Волчица и пергамент. Том 1

После долгой лихорадки, во время которой сны перемежались с бредом, Коул, наконец, очнулся и с удивлением узнал, что прошло уже три дня.

— Я думала, ты никогда не очнёшься, — сказала Миюри со слезами в голосе, сидевшая у его кровати. Коул смутно вспомнил, как она ухаживала за ним. Он вытащил руку из-под одеяла и, потянувшись, крепко схватил её маленькую ручку. Она смутилась, но казалась счастливой.

— Где принц Хайленд?

Вопрос Коула изменил выражение лица Миюри.

— Я не знаю. А, кстати, пока ты спал, я читала Писание и — знаешь что? Я нашла что-то невероятное. И... и... хочешь узнать, что? — радостно защебетала Миюри, но Коул осмотрел комнату и удостоверился, что в ней больше никого нет.

— Нет, сейчас важнее, где принц Хайленд.

Ему хотелось узнать, что произошло. Коул был рад, что они сейчас в безопасности, но что насчёт папского викария? А вдруг война всё же началась, тогда нельзя терять ни минуты.

— Ш-ш-ш, братик! — потянула его за руку Миюри.

Он услышал шаги и голоса, доносившиеся из-за двери.

— Принц Хайленд! Вы даже не успели позавтракать и причесаться!

— Мне всё равно!

Услышав голос принца, Коул попытался подняться, но Миюри толкнула его обратно в кровать и накрыла с головой одеялом.

— Миюри, ты чего?

— Не смотри. Ты не должен это видеть.

— Э-э?

Пока они пререкались, дверь отворилась.

— Коул! — позвал Хайленд.

Коул тут же откинул одеяло, Хайленд, улыбнувшись, устремился к кровати. Коулу показалось, что он ещё спит.

— О, ты выглядишь гораздо лучше. Есть хочешь? Мы можем принести всё, что попросишь. К сожалению, у меня не хватит сил отблагодарить тебя за всё!

Принц не успел полностью одеться и уложить волосы и стоял сейчас перед Коулом открытый и искренний.

— Ах, прости, что я тут навещаю тебя в таком виде. Когда мне послышалось, что ты очнулся, то сразу захотелось тебя увидеть.

Он откинул назад свои красивые, длинные, золотистые волосы и улыбнулся.

И тут Коул обратил внимание на грудь Хайленда.

— Братик, ты куда смотришь?

Коул изумлённо отвёл взгляд. Хайленд, наконец, понял, в чём дело. Но он — нет, она — лишь смущённо улыбнулась.

— Только не говори, что заметил только сейчас!

В Ньоххире они общались в купальне, где пар от горячего источника заполнял всю пещеру. Не понимая, почему принц так тщательно прикрывала себя одеждами, Коул решил, что это нечто, присущее людям из высшего общества. Внешний облик чрезвычайно важен.

Он сам говорил Миюри, что у странствующей женщины есть два выбора: одеться монахиней или мальчиком.

— Видишь, разве я тебе не говорила? Ты ни-и-и на что не обращаешь внимание, брат.

Хайленд перевела взгляд на Миюри и снова на Коула.

— Ты... Нет, ты по-своему хорош, непревзойдённый слуга Господа.

Коул пытался понять, счесть ли ему эти слова за комплимент. Хайленд прокашлялась и тактично сменила тему.

— Важнее всего, что город Атиф перешёл на нашу сторону, архиепископ сдался. Он, конечно, не обещал нам стать верным союзником, но я уверена, против воли горожан он больше не пойдёт.

— Правда?!

— Да. Как только Стефан передумал, архиепископ посчитал, что оставаться на стороне викария с каким-то куском пергамента совершенно бесполезно. Судя по всему, он действительно растерялся, узнав, что народ не испугался недовольства Папы. Архиепископ сказал викарию, что хочет от Папы дополнительной помощи, и отправил восвояси. У викария не было выбора, оставаться в Атифе — значит, ставить под угрозу свою жизнь. А потом архиепископ объявил, что прислушается к народному гневу. Не знаю, сдержит ли он слово, но, думаю, он принял это близко к сердцу. Стефан, который кружил повсюду, как летучая мышь, сейчас сидит с поджатым хвостом, словно пёс.

Неожиданно для Коула она озорно улыбнулась.

— В любом случае об этом вскоре узнают все. Но как только сведения о случившемся дойдут до Папы, он возьмётся за дело всерьёз. Это ещё не конец.

— Это начало.

— Да. Отсюда, мы начнём свой путь и исправим все ошибки.

Пока Коул смотрел на счастливую Хайленд, он понял, почему раньше не угадывал в ней девушку. Когда она говорила о своей мечте, то была сродни невинному ребёнку, чей пол не имеет значения.

— Я хотела сказать тебе, когда ты поправишься, но раз так... мы собираемся в следующий город. Я хочу воспользоваться полученным преимуществом и привлечь на нашу сторону все города континента, благоволящие королевству Уинфилд.

Она уже размышляла, что произойдёт, когда начнётся война.

— Конечно, я хочу поехать с тобой.

— Спасибо, и...

— И всё же насчёт этого... — Миюри была единственной, кто был способен так грубо прервать Хайленд. — Я читала Писание, пока ты спал, брат. И много спрашивала у людей о священниках. Я даже спросила эту блон... принцессу Хайленд. Она сказала, что нет никаких проблем.

О чём она вообще говорит? Коул смотрел то на Миюри, то на Хайленд. Принцесса, словно старшая сестра, смущённая поведением озорной младшей сестрёнки, виновато и в то же время очаровательно улыбалась.

— Я не вернусь в Ньоххиру, — сказала младшая сестрёнка.

— Миюри, мы уже...

Коул избрал себе духовный путь. Он не мог ответить на её чувства. Ничего не изменить, и Миюри с этим смирилась. Но она и не пошла на попятную. Напротив, Миюри злорадно ухмыльнулась.

— Умеренность, братик. То, что ты любишь.

— Умеренность?

— Ага. Твоим мечтам я мешать не буду. Но об этом в писание ни слова.

— О чём?..

— Мм. Священник не должен покоряться мирским и телесным желаниям. Он обязан стремиться к умеренности. Но здесь ничего не сказано о мирянах, неравнодушных к священникам.

— Э-э?

Хайленд, стоя у кровати, тихонько хихикнула.

Миюри сунула Святое Писание Коулу под нос.

— Если не веришь, прочти сам. Теперь — понимаешь, братик? — умеренность.

Коул не был уверен, что она имеет в виду. Миюри скрестила на груди руки и гордо проговорила:

— До тех пор, пока ты сам не положишь на меня глаз, ничего страшного не случится.

Он проглотил язык, сражённый подобным толкованием Писания.

— Твоей вере придётся пройти испытание, братик, — уверенно улыбнулась она.

Коул обладал пергаментом с начертанными на нём Божьими заветами. Чего у него не было, так это гордости, присущей старшим братьям. Он приложил к голове Святое Писание, обшитое овечьей кожей, и закрыл глаза. Сейчас он сам похож на барашка в овечьей шкуре.

— О, Боже...

— Звал меня?

Коул не нашёлся, чем ответить даже из простой гордости, и, конечно, он никогда не сможет объяснить, почему вдруг почувствовал такое облегчение.

За закрытыми глазами его воображение рисовало шаловливо виляющий серебристый хвост.

Судьба барана — всегда пристально следить за волчьим хвостом.