— И кто из нас агрессивный? — улыбнулся я.
Улыбка получилась вымученная.
— Одно дело драться просто так, для удовольствия, и совсем другое — когда припрет, — заявила Эзерлей. — Поехали лучше ко мне, обсудить твои проблемы мы еще успеем.
— Поехали, — согласился я. — А ты в курсе, что тебя переселили?
— Ничего страшного, — отмахнулась Эзерлей. — Личных вещей у меня все равно еще почти нет, а трехкомнатная квартира лучше двухкомнатной.
— А почему не четырехкомнатная? Одному нопстеру полагается две комнаты, значит, двум — четыре.
— Двум — три, — сказала Эзерлей. — Комнат столько, сколько людей, плюс еще одна гостиная.
Она встала и повернулась в сторону выхода.
— А расплатиться? — спросил я.
— Расплачиваться не надо, — ответила Эзерлей. — Пища тут бесплатная. Тут вообще почти все бесплатно.
2.
Машина Эзерлей, о которой говорил планетарный компьютер, оказалась всего лишь велосипедом. Это был вполне узнаваемый велосипед, почти как земные аналоги, только вместо цепи у него был ремень, а коробка передач управлялась кнопками на руле, как в "Формуле-1". Эзерлей взгромоздилась на сиденье, я пристроился сзади и мы поехали.
Пока мы сидели в тени, жара не ощущалась, но стоило выйти из-под навеса, как солнце начало припекать. Нельзя сказать, что я сильно страдал от жары, но легкий дискомфорт ощущался.
Окружающий пейзаж напоминал курортную зону где-нибудь в Крыму или в Анталье. Много деревьев с зеленой листвой, совсем как на Земле, много лужаек, некоторые из которых заросли высокой зеленой травой, другие были недавно подстрижены. То и дело взгляд утыкался в разбросанные там и сям маленькие серые домики, кое-где попадались и более крупные сооружения, то ли большие многоквартирные дома, то ли индустриальные здания, то ли развлекательные центры. Я спросил Эзерлей и она ответила, что все здания на Блубейке строятся по типовым проектам и отличить жилой дом от завода по внешнему виду практически невозможно.
— А как же памятники архитектуры? — удивился я. — Ну, старые здания, которые построены очень давно, они очень красивые и все ими любуются.
— Может, где-то такие и есть, — сказала Эзерлей, — но я их не видела. Но я вообще мало что видела, все собираюсь попутешествовать, да никак не соберусь.
— А где ты работаешь? — спросил я.
— Нигде. На Блубейке почти никто не работает. Чтобы найти работу, надо учиться, а я даже не знаю, есть ли смысл. Если из сотни коренных жителей Блубейка найти работу могут только четыре...
— А кто кормит остальных девяносто шесть? — перебил я Эзерлей.
— Пищевые заводы работают сами по себе... да и другие заводы тоже. Есть мастера-наладчики, но их очень мало, меньше, чем заводов. Есть ученые, они придумывают новые вещи, которые потом будут делать на заводах, но ученых тоже мало. Чтобы стать одним из них, надо быть очень умным и много учиться.
— Интересно, — протянул я. — Никогда не думал, что увижу коммунизм в действии.
— Что увидишь?
— Коммунизм. У нас на Земле есть теория, что можно построить идеальное общество, где каждый делает все, что хочет, и всем всего хватает.
— Здесь нельзя делать все что хочешь, — поправила меня Эзерлей. — Нельзя мусорить, нельзя употреблять наркотики, нельзя творить насилие.
— Какое насилие? Ты вроде говорила, секса тут нет.
— Я не это насилие имею ввиду. Здесь вообще нельзя творить насилие. Нельзя обижать других, нельзя ругаться, нельзя приставать с разговорами, если собеседник не хочет разговаривать...
— А если я пристаю с разговорами, что со мной сделают? В тюрьму посадят?
— Куда посадят?
— Ну... Как здесь наказывают за нарушение законов?
— Никак не наказывают. Законы нельзя нарушить.
— А если я все-таки нарушу? Вот возьму сейчас и срублю вот это вот дерево.
— У тебя топора нет.
— Тогда начну ветки обрывать.
— Ну, попробуй.
— Тормози давай.
Эзерлей остановила велосипед, я подошел к ближайшему дереву и, чувствуя себя полнейшим идиотом, попытался отломать ветку. Ветка оказалась очень гибкой и никак не хотела отламываться. Эзерлей стояла в стороне и глупо хихикала, глядя на мою возню. Вскоре мне надоело.
— Ну что? — спросил я. — Я нарушил какой-нибудь закон?
— Не знаю, — ответила Эзерлей. — Судя по тому, что полицейские не приехали, не нарушил.
— Раз здесь есть полицейские, — сказал я, — то и тюрьма должна быть. Или какое-нибудь другое наказание. Когда полицейские приедут, что они будут делать? Начнут меня уговаривать?
— Да, начнут уговаривать. Они тебе объяснят, что так поступать нехорошо, и заставят все исправить. Ну, там, извиниться перед кем надо или дерево посадить...
— А если я откажусь?
— Будут уговаривать.
— А если я пошлю их куда подальше?
— Отвезут тебя в больницу. У нопстеров считается, что если кто-то не понимает, что хорошо, а что плохо, то он больной и его надо лечить.
— А если я откажусь от лечения?
— Оно бывает принудительным.
— А если я уйду обратно в тот мир, откуда пришел?
— Силой здесь никого не держат.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно! — воскликнула Эзерлей. — Ты, наверное, думаешь, что здесь каждого второго лечат. Ничего подобного! Законы никто не нарушает, разве что по недомыслию. Ты скоро и сам все поймешь, тут не надо нарушать законы, потому что законы правильные.
— А если я захочу пива попить?
— Пиво — это наркотик?
— Формально — да, но очень легкий. Его пьют не из-за того, что оно опьяняет, а из-за того, что оно вкусное. Чтобы им напиться, надо литра три выпить.
— Ну... не знаю, — растерялась Эзерлей. — Если так, полицейские сделают исключение. Они же нормальные нопстеры, они все понимают. Если состава преступления нет, они извинятся и уйдут. Может, попросят пивом угостить, — Эзерлей хихикнула.
— Прямо идеальное общество какое-то.
— Очень близкое к идеальному, — согласилась Эзерлей. — Если бы нопстеры не были такими странными...
— А что в них странного?
— Во-первых, они любовью совсем не занимаются. Они не получают от любви приятных ощущений, для них это как когти подстричь — дело нужное, но удовольствия никакого. У них и семей нет, то есть, у них бывает, что в одной квартире живет много народу, но это не семьи, это так, дружеские компании.
— Как же они детей воспитывают?
— Точно не знаю, у меня пока нет детей.
— Пока? То есть, скоро будут?
— В течение года я обязана забеременеть.
— С чего это вдруг? Закон такой?
— Да, закон. Каждая женщина обязана забеременеть через пять лет после достижения половой зрелости и повторно забеременеть через десять лет после каждых родов.
— А сколько здесь год длится?
— Сорок процентов стандарта.
Последнюю фразу произнесла не Эзерлей, ее произнес незнакомый нопстер, незаметно приблизившийся к нам, пока мы говорили. Я подумал, что несмотря на всю умиротворенность этой планеты, расслабляться здесь не стоит.
— В этом и есть главный секрет великолепного климата нашей планеты, — продолжал незнакомец. — Времена года меняются так быстро, что снег ложится только за полярным кругом, а ближе к экватору земля просто не успевает охладиться. По-моему, короткий год — не слишком высокая плата за хороший климат.
— Да, конечно, — сказал я. — Большое спасибо за своевременное пояснение. Мы не просили вас читать лекцию, но она пришлась к месту. Большое спасибо.
Незнакомец уловил сарказм в моих словах и нахмурился.
— Кажется, я помешал вашей беседе, — сказал он. — Прошу меня простить, но у меня есть дело, не терпящее отлагательства. Мое дело касается тебя, Андрей...
— Откуда ты знаешь мое имя? — перебил его я.
Ситуация становилась все более подозрительной.
— Компьютер назвал мне его, — растерянно произнес незнакомец. — Откуда же еще мне его знать? Ах, да! Я забыл представиться, меня зовут Боссейрос, я младший офицер полиции портала Джейкcон. Это тот самый портал, через который ты прибыл на Блубейк.
Как говорится, не поминай черта, а то появится.
— В чем дело, офицер Боссейрос? — спросил я. — Я что-нибудь нарушил? Тогда прошу меня простить, я не успел подробно изучить законы вашей планеты. Я бы хотел получить консультацию, думаю, вы сможете ее дать. Или у вас принято обращаться на ты?
— У твоей расы считается вежливым обращаться к собеседнику, как будто их несколько? — подала голос Эзерлей. — А я-то думала, что это ты так странно выражаешься...
— Ты можешь обращаться ко мне естественным образом, — сказал Боссейрос. — У нас нет особенных правил вежливости, только те, что действуют во всей вселенной. Нельзя преднамеренно оскорблять собеседника, нельзя навязывать свое общество...
— Да ну? — перебил я Боссейроса.
Боссейрос уловил издевку и нахмурился.
— Намекаешь, что я навязываю свое общество? — спросил он. — Только неотложное дело заставляет меня поступать таким образом. Как только мы покончим с делами, я избавлю тебя от своего присутствия.
Он рассчитывал, что я поинтересуюсь, какое дело привело его ко мне, но я просто кивнул и уставился на Боссейроса в ожидании продолжения. Оно не заставило себя ждать.
— Ты, Андрей, — сказал он, — прибыл к нам с планеты, с которой раньше не прибывал ни один нопстер. Информация о твоей планете должна быть занесена в планетарную базу. Закон предписывает тебе заполнить анкету.
— Это так срочно? — удивился я. — Это не может подождать хотя бы до завтра?
Боссейрос виновато развел руками.
— Я и сам не понимаю, почему компьютер настаивает на срочности, — сказал он. — Но я получил распоряжение доставить тебя к ближайшему терминалу сети...
— Меня выгоняют с планеты?
— Нет, — Боссейрос слегка смутился, — я имею ввиду планетарную информационную сеть.
— А если я откажусь?
— Почему ты скрываешь информацию о своей планете? — удивился Боссейрос. — Что в ней секретного? Ты боишься, что Блубейк использует эти данные во вред твоей Родине? Твои опасения безосновательны, Блубейк — мирная планета, мы никому не угрожаем.
— Все равно, — сказал я. — Мне не нравится, что я еще не успел осмотреться на вашей планете, а меня уже тащат снимать показания.
— Это обычная практика, — улыбнулся Боссейрос. — В большинстве миров от посетителя сразу требуют назвать цель визита...
— Я не скрываю цель визита, — перебил я Боссейроса. — Я приехал в гости к своей подруге.
— Позволь, я закончу, — сказал Боссейрос. — Почти во всех мирах гостя выпускают из портала только после того, как он ответит на все вопросы, которые ему задают таможенники. У нас процедура регистрации упрощена, мы обходимся без излишних формальностей. Но если есть реальная необходимость получить от гражданина какую-то информацию, мы вправе ее потребовать. В этом нет ущемления твоих прав.
— А все-таки, — спросил я, — если я откажусь поехать с тобой, что со мной будет?
Боссейрос тяжело вздохнул.
— Ты будешь возвращен в портал, — сказал он. — Тебе придется покинуть планету.
— А если я не захочу покидать планету?
— Тебе придется.
— Разве можно заставить путешественника вернуться в предыдущее тело? Я всегда считал, что это технически невозможно.
— Это возможно, — сказал Боссейрос и снова вздохнул. — Придется применить насилие, но это возможно. Если создать тебе невыносимые условия, ты сам уйдешь. Слушай, Андрей, может, ты мазохист?
От неожиданности я расхохотался. Боссейрос явно не шутил, он спросил меня абсолютно искренне и это было особенно смешно. Боссейрос напомнил мне американцев из монологов Задорнова, они так же спокойно относятся к разным извращениям и совсем не понимают юмора. Интересно, как обстоят дела с юмором на Блубейке...
— Да, я мазохист, — сказал я, стараясь сохранять серьезное выражение лица. — Я получаю сексуальное удовольствие, когда спорю с представителями власти. Наверное, тебе трудно понять, что это такое...
— Я знаю, что такое сексуальное удовольствие, — перебил меня Боссейрос. — У нас в школе изучают сравнительную ксенологию. Но я никогда не слышал, чтобы мазохисты получали удовольствие от споров. Бывают мазохисты, которые любят, чтобы их били, другие любят, чтобы их связывали... У нас, нопстеров, тоже есть мазохисты, только у нас в мазохизме нет сексуального элемента. Мы — раса асексуальная.
— Да, я слышал, — кивнул я. — Эзерлей мне уже говорила. Это очень странно. У вас такая странная жизнь...
— Ты привыкнешь, — обнадежил меня Боссейрос. — К нам приходят разные существа, некоторые еще более странные, чем ты, и почти все остаются на Блубейке навсегда.
— А остальные?
— У нас никого не удерживают силой. Если захочешь, ты можешь покинуть Блубейк в любой момент.
Боссейрос немного помолчал и спросил:
— Ты уже получил удовлетворение?
— Да, — ответил я. — Большое спасибо. Это было фантастично. Ты мне очень помог.
— Всегда приятно помочь товарищу, — Боссейрос расплылся в улыбке. — Мы можем ехать?
— Да, конечно, — сказал я. — Было приятно познакомиться. Поехали, Эзерлей.
Эзерлей забралась на велосипед, я взгромоздился позади нее, Боссейрос сел на свой велосипед и поехал в ту же сторону, куда ехали мы с Эзерлей до того, как я начал заниматься маразмом, пытаясь оторвать ветку от дерева. Эзерлей последовала за Боссейросом.
Минут через пять я спросил Эзерлей:
— Нам еще долго ехать?
— Не знаю, — сказала Эзерлей. — Я же не знаю, где здесь ближайший терминал.
— Мы что, не к тебе домой едем?
— Мы едем к терминалу. Ты же сам согласился.
— Я согласился?! Я сказал, чтобы ты поехала домой.
— Ничего подобного, — возмутилась Эзерлей. — Ты просто сказал "поехали, Эзерлей", а куда ехать, не уточнил. Я решила, что ты согласился с Боссейросом. И вообще, ты зря упрямишься. В самом деле, что секретного в твоей планете?
— В моей планете — ничего. Но я прибыл на Блубейк не с нее.
— Ах, да, — вспомнила Эзерлей. — Ты говорил про какое-то убежище. Не хочешь рассказывать о нем компьютеру?
— Не хочу.
— Почему?
— Не знаю, — сказал я. — Просто не хочу. Не могу объяснить, почему.
Эзерлей дернула плечами и ничего не сказала. Мы продолжали ехать к терминалу местной информационной сети.
3.
Целью нашей поездки оказалось интернет-кафе, с первого взгляда почти как земное. Присмотревшись, я заметил, что у местных компьютеров нет системных блоков, вся электроника, очевидно, вмонтирована прямо в монитор. Вместо мыши имелось нечто, напоминающее джойстик, клавиатура же выглядела вполне привычно, если не считать того, что среди букв и цифр, изображенных на клавишах, не было ни одной знакомой.
Операционная система была очень похожа на Windows, только без кнопки Start и полосы задач внизу экрана. Впрочем, сразу выяснилось, что полоса задач есть, просто по умолчанию она спрятана. И еще указатель мыши, то есть, джойстика, изображал не стрелочку, а крестик.
— Странно, — сказал я. — Компьютер совсем как на Земле и операционная система очень похожая.
— Ничего странного в этом нет, — заметил Боссейрос. — Во всех мирах, населенных гуманоидами, настольные компьютеры очень похожи. Для существ вроде нас с тобой такая форма наиболее удобна.