Николай I - попаданец - Книга 1

Афанасьевы оказались одними из последних подлежащих отселению. После освобождения крестьян и передела земли между ними, около трети из их общины в Нижегородской губернии должны были ее покинуть, ибо на них попросту не хватало земли. Часть из крестьян подалась в город на заработки, но большинство не захотело менять привычный уклад. Да и земли переселенцам обещали дать не пять-семь десятин, то есть гектаров по-нынешнему, а все десять-пятнадцать. То есть в два раза больше.

И хотя поначалу ехать совсем не хотелось, после реформы в общине случился раскол. Ибо каждый хотел остаться, да и после, когда решили, кто отселяется, никак не могли решить, кто будет первым. Вдобавок, община как таковая исчезла, потому как любой мог ее покинуть. И многие это сделали, дабы вести хозяйство по своему, на только своей землице. Поэтому Степан даже обрадовался, когда, наконец, очередь дошла и до них, ибо в родном селе им стало совсем не уютно.

Земля их располагалась в новосозданной Омской губернии. И хотя путь до нее предстоял не близкий, зато они получили целых пятнадцать гектаров. Вдобавок на семью Афанасьевым выделили сто рублей подъемных, которые выдавались в виде ссуды, сроком на двадцать лет. Немного конечно, но и таких денег Степан никогда за глаза не видел. Так что для вчерашнего крепостного, это оказались огромные деньги.

В путь тронулись по весне, как только сошла вода и немного подсохла земля. До Казани, где находился перевалочный пункт, они добрались на собственной телеге, запряженной одной савраской. В телеге вся семья и ее нехитрый скарб не умещались, поэтому Степан с Иваном попеременно шли пешком. Впрочем и у других переселенцев положение было не лучше. Поэтому, когда дошли, обувь уже давно была перевязана веревками, дабы совсем не развалилась.

Возле Казани раскинулись несколько огромных лагерей, где переселенцев формировали в караваны в соответствии с местом назначения. Так из дюжины семей покинувших родное Устиново, только Степан да его сосед отправились с одним караваном. Остальные переселялись в другие места: кто за Урал, а кто и в южные степи. На семью выдали по фургону, в котором им и предстояло ехать до самого Омска. В перевалочном лагере они пробыли неделю, ожидая пока сформируется караван. Недалеко от Казани начинался тракт, который вел через Уфу и Челябинск в Омск и следовал далее до Красноярска. Вначале тракт представлял собой проторенную повозками тропу, но пять лет назад, когда программа переселения набрала темп, его начали расширять и посыпать поверхность утрамбованным гравием. Делалось это лишь местами, вблизи населенных пунктов, но потихоньку тракт продолжал расширяться. Вдоль тракта, вблизи почтовых станций, выросли небольшие поселки с постоялыми дворами, рынками и скотобойнями. А небольшие городки, типа Уфы, Челябинска и Оренбурга, выросли как на дрожжах, став перевалочными пунктами для переселенцев.

Для шести душ фургон оказался довольно тесным, зато в нем не так сильно трясло. По вечерам фургоны съезжали с дороги и образовывали круг, посреди которого ставили палатки и разводили костры. Обычно несколько семей ужинали в складчину, вместе усаживаясь у костра. А на следующий день все начиналось сызнова: дорога, скрип колес, да заунывное пение — крик русской души. На расстоянии двух недель пути находились перевалочные лагеря, где переселенцы проводили пару дней, отдыхая и отмываясь.

К сентябрю, как раз до начала морозов, они, наконец, достигли Омска, где остались перезимовать. На зиму население города вырастало вдвое за счет поселенцев. Размещали их в бараках на окраине города. Условия в бараках были тяжелые. Две печурки с трудом обогревали помещение, а большая скученность зачастую приводила к болезням и ссорам. Благо при бараках находились бани, куда еженедельно ходили все. Еды было не много, в основном хлеб, но его хватало. Зиму Степан, как и большинство мужиков, провел на лесопилке, где они заготавливали бревна и доски для будущих домов. Женщины подрабатывали на текстильных фабриках, что выросли как грибы после дождя, ибо поток переселенцев породил небывалый спрос на товары, которых не хватало в богом забытом краю. Наиболее предприимчивые из мужиков устроились на строительство завода по производству паровых двигателей, а так же на завод по производству сельхозинвентаря, принадлежащему местному купцу с приятной для уха купца фамилией — Барышников. Там и платили поболее и кормили горячим обедом.

Апрель следящего года выдался теплым и как только сошли снега, Степан вместе с остальными мужиками поехал смотреть свои владения, что располагались в тридцати километрах от Омска. Их участки уже разметил землемер и Степан лично поставил крестик о том, что он вступает во владение землей. Вместе с соседями они справили избы, чтобы как можно скорее приняться за посевную. Из подъемных ста рублей, Афанасьевы получили только двадцать. Остальная сумма пошла в счет выданного сельхозинвентаря, лошади и посевных семян. Вдобавок к подъемным Степан смог взять ссуду в двадцать рублей, в местном отделении Крестьянского Банка. Эти деньги пошли на стройматериалы для избы.

И наконец, в конце мая, Степан со старшим сыном, который за зиму возмужал и прибавил еще вершок, вышли на первый посев. Земля уже просохла и все сорняки были выполоты. Афанасьев перекрестился, и его руки привычно легли на плуг. Впервые за много лет он был счастлив.

Глава 36.

После освобождения крестьян в 1831 году начался великий передел. Ибо помимо того, что большинство земли экспроприировалось у помещиков для передачи бывшим крепостным, эту землю требовалось заново разметить, дабы ликвидировать чересполосицу и увеличить надел на семью. Поэтому в тридцатые годы, во время проведения реформы, землемеры оказались самой востребованной специальностью.

Как я уже упоминал, земельная реформа преследовала три основные цели: распределение наделов для создания класса собственников и налогоплательщиков, колонизация Сибири, Кавказа и казахских степей и повышение урожайности. После увеличения минимального надела, земли на всех не хватило и поэтому порядка двадцати процентов крестьян подлежали переселению. Община сама решала, кто именно переселялся. Ведь просто так мужика с земли не сгонишь, а без земли у него оставалось всего два выбора: в город на заработки или переселиться. Большинство же выиграло, так как их наделы увеличились. Здесь мы использовали политику 'разделяй и властвуй', ибо большинству крестьян раздел оказался выгоден, а меньшинство, которое отсеялось, теряло, таким образом, поддержку большинства. Первые три года страну буквально лихорадило. Обширного крестьянского бунта не случилось, как-никак они получили вольную и землю, но локальные бунты и поджоги происходили повсеместно. Также хватало желающих доказать соседу свою правоту с топором в руке. Однако, потихоньку, по мере проведения реформы, они начали затихать.

Переселению подлежали порядка восьми миллионов человек. Не все переселялись в окраинные районы империи. Ибо помимо экспроприированной земли мы раздали земли из государственного фонда. Таким образом, довольно плотно были заселены земли Малороссии и на юге империи, между Царицыным* и предгорьем Кавказа. Но три миллиона человек получили земли в южной Сибири и киргизских степях.

Территории 'Киргизской степи'* были населены в основном кочевыми племенами, для которых русская колонизация означала конец их привычного уклада. Хотя, как и любой гражданин империи, они могли получить пятнадцать гектаров земли при условии, что станут ее обрабатывать. Но, так как они вели кочевой образ жизни и обрабатывать землю не желали, большинство из них оказалось попросту вытеснено южнее русскими колонистами. Неудивительно, что в 1834 году это привело в восстанию в Среднем жузе*. Все эти годы напряжение между русскими переселенцами и местными жителями возрастало. Участились набеги на русские поселения. Для подавления беспорядков и для охраны переселенцев в район Семипалатинска и Павлодара мы перебросили регулярные и казачьи части. Как оказалось вовремя, ибо в итоге недовольство политикой империи вылилось в восстание, которое было быстро подавленно за полгода. По итогам восстания, на территории 'Киргизкой степи' появились два генерал-губернаторства: Семипалатинское, и Акмолинское. За десять лет в них переселилось около миллиона колонистов из европейской части империи. До этого на них проживали более миллиона кочевых племен, включая киргизов, казахов, кипчаков, найманов и прочих. Процентов семьдесят из них откочевали на юг, а остальные 'осели'. Точнее, согласились вести оседлый образ жизни. Назначенный генерал-губернатором Акмолинской губернии Перовский Василий Алексеевич, старался расселять местных кочевников среди переселенцев. С другой стороны некоторые роды организовали на полученных землях некий вариант среднеазиатского ранчо, разводя коней, овец и баранов. Это оказалось выгодным и для поселенцев, ибо завозной скот из европейской части империи обходился на порядок дороже.

Расселение крестьян в Сибири поначалу протекало медленно из-за недостатка инфраструктуры, но все же за первые пять лет за Урал переселились сто тысяч человек. Вдобавок мы приобрели необходимый опыт по переселению на столь далекие расстояния. Был улучшен Сибирский тракт, который вел к границе с Китаем, а посему, после первых неурядиц, поток переселенцев достиг ста пятидесяти тысяч человек в год, Так что к середине сороковых годов были расселены все два миллиона человек, которые получили наделы в Сибири. Усиление русского присутствия в Сибири создало необходимую базу для дальнейшего освоения Дальнего Востока. Конечно, переселение столь больших масс людей не обходилось без жертв. Несмотря на перевалочные лагеря, где переселенцы смогли передохнуть, помыться и получить медицинскую помощь, некоторые не выдерживали тяжести пути, особенно дети. И тогда Сибирский тракт обрастал новыми холмиками с крестами.

Небольшие городки вдоль Сибирского тракта, прообраза Транссиба, выросли как грибы после дождя. Екатеринбург, Челябинск, Омск и Красноярск превратились в крупные, по Сибирским меркам, городские центры. Был заложен Новосибирск. В крупных городах появились сельхозакадемии, для внедрения передовых навыков земледелия в массы и селекции семян для местных нужд. На опытных станциях внедрялись новые методы землепашества, пригодные для местных нужд.

Следующим этапом переселения стала колонизация балтийских губерний и Кавказа. В этом случаю планировалось частичное переселение местного населения вглубь империи и заселение на их место великороссов. Помня, что национальный вопрос в итоге расколол империю, и что раскол случился из-за отпадения национальных окраин, я хотел это предотвратить. Так получилось, что Россия являлась континентальной империей, а ее немногочисленные выходы к Черному и Балтийскому морям были заселены малыми народами. В случае отделения этих окраин, империя лишалась большинства своих портов. Именно поэтому колонизация этих провинций титульной нацией имела стратегическое значение.

На Кавказе шла многолетняя Кавказская война, ведущаяся, в том числе и на английские деньги. В рапортах полковника Соколова постоянно фигурировали англичане. Генерал Ермолов, планомерно проводящий наступление на горные районы, согласился с предложением выселять аулы поддерживающих повстанцев. Русские переселенцы селились в основном на равнинах, а горы пока оставались под контролем местного населения. И дабы ослабить этот контроль, мы решили отселить часть из них в глубь империи. С другой стороны, мы старались использовать метод 'разделяй и властвуй', переменив на свою сторону некоторые роды и принимая их сыновей в русскую армию.

В прибалтийских губерниях переселенческой программы не проводилось. Пока. Дабы не создавать дополнительный очаг напряжения. Но планы на будущее имелись, когда первый этап крестьянской реформы завершиться. На будущее была отложена массовая колонизация Русской Америки. Ибо пока попросту нахватало средств для освоения столь отдаленного региона. Закрепление России на Дальнем Востоке создавало трамплин для колонизации Русской Калифорнии и Аляски. А пока нас ждал Тихий океан.

Глава 37.

Август в Бостоне выдался жарким, так что, дойдя до нужного адреса, Василий Андреевич Готхард оттер платком пот со лба. Он целый день провел на складе, распоряжаясь погрузкой товара, в основном тюков хлопка, на который стабильно сохранялся высокий спрос в империи. И хотя хлопок дешевле было покупать напрямую на юге, через тот же Чарльстон, Василий Андреевич предпочитал Бостон. Здесь у него уже появились деловые связи, и по популярности Бостонский порт считался вторым после Нью-Йорка среди российских купцов. Очень часто купцы скупали хлопок 'всем миром' дабы сбросить цену. И зачем спрашивается тогда идти в Чарльстон? Да и промышленных товаров в Бостоне всегда имелось на любой вкус, что позволяло разнообразить ассортимент. Но был у Василия Андреевича и другой интерес в Бостоне, помимо купеческого, а именно — местная ирландская община.

Большинство ирландцев иммигрировали в США в надежде на лучшую жизнь, но находились среди них и те кто уехал из-за нежелании жить под англичанами. И хотя Ирландия находилась под властью англичан уже несколько веков, они так и не смирились с этим, периодически восставая в надежде восстановить утерянную независимость. Вдобавок, присутствие английских колонистов-протестантов было вдвойне оскорбительно ирландцам, которые являлись набожными католиками. Вот так и получилось, что в Америке, за тысячи миль от изумрудного острова, многие ирландцы лелеяли мечту о независимости своей родины. И некоторые из них, в основном молодые и решительно настроенные, организовали подпольный союз, целью которого стало вооруженное сопротивление английской оккупации.

Именно эти ирландцы и интересовали, прежде всего, господина Готхарда — российского торговца хлопком и по совместительству лейтенанта имперской разведки. В Большой Игре между Россией и Англией, ирландская карта стала большим козырем, как Британии попеременно были: Османская империя, Персия и кавказские горцы. Вот так, волею судьбы, два года назад Василий Андреевич первый раз попал в США. Он знал, что помимо него, на восточном побережье действуют более десятка агентов, но он лично знал лишь еще одного: Петра Мищугина, который тоже 'работал' в Бостоне. Мищугин работал в Русском торговом представительстве, и поэтому жил в Бостоне постоянно, налаживая контакты с местными властями, бизнесменами и журналистами.

Лейтенант Готхард происходил из остзейских немцев, обрусевших несколько поколений назад — еще при Анне Леопольдовне. С незапамятных времен предки его служили в армии, сначала в шведской, ну а потом и в русской. Поэтому вопрос выбора карьеры в семье Готхардов не стоял. Военная стезя была единственным поприщем, где они себя мыслили. Закончив Виленское военное училище пятым на своем курсе, молодой офицер попал в Смоленский полк, где после года службы был рекомендован в пятый отдел генштаба, который занимался внешней разведкой.

С тех пор жизнь Василия Андреевича круто изменилась. Попав в недавно созданную разведшколу под Москвой, молодой человек возмужал и стал смотреть на жизнь иначе. До разведшколы в его жизни все было ясно и понятно. Смысл жизни своей он видел в служении царю и отечеству, постепенно продвигаясь до подполковника, а может быть и выше, смотря как повезет. Ну и семья, конечно, как же без этого в жизни добропорядочного лютеранина. А там и сыновья появятся, которые продолжат славные традиции рода Готхардов. В разведшколе же учили, что можно и нужно лгать и изворачиваться, ежели это приносит пользу отечеству. И что мир не устроен так прямолинейно, и что есть закулисная жизнь, где кодекс офицерской чести зачастую не применим и что нужно уметь искать потайные пружины, нажимая на которые, можно манипулировать людьми. Все это внесло страшную сумятицу в голову молодого офицера. Впрочем, тут он оказался не одинок, ибо многие его сокурсники чувствовали себя примерно так же.