— Я не хочу твоих денег,— фыркнула Асель.— Сигвальд— один из немногих людей на этом свете, кто не пытался всерьез меня убить. Он мой друг.
Степнячка поражалась сама себе— еще никогда в жизни она не отказывалась от денег, которые ей предлагали добровольно, к тому же за честные труды. Она чувствовала, как еще одно доселе незнакомое чувство овладевает ей.
— Я рад, что у него есть такие друзья. В любом случае, если будет что-то нужно— обращайся, помогу чем смогу.
Откланявшись перед Асель, он спустился по заплеванной лестнице, а степнячка вернулась в комнату, и слегка отодвинула замызганную штору, чтобы посмотреть еще раз на рыцаря, так непохожего на всех остальных.
Он с удивительной для своих лет легкостью вскочил в седло и подъехал к своему пажу, который ждал его под сенью дерева, резко выделяясь на общем фоне перевязанной ослепительно белыми бинтами головой.
Успокоив мальчика, встревоженного судьбой своего старшего товарища, Кеселар с улыбкой спросил, готов ли он.
— Мне немного страшно,— потупив взгляд, признался Лайхал.— Я никогда не был оруженосцем. К тому же на войне.
— Все когда-то не были,— рыцарь хлопнул новоиспеченного оруженосца по плечу.— Сомнения прочь— теперь ты не мальчик. Ты мужчина.
Проследив взглядом за удаляющимися всадниками, Асель посмотрела на мирно спящего Сигвальда. Она сжимала письмо в руках и проклинала свою неграмотность— больше всего ей хотелось знать, что написано в письме, но слова на бумаге оставались такими же непонятными, как вязь орнамента на стенах святилища Маилгарда .
"Ну что ему может быть надо от Сигвальда? Конечно, чтобы он ехал куда-то и снова махал мечом на дурацкой войне, которая его никак и не касается даже. Не хочу". В Асель проснулась то эгоистичное чувство привязанности, которое она порой испытывала и раньше.
Сложив письмо еще в несколько раз, она засунула его в самый дальний карман своей куртки.
—
ГЛАВА 15
ЦЕНА ТАЙНЫ
Анвил Понн Месгер был в прекрасном расположении духа вот уже целую неделю: он был свободен как ветер, монеты в кошельке приятно оттягивали карман, а новая загадка будоражила мозг. Личность Доувлона Котопупского, последнего рыцаря-менестреля Итантарда, занимала мысли молодого сыщика.
Чем больше он пытался узнать о знаменитом городском сумасшедшем, тем более таинственным он казался— никто из горожан не мог точно сказать, ни когда он появился в Рагет Кувере, ни где живет. Попытки проследить за ним лично тоже не увенчались успехом— стоило Анвилу хоть на минуту потерять его из виду, и Котопупский тут же скрывался в неизвестном направлении.
Но трудности нисколько не пугали Анвила, а только подогревали интерес; он чувствовал, что за этим стоит такая тайна, за разгадку которой он отдал бы пол жизни.
Систематические поиски не привели к результатам, и Анвил избрал новую тактику— праздное шатание по городу в надежде хоть на какую-то подсказку. Сегодня сыщик проводил свой день в окрестностях тюрьмы, которая навевала на него невеселые воспоминания. Но сейчас, сидя с большим теплым пирогом в руках под разлапистым деревом, он воспринимал ее уже как нечто бесконечно далекое и к нему относящееся только косвенно.
От каземата его отделяла только широкая дорога, и сыщик с любопытством наблюдал за начальником тюрьмы, стол которого до сих пор стоял на улице, за солдатами, играющими в карты на пороге, за большой толстой крысой, которая вылезла погреться на солнышке.
"А, это ты, подруга?— Анвил узнал свою "сокамерницу".— Помнишь, как я пытался сожрать тебя? А ведь мне почти удалось".
Сыщик с нервной улыбкой вспоминал свои жалкие и безуспешные попытки утолить жестокий голод, который терзал его еще так недавно. Крыса, очевидно, сейчас пыталась сделать то же самое— она деловито подошла к столу, на котором лежала колбаса и хлеб, от которых попеременно откусывал тюремщик, запивая вином из кувшина. Запах еды тянул крысу, как магнит, и она, неуклюже прыгая и совсем позабыв о стахе, пыталась забраться на стол по толстой деревянной ножке, но каждый раз срывалась и снова оказывалась в придорожной пыли.
Когда это занятие ей наскучило, она решила пойти другим путем: ноги начальника тюрьмы оказались гораздо более удобными для лазания, чем деревянные ножки стола.
— А, стерва!— заорал начальник, вскакивая, когда крыса добралась до его колен.
Он размахивал руками и дрыгал ногой, пытаясь стряхнуть с себя грызуна, но большая крыса оказалась ловчее: добравшись до пояса, без труда соскочила на стол и, на бегу схватив кусок колбасы, снова спрыгнула на землю. Под хохот солдат она пересекла дорогу, волоча за собой длинный лысый хвост, и, усевшись на некотором отдалении от Анвила, приступила к трапезе.
— Эй, будешь пирожок?— Анвил поманил крысу, которая уже расправилась с колбасой и теперь сидела со скучающим видом. Она внимательно смотрела на сыщика, но подходить не стала.— Все-таки помнишь меня!
Анвил со смехом бросил ей половину пирожка и застыл в удивлении, когда крыса, высоко подскочив, схватила подачку на лету. Приземлившись, она поднялась на задние лапки и, держа пол пирожка передними и церемонно расшаркавшись, гордо прошествовала мимо сыщика, ничуть не смущаясь его взгляда.
Не в силах дать логическое объяснение прямоходящей раскланивающейся крысе, Анвил только с открытым ртом смотрел ей вслед, всерьез задумавшись над тем, а не чудится ли это ему. Обернувшись, сыщик увидел в десяти шагах позади себя Доувлона Котопупского, к которому и приближалась крыса— приняв от нее половину пирожка, последний романтик Итантарда по-свойски подхватил ее под толстое брюшко и посадил в большую сумку, висевшую через плечо.
"Так, приехали,— думал Анвил, глядя на Котопупского, с удовольствием доедающего его пирожок.— Обычные крысы не могут ходить на двух ногах, а уж тем более раскланиваться— это любой ребенок знает. Тогда это... Чудовище? Ручное чудовище? Что за бред?.."
Тем временем Котопупский покончил с пирожком и, весело помахав Анвилу рукой, пошел прочь, похлопывая сумку в такт шагам. "У него в сумке в самом деле сидит дрессированный монстр или я сошел с ума? Я хочу знать!"— Анвил вскочил с места, рванувшись за стремительно удаляющимся сумасшедшим. Сыщик не знал точно, что он спросит или что скажет, догнав его, но усидеть на месте после увиденного он не мог.
Анвил едва поспевал за Котопупским, который то и дело норовил свернуть в какой-нибудь переулок или скрыться в толпе торговцев. Сыщик был уже почти рядом с ним, когда из-за поворота вылетела повозка, которую он в пылу погони не заметил— большая тяжеловозная лошадь задела его широкой грудью и повалила на землю. Дальше Анвил видел только массивные копыта, скрывающиеся под длинной шерстью, слышал ругань возницы вперемежку с криком испугавшихся женщин.
— Ты куда прешь? Слепой ты или полоумный? Ничего хоть не сломал? Чтоб тебе пусто было, лесной болван!— орал извозчик, спустившись на землю и пытаясь успокоить взволнованную лошадь, грозившую затоптать несчастного парня.
По его словам непонятно было, то ли он сочувствует Анвилу и хочет помочь, то ли намеревается переломать ему то, что не успела переломать лошадь. Но, к счастью, сыщик не пострадал и без труда поднялся самостоятельно. Оглядевшись по сторонам, он понял, что снова упустил Котопупского— еще один день не принес ответа на вопрос, мучивший его любопытство.
— Так ты в порядке?— снова спросил извозчик, тряхнув оглядывающегося Анвила за плечо.
— Да-да, все хорошо,— рассеянно ответил он, медленно моргая.
— Что-то непохоже,— пожал печами извозчик, глядя на удаляющегося парня.
Анвил бесцельно бродил по улицам, пытаясь хоть как-то упорядочить то, что никак не укладывалось в голове. Он как заклинание повторял про себя фразу, которой научил его отец: "В большом городе может быть даже то, чего быть не может", но принять мысль о питомце-чудовище все равно не получалось.
Проходя мимо одного из захолустных кабаков, которыми Рагет Кувер, казалось, был напичкан под завязку, Анвил решил заглянуть в него промочить горло и заодно поинтересоваться местными слухами у одного из самых информированных людей в городе. Перед тем, как войти, сыщик попытался принять вид загадочного и искушенного жизнью путешественника и не придумал ничего лучше, чем натянуть капюшон до самых глаз.
К его удовольствию, кабак оказался почти пуст и кабатчик скучал за своей стойкой, ковыряясь ножом под ногтями. Анвил безмолвно уселся прямо перед ним, и, положив на столешницу пару медяков, сказал приглушенным голосом:
— Ригонтардского.
Кабатчик тут же исполнил его желание, и на это раз пиво действительно оказалось ригонтардским, а не таким, как в Лаусо-ре-Ирто.
— А ты не местный, видать,— сам начал разговор скучающий кабатчик.
Анвил кивнул. Его настроение постепенно улучшалось: вкусное пиво и разговорчивый трактирщик оказались как нельзя кстати.
— А что в городе есть интересного?— спросил он, как обычно, заходя издалека.
— Чудес хоть отбавляй: скажем, Сторхет Сидри, или старые казематы под замком хивгарда— они сейчас заброшены, но посмотреть можно, там много интересного осталось...
— Нет уж, увольте, казематы меня не прельщают,— Анвил загадочно улыбнулся, блеснув зубами в тусклом свете.
— Ну, раз казематы не прельщают, так может бордели прельстят? Этаких чудес у нас тоже достаточно. Вот, скажем, "Каун Хара" на улице Санкар— сам я не был, но говорят, это нечто. Есть, конечно, и попроще.
— Это не то. Меня больше интересуют животные,— тихо, но уверенно произнес Анвил.
Трактирщик с опаской покосился на незнакомца, превратно истолковав его фразу.
— Это я уже к другому,— быстро исправился сыщик, смутившись от нелепого казуса.— Хочу сделать приятное одному другу.
Кабатчик понимающе кивнул, но говорить ничего не стал, намекая, что эта информация не бесплатна. Когда Анвил бросил на стойку еще пару монет, трактирщик продолжил, как ни в чем ни бывало.
— Есть тут один коннозаводчик— лошадки такие, что просто ахнуть, нигде во всем Артретарде таких не найдешь.
— Лошадки— это хорошо, но мне нужно что-то совершенно особенное для совершенно особенного человека, такое, чтобы он помнил это до последнего дня.
— Хм,— задумался кабатчик.— Пожалуй, найдется у нас то, что ты хочешь. Если ты уверен, что твой особенный человек этого заслуживает.
— Уверен как никогда,— Анвил подкрепил свои слова еще несколькими монетками.
Трактирщик быстро шепнул Анвилу адрес, наклонившись к самому его уху, и после недолгого молчания добавил:
— Ты, конечно, как хочешь, но мой тебе совет— не ввязывайся.
Анвил махнул рукой и снова загадочно улыбнулся, не поняв до конца, почему кабатчик ведет себя так странно. Осушив одним глотком кружку, сыщик, не прощаясь, вышел на улицу, смешавшись с толпой.
Под покровом ночной темноты Анвил медленно приближался к дому, который указал ему трактирщик. То, что он увидел, несколько отличалось от того, что он представлял— вместо солидного дома представительного вида за хлипким заборчиком возвышались развилины особняка Третьей Эпохи, кое-как залатанные досками. Они больше напоминали жилье для бродяг, чем обитель кого-то, с кем Анвилу советовали не связываться.
Сыщик за свою недолгую жизнь хорошо понял одно правило— никогда не пренебрегать советами. Никогда. Потому, несмотря на совершенно непрезентабельный вид строения, он интуитивно угадывал опасность, исходящую от него, и решил, что пока нужно только наблюдать издалека.
Прошел час, второй, но никакого движения возле дома, как и внутри него, Анвил не заметил. Решив, что он пуст, сыщик тихо приблизился к маленькой дверце, которая оказалась даже не заперта. Со скрипом приотворив ее, сыщик вгляделся внутрь, но увидел лишь узкий короткий коридорчик, оканчивавшийся еще одной приоткрытой дверью, на которую падал свет от большой ясной луны.
"Я только посмотрю, быстро и тихо",— подумал Анвил, острожно ступая на скрипучую половицу. Не успел он сделать и пары шагов, как почувствовал, что пол уходит из под его ног. Сыщик, так и не поняв, что случилось, камнем летел вниз. Полет длился меньше секунды, и за это время он уже успел попрощаться с жизнью, но вместо того, чтобы разбиться о камень, он мягко приземлился на кучу соломы.
Непроглядный мрак окружал Анвила, и только вверху виднелся небольшой бледный квадрат. Сыщик тяжело дышал, пытаясь прийти в себя, ощупывал солому вокруг. Когда кончики его пальцев наткнулись на что-то металлическое, он вскочил, продолжая вслепую исследовать место, где находился. Его пальцы скользили вверх по толстому железному пруту насколько хватало роста; рядом с этим прутом оказался еще один такой же, и еще, и еще... Анвил в панике метался в темноте пока не понял, что находится в клетке.
"Нет! Нет! Почему клетка? За что?" Он стоял, прислонившись лбом к прутьям, в голове вскипала кровь, руки холодели. Это было даже хуже, чем любой из многочисленных кошмаров, мучивших его по ночам. "Так, спокойно... спокойно. Если бы меня хотели убить— я был бы уже мертв. Значит, я нужен им живым. Зачем? Я же не сделал ничего! Неужели Котопупский?.."
Тяжелые шаги донеслись сверху и Анвил увидел, как в отверстие на потолке просунулась палка с крючком на конце и, подцепив створку люка-ловушки, подняла ее, лишив Анвила единственного источника света.
Сыщик не знал, что делать, да и делать-то, в общем, было нечего, оставалось только ждать. Неизвестность мучила Анвила, сердце будто сжимал железный обруч, время тянулось, как смола на солнце. Он пытался осознать, что происходит, понять, кому он понадобился, но ответов не находилось.
Воображение рисовало ужасные картины того, что могло скрываться в темноте: дыбы, подвесные клетки, шипованные ошейники, зубодробилки и щипцы всех сортов и размеров мерещились молодому сыщику, ухо ловило какие-то невнятные звуки и шорохи, которые нагоняли еще большей жути.
Вскоре позади себя Анвил услышал звук открываемой двери. Когда он обернулся, то увидел прямоугольник оранжевого света, выхватывающий из мрака очертания решетки.
— Здравствуй,— спокойно сказал незнакомый голос. Его обладатель оставался где-то за дверным проемом.
— Где я?— спрашивал сыщик, судорожно вцепившись в прутья клетки.
— Ты в гостях.
— Кто вы?— невозмутимость голоса пугала Анвила больше, чем все его окружение.
— Хм,— сказал голос.— Ты пришел среди ночи, без приглашения, через черный вход, и даже не знаешь к кому? Что-то не верится.
— Я... Мне кажется, я ошибся адресом,— Анвил проклинал тот день и час, когда решил спросить совета в таком деле у первого попавшегося трактирщика.
— Прискорбно. Прискорбно то, что я тебе снова не верю. Ко мне по ошибке не попадают,— слова незнакомца уже звучали для Анвила как смертный приговор.
— Клянусь, я ничего не знаю! Я ничего не видел!— сыщик говорил очень искренне, тем более, что врать даже не приходилось.— Отпустите меня, ради всего святого!
