— Нет, — сказал я. — Обычно они выглядят намного хуже. Ты настоящая красавица.
Эзерлей лукаво улыбнулась, точь-в-точь как обычная земная девушка и сказала:
— Спасибо за комплимент.
— Это не комплимент, — запротестовал я. — Ты действительно потрясающе красива. Сеть дала тебе такое тело...
Эзерлей нахмурилась.
— А откуда взялось это тело? — спросила она. — Кому оно раньше принадлежало?
— Никому. Ты все еще не понимаешь самое главное. Все, что вокруг нас, на самом деле не существует, это просто иллюзия. Наши тела — тоже иллюзия.
— Твое тело выглядит как настоящее?
— Да, иллюзия очень качественная, неотличимая от реальности.
— Я не о том. Твое настоящее тело выглядит так же?
— Да.
— А оно ничего, симпатичное. Только хоботка не хватает.
— Зато у нас губы очень мягкие, — заметил я. — По-моему, это даже лучше.
— Давай попробуем? — предложила Эзерлей.
Я смутился. Я понимаю, что это глупо, какая, в конце концов, разница, как именно выглядит Эзерлей. Но когда она в человеческом женском теле, пусть даже и виртуальном, поневоле начинаешь оценивать ее с привычных человеческих позиций. А по человеческим меркам никак нельзя назвать нормальной ситуацию, когда в твоей комнате материализуется голая девушка, достаточно юная, чтобы задуматься об ответственности за растление малолетних, и когда она, ничуть не смущаясь, предлагает заняться любовью.
— Я тебя смутила? — спросила Эзерлей. — У вас так не принято?
— Ничего, — отмахнулся я. — Это мои проблемы. Ты права, давай попробуем.
И мы попробовали.
2.
Нельзя сказать, что в человеческом теле удовольствие от секса с Эзерлей больше, чем в теле млогса. Эти вещи просто несравнимы. Суть происходящего одна и та же, но в одном случае ты знаешь, с чем это сравнивать, а в другом — не имеешь ни малейшего понятия. Когда ты в чужом теле, все ощущения становятся настолько чуждыми, что секс перестает быть просто сексом и превращается во что-то совершенно иное, тоже приятное, но иное.
Могу точно сказать, что за всю человеческую часть моей жизни мне еще никогда не было так хорошо, как сегодня. Если отвлечься от эмоций и поразмышлять логически, это легко объяснить.
Во-первых, сыграла свою роль радость от возвращения в человеческое тело, новизна ощущений, которые раньше были привычными, а теперь стали забываться под давлением чуждых рефлексов. Во-вторых, радость от того, что наша с Эзерлей долгая и безумная одиссея подошла к концу, мы в безопасности и ничто не мешает нам дарить друг другу наслаждение, забыв все остальное. Как там пел Ош... где в слиянии тел сливаются души, слышится песня, но мы пропускаем ее мимо ушей. Как раз про нас. Когда в слиянии тел сливаются души, все остальное перестает существовать.
В-третьих, эмпатия, которую подарил мне Вудсток. Умение чувствовать эмоции партнера как свои — подарок, который невозможно переоценить. Никогда не думал, что эта возможность пригодится не только в бою, но и в любви. Может, та полнота чувств, которая так потрясла меня на Оле, просто следствие эмпатии, а гиперсексуальность млогса тут ни при чем? Не знаю.
В-четвертых, очень приятно быть рядом с любимой девушкой, когда ты нормальный мужчина, а не лесбиянка млогса и не нопстер-импотент. Да и тело, которое Убежище подобрало для Эзерлей, выше всяких похвал.
Кстати, об этом теле. Раньше я полагал, что посетитель Убежища получает виртуальную имитацию своего родного тела, но выходит, это не всегда так.
— Эзерлей, — обратился я к любимой, которая к этому уютно свернулась калачиком, положила голову мне на плечо и, похоже, собралась уснуть. — Ты спишь?
— Пока нет, — Эзерлей сонно пошевелилась и зевнула. — А что?
— Когда ты перемещалась сюда, какое тело ты хотела получить?
Эзерлей удивленно хмыкнула.
— Вот об этом я думала в последнюю очередь, — заявила она. — Я была так потрясена, когда ты пробился в изолированную зону, я не думала, что это возможно. А почему ты вначале велел возвращаться?
— Забыл, что на Оле нет терминалов. Я так давно брожу по Сети, что уже забыл, что из базового тела в Сеть без терминала не выйти.
— Я так и подумала, — сказала Эзерлей. — Хорошо, что вовремя сообразила. А почему те координаты, что ты продиктовал, не подействовали?
— Точно не знаю. Думаю, в Убежище можно войти только по приглашению того, кто там скрывается, а если Убежище пусто, туда вообще войти нельзя. Если это не твое личное Убежище.
— Логично, — согласилась Эзерлей. — То есть, ты сначала вернулся в Убежище, и только потом я смогла сюда перейти, правильно?
— Правильно.
— А как я смогла выйти из изолированной зоны?
— Это не ты смогла выйти, это зона перестала быть изолированной. Я переместился в тело того нопстера, который всеми командовал, и велел отключить глушилки, которые изолировали зону.
— Как просто! — восхитилась Эзерлей. — А нопстеры ничего не поняли?
— Поняли, но было поздно. Это очень страшно было, возвращаться в Убежище я имею ввиду. Если бы ты не успела уйти, второго шанса у нас не было. На одни грабли два раза не наступают.
— Что такое грабли?
— Такой сельскохозяйственный инструмент. Длинная палка, у нее на конце такая штука вроде гребенки. Если на эту штуку наступить, когда грабли лежат на земле, палка поднимается и бьет тебя по лбу. А что, в памяти тела этого слова нет?
— У этого тела нет памяти, — сказала Эзерлей.
— Как это? — не понял я. — А как же ты со мной разговариваешь?
— Ты говоришь на Трагкок. Раньше все было понятно, а сейчас ты употребил непонятное слово, вот я и попросила объяснить.
— А по-моему, — сказал я, — мы разговариваем по-русски. Интересно.
— Куда уж интереснее, — согласилась Эзерлей. — Ты уже решил, что мы будем делать?
— Честно говоря, даже не думал, — сказал я. — Как тебя увидел, так все мысли сразу отшибло.
— Настолько хорошее тело?
— Великолепное.
Эзерлей вдруг погрустнела.
— Жалко, что здесь нельзя долго жить, — сказала она. — Когда мы уйдем на нормальную планету, у меня не будет такого красивого тела.
— Ничего, — успокоил ее я. — Я буду любить тебя в любом теле. И я буду помнить, какой красивой ты можешь быть. Ты не понимаешь самого главного — настоящая красота всегда внутри, тело — просто обертка для души, красота тела важна, когда ты встречаешься с девушкой в первый раз, но когда ты ее уже любишь, красота не имеет большого значения. Любят не тело, а душу. Да и в конце концов, мы всегда сможем вернуться сюда.
— Сомневаюсь, — сказала Эзерлей. — Когда ты вернешься в базовое тело, не факт, что Сеть позволит тебе снова прийти сюда без веских причин. Помнишь, ты рассказывал, что в Убежище ты смог попасть только тогда, когда тебя чуть не убили.
— Ну и ладно, — отмахнулся я. — Будет повод напоследок порезвиться как следует. Кстати, мне пора Гиви позвонить, узнать, что на родной Земле творится.
— Узнай, — сказала Эзерлей. — А я пока посплю.
Она поцеловала меня и отвернулась к стенке.
— Человеческие губы — это нечто, — пробормотала она, засыпая.
3.
Абонент временно недоступен, сообщила Сеть. Чтобы оставить голосовое сообщение, подумайте "один". Чтобы связаться с дежурным оператором, подумайте "два". Чтобы вернуться в главное меню, подумайте "три".
"Два", подумал я и на всякий случай нажал двойку на телефоне. В трубке заиграла пятая симфония Бетховена.
Что за ерунда? Какой еще дежурный оператор? На мгновение мне показалось, что я случайно подключился не к Сети, а к какой-то офисной АТС на родной Земле. А потом дежурный оператор снял трубку.
— Да, — сказал он. — Вас слушают.
— Добрый день, — поздоровался я. — Я бы хотел поговорить с Гиви Георгадзе...
Я не успел договорить, потому что собеседник перебил меня и начал диктовать сетевые координаты Гиви.
— Да, я знаю, — сказал я, дослушав до конца длинную последовательность цифр. — Но Сеть говорит, что абонент недоступен.
— Тогда звоните позже, — раздраженно произнес оператор. — Всего доброго.
— Подождите! — завопил я. — Что у вас тут вообще происходит? Что это за АТС? Кто вы такой?
Собеседник надолго замолчал, в трубке было слышно, как он с кем-то разговаривает. Интересно, как Сеть добивается такого эффекта, она ведь не звуки передает, а мысли. Может, эти приглушенные звуки — отзвуки побочных мыслей собеседника?
— Вы Андрей Сигов? — вдруг спросил оператор.
— Да, а что?
— Не отключайтесь. Гиви сейчас вызовут.
— Хорошо, подожду. А что у вас все-таки там происходит? Я уже больше месяца на Земле не был.
— Планетарный узел строится, — с удовольствием объяснил оператор.
Скучно ему на дежурстве, хочется поболтать с кем-нибудь.
— Портала пока нет, — продолжал он, — и долго еще не будет. Но узел уже пятый день в опытной эксплуатации, ты не представляешь, сколько инопланетных шпионов мы выловили.
— Много?
— Штук шестьдесят, и это только по России. За рубеж мы пока не лезем, команды еще не было. Говорят, эту Сеть ты нашел?
— Правильно говорят, — подтвердил я. — А эти шестьдесят шпионов — именно шпионы или хулиганы сетевые?
— Хрен их различишь, — сказал оператор. — Кто шпион, кто хулиган, а кто ученый-исследователь. На всякий случай с Земли всех гоним. И все равно сил не хватает, на Вудсток людей уже целыми отделами загоняют, скоро все ФСБ там побывает.
— Круто, — только и смог сказать я. — А на Земле как? Новые технологии в обиходе уже появились? Народу про Сеть сказали?
— Ничего народу не сказали. Информация доступна только нашим, да еще некоторым ученым, самым доверенным. Они носятся как ошпаренные, уже до фига полезных вещей наизобретали. Детектор лжи нормальный наконец сделали. Коробочка такая, их под сотовые телефоны маскируют, держишь ее в руке, направляешь антенну на собеседника, а на экранчике видно, врет он или нет. И ошибок почти не бывает. Говорят, на "Континууме" целый конвейер переоборудовали под эти штуки.
— Где переоборудовали? — не понял я.
— На "Континууме", в Химках. Ах, да, ты же не знаешь... Где ты все это время пропадал, кстати?
— Разве Гиви не говорил?
— Гиви не может тебя найти уже черт-те сколько времени, Сеть говорит, что тебя нету. Мы думали, ты погиб, как Павел Крутых.
— Не понимаю, в чем тут дело, — сказал я. — Наверное, Убежище чудит, я еще не разобрался как следует, как оно работает. А что, Сеть прямо так и говорила, что меня нет?
— Ага. Абонент, говорит, недоступен или вне зоны действия. Этот галактический разум, сволочь, под наши понятия стал подстраиваться, последнюю неделю только так и отвечает. А еще взял моду пищать в мозгу, как мобила. Удобно, но как-то глупо себя чувствуешь, будто не в космическую сеть лезешь, а друзьям по мобиле звонишь.
— Особой разницы и нет, — заметил я.
— Как сказать, — хмыкнул мой собеседник. — Вопрос философский. А ты в курсе насчет своего статуса?
— Не в курсе. А что стряслось?
— Ты уже десять дней как на государственной службе. Агент особой важности.
Оператор произнес эти слова так, как будто я должен был прослезиться, упасть на одно колено, поцеловать несуществующее знамя и поклясться в верности Родине до конца дней. Интересно, почему я не чувствую ничего подобного?
— И какое у меня звание? — осведомился я.
— Воинское? Никакого, ты же агент, а не сотрудник.
— А какая разница?
Голос на другом конце провода удивленно хрюкнул, как будто я сморозил несусветную глупость.
— Разберешься по ходу дела, — сказал он после долгой паузы. — Что-то Гиви долго не появляется... Распустились уже совсем, дальше некуда.
— А у тебя какое звание? — неожиданно для самого себя спросил я.
Этот тип вдруг показался мне излишне осведомленным для простого оператора.
— Подполковник, — отозвался мой собеседник. — А что? А, понял. Ты думал, раз простой оператор, значит, оболтус какой-нибудь, ни на что больше не годный. Не получается так, к сожалению — оболтусы, как в Сеть войдут, тут же разбегаются по иным мирам. Идиоты, блин. К нам уже шесть жалоб пришло — неправомерный доступ к информации, осквернение религиозных святынь, два изнасилования, незаконное тамирование... черт его знает, что это такое... Чужие, они так думают — раз на планете узел есть, значит, есть и нормальное правительство, которое за порядком следит, в соответствии с межпланетным правом. А у нас такой бардак... Как бы чужие войну не начали.
— Это как? — удивился я. — Через Сеть, что ли?
— Запросто. Правильная война через Сеть невозможна, а терроризм и диверсии на ура идут. Наши ребята на Вудстоке проштудировали учебник по этому делу, там все по пунктам расписано. Вначале сбор информации, поиск слабых мест в планетарной инфраструктуре, выбор оружия, которое можно быстро изготовить из подручных материалов. А потом на Чернобыльской АЭС появляется диверсант с молекулярным деструктором, устанавливает эту штуку у стены, за которой горячая зона, и сваливает обратно в Сеть. А перед этим выпивает снотворного или просто водки, чтобы хозяин тела вовремя тревогу не поднял.
— А что, в Чернобыле диверсия была?
— Не знаю, — сказал подполковник. — Вроде бы нет, тогда еще Земля не была в Сети. В Сети есть справочник по планетам, там написано, что Землю к Сети подключили в 1989 году. Но сейчас чужие запросто могут еще один Чернобыль устроить, или вообще, вселятся в Путина или в Буша, да и нажмут красную кнопку.
— Разве Путин не прикрыт глушилками?
— Прикроешь его, — вздохнул подполковник. — Как про Сеть узнал, так и не вылезает из нее. Велел разузнать, как его клонировать, чтобы один экземпляр президента президентские дела делал, а другой по Сети шарился, и чтобы они время от времени информацией обменивались.
— А что, так можно?
— Кто его знает, что теперь можно, а что нельзя. Я один отчет читал, там на полном серьезе написано, что во вселенной можно все, надо только знать, где что искать. И еще побочные эффекты могут быть. Там пример приводился с философским камнем, слышал про такой?
— Что-то слышал.
— В средние века его алхимики открыть пытались. Философский камень — это такая фигня, которая свинец в золото превращает.
— Да, вспомнил.
— Вот. А сейчас свинец можно превращать в золото в ядерном реакторе, только золото получится дороже, чем природное, и будет радиоактивно. Но, строго формально получается, что философский камень возможен. Говорят, все остальное тоже возможно. Бессмертие, вечный двигатель, лекарство от рака и от СПИДа, искусственный интеллект, полеты со сверхсветовой скоростью...
— Ну, полеты со сверхсветовой скоростью вряд ли кому-то потребуются, — заметил я. — Сеть гораздо удобнее.
— Не скажи, — возразил подполковник. — Необитаемую планету через Сеть не заселить. А если корабль построить, посадить на него всех негров и таджиков, да и пусть себе летят во вселенную, ищут новую родину.
Последний поворот в речи подполковника стал для меня неожиданностью. Вроде бы приличный человек, образованный, эрудированный, обаятельный, и вдруг такой пещерный шовинизм.
