С этим мальчишкой Салея и церемониться не стала. Просто подошла сзади, положила ладони на виски — и крепко нажала.
Петя, как был, так на спинку кресла и повалился. Бессмысленным воняющим кульком.
Ольгу Ивановну девушки предусмотрительно отправили на кухню, чтобы под ногами не мешалась. Нечего ей тут, и так переживает — смотреть на человека страшно.
— Тань, посмотри. Вот я блокирую то, что дает удовольствие от наркоты.
— А от игр? Есть такой центр?
— В том-то и беда, что нет. Что можно придумать? Ты как считаешь?
Таня серьезно задумалась.
— Даже не представляю. Это как с телевизором, как с книгами... да, игры. Но это не лечится, наверное. Азарт убрать? Так у него тоже какой-то точки приложения нет... чтобы был центр азарта.
— Нет, — согласилась Салея. — Хотя кое-что я сделать могу.
— Что именно? — Тане было откровенно любопытно. Вот как можно с таким справиться? Заблокировать ребенку саму возможность садиться за компьютер? Так они сейчас везде и всюду. Учиться ему как-то же надо будет?
И работать потом...
— Я ему чувствительность повышу, — Салея манипулировала тонкими потоками в ауре. Если бы она не отрабатывала год за годом упражнения с мельчайшими токами силы, она бы сейчас точно не смогла такое сделать. Ювелирная работа. — Он сможет читать на компьютере. Слушать музыку. И все. Если будет что-то такое смотреть... у него через час так глаза разболятся, что ничего не поможет. Это надо с мышцами поработать и с нервами.
Таня подумала пару минут.
— Он и телевизор смотреть не сможет?
— Не больше часа. А потом надо будет минимум три часа отдыхать. Или вообще будет с ума сходить от боли.
Таня подумала, что это и не худший вариант.
— А на обычные вещи это никак не повлияет. По лесу ходить, на огороде, допустим, вкалывать...
— Нет. Только вот такое электронное мельтешение...
— Можно попробовать, — кивнула Таня. — Я про кошмары думала...
— Кошмары?
— Поиграл в игрушку — получи кошмарный сон.
Салея качнула головой.
— Нет. Так может и сердце не выдержать.
И она была целиком и полностью права. Таня кивнула, и просто наблюдала за тем, что делает подруга. Удивительно тонкая работа. Линии сил в ауре скрещивались, переплетались...
— Как ты думаешь, я так смогу? Когда-нибудь?
— Надеюсь. Но работать придется много.
Таня была не против. И работать, и работать...
— А Руслан?
— Я могу с ним сделать то же, что и с врачами. Сделать?
Таня кивнула.
— Если можно. Он неплохой...
— Он тебе нравится?
Таня пожала плечами.
— Не знаю. С Поповым все было просто, он яркий, броский... а Руслану было не до игрушек. Да и какой смысл? Просто гулять я не хочу, налюбовалась на мамашку, а серьезные отношения... это не для нас.
— Почему?
— У него семья богатая.
Салея только головой покачала.
— Танечка, сестренка, ты не представляешь себе, что такое даэрте! Ты уже сейчас можешь стать богаче отца Руслана. А если мой народ окажется здесь, на Земле... что может быть ценнее здоровья?
Таня глазами захлопала, как сова.
— Я как-то не подумала...
— Вот именно поэтому я тебя и люблю, — тихо сказала Салея.
Таня обняла ее.
— Я тоже... сестренка. Лея, ну неужели обязательно... с этой короной? Нельзя ее на кого-то перекинуть, или как-то... это так несправедливо! Почему ты должна погибнуть!? Почему!?
— Ничего нельзя сделать, — Салея качнула головой. — Это закон.
— Несправедливо!
— Таня, уже сейчас я сильнее многих. Этот закон не дает появляться на свет самым страшным чудовищам.
— Ты не станешь чудовищем!
Салея пожала плечами.
Она подозревала, что станет. И может. И... и уже становится. Таня рядом, и это удерживает ее, поддерживает в ней человечность. А так бы...
Дубы? Которыми стали трое глупых сопливых мальчишек?
А червей не хотите? Или глистов?
Она могла бы. Или убить. Медленно и мучительно. Или сделать так, что дубы за год сгниют до трухи. Это несложно, есть множество древесных болезней.
Но Таня рядом.
И люди, которые просят ее помощи, вот, как этот мальчик...
И она остается сама собой. Пока еще... но сколько времени она сможет бороться? Сколько еще ей придется сдерживаться?
Салея не знала. Но до конца лета...
Это проще.
Это — намного проще.
Она потерпит. Уже совсем недолго осталось.
И Салея незаметно поправила зубец Дубовой Короны. На ее внутренней стороне потихоньку появлялись острые шипы, врастали в кожу... не больно, нет. Но и не снимешь.
Никогда.
До самой уже очень скорой смерти.
* * *
Полнолуние наступило быстро и незаметно. Таня и Салея выгуляли Гнома, но с собой в лес его брать не стали. Все же он городской пес. А там...
Кто знает, что будет — там?
Вряд ли Хранитель Леса спокойно воспримет ротвейлера, который попробует его загрызть.
Или сам ротвейлер спокойно отнесется к здоровущему медведю?
Это — не лайка. И не собака для охоты на медведя. Лучше не рисковать.
А девушки преспокойно доехали на автобусе до леса, потом еще прошлись пешком, и оказались на той же поляне, что и в прошлый раз.
— Раздеваемся, — скомандовала Салея.
— До трусов?
— Догола.
Таня смущаться не стала. Это — не эротика, это необходимость. Так что она сняла с себя все, даже серьги из ушей вытащила, сложила вещи аккуратной кучкой, чтобы на теле не было ничего постороннего. Посмотрела на Лею.
— Так?
— Да. — Салея тоже разделась догола, но ничуть не стеснялась. Стояла прямая и свободная, увенчанная Дубовой Короной.
— Что дальше?
Салея молча достала нож, самую обычную чашку...
— Вот это. Давай сюда руку.
Таня повиновалась.
Лезвие ножа аккуратно прошлось вдоль локтя, вскрыло вену, Салея собрала кровь в чашку. Повторила то же самое со своей рукой, даже не дрогнув.
Кровь у нее была не вполне обычной. Если с Таниной кровушкой все было ясно и видно, то у Салеи кровь была темной, почти черной. Такой оттенок бывает, если смешать красное и зеленое.
Таня поежилась.
Ей тоже больно не было. Такое странно-восторженное состояние, наверное, как под наркотой. Так и с пятиэтажки прыгнуть можно, и ноги переломать, и потом еще бегать и ничего не чувствовать.
Салея воткнула нож в землю — и над ним взвился зеленый язык пламени.
— Повторяй за мной. Это ритуальные фразы.
Таня кивнула.
— Моя кровь — твоя кровь.
— Моя кровь — твоя кровь.
— Мой народ — твой народ.
— Мой народ — твой народ.
— Мой Даэрте — твой даэрте
— Мой Даэрте — твой даэрте
У губ Тани оказалась чаша — и девушка отпила три глотка. Раньше бы ее стошнило от вкуса крови, но сейчас... она не ощущала ее. Что-то другое, хмельное, странное...
Салея тоже сделала три глотка — и поставила чашу на землю.
— Прими нашу жертву, Хранитель и скрепи клятвы.
Точно — магия.
Потому что как иначе ТАКОЙ медведина мог засунуть в чашку язык... она ему на коготь не налезет! Здоровый, как неизвестно что!
Но кровь он выпил.
И — торжествующе взревел. И лес ответил ему. Криками зверей и птиц, шумом листвы, треском деревьев... теперь Таня его понимала.
Он — счастлив.
Хранителю было тяжело одному, а сейчас у него появился шанс. И помощь пришла.
Его услышали. Он дозвался.
Салея подняла руку — и приложила ее к Таниной руке так, чтобы две раны соприкоснулись.
— Именем Даэрте!
Взлетел зеленый язык пламени, обвил кисти сплетенных рук — и угас.
И волшебство закончилось.
Две девушки стояли на траве и держались за руки. И все.
Или нет?
Раны не было. Шрама не было. Руку Тани, от запястья до локтя, покрывала сложная татуировка. Не синяя, нет.
Изящная, зеленовато-золотая сложная вязь, которая напоминала то об узоре листвы, то о волнующейся траве...
— Это...
— Навсегда, сестра.
И Таня счАстливо улыбнулась.
Навсегда...
* * *
Картина, достойная кисти Бориса Вальехо.*
*— художник, прим. авт.
Поляна в лесу, вековые деревья, громадный медведь, который раскинулся в зарослях высокой травы — и на него непринужденно облокачиваются две обнаженные девушки.
Салея не испортила бы картины художнику. И уши, и цвет кожи, и волосы — длинные, зеленые, сливающиеся с травой так плавно, что не отличить, где заканчивается одно и начинается другое.
Таня...
Здесь и сейчас она тоже походила на лесную дриаду. Той же прозрачной зеленью наливались прежде серые глаза. Светилась молочным цветом кожа, сияли волосы... темные? Может, и так. Но сейчас в них словно вплетались золотистые и зеленые нити. И было это красиво. И правильно.
— Хорошо, — тихо сказала Таня. — Действительно хорошо.
Салея кивнула.
— Теперь ты одна из даэрте.
— Я не похожа на вас.
— Это неважно. Деревья тоже все разные. Теперь ваша земля стала родной и мне. И ваш Лес меня принял.
— А ваш? Примет меня?
— Обязательно, — Салея смотрела в небо, на котором высыпали крупные чистые звезды. — Сама увидишь, когда мы будем на Дараэ.
Таня кивнула.
Она действительно начинала видеть.
И линии силы, пронизывающие мир, и их взаимосвязь, и ауры — намного четче, чем раньше...
— Мне придется делать упражнения.
— Да. И постоянно, — кивнула Салея. — Пока ты не освоишь полученное, тебе придется сложно.
Таня кивнула еще раз.
— Ты мне можешь показать что-то такое... с чего проще начинать?
Салея кивнула.
— Могу. Хочешь — попробуем почувствовать Лес?
— Как?
— Дай мне руку.
Таня повиновалась. Салея сжала ее ладонь — и мир начал таять, расплываться, уходить куда-то вдаль...
Она была человеком. Да, когда-то она была человеком.
И еще — она была Лесом.
Биоценоз? Система?
Какие странные и нелепые слова для такого древнего и мощного существа. Живого, разумного, чувствующего боль и знающего жизнь.
Лес безмятежен.
Он величав и спокоен, равнодушен и любопытен, дружелюбен — и опасен одновременно.
Он протягивает свои зеленые ладони, разворачивает их, мягко качает девушек, словно на громадных качелях. Он так рад...
Ему хорошо и спокойно, потому что рядом есть люди, которые его любят и понимают.
И...
— Салея?
По нервам словно ножом резанули.
Салея тоже выглядела встревоженной.
— Лесу плохо. Я это чувствую.
— И что мы будем делать?
— Попросим Хранителя доставить нас туда.
— К-как?
— В своем Лесу хранители почти всесильны. И могут открывать для нас лесные тропы... мы пройдем туда, где Лес кричит от боли.
— И что мы там будем делать?
Салея качнула головой.
— Не знаю. Посмотрим, что случилось, а там и решим.
Таня и не спорила. Лес...
Сейчас она уже не смогла бы развернуться и уйти. Это и ее Лес. И зеленая кровь в жилах пела и звенела, приветствуя новую... нет, пока еще не Хранительницу. Но Ее сестру, помощницу, женщину, которая может ей стать.
Власть — это ответственность. И Таня ее приняла.
* * *
Лесные пожары...
Песня была такая когда-то.*
*— фильм 'Граница. Таежный роман'. Исполняет Г. Трофимов, автора не нашла, прим. авт.
Только вот песня — это красиво. А пожар...
Это ужас.
Это бегущие во все стороны звери, обезумевшие от страха.
Это гибнущие деревья.
Это уничтоженный подлесок... пожар бывает низинный и верховой. И если огонь пошел поверху, перепрыгивая с верхушки дерева на соседнее — это страшно. Это не остановишь, не потушишь...
И гибнет Лес.
Гибнет, корчится, кричит от боли, умоляет о помощи... много ли надо, чтобы начался этот кошмар? Да практически, и ничего. Каждый год, каждый горят леса, каждый год корчатся от боли деревья, и не стоит говорить, что потом на усыпанной золой земле снова вырастут деревья.
Тем, кто гибнет в огне здесь и сейчас не станет от этого легче.
И стоит сказать о тех, кто грудью встает на пути огня. Кто борется, ищет, тушит, сбрасывает с вертолетов пену, бесстрашно летит чуть ли не в эпицентр пылающего ада, рискует жизнью, зачастую, за копейки...
И все равно — идет.
И усмиряет жестокого рыжего зверя.
А как часто огонь берет жизни пожарных взамен спасенного куска леса?
О таком не напишешь и не расскажешь. Но тот, кто видел лесной пожар, не станет бояться ада. Он уже побывал в его земном филиале.
Впрочем, Гена Суворов об этом не думал.
Он делал то, что нужно — боролся с огнем. Сбивал его с деревьев, кое-как держался... в костюме было жарко и душно, по лицу ручьями тек соленый пот... да, можно сбить верховой огонь пеной, но низовой-то останется.
И не дай Бог — пойдет на болота. Там же торфяники, которые могут тлеть годами...
Не допустить, не дать прорваться, стоять... а огонь все ближе и ближе. И рвется вперед... словно знает, что его ждет богатая пожива. Словно чувствует...
И что ему огнетушитель в руках человека, раскалившийся так, что его даже держать больно? Огонь шепчет, насмешничает, издевается...
Словно громадная змея сверкает бешеными рыжими глазами.
Осссстановить меня хочешшшшь, человечишшшка? Рассссмечталссссся....
Скоро, очень скоро у тебя закончатся и силы, и оружие. А я вечен, я бессмертен и практически неуязвим...
Гена только зубы стиснул.
Огнетушитель...
Дождя бы!
Ливень! Такой, чтоб смыло все к чертовой матери, чтобы промочило насквозь... вот где пожалеешь, что не существует облакопрогонников!*
*— старое русское название для колдунов, которые умели действовать на погоду. Умеют. Прим. авт.
Гена бы сейчас ничего не пожалел за такую помощь...
А это что такое?
Затрещали кусты так, словно через них зубр ломился. Остальные животные мелковаты... Гена напрягся.
Ну, зубр, не зубр, а те же лоси...
Тонна мяса с весьма своеобразным характером. Плюс рога и копыта. Звезданет — мало не покажется... если вовремя не увернешься, вмиг стопчут.
Гена напрягся, думая, в какую сторону бежать, но... на поляну вывалился медведь.
Лесник похолодел.
Вот это было куда как серьезнее лося. Лоси — глуповаты, а медведи... это самые умные и коварные таежные хищники. От лося ты хоть на дерево залезть можешь, а от медведя...
Он и за тобой залезть не поленится, и стряхнуть тебя может. Очень даже запросто.
Гена так растерялся, что даже не сразу заметил на спине у громадного, наверное, размером больше иного лося, зверя две женские фигурки. Сначала не заметил, а потом, когда они спрыгнули на землю...
— Лея?
— Пожар. Надо тушить...
— А как?
Гена молча упал мордой в лопухи.
Девушки просто не обратили на него никакого внимания. Пожар же! Где там смотреть, есть кто рядом, нет кого рядом... а вот он жадно впитывал каждую деталь их внешности. От зеленых волос до зеленых глаз...
Это — кто!?
Фрики какие-то?
Но верхом на медведе?
Может, хиппи или кто там, и практикуют слияние с природой, но медведи точно не практикуют ничего подобного. Разве что скушать могут особо умных.
