 — И ничего она не пыльная, не надо ее выбивать,— сказал Анвил, передавая куртку главному.
 — Ха! А ты мне нравишься! Не дурак и с юмором,— ухмыльнулся бандит, показав на треть сколотый клык.— Будешь продолжать в таком духе— считай, жизнь удалась. Уяснил?
 — Ага,— кивнул Анвил.
"Хоть пока что бить не станут— уже хорошо. Свезло же мне, что я попал сюда, когда этот тип был в хорошем настроении. Да уж... свезло так свезло".
Тем временем один из солдат принес Анвилу все необходимое для написания письма.
 — А посветить можно чем-нибудь? Темно же...
 — В глаз тебе могу засветить, коль желаешь.
Тяжело вздохнув, Анвил устроился на полу в весьма неудобной позе и принялся сочинять послание.
"В Канетмакский замок (провинция Рикасбери, Норрай) алтургеру Кеселару.
Ваша светлость, спешу доложить вам, что мой прогноз относительно Сигвальда из Ралааха, а так же его спутников, не сбылся. Сейчас все они живы и здоровы. Пока обстоятельства не позволяют мне изложить подробности, могу сказать только то, что они находятся в городе Рагет Кувер и пробудут здесь еще никак не меньше двух недель. Так что, если вам необходимо лично увидеть того, за кем я следил, вы можете посетить Рагет Кувер, не опасаясь разминуться с ним.
Однако, ваше присутствие было бы весьма желательным для меня. Преступая неловкость и профессиональную этику, я вынужден просить вас о помощи. Случилось ужасное недоразумение, и я попал в тюрьму. Клянусь, я ни в чем не виновен, однако стражи оказались не на моей стороне, и теперь для моего освобождения необходимо уплатить пять арумов. Знаю, сумма серьезная, и вы можете отказать мне с чистой совестью, но больше мне обратиться не к кому. Обещаю, что не останусь перед вами в долгу.
Прошу вас, ради всех духов, не бросайте меня здесь. Вы— моя единственная надежда не умереть здесь от голода и не кончить свои дни на каторге безвинно осужденным.
Преданный вам, Анвил Понн Месгер".
Сыщик отдал письмо солдату даже не перечитав его— он и так знал, что выглядит все это весьма жалко, особенно последний абзац, где он умоляет Кеселара не оставлять его на произвол судьбы. Впрочем, ему было безразлично, что рыцарь подумает о нем, как о личности, главное, чтоб он помог выбраться отсюда. Как он будет отдавать долг Кеселару, Анвил пока тоже не знал. Так же, как не знал, что он скажет, если Сигвальд уйдет из города до назначенного срока— о двух неделях он написал исключительно потому, что за это время можно добраться от Канетмакского замка до Рагет Кувера даже если идти пешком, притом очень медленно.
Но все это сейчас не имело значения— только бы солдат не забыл отправить письмо, только бы оно дошло до адресата, только бы Кеселар приехал и выкупил его. Остальное не важно.
С молчаливого разрешения бандита с амулетом Самуанда Анвил отхватил себе небольшой клок прелой соломы и умостился на нем, забившись в угол. Такая подстилка не спасала от холода, идущего от каменного пола, но сыщик все же был рад, что он хоть какое-то время может провести в относительно спокойной обстановке. На крики и ругань других заключенных он не обращал внимания.
 — Наконец-то! Наконец-то еда!
Оди орал как сумасшедший, протягивая костистые руки к удивленному трактирщику, принесшему обед, и выхватывал тарелки у него из рук, прежде чем тот успевал ставить их на стол.
 — Оди, тише, на нас и так все пялятся,— прошипела Асель, враждебно оглядываясь по сторонам.
В самом деле, почти все посетители большой таверны Торгового квартала Рагет Кувера с любопытством наблюдали за странной компанией, в которой больше всех выделялся именно Оди в своей куртке с чужого плеча с дырами от стрел на спине, заросший щетиной неопределенного цвета. Его волосы больше напоминали паклю, а не ту роскошную шевелюру темно-золотистого цвета, в которую так любили запускать пальчики все его девушки.
 — Да плевать,— промычал Оди с набитым ртом.— Пусть смотрят, от меня не убудет.
Он ел так быстро и так жадно, что успел управиться со своей порцией раньше, чем Сигвальд и Асель, которые тоже были голодны и ели с аппетитом. Чтоб не терять время зря, Оди заказал добавку и разделался с ней так же быстро.
 — Как в тебя столько влезает?— удивлялся воин, глядя на пустые тарелки и пивные кружки, громоздившиеся возле довольного собой и жизнью Оди.
 — О горячей бараньей ножке я мечтал даже еще до того, как познакомился с тобой, вот в чем секрет.
 — Хм, похоже на нас больше не смотрят,— тихо сказала Асель, зубами отрывая кусок баранины с кости. Вилку и нож она, как и Сигвальд, демонстративно проигнорировала.— Пожалуй, пришло время сказать, зачем я притащила вас в этот город.
 — Очень интересно,— Сигвальд изобразил на лице непритворное недоверие.
 — В этом городе есть единственная флейта Алсидрианда, у которой все еще нет хозяина. Она хранится в храме Духа Леса и пробудет там до праздника, после чего ее вручат какому-нибудь достойному или не очень достойному леснику, и он увезет ее в какую-нибудь глухую провинцию на краю света. У нас есть неделя.
Сигвальд, все время наблюдавший за выразительными глазами степнячки, которые с каждой минутой приобретали все более хитрое выражение, в конце ее фразы подавился пивом.
 — Ты с ума сошла!— прохрипел Сигвальд, пытаясь откашляться.— Это же чистейшей воды безумие!
 — А ты что думал, кода соглашался достать ее?
 — Ну... не знаю. Ограбить бандита, сходить в подземелье, нырнуть на дно реки, залезть в нору со змеями... Но грабить храм! Нет, на это я не подписывался.