Настоящие хозяева, которыми оказались староста и его семья, съехали в рекордно короткий срок. Я даже лошадь не успел расседлать, как все жители успели испариться, собрав нужные им вещи. Всё это породило большое количество вопросов, поэтому я направился к тому, кто мог на них ответить. Этот кто-то как раз прямо сейчас доставал из погреба, находящегося рядом с домом двадцатилитровый бочонок, покоившийся на его плече. Правда почему-то ни следа радости на его лице я не заметил. Только угрюмая физиономия, которая выражала всю скорбь обжоры, которому не доложили ложку каши.
— Толстяк, быстро ты освоился, — сказал я, от чего Тейт повернул голову к тому, кто его отвлёк, то есть мне, но с размашистого шага не сбился, только буркнул что-то недостойное приличного общества, но мы то люди простые, поэтому я не обратил на это внимания.
— Быстро, то быстро, — согласился он. — Но вот чего-то я не пойму. Почему такое поганое пойло пьёт целый староста? А? Сливовый ликер! Приторно-сладкие помои! Мерзость, каких ещё поискать надо. Да где это видано, чтобы у уважающего себя старосты не было бочонка с вином? Демоны с ним! С бочонком! Но бутылка точна должна быть где-нибудь припрятана. Вдруг барончик, владеющий этой землёй, прискачет или торгаш какой проедет, а ты к нему со сливовым ликёром! Тьфу! Нет, такого не один уважающий себя человек тебе не простит.
— У всех разные вкусы, — пожал я плечами. — Я вот что хотел спросить. Вроде бы староста говорил про свободные дома на окраине деревне. Почему мы заняли эти два? Да и хватило бы и одного.
— Предосторожность, — Тейт споро поднялся на крыльцо и поставил бочонок на маленький стол, возле которого стояло кресло, уместившее всю тушу Толстяка, упавшего на него. Он несколько раз попытался откупорить бочонок, но его пальцы соскальзывали, тогда Таронс достал кинжал и принялся ковырять плотно засевшую пробку, в это время отвечая на мои вопросы. — Крестьяне те ещё выдумщики, Крис, особенно когда имеют долю от грабежа и чувствуют грозящие им неприятности. Случай один расскажу как раз относящийся к такому решению. Остановились мы как-то в одной деревушке на границе с Сиром, одно маленькое королевство чуть ниже Перлинского плоскогорья, легли спать, ничего не боясь, но вот выспаться тогда не получилось. Проснулся я тогда от хорошего того запаха дыма. Продрав глаза, я помянул всех демонов бездны. Уж подумал, что моя светлая душа в Пекло попала, но ошибся. Оказалось, что домик, в котором я имел удовольствие почивать, неожиданно загорелся. Подожгли его, тогда, по правде говоря, я этого ещё не знал. Огонь повсюду, не видно нечего кроме дыма, окутавшего всё внутреннее пространство дома черной пеленой. Я, не разбираясь что к чему, быстро схватил свой мешок и рыбкой в окно юркнул. Не смотри на меня так, тогда я ещё был стройным и молодым, поэтому мог себе это позволить. Сейчас, думаю, у меня бы этого не получилось.
— Думаешь? Я бы проверил, а то вдруг придётся вспомнить твои юные годы, — я иронически поднял бровь и улыбнулся, смотря как Тейт ударил себя по пузу, обтянутому черной рубашкой. Толстяк тоже улыбнулся, но видимо решил не следовать моему совету, потому что продолжил свой рассказ.
— Какого же было моё удивление, когда меня встретили крестьяне во главе со старостой. Вот только в руках они держали не ведра с водой, а вилы да дубины, которыми меня неплохо так отдубасили. Хорошо хоть мозгов хватило за оружие не хвататься, а то бы прибили и не было старины Тейта. Последовал бы судьбе тех, кому мозгов не хватило. Их вид меня окончательно и убедил сложить оружие и не сопротивляться. Спастись удалось только из-за того, что через день прибыла основная часть моего тогдашнего отряда. Достали меня из подвала, в котором я провалялся.
— Почему эти не подожгут?
— Староста самостоятельно поджигающий свой дом — это почти анекдот. Лишней расточительность крестьяне никогда не обладали, особенно если говорить об имуществе, принадлежащему им. Если халупу на окраине он запросто подожгут и забудут про каких-то наемников, то вот свой дом уже вряд ли.
— А зачем было разделять отряд и выбирать второй дом?
— Поговорку слышал: «не клади яйца в одну корзинку». Ещё одна гарантия, что они сперва подумают прежде чем что-нибудь замыслить против нас. Вероятность того, что крестьяне что-нибудь предпримут почти равна тому, что я в конце концов выковыряю эту проклятую пробку. Видел, как крючило старосту, когда он увидел наш доблестный отряд? Мы ему здесь не особо нужны. Кто же тебя так сюда засадил?
Вопрос видимо был адресован пробки, которая никак не хотела покидать пресловутый бочонок, с которым Толстяк безуспешно боролся уже несколько минут. Поэтому я оставил Тейта бороться со сливовым ликером, а сам направился в дом, осмотр которого оставил у меня двоякое впечатление. Большие комнаты, украшенные кое-где редкой резьбой по дереву, были обставлены чаще всего грубой мебелью без следа каких-либо изысков либо украшений. Это были предметы чисто практического назначения, которым даже не пытались придать хоть какой-нибудь эстетический вид. Некоторые комнаты, в которых я побывал, показались немного пустыми, будто бы мебели на них не хватило.
В конце концов мне надоело бродить по этому дому, и я уселся в кресло на первом этаже. Комнату, в которой я остановился, можно было назвать залом, потому что, по моему представлению, именно так называется та часть здания, где находится камин. Этот сложенный из грубого серого камня гигант привлекал внимание своей монолитность. Сейчас в нем не горел огонь, а о том, что он там когда-то был разожжён говорила черная зала и несколько обугленных кусочков древесины, лежащих внутри. Я остановил свой выбор на этой комнате из-за двух мягких кресел, которые полностью выбивались свои видом из той мебели, что мне довелось увидеть в этом доме, будто бы их принесли из другого мира. Мягкая темно-синяя отделка сочеталась с красиво выгнутыми ножками, поблёскивающими лакированной поверхностью.
В одно из кресел я упал, как только почувствовал небольшую слабость в ногах. Поставив свой мешок справа от себя, я растекся по мягкой обивке. Тело, уставшие от дневного перехода, отозвалось небольшой болью в мышцах. Она перестала меня беспокоить почти сразу же. Поэтому я задумчиво взглянул в окно, в котором виднелась зеленая листва. Рука автоматически потянулась к карману штанов, чтобы замереть, когда до меня дошло, что я хотел достать.
Я хотел вытащить мой мобильный телефон, которого там не было и не могло быть. Чертовы привычки, преследующие меня с момента, как я очутился в этой реальности. Я хоть и находился в другом мире, но иногда на меня находила такая тоска по привычным мне вещам, которыми была наполнена моя прежняя жизнь, что хоть волком вой. Как хотелось достать свой навороченный смартфон, провести пальцем по экрану и углубиться в просторы интернета, набивая голову бесполезной информацией, пообщаться с кем-нибудь на самую бессмысленную тему, которую только можно вообразить, посмотреть в конце концов фильм. Но всё это осталось там, на моей далекой родине и мне вряд ли когда-нибудь удастся вернуться туда.
Старые привычки не могли так просто отпустить меня, как и плохие, так и хорошие. После того, как я медленно положил повисшую в воздухе руку на колено, появилось страшное желание закурить. Если со всеми теми мелочами, что не существовали либо ещё не были созданы в этом мире я смирился, то с моей самой пагубной привычкой, с которой я боролся три года ещё в том мире уже не смог. Рука постоянно пыталась найти пачку, чтобы достать оттуда сигарету. В такие моменты очень хотелось замереть и сделать глубокий вдох, сжигая табак и впуская в организм едкий дым, наполненный никотином, который ядом разнесётся по клеточкам моего организма. Расслабленно замереть и выдохнуть, чтобы сделать ещё один вдох. И продолжать, пока сигарета окончательно не прогорит.
Я облизнул пересохшие губы и уставился на потолок, размышляя сколько всего мне не хватало из моей прежней жизни. Я скучал даже по бесконечным рекламным передачам, по своему институту, по знакомым, друзьям, но больше всего я скучал по своей маме. Когда я думал о ней, душу наполняло странное чувство вины. Я оставил её там, одну. В том проклятом мире. Поступил также, как и отец когда-то…
Как я ненавидел это сентиментальное настроение, которое находило на меня в такие вот минуты спокойствия. Я сжал, разжал кулак, сделав глубокий вздох, и расслабленно замер. Мысли переключились на ещё одну вещь, по которой я очень скучал. Это произошло из-за того, что взгляд выцепил из общего фона носки моих сапог из толстой коричневой кожи с неким подобием шнурков, начинающихся у подъёма стопы и заканчивающихся, не доходя до колена. Чтобы кто обо мне не подумал, но той вещью, по которой я очень часто вспоминал были мои старые потрепанные кеды, пережившие старшие школьные классы и годы проведенные в институте. Сказал бы мне кто, что можно их обменять на эти два куска грубой кожи на ногах, согласился бы не раздумывая. Осточертело испытывать пульсирующую боль в стопах, а это даже при том, что большую часть времени я передвигался верхом на лошади. Даже страшно приставить, что будет, если мне простоит передвижение по пересеченной местности. Пешком. Видимо с ногами можно будет попрощаться.
Усмехнувшись своим мыслям, я стянул с себя сапоги, отстегнул с пояса саблю, поставив её рядом со своим мешком, и закрыл глаза чтобы на секунду поймать чувство расслабленности. Я даже не смог заметить, настолько быстро меня забрал старина Морфей, унеся в страну темноты и спокойствия. Я уснул и меня больше не беспокоили старые воспоминания.
Ту безмятежную негу, в которой я прибывал разрушил звуки закрывшийся двери и тяжеленых сапогов, застучавших по деревянному полу, будто бы маленькие молоточки. Не назвал бы свой сон чутким, скорее можно сказать, что меня и пушечным выстрелом не разбудишь, но почему-то в этот раз из сна меня выдернуло почти сразу же, будто бы какой-то тумблер в голове сработал. Могу объяснить это тем, что шум, издаваемый вошедшими людьми, приближался к тому месту, где я имел удовольствия спать. Когда мои глаза открылись, первое, что я увидел это всех тех, кто въехал в эту деревню этим днём, то есть большую часть отряда. Они заполнили пространство этого маленького зала почти полностью.
Оглядев каждого их них, я тяжело вздохнул и принялся натягивать сапоги, потому что вид всего отряда говорил о том, что они были готов выдвигаться. Куда? Да не особо важно. Я уже спел привыкнуть к таким резким сборам, поэтому принялся экипироваться без лишних слов и вопросов, благо это заняло у меня считанные минуты, за которые я смог рассмотреть всех тех, кто набился в эту комнату. Все лица были мне знакомы, не хватало только Гаретта. А это, что у нас тут? Мой взгляд застыл на остром лице с темной кожей и насмешливыми глазами, стреляющими по сторонам озорными отблесками. Аннас Абис собственной персоной. Неизвестно как попавший в эту деревню. Я точно помню, как он скрывался в лесной чаще, отделившись от основного отряда. Поэтому было немного странно, что он появился в этом доме.
Я быстро сложил два и два и понял, что весь этот переполох связан с этой фигурой, одетой в черную кожаную крутку, темно-синие штаны и мягкие сапоги. Из оружия при нём был только длинный кинжал, подвешенный на пояс, но это только видимая часть снаряжения. Готов поспорить, что где-нибудь между рукавов припрятаны ещё несколько метательных кинжалов, которыми в совершенстве владел этот уроженец Пирсилской пустыни. Аннас приветливо кивнул мне и упал в соседние кресло, скрестив руки на груди и прикрыв глаза.
— Какие-либо проблемы были, Аннас? — последним кто вошёл в помещение был Гаретт, который сразу же задал этот вопрос. Я в этот момент заканчивал пристегивать саблю к своему пояса, то есть почти доводил до конца свою подготовку, ведь по большому счёту у меня ничего из снаряжения больше и не было. Последним штрихом, завершившим мои сборы, была подвешена на пояс фляга с обычной колодезной водой. Её я наполнил ещё днём. На заднем дворе дома оказался маленький колодец.
— Никаких, — с ленцой ответил Аннас и показательно зевнул. — Всё было так, как ты говорил. Поэтому дожидаемся только всех вас. Пленник пойман и связан, только и дожидается тебя.
— Вот и хорошо, — отметил Гаретт и сразу же принялся раздавать указания. — Питер и Наранесс, останетесь здесь. Присмотрите за вещами и лошадьми, а вот всем остальным придётся прогуляться. Ночные прогулки, говорят очень полезны для здоровья.
— Если, конечно, брюхом на меч не напарываться, — вставил свои пять копеек Толстяк и засмеялся. Его поддержали ещё несколько голосов, который быстро умолкли под взглядом Гаретта.
Никаких возражений со стороны тех, чьи имена были названы не последовало. Они только согласно кивнули. А я всё старался разобраться во всем происходящем. Кто бы удосужился объяснить, что же происходит и куда мы направляемся на ночь глядя? Я быстро посмотрел на Толстяка, который пробовал вытащить из петли на поясе свой топор.
— Точно, — хлопнул себя по лбу Аннас. Это движение отвлекло меня от моего источника информации, который я собирался потормошить. Что я точно усвоил с момента попадания в эту компанию, так это то, что нет того на счет чего Тейт не в курсе. — Совсем забыл. У крестьян есть тайный ходок через их оградку. Лучше выйдем через него, чтобы не пугать бедных стражников, заменивших пьяницу Рига. Немножко поздновато начали задумываться о своей безопасности.
На это Гаретт только кивнул и пропустил вперед нашего проводника, который вышел на задний двор и аккуратно начал продвигаться по огородам и садам. Первое, что я сделал, когда вышел на улицу, было то, что серил время с помощью моего магического амулета, заменяющего в этом мире часы. Наведя серебряную пластинку на голубой спутник это планеты, я тут же отпустил его, позволил повиснуть на шее. Амулет показывал половину первого ночи. Время, когда все нормальные люди должны были спать в своих постелях, а не пробираться по задним дворам к проему ограде. Хорошо хоть света, испускаемого луной, хватало, чтобы разбирать дорогу вереди.
Где-то через минуты десять мы оказались перед деревянным частоколом высотой в два человеческих роста. В темноте это ограждение казалось намного внушительней, чем тогда, когда я видел его утром. Аннас подошёл к этому забору, что-то высматривая в стройном ряду вкопанных в землю деревянных бревен, а когда нашел это нечто резко ударил ногой, открывая небольшую щель, которая могла пропустить только одного человека за раз. Здесь одно из бревен было хитро подпилено, образовывая небольшой проем. В него Аннас и нырнул одним из первых, а за ним последовали все остальные. Не знаю почему, но я стал подмечать, что никто не разговаривает и не издает лишних звуков, даже одетая броня, казалось, старалась бренчать тише, чем обычно. За собой я тоже подметил, что стараюсь не шуметь. Даже дышать старался размеренно и тихо.
Последними, кто пересек незримую границу этой деревушки, отделяющую её от всего окружающего мира, были я и Толстяк, который протиснулся сквозь этот лаз и аккуратно поставил на место выбитое Аннасом бревно. Оглянувшись, я хмыкнул. В казавшейся монолитной стене было невозможно рассмотреть, что здесь был проход, также как нельзя было определить, что кто-то выходил этим путем.
