В небесах поневоле, на земле вопреки. Общий

Маон Мерангель опустился на стул за преподавательским столом. Я тихо охнула — так это эльфы повинны в возникновении темных духов? Теор, кажется, был удивлен не меньше меня — ему явно не доводилось слышать этой истории раньше.

— Гонясь за могуществом, эльфы начали черпать магию из Ваарда. Кто-то черпал, а кто-то разрывал на мелкие сущности дайнов, и вживлял их в свою ауру, — старый маг едва заметно усмехнулся — Впрочем, первые дайны еще не обладали сознанием. Их осознание началось с нашим вторжением, и многие маги приняли это за шанс и сливались с уже полуразумными духами целиком. Сейчас я рад, что тогда был в числе первых испытателей и во мне лишь неразумная часть перводайна, а не мыслящий и жаждущий мести заточенный дух. Тогда народ эльфов и разделился — как ты понимаешь, лунными стали те, кто не брезговал объединением, а солнечными остались маги, черпавшие свои силы из непосредственно измерения, — маон тихо и горестно вздохнул — Однако, чем больше осознавались дайны, тем меньше им нравилось, что их дом выпивают как стакан сока, а их самих заточают в вечное рабство. В конце концов дайны взбунтовались. А эльфы попытались их присмирить. Но куда нам тягаться с силами чистой, незамутненной магии? Тогда мы этого не понимали, чувствовали себя всемогущими. Пытались дать отпор, пользуясь все теми же силами Ваарда. Так, в конфликте против друг друга мы и истощили магический запас дома дайнов, превратив его в противоположность — магическую аномалию, поглощающую любую магию. Дайны спешно покинули свой мир, насильно внедряясь в тела существ и выкидывая их души в умирающий Ваард. Напоследок они прокляли всех адайнов — эльфов-носителей порабощенных сородичей, превратив их в Измененных. Темные эльфы, альдары, как потом их стали называть люди. Альдары не были так повернуты на убийстве, как многие Измененные теперь — они практически не страдали вечным голодом, хотя и нуждались в постоянной подпитке извне. И тогда же был придуман наш Ритуал Печати — запечатывание темной сущности внутри тела. Альдары вернулись к первоначальному эльфийскому облику, основали долины, но раз в сотню лет требуется проведение этого ритуала.

— То есть эльфы, живущие в этой долине, почти сплошь Измененные? — изумленно уточнила я.

— Давно уже нет, появилось много потомков, многие из которых не переняли и части сущности перводайнов. Но альдары здесь все еще есть. И их достаточно много.

— Маон Мерангель! — крик из коридора заставил меня закрыть распахнутый для очередного вопроса рот. Что же нас сегодня постоянно прерывают? Теор покосился на дверь с не меньшим раздражением, казалось, его эта история взволновала даже больше, чем меня. Но маг лишь виновато пожал плечами и попросил Теора проводить меня обратно в палатку, так как дела его звали.

— Я отвечу на все ваши вопросы позже, — пообещал маг.

Я прикусила язык, когда в двери показалась высокомерная физиономия молодого еще эльфенка. Смерив меня и Теора презрительным взглядом, он что-то негромко сказал Мерангелю и оба они скрылись в коридоре. Я бросила быстрый взгляд на Теора. Он был задумчив и, кажется, почти не реагировал на окружающую его реальность.

— Я что-то устала, Теор, — как можно беззаботнее сказала я, демонстративно потягиваясь — Наверное, я все же не до конца оправилась от болезни...

Мужчина чуть вздрогнул и сфокусировал взгляд на мне. Спустя секунду глаза его понимающе блеснули.

— Пойдем, я тебя провожу, — вежливо отозвался телохранитель.

Обратный путь до стоящего на отшибе палаточного городка мне не запомнился. Я тщательно обдумывала историю маона. И чем больше я раздумывала, тем меньше мне нравились мои выводы.

Во-первых я поняла, почему маон не стал мешать мне на ритуале запечатывания. Я поступила весьма жестоко по отношению к Ксане, буквально впитав ее сущность и магию в себя. С другой стороны, особого выбора у духа-койры не было: или умереть самой, или убивать ради питания. И к сожалению, у нее не вышло бы подобно некоторым Измененным питаться свободной магией ввиду особенностей моего организма.

И по этой причине, Измененные, заключенные в теле не-мага, подвергались страшным мучениям и были вынуждены убивать. Жуткая учесть...

Еще меня беспокоил Теор. Я не могла понять столь бурной реакции мужчины на открывшуюся ему историю. Удивлен, что его близкий друг-эльф является немного ненормальным? Теперь-то я поняла, что скверному характеру и завышенному самомнению эльфы обязаны как раз сидящим в них дайнам. Любить ушастых я, конечно, не начала, но теперь все же относилась к ним с большим пониманием.

— Теор, что такое? — тихо спросила я.

Мы уже стояли на том пригорке, около белого шатра, являющегося моим домом. Мужчина был напряжен, но он больше не позволял себе отрешаться от реальности, поэтому даже не вздрогнул от моего голоса.

— Надо же, а я все пытался понять, почему же мой даракл столь спокоен и так долго терпит сковывающие его цепи... — с грустной усмешкой сказал мужчина. Я, вначале не вникнувшая в его фразу, собралась было его чем-то подбодрить, но так и застыла с открытым ртом.

— Твой... кто?

Теор вздрогнул. Потом изменился в лице.

— Ты Измененный?! — изумленно выкрикнула я, осматривая мужчину с ног до головы. Никаких признаков наличия в нем темного духа не было. Да и за время путешествия мне не довелось из увидеть... хотя нет. На ум пришел тот бой у замка кровавого мага, и появляющиеся на руках Теора темные пятна. Но тогда я была ранена, пришиблена и меня больше волновал кровавый маг, чем странные пятна на руках друга, которые вполне себе могли быть и грязью, и тенями от пролетающих над полем боя птиц.

— Темный дракон. Даракл, — негромко ответил Теор.

Я тихо выпала в осадок. Все это время я путешествовала рядом с Измененным и даже не догадывалась об этом. И эльф относился к нему по-дружески. Не то, что ко мне — такой тяги к моей смерти я не встречала больше ни у одного живого существа. Даже тот монстрик из туманного лабиринта хотел убить меня не так сильно — он просто хотел лишний раз пожрать, про запас.

— Однако, — тихо выдохнула я. Задавать вопросы о его взаимоотношениях с Веленом я не стала: мне было неинтересно, какие причины породили такую дружбу. Но на Теора я взглянула по новому. Не со страхом, нет, он имел слишком много возможностей прикончить меня, чтобы теперь опасаться удара в спину. Скорее с пониманием — я знала, какого это, быть Измененной. И знала, какого внутреннему духу Теора сидеть взаперти. Я провела в таком состоянии несколько дней, он же заточен многие годы.

— Он ведь дайн? Твой даракл, — робко поинтересовалась я.

— Я так думаю. Я общался с другими дараклами, в том числе и в истинной форме. Они... другие. Таким, как я, была лишь одна гэруда, да пара тентрий, темных дриад. Ну и ты, хотя ты вообще исключительный случай.

— Ксана не была дайном. Она просто была слишком доброй душой, которая не хотела убивать ради жизни. Думаю, она знала, к чему приведет то слияние, и все равно пошла на это, — я нахмурилась. Меня грызла совесть за этот поступок. Вдвойне же она на меня набрасывалась, когда я вспоминала выражение глаз Равена, когда он узнал о личности моего духа. Сейчас, когда память окончательно устаканилась, я могла честно заявить, что не чувствую к реккату ничего из того, что испытывала койра. И голубые глаза и перо в волосах — единственное, что нас объединяет.

Теор молча откинул полог палатки и я нехотя вошла внутрь. Снаружи уже сгущались сумерки.

— А не хотелось тебе сорвать оковы с твоего дайна? — внезапно поинтересовалась я — Выпустить его и, возможно, в итоге слиться в единую личность. Думаю, все измененные имеют право на жизнь — и дараклы, и койры.

— В детстве, решившись освободить даракла, я растерзал моего друга, — глухо отозвался Теор.

— Ты был ребенком, выросшим среди остроухих выскочек, уверенных в том, что нет ничего хуже, чем родиться Измененным, — я поморщилась — Ты боялся самого себя и дайна. Немудрено, что неокрепший тогда еще дух проявил агрессию. Разве сейчас ты боишься его?

Теор посмотрел на меня как-то странно. Казалось, такие размышления стали для него открытием — он долгие годы винил себя в смерти друга, что даже и не подумал, что ни его вины, ни вины маленького дайна в этом не было. Вырасти он в другой среде, как я, он бы иначе отнесся к дайну и наверняка смог бы избежать многих возникших проблем. Но эльфы были категоричны в своем отношении к Измененным, и Теору ничего не оставалось, как верить этим суждениям. Ведь если всю жизнь ты будешь слышать, что небо зеленое, то для тебя оно будет именно зеленым, пусть даже оно трижды голубое.

— Я устала, — мягко напомнила я, когда пауза затянулась. Право-слово, находиться рядом с Теором мне было неловко, потому что слишком странно было видеть его таким предупредительным и задумчивым, без вечного подозрительного прищура и издевки в голосе. Мужчина кивнул и вышел, оставив меня в одиночестве. И к моему большому удивлению, усталость действительно навалилась внезапно, как будто только и ждала, пока я останусь в одиночестве. Сил раздеваться у меня уже не нашлось, так что я стянула сапоги и повалилась на мягкую постель. Уснула я, кажется, еще в полете.

Теор сам не понял, как оказался на берегу самого маленького и отдаленного озера долины. Затерянное в густорастущих огромных кустах с нежно-лиловыми листьями, оно было любимым местом уединения для влюбленных. Но сейчас тут было пусто. Немногие эльфы сейчас, как оказалось, были склонны к флирту и романтике.

Признаться, мужчина пребывал в весьма растрепанных чувствах. Открывшаяся природа эльфов и его давнего друга Велена не хотела укладываться в голове. Да что там... При всем своем опыте, он, Рантеор из рода Мэн, был обижен на остроухого приятеля, который скрывал от него эти знания. Маон, с которым мужчина общался лишь пару раз, оказался с ним более откровенен. Хотя вряд ли Велен гордился своей природой. Альдары... Он слышал много страшных легенд о темных эльфах. Мерангель не успел, или же не захотел посвящать Санну во все тонкости той легенды. А ведь Теор слышал когда-то ее, в своих путешествиях с Равеном. Не исключено, что ее рассказала им та гэруда — сейчас Теор был уверен, что ее дайн жил в гармонии с ней и мог поведать эту историю.

Те времена были достаточно смутными. Эльфы более прочих были одарены в магическом искусстве, а уж с мощью дайнов они и вовсе были непобедимы. После отделения аур'таль от прочих эльфов многие народы отвернулись от лунных — как это, они поспособствовали развалу целого измерения!.. По большей части лунные смирились, но альдары, в числе прочих считающиеся аур'таль, были недовольны. Весьма недовольны. Прокатившаяся по всему континенту волна магических войн грозила перерасти в массовый геноцид — и скорее всего в числе истребляемых оказались бы не альдары. Именно тогда появилась Печать на всем лунном народе. Юная принцесса солнечных, от природы обладающая магическим даром, сравнимым с силами альдаров, сама пришла в одну из лунных долин, чтобы встретиться с правителем аур'таль. И король, не принадлежащий к числу альдаров, рассказал ей, как можно остановить безумие его сородичей.

Страшный, кровавый ритуал. Добровольная жертва, умирающая в агонии в течении трех дней, по капле отдавая всю свою магическую силу. Вошедшая в историю как Валеассана-Спасительница и причисленная к святым дочерям Эфкара всеми народами. Теор невольно хмыкнул. Валеассана, Санна, имя, которое означает не то "Подобная солнцу", не то "Дающая свет". Странное совпадение. Хотя вроде Ялиэль как-то обмолвилась, что у Санны иное настоящее имя, но сама девушка охотно отзывалась на то, которым ее называли все. По легенде, Валеассана умерла, но все же сумела завершить ритуал запечатывания. Завершить ритуал Валеа.

Мужчина резко остановился. Ритуал... как же раньше он не догадался! Не заметил столь явных признаков!.. Хотя нет. Даже сами эльфы не всегда могут отличить лунного эльфа от солнечного. Лишь знающий увидит соответствующие метки в ауре и характерные внешние отличия. Например, веснушки на безупречной коже лица, заметные только в ярком солнечном свете, и золотую искру в глубине глаз. И склонность к магии огня.

Ялиэль отнюдь не была лунной эльфийкой. И обходительность Велена с чужачкой обуславливалась совершенно не стремлением помочь сородичу. То-то Теор удивился тогда такому поведению друга, но все же решил, что эльф не законченый негодяй и юную девушку своего рода он в беде никогда бы не оставил... Особенно солнечную, особенно магичку, особенно во время приближения Валеасской ночи.

Теор обессиленно опустился на землю. Да, через пару недель будет ночь Валеа, в которую ему должны были поставить новую печать на духа. Теор давно не придавал значения этой летней ночи, смирившись со своей участью. Но это ведь была не простая ночь. Если прикинуть, должно было пройти ровно пять веков с магической смуты. Время проведения пятого ритуала Валеассаны пришло. И он, Теор, поклявшийся никогда в жизни не открывать тайны эльфийского ритуала запечатывания и не препятствовать его проведению, не мог сделать ничего.

Глава 21

Я проснулась от тихого шелеста полога. Удивительно, раньше мой сон не был столь чутким. С трудом разлепив глаза, в которые словно песка насыпали, я на пару сантиметров оторвала голову от подушки, чтобы встретиться взглядом с янтарными глазами рекката. Равен. Сердце болезненно сжалось, вновь нахлынули чужие для меня воспоминания. Мне было так стыдно перед крылатым, за то, что не спасла его возлюбленную, и за то, что несмотря на ее воспоминания, я не смогу ответить на его чувства. Равен замер на пороге — видимо, тяжелые думы весьма ясно отразились на моем лице.

— Ты в порядке? — чуть запнувшись, поинтересовался он. Я кивнула, не без труда принимая сидячее положение. Голова гудела. Едва ли я поспала больше пары часов.

— Да, просто вымоталась. Видимо я не совсем еще оправилась.

Снаружи догорал закат. Я видела это по темно-красному лучу заходящего солнца, который просачивался в палатку через щель во входном пологе. Равен поставил на тумбу у кровати поднос с ужином.

— Ты ведь помнишь все, что помнила она? — тихо спросил крылатый, наливая мне отвар. Я осторожно взяла чашку, принюхиваясь — напиток пах мятой и ромашкой. После него мне еще сильнее захочется спать, так что я не спешила отхлебывать даже немного.

— Помнить — не значит чувствовать, — я всегда отличалась прямолинейностью. И теперь, даже мучаясь от особо кусучей совести, я решила сразу расставить все точки над Ё — Я помню, что она тебя любила, до самого конца, пока койра не вытеснила ее душу в Ваард. Помню, почему она решилась на этот шаг — ее хотели выдать за сына кузнеца с соседней деревеньки, чтобы и в их общине появился кузнец, — я помолчала — Ее родным не нравилось ваше общение, они считали, что у тебя нет серьезных намерений. Ты ведь долго тянул с меткой...

— Я был молод, и просто... — я остановила Равена, прижав пальцы к его губам. Чуть улыбнулась.

— Я все помню. И не виню тебя ни в чем. Люди торопливы, и то, что ты считал небольшой задержкой во благо Ксаны, они принимали за попытку убежать от ответственности. В конце концов, Ксане было 18, для деревенской девки весьма большой срок, и все ее сверстницы уже детишек успели наплодить. Просто не судьба.