Вершина мира 1. Часть 4

Сказав это, я гордо развернулась и отошла подальше от копошащихся мужчин, стараясь при этом держаться прямо и не скатиться позорно на заду с завала, совершенно уверенная, что все мужские головы сейчас повернуты в мою сторону.

— Кстати, — прокричала я, приостановившись и уставившись в наглое синее небо, — там, внизу трое. Мамаша, судя по голосу не старше шестнадцати лет, с зажатыми плитой ногами, которые она уже не чувствует, ее младенец, возрастом около месяца, с ее слов в порядке, и папаша, потерявший сознание, только я не знаю чей он — девицы или ребенка!

Я плелась по направлению к стартовым площадкам размышляя повеситься мне сейчас или подождать пока "Беркут" выйдет в открытый космос. Как-то так получилось, что я оказалась никому не нужна. Домой возвращаться не могу, иначе обрядят в кружева и оборки, повяжут на голову идиотскую ленту и выставят в первый ряд счастливых зрителей умиляющихся бракосочетанием. А я там буду — не пришей кобыле хвост. И буду чувствовать себя попрошайкой, случайно забредшей в дорогой ресторан и усаженной метрдотелем за стол, в диком напряжении ожидающей, что обман вот-вот раскроется и случиться что-то до отвратительности унизительное. Папаня об этом позаботиться. Нет уж, увольте!

За время моего отсутствия он, скорее всего, уже позаботился об информационной поддержке и растрепал всем, что я продала Влада. Даже если Никита или Эжен попытаются утверждать обратное, никто не поверит, а гости станут смотреть на меня как на выходца кунсткамеры. Дед бы сказал, что надо вернуться и бороться за себя, а толку бороться, если это никому не надо и мне в первую очередь? Если отец, которому я верила, вот так просто сумел перечеркнуть все?

И здесь я в той же роли. То есть хвоста, который зачем-то пытаются присобачить кобыле. В моих услугах не нуждаются. И даже к черту послали! Но, почему!? Я смогла предотвратить истерику у девчонки, зажатой где-то под землей, успокоила ее и даже почти откопала. А меня послали к черту!

И теперь, подводя итог, что я имею? Ни дома, ни семьи, ни любимого мужчины. Которого, впрочем, я, по всем канонам жанра, сейчас должна ненавидеть. Ведь все мои неприятности именно из-за него. Это он своим появлением сломал мою жизнь. Я честно попыталась ненавидеть, но надолго меня не хватило. Это не он виноват, а стечение обстоятельств и может, я сама. Но от перемены мест слагаемых, как известно, сумма не меняется. Правда у меня есть деньги, но на черта они мне сдались, если я не могу спать и чувствую себя нормально только, когда работаю?

От сумятицы, поселившейся в голове, стало невыносимо жаль себя, и в горле набух ком, а на глаз накатились невыносимо жаркие слезы...

— Помогите!

Я вздрогнула, жалость к себе испуганной крысой бросилась прочь и слезы сразу куда-то подевались. Я резко развернулась на зов. Ко мне бежал перепуганный парень.

— Пожалуйста, помогите! — он схватил меня за руку, намереваясь куда-то тащить, я, не сопротивляясь, побежала за ним.

— Что случилось? — на бегу спросила я, перескакивая через препятствия.

— Там... там моя сестра... я говорил, я просил, а она... она меня не послушалась и пошла... она провалилась, я не успел... я не смог... она наверное умерла...

Перепрыгнув через очередное препятствие, мы резко остановились на краю глубокого провала, образованного обвалившимися плитами, или это был когда-то дом, черт его знает. На дне полутемной ямы не менее трех метров глубиной, лежала девчушка лет десяти, ее правая рука была вывернута под неестественным углом, согнутые ноги прикрывало легкое светлое платьице, подол его шевелился от сквозняка, приоткрывая сбитые острые коленки, а голова запрокинута назад. Главное, чтобы не было перелома позвоночника, вихрем пронеслось в голове, пока я отчаянно цепляясь за выступы, ползла вниз.

Оказавшись на дне ямы, опустилась на колени перед девочкой, осторожными пальцами потрогала ее шею, отыскивая пульс. Пульс был хороший. Тонкий фонарик нашелся в нагрудном кармане и вспыхнул ярким лучиком, проверила зрачки, с облегчением убедившись, что они реагируют на свет. А что без сознания, ничего удивительного — во время падения здорово приложилась головой, вон тонкая струйка крови ползет по виску. Я осторожно повернула ее на бок и прощупала позвоночник, конечно нельзя утверждать на все сто, но, похоже, все цело!

— Ну что там? — тревожно подал голос парень.

— Она жива, — порадовала я его, закинув голову, парень от облегчения опустился на край ямы и прижал руки к лицу.

— Эй, тебя как зовут?

— Кип, — глухо из-под ладоней ответил он.

— Кип, отойди от края, — попросила я, — мне не хватает света. Постой пока в стороночке, когда ты понадобишься, я тебя позову. Хорошо?

Я дождалась, когда он отойдет, и перенесла все свое внимание на девочку. Кроме вывихнутой руки, сотрясения мозга и незначительных ушибов больше повреждений не нашла. Что ж, сейчас уколем противошоковый препарат, вправим руку, и можно будет вытаскивать ее отсюда, а там до госпиталя рукой подать, там проведем более детальный осмотр и назначим лечение. Голова думала, а руки на ощупь отыскали в портативной аптечке, болтающейся на поясе, нужную ампулу и зарядили шприц. Чтобы вправить и зафиксировать девочке руку моим ремнем ушло не больше десяти минут. Справившись, я позвала Кипа, и мы осторожно извлекли девочку из ямы.

— Спасибо вам большое, — пробормотал Кип, укладывая сестру на каталку у входа в госпиталь.

— Да не за что, — пожала я плечами.

— Как это не за что? — удивился Кип. — Вы сразу откликнулись.

— Кип, это просто я попалась на твоем пути, — спокойно проговорила я, — если бы попался кто-то другой, он бы точно так же пошел и помог.

— Но попались-то вы! — резонно заметил парень.

— Ладно, ты посиди где-нибудь рядом, я ее осмотрю и к тебе выйду.

Я вкатила каталку в высокую палатку мобильного госпиталя. В палатке, разделенной на десяток помещений белыми полотняными перегородками, царил форменный бедлам. По одну сторону коридора располагались экстренные операционные, в которых серыми призрачными силуэтами копошились врачи, по другую палаты и смотровые. Я вкатила каталку в освободившуюся смотровую из которой вывезли кого-то плотно накрытого простыней, на которой неровными пятнами проступала свежая кровь. Что ж, врачи не боги.

Медсестра увидев, что привезли нового пациента, быстро сдернула со стола клеенку, постелила свежую, готовя место, еще две женщины суетливо прибирали разбросанные тампоны и салфетки. Я подкатила девочку к столу, с помощью медсестры переложила на подготовленный стол. Соседняя перегородка отъехала в сторону, в кабинет стремительной походкой вошел седой доктор с таким добродушным и понимающим лицом, что ему хотелось поверить все свои беды без остатка. Хирургическая роба доктора посерела от пота.

— Что тут у нас? — поинтересовался он у всех сразу.

Я кратко объяснила, что произошло с девочкой. Он внимательно слушал, кивая большой седой головой, потом осмотрел вправленную руку девочки.

— Что ж, вполне профессионально, — оценил он, я удивленно вскинула на него глаза, — вы же не спасатель? И в госпитале я вас не встречал, — уточнил он, видя мой взгляд.

— Вы правы, я не спасатель, — созналась я, устанавливая капельницу, — но я хирург и смею верить, достаточно неплохой. И если вы не погоните меня в шею...

— Ни Боже мой, — замахал на меня руками седой доктор, — если вы действительно хирург, то какая может быть шея? Нам рук отчаянно не хватает, а вы говорите — в шею!

— Вот и хорошо, — обрадовалась я, подключая девочку к аппарату, регистрирующему работу мозга, — а то меня некоторые личности, напоминающие пирата, попросили удалиться к чертовой матери.

— Вы, верно, имеете в виду Себастьяно Монтерру? — рассеянно проговорил доктор, глядя на ползущую из аппарата распечатку.

— Да, именно его, — подтвердила я, с не меньшим вниманием рассматривая ленту.

— Вы уж на него не обижайтесь...

— Аня, — подсказала я.

— Милая Аня, — улыбнулся он, мельком глянув на меня, — это у него работа такая. А так он очень хороший мальчик, да-да и не смотрите удивленно. Я давно знаю Себастьяно и его семью. Мальчик как раз прибыл навестить родных, когда случилась катастрофа, и его отозвали из отпуска. Впрочем, он зол не поэтому, он на работе всегда злой, как черт, но иначе нельзя. Иначе ничего не получиться, уж поверьте старому доктору. Посмотрите, наша девочка приходит в себя.

Ресницы девочки вздрогнули и разошлись, раскрыв ярко-зеленые, пока еще бессмысленные глаза. Девочка моргнула и посмотрела на нас достаточно осмысленно.

— Здравствуй, — улыбнулась я, наклоняясь к ней, — ты в госпитале. Я сейчас задам тебе несколько вопросов, а ты ответишь. Хорошо? — девочка кивнула. — Тебя как зовут?

— Кия, — тихо выдохнула она.

— Здравствуй Кия, а я Аня, сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— У тебя что-нибудь болит? — вступил доктор.

— Рука, голова и все остальное, чем я стучалась, пока падала, а так ничего, — я плотно сжала губы, стараясь не расхохотаться, девочка попалась с юмором, — а если серьезно, то болит все только снаружи. А где Кип? — забеспокоилась она.

— С ним все в порядке, ждет снаружи. Скажи, сколько ты видишь пальцев, — я показала ей три растопыренных пальца.

— Вообще-то пять, но выставляете вы только три, — ответила она таким обиженным тоном, будто ее приняли за умственно отсталую.

— Жить будешь, — рассмеялся доктор и потрепал девочку по голове, — мы тебя сейчас переведем в палату, ты полежишь пару дней, и мы тебя выпишем.

— Хорошо, только Кипа позовите, мне без него плохо, — нахмурив брови, проговорила она.

— Эй, кто-нибудь видел Анну Романову? — проорал кто-то в коридоре.

— А кто это такая? — тут же поинтересовался другой голос.

— Такая маленькая, черноволосая девица с задатками стервы. Она Себастьяно сегодня отшила за каких-то две минуты...

— Если я не ошибаюсь, это вас, — с лукаво проговорил седой доктор, прислушиваясь к разговору.

Я лишь пожала плечами и, попрощавшись с коллегой и пациенткой пошла разыскивать орущего типа. Долго искать не пришлось, мы столкнулись нос к носу, едва вышла из смотровой. Это был один из тех, кого Себастьяно обозвал Явором и Арлекином.

— Так кто ищет черноволосую стерву? — поинтересовалась я у мигом покрасневшего парня.

...До перехода на герцогский шлюп Ольгу так и не увидел. Она заглянула после того, как он устроился в каюте, один в один напоминающей предыдущую. Влад обрадовался сестре, ему даже поговорить было не с кем. Молчаливые носильщики тенями растворились на просторах шлюпа, едва занесли вещи.

— Ну, как ты? — с любопытством поинтересовалась она, оглядывая мрачного Влада. — Что-то особого веселья не наблюдается на просветленном челе.

— Попрошу не иронизировать, — скривился Влад. — Тебя бы так. Представляешь, мне оказывается нельзя самому гладить свои вещи!

— Что, прости тебе нельзя? — удивленно хлопнула глазами сестра.

— Гладить свои вещи, — терпеливо повторил Влад. — Когда я возвращался в каюту после вылета, вспомнил, что мой выходной костюм совершенно измят, он должен переезжать на вешалке, а его запихнули в сумку. И костюм, естественно, измялся до неузнаваемости, а я же не могу явиться к бабке в мятых тряпках, понимаешь?

— Понимаю, — пробормотала Ольга, зачарованно глядя на Влада, и недоверчиво поинтересовалась, — ты что, собрался сам гладить?

— Ну да. Я подумал, что у кого-нибудь из команды найдется утюг или что-нибудь вроде этого. Я хотел попросить, но потом почему-то постеснялся... Чего, ты хохочешь?

— Я просто представила лица наших бравых офицеров, явись ты к ним и потребуй утюг! Неужели ты не понимаешь, что герцогу не пристало самому выглаживать свою одежду? Для этого у тебя содержится целый штат слуг во главе с твоим личным камердинером!

— Личным кем? — озадаченно переспросил Влад, вспомнив Наом.

— Ка-мер-ди-не-ром, — повторила Ольга по слогам. — Он будет следить за горничными, которые наводят порядок в твоей комнате. За купальщицами, которые будут помогать принимать тебе ванну. За постельными, которые ответственны за чистоту твоего постельного белья, а так же он будет лично следить за твоим гардеробом.

— И сколько же это меня будет обслуживать человек? — с содроганием поинтересовался Влад.

— Около десяти твоих личных слуг, не считая приходящих досужих девочек.

— Каких, прости девочек?

— Досужих. Они приходят обычно на ночь, чтобы скрасить твою ночную жизнь, если тебе будет угодно остаться на ночь дома.

— А тебе тоже присылали девочек? — осторожно спросил Влад, но тут же понял, какую глупость сморозил, сообразив, за каким досугом нужны эти самые девочки и как незатейливо они будут его развлекать.

— Нет, ко мне присылали мальчиков, — явно содрогнувшись, серьезно ответила Ольга.

— А я могу отказаться от всего этого? — с нотками обреченности спросил Влад.

— Нет, не можешь! — ответ прозвучал сочувственно, но непреклонно. — Тебе все это положено по штату! Это ладно, ты с этим потом сам разберешься. Ну, как нашел ты свой утюг?

— Найти-то нашел, — уныло проговорил Влад, и без Ольгиного согласия плеснул им обоим немного вина, — он стоял прямо в каюте, и... и я погладил свой костюм. Вот только не надо так округлять глаза! Что ж я безрукий какой, я ж не знал тогда про каких-то там камердинеров! — обиженно проговорил Влад. — Я уже почти закончил, когда явилась девица и как заверещит, что для меня это чуть ли не смертный грех, у меня даже утюг из рук выскользнул. И еще, что ее за это уволят...

— Но, Влад, ее действительно могут за это уволить, — мягко и понимающе проговорила Ольга, глядя на совершенно несчастного парня.

— Да я это уже понял, — вздохнул он, — и пообещал ей, что никому не расскажу об этом...

— Хорош ты, дружок, пообещал и тут же растрепал мне! — мягко пожурила его Ольга.

— Да, растрепал! И знаешь, почему? Потому что уверен, что ты никому не расскажешь!

— Правильно, не расскажу, и не столько из-за нее, сколько из-за тебя. Чтобы тебе не пришлось выслушивать длинную и очень неприятную лекцию о твоем поведении от нашей дражайшей герцогини и стыдливо краснеть от ее язвительного тона. Я же все прекрасно понимаю, и как тебе сейчас трудно да и потом будет нелегко, пока ты еще привыкнешь. Это только кажется, что ты свободен и волен делать все, что хочешь. На деле же, постоянно связан какими-то глупыми предписаниями этикета, хорошего тона и пристальными глазами света, который только и ждет, что ты оступишься, чтобы со вкусом перемыть тебе косточки.

У тебя, естественно, больше вольностей. Во-первых, ты мужчина, а здесь за прошедшие века ничего не изменилось, и любой твой промах может быть расценен, как милая странность, а во-вторых, ты наследный герцог, титул немаленький, скажу больше — второй после императорского, и с твоим мнением и волей все должны считаться, даже вдовствующая герцогиня. Но для этого тебе еще предстоит утвердиться в глазах старой язвы, способной качественно испортить тебе жизнь. И не забывай, что отныне ты будешь постоянно на глазах, по крайней мере, в первый месяц, пока к тебе не привыкнут и не перекинуться на что-то более новое. Особенно к тебе будут присматриваться благонравные кумушки и старые девы, собирающиеся в старушкином салоне, пропустить по чашечке чаю. И еще прислуга, она тоже с не меньшим удовольствием станет перемывать тебе косточки.