Никакого умиления у Оляшки не возникло. И с дочкой она эту школьницу никак не соотнесла. Если уж вспоминать, Таня для нее всегда была обузой. Надоедой.
Помехой, которая не давала устроить свою жизнь так, как нравится.
Маркером — ей уже не семнадцать! У семнадцатилетней девушки не может быть взрослой дочери...
Тошно, скучно, тоскливо...
Таню она не любила.
Но это ж дочь! И родную мать она не выгонит! Обязана помочь! Оля, вот, не сдала ее в приют, кормила-поила, одевала, крышу над головой дала... чего еще надо? Вот пусть дочка и заплатит добром за добро!
Ноги гудели.
Оля смотрела по сторонам, ожидая, пока снова сможет встать и пойти. Может, потому она его и заметила.
Что уж случилось с водителем маршрутки? Она не знала. Только за стеклом никого не было, а маленький белый фургончик ехал прямиком на остановку, и тормозить не собирался.
И...
Заденет и ее, и девчонку.
Не увернуться. Не удрать.
Только вот думала об этом Оля, уже летя к девочке в таком великолепном прыжке, которого и Лев Яшин не постыдился бы.
Врезалась, отбросила в сторону, а сама уже не успевала, буквально метр, буквально одно усилие, но искалеченные алкоголем мышцы не справились.
Сильный удар.
Ослепительная вспышка.
Темнота...
* * *
— Как ты думаешь, я не зря им помогла?
Вечером Таня и Салея гуляли с Гномом. Шли по переулкам, по промышленной зоне — Гном не возражал. Обнюхивал столбики, оставлял информацию для других собак...
Можно бы и поближе к людям, но ротвейлер же...
Поди, объясни человеку, что это совершенно не обязательно собака-убийца, или страшное злое чудовище. Что от иного двуногого хомо сапиенс вреда побольше будет.
Бесполезно.
Просто — нереально. И отбиваться от налетающих 'борцунов' за права всего человечества в своем лице тоже неохота. Считай, вечер испорчен.
Проще гулять там, где потише и спокойнее.
— Я думаю, не зря, — честно сказала Таня. — Самое главное в медицине — определить болезнь. Лучше на ранней стадии и правильно, тогда и вылечить ее можно. Практически всегда.
— Теперь они смогут. Не сразу, конечно... со временем. Может, через месяц или два, как заниматься будут.
— Вот и правильно. Считай, ты сегодня много жизней спасла. Это ведь во вред не применишь?
— Нет.
— Все правильно. Не переживай.
— Я внимание привлекла...
Таня только отмахнулась.
— Лея, милая, ну какое там к нам внимание? Так, на местном уровне. Думаешь, мало у нас экстрасексов и мегакексов? Вагонами грузи! Открой газету — там постоянно объявления. Почищу карму, открою чакры, почешу эго и сверх-эго. Даже если заинтересуются, решат, что ты одна из таких. Будут думать, приглядываться...
— Я уйду раньше, — кивнула Салея. — Да, пожалуй.
— Ты так спокойно об этом говоришь...
Салея пожала плечами.
— Мне не страшно. Это люди почему-то боятся, а я все знаю. Дерево уйдет, но семена останутся. И прорастут.
— Это будут другие деревья и другая жизнь.
— Разве это важно? Мы все равно остаемся...
Таня только вздохнула.
Неизвестно, что бы она ответила, но заворчал Гном. Девушка удивленно застыла на месте — перед ними стояло трое парней. И она их знала.
Попов, Мельников, Жаров...
— Вам тут что нужно? Гном, рядом!
Ротвейлер рыкнул, как бы говоря — какое рядом? Рвать нужно! Но хозяйка командовала жестко, и пес пока что держался у ее ноги.
— А ты как думаешь?
— Думаю, Попов, — Таня говорила достаточно жестко, — ты хочешь пожелать нам спокойной ночи, и пойти восвояси.
— Ошибаешься, Углова.
— Хорошо. Можешь просто пойти. К чертям, — огрызнулась Таня.
— Но ведь могу и остаться.
— Боюсь, Гном будет против, — Таня смотрела жестко и холодно. Рассеивались иллюзии, с хрустальным звоном осыпались стекла розовых очков, больно царапая кожу.
Любимый парень?
Нет. Враг. Друзья не поступают так, как он. И явно не с добрыми намерениями парни их тут подкараулили.
— Плевать на твою шавку, — Попов сделал шаг вперед.
Гном тоже.
А в следующую минуту в нос собаке полетела струя чего-то едкого.
Газовый баллончик — страшная штука при правильном употреблении. Бедный Гном завизжал, словно щенок. Едкая дрянь обожгла глаза, пасть...
— Димка хватай Углову, Олег — Сантос...
Сережа уже торжествовал победу.
Он уже видел, как опрыскивает из баллончика гадкую шавку, чтобы та точно не могла помешать, как друзья хватают девушек, как тащат их в подходящий подвал... да, есть здесь, неподалеку, и матрасы там есть, сам купил парочку надувных и привез, не зря он уже несколько дней следит за девчонками. Они тут постоянно гуляют.
Взвизгнула Таня, выдираясь из сильных рук, и получила пощечину. Пока не сильную, раскрытой ладонью по лицу. На светлый свитерок закапала кровь. Олег шагнул ко второй девчонке.
Попов уже чувствовал под собой горячее девичье тело... он обеих попробует. Но сначала — Сантос.
И что они сделают потом?
Да ничего!
Их слово против его! А парни будут утверждать, что все было добровольно... на языке уже ощущался пряный вкус победы.
Смысл тут даже не в сексе.
Во власти! Полной власти над другим человеком, который может, и умнее, и лучше тебя, и заслуживал уважения, а теперь — теперь лежит под тобой и только стонет...
О, да...
Он уже ощущал все это. И предвкушал триумф, когда по лицу хлестнул порыв ледяного злобного ветра.
— Ничтожество....
Слово было произнесено, и упало, словно камень. Потому что женщина, которая его произнесла, она... она... ой, мамочки!!!
На Таню никто из троих и не обращал внимания, потому что парней сковал жуткий страх.
Безумный, нечеловеческий, при котором сам собой расслабляется кишечник и хочется, слабо повизгивая, забраться под одеяло с головой. И молиться, лишь бы ОНО тебя миновало.
И знать — не в этот раз.
Не обойдется, не минует...
Салея смотрела гневными глазами. Что с ней хотели сделать, она тоже поняла. Да и чего тут сложного — в алых всполохах похоти и багряно-черных протуберанцах агрессии все читалось, как на ладони...
И Гном.
И Таня. Пусть у Димы и разжались руки, пусть Таня вырвалась, но кровь так и бежала тонкой струйкой по лицу, капала тяжелыми красными каплями. И Салея испытывала такую ярость, что даже стоять было тяжело. Кинуться, вцепиться, рвать, рвать когтями, пока Танина кровь не будет смыта потоками крови ее обидчиков...
Да как они посмели!?
Гнев хлестнул так, что Салея едва сама на ногах удержалась. Дубовая Корона — это не просто так. Это — сила, которая сейчас рвалась в мир. Гневная, яростная, безжалостная... не моли о милости. Она не знает такого слова.
Девушка казалась сейчас выше, потому что от хрупкой фигурки во все стороны расходился зеленый мертвенный свет. Накатывал волнами, словно в проулке кто-то включил прожектор.
Дубовая Корона горела зелеными огнями. И такими же зелеными отблесками сияли глаза Салеи. Сейчас в них не было ни зрачка, ни белка — только зелень.
Безудержная сила Леса.
— Стоять...
Тихий голос, почти шепот. Но слово давит, слово повелевает, Олег упал на колени, заскулил тоненько, словно щенок, и почувствовал, как по ногам течет что-то горячее. Обмочился? Но — какая разница? Если страшно так, что сейчас просто помрешь на месте...
Салея сдвинула брови.
Слова?
К чему Лесу лишние слова, клятвы, молитвы... сила рванулась через нее так, что на миг потемнело в глазах. Таня подхватила подругу, не давая упасть...
— Лея! Осторожно...
Салея кивнула. Посмотрела вперед...
— Да. Вот так все правильно.
— Ой, — тихо сказала Таня. — Это...
— Да.
Ровно на тех же местах, где стояли парни, теперь высились три дерева. Три дуба. Молодые такие, зелененькие...
Таня где стояла, там и села.
Вот это — да!
Такого она никак не ожидала. Да и как тут подготовишься... ладно — исцеление. Ладно — лес. Ладно еще, когда Салея пропадает с глаз долой, и вроде как в другом мире... это почему-то не воспринималось так остро. А когда она просто рукой повела, и вместо трех парней — три дуба?
Это — как!?
Это полный шок.
Впрочем, долго Таня в нем не пробыла, некогда.
— Гном! Гномушка!
Вот воды-то у нее с собой и не было. А промыть бы сейчас пасть, глаза... как же они ротвейлера потащат... куда за водой бежать... да где здесь колонка или хоть что... хоть бы дождь был и лужи, так сухо же!
Сейчас, маленький, потерпи... секунду...
— Отойди.
Салея командовала так, что Таня сама собой дернулась в сторону. И увидела зеленые всполохи на руках девушки. Они бежали, впитывались в ауру Гнома — и собака успокаивалась. Стихали болезненные красные пятна в районе его головы, вот Гном перестал тереть лапами глаза и нос, вот встал на ноги, слюни, конечно, бегут, но это уже мелочи, это уже такие мелочи...
— Гномушка!!! — обняла его за толстенную шею Таня. — Чудо мое...
— Все в порядке, — кивнула Салея. — Вот сволочи! Он мог бы и ослепнуть...
— Твари, — разозлилась Таня. Посмотрела на три дуба, которые росли поперек улицы, и замолчала. Вот ведь... и решать с ними что-то надо. — Лея, это... это с ними надолго?
Салея прислушалась к себе.
— На любой срок, который я загадаю. Хоть навсегда.
Искушение было громадным. Вот честно — бешеное было искушение. Пусть стоят тут, растут, и никому не мешаются. Их же никто не убивает, верно?
Абсолютно. Жить будут, а что дубами, так меньше вреда принесут. И вообще, привычное состояние. Дубовое такое...
— Я знаю, Олег в семье один.
Салея вздохнула. Она понимала, к чему клонит Таня, да и сама уже успокаивалась.
— Сколько ты предлагаешь?
— Год, — приговорила Таня. — За Гнома надо бы и десять лет, но это много для человека, а год им в самый раз...
Деревья задрожали всеми веточками. Кажется, от ужаса.
Салея качнула головой.
— Надо бы года три. А лучше пять.
— У них родители с ума сойдут.
— Напиши им письмо, что дети живы, здоровы и активно исправляются.
— А их за это время не спилят?
Салея только вздохнула. Она уже успокоилась. Пока полечила собаку, пока помогла Тане, совсем чуть-чуть, незаметно срастив обратно сосуды, да и агрессия ушла. Выплеснулась вовне. Враги уже наказаны, чего их добивать?
— Что ты хочешь с ними сделать?
Таня подумала несколько минут. И принялась излагать. Салея послушала — и кивнула.
— Да пожалуй. Так будет правильно.
И принялась командовать. По Дубовой Короне бежали яркие зеленые всполохи.
* * *
Когда девушки уходили из проулка, там все было тихо, чисто и спокойно.
Три дубка своим ходом добрались в расположенный неподалеку парк, и укоренились на окраине. Там их срубить не должны, но на всякий случай Салея еще набросила на них отвод глаз. Пока лбом не врежутся — не увидят, а потом быстро позабудут. Так спокойнее будет. А еще к отводу глаз — пробуждение. Ладно уж. Если их начнут рубить или пилить раньше, чем через год, чары спадут. Смерти соплякам девушки не хотели. Только проучить.
Пусть постоят, подумают, каково это — зависеть от других. А может, и поумнеют немного. Если повезет.
Огласки не боялись ни одна, ни другая. Пусть через год парни хоть в голос кричат, что они дубами в парке простояли. Ага-ага, у нас же такое через раз случается...
А если мстить будут — уже навечно одревеснеют. Накладывать такое заклинание Салея не стала, ни к чему. Но сказать — запросто. И кто проверит? Это же на себе придется...
Не рискнут. Жить им хочется.
Девушки никому об этом не расскажут, даже Людмиле Владимировне. Ни к чему ей волноваться лишний раз. Все правильно?
Да...
Глава 9
— Углова, Сантос, к директору.
Девушки переглянулись.
— А что случилось? — поинтересовалась Таня.
— Идите, — отмахнулся Сергей Юрьевич. — Вроде бы ничего страшного....
Ничего?
В кабинете девушек ждали аж восемь человек. Настоящее столпотворение. Родители всех троих оболтусов, плюс Ваня Цыган, плюс еще какой-то незнакомый им мужчина, в джинсах и худи с капюшоном, ну и сам директор. И Сергей Юрьевич.
Атмосфера в кабинете явственно потяжелела, кондиционер не справлялся.
— Углова, Сантос, проходите.
— Добрый день, — поздоровалась Таня.
Кольнула совесть.
Все же родители, волнуются, переживают, вон у матери Жарова глаза заплаканы, да и две другие мамаши не лучше... а что ж вы сыночков-то не воспитывали? Что ж они решили, что можно насиловать?
На самомнение им наступили? И они решили ударить в ответ?
Как пишут в интернете — Ачетакова?
Действительно, что тут такого? Отказала девушка? Посмеялась? А мы, вот, ее изнасилуем, да по кругу пустим! В следующий раз не засмеется, небось!
Потрясающие моральные принципы! Просто чудесные мальчики, аж восторг прет! Совесть стушевалась и уползла куда-то в район печени. Салея и вовсе ничем таким не страдала, подумаешь... трое идиотов! Они подняли руку на носителя Дубовой Короны.
С ними еще милосердно поступили, могли бы и на двести лет дубами оставить.
— Где мой сын? — с ходу надавил Попов-отец.
Таня подняла брови, надеясь, что уши у нее не покраснеют. Хотя под волосами могут и не заметить.
— Не знаю. А должна?
— Тань, — Ваня выглядел смущенным, но не заткнулся. — Я знаю, что вчера Серега, Олег и Димка... они к вам пошли. И не вернулись.
— Ко мне домой?
— Нет. Они вас хотели встретить на прогулке, с собакой.
— Зачем? — продолжала издеваться Таня.
— Поговорить, — выкрутился Цыган, у которого уши пламенели уже всеми оттенками пурпурного, да и морда не отставала. — Пригласить...
— Изнасиловать, — вежливо подсказала Таня.
— Не придумывай! — грохнул кулаком Жаров. — Мой сын не такой!
— Неужели? — Таня тоже сдаваться не собиралась. Это раньше она бы в уголок забилась и дрожала. А сейчас... сейчас за ее спиной была Салея. Подруга нуждалась в защите, но подруга и могла превратить всех присутствующих в фикусы. Так что... не время бояться! Время кусаться! А то потом придется объяснять, откуда тут еще десяток деревьев пророс. В кабинете директора. — А тебя, Цыган, они тоже пригласили? Остаточки подобрать?
— Я... я просто их ждал.
— Где ждал? С какой целью?
Попов поднял руку. Таня послушно замолчала — вдруг что-то умное скажут?
Ан нет... не сказали.
— Полагаю, сейчас это уже не столь важно. Я вижу, что вы целы и невредимы, девушка. А вот мой сын и его друзья домой не вернулись. И я отел бы узнать, что с ними случилось.
Таня вздохнула.
Вчера они с Салеей договорились, что будут отвечать. И сейчас она собиралась отстаивать свою версию случившегося.
— Они сбежали.
— Сбежали? Отчего и куда?
Таня вздохнула.
— Вчера мы гуляли с собакой. Они подошли, втроем, начали угрожать, попытались обидеть Гнома. У Сергея был с собой перцовый баллончик, собаку можно осмотреть. Ему до сих пор плохо.
— Да сдалась мне твоя собака! — рыкнул отец Олега.
— Причинение вреда личному имуществу, угроза... между прочим — уголовщина, — меланхолично заметила Таня.*