Поэтому Элаикс по своему почину усилил стражу и почти не спал, то и дело проверяя караулы, но, к счастью, все обошлось — фарийцы не решились на ночную вылазку.
Утро выдалось мрачным и сырым. Природа как будто бы почувствовала, что вот-вот свершится, а потому небеса затянули густые облака, и закапал мерзкий мелкий дождик. Его сил не хватило, чтобы превратить землю в непроходимое месиво, однако для того, чтобы испортить солдатам настроение, он был в самый раз. Впрочем, кажется, ганнорцы не испытывали ни малейших затруднений. Все утро они были заняты размалевыванием собственных тел и лиц краской, заточкой мечей и чисткой доспехов.
Сам Элаикс облачился в чистую рубаху и чистые же штаны, которые заправил в сапоги. Поверх рубахи он надел плотную кожаную безрукавку, на которую в свою очередь, натянул кольчугу, подобранную специально для него еще в Раэлине. Доспех этот выглядел чудно и непривычно — в родной Тимберии такими не пользовались. И все же юноша не мог не восхититься умению северных мастеров. Состоящая из тысяч заклепанных колец, броня была надежной, достаточно легкой и очень гибкой — почти не стесняла движения. На голову южанин нацепил простой овальный шлем, снабженный металлическими нащечниками. После этого он накинул на спину клетчатый плащ и в результате стал весьма похож на благородного и очень богатого ганнорца.
На пояс он повесил дубинку, ножны с мечом и кинжал, а в левую руку взял щит — Элаикс прекрасно понимал, что бой предстоит нешуточный, и дополнительная защита пригодится.
Все это заранее подготовила для него Эльра, которая, кстати, облачилась почти также. Молчаливый Полукровка, да и Бартих тоже от нее не оставал. А вот Аладан, напротив, раздетый до пояса, держащий в одной руке щит, а в другой — копье, был разукрашен, казалось, красками всех цветов, которые только нашлись у восставших.
— Грантар не появился? — на всякий случай уточнил Элаикс.
— Нет, — покачала головой Эльра, критически осматривая облачение командира. — Кажется, он немного неправильно истолковал твой приказ о выборе сотни надежных парней. Решил, что сам входит в нее.
— Ладно, — отмахнулся Элаикс, следя за тем, как армия северян начинает покидать место ночевки. — Справимся и без него. А теперь — вперед!
Ганнорцы, повинуясь приказам Сильных, выстроились на обширном лугу в паре тысяч шагов от фарийского лагера. Армия была настолько большой, что правый ее фланг не просто упирался, но и пропадал в лесу, а правый, извиваясь и изгибаясь, растянулся по цепи небольших холмиков.
Да, в боевых порядках их армия выглядела внушительнее, нежели на марше и Элаиксу, чей трехтысячный отряд замер среди подлеска на самом краю левого фланга, показалось, что враги не осмелятся покинуть свои укрепления. Он ошибся.
Затрубили рога, отворились ворота, и фарийцы плотными рядами — сотня за сотней — высыпали навстречу своим противникам. Они строились так быстро и четко, что даже если у кого-нибудь из ганнорцев и была мысль напасть до того, как построение будет закончено, они сразу же отбросили ее. Идеальные прямоугольники, ощетинившиеся во все стороны щитам и короткими копьями одетых в тяжелую броню пехотинцев, небольшие отряды всадников на фланги, и цепь бездоспешных пращников, копьеметателей и лучников впереди.
Также Элаикс обратил внимание на фигуры, появившиеся на дозорных вышках.
"Маги"? — подумал он. — "Нужно предупредить наших".
Но он никому ничего не успел сказать — центр их строя, сплошь состоящий из великолепной конницы, двинулся вперед, все ускоряя и ускоряя шаг. Тысячи всадников в едином порыве бросили своих скакунов в лобовую атаку, а за ними устремилась пехота.
Не было строя, не было тактики, не было ничего, кроме ярости и желания перебить ненавистных поработителей, свернуть их шеи и выпотрошить внутренности. Элаикс чувствовал это, он питался ненавистью тысяч людей, ощущал, как ее потоки проходят сквозь кожу. Он тоже орал что-то нечленораздельное, отдаленно напоминающее боевой клич и был готов отдать приказ ко всеобщей атаке. Его сдерживало лишь то, что Ливитар, расположившийся тут же, удерживал своих людей, ожидая чего-то.
И фарийцы не заставили себя упрашивать!
Небеса разверзлись, выпуская цепь змеящихся молний, которые ударили прямо по коннице, сметая людей и поджаривая их вместе с животными. Вслед за этим на флангах поднялось ревущее пламя, отсекающее фланги от атаковавшей конницы, из-за чего даже те, кто собирался поддержать товарищей, был вынужден остановиться, чтобы не сгореть заживо. Центр же продолжал движение навстречу гибели.
Тучи стрел, камней и дротиков собрали свою кровавую жатву, но ганнорцы с упорством, достойным лучшего применения, продолжали лезть вперед. Фарийские метатели отступили за спины легионеров, и те принялись буквально в упор закидывать врагов своими дротиками, и только после этого сошлись в рукопашном бою
Страшный грохот на мгновение лишил всех слуха, затем он сменился воплями, стонами умирающих и криками раненых.
— Проклятье, нужно помочь им! — Ярость начала спадать, уступая место страху и отчетливому пониманию, что одного только количества может и не хватить.
Не он один осознал это — ганнорские отряды один за другим принялись обтекать пламя и смещаться к открытому проходу.
— Стой, — Бартих схватил его за руку. — Ждем тут.
— Почему?
— Их маги скоро выдохнутся, и тогда мы ударим имперцам прямо во фланг.
— Да ты что! — взревел Аладан. — Штоять, пока наших убивают?
— Да, стоять! — повысил голос лысый воин. — Смотри, какая там давка, все равно не пройдем.
И он был прав — воины сгрудились толпой, подставляясь под убийственные залпы чародеев, продолжавших вызывать молнии, а также фарийских срелков, которые, укрывшись за спинами легионеров, и не думали останавливаться. Тех, кто падал, тотчас же затаптывали товарищи, столь силен был напор, но толку от этого не было никакого — пробиться не удавалось. Сквозь оседающее колдовское пламя было видно, как прогнулся строй фарийцев, однако он держался, и, что самое ужасное, фланги ганнорского воинства почти не принимали участие в схватке.
Пламя осело столь же неожиданно, как и появилась, а в следующий миг по левому флангу, метнувшемуся в атаку, ударила целая россыпь молний и огненных шаров. Даже со своего места Элаикс чувствовал омерзительный запах обгорелой плоти. Кошмарные же вопли умирающих заставляли шевелиться волосы на его голове.
Но ждать больше было нельзя.
— В атаку, за мной! — закричал он и, что было сил, понесся к фарийскому строю. Земля дрогнула от топота тысяч ног — Бочка также бросил подчиненных в атаку.
Им навстречу ударил конный клин — всадники, вооруженные луками, покинули фланг фарийского воинства и устремились в обход северян, осыпая тех стрелами.
— Наемники, — прошептал Элаикс, понявший, что столкнулся с селианцами. — Проклятые твари.
Стрела просвистела совсем рядом, и один из бегущих за ним ганнорцев упал, но это не остановило юношу. Фарицы были совсем близко.
Целых три копья устремились в него, но воин закрылся щитом, который выдержал попадание вражеских копий. Элаикс попытался сбить их мечом, но ничего не получилось — те засели намертво.
Другому бы человеку пришлось спешно бросать свое защитное снаряжение, но юноша лишь осклабился, помянув добрым словом Владыку Хаоса, и на полном ходу влетел в строй фарийцев, проламывая его вглубь.
Рядом зазвенело, затрещало — это остальные воины устремились в пролом, но Элаиксу не было сейчас до этого дела. Он интуитивно ткнул мечом упавшего фарийца, защитился от атаки второго и расколол череп третьему. Меч крепко засел в кости, но юноша не горевал по этому поводу — он сорвал с пояса дубину и принялся крушить ею всех, до кого получалось дотянуться. Именно сейчас он благословил свою проницательность, благодаря которой захватил это короткое оружие — драться длинным мечом в толчеи и переплетении тел было решительно невозможно.
Со всех сторон на него наседали враги, ярость затмевала глаза, но на этот раз он держал себя в руках, не позволяя сознанию полностью отключиться.
"Ну уж нет, не сейчас! Поганые фарийцы тут, умирают под моими ударами! И я буду это видеть, буду"! — думал юноша, коля, рубя и круша. — "Буду! О боги, какое же счастье"!
Однако очень быстро выяснилось, что сверхчеловеческая сила как-то не слишком и помогает в общем бою — врагов было слишком много, чтобы парировать все удары. Кое-что принимали на себя сопровождающие, кое-что — щит, но Элаикс, даже разгоряченный битвой, чувствовал, что с его телом творится что-то странное. Руки сами собой начали слабеть, перед глазами поплыли круги, движения потеряли резкость, а силы вдруг стали иссякать, причем с каждой секундой — все быстрее и быстрее.
Неожиданно сквозь туман, заволакивающий его сознание, донеслись яростные вопли и ржание, идущие откуда-то со спины. В этот же момент чьи-то сильные руки схватили его и потянули назад. Он пытался отбиваться, но получалось не очень. Мгновение, и стена фарийских щитов исчезла из его поля зрения. Еще миг, и он почувствовал, как кто-то закидывает его на конский круп.
— Что? — прошептал Элаикс, чувствуя, что слабость усиливается.
Он попытался пошевелиться, но тело больше не слушалось. Угасающим взглядом он окинул поле боя. Какое-то странное мельтешение вокруг, множество всадников на низкорослых конях, почему-то рубящих и колющих ганнорских воинов, какие-то взрывы.
Голова закружилась, и Элаикс потерял сознание.
Глава 4.
Пятый день пути по Степи прошли без приключений. Ни чудовищ, ни работорговцев, ни даже каких-нибудь хищных животных не встретилось троице, и Трегорану нравилось это. Он не хотел себе признаваться, но было что-то такое в этом простом и неспешном путешествии в компании прелестной, но странной воительницы и не менее странного актера.
Димарох оказался хорошим рассказчиком, и скрашивал вечера у костра самыми разными байками, которых он знал великое множество. Итраида же была великолепной добытчицей, умудрявшейся достать свежее мясо и съедобные коренья буквально на ровном месте.
— Вот увидишь, друг мой, — разглагольствовал Димарох вечером пятого дня, когда они остановились на привал и жарили на вертеле несколько заячьих тушек. — Едва ты только вступишь в пределы благородной Батерии, как забудешь о всех прочих городах, которые только видел. Поверь мне!
— Неужели даже великий Фар не столь прекрасен? — не удержался от подначки Трегоран.
— Нет, эти фарийские выскочки только и могут, что орать о своем Вечном городе, но чем он был триста лет назад? Обычной деревней. А Батерия блистает уже тысячелетие! Никто не останется равнодушным, увидев прекрасный акрополь, возвышающийся над лестницей из тысячи ступеней, или посетив один из десятков театров, что услаждают ценителей прекрасного по всем районам, начиная от порта, и заканчивая окраинами нижнего города. А храмы... — Он мечтательно зажмурился. — Кто не видел главный храм великой Тимиллы, тот ничего не видел в этой жизни!
Молодой чародей слушал его внимательно. Неожиданно ему в голову пришла одна идея.
— Скажи, а есть ли в вашем городе библиотеки?
— Конечно, самая большая на континенте!
— И в ней можно отыскать магические книги?
Димарох хмыкнул.
— А зачем они нужны человеку, способному испепелить кучу народа, за время, необходимое лишь для того, чтобы моргнуть?
— Я не закончил свое обучение, — признался юноша, не вдаваясь в детали.
— Понимаю, — Димарох не стал задавать лишних вопросов. — Да, в великой библиотеке есть все, но абы кто не сможет в нее войти.
— И что мне потребуется для этого?
Актер замялся и отвел взгляд. Трегоран терпеливо ждал.
— Стать городским чародеем, — наконец ответил его новоиспеченный друг.
Юноша задумался. С одной стороны, не самый плохой вариант — он знал множество заклинаний и был уже достаточно силен. Однако, с другой...
— Есть какая-то хитрость?
— Да. Любой претендент на это почетное звание должен сразиться с одним из действующих магов и победить того.
— Бой ведется насмерть?
Актер захохотал.
— Конечно же, нет! Позволь объяснить тебе кое-что. Магия в Атериаде угасает. Все талантливые чародеи — и это я знаю точно — перебираются в империю. Богоравный и платит лучше, и кормит сытнее, и рабов дарует больше.
— А я думал, что он не позволяет кому-нибудь кроме фарийцев изучать магию.
— Атериадцев это не касается. Мы признаны почти равными доблестным жителям Вечного города, — в его голосе прозвучала нескрываемая издевка. — А потому все более-менее опытные и талантливые чародеи думают только о том, как бы сесть на корабль и помахать родному краю ручкой. У меня так уехали трое друзей. Когда я последний раз был в Батерии, здесь оставалась всего сотня чародеев, включая зеленых учеников и согбенных старцев. Думаю, сегодня дела идут еще хуже. А посему, никто не станет драться с тобой на смерть.
— Это обнадеживает.
— Меня не слишком.
— Отчего?
— Ты — южанин. Городской совет может не пожелать связываться с кем-то вроде тебя.
— Понимаю, — Трегоран задумался. — В любом случае, мне придется посетить твой город, чтобы пополнить запасы и продать нашу добычу. Думаю, в Батерии можно будет действовать по обстоятельствам.
— Слова не юноши, но мужа, — согласился с ним Димарох.
В это время из темноты появилась Итраида, несущая несколько больших клубней.
— Еда, — проговорила она, показывая добычу.
Трегоран последнее время занимался изучением ирризийского и атериадского языков, и добился на этом поприще невероятных успехов. Его абсолютная память помогала юноше и на сей раз. Достаточно ему был один раз услышать слово, и он уже навечно запоминал его значение. Более того, мог воспроизвести услышанное с теми же интонациями, что и говоривший. Так что юноша подумывал скрыть свое истинное происхождение и представиться совету атериадцем-полукровокой.
Спустя два дня они, наконец, добрались до обжитых мест, и уже больше суток катились по хорошей дороге, успев миновать несколько городов. Димарох заметно повеселел. Он щебетал, точно соловей, расписывая своим спутникам все те удовольствия и радости, что несут им атериадские полисы. Трегоран слушал его в пол уха. Он заметно подтянул свои знания ирризийского, и сейчас разговаривал с воительницей, оказавшейся на удивление интересной личностью.
— Расскажи, как ты оказалась в плену, — попросил он, когда Димарох, правивший повозкой, в десятый или одиннадцатый раз подряд завел речь о величии Батерии.
— Я должна был смотреть.
Трегоран моргнул.
— Прости?
— Смотреть, — повторила девушка.
Юноша коснулся плеча артиста, прервал того и повторил слово, произнесенное девушкой.
— В этом смысле правильно понимать его, как разведывать, друг мой, — отозвался тот, — так на чем я остановился?
— На храмах.
— Ах да, точно. Храмы Батерии...
Трегоран вновь переместился к собеседнице.
— Прости, я еще плохо знаю ваш язык.
— Плохо? Ты учил его семь дней и говоришь так, словно жил у нас годы!
