01. Дзюсан. Академия-фантом

Коридоры были пусты и безжизненны, Генри почувствовал легкое беспокойство, прислушиваясь к эху собственных шагов в тишине. Теплая вода немного успокоила измотанное недосыпом тело, мужчина слегка промокнул влагу полотенцем и натянул одежду. С сырой челки капала вода, волосы противно липли ко лбу, но, кажется, усталость отступила. Можно было еще раз попытаться заснуть. Генри вышел из душевой, прошел с десяток метров и, не доходя по комнаты ?3, услышал доносящиеся оттуда звуки. В первую секунду щеки коменданта покрылись румянцем, и он решил, будто доктор Сакураи все-таки добралась до Кимуры и вовсе не для того, чтобы отчитать за ребячество, однако очень быстро Генри понял свою ошибку. С Кимурой что-то происходило, что-то нехорошее. Макалистер не стал размышлять, предпочитая сразу перейти к действиям, чтобы не дать себе времени передумать. Он постучал в дверь, но та от первого же удара легко распахнулась.

— Сората? — позвал Генри тихо, входя внутрь. Здесь шум дождя и ветра был слышен особенно сильно, из-за открытого окна. Преступная забывчивость — оставить все нараспашку. Макалистер закрыл створку, стало гораздо тише и теплее. Кимура лежал в постели, раскинув руки, и громко, болезненно стонал. Приоткрытые губы пересохли и растрескались, влажные волосы разметались по подушке черными змеями. Парень изредка вздрагивал, стискивая кулаки и снова разжимая, а зрачки под прикрытыми веками бешено вращались, будто стремились уследить за чьими-то молниеносными движениями.

Генри наклонился к нему, протягивая руку:

— Сората, — позвал он еще раз. — Проснись.

Кимура внезапно распахнул глаза и с резким вскриком вцепился в его руку. Генри от неожиданности отшатнулся и едва не упал. Сората бездумным взглядом, еще находясь во власти сна, обвел комнату и остановился на мужчине, точно пытаясь припомнить, кто он. А, узнав, с облегчением выдохнул:

— Это ты. Всего лишь ты...

— А ты кого интересно ожидал увидеть? Привидение? — Генри не нашел ничего лучшего, как попытаться отшутиться. Реакция Сораты напугала его, как и все, происходящее этой ненастной ночью. Кимура медленно, точно через силу, разжал пальцы, и Генри поспешно отдернул руку.

— Я бы предпочел сейчас никого не видеть, — парень потер глаза, хлопнул себя по щекам, прогоняя сонливость, и сел. — Как неловко... Что ты тут делаешь и... и как давно?

Этого вопроса, вполне, к слову, закономерного, Генри боялся больше всего, потому что не знал, как на него ответить. По-любому выходила какая-то ерунда.

— Мимо проходил, — наконец, выдавил он, отворачиваясь и зажигая торшер на прикроватной тумбе. — Услышал, как ты стонешь. Приснился кошмар?

Кимура поморщился, закрываясь от яркого света:

— Просто не очень приятный сон. Ничего особенного, — он смущенно отвернулся, теребя пальцами край одеяла. — Спасибо за беспокойство.

Конечно, это было неправдой. Генри достаточно наблюдал за японцем, чтобы заметить, когда тот нервничает — начинает бездумно теребить волосы или вот так, как сейчас, искать, чем бы занять руки. Макалистер хмыкнул:

— Неудивительно, в таком-то холоде, — он прошел к окну и закрыл ставни. — Ладно, тогда я, пожалуй, пойду. Если тебе ничего не нужно. Кричи, если что.

Не получив ответа, мужчина потянулся к двери, и вдруг с тихим щелчком погас свет. Стало так темно, что он перестал видеть собственные пальцы, сжимающие дверную ручку.

— Что... — голос Сораты дрогнул. Он так и замер, свесив босые ноги с кровати. — Что произошло?

— Проблемы с электричеством, полагаю, — Генри вернулся к постели. — В старых домах такое не редкость, особенно в грозу. Но после тех жутких историй как-то не по себе, да?

Вспышка молнии осветила бледное лицо Кимуры с обведенными черными кругами испуганными глазами. Ошибки быть не могло, в них плескался самый настоящий страх.

— Не напоминай. Пожалуйста!

Кимура вскочил, но в темноте и спросонья не удержал равновесия и едва не рухнул. Генри пришлось удержать его за плечи и усадить обратно.

— Что такое? Боишься призраков?

Сората упрямо вскинул голову и отрезал уязвлено:

— Боюсь. Хочешь посмеяться надо мной? Пожалуйста, я привык.

И он действительно приготовился к насмешкам. Генри это глубоко задело, ведь он помнил, как часто на самом деле по его вине Кимуре пришлось проглатывать обиды.

— По мне заметно, что я смеюсь? — Макалистер помрачнел, и это не могло не укрыться от японца. — Ты видел мой страх, так что я последний, кто может тебя обвинять.

Не выдержав сурового взгляда, Сората потупился и ответил, будто бы оправдываясь:

— Извини, защитная реакция, — вскинул вверх руки, будто сдаваясь. — Обычно люди над этим смеются.

Сверкнула молния, а следом громыхнул оглушительный раскат грома. Кимура чуть дернулся, но скорее от неожиданности, потому что на сей раз лицо его не исказил страх. Генри передумал уходить. Спать ему все равно не хотелось, Кимуре, кажется, тоже. Макалистер хмыкнул, признавая, что скоро подобные ночные посиделки прочно войдут в привычку. Когда он закончит свои дела в Академии, придется привыкать жить без них.

— Ерунда. Ты, в конце концов, тоже человек, — серьезно сказал он, садясь рядом и тут же сползая вниз, устраиваясь поудобнее. — Я раньше тоже привидений боялся.

— А потом? — Сората чуть сдвинулся, давая коменданту больше места. — Подружился с ними?

Генри покосился на окно, почти без перерыва подсвечиваемое белыми вспышками.

— В некотором роде, да.

Он вздохнул, припоминая тот, самый первый контакт в его жизни, в сыром подвале родительского дома. Над ним тоже смеялись. Дети из других семей, взрослые, даже мать с отцом смотрели странно, будто он был чем-то болен. Ему несложно было понять Сорату, а вот Сорате понять его — едва ли.

— В некотором? — тот подобрал ноги, усаживаясь по-турецки и случайно соприкасаясь с Генри коленями. — Не хочешь... поделиться?

Наверное, впервые он интересовался Генри так легко, не вынуждаемый обстоятельствами. Макалистер прикрыл глаза, чтобы не выдать неуместной радости. Вместо этого лениво протянул:

— Не уверен, что это то, что ты действительно хотел бы знать. Обо мне, да и вообще, — он поднял лицо к потолку, на котором вспышки рисовали узоры тенями от бьющихся в стекло веток. — Это связано только со мной, тебя это не должно интересовать.

Сората пожал плечами, даже в полутьме это движение ощущалось Генри так отчетливо, точно он видел это. Хотя по-прежнему смотрел в потолок.

— Если ты не хочешь говорить, я не стану настаивать, — проронил Сората тихо. — Но неужели ты думаешь, что я совсем ничего не замечаю?

Генри вытянул руку, наблюдая за тем, как мелко подрагивают пальцы, и сжал их в кулак:

— Ты ведь видел, да? Мертвую девочку. Сегодня, — и сам себе ответил. — Видел, значит.

— На долю секунды. Даже не успел разглядеть, — Кимура опустил голову и принялся нервно накручивать длинную прядь на палец. В этот момент гром ударил особенно громко, стекла задрожали, и Кимура ойкнул, слишком сильно дернув себя за волосы.

— Ясно, — Генри кивнул. Что ж, он ожидал чего-то такого, даже странно, что этот разговор не зашел раньше. Например, недавно на чердаке. Странно получается, он так долго таился, скрывался, боялся непонимания, а все вышло так... легко. Быть может, стоило давно заговорить об этом. — А я вот вижу их постоянно, с самого детства. Назовешь меня психом? Фриком? Сумасшедшим?

Генри горько вздохнул, вспоминая, сколько раз ему приходилось через это проходить. Уже даже не обидно. Просто немного досадно.

— Понимаешь, некоторые души задерживаются на земле по только им ведомым причинам, а может и вовсе без них. Бродят среди живых, порой незаметные, как тени, а иногда озлобленные и полные ненависти. Люди, такие, как я, могут их видеть, слышать или чувствовать. И, скажу тебе, удовольствие это ниже среднего. Я заметил, что они тянутся к тебе, и едва ли это случайность. Черт, — выдохнул он и сжал кулаки. — Не знаю, зачем я тебе все это говорю. Может, потому что ты слушаешь.

— Видеть, слышать или чувствовать? — уточнил Сората. — Но я не могу ничего из этого!

— А я все сразу, — неожиданно для себя зло отрезал Генри и поспешил извиниться. — Прости. У меня нет объяснения для тебя. Все еще думаешь, что стоило интересоваться? Видишь, я не самый приятный человек, еще не поздно представить, что ничего не было.

— И снова продолжить не договаривать и юлить друг перед другом? — Сората развернулся лицом к Генри. — Тебе это нравится?

Генри ожидал иной реакции, скорее, он ее боялся. И понимание Сораты сбивало с толку. Чего он, черт побери, добивается?

— Думаешь, я за себя переживаю? — голос почти сорвался на крик. — Я твою жизнь портить не хочу. Ты еще можешь жить, как нормальный человек, когда уедешь отсюда.

Макалистер чувствовал жгучий стыд за приступ абсолютно детской истерики. Кимура не такой, как другие. Он не станет смотреть жалостливо, как мама, или сурово, с тенью опаски, как отец. И Генри давно не нужно, чтобы его держали за руку.

— Не переживай, — Сората прикоснулся к его плечу, мимоходом, тут же убрав руку, но этого было достаточно, чтобы помочь Макалистеру собраться. — Нормальных людей здесь точно нет. Меня больше беспокоит, когда ты молчишь. Это очень страшно, знать, что рядом может быть 'что-то', а ты даже не представляешь, где оно и чего хочет.

Он поежился, неосознанно обхватывая себя одной рукой, отчего Генри испытал острое желание утешить его, как ребенка.

— Не бойся, — мягко успокоил он. — Она не желает тебе зла. Напротив, один раз даже спасла тебе жизнь, указав мне, где тебя искать.

Глаза Сораты взволнованно расширились:

— Генри... Ты можешь ее описать? Как она выглядит?

— Хм, — Макалистер посмотрел ему за плечо, где в самой густой тени стояла призрачная девочка. — Длинные черные волосы, почти как твои, простенькое белое платье. Не знаю, что еще сказать. Я не патологоанатом, но могу предположить, что она умерла от удушья, но странгуляционной борозды не видно. Может, утопленница. Мне сложно сказать, она приняла форму, близкую к прижизненной, — Генри помотал головой. — Прости за терминологию. Ну как? Она тебе кого-то напомнила?

Кимура, казалось, почти ничего не услышал. Резко обернувшись, попытался проследить за взглядом Макалистера.

— Она здесь?

Получив утвердительный ответ, он потерянно сжался:

— Нет, я ее не знаю, — закрыв лицо ладонью, Сората хрипло выдавил. — Она с тобой говорила?

Генри покачал головой:

— Не уверен, что она вообще способна говорить. Наверное, умерла слишком давно. А что?

— На чердаке ты видел ее? — продолжил допытываться Кимура. Такой подозрительный интерес насторожил Макалистера. В очередной ослепительной вспышке он разглядел, как напряженно Сората закусывает нижнюю губу.

— Ожидал, что это твоя... невеста?

Спросил, и мгновенно пожалел об этом.

— Прости, не мое дело. Кстати, в твоих словах есть смысл. Если подумать, то твой призрак и девочка-служанка со старых фотографий могут быть одним и тем же человеком. Общие черты определенно есть, — Макалистер подтянулся на постели, подбирая под себя ноги. — Знать бы точно, от чего она умерла. Книгу, что ты принес из церкви, в ужасном состоянии, мне нужно еще минимум дня два, чтобы восстановить все записи. Скорее всего, их вел приходской священник, так что в них должна быть зафиксирована вся мало-мальски важная информация из жизни острова.

— Тебе важно знать, как она умерла? — Сората чуть развернулся, встречаясь с Генри взглядом, и робко предложил. — Может, мне самому у нее спросить? Раз уж я ей зачем-то нужен... Если она ответит, ты услышишь.

Парень опустил глаза, будто в ожидании приговора, и Генри стало ужасно стыдно за то, что он позволил себе проявить слабость и утянуть за собой во тьму живого человека.

Макалистер поднялся с кровати и встал перед Соратой.

— Нет. Я благодарен тебе за понимание и... за все. Но все равно считаю, что напрасно открылся тебе. Не потому, что не доверяю. Ты же знаешь, не можешь не знать... — он заставил себя замолчать, чтобы не сказать лишних, необдуманных слов. Проклятая сентиментальность. — Моя жизнь из разряда тех вещей, которых лучше не касаться.

Макалистер подошел к двери и повернул ручку.

— Мы еще поговорим об этом, так ведь? — Сората тоже поднялся, но остался стоять на месте. — Я гораздо любопытнее, чем ты думаешь. Особенно, когда дело касается людей, которые... важны мне.

Генри кивнул и стремительно вышел.

В комнате под номером пять на втором этаже мужского общежития никак не мог заснуть Сэм Чандлер. Прислушиваясь к шуму дождя за окном и раскатам грома, он напрасно жмурил глаза — вспышки зарниц все равно проникали сквозь прикрытые веки.

Сэм не любил грозу. Его родители погибли в одну из таких ночей, возвращаясь в родной Хелсвилл из Мельбурна. Дорогу совсем размыло весенними ливнями, и машина, съехав в кювет, перевернулась несколько раз, пока не ударилась о дерево. Женщина скончалась сразу, мужчина был еще жив, когда приехали спасатели, но ветка, пробившая легкое, не оставила ему шансов. Выжил только Сэм, придавленный умирающим отцом. Мальчик не разговаривал до самых похорон, и никто не знал, что в ту ночь, наблюдая за смертью родителей, он с мучительной четкостью ощущал все, что ощущали они. Неверие, страх, боль, отчаяние, паника, жажда жизни, обида. И пустота. Она напугала Сэма больше всего. Жестокое ничто без мыслей и желаний. Такой он запомнил смерть, такой, какой она проникла в него в момент, когда сердце отца перестало биться.

Потом была приемная семья, психиатрическая лечебница, жалостливые взгляды и огромная зияющая дыра в сердце, которую ничем не получалось заполнить. Все вытекало из нее, как из дырявого ведра. Тогда Сэм нашел способ заполнить этот вакуум — наркотиками, сомнительными друзьями и сиюминутными удовольствиями. К шестнадцати годам он перепробовал почти все. Но дыра не затягивалась.

И однажды случилась передозировка. Больница, полная болезненных эмоций, пропитанная страданиями и слезами. И женщина, которая улыбнулась и сказала, что теперь все будет хорошо. Она на самом деле в это верила. Сэма нельзя было обмануть.

Свой первый день в 'Дзюсан' юный австралиец отметил дракой. Парень, к которому его подселили, оказался редкостным занудой и ханжой. От него несло холодом и злобой, которую никто не замечал. Сэму хватило одного случайного прикосновения, чтобы это понять. Много, очень много злобы. И много слез. А Сэм терпеть не мог слезы. Он ударил парня по лицу со всей силы и, получив сдачи, успокоился. Он понимал, что такое равноценный обмен.

Ну вот, опять. Следом за слепящей вспышкой ударил громовой раскат, и Чандлер обреченно застонал.

— Нельзя ли потише? — Хибики приподнял голову, недовольно глядя на соседа из-под одеяла. Сэм оскорбленно вскинулся:

— Эй! А гроза тебе, значит, не мешает.

— Нет, — коротко ответил Курихара и отвернулся к стенке.

— Ты спишь? — через пять минут позвал Чандлер. Хибики, не глядя, махнул в воздухе рукой, и Сэм выбрался из постели и пересел к нему в ноги. — Мне вот не спится.