| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
К счастью, в стране постоянно появлялись все новые и новые реформаторы, которые отвечали запросам части общества на улучшение жизни и необходимость вырваться из оков феодализма. И им была нужна помощь извне. Так, в 1941 году регентом при новом Далай-ламе стал Нгаван Суранбон — настоятель монастыря недалеко от Лхасы, тогда как до него регентом был настоятель монастыря Радэн из области Амдо (северо-восток Тибета) — они враждовали с Лхасскими элитами, поэтому нового ламу поначалу искали где только можно и нашли — о чудо ! — в крестьянской семье неподалеку от того же монастыря Радэн (хотя по сравнению со скрытием смерти далай-ламы в течение пятнадцати лет данный трюк был невинной шалостью). Нгаван взялся за старое новое — опять начались сборы недоимок с монастырей, были открыты светские школы с изучением иностранных — прежде всего английского — языков. Понятное дело, это не нравилось ни монахам, ни части населения, поэтому вскоре образовалась оппозиция во главе с бывшим регентом предыдущего Далай-ламы.
С нашим появлением события ускорились (в РИ они происходили в 1947 году). Регент-реформатор получает посылку с гранатой, после чего поднимает войска и окружает два монастыря, которые были центрами оппозиции. Монахи поднимают восстание, но против более-менее современной армии с нарезными винтовками они со своими в основном кремневыми и фитильными ружьями не катят — при подавлении восстания погибает более трехсот (в РИ — двухсот) монахов, а руководителей все-равно арестовывают и бросают в тюрьму. Наши СПГ-9, РПГ-7 и подствольники тоже внесли свою лепту, а более всего — тактика наших штурмовых групп — регент настолько проникся уважением к нашим бойцам, что немедля захотел создать армию по нашему образцу. По стране прокатились аресты сторонников восставших. То есть несмотря на то, что Тибет был теократическим государством, нашлись достаточные силы, которые были готовы выступить с оружием в руках против части религиозных деятелей, более того — не побоялись применить против них оружие. Реакционеры были объявлены пособниками китайцев, благо что бывший регент особо не скрываясь и так вел переговоры с китайцами из соседних провинций, чтобы те посадили его на пост регента. Главари и более двухсот сторонников были казнены, остальные отделались парой сотен ударов плетьми (если это можно назвать 'отделались') и посажены в тюрьму. Нескольким сотням удалось сбежать в соседние земли. Кто-то побежал к Чану Кайши — жаловаться на коммунистов, захвативших Тибет (то есть на нас; в РИ также сбежали к Чан Кайши и жаловались на кого-то другого), и заодно просить чтобы китайцы назначили регентом его. Кто-то ушел в горы и начал партизанить. Но в основном народ воспринял расправу с мятежниками пока спокойно. Мы же ковали железо не отходя от кассы.
ГЛАВА 16.
Тибет стал для нас первой площадкой, на которой мы отрабатывали технологию встраивания в существующие властные структуры. Конечно, не все шло гладко, но в целом я был доволен результатом. Начали мы (вместе с регентом), само собой, с раздачи крестьянам земли сбежавших аристократов и тех храмов, чьи руководители участвовали с мятеже. А это немалые участки. Примерно третью пахотных земель Тибета владели монастыри, четвертью — аристократы, остальным — государство. А крестьяне якобы обрабатывали эту землю и часть урожая брали на прокорм себе, часть отдавали землевладельцу. Причем власти убеждали весь мир, что в Тибете нет крепостного права и крестьяне связаны с землевладельцами лишь арендными обязательствами. Но при этом даже безземельные крестьяне, которым не хватило земли даже для аренды, все-равно выплачивали хозяину часть заработков, хотя ничего не арендовали — ну явное же крепостничество.
Именно безземельщики и стали прежде всего опорой в проведении реформ, они же массово начали записываться и в наши отряды, благо что опыт взаимодействия с коммунистами у тибетцев уже был — еще в середине тридцатых китайские коммунисты зашли в восточные районы Тибетского нагорья — историческую область Кам — и там проводили свою аграрную политику — отнять землю у помещиков и раздать крестьянам. Поэтому коммунисты и получили поддержку населения, хотя потом им пришлось оттуда уйти под натиском гоминьдана и все вернулось на круги своя, но через два года коммунисты снова пришли в те места, и так как обстановка изменилась — шла необъявленная война с Японией, то коммунисты создавали там выборные органы власти уже с участием помещиков в рамках своей новой политики 'открытых дверей'.
Мы пока создавали подобным образом местные органы типа для организации кооперативов, но цель была заменить власть помещиков — в Тибете по сути не было как таковой полиции и тому подобных органов — власть на местах исполняли сами землевладельцы — это снижало расходы центрального правительства, но вместе с тем вело к произволу местных хозяйчиков. Поэтому создаваемые нами местные советы были на руку как центральному правительству, так и населению (в РИ несколько позднее регент провел реформу по усилению вертикали власти — зарплату местным чиновникам стало платить правительство), и возражали против них лишь землевладельцы да их приспешники, но пока — более-менее тихо — смотрели куда все будет поворачивать, да и после показательно быстрого подавления мятежа рыпаться было неразумно. Собственно, деваться им было некуда — альтернативой было лишь подлечь под китайцев, так как даже немцы, вроде бы и находились недалеко, но всем было понятно, что пока они не представляют тут большой силы, а индийцы — те мало того что заняты междоусобными разборками, так они скорее подомнут Тибет под себя чем вступятся за помещиков только из альтруизма. То есть тоже не выход. С японцами, поляками, монголами — была примерно такая же картина — местные помещики никому из них не нужны.
Монахи тоже сидели тихо. Да, в СССР были гонения на буддистов, но тут в Тибет пришли какие-то другие русские, среди которых буддистов хватало, так что гонений можно было пока не опасаться — китайцы или мусульмане — вот те скорее могут начать разрушать буддийские храмы, как уже не раз бывало. А разрушать в принципе было что — в стране было порядка десяти тысяч монастырей при населении внутреннего Тибета под три миллиона (плюс во внешнем — на территориях Тибета, которые входили в китайские провинции Цинхай, Сычуань и Юннань — еще под полтора миллиона тибетцев). И от каждой семьи в монастырях находилось как минимум по одному монаху — наряду с многомужеством монашество было одним из способов решить продовольственную проблему — население практически не росло. Правда, проблема решалась за счет инстинкта продолжения рода конкретных индивидов, да и в монахи частенько забирали насильно, так что уже начался небольшой отток из монастырей — дармовая рабочая сила не желала быть безвольной скотинкой несмотря на все промывание мозгов, ну и о детях можно было уже подумать — мы где только можно рассказывали о передовых методах земледелия, теплицах, агротехнике — у людей появлялась надежда, что Тибет сможет прокормить большее число ртов. Эти же люди и вливались в отряды создаваемой нами народной гвардии — из семьи они уже давно вырваны, их там никто особо и не ждет — хотя многих монахов родственники подкармливали, но вот делиться имуществом и тем более землей никто не будет — имущества и так мало, а земельные наделы запрещено дробить — они доставались только одному из наследников, остальные шли в монахи, солдаты, батраки, пастухи, кому повезет — садились на свободный надел. Тоска. Ну а наши инструктора начали усиленно обучать как войска центрального правительства, так и народногвардейцев — в случае объединения Китая предстоят серьезные бои, да и надо было освобождать занятые китайцами провинции Амдо и Кам, чтобы все Тибетское нагорье стало тибетским.
Конечно, сейчас многие тибетцы были настроены националистически, но в своих отрядах, в местных советах и артелях мы уже начали агитацию коммунистических идей. И многие тибетцы, особенно беднота, воспринимали их как минимум благосклонно. Проблема была прежде всего в языковом барьере — порой приходилось общаться через немецкий, английский, китайский языки — где кто нашелся из знающих другие языки тибетцев или — наоборот — иностранцев, знавших тибетский. Впрочем, тибетцев мы привезли и своих — почти сотню человек. Кто-то оказался на территории СССР, а то еще и Российской Империи, по религиозным делам, кто-то по линии Коминтерна, но первичный языковый барьер был сломан сразу. Были люди и других национальностей, знакомых с тибетским языком, особенно среди советских буддистов. У нас вообще были люди почти тысячи национальностей — даже два индейца из Анд, китайцев так вообще под три тысячи — в БССР до войны было аж два китайских колхоза — завезенные царем в качестве гастарбайтеров китайцы как отвоевали в Гражданскую, так и осели у нас. Но и русский мы начали преподавать местным — небольшую методичку на сотню слов выучить несложно — несколько глаголов — сидеть, стоять, лежать, иди, молчи, несколько слов типа вверх, вниз, больше, меньше, быстро, медленно, счет до десяти, человек, животное (даже без уточнения — просто абстрактный термин), свой, чужой, враг, времена дня, основные цвета, пара десятков предметов и материалов — собственно, чтобы была возможность обсудить текущую ситуацию. Ну и сами, естественно, учили те же наборы слов на местном языке. Для ситуаций более длительных — тут уже требовалось полтысячи слов, это учили уже дольше, но это и было уже менее критичным. Хотя, когда я прибыл сюда через полгода, везде чаще всего звучал русский мат — общение тибетцев происходило прежде всего с нашими инструкторами, которые натаскивали их в военном деле, а натаскивали их используя русский командный — вот и заучивали прежде всего его. Я потом не раз сталкивался с этим явлением — русский мат для многих становился первым языком межнационального общения и окном в Большой Мир. Открывали мы Большой мир и с помощью наглядной агитации — фотографии наших людей, техники, городов, полей, природы — люди с жадностью впитывали новую информацию. Немцев мы тоже показывали, но для показа отбирали фотографии, где не было свастики — а то их начинали воспринимать как своих.
Поначалу мы действовали в основном вокруг Лхасы, но за последующие полгода была проделана огромная работа. Так, помимо советов как властных структур были созданы Миманг Цонгду — Народные союзы, в которые вошли крестьяне и солдаты тибетской армии, кустари, небогатые землевладельцы — впервые в тибетской истории были созданы общественные организации народа, а не аристократии. Пока это были больше совещательные органы, да и советы отличались от них немногим — у них было право принятия решений насчет мелких проступков граждан и решения хозяйственных вопросов на суммы до эквивалента в десять овец в неделю, чтобы у людей не возникало излишних соблазнов — на большие суммы или наказания требовалось обращение уже в вышестоящий совет или в народный суд. А так — подправить водосток, починить колодец, стенку, построить мостик через ручей — частично такие работы ранее, конечно, делались силами общины, ну так теперь за это еще и платили, а где не было достаточно навыков или рабочей силы — можно было нанять на стороне — всем такая система была выгодна.
Вопросы финансирования пока еще не были решены — на первых порах деньги на советы были от нас, разве что мы оформили эти суммы как кредит тибетскому правительству — выборы в Народную Палату Верховного Совета решили сделать через два года, тогда и будет решен вопрос с финансированием, и пока в ВС будет две палаты — новая — Народная, и существующая — Национальная ассамблея — из представителей знати. С равноправием и перевыборами в случае вхождения палат в клинч — все как и у нас, хитрость тут была в том, что перевыбираться в эти палаты должны были новые люди (раз предыдущий состав не договорился), и так как аристократов было заведомо меньше, чем простого народа, то исход в общем понятен, разве что будет потрачено много времени, а то и нанесен урон из-за бездействия — но этот урон должна будет оплатить сопротивлявшаяся сторона, чья позиция оказалась проигрышной. То есть опять же — аристократы. Уж не знаю — то ли мы не видели тут каких-то подводных камней, то ли аристократы тут слишком наивные (что вряд ли — столько веков держать народ в повиновении — это непросто, нужен навык, который прививается с детства родителями), но прошло это предложение на удивление легко, что и настораживало. Скорее всего следует ожидать какого-то хитрого хака этой системы со стороны аристократов. Самое простое — подкуп народных депутатов, ну так от этого мы не были застрахованы и в других случаях. Впрочем, возможно тут я боялся собствено тени — и сами аристократы не были единым монолитом, некоторые так стали чуть ли не первыми членами Компартии Тибета. Так же легко прокатила и передача части судебных полномочий народным судам — но тут скорее сыграло роль то, что далай-лама сейчас фактически не правил по малолетству, а правивший от его имени регент хотел таким образом выбить часть власти из-под других аристократов и духовенства — мостил площадку для себя-будущего. Потому и с нами был 'вась-вась'.
Естественно, было отменено деление населения на три категории и девять разрядов, и за убийство что мясника — самой низшей категории, что ламы или вана — самой высшей — теперь надо было одинаково платить огромный штраф и отрабатывать на общественных работах, ну а если с отягчающими или повторно — смертная казнь, которую пока временно отменили с заменой на пожизненное (последнее — ввел в РИ и Далай-лама, но позднее). Конечно, высшие слои роптали — ведь раньше за убийство человека из низшей касты они могли кинуть мелкую монетку и пойти дальше, а вот за убийство человека из его круга убийца должен был платить золота по весу трупа. Теперь убийство становилось очень невыгодным для всех, не развлечешься. Да и частные тюрьмы аристократов и помещиков были упразднены, а дела заключенных в них людей начали пересматривать — ведь ранее суд вершил сам владелец земли, и как там повернет его левая пятка — было неведомо.
Занимались мы и просвещением передовым общественным наукам. Так, была открыта школа и несколько классов для изучения марксизма-ленинизма, а также Школа Кадров, где народные депутаты обучались управлять своими сообществами на новых принципах (хотя многое мы взяли из существующего, благо что традиции возникают не просто так, а исходя из местных условий, в которых мы пока плохо разбирались и потому старались не рубить с плеча). Стали появляться и общественные организации. Естественно, появилась Компартия Тибета, комсомол, пионерская организация, создали Культурную ассоциацию патриотической молодежи и Женскую патриотическую федерацию Лхасы — в дальнейшем эти организации стали распространяться и на другие города (в РИ эти организации создали китайцы незадолго перед или сразу после завоевания Тибета; тибетские женщины были вполне боевыми дамами — в начавшейся в середине-конце 50х годов войне против китайцев они зачастую воевали наравне с мужчинами и даже возглавляли партизанские отряды).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
