01. Дзюсан. Академия-фантом

— А мы тут это, — Сэм замялся и, виновато улыбнувшись, признался, — играем.

Девочки инстинктивно прижались ближе друг к другу, и Макалистер отметил, что среди них не было Николь.

— Что за игры посреди ночи? — Генри не понимал, и это его раздражало. Казалось, что над ним специально издевались, выдавая сложные фразы, смысл которых доходил до него не в полной мере. Неожиданно подключился Кимура:

— Ао-андон. Да?

Курихара нехотя кивнул.

— Да. Это не запрещено правилами.

Однако Генри был непреклонен:

— Однако запрещено в ночное время находиться в помещениях, предназначенных для учебных занятий. И что это вообще за игра такая, этот ваш андон?

— В эпоху Эдо была такая игра — хяку-моногатари, — откликнулся Сората. — Люди рассказывали друг другу страшные истории вокруг синего фонаря, а Ао-андон — имя демона, который может явиться под утро последнему рассказчику.

— Какая глупо...

Руми наступила мужчине на ногу пушистой тапочкой и прошипела:

— Заткнись, Генри-кун, и не порть удовольствие, — и, обращаясь к ученикам, предложила. — Страшные истории, значит? Играете в хяку-моногатари, и история, рассказанная последней, оживет перед рассветом? Мне это нравится, хочу поучаствовать!

Генри был чрезвычайно удивлен. Выходит, что экстравагантная учительница притащила их с Соратой в спортзал не для того, чтобы помешать нарушению правил, а поспособствовать ему?

— Почему вы им потворствуете? — строго спросил он.

— И почему моя голова похожа на тёрку? — негромко, больше сам у себя, поинтересовался Сората, стоящий ближе всех к дверям. Руми не ответила, бодрой походкой прошествовала к центру зала и плюхнулась на маты. Макалистер беспомощно переглянулся с Кимурой, и тот, озорно улыбнувшись, протянул руку и щелкнул выключателем.

Зал снова погрузился в темноту, слегка разгоняемую зловеще синим светом одинокого фонаря.

Генри вздрогнул, когда кто-то, скорее всего, Кимура, подтолкнул его в сторону матов. Ему вовсе не хотелось слушать страшные истории, учитывая жуткие вещи, творящиеся в этих стенах в реальности, однако его спутники уже устроились вместе с учениками, пока еще тихими и явно испытывающими неловкость. Макалистер подошел к ним и, мысленно ругая себя за сговорчивость, опустился между Руми и Соратой. С одной стороны его касался острый локоть парня, с другой — горячее круглое колено Асикаги. Прямо напротив сидели Курихара и Чандлер, и если последний не сдерживал нетерпения, то его друг всем своим видом демонстрировал недовольство. Руми хлопнула в ладоши:

— Ну, кто следующий?

Девочки переглянулись, и Минако подняла руку:

— Наверное, я, — Генри видел ее очень редко, только запомнил кукольный наряд с кружевом и траурными черными лентами, вроде тех, что любят надевать помешанные на готике девицы. — Есть такая легенда, что если ночью прийти в школьный туалет на третьем этаже и трижды у третьей кабинки позвать призрак мертвой девочки Ханако-сан, то она отзовется. Говорят, будто бы когда-то она была обычной школьницей, но на нее напал маньяк, надругался над ней и бросил умирать в школьном туалете. С тех пор дух Ханако-сан появляется в женских уборных и пугает учениц.

— О, это я слышал, — перебил Сэм и сделал страшное лицо. — Она выползает на руках, потому что у нее отрезаны ноги, и требует их вернуть. Если не успеешь убежать, она изрежет тебя на кусочки.

Минако прижала ладони ко рту:

— Фу, придурок! Ты это только что придумал.

Парень засмеялся:

— Но ведь так гораздо веселее.

Девушка так не считала, да и Макалистеру шуточки Чандлера пришлись не по душе. Асикага погрозила блондину пальцем:

— Придумывать нельзя. Эх, молодежь, — она потянулась, в темноте задев британца рукой, — ничего вы не знаете. Вот, вас сейчас Сората пугать будет. Ну, давай.

Генри повернулся налево, глядя на профиль повара. Японец под пристальными взглядами чуть смутился и машинально заправил прядь за ухо. Потом покосился на Генри, и тому показалось, что этот взгляд ему что-то говорил.

— Издавна в Японии существовали легенды о мстительных духах несправедливо обиженных людей. Они носят название онрё и приходят с того света к тем, кто нанес им оскорбление, — его взгляд, уже не стесняясь, буравил Генри, и тот догадывался, что эта история была предназначена специально для него. — Они являются в белых погребальных одеждах, с распущенными черными волосами и с лицами, будто бы покрытыми белым гримом. Онрё преследуют свою жертву до тех пор, пока не отомстят.

Макалистер поежился. Безусловно, в Кимуре до сих пор жива обида на многие неприятные слова, что говорил ему Генри, но ведь он не мог знать, насколько точно описал мертвую девочку, всюду следующую за ним. Однако не было похоже, что она хочет Сорате смерти, напротив, ее намерения, хоть и туманные, скорее направлены на защиту. Как бы странно это ни выглядело.

Все притихли, а Руми же, напротив, еще больше взбодрилась, подавая ученикам дурной, по мнению Генри, пример.

— Жуть. Меньшего от тебя и не ожидала, — она убавила огонь в лампе, и света стало до неприличия мало. — Вот я вам сейчас кое-что интересненькое расскажу. Бьюсь об заклад, такого вы еще не слышали, — она устроилась поудобнее, сложив ноги по-турецки и снова пнув коленом британца. — Была такая история. В одной благопристойной семье родилась дочь, умница, красавица, и выросла старикам на радость. Но то ли проклял ее кто, то ли наоборот, одарил, но была у девушки странная привычка облизывать мужчин. Язык у нее был длинный и шершавый, как у кошки. И вот однажды нашелся юноша, который так полюбил ее, что решил жениться. И вот, представьте себе, первая брачная ночь, — Руми развела руками, как бы намекая на размах трагедии. — Жених уже готов, невеста тоже. И тут Намэ-онна высовывает свой язык и начинает облизывать возлюбленного, начиная с лица — шею, плечи, грудь, живот... — она хихикнула. — Ну и все остальное, вплоть до пяток. Парень испугался и сбежал. Больше его не видели. Бедняжка осталась одна.

Курихара и Чандлер переглянулись.

— Это случаем не факт из автобиографии? — поддел Хибики, и Сэм одобрительно хмыкнул.

— Хочешь подтверждения? Тогда иди-ка сюда, если не боишься, — и Руми демонстративно провела языком по губам.

Генри прикрыл пылающее лицо ладонью. Асикага не изменяла себе, и даже ее история имела какой-то подозрительный подтекст. И тут по спине пробежали мурашки — кто-то провел рукой линию вдоль позвоночника, заставляя мужчину резко выпрямиться. Он завертел головой и остановил негодующий взгляд на Кимуре, благо шутка была как раз в его стиле.

— Что вы на меня так смотрите? — шепотом осведомился повар. — Не бойтесь, я не собираюсь вас облизывать, уж не сейчас, это точно.

Генри хотел бы ответить, что вообще не желает, чтобы его облизывали, тем более Сората, но благоразумно промолчал, опасаясь, как бы их тихое перешептывание не стало достоянием общественности. Отвернувшись, он вперил взгляд в пол.

Масло в фонаре медленно прогорало, его запах пропитал воздух и въедался в кожу и волосы. Сквозь толстые затемненные стекла окон проникал отдаленный звук громовых раскатов. Приближалась гроза.

— Раз уж все равно все молчат, — заговорила Руми снова, — то я напоследок расскажу вам еще одну милую историю.

— Если там опять кто-то будет кого-то облизывать, меня стошнит, — поделился Чандлер, и Генри мысленно был с ним солидарен. Девушка обиженно дернулась:

— Злые вы! Совсем меня не уважаете.

Она грозно свела брови, но через секунду вновь пришла в прежнее возбужденное состояние, точно вернулась в свои собственные школьные годы:

— Это правда жуткая история. Точно вам говорю. Она про женщину-паучиху, которую называют Дзёро-гумо.

Макалистеру даже не пришлось оборачиваться, чтобы почувствовать, как напрягся Кимура и со свистом втянул в себя воздух. Казалось, он был на волосок от того, чтобы подняться и уйти, однако японец пересилил себя, хотя расслабиться все же не сумел.

— Красавица Гумо обитает в безлюдных местах, где подкарауливает молодых привлекательных парней, встречая их при полном параде — в черном шелковом кимоно с золотым узором и сямисэном в руках. Говорят, в нем содержится ее сила. А кроме того эта людоедка ослепительно хороша и соблазнительна, так что ни один мужчина не способен устоять перед ее чарами. У нее белая кожа и алые губы, и стоит ей произнести только одно слово, как мужчины буквально теряют последние мозги. А потом Гумо превращается в огромного черно-золотого паука и пожирает своего любовника. Такая вот сказка.

Макалистер сглотнул вязкую слюну. Теперь ему стала понятна реакция Кимуры — описание Руми не оставляло шансов на ошибку. Имя Гумо ни разу не прозвучало в ту ночь, но это, несомненно, была она. Генри целую неделю снились кошмары, страшно представить, какого пришлось Сорате. Мужчина покосился в его сторону, но профиль Кимуры был строг и неподвижен.

— На этом предлагаю закончить, — Генри нарочито громко хлопнул себя по коленям, привлекая внимание. От резкого звука все подпрыгнули в испуге, даже Курихара заметно вздрогнул. В открытую форточку влетел холодный порыв ветра, синяя бумага вокруг фонаря отогнулась, и язычок пламени качнулся, погаснув на миг. В ту же секунду погруженный во мрак зал осветился призрачным светом промелькнувшей молнии, такой яркой, что смогла проникнуть сквозь затемненные стекла. И в этой секундной вспышке на фоне темного прямоугольника двери явственно проступили очертания человеческой фигуры — худенькой девочки в белом с распущенными длинными волосами. Промелькнул и исчез, точно его и не было, двери с грохотом распахнулись и под визг девушек голос доктора Сакураи строго произнес:

— Что здесь происходит?

Все случилось быстро. Когда синий свет масляного фонаря вновь осветил лица ребят, Генри с облегчением решил, что никто ничего не заметил. В конце концов, лишь он один здесь был наделен горьким даром видеть невидимое. Однако при беглом взгляде на Сорату, мужчина заподозрил, что все не так просто.

Сухо щелкнул выключатель на входе, раз, другой, третий. Отчаявшись справиться с барахлящим электричеством, женщина упрямо вскинула голову, окинув прищуренным взглядом мутные силуэты присутствующих.

— Я спрашиваю, что здесь происходит?

Оба мужчины сидели к ней спиной, и участь быть разоблаченными несколько откладывалась, благо Руми моментально отреагировала на вызывающе властный тон.

— Тебе сказать забыли, — Асикага встала аккурат между доктором и Генри с Соратой, грозно уперев руки в бока. На взгляд Макалистера, грубить все же не стоило, однако он был рад, что нашелся кто-то, чтобы взять объяснения на себя. Опыт общения с доктором Сакураи подсказывал ему не вступать с ней в конфликт, хотя что-то в британце упорно стремилось сделать это. Кроме того она все еще была под подозрением.

— Асикага-сан, — обманчиво спокойно протянула женщина, — почему вы перед учениками в таком... в таком виде? Вы знаете, что это совершенно неприемлемо?

— Ах... — начала было Руми, но пересилила себя. — У нас семинар по народному фольклору, обстановка, приближенная к реальности, — она сделала шаг вперед, тесня противницу. Откуда такая неприязнь, Генри мог только догадываться, но прекрасно ее понимал. — Ты в мою педагогическую практику не лезь, без тебя ученая. Уйди и не мешай. Понятно?

Женщины увлеклись бессмысленной перепалкой.

— Генри.

Макалистер обернулся к Кимуре и вдруг почувствовал, как тот тяжело облокачивается на его плечо. Голос прозвучал хрипло и как-то безжизненно.

— Генри, мне... нужно уйти отсюда. Давай уйдем?

Просьба оказалась неожиданной, и было в ней что-то отчаянное, какая-то мольба. Теряясь в догадках, Генри все же поднялся, осторожно помогая японцу встать на ноги. Кимура с благодарностью ухватился за протянутую ладонь, и Генри ужаснулся, какой она была холодной.

Мужчины подошли к двери, воспользовавшись тем, что Кику прошла вперед, открыв путь к отступлению, однако, стоило им только проскользнуть в коридор, как Сакураи окликнула их:

— Сората?

Кимура замер, и Генри тоже пришлось остановиться, хотя он бы предпочел как можно скорее оказаться в своей светлой уютной комнате. К счастью, Асикага вновь отвлекла на себя внимание доктора, и Сората потянулся вперед, увлекая британца по коридору прямо, в сторону женского общежития. Неизвестно, как комендант следила за порядком, но и ночные посиделки, и двоих взрослых мужчин, без особого стеснения проходящих мимо ее двери, она не заметила. В любом случае, Генри был благодарен судьбе за это, потому как приключений с него на сегодня было предостаточно.

Они вышли на улицу, под свет установленных над крыльцом электрических ламп. Воздух был вязким и горячим. На лбу быстро выступил пот, и не было ветра, чтобы осушить его. Ночное небо со стороны моря плотно затянуло свинцовыми тучами, то и дело прошиваемыми острыми жалами молний. Генри поднял голову, ощущая первые, робкие пока, порывы прохладного ветерка. Тучи приблизились настолько, что почти накрыли собой старинное и мрачное здание Академии.

— Ты как? — Макалистер покосился на молчащего японца, вид которого все больше начинал пугать. Казалось, со смуглого лица сбежали все краски, даже губы побледнели. А глаза — Генри поспешил отвести взгляд — смотрели в одну точку, большие и почти черные от расширившихся зрачков. Хотя, быть может, дело было в сумраке надвигающейся грозы.

— Мне нужно... — голос Сораты звучал монотонно и глухо, как на старой магнитофонной записи, — поспать.

— Само собой, — шотландец выдавил из себя улыбку, больше похожую на нервный смешок. — Идем, пока твоя докторица не кинулась в погоню.

Кимура не отреагировал на ядовитую шутку, и Генри забеспокоился всерьез. Тот выглядел как человек, увидевший привидение. Так говорили в народе, и Макалистер опасался, что в данном случае иносказание могло оказаться жуткой реальностью. Уже не думая о камерах и о том, как потом станет объяснять ночное 'свидание', он проводил Сорату до его комнаты и с тяжелым сердцем вернулся к себе.

Кто-то, возможно, сам Сората, сказал, что последняя история, рассказанная в ходе этой странной игры, к утру может сбыться. Но ведь паучиха мертва, Генри лично от нее избавился, как бы ни было мерзко это вспоминать. И стоит ли верить глупым суевериям чужой земли?

Генри вспомнил сямисэн, чьи струны шевелились сами по себе, вспомнил черную махину с восемью мохнатыми лапами и Сорату, прикованного к сырой кирпичной стене твердой как проволока паутиной. И решил, что все же стоит.

То ли тяжелые тревожные мысли, то ли раскаты грома и блеск зарниц за окном и скрежет веток ненавистной магнолии по стеклу так и не дали Генри заснуть. На него это было не похоже, еда и сон — две вещи, жертвовать которыми он не привык, однако факт оставался фактом. Часы мерно отсчитывали минуты, безжалостно сокращая время до подъема. Дождь пошел недавно, в начале четвертого, и не смолкал уже час. Мужчина ворочался с боку на бок, но не мог найти удобное положение. Смяв простыни, взмокшие от пота, он скинул одеяло и со вздохом поднялся. Он любил шум дождя, под него было особенно приятно засыпать, но почему-то не сегодня. Досадно. Генри достал из шкафа полотенце и отправился в сторону душевых — освежиться и заодно привести в порядок мысли.