Но совершенно упустил из виду, что Мистраль — человек неординарный, и хотя ранее эксцентричных выходок за ним не числилось, это не означало, что он на них не способен. А с учётом его характера, не признающего противодействия собственной воле, от Мистраля невозможно было ожидать, что он признает неправоту, — скорее станет упрямо игнорировать соперника. Так же, как и тот его, ибо ни один из них не желал подавать руки первым. А тот, кто подал бы, автоматически становился "слабым звеном" в своих же собственных глазах. И всё начиналось заново, превращая отношения в бессмысленные столкновения двух эгоцентричных честолюбий. Ар раз за разом натыкался на стену категоричности Мистраля, и в итоге, связанный по рукам и ногам, вынужден был вести себя именно так, как больше всего раздражало Грандина, непонимающего, что именно он сам такое поведение и породил, не желая признавать взаимного уважения и равноправия. В отношениях не должно быть с одной стороны — "Да", а с другой — "Посмотрим-поглядим, подумаем, сначала ты — мне, а потом, если сочту нужным, я — тебе".
Разумеется, в понимании Мистраля всё выглядело совершенно наоборот: Ири представлялся инфантильным и незрелым мальчишкой, неспособным и не желающим брать на себя малейшую ответственность, противостоящим ему исключительно из самодурства и требующим, чтобы Мистраль закрыл на это глаза, играя по непонятным правилам, унижающим его достоинство. Что за игры ведёт с ним Ири? Чего он от него желает и на что рассчитывает в дальнейшем — для Мистраля представлялось совершенной загадкой.
Всегда продумывающий свои шаги и действия на несколько ходов вперёд, чётко планирующий все свои "хочу", "надо", "куда", "зачем" и "для чего", он столкнулся с абсолютным отсутствием чужой логики, и это невероятно бесило и выводило из себя. Беспорядка и хаоса ледяной принц не выносил и не приемлел категорически ни для себя, ни для других. Но Ири представлялся именно таким — хаос, беспорядок, нарушение стройной, безупречной работы математического механизма собственного мировоззрения Грандина.
И сейчас новое примирение воспринималось не константой, а всего лишь временной передышкой, во время которой Мистраль отчаянно надеялся суметь понять: что именно с ними не так?
Где находится тот заржавевший маленький винтик, который стоит разыскать, заменить, а если понадобится — переосмыслить, перечертить и перестроить всё заново? Эту задачу он мог решить.
В его мире не существовало неразрешимых проблем — того, с чем бы Грандин Мистраль не мог справиться, ведь если он не сможет найти решение, весь его механизм — совершенный, безупречный, никогда не подводящий механизм — даст трещину, сбой, совершит ошибку. Уже начал совершать, потому что любовь, как сорняк, дикая трава, растущая по своим собственным законам и правилам, дала всходы внутри него, оплела собой. Но Мистраль не может останавливаться из-за неё — помехи, намотавшейся на винт его жизненного корабля — или распутать и аккуратно положить в карман, или разрубить и плыть дальше... И ни первое, ни второе не кажется возможным. Надо найти ответ. Отыскать неизвестную производную, "слепое пятно", понимание, которого не было, но которое должно было сложиться, прорасти и стать частью личности, — внутренняя незаметная выщербина, возникшая в отсутствие чего-то очень важного.
Но как это чаще всего и бывает, когда примирение случается, и во внутреннем мире наступает затишье, мало кому хочется размышлять о вещах и проблемах внутреннего характера. Им было хорошо вместе, а всё остальное казалось несущественным, незначительным и попросту теряло всяческий смысл. Как-нибудь на досуге, Мистраль займётся решением и поиском этого непонятного "нечто", а сейчас ему просто хотелось быть с Ири и улыбаться, наслаждаясь жизнью и его обществом и всем тем, что оно несло с собой.
— Смотри, не пожалей о своих словах, — вздохнул Мистраль, пряча ухмылку по поводу моментально нарисовавшейся в воображении реализации предмета их разговора, и с удовольствием потянулся к Ири, помогая одеваться и приводить себя в порядок. — Знаешь, слова иногда имеют привычку просто вылетать. Мммм? — он с надеждой покосился на любовника и, решив задобрить, поправил ему воротник.
— Не в этом случае! — Ири самодовольно хмыкнул, как всегда мастерски имитируя манеру самого Грандина. Чувствовалось, что он обдумал и всё решил. Правда, зная его, Мистраль подозревал, что желание сформировалось исключительно под воздействием импульсивного порыва.
— Отныне ты, — Ар победно ухмыльнулся, впечатывая палец в грудь Мистраля, многострадально поморщившегося в данном случае от манер Ири, — будешь только подо мной!
— Хорошо, Ири, — с подозрительным смирением Мистраль опустил глаза, — обещаю, сегодня ночью ТЫ БУДЕШЬ СВЕРХУ! — выдав сие вдохновенное заверение, он поспешно отвернулся, пряча свою знаменитую дьявольскую усмешку.
* * *
**
Вечером из спальни Мистраля доносились отчаянно-возмущённые крики, потревожившие степенный покой обитателей особняка.
— Отвали от меня! Не смей! Не буду! — на фоне приглушённой возни и шорохов, звучал отчаянный голос гостя.
— Будешь! — неумолимо отзывался хозяин Мист
— Не хочууу! — вновь возня и грохот.
— Да неужели?! — ещё более неумолимое, сопровождаемое полузадушенным всхлипом. — По-моему, ты просто стесняешься. Днём ты высказал своё намерение весьма недвусмысленно.
— Но я не это имел в виду!!! — орал Ири.
— А я подумал именно об этом. И теперь собираюсь исполнить своё обещание! — наставительно пояснил Мистраль, изображая ангельскую непосредственность. — Ири, сердце моё, мне кажется, или этот этап мы проходили? Свои желания надо формулировать точнее. Так что не я виноват в том, что ты ничему не учишься.
Если бы кто-нибудь из слуг мог заглянуть в спальню, его глазам предстала бы весьма откровенная картина: разбросанная по всей комнате одежда и два сражающихся обнажённых тела. Хотя, то, что между ними происходило, трудно было назвать сражением.
Полусидящий Мистраль, используя физическое превосходство в силе рук, удерживал на своих коленях отчаянно отбрыкивающееся смуглое тело Ара, пытающегося улизнуть.
— Ири, будь умницей, не упрямься, сделай нам обоим приятно. Давай, ты же этого хочешь!
— Не хочу! Это нечестно! Мистраль, ты подлая скотина, вечно использующая всяческие уловки...
— Ты бы следил за словами, радость моя. Я же и обидеться могу, и тогда уловок станет гооорааааздо больше. Я бы сказал, ты сейчас прямо нарываешься на то, чтобы опробовать весь арсенал... Кончай вертеться, Ар!
Ири, сидя спиной к Мистралю, безнадёжно пытался высвободиться и не мог, в то время как перед Грандином открывалось довольно большое пространство для манёвров и манипуляций.
— Да пошёл ты!
— Как приятно, когда желания совпадают с возможностями! Этим и займусь, — Мистраль на мгновение приподнял Ара над собой, а затем, крепко обхватив за талию, опустил вниз, одной рукой придерживая собственный член, чтобы не покалечить ненароком, а второй фиксируя извивающегося Ири.
— Нет! Я не буд... — вопль, перешедший в сладострастный стон и удовлетворенное:
— Умница!
— Ран, ты просто... Ааай!
— Кто?!
— Мммм... Обманщик!
— Ири, с твоим отношением к подобным вещам, удивительно, что я заодно не превратился ещё и в насильника. Ты же меня прямо вынуждаешь!
— Нет... ООО...
— Да ну?!
Ири застонал, закрывая глаза, откидывая голову на плечо Грандина и двигаясь в такт ладони, ласкающей его спереди.
— Знаешь Ири, в отличие от тебя, меня больше интересует не победа, а участие, — Мистраль, смеясь, убрал руки и поцеловал возлюбленного в мокрый от пота висок. — Прости, подшутить над тобой временами слишком большое искушение. Давай поменяемся местами. Свой тыл я тебе доверял и не вижу причин не повторить это...
Ири на мгновение приоткрыл затуманенные страстью глаза, бросив на Мистраля выразительный уничтожающий взгляд из-под длинных пушистых ресниц.
— Ран! — восхитительный сбивчивый шёпот. — Если ты сейчас остановишься, я тебя убью, чёртов ублюдок!!!!! Пожалуйста... ооооо... — он отчаянно задвигал бёдрами и закончил раздражённо, — заткнись и просто трахай меня!!!
— Радость моя! — Грандин на мгновение онемел от потрясения, а затем притянул к себе Ири и разразился громким всхлипывающим смехом, приникая губами к чужим лопаткам, — Ири, я тебя обожааааю! — простонал он, целуя золотистый загривок и ловя ртом ускользающие губы. — Ты чудо Ири! Просто чудо!
Глава 24
Мистраль, улыбаясь, смотрел на Ири, любовался смущённым, чуть нахмуренным лицом, и читал в нём скрытую благодарность и затаённую радость, что Грандин всё устроил и взял на себя хлопоты по переезду.
Да, многие вещи оказались болезненны, но именно благодаря настойчивости Мистраля в некоторых вопросах нет нужды продолжать нелепую игру отрицания отношений в свете того, что они не только не прекратились, но благополучно продолжали существовать.
И внезапно странно оказалось понять, что всё на самом деле — легко и просто, в то время как они непонятно зачем и почему устроили целую мышиную возню, надумав кучу глупостей, страхов и сомнений. Стоило лишь начать — и всё стало происходить естественно, само собой, совершенно без ссор и тех мелких неурядиц из-за различия привычек, что омрачают взаимодействие многих пар на первом этапе отношений, когда происходит притирка друг к другу. У них же словно и не было никакой притирки. Возможно, умудрившись переругаться в пух и прах ранее, они, сами того не замечая, изучили некоторые особенности и составляющие друг друга настолько, что теперь это воспринималось совершенно нормально, не вызывая недоумения или удивления, ибо именно так и должно было быть и иначе не представлялось.
И вот теперь они не просто встречаются — живут вместе и могут совершенно открыто выражать чувства и желания, не вызывая косых взглядов и неуместного любопытства. Их отношения сложились сами собой и стали абсолютно обычным явлением в жизни Академии, таким же естественным, как и случавшиеся прежде ссоры. А может быть, именно они и привели к тому, что в сознании окружающих Мистраль и Ар просто не воспринимались отдельно друг от друга, но всегда были парой, примерно такой же, как Эргет и Алес, просто со своими причудами.
Впрочем, от столь заметных личностей иного не ожидалось. Словно бы кумиры не имели права на обыкновенность, хотя на самом деле были самыми обычными людьми.
Теперь же Ири и Ран свободно рассекали по территории Академии, позволяя себе держаться за руки, обниматься и целоваться, когда никто не смотрит. Правда, Мистраля вряд ли волновало наличие возможных свидетелей. В отличие от Ара, он делал всё, что хотел, совершенно не стесняясь собственных желаний.
И Ири, в который раз разглядывая каменное невозмутимое лицо, задавал себе вопрос: "Неужели это — один и тот же человек? Неужели под ледяной маской аскета может скрываться такая невероятная гамма эмоций?"
Но стоило этому совершенному равнодушному лицу повернуться в его сторону, и оно мгновенно преображалось. В глазах оживали тёплые огоньки, а застывшие губы таяли в нежной, предназначенной только для него улыбке.
Возможно ли это?! — думал Ири, и от этой мысли на сердце у него становилось удивительно хорошо и радостно, по-особенному невероятно удивительно, — Ран любит меня?! Он меня любит!
Его абсолютно ледяное спокойствие днём и безумная неистовая страсть по ночам — Грандин казался Ири непостижимой загадкой, разрешения которой совершенно не хотелось искать. Рядом с Раном не существовало холодных стен, равнодушия и недопонимания. Были лишь нежность и страсть, от которых Ар временами задыхался, не в силах вынести их ошеломительную силу и напор.
Я люблю его, — подумал Ири уже в сотый раз, — господи, я люблю его! Не могу без него. Хочу быть с ним всегда. И в то же время боюсь. Боюсь, что однажды всё закончится, как сон...
Ран, возможно ли это — никогда не просыпаться?
Ири любовался Мистралем. Тайком, исподтишка, боясь оказаться пойманным на месте "преступления". Боясь признаться в том, что замирает от восторга, даже не замирает — обмирает изнутри, не в состоянии верить сам себе, собственным ощущениям — Этот ледяной бог принадлежит ему?!
Такой холодный и недоступный, похожий на совершенную статую, далёкую, недосягаемую, безразличную, скучающую. Даже когда он записывает лекцию или слушает новую тему с очень внимательным сосредоточенным видом, если присмотреться, несложно заметить, что Мистраль борется с желанием украдкой зевнуть, потому что ему абсолютно неинтересно.
Но вот Грандин чувствует направленный на него взгляд Ара, поднимает голову и...
Ири больше не в состоянии ни двигаться, ни дышать. Он тает. Тает, словно воск свечи, растопленный сиянием бесконечной нежности, растворяется в чёрных демонических глазах и испытывает только одно желание — упасть к ногам великолепного Мистраля, встать перед ним на колени, любить, преклоняться. Стыдно признаться самому себе, но Ар ничем не лучше остальных, потому что он любит, просто любит и не может и не хочет бороться с этим. Люблю! Люблю! Люблю!
— Ты божество, Грандин, — вырывается у Ири непроизвольно, — ты похож на божество.
Грандин улыбается с особой снисходительностью, такой ласковой и любящей, что у Ара на глаза наворачиваются слёзы, и, наклонившись, шепчет на ухо лёгким тёплым ветерком:
— А ты — мой золотой божок! Разрешишь забрать тебя себе?
И совсем тихо, почти беззвучно, опаляя жарким дыханием начинающее пылать ухо:
— Я хочу тебя, ангел мой, каждую секунду, а ты даже не замечаешь! Пошли домой, я сделаю тебе...
Лицо Ири полыхает, но он не отодвигается. Зато в тетради Мистраля, тут же появляется надпись: "Мистраль — дурак!"
Грандин довольно ухмыляется. Преподаватели и студенты делают вид, что ничего не замечают.
Оценки Мистраля неизменно находятся на самых верхних строчках, и ему прощается практически всё. Даже эта одержимость Ири Аром воспринимается, как нечто само собой разумеющееся.
А вот оценки Ири Ара стремительно сползли вниз. Что солнечный мальчик, полностью ушедший в свою влюблённость, воспринял более чем равнодушно. В отличие от Мистраля.
Глава 25
Ири с Ильтом стояли перед доской с результатами оценок за экзамен, и Эргет Ильран готов был разломать эту доску и разогнать студиозов, с недоверием передающих из уст в уста:
— Посмотрите — у Ири всего лишь десятое место!
— Не может быть!
— Ах!
— Его выгонят из "сияющих"?!
— Невероятно!
— Ой, хоть бы его перевели в наш класс!
* * *
**
— Ири, сдурел?! — Альфонсо орёт с самого начала коридора, в отсутствие Мистраля являя собой карающее возмездие, полное негодования. — Ты что себе позволяешь?!
В отличие от грустно вздыхающего и советующего взяться за учёбу Ильта, Альфонсо более несдержан:
— Ты издеваешься над нами?! О чём ты думал во время экзамена? Наугад ответы ставил?
— Мистраль будет в ярости, — философски изрёк Ильт, обнимая Ара за плечи и отодвигая в сторону от готового накинуться на него Альфонсо.
