— Пойдем со мной, малышка,— он снова протянул к ней руку.
 — Пшел вон,— недвусмысленно выразилась Асель.— И убери свои клешни от меня.
 — О, да ты, детка, с огоньком! Как я люблю... надо обучить тебя хорошим манерам... Обучить, да. Пошли, я научу тебя такому, что ты еще не умеешь! Тебе понравится!
Эллекринщик схватил Асель за руку и стащил с парапета прежде, чем она успела вытащить свой кинжал. Степнячка пыталась вырваться из цепких рук незавидного кавалера, но все же была намного слабее его, и получалось разве что беспомощно дергаться. Мимо сновали десятки горожан, но помощи от них ждать не приходилось— никто не хотел затевать ссору с невменяемым наркоманом.
Однако, один парнишка, которого Асель заприметила еще давно, словно набравшись решимости, хлопнул по плечу эллекринщика:
 — Убери свои лапы от девушки!— решительно произнес он, хотя голос его слегка дрожал, судя по всему, от волнения.
Наркоман обернулся и смерил его уничтожающим взглядом— парень был ничем не примечателен и из всей толпы выделялся разве что глазами, в которых пылал огонь праведного негодования.
 — Чё?— таким же уничтожающим, как и взгляд, тоном спросил эллекринщик.
 — Лапы убери,— повторил парниша уже с меньшей решительностью.
 — А то что?
Незнакомец замялся, было видно, что он сам не знает, что будет, если противник не уберет руки. Нахально ухмыльнувшись, наркоман снова повернулся к Асель и попытался потащить ее куда-то, продолжая нести всякую чушь.
 — Отстань от девушки!— крикнул парень, кидаясь с кулаками на обидчика прекрасной незнакомки.
Но наркоман, находившийся под действием эллекрина, оказался не по силам худенькому пареньку, и после первого же полученного удара он сбил с ног защитника Асель, подставив ногу и с силой толкнув его в грудь. Растянувшись на мостовой, парень молча сносил побои накинувшегося на него эллекринщика, не умея даже закрыться от ударов.
Асель уже схватилась за рукоять кинжала, но тут же бросила ее, увидев проходящих невдалеке стражников, которые, впрочем, не обратили никакого внимания на драку посреди улицы. Степнячка металась, не зная что делать: с одной стороны в ней бурлила злоба на своего обидчика, с другой— ее терзали опасения за свою безопасность, которая может оказаться под угрозой в случае победы наркомана, которая уже сейчас казалась неизбежной.
 — Куда девке в мужскую драку?— остановила ее здоровая тетка с ведрами на коромысле, когда Асель уже готова была вмешаться.
 — Да где ж тут драка?— выпалила Асель.— Он же ему сейчас мозги отшибет и поминай как звали.
 — Эх, молодежь,— покачала головой женщина.
Поставив ведра на землю, сердобольная тетушка покрепче схватила коромысло и, хорошенько замахнувшись, огрела им наркомана по спине.
 — Ах ты сволота проклятая! Клейма ставить негде! Ребенка избивать вздумал!
Эллекринщик, почувствовав на себе неслабые удары коромысла, немедленно бросил парня и, опасаясь спорить с раскрасневшейся и решительно настроенной женщиной, поспешил скрыться, смешавшись с толпой.
 — Ну вы это видели?— продолжала вещать тетка обществу, уперев руки в бока.— Пьянь окаянная! Нализался с утра пораньше...
Видя, что никто ее не слушает, почтенная женщина удалилась, напоследок посоветовав молодежи быть поосторожнее и не связываться с "пьяными лосями".
 — Ты цел?— спросила Асель незнакомца, все еще лежащего на земле, протянув ему руку.
 — Прошу, прости меня, я не смог тебя защитить,— сказал он, вставая и отряхиваясь от дорожной пыли.
Асель только махнула рукой, не зная, что нужно говорить в таких случаях.
 — Дай осмотреть твою руку,— сказал он, пытаясь поймать ладонь степнячки.
 — Чего-о? Сейчас так осмотришь— на всю жизнь запомниться,— злобно прошипела она, заподозрив его в недобрых помыслах, от которых только что пострадал эллекринщик.
 — Нет, ты не так меня поняла! Я лекарь! Ну... будущий лекарь. Я студент в храме Ринкоанда, здесь недалеко...
 — И зачем тебе моя рука?— недоверчиво спросила Асель.
 — Он схватил тебя и мог ее повредить.
 — Рука в порядке,— заупрямилась Асель, хоть и чувствовала, что к вечеру на запястье проявятся синяки.
 — Не буду настаивать, раз ты так уверена,— улыбнулся студент-медик.— Фимал Понн Леге,— представился он.
 — Асель,— неохотно протянула степнячка. Впрочем, она могла бы и промолчать, но ее забавляло общество этого парня.
Фимал был героем,
Он непобедим!
Но злой наркоман
Возник вдруг пред ним!
 — Что за ерунда?— степнячка оглянулась в поисках певца, исполнявшего странную песню.
Фимал был силен,
Отважен и смел,
Но сволочного гада
Побить он не сумел!
Вот тетка с коромыслом
Пришла из-за угла,
Прогнала паразита!
Такие вот дела!
Продолжал распевать голос на героический мотив. Фимал слегка покраснел, узнав себя в одном из героев баллады.
 — Его светлость Доувлон Котопупский, рыцарь-менестрель и последний романтик Итантарда,— склонившись в почтительном поклоне, он указал рукой на исполнителя.— Этот ославит любого на весь Рагет Кувер.
Асель с удивлением глядела на последнего романтика в шлеме-котелке, который как раз исполнял последние строки только что рожденной баллады, причем пел он так отвратно и так громко, что у степнячки сводило зубы от таких песен.
 — Ну вот, теперь мне из дому можно не выходить неделю, пока эта песня ему не наскучит,— полушепотом сказал студент, присаживаясь рядом с Асель, которая снова забралась на парапет и продолжила наблюдать за происходящим.— Так ты недавно в этом городе? А хочешь, я проведу тебе персональную экскурсию по лучшим местам?
 — Что?— не поняла Асель.
 — Ну, покажу достопримечательности всякие... Если интересуешься архитектурой— Деловой квартал это то, что надо. Там много причудливых зданий Третьей Эпохи, все дома утыканы разными инженерными приспособлениями. Сейчас, правда, никто не знает, зачем они нужны, но говорят, что раньше... ладно, вижу тебе это не очень интересно,— вздохнул Фимал, видя скучающую физиономию Асель, которая не прогнала его только потому, что ей было невыносимо скучно ждать в одиночестве.— Так... что же еще есть?.. Храм Сторхет Сидри! Он такой красивый, ты ведь там не была? О, да скоро еще и праздник... Великое Древо будет цвести, тебе ни за что нельзя это пропускать!
 — Сторхет Сидри?— переспросила внезапно оживившаяся Асель на радость студенту.— И что, часто ты там бываешь?
 — Не очень часто, конечно, но я могу рассказать о нем много интересного! Например, ты знаешь, что Рагет Кувер был основан и разрастался вокруг этого дерева, и что самый старый квартал— Храмовый, и что он состоит всего из одной улицы, которая заключает в кольцо большой парк, вернее кусочек леса, сохранившийся еще с Первой эпохи?
Асель уже начинала жалеть, что вовремя не отправила этого не в меру разговорчивого и сверх меры осведомленного парня по прямому курсу— от его болтовни у нее уже начинала болеть голова.
 — Наконец-то,— отрешенно произнесла она.
 — Что "наконец-то"?— внезапной фразой она выбила Фимала из колеи.
 — Наконец-то я их дождалась.
Студент проследил за направлением взгляда своей новой знакомой и к своему огорчению увидел Оди и Сигвальда, выходящих из бани, причем больше всего он огорчился именно появлению Сигвальда. Даже издалека было видно, что воин и выше его на голову, и в плечах шире, и в целом выглядит солиднее, потому Фимал решил не дожидаться, пока друзья Асель подойдут на достаточно близкое расстояние.
 — Послушай, мне пора. Прости, что покидаю тебя так скоро... Я живу на улице Васта ре Гард, дом десятый... ну, если ты захочешь посмотреть город, или тебе просто станет скучно. Еще меня почти всегда можно найти в госпитале Ринкоанда, я там учусь и работаю...
 — Угу,— безучастно кивнула Асель, к разочарованию бедного студента, который надеялся, что она проявит к нему хоть немного больше интереса.
"Ничего мне не светит,— с сожалением подумал он, глядя как закатное солнце мягко ложится на смуглую кожу степнячки.— Прямо ничегошеньки. Зато поговорил с настоящей заретардкой и остался жив. А это значит, что все рассказы об их суровости и кровожадности— враки. Ну, или мне просто повезло",— он вспомнил незадачливого эллекринщика и двинулся по направлению к своему привычному месту обитания.
 —
ГЛАВА 10
НЕ СМЫКАЯ ГЛАЗ
Оди уже пол часа слонялся по улице Вельд дас Арер, не решаясь постучать в дверь дома под номером семь. Букет цветов, который он теребил в руках, уже начал увядать, бутылка дорогого вина, купленная на жалкие остатки платы за злосчастный котел, пыталась выскользнуть из вспотевшей ладони.
 — Все, хватит,— произнес он тихо.— Попытка не пытка. Если что, мне больше достанется,— он любовно погладил блестящий бок бутылки.— Надеюсь, я еще не разучился уворачиваться от летающих цветочных горшков.
Гулкие шаги инженера были отчетливо слышны в тишине безлюдной улицы, на которую медленно опускался вечер. Подойдя к заветной двери, он прислонил к ней ухо и прислушался, не раздаются ли внутри мужские голоса. К счастью, он не услышал ничего подобного, потому, набрав воздуха в грудь и собравшись с силами, постучал медным кольцом, изображавшим волка с открытой пастью. За дверью возникло какое-то движение, но ответа не последовало. Только он собрался постучать снова, как дверь тихонько приотворилась и из нее выглянула старуха в чепце.
 — Ой!— вскрикнула она, схватившись одной рукой за сердце, другой за дверной косяк.
 — Тише, ради всего святого, тише!— шикнул на нее Оди.
Он узнал благообразную старушку— то была кормилица, и по совместительству, экономка Амалы, которая в свое время сыграла значительную роль в развитии отношений "непутевого инженера и своей дитятки". Нельзя сказать, что она питала особое расположение к Оди, скорее она воспринимала его как единственный способ успокоить слезы и истерики Амалы, когда та рыдала о своем одиночестве и большой любви. Впрочем, Оди, как знаток сердец не только молоденьких красоток, но и всех женщин, сумел в скором времени расположить к себе престарелую кормилицу и сделать ее своим верным союзником.
 — Чур меня! Чур!— отмахивалась она от ничего не понимающего Оди, как от ночного кошмара.
 — Да что с тобой, Йарха? Неужто ты меня забыла?— он по старой привычке и установившемуся между ними негласному правилу называл ее на "ты", как и она его когда-то.
 — Ой, чур, чур, чур меня! Ты ж шесть лет как помер!
Оди замер в удивлении— известие о собственной смерти стало для него неожиданностью.
 — Надо же... А мне все это время казалось, что я жив,— задумчиво сказал Оди и тут же прикусил язык, ибо и без того перепуганная Йарха была в шаге от разрыва сердца.— Да живой я, живой, успокойся. Кто-то ошибся.
 — Точно живой?— с недоверием спросила она и ткнула пальцем, случайно попав как раз в раненое плечо.
Инженер скривился от боли, чем окончательно убедил старую кормилицу в своей живости:
 — О, узнаю эту недовольную рожицу,— усмехнулась она и тут же посерьезнела.— Так ты чего пришел сюда?
 — Как чего?— искренне изумился он.— Я ведь все еще люблю мою Амалу...
 — Ах так! А знаешь ты, сколько ночей она не спала, когда ты пропал? Сколько слез она пролила, когда ты умер? А теперь, шесть лет спустя, ты просто так хочешь пожаловать— смотрите, вот он я, явился не запылился!
 — Во-первых, я не умирал, так что это не моя вина. Во-вторых, то, что заставило меня исчезнуть, было выше моих сил...
 — Йарха, чего так долго?— из глубины дома послышался нежный голос, от которого у Оди засосало под ложечкой.— Кто там?
 — Никого, моя сладкая, никого!— прокричала старуха, пытаясь захлопнуть дверь перед носом Оди, посчитав его оправдания не слишком правдоподобными.
Но инженер не сдавался, и подставив ногу под удары тяжелой двери, пытался протиснуться внутрь. Старуха тоже не сдавалась и так прижала колено Оди дверью, что у нее были все шансы его сломать.
 — Не ходи сюда, Амала,— кричала она, пытаясь остановить легкие шаги, неуклонно приближающиеся к двери.— Здесь только сквозняк и ничего интересного, простудишься еще!
Но Амалу не пугала простуда— любопытство было сильнее. Она остановилась в двух шагах от двери и удивленно взглянула на Оди, которому все же удалось отвоевать дверь и шагнуть на порог.
 — Йарха, кто это?
Девушка не узнала Оди, зато он смотрел на нее во все глаза и с каждой секундой вспоминал, почему она нравилась ему больше остальных его невест. При виде ее бархатных карих глаз, опушенных густыми ресницами, тугой косы шелковистых каштановых волос, нежной округлости плечей и соблазнительных форм, которые вовсе не скрывал простой фасон домашнего платья, Оди чувствовал, как у него внутри все переворачивается.
 — Амала... Ты не узнаешь меня,— произнес инженер, горько усмехнувшись.
Взгляд Амалы остановился на лице Оди. Через секунду внимательного рассмотрения, ее глаза округлились, губы шевельнулись в попытке что-то сказать.
 — Оди?— наконец сказала она и, громко вздохнув, лишилась чувств, рухнув на пушистый ковер.
 — Ах ты паразит, язви тебя в душу, гляди, что наделал!— Йарха кинулась к своей хозяйке.
 — Если б ты ей доложила обо мне как положено, все было бы хорошо!— Оди попытался свернуть вину на кормилицу.
 — Если б ты женился на ней шесть лет назад, она бы от твоего вида в обморок не падала!— Йарха торжествующе глянула на инженера, который не нашелся, что на это ответить.— Ну, чего стоишь, как пень? Неси ее на диван!
"Что-то я давненько никого на руках не носил, сноровку потерял"— Оди пыхтел, пытаясь одновременно открыть дверь в комнату и не уронить свою драгоценную ношу. Наконец, дотащив бесчувственную Амалу до истертого диванчика с резными ножками, он принялся обмахивать ее книжицей, которая первой попалась под руку. Вскоре в комнату влетела Йарха, неся маленький флакончик с нюхательной солью.
Отстранив суетившегося Оди, кормилица начала ворожить над девушкой и достигла в этом неплохих результатов, ибо уже через минуту Амала пришла в себя.
 — Йарха,— слабым голосом произнесла она.— Кажется, я читаю слишком много книг про призраков. Представляешь, мне показалось, будто к нам пришел Оди Сизер, мой Оди...
 — Я здесь,— тихо сказал он, подходя к ней. Немой ужас застыл в глазах девушки.— Не бойся, все хорошо. Я не умер. Я живой. Видишь, у меня теплые руки,— мягко говорил он, взяв ее маленькую нежную ручку в свои большие ладони.— Разве у призраков бывают теплые руки?
Амала отрицательно покачала головой, хоть по взгляду было ясно, что она еще не до конца верит в реальность происходящего.
 — Нет, ну вы поглядите!— Йарха возмущенно выпрямилась, уперев руки в бока.— Довел мое дитятко до обморока, а теперь лезет к ней со своими сантиментами! Амала, девочка моя, скажи только слово, и я буду гнать этого паршивца погаными тряпками до самых городских ворот!