— Смотри! Этот роман написан где-то сто шестнадцать-сто двадцать лет назад. Дни Безумия уже закончились, порядки Нойта-вельхо уже более-менее устоялись, понимаешь? Здесь уже и первые Зароки есть, причем точный вариант, и описание строительства многочисленных ловушек для драконов на границе их анклава. Этакое героическое превозмогание, понимаешь? Поэтому ее можно считать более-менее отражающей действительные реалии того времени!

— И про "кровавых тварей" тоже правда?

— Да нет, не в этом дело. Я про жизнь столицы и вельхо! Планировка улиц, расположение зданий... даже названия площадей. И с тех пор центр города почти не перестраивали!

Я все еще не проснулся как следует.

— И что?

— Смотри.

На табурет легла карта, вклеенная в книгу. Одна из иллюстраций. О, кажется, я узнаю это место — это площадь, на которой мы недавно были. Там еще нет королевской лечебницы, но все остальные здания вполне узнаваемые. Вот королевский дворец. Вот Нойта-вельхо и магический универ. А это...

Руки у меня дрогнули, карта зашуршала и свернулась.

Но я все равно вижу то, что там написано.

Алтарь Крылатых.

В этом обширном здании не случайно была такая странная архитектура: словно четыре угловатых лепестка соединены с шаром-основой. Оно немного изменилось, сейчас один из лепестков надстроен, а шар-основа зарос зеленью так, что не поймешь, что это был именно шар.

Но это было оно.

Нынешние Архивы.

— В книжке есть даже указание, куда после победы магов сволокли все вещи Крылатых — те, что не нужны были победителям. Видишь? Это назвали запасник. А теперь это...

— Свалка. Пало называл это место свалкой и каторгой.

Мы расспрашивали всех, кто тут учился. Если кто-то из личинок портил смесь, заготовку для амулета или еще что-то, его посылали сюда — сдать испорченное. А потом приговаривали к наказанию. Маги это место ненавидели и терпеть не могли здесь бывать.

— Свалка...

Алтарь должен быть там.

Ух и погодка!

Дождь вымочил все мостовые и крыши, заполнил сточные канавы, прогнал с улиц большинство прохожих, но на этом не остановился. Серое небо все так же уныло висело над домами, цепляясь за крыши серыми лохмами туч. По мостовой бежали ручьи, а где их не было, там щедро растекались лужи.

Славка, высунув сегодня утром нос, передернулся и сказал: "Ну и дождина. Как в Лондоне". Лично я в столице Англии не был — и если у них действительно такое часто, то и не хочется. К вечеру погода не исправилась — дождь, кажется, поставил себе целью затопить столицу и с целеустремлённостью перфекциониста двигался к намеченной цели.

Я вымок в первые же полчаса. Но деваться некуда — стою и слушаю.

— Гнусь кровопийная! Покарай вас боги за жадность и трусость!

— Идите с миром, почтенный...

— Поганцы! Выкидыши подвальной крысы! Чтоб ваши бутылки у вас на головах побили, жадные потомки мышей и грышев! Чтоб ваши родичи, мыши и крысы, к вам каждую ночь в постель лезли, а каждый день — на стол! Да чтоб вас...

— Идите с миром, почтенный! — повысил голос "жадный потомок" мышей и неведомого грыша. — А то ведь недолго и патруль позвать!

— Да тьфу на тебя и твой патруль!

На этом красноречие разозленного старика иссякло. Вяло пожелав немолодому вышибале любиться с патрулем в позе прачки над корытом, он тоскливо махнул рукой и поплелся под дождь.

Почему я такую погоду стою у чужого забора и слушаю перебранку старого алкаша с вышибалой? У меня тоже цель.

...У здания Архивов после Славкиного открытия мы побывали тем же днем. И убедились, что все далеко не так просто, как казалось. Архивы охранялись на совесть — и та их часть, что именовалась свалкой — тоже. Днем — приемщики "барахла", ночью — вельхо-вахтер. Да еще и магическая сигнализация. Так просто не влезешь. Почему не снимем? Снять-то ее мы можем, снять не проблема, драконы мы или нет? Мы поставить обратно не сможем... А отсутствие чар обнаружат быстро, и как мы туда попадем в следующий раз?

Нет, надо устроить все так, чтоб никто наш интерес даже близко не просек.

Мы со Славкой быстро поделили работу, тем более, что дела в лавке шли вполне успешно и без нашего вмешательства. Старые товары продавались, новые поступали, драконоверы сопровождения и "подкидыши" осваивали торговую специальность. Не все было "айс", но в целом двигалось. Бешеный спрос пошел на кружево и вязание. К нам уже едут бабусины ученицы, налаживать мастерские в одном милом поселке под столицей. Так что изделиями нас обеспечат...

Славка изучал систему охраны, я шерстил компромат на охранников. Штурм мы не рассматривали как вариант, скрытное проникновение напарник с сожалением признал невозможным, оставалось законтачить с ночной охраной. Вариантов было всего три: провинившийся карьерист, загремевший в Свалку за какие-то неведомые грехи, старый алкаш, которого уже не раз собирались выгнать, да все никак, и чей-то родственничек, коего, по слухам, сунули сюда, поскольку дурость парня не давала его пристроить куда-то еще.

Остановились на алкаше. Нехороший вариант, но хороших тут просто нет. Карьерист — он в любом случае заложит кого угодно, чтобы вернуться на свое теплое место. Компромат? Тип не имел за душой настолько тяжких грехов, чтоб согласиться на шантаж, а организовывать ему эти самые грехи... ну, в принципе, можно, но времени нет. А связываться с дураком — проблемно, дураки такое могут выкинуть, что потом сотня умников не разгребет. Есть, правда, у меня одна комбинация в запасе, но это если с его напарником не пройдет.

Вот и остановились на пьянчуге Димме, которого последние годы в жизни волнуют только два вопроса: где достать выпивку и уважают ли его собеседники. Притом старикан подозрителен, мстителен и злопамятен, личинки его побаиваются и на свалку не лезут. А он гоняет всех оттуда так, что, говорят, младенцы с двух прилегающих кварталов раньше выучиваются говорить: "Вон пошли, скудоумы!", а не "мама" и "папа". Вдохновляющая персона.

Но все решаемо!

Сначала в дежурство старика — позавчера — на наружной стене свалки некие нехорошие люди нарисовали громадную свинью в вельховской мантии. К картинке, как и положено, прилагалась оскорбительная надпись. Увы, языковой феномен по-прежнему сбоил в отношении местного мата, так что точным содержанием надписи не поделюсь. Я просто скопировал буквы другой надписи — неизвестные энтузиасты почти каждую ночь расписывали стены, выражая свое неодобрение действиями Нойта-вельхо. Энтузиастов, разумеется, пытались ловить, но пока с этим было глухо. Зато внимание каждая новая надпись приковывала с гарантией!

Так что утром к Димме явилась куча народу: большинство, искренне или нет, выражали негодование в адрес ночных негодяев, меньшинство (начальство старикана) кипело гневом на самого дежурного: куда смотрел и почему не предотвратил? С похмелья старый вельхо не то что не мог внятно объяснить, куда именно он смотрел, но и вообще был не состоянии уразуметь, чего от него хотят. Разъяренное начальство пообещало ему в будущем все божьи кары, включая превращение в беспамятную хрюшку. Ну а пока божье воздаяние еще далеко, земное по-любому уже рядом. Старикану запретили пить. Вообще. Любой алкоголь из известных. Жестокие люди! А поскольку с его тягой к спиртному не справились даже Зароки, то всем торговцам города запретили снабжать одноименного Димме, вельхо, спиртным, о чем и было сообщено на площади.

Первый и второй день старикан продержался на запасах. Сегодня запасы, видимо, иссякли, а купить спиртное не вышло. Нет, местные торговцы не святые, дал бы побольше денег — продали бы, но откуда у ночного сторожа деньги? Украсть ему Зароки не позволяли, в общем, куда ни кинь...

А трубы-то горят. Он даже с дежурства сорвался.

И тут появляюсь я, весь такой красивый. Правда вымокший и продрогший, но кто на это смотрит? Зато молодой, красивый... хе!, а главное не трезвый и (что особо ценно для страждущего!) с бутылкой в руке. Мое появление ознаменовалось вполне подходящей к случаю песней:

— Ну-ка, мечи стаканы на стол,

Ну-ка, мечи стаканы на стол,

Все говорят, что пить нельзя,

А я говорю, что буду!

На плече я волок сумку (две пустые бутылки и две полные), в руках призывно постукивали бутылка и кружка, которые я посвятил полезному делу утешения страждущих от зеленого змия. А именно отлавливал редких прохожих (тех, кто не успевал убежать), вручал им налитую кружку и требовал выпить за мое счастье, ибо я с сегодняшнего дня — отец! У меня, благословением Живы, родилась двойня!

От полоумного отца не шарахнулась только двое. Старикан-алкаш, ради которого все затевалось, и монументальная бабища лет шестидесяти, которая, наверное, и Петру Первому могла бы сказать: "Сгинь, мелочь". Если не по росту, то по весу он против нее точно был мелковат. Как павлин перед страусом. От нее я шарахнулся сам. Точней, попытался. Но эта достойная дама молча сгребла меня за рукав, кружку за ручку и проникновенным басом изрекла, как приятно ей видеть такого понимающего мужчину в моем лице.

Я вспотел.

— ...который понимает, что дети есть счастье! — закончила особа.

— А?

— Ага! — она одним махом осушила кружку и ободряюще, как она думала, хлопнула меня по плечу.

Я присел.

— Молодец! Береги жену! Будешь?

— Б-буду...

— И правильно, — нравоучительно изрекает этот мамонт женского рода, — мы такие хрупкие...

На это я не нашелся, что ответить, и живая статуя свободы зашагала дальше, провожаемая сразу двумя уважительными взглядами. Моим и... я перевел взгляд поближе и обнаружил, что пока я отвлекся, мой старикан не терял времени зря. Бутылка оказалась у него как по волшебству (хотя почему — как?), а подрагивавшие от нетерпения старческие лапки вовсю тянулись к кружке. Во наглый!

— Выпьем за твоих деток! Кто у тебя старшенький? — страждущий ковал железо пока горячо, пока предполагаемый благодетель не опомнился.

— Сын!

— За сына!

Выпил дед вдохновенно, красиво завернув про крепчайшее здоровье прекрасное будущее моего несуществующего ребенка, благословленное самими богами и лично им, как их посредником. Ведь он не просто случайный прохожий, он — маг! И многое может.

— Вельхо! — лицом и руками я изобразил все возможное на тот момент благоговение, и старикан расцвел.

Он и правда многое мог. К примеру, пока я благоговел, он тряхнул бутылку, опытным глазом оценил количество напитка, шустро налил в кружку остаток наливки и предложил выпить уже за младшего.

Меньшему, понятное дело, досталось уже меньше благословений, но здоровье и успехи в отцовском деле ему еще светили. Поправив здоровье, старикан уже наладился уходить, но тут в сумке "случайно" булькнули еще две бутылки. Вельхо притормозил и призадумался: третьего ребенка в анамнезе не значилось, а выпить еще хотелось. Я собирался прийти ему на помощь, но не успел даже начать! Подстегнутая дозой фантазия дедули работала вовсю — и он с маху предложил выпить за счастливого отца, то есть меня... а потом можно и за мать.

Я вздохнул и сказал, что за мать, пожалуй, выпью дома, а то тут холодно и мокро... и темнеет уже!

Все. Изыскивать способы проникновения на охраняемую территорию стало незачем — дед вцепился в меня, как паук в гусеницу, и потащил в свое гнездо. Первый шаг сделан. Как бы только поменьше выпить?

Любовь — великое чувство! Факт. Ради любви люди творят подвиги и глупости (иногда одно от другого просто не отличить!), рискуют жизнью, жертвуют деньгами, пишут стихи и лезут в горы.

А я напился.

Надеюсь, Иррей оценит величину моего задвига... то есть величие моего подвига. Непросто было пить наливку, пытаясь не опьянеть и всемерно уважая при этом вздорного деда, который непременно желал мне поведать о делах своей юности. В подробностях! Конечно, он был могуч и силен, конечно, у него были сотни баб, и все мечтали, чтоб он их того... осчастливил. И почему миры разные, а байки у пенсионеров-сторожей такие одинаковые? Прям как под копирку.

И все жаждут поделиться опытом!

— Ты пока молодой, а потому дурак! — изрекал "великий чародей", оказавшийся в сторожах на свалке "исключительно по недоразумению и зависти врагов". — Эх, хороша варенка! Умеют делать купцы!

— Наливка!

— Да хоть драконьи слезки! Ты слушай! Она мне... а я ее...

Я слушал. Но после третьей — подозрительно однотипной — любовной истории стал переводить разговор на более полезные темы. Например, на деяния деда на его, несомненно, важной службе. И о том, что начальство никогда ничего не понимает! Вот я, из чистого уважения к столь заслуженному человеку, обязательно навещу его в следующее дежурство — с парой бутылочек, конечно. Дед довольно кивал только на последних словах встрепенулся:

— Не-не! Бутылок должно быть три! Потому что уважаааающий себя человек пьет не меньше пяти кружек. В честь каждого из богов! Это две бутылки с четвертью.

Суть такой математики от меня как-то ускользала. Потонула на дне третьей кружки.

— А почему тогда три?

— А ты че, сам пить не будешь?

Шизею с такой мудрости!

О, вот и родной квартал. И лавочка. Неужели дошел? "Скорей, доплелся", — самокритично высказался внутренний голос. И это я каждую третью порцию в щель выливал между половицами. А если б нет?

Какие тут мостовые неровные... ни пошагать нормально, ни подумать. Вот куда еще можно расширить линейку товаров? Мы позиционируем лавку как товары для домашнего уюта. Вот что бы еще такое симпатичное приду... Мостовая зловредно вывернулась из-под ног и удрала, взамен коварно подсунув мне здоровенную лужу, куда я и навернулся со всем старанием.

Да

* * *

! И эти

* * *

мостовые, и

* * *

* наливку и придурочного дела с его

* * *

двинутостью на том чтоб напоить собутыльника...

Остановил меня чей-то свист. И ощущение, что на меня смотрят.

Я обнаружил, что объясняюсь с кем-то двухголовым в луже, и затих.

— Скажи еще что-то! — попросила вторая голова, глядя на меня, как дед на дополнительную бутылку наливки.

— Чего? Слушай, глюк, а шел бы ты отсюда, пока...

— Глюк! — идиотски-восторженно улыбнулась голова. — Значит, все-таки свои... Ты, парень, откуда? Из Москвы, как я, или еще откуда занесло?

Оп-па. Я протрезвел. Моментально.

Улетела хмельная легкость и восторженность, и я сразу ощутил холодный весенний ветер, и лужу, и ссадину на ладони. А еще тревогу.

Соотечественник?

Парень и впрямь оказался соотечественником. Хоть и не из моих клиентов.

Звали его Виктор Пряничный (да чего там, парни, зовите Витькой!), был он постарше нас (двадцать три скоро стукнет!), побывал в армии, доучивался последний год в каком-то мутном заведении, подрабатывал интернет-кафе и снимал комнату на пару с Пашкой (неплохой парень, на журналиста учился). "Хрень" купил именно Пашка, хотел написать про обман в сфере интернет-магазинов и набирал материал. Как запустили, так и не поняли, попали в отличие от нас, не в горы-мрак-холод, а на вполне цивилизованные территории, сельцо близ столицы, да еще очень удачно — там гуляли разом три свадьбы, и всем было не до левых чужаков, возникших прямо у свадебных костров. Праздновать тут принято с полудня, чудачества приветствовались, так что чужаки вполне спокойно могли устроить стриптиз, сожрать поросенка и приволочь в село живого крокодила — основательно развеселившиеся сельчане просто приняли бы это за глюк или свадебную шуточку. У парней было время принять реальность и сообразить, что теперь делать. Тем более что перенестись обратно не вышло, чертов прибор канул в одном из костров.