Балет. Серебряные крылья. Книга 2

Владимир несколько ошарашенно кивнул, не совсем веря привалившему счастью. Он-то уже почти настроился на очередной отказ. На собеседование пришел просто для того, чтобы не корить себя за то, что сидел сложа руки, когда его жизнь рушилась. А тут такая удача. В то, что ему, возможно, через пару лет достанется директорское кресло, верилось с трудом. Но должность заместителя директора сейчас, плюс часы преподавания — это уже подарок судьбы. Потому что от безделья он просто сходил с ума.

— Когда вы сможете приступить к работе?

— Да хоть сейчас.

— Мне совесть не позволяет поймать вас на слове. Поэтому сегодня я предлагаю вам просто осмотреться. Может познакомитесь с кем-то из коллег. А завтра в восемь утра жду вас у себя в кабинете.

Вадим выглянул из своего кабинета в надежде увидеть там кого-то из старших ребят. Очень обрадовался, обнаружив на диванчике рядом с пальмой в кадке Альбину. Она, по всей видимости, читала очередной любовный роман. Ибо выражение лица она имела одухотворенно-восторженное и периодически томно вздыхала.

— Аля, нужна твоя помощь.

— Какая, господин Аверин? — девочка встрепенулась, посмотрела на своего директора со смесью обожания и опаски. Эти несчастные дети его чуть ли не боготворили и в то же самое время до ужаса боялись хоть чем-то вызвать неудовольствие.

— Это Владимир Уваров. Он будет моим заместителем. Сможешь показать ему Миссию? Это не должно занять много времени

— Конечно.

— Спасибо.

Не прошло и пяти минут, как Вадим выпроводил перспективное приобретение своего учебного заведения, ему пришло сообщение весьма странного содержания. Его жена, находясь в клинике, потеряла сознание, но от госпитализации отказалась и самовольно уехала домой. И администрация сообщает ему, как ближайшему родственнику, что не несет более никакой ответственности за жизнь и здоровье Дианы Авериной.

Вадима несколько выбила из равновесия такая новость. И первое, что он попытался сделать, это дозвониться своей дражайшей половинке. Но трубку она не брала. Поэтому ему пришлось вызывать такси и мчаться домой.

Дана сидела за фортепиано и бессмысленно перебирала тонкими пальцами по клавишам. Она даже не пыталась превратить эту какофонию в подобие музыки.

— Что случилось? — спросил мужчина изо всех сил сдерживая свой гнев.

Девушка не ответила. Лишь вздрогнула, услышав его голос, но не повернулась. Правда, руки от несчастного инструмента убрала.

— Диана, я с тобой разговаривая или со стенкой?

Девушка крутанулась на стуле в его сторону, однако глаз на мужа так и не подняла.

— Я с ума сходил от беспокойства! Где твой комм?!

— Не знаю. Не кричи на меня.

— А что мне делать? Понимаю, у тебя сейчас сложный период. Но о других тоже стоит подумать. А сейчас ты повела себя, как эгоистичный подросток.

— По-твоему, я только о себе и думаю? — Дана вспыхнула и яростно сверкнула глазами. — Это я — эгоистка? Конечно, ведь именно ты последний месяц живешь моими интересами и тратишь все свободное время на то, важно именно мне.

Вадим сделал глубокий вдох и постарался как можно более спокойным тоном попросить:

— Давай не будем ссориться?

— А это я начала с порога на тебя кричать? Или обвинять в чем-то, даже не разобравшись?

— Прости. Мне следовало быть сдержанней.

— Нет! Не прощу! И, вообще, уйди. Я хочу побыть одна.

— Дана, может мы все-таки поговорить как взрослые люди? Я признаю, что был не прав. Просто испугался за тебя. Потом разозлился, когда ты не брала трубку. Расскажи мне что произошло?

— Уйди! Не желаю тебя видеть!

— Ладно. Прежде чем рассказать, что случилось, можешь выпустить пар. Хочешь кричать — пожалуйста. Потерплю. Я, в конце концов, первый начал. Но нам придется поговорить.

— Мне сегодня было как-то нехорошо. Голова кружилась. Знобило немного. Болело все тело, как при температуре. Я позвонила своему реабелитологу, сказав, что пойду на прием к терапевту. Только диагностический сканер выявил не обычную простуду, а...

— А что?

— Беременность. Три недели. Мне предложили аборт. Я сначала согласилась. Мы ведь не планировали... это. Просто чертовы наниты повредили чертов противозачаточный имплант. И даже к медбоксу подошла. Но не смогла. Понимаешь? Их там двое. А это ведь то же самое, что сделали со мной. Только шанса выжить у них не будет. И я сбежала, бросив там все свои вещи. На улицу выскочила, как была — в больничной пижаме. Попросила прохожих вызвать мне такси. На меня косились, как на ненормальную, но помогли.

— Успокойся. Все позади. Ты правильно поступила. Такие решения нельзя принимать за три минуты. Чтобы не жалеть потом.

— Но мне все равно придется выбирать. Я не знаю, что мне делать. Замкнутый круг получается. Оставить их нельзя. Они ведь окончательно разрушат мою жизнь, поставят крест на карьере. Но и убить... как на такое можно решиться?

— Все будет хорошо, — сказал Вадим, подходя ближе.

— Думаешь? Тут ведь как не поверни — катастрофа.

— Нет. Аборт на таком маленьком сроке нельзя назвать убийством. Сейчас это не ребенок, а просто набор клеток. Даже нервная система не сформирована. Ты проводишь параллель с собой. Это понятно. Однако ты была хоть и маленьким, но все же человеком. В восемь месяцев младенец вполне сформирован. Дана, я поддержу любое твое решение.

— Поддержать чье-либо решение всегда легче, чем решать самому.

— Тогда... детей мы оставляем. Их, кстати, правда, двое?

— И ради них я жертвую всем? Ломаю все свои мечты и планы? Думаешь, после этого мне удастся стать хорошей матерью? Я каждый раз глядя на них буду вспоминать, чего лишилась.

— Не драматизируй.

— Ты много знаешь балерин, родивших в восемнадцать?

— Дана, ты, на мой взгляд, не совсем адекватно воспринимаешь материнство. Я не нищий и вполне способен нанять няню. Или две. Или три, если потребуется. Тебе не придется чем-то жертвовать. В ближайший год ты все равно не смогла бы вернуться в балет. Напоминаю, твоя реабилитация рассчитана на пятнадцать месяцев.

— Но...

— Ты никогда не окажешься один на один с детьми. Рядом всегда буду я. Мой дед просто мечтает получить внука или внучку. Уж очень ему хочется заняться воспитанием достойных наследников славной династии Авериных. Он на седьмом небе от счастья будет, узнав о малышах.

— А вдруг я их любить не буду? Вдруг они станут меня раздражать? Маленькие дети ведь очень шумные и навязчивые.

— Напоминаю, что ты не будешь находиться с ними двадцать четыре часа в сутки. И уж тем более одна. Рядом всегда будет квалифицированная няня, я или мой дед.

— Мы справимся? — Дана нерешительно улыбнулась. Ее потихоньку начало отпускать.

— Конечно.

— А ты, вообще, детей хочешь?

— Дочку хочу. С русыми кудряшками и твоими глазами. Но и против сына ничего не имею.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

— Нет. Я ведь сама только сейчас поняла, что на самом деле тебя люблю.

— А до этого было понарошку? — с улыбкой спросил Вадим.

Дана отрицательно покачала головой и сказала:

— До этого было не так. Вряд ли у меня получится объяснить. Я не сильна в выражении чувств. Говорят, что со временем влюбленность... любовь теряет свою остроту. Становится чем-то другим. Более ровным и спокойным. Привычкой. Доверием. Нежностью. А если все происходит с точностью до наоборот? Это плохо? В самом начале мне было хорошо, когда ты рядом. И все. Лучше, чем с кем бы то ни было, но не срывало крышу. А сейчас отчего-то кружится голова. Хочется сказать какую-нибудь глупость. И я не могу на тебя злиться. Даже, когда ты действительно поступил не очень хорошо. Словно в моем мозгу сломалось нечто, отвечающее за критическое мышление.

— У меня был друг. Кайл. Отличный парень, хоть и со странностями. Тебе бы он понравился.

— Что значит: 'Со странностями'?

— Он читал нам стихи. Это иногда нас жутко доставало. Но вот парадокс. В его стихах самые сложные вопросы становились простыми и понятными. Послушай:

Любовь она бывает разной,

Бывает горькой, бывает сладкой,

Бывает правдой, бывает ложью,

Бывает глупой, бывает сложной,

Немного с чьим-то чувством схожей,

И на любовь-то непохожей.

Любовь она бывает разной

Порой безумной, порой опасной,

Порой она бывает светлой,

Бывает яркой и неприметной,

Бывает светом, бывает тьмою.

И остается самой собою...

— Красиво.

— Да. Но главное, достаточно точно передает суть любви, как таковой. Мне по крайней мере так кажется. У нее нет нормы и канона. Нет правил и сценария.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что ты рядом, когда мне это нужно. За поддержку и понимание. За все.

ГЛАВА 28

Вадим раздумывал, стоит ли говорить деду о том, что в ближайшее время веточек на их родовом древе прибавится, но решил не торопить события. Всему свое время. Пусть Дана привыкнет к мысли о материнстве. А если не сможет, то у нее хоть выбор останется. Он сам сможет принять и поддержать любое ее решение. Тогда, как Аверин-старший начнет давить в надежде получить-таки вожделенных внуков. И что из этого выйдет, мужчина представлял вполне отчетливо. Дана на прессинг реагирует неадекватно. Примеров этому уйма.

Но, возможно, если она все же не сможет танцевать, дети дадут ей новый смысл жизни.

Мужчина горько усмехнулся. Кого он обманывает? Балет у его жены в крови. Диана Вирэн им дышит в большей степени, нежели воздухом. Как бы ему не хотелось иного. Но он знал в кого влюблялся.

Его двухчасовую отлучку если кто и заметил, то виду не показал. Поэтому Вадим, заварив себе крепкий кофе, сел за отчетную документацию. Вслух пожелал бывшему директору долгих лет жизни, имея в виду простое: 'Что б ты сдох, скотина'.

— Как можно было устроить такой бардак? — в который раз простонал Аверин, в тщетной попытке привести в порядок картотеку личных дел воспитанников. — Неужели так сложно было перенести в архив тех, кто стены данной Миссии уже покинул? Зачем сваливать все в одну кучу?

И тут в дверь постучали. Интуиция? У старых вояк она развита очень хорошо. Это пресловутое шестое чувство прямо-таки вопило о том, что ничего приятного посетитель ему не скажет.

— Разрешите? — нерешительно спросил Ильдар, заглядывая в дверь. Подбородок вздернут. Губы поджаты. Серьезный взгляд из-под немного нахмуренных бровей. Мальчишеский вариант Дианы — не дать не взять. Не знал бы, что родственниками они быть просто не могут, принял бы их за брата и сестру.

— Заходи.

Юноша переступил порог и с некоторым усилием втащил в кабинет Настю. Девочка была заплаканной и ее буквально трясло.

— Что случилось?

Девочка затравлено глянула сначала на директора, а потом на одноклассника и охрипшим голосом прошептала:

— Ничего. Простите.

— Все изменилось, — словно бы продолжая долгий спор, говорит хмурый Ильдар. — Теперь тебе поверят. Давай попробуем?

— Садитесь и рассказывайте, — обреченно выдохнул мужчина.

Настя замотала головой и попыталась сбежать, но юноша все еще крепко держал ее за руку и маневр не удался.

— Дар, если она не может, говори ты. И я все же рекомендую вам сесть. Так всем будет удобнее.

— Дома ее насиловал отчим, — начал Ильдар с неохотой. — Из-за этого Настя здесь и оказалась.

Вадим закашлялся. Нет, он ко многому готов, но подобной дикости услышать мужчина никак не ожидал. В голове возникла сотня вопросов и ни единого предположения о том, как такое, вообще, возможно. Поэтому попросил:

— Не мог бы ты изложить данную историю чуть более подробно?

Но ответила ему Настя:

— Я рассказала матери. Она не поверила. Начала кричать, что я все выдумываю и хочу разрушить ее счастье. Ударила. Несколько раз. По лицу. Больно не было. Странно. Синяк остался, а больно не было. Только холодно, — неожиданно заговорила девочка, закрыв глаза и уткнувшись лбом в плечо Ильдара. — Он узнал. От нее. И решил наказать. Моя мать ушла в торговый центр. Отчим дал ей денег, сказав, что ей можно купить все, что она захочет. Он меня бил. Долго. Но через одеяло. Чтобы следов не осталось. А потом делал... это. Тоже долго. Когда закончил, сказал, что убьет, если я кому-нибудь скажу. Не знаю, чего мне хотелось сильнее, умереть или отомстить. Но желания жить после всего, что произошло, точно не было. И я на следующий день рассказала учительнице. Перед уроками. Вызвали полицию. Меня допрашивали. Их тоже.

Настю затрясло. Послышались тихие всхлипы. Одноклассник обнял ее. Только это не особо помогало. Что делать в подобных ситуациях Вадим представлял себе смутно. Раньше ему никогда не доводилось даже просто видеть детей в таком состоянии, не то, что оказывать помощь. Оставалось надеяться на старый проверенный способ. Других идей у него все равно не было.

Мужчина встал. Обошел свой письменный стол. Кивнул на небольшой диванчик у окна, намекая Ильдару, что им все же стоит присесть. Паренек оказался достаточно понятливым и осторожно увлек подружку на указанное место. Вадим же в это время подошел к шкафу, в котором стоял многофункциональный комбайн. Тридцать секунд и в одноразовый стаканчик уже весело льется зеленый чай с мятой.

И, надо же, сработало. Девчонка перестала дрожать. Даже смогла продолжить рассказ, от которого у мужчины волосы дыбом вставали. Возникло жгучее желание налить себе кофе. С коньяком. Желательно в пропорции один к двум. Но преподавательская этика, что б ее, не позволяла.

Мать Настю предала. В полиции, женщина сказала, что вчера ни то, что днем, но даже вечером ее мужа не было дома, а она сама никуда не уходила. 'Однако вчера утром у моей дочери и Алехандро произошел скандал, — якобы в приступе откровенности призналась госпожа Гире следователю. — Мой супруг отказался купить падчерице новый планшет. И разбалованная девчонка устроила истерику. Рыдала. Разбила дорогую вазу, подаренную на свадьбу. Потом даже упала на пол и начала биться головой об пол. В довершении всего пообещала отомстить. Но, к несчастью, мы не приняли ее слова в серьез. Мы на многое закрывали глаза. Однако сейчас я должна признать это. Моя дочь — паталогическая лгунья. И мы просто не справляемся с ее дурными наклонностями'.

— Она так и сказала, — произнесла Настя неожиданно спокойным голосом. — Я сама слышала. И у меня случилась истерика. Я рыдала и требовала сказать правду. Спрашивала, за что она так со мной. И лишь через некоторое время узнала. Моя мать тогда была беременна от Алехандро. Но у нее не было ни работы, ни сбережений. Для этой женщины лишиться дочери было предпочтительней, чем потерять мужчину, который ее обеспечивал.

— Сколько тебе было тогда лет? — спросил Вадим осторожно.

— Двенадцать. А сюда меня отправили в наказание. В службе социального благополучия семьи мне выдвинули ультиматум. Или я приношу публичные извинения отчиму, или меня помещают в школу для трудных детей или подростков.

— Ты хочешь снова предъявить ему обвинение? Правильно понимаю?

— Нет. Мое заявление все равно никто не примет. Я пыталась В итоге меня оштрафовали. За хулиганство. У меня теперь на личном счете не ноль, как у всех наших, а минус. И мне сказали, что, если я приду с обвинениями в адрес добропорядочного гражданина еще раз, меня, вообще, посадят. За клевету.