Нет, лезть на берег и захватывать герр коменданта не надо. Касаемо расположения и сил противостоящей нам тут 16й фольксгренадерской дивизии, мы уже достаточно знаем от радиоразведки, с аэрофотоснимков, от местной агентуры (подозреваю, и тут святые отцы постарались, хотя возможности и авторитет у них тут меньше, чем в Италии). Но есть и специфика, которую определить можем только мы. Противодесантная оборона — есть ли тут мины и скрытые заграждения, на удобных для высадки местах? Подобие противотанковых "ежей", сваренных из рельсов и вкопанные на мелководье, это большая проблема для десантных судов, а "подушек" у нас тут нет, большинство же, насколько я в Специи видел, это всякие шхуны, сейнеры, баржи, что у итальянских товарищей под рукой нашлись — десантные корабли спецпостройки в итальянском флоте отсутствовали как класс. Так что нам задача — еще и определить соответствие глубин, обозначенным на карте, фактическим, наличие камней, мелей, какой грунт — тина, песок, галька, можно ли на него выбрасывать корабль, не разбив, как будут держать якоря, да и бойцам разница, спрыгнув в воду, идти по скользким камням, или песочку, по пояс или по грудь, по шею? Ну еще есть мелкие детали — в общем, героизма никакого не предвиделось, мы даже из воды показываться были не должны — только подплыть, рассмотреть, сделать отметки особым карандашом в специальном блокноте. И назад на "Воронеж" — впрочем, был и резервный вариант, по рации связаться, торпедный катер подберет.
С основной задачей управились быстро. Не было тут ни мин, ни заграждений — ровный и пологий подъем дна, галька и песок, ну просто идеал для высадки, если конечно не в шторм. Надо думать, немцы просто не успели — ведь еще недавно здесь был глубокий тыл, врага даже теоретически не наблюдалось — ну а когда в Италии началось, у Гитлера была куча других проблем при катастрофической нехватке ресурсов. Еще желательно было осмотреть причалы, хотя бы вон те, в стороне от пляжа — пехотинцу можно и на отмель с борта спрыгнуть, а пушки, минометы, джипы и просто грузы как на берег подать?
Волна наверху совсем небольшая. Но подгадываю так, чтобы оказаться перед гребнем, высовываю полголовы. На секунду всего, но глаз у меня наметанный. Интересно — большая часть вилл явно нежилые, а вон в той, похоже, живут и сейчас! И какое-то корыто у причала болтается, а больше ничего и не видно на плаву. Познакомимся поближе?
Причал не каменный, мостки на сваях. Хотя по осмотру, пушку-сорокапятку выдержат. А наблюдение за берегом вести, головы высунув из-за опор, так одно удовольствие. Укреплений, даже самых легких, полевых, не замечено. По данным разведки, у немцев здесь на всем побережье есть одна очень мощная батарея у Тулона на мысе Сепет, две линкорные башни, каждая с парой 340мм пушек, бывшая французская, постройки тридцать второго года, еще в том же районе, Тулон— Марсель, у французов были пять батарей среднего калибра, пушки за щитами на бетонном массиве, вся эта сила может серьезно помешать атаке Тулона в лоб, но сюда не достанет. Побережье — это зона ответственности 16й фольксгренадерской. В вермахте в "гренадерские" переименовывались отличившиеся пехотные дивизии, подобно тому как у нас давалось гвардейское звание — но приставка "фолькс", появившаяся в конце войны, означала, что огрызок фронтовой дивизии после понесенных потерь доукомплектовывали ополченцами (чтобы отличить от фольксштурмовских, не имеющих даже малого кадрового костяка) — так и эта, полгода назад числилась 16й авиаполевой (еще один германский гибрид — пехота, переформированная из наземного персонала люфтваффе). И оборонять ей приходится целых шестьдесят километров побережья, из чего следует, что в непосредственно здесь могут быть лишь батальон, а то и усиленная рота, и какие-то тылы. Фронт всего в полусотне километров к западу, его держат 16я и 35я панцергренадерские (аналог — наши мотострелки). Так есть тут противник или нет?
Ну вот, наблюдаю — на берегу появляется мужик с винтовкой. В штатском, или нет, кажется, китель форменный, на голове штатская кепка. И повязка на рукаве — ну вот он, "френч полицай". Или уже немцы-ополченцы в таком непотребном виде ходят? Так ведь не Берлин нашего сорок пятого, когда действительно были последние защитники рейхстага кто в чем и вооружены кто чем? И бинокль у мужика на груди болтается, но сам он лишь изредка поглядывает на море, не поднося оптику к глазам. Бдишь значит, высматривая наш десант? Странно вообще-то, поставили бы флотский пост СНиС, как бы наши сделали? Или у немцев флот в загоне, а армейский командир к делу подошел, как охране сухопутной границы? Мужик к жилой вилле подошел, и скрылся внутри. Там, надо полагать, караулка и узел связи — если что-то увидят, звонок в штаб, выдвинутся войска на машинах, хотя какой у фольксгренадерской дивизии подвижный резерв?
Ладно, домой уже пора! То есть на "Воронеж". И тут с шоссе к той самой вилле подъезжает машина, на вид обшарпанный грузовичок-пикап с башенкой сбоку — знаем, что немцы французам бензин не дают, заставляют ездить на газогенераторах, то есть на дровах или соломе. Подождем, глянем, что там у них. Двое в кабине, в штатском, оружия не видно, двое из дома встречают, все вместе выгружают какие-то ящики и, ешкин кот, это что такое??
Водолазное снаряжение — уж заспинные баллоны с чем-то спутать сложно! Для чего это — караульному отделению? Спасатели при пляже — не смешите, такое и много позже было редкостью, а тут и купающихся нет, холодно! Мы, в теплоизолирующих костюмах двадцать первого века, чувствуем себя, как пингвины в Антарктиде. Значит, вовсе это не караульные, а кто тогда?
Лягухи Боргезе? Вряд ли — не их это территория! Тогда скорее, немцы из "соединения К". Знаю, что они сейчас, по сообщению разведки, работают в Голландии — но ведь месяц назад "Воронеж" потопил четыре субмарины с диверс-группами, значит какая-то часть фрицевских спецов во Франции наличествует? А отчего тут, а не в Тулоне? Так на коротком плече, тут даже до Специи почти вдвое ближе, а если просто высаживаться за нашим фронтом, то даже на подручных малых плавсредствах можно дойти. Ну а самый непрезентабельный вид, это маскировка, сам бы так же поступил на месте немцев, и ведь если бы не баллоны, так и не раскрыли бы!
Охрана, оборона? В тех виллах, что нежилыми кажутся, хоть батальон можно разместить, ну а группу "волкодавов"-противопартизан, никаких проблем. Хотя эти, из "соединения К" и сами бойцы зело крутые. Но нет, на немцев это все ж мало похоже, они бы скорее тут открыто гарнизон поставили, как охрану какого-нибудь склада. И не было тут макизаров в нашей истории, так от кого беречься? От нас — тоже вряд ли, тут проще было сделать, как мы с "лягухами" в Специи: катера в патруле, и гранат не жалеть. И даже для опытных егерей трудно вот так себя вести, никак не обнаруживаясь, когда противника нет, и будет ли он, неизвестно — уж кто-то высунуться бы должен?
Зато припоминаю тактику противопартизанских ягдкоманд в Белоруссии. Там немцы вполне могли и не заморачиваться охраной — располагается взвод каких-то, по виду тыловых, в отдельном доме на окраине города, подъезжает грузовик, через час сбрасывает десант на лесной дороге, а в условленном месте через оговоренное время забирает обратно. И не было там особых караулов, не видели охотники себя в роли дичи. Может и здесь так — решили, что маскировки достаточно? Фронт пока не рядом, крупных партизанских отрядов вроде нашего Ковпака во Франции не бывало, таких чтобы города захватывали, а десяток макизаров для отделения спецуры не противники. Хотя на месте немцев, я бы мины-противопехотки, или хотя бы сигнальные, поставил, от внезапного нападения.
Все, что хотели, увидели. Пора возвращаться, не идти же вчетвером на штурм. Ныряем, находим "миноги", и на обратный курс, хватило бы батарей! "Воронеж" ждет нас в заданной точке, на пятнадцатиметровой глубине. Связь по акустике, ныряем в раскрывшиеся торпедные аппараты, всего полторы атмосферы избыточного давления, о кессонке при этом можно не думать. И вот, я докладываю Лазареву о выполнении задания, затем уходит радио в штаб. И можно идти в каюту, отдыхать!
Выспаться не удалось и одной вахты, четырех часов. К нашему донесению о базе "команды К" в штабе отнеслись предельно серьезно, и отдали приказ "обнаружить, уничтожить". Поначалу предложили накрыть огнем с кораблей, предварительно высадив группу корректировщиков. Затем решили, что пока цель будет поражена, немчура имеет все шансы разбежаться.
Так что — плывем снова. Восемнадцать "пираний", предусмотрительно взятых на борт "Воронежа", и четверо нас. Представляю, как матерился Лазарев, а особенно Сан Саныч, командир БЧ-1, обеспечивая подход атомарины к берегу на расстояние меньше мили. Чтобы нам было легче — плыть приходится своим ходом, "миноги" столько не потянут. Все — назад мы должны вернуться, лишь после встречи с высаженным десантом. Время пошло!
У нашей четверки беспузырные аппараты двадцать первого века, у "пираний" акваланги местного изготовления. Надеюсь что след на воде не будет слишком заметен, а впрочем, на поверхности никаких плавсредств не видно. Тот самый причал находим без особого труда, плохим бы мы были подводным спецназом, не умея ориентироваться под водой. Так как есть еще минута, осматриваю яхту, быстро взобравшись на борт — это не рыбачий баркас, а что-то более приличное, чистое, и рыбой не пахнет. Зато есть лесенка-трап для водолазных спусков, а в крохотной каюте я нашел очки для подводного плавания, никакого оружия и боеприпасов не было. На берег!
Сбрасываем акваланги, ласты, маски, топим под причалом, в темпе переоблачаемся по-сухопутному. Ноктовизоры и рации только у нашей четверки, играющей роль командиров групп. Уже стемнело совсем, до высадки десанта осталось три часа. Неожиданностью было то, что жилых домов оказалось два — на вилле, стоящей за определенной нами как цель, тоже горел свет, и слышались голоса. Мин на подступах не оказалось, и никакого движения на чердаках соседних домов, где я разместил бы снайперов или пулеметы, в ПНВ было не видно. А голоса вблизи слышны были гораздо лучше, можно было видеть и людей во дворе дальнего дома. Кроме мужчин, там женщины и дети, что за черт? Нет, женщины тоже могут быть боевиками, хоть Аню нашу вспомнить, которая теперь Лазарева, и полсотни лично убиенных фрицев на счету. Но киндеры тут с какой стороны?
-Валька, Скунс, прикрываете! Рябой, со мной.
Во дворе семеро — двое мужчин, две женщины, трое детей. Чем заняты — малых выгуливали, потому что дети бегали, а взрослые стояли на крыльце. Оружия ни у кого не нет, одеты примерно как интеллегенция на огородной грядке — по-простому, но видно, что не крестьяне. Нас увидели, напугались, но до визга и обмороков не дошло. Хотя представляю, как мы в их глазах выглядели — десятеро, совершенно непонятного вида, но вооруженные до зубов, лица черными полосами раскрашены, и подошли неожиданно, с разных сторон, совершенно не как гости. Их же оказалось в двух домах двенадцать человек — пятеро мужчин, четыре женщины, трое детей. Из оружия — одна лишь старая французская винтовка "лебель", привет с той войны, к ней всего две обоймы патронов. Рации не было, лишь телефон. И довольно неплохая механическая мастерская в гараже, где стояла еще одна автомашина. И самое главное, четыре комплекта водолазного снаряжения, похожего на наши АВМ-3. Но это все выяснилось чуть позже, когда пятерка Рябого в темпе обследовала оба дома, пока моя команда контролировала хозяев, а лично я пытался объясниться с их старшим.
Хотя по возрасту он таковым не был, лет тридцать с небольшим. Но держался увереннее всех, и все старался мне что-то втолковать, пока остальные молчали. Ну не везет мне с языками, сколько выучил, а все не то. В 2012 году знал английский, по службе положено, учил испанский, с подачи нашего кэпа, исполнявшего интернациональный долг где-то возле Кубы, перед тем самым походом вбили в меня что-то из арабского, поскольку предполагалось, что в Сирию пойдем. Здесь уже, заставили немецкий учить, устроили мне "метод полного погружения", когда вокруг только по-немецки говорят, а с Лючией пришлось объясняться по-итальянски. Но эти-то оказались французами — а я ну совсем не парле ву франсе, хотя итальянский на него похож!
Я его на своем немецком спрашиваю, кто вы такие? Он тоже в немецком не очень, но достает и сует мне какой-то внушительного вида документ, на итальянском! Бланк с реквизитами "Международный комитет по исследованию Средиземноморья", за подписью итальянского адмирала Таона ди Равеля, выписан на имя — Жак Ив Кусто!
Етишкин кот! Понятно, что я его узнать не мог — его портреты у нас уже в возрасте известны, а сейчас ему лишь тридцать четыре! Но, вспоминая его книгу, "В мире безмолвия", как раз про эти времена, и как он свой акваланг изобретал — там же в другом месте действие происходило, Тулон, Марсель, это рядом, но все же не здесь, всю войну там Кусто и его команда провели, как они у Монако оказались? Или история стала, с нашей подачи, настолько альтернативной — ну да, там же Достлер зверствовал, а тут после падения Виши была итальянская зона оккупации, полутора месяцев не прошло, как немцы и сюда вошли! Тогда сходится — сумел, значит, Кусто всю свою команду с семьями сюда вывезти, никто под немецкую раздачу не попал, ну а месяц как-то повезло, перетерпели. И что нам теперь с ними делать?
-Всем, отбой. Это не враги.
-Теперь вы представьтесь, герр офицер — настойчиво и с достоинством спрашивает Кусто — кто вы?
-Советский военно-морской флот — отвечаю по-русски — капитан Смоленцев, морская пехота.
По-английски что ли попробовать? Сначала расспросить, есть ли тут немцы вблизи. А под конец приказать всем укрыться в подвале, потому что меньше чем через час тут будет очень жарко. И жаль, если сам Кусто или кто-то из его легендарной команды попадет под шальной немецкий снаряд.
Жак-Ив Кусто. В мире безмолвия. Изд. М., 1965 (альт-ист).
Я прекрасно понимаю капитулянтов 1940 года. Мы были народом высокой культуры и цивилизации, нам было что терять. Мы были слишком благоразумны, с оттенком смирения и соглашательства. Мы были все такие просвещенные, мыслящие, мечтательные, благородные, европейски образованный и любящие все человечество. Прошлая война, в которой мы одержали победу, взяла с нашего народа страшную дань — треть мужчин цветущего возраста были убиты или искалечены! И стали ли мы счастливее от той победы? Война, это ужасно — цивилизованные люди должны решать свои споры миром. В сороковом так думали многие — "лучше рабство, чем снова Верден", это говорили политики с трибун и писали газеты.
Нам не хватало бешеной ярости дикарей, не ценящих свою жизнь — как марокканские риффы, идущие на наши пулеметы с криком "Аллах Акбар!". И сегодня я уверен, что "странная война" была вовсе не чьим-то предательством, а не более чем страхом перед новым Верденом или Соммой, и ожиданием, что противник также боится и не желает этого. Наша великолепная армия, занимающая первоклассные укрепления вдоль границы, казалась несокрушимой — и мы ждали, что после полугода формально объявленной войны, на которой выстрелы были редкостью, наконец начнутся мирные переговоры. Мы никак не думали, что немцы сумеют настолько разбудить в себе диких тевтонских варваров!
