Я почувствовала, что вот-вот разревусь и закрыла горящее лицо руками. Ой, как же стыдно!!!
— Да всё в порядке! — спокойно сказал 'злобный некромант'. — С кем не бывает. А теперь давай-ка, ложись обратно. Тебе пока скакать не стоит. И всё-таки выпей вот это, — и он протянул мне кружку с подостывшим сбитнем.
— Прости меня, пожалуйста!
— Да ладно. Не бери в голову.
— Честное слово, такое со мной первый раз в жизни...
— Ну, я думаю, и почти полную потерю ауры ты прежде тоже не переживала. Кстати, истерика — очень распространенная реакция на стресс. Да и у выпитых тобою зелий есть немало побочных действий. Эх ты, знахарка, таких простых вещей не знаешь! — парень засмеялся.
Мы помолчали.
— Как тебя зовут?
— Светодар. Для своих — Дар.
— А я — Веслава. Можно — Славка.
— Я знаю, — кивнул Дар. Он сидел вполоборота на широком подоконнике и болтал правой ногой. Умиротворенный Степан свернулся меховым комком у меня в ногах и сделал вид, что спит.
Я лежала в постели, укутанная по уши одеялом. Сбитень был благополучно выпит. Есть мне по-прежнему не хотелось, хотя я уже поймала себя на том, что начинаю всерьёз принюхиваться к вкусным запахам, витающим в воздухе.
— Это правда, что я пролежала без сознания целых три дня?
— Да. И я уже начал опасаться, что ты не придешь в себя. Если бы ты сегодня не очнулась, то это могло бы означать лишь одно: ты потеряла слишком много сил, и восстановить их уже невозможно.
— И что бы было тогда?
— Тогда бы ты умерла. Я не сумел бы тебе помочь.
— Да уж, — хмыкнула я, — учитывая твои 'обширные' познания в приготовлении целебных снадобий...
— Вообще-то, такие повреждения ауры, как у тебя, на грани полного распада, не лечатся травками да порошочками.
— А чем же? — недоверчиво спросила я.
— Аурой другого мага, — серьёзно ответил Дар. — Это вроде как заплатка: отрезал у себя, прилепил другому, наложил заклинание и всё — жди, когда регенерирует.
— Ре...что?
— Ре-ге-не-ри-ру-ет, — по слогам повторил он и пояснил: — ну, зарастет как бы.
— Так это что же получается, — сообразила я, — ты мне отдал часть своей ауры?!
— Ну да.
— И теперь тебе самому ее тоже надо ре...не... заращивать?
— А вот за меня ты не беспокойся, — самодовольно сказал Дар, — я всё-таки не деревенская травница! Для мага моего уровня регенерировать ауру не особо сложно: примерно, как для тебя обычные магические силы восстановить. Поел, отдохнул, ещё разок поел, у печки либо костра посидел (моя стихия — огонь), пару настоев хлебнул — и порядок!
— Так ты ж в снадобьях не разбираешься! Ты ж мне сам сказал!
— А я тебе всё наврал! Ну неужели ты всерьез подумала, что я не умею работать с такой ерундой, как 'Радужный мост' или драконьи зубы? И скажу по секрету: зелья, которыми я тебя поил, гора-а-аздо сложнее. Кстати, а где ты берешь русалочьи хвосты? Мне пришлось у тебя позаимствовать, не то мои запасы закончились.
Я обалдело похлопала глазами.
— Нет, ну а зачем было врать-то?
— Слушай, ты что, и вправду не понимаешь? Тебя надо было как следует встряхнуть. То, что ты пришла в себя, ещё ничего не значило. Могло так получиться, что ты бы не сумела наладить внутренние связи между своими вновь обретенными силами и восстановленной аурой. В таком случае ты бы превратилась в слабое, вялое существом с набором примитивных чувств и желаний, к тому же без малейшего проблеска магических способностей. Не понимаешь? Ну, хорошо, представь себе камень. Он — единое целое. А теперь вообрази тот же камень, но рассыпавшийся в песок. Все связи между его частичками разрушены, и теперь он годится лишь на то, чтобы запорошить кому-нибудь глаза. Чтобы вновь стать камнем, песок должен подвергнуться воздействию колоссальной силы. Понятно?
Я кивнула.
— Хорошо. Так вот, было необходимо разбудить в тебе эти силы, потому что, в отличие от песка, который превращается в камень под воздействием извне, ты должна была сделать то же самое со своей душой сама. А для этого надо остро чувствовать и мыслить. Тебе должно быть любопытно, страшно, весело, больно, обидно... но только не лень, не спокойно, не всё равно! Тебя было нужно растормошить, разозлить. В этом смысле, твоё возмущение моей 'необразованностью' и твоя истерика стали в некотором роде лекарством, поскольку это была такая буря эмоций, что весь песок просто не выдержал и сплавился обратно в камень!
— Я думала, ты чернокнижник и сейчас всех нас убьешь или превратишь в лягушек. Ты был такой злющий...
— Интересно, а чего бы ты хотела? Представь себе: прихожу я к себе домой (в дом, защищенный кучей заклинаний, заметь!) и обнаруживаю там настоящий табор; дядька Осмол заперт и блажит из-за двери, обвиняя тебя во всех грехах. Пес околдован и спит. Конь, хоть и бодрствует, но тоже явно заколдован, иначе никак нельзя объяснить тот факт, что он тебе позволил сесть на себя верхом, да ещё и привез сюда. Ты что-то блеешь, мямлишь, но толком ничего мне объяснить не можешь или не хочешь. Ко всему прочему, я смертельно устал, голоден, как упырь, и зол, как бес. Кроме того, есть ещё некоторые обстоятельства, из-за которых я не жалую незваных гостей.
— Да я тебе и не успела ничего объяснить, — смущенно пискнула я, — а ты уже решил, что меня стоит съесть.
— Вот ещё! Кости глодать! — возмутился Дар, ухмыльнулся и продолжил: — Но самое-то страшное поджидало меня впереди! Как тебе такая картина: ты в обморок брякнулась и лежишь себе тихонько, зеленеешь на глазах; твой кот ругается на чистом человеческом языке, да так, что я даже два новых неприличных слова узнал; твой грач не менее внятно грозит мне всеми мыслимыми земными и небесными карами и всё норовит клюнуть. Тем временем, в дверь лезет говорящая лошадь и требует подробно ей рассказать, что происходит. А посреди этого говорливого зверинца стоит какой-то совсем мелкий мальчишка и сыплет магическими искрами, причем так не по-детски сыплет-то! Сам синенький, тощенький, от слабости шатается, того и гляди рядом с тобой уляжется и тоже начнет помирать. Пришлось его осторожненько вырубить, пока он сам себя до ручки не довел, защитничек. А зверьё твоё как это дело увидело, так такой гвалт поднялся — хоть из собственного дома беги! Еле-еле я их угомонил. Чуть сам умом с вами всеми не тронулся, честное слово! Не знал, за кого первого хвататься. Хорошо хоть у мальчишки на ауре блок стоял, да такой грамотный, я прям даже залюбовался!
— Какой такой блок? — удивилась я.
— А ты не знаешь? Подобные блоки обычно ставят тем, у кого чародейские силы проявились слишком рано, когда мозги ещё не выросли. Ну, или кто просто не научился ими грамотно управлять. Таким образом, у начинающего мага остается доступ только к собственно силам, а вот аура защищена от случайного саморазрушения. Израсходовал все свои запасы — и можешь смело гулять. А попробуешь блок снять, так и вовсе в обморок свалишься.
— Ты знаешь, а Ванька всё в лесу сознание терял, ну, после того, как мы от мортисов удрали, — задумчиво протянула я.
— Знаю, — кивнул Дар. — Ванятка мне всё рассказал. Он ведь втихаря помогал тебе охранный контур держать. Свои силы кончились, а к ауре он уже не пробился. Странно только, что он сумел довольно быстро восстановиться и даже попытался устроить мне здесь фейерверк.
— И вовсе не странно, — буркнула я. — Я ему свои силы подливала по чуть-чуть.
— Это с разорванной-то аурой? — оторопел парень. — Ну, ты даешь! Ума тебе не занимать! Жаль, тебе никто блока не поставил.
— Ну, тогда бы мы с тобой не разговаривали, — философски отозвалась я. — там было надо либо выкладываться полностью, либо даже не начинать трепыхаться и не портить нежити аппетит.
— Неужели ты не умеешь грамотно расходовать свои магические силы и не обращаться к ауре? — его голос опять стал вкрадчивым.
— Во-первых, я выполняла 'Одуванчик', но мне помешали (я покосилась на безмятежно подслушивающего кота), заклинание... гхм... лопнуло, и из-за этого некоторая часть ауры распылилась. А во-вторых — нет, не умею.
— То есть как это? — озадачился Дар.
— А вот так, — вздохнула я, — я и колдовать-то по-настоящему начала чуть больше седмицы назад...
Да, вот на это стоило посмотреть! Глаза парня от изумления чуть не выскочили из глазниц.
— Правда, правда, — покивала я. — Прежде мне удавались лишь только некоторые заговоры: на травы, на зелья, на хлеб, на исцеление больных.... Ну там, силенки могла подлить. А так — нет. Только в последние дни у меня почему-то стали получаться и все остальные заклинания. Но зато я хорошо знаю теорию!
— И ты, едва прикоснувшись к серьезной магии и не умея толком колдовать, отправилась невесть куда, да ещё и прихватила с собой ребенка и толпу говорящих животных? — недоверчиво уточнил мой собеседник. — И кто же тебя, такую умную, учил? — На его лице всё явственней проступала уверенность в том, что второй такой дуры он прежде точно не встречал.
— Да они сами за мной увязались! Попробуй, отвяжись от них! — возмутилась я. — А мне было надо ехать. Вот мы и отправились все вместе.
— И далеко ль путь держали? Поди, что-то интересное? — небрежно поинтересовался парень.
— Да нет, — осторожно отмахнулась я, — так, ерунда, одного дедка искали...да это уже и не важно!
— Я же говорил — чокнутая! — он тяжело вздохнул и для убедительности постучал себя согнутым пальцем по лбу.
А вот это уже хороший повод обидеться. Очень кстати! Я старательно сверкнула на грубияна глазами (надеюсь, что получилось!), злобно фыркнула, демонстративно отвернулась к стенке и натянула на голову одеяло. Как и следовало ожидать, смутившийся Дар немного потоптался у лавки, на которой я изображала оскорбленную добродетель, повыражал раскаяние, а потом оставил меня в покое.
Исподтишка проследив, что дверь за ним плотно затворилась, я с облегчением откинула одеяло — в горенке было жарковато. Степка перестал прикидываться спящим, приподнял остроухую голову и с насмешливым любопытством посмотрел на меня. Ему было прекрасно известно, что слово 'чокнутая' вряд ли могло ввергнуть меня в культурный шок: все окрестные селяне изъяснялись на крайне цветистом наречии. Благодаря своим учителям — отцу Яромиру и бабушке Полеле, чья речь отличалась правильностью и даже изысканностью, — я, как правило, не позволяла себе таких вольностей, однако понимала, что требовать чего-то подобного от других не вправе и вообще глупо.
Просто сейчас мне понадобился повод прервать разговор, потихоньку становившийся все более личным. Я не была готова отвечать на многие вопросы, которые того и гляди задал бы мне обаятельный хозяин негостеприимного дома. Как я ни старалась, у меня никак не получалось доверять ему: уж больно всё выходило гладко да сладко. Слишком бросался в глаза контраст между дружелюбным парнем, спешащим придти на помощь сирым и убогим, и разъяренным колдуном, готовым нас разорвать на части лишь за то, что мы посмели явиться в его дом.
— Посмотрим, Степочка, понаблюдаем, — прошептала я, — а там, глядишь, чего-нибудь да и придумаем.
Я поправлялась медленно. Миновала обещанная пара дней, потом ещё три, а затем и ещё денёк, и вот уже шла вторая седмица, как мы очутились на запрятанном в лесной чаще подворье; однако моё выздоровление всё откладывалось и откладывалось. Нет, физически я чувствовала себя прекрасно, как будто и не было ни страшной простуды, ни начинающейся грудной лихорадки, ни усталости. Но мое душевное состояние оставляло желать лучшего. Я с огромным трудом сопротивлялась повылезавшим из темных углов страхам, слабости и неуверенности в собственных силах.
Каждый день я подолгу просиживала на ступеньках крыльца, листая единственную найденную в доме книгу (ту самую, по зельям) и греясь на солнышке — весна всё-таки образумилась, взялась за ум и вспомнила про свои прямые обязанности. Снег совсем сошел, и ветви деревьев и кустарников начали быстро покрываться наивным зеленым пухом.
За мной ненавязчиво присматривал Угрюм. Уж не знаю, делал он это по приказу хозяина или по собственному почину, но стоило мне показаться на улице, как пес немедленно находил себе какое-нибудь дело неподалёку. Ко мне он никогда не подходил, по-видимому, памятуя о нашей первой встрече и стесняясь. Тем не менее, я не чувствовала в нем злобы; скорее, Угрюм крепко недоумевал по поводу нашего затянувшегося пребывания в его доме. Моё зверьё пес своим вниманием не удостаивал: даже Степка, осмелев, спокойно проходил мимо его клыкастой морды; впрочем, кошак проявлял благоразумие и специально не нарывался.
Просторный двор широким полукругом примыкал к высокому крутому холму; к его подножью лепились многочисленные постройки, обильно украшенные деревянными резными полотенцами, коньками, утицами и прочими оберегами: жилые покои, конюшня, большой сарай, где жили две смирные длинноглазые козы, курятник, населенный очень упитанными нахальными курами, банька. К моему удивлению, на подворье не нашлось места ни плодовым деревьям, ни милому простым селянским сердцам огороду, об эту пору нетерпеливо ожидающему, когда же хозяева посеют в едва оттаявшую жирную землю семена редиса, репы, морковки и пряной зелени.
Кроме того, в глубине двора располагалось приземистое строение без единого оконца, в котором каждый день подолгу пропадал Дар. Он уходил туда рано утром и редко появлялся прежде, чем солнце ныряло за верхушки поросших лесом холмов. Оттуда частенько доносился стук, лязг, а однажды там что-то хорошенько громыхнуло, а из печной трубы повалил темный вонючий дым, обильно сдобренный рыжими веселыми искрами. Мне оставалось только ломать голову над тем, что бы там могло происходить. Вопросов я, понятное дело, не задавала. Парень же, почувствовав мою зажатость и отчужденность, тоже ни о чем не расспрашивал, ограничиваясь учтивыми и ничего не значащими фразами.
К моему удивлению, кроме Светодара в обширных хоромах жил один только дед Осмол; никакой родни либо дворовой челяди, или даже домашней нежити у них не было. Мне стоило немалого труда, чтобы уяснить себе суть взаимоотношений ворчливого старика и молодого чародея. Родственник? Откуда же тогда взялись обращения 'хозяин' и 'господин'? Слуга? Не похоже — вон как порой командует 'хозяином', тот только успевает поворачиваться! Промучившись три дня, я всё-таки не утерпела и спросила Дара.
— Старый Осмол-то? А вот, сколько я себя помню, столько он при мне в дядьках состоит, — спокойно ответил парень.— Он меня, считай, и вырастил: мать умерла, когда мне и четырех лет не исполнилось, отец же всегда был занят своими делами. Так мы с ним вместе до сих пор и живем.
Коротко и ясно. Значит, рос ты, дружок, при мамках, няньках и дядьках. Впрочем, и так было понятно, что Дар — не простой селянский парень из семьи потомственных скотоводов и огородников. Вон как в седле сидит — залюбуешься! А мечом как по утрам машет, выполняя ежедневное воинское правило! И это в Синедолии, которая последний раз воевала лет сто назад: окруженному с двух сторон горами, а с третьей — непроходимыми чащобами, нашему государству приходится держать ухо востро лишь на своих полуденных рубежах, приглядывая за живущими там бойкими степняками, которые нет-нет, да и рискнут переправиться через могучее русло Светлой. Но места, пригодные для переправ, наперечет известны, и для их охраны достаточно небольших профессиональных гарнизонов. По этой же, кстати, причине, и на соседей наш великий князь походами не ходит: кого завоёвывать-то — кочевников с их баранами и кибитками?! Крупной хищной нежити у нас не так уж и много, внутренние междоусобицы редки, и, как следствие, в многочисленном войске необходимости нет. Поэтому витязь-чародей, каждое утро выписывающий в воздухе своим мечом замысловатые фигуры, — явление в наших краях редкое и малоизученное.
