Николай I - попаданец - Книга 1

— Я уверен, что это лишь начало, ибо за магнитными аппаратами* будущее. А теперь, не угодно будет вашим величествам последовать в заводскую лабораторию? — спросил ученный.

— С удовольствием, — ответил Николай, — заодно покажете мне и сам завод. Я думаю, Александре Федоровне тоже будет интересно. Кстати, на сколько времени хватает заряда батареи?

— Пока примерно на семь часов, — ответил Борис Семенович. — Но я работаю над более мощной и долговременной батареей. Эта область еще мало исследована, но она имеет большой потенциал для развития промышленности.

— А как вам пришла идея поставить магнитный аппарат на лодку? — спросил Николай.

— Я считаю, что двигатель, работающий на магнитах, может быть не менее эффективным, чем двигатель, работающий на пару, — ответил ученный. И дабы доказать это, я и решил поставить магнитный аппарат вместо парового котла. Эта лодка и есть лучшее тому доказательство.

— Может в будущем и карета, в которой мы сидим, будет двигаться с помощью магнитного аппарата, — император, слегка прищурившись, смотрел на ученного.

— Я уже думал об этом ваше величество, — ответил Якоби. — Это вполне возможно. Ведь нет существенного отличия между движением гребного колеса в лодке и движением колеса кареты. Мы уже проводили этот опыт в лаборатории. Увы, из-за размера батареи, на такой карете может проехать только один человек. Но как только удастся уменьшить размер аппарата, ехать в такой карете станет намного просторнее.

— Кстати, сказал Николай, — я хотел познакомить вас с господином Загряжским. Он недавно запатентовал оригинальную конструкцию цепи на колесах. Карета на таких колесах имеет большую проходимость. Признаться, я был впечатлен оригинальностью конструкции. А посему я хотел бы узнать и ваше мнение. Ежели создать карету с колесами Загряжского и вашей батареей, то она будет очень удобна при нашем бездорожье, особенно в Сибири, где людей еще маловато, и где нужны аппараты их заменяющие.

— Тогда, я приглашу господина Загряжского ко мне в лабораторию. Заодно покажу ему магнитный аппарат. Думаю, ежели он и сам изобретатель, то ему будет интересно.

— Вот и замечательно, — сказал император. — Кстати, почему вы называете ваше изобретение магнитным аппаратом? Не лучше ли назвать его 'электродвигателем'? По-моему звучит более точно. И, ежели вы не против, я посоветовал бы вам запатентовать ваше изобретение в Англии, Франции и Пруссии.

— Действительно, звучит красивее, — улыбнулся Борис Семенович. — Я рад, что вы столь заинтересовались моим изобретением.

— А как же иначе, Борис Семенович, ведь мы с вами инженеры, — ответил император.

Глава 42.

Перестук топоров и звон пил, создавал причудливую музыку во влажном, после дождя, воздухе. Рабочие с тележками сновали вдоль дощатых настилов, перекрикиваясь и переругиваясь. Всю эту суматоху окружал вековой лес. В воздухе пахло сыростью, май в этом году выдался холодный и земля после дождей никак не хотела просыхать. Если бы не деревянные настилы, подумал Николай Иванович, то возок бы и вовсе застрял в этом чавкающем месиве.

Идею императора о создании Академгородка под Екатеринбургом, Николай Иванович Лобачевский поддерживал с самого начала. Но то, что в 1837 Николай Павлович попросит его возглавить это начинание, этого Николай Иванович никак не ожидал. И будущий переезд из родной Казани и разлука с Казанским университетом, который был и его детищем, вызывали в нем грусть и тоску. Поначалу Николай Иванович обосновался в недавно основанном Екатеринбургском университете. Строительство Академгородка еще не завершилось, но требовалось заказать и установить оборудование для будущих лабораторий и опыт декана оказался тут незаменим. Параллельно, ученный преподавал прикладную математику, алгебру и курс плоской и сферической геометрии.

В течение года в Екатеринбург стали съезжаться и другие ученные. Среди них Дмитрий Иванович Соколов — минералог и Николай Дмитриевич Брашман — математик и давний знакомый Лобачевского. Приехал и Павел Львович Шиллинг— изобретатель электромагнитного телеграфа и другие. В дальнейшем к ним должен присоеденился Борис Семенович Якоби, пользовавшийся большим авторитетом у императора. Поначалу все обосновались в самом Екатеринбурге, так как Академгородок был еще не достроен. Вдобавок, многие ожидали приезда оборудования из столь далеких Москвы и Петербурга, хотя некоторые приборы заказали на месте. Приезд столь маститых ученных в провинциальный университет оказался подобен разрыву бомбы. Университет забурлил, в недрах его ежедневно происходили споры, дискуссии и просто будничные ссоры. С другой стороны университет получил мощный импульс, ибо студенты могли прослушать курс у лучших ученных империи.

Николай Иванович метался между всеми пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок и пристроить приехавших ученых в университет на соответствующие кафедры. Раз в неделю он совершал тридцатикилометровую поездку в Академгородок, где уже достраивались дома для будущих профессоров, докторов и доцентов.

Перед отъездом в Екатеринбург, Лобачевский встречался с императором, который приехал в Казань после посещения Нижегородской ярмарки. Именно тогда Николай Павлович и попросил его возглавить Академгородок. Со своей стороны император обещал выделить значительные средства на строительство и обустройство. Ибо, как заявил ему государь, Академгородок должен был стать центром научной мысли империи, который поможет процветанию Сибири, да и страны в целом. Вот Николай Иванович и принял вызов, согласившись возглавить сей, поистине революционный, проект.

Сему предприятию давалась известная автономия в том, что и как исследовать, но дабы наука оставалась прикладной, Академгородок должен был помогать осуществлению проектов нужных империи, в том числе и в военных изысканиях. Вдобавок маститые профессора должны были воспитать себе достойную смену, для чего им предоставлялось право первыми набирать лаборантов из любых университетов империи, да и из европейских университетов тоже.

— Скорее бы уже закончилась эта проклятая стройка, — вздохнув, подумал Николай Иванович, когда его возок уже приближался к Екатеринбургу.

Глава 43.

'Алла' — раскатисто разнесся крик сотни глоток, переплетаясь со стуком копыт. Из-за деревьев галопом выскочила лавина всадников в разноцветных халатах и окружив отставший обоз, обрушилась на горстку сопровождавших. Разноцветные халаты пятнами мелькали смертельной каруселью, пытаясь разъединить сбившихся вместе обозных. Схватка длилась недолго. Через пять минут половина обозных была зарублена, а остальные сбиты с ног конями и повязаны. Чеченцы ценили пленных, так как иногда их обменивали на своих или попросту продавали, переправив через границу тайными тропами, коих в горах имелось предостаточно.

Очнулся Афанасий ближе к вечеру, когда подул прохладный ветерок. Кто-то плеснул на него воды и когда Афанасий открыл глаза, что-то удивленно сказал на чеченском. Видимо не верил, что пленный так быстро очухается. Через несколько минут, когда шум в голове поубавился и глаза немного привыкли к темноте, Афанасий оглянулся вокруг. Оказалось, что его посадили на землю, прислонив к дереву. Руки и ноги у него были связанны, а голова сильно гудела после удара саблей плашмя. 'Видимо не ранило' — подумал он, — 'иначе бы на месте кончили'. Тот, кто плеснул на него воды, поднес ему флягу к губам и Афанасий, на секунду забыв обо всем, жадно, с наслаждением, сделал несколько глотков, после чего чеченец со смехом убрал флягу.

— Как тебя зовут, русский? — произнес он с сильным акцентом.

— Афанасий, — хрипло выговорил пленный, еле разлепив запекшиеся губы.

— Жить хочешь, веди себя тихо Афонасый, — сказал чеченец и пошел к костру, возле которого сидели с десяток головорезов в халатах и мохнатых шапках.

Четыре дня Афанасий с еще тремя пленными обозниками трясся связанный в телеге, пока тропа не стала чересчур узкой. Телегу оставили в небольшом ауле и дальше пленные шли пешком, на веревке идя позади лошадей. На следующий день они, наконец, добрались до большого аула, называемого Хаккой. Видимо чеченцы, напавшие на их обоз, были из разных аулов, так как отряд с которым они дошли до Хаккоя, насчитывал всего двадцать человек, тогда как нападавших было около полусотни. Между собой пленные особо не разговаривали, ну разве что шепотом, ибо когда Сава, молодой парень из-под Полтавы, пытался заговорить с Афанасием, он тут же получил плеткой по спине от ехавшего возле телеги чеченца, после чего пленные в основном ехали молча.

Приехавших всадников встречал весь аул. Жизнь в горах была монотонной и скучной, поэтому возвращение своих с набега на неверных стало великой новостью. Детвора с любопытством окружила группку пленных, о чем-то горячо гогоча и смеясь. Всадники, спешившись, отдали коней подошедшей детворе и направились к дому старейшины. В Хаккое не имелось площади или центра поселения, как это было в русских деревнях, расположенных обычно на равнине. Дома в ауле шли террасами и жались друг к другу. Дом старейшины, был, как и другие, сложен из камня и выглядел немного просторнее, чем дома остальных. Возле него высился минарет небольшой мечети.

Через полчаса старейшина вышел из своего дома и обращаясь к своим односельчанам, воздал хвалу аллаху за благополучный исход набега против неверных. Закончив молиться и проведя руками по своей седой бороде, он что то приказал высокому, рыжеватому чеченцу по имени Мансур, который возглавлял отряд. Мансур кивнул своим и пленных отвели в небольшой каменный сарай, после чего закрыли небольшую досчатую дверь на замок. Сарай оказался без окон, и лишь немного света проникало между плохо пригнанных досок двери. Внутри на полу была разбросана солома и стояло небольшой ведро и кувшин воды. В сарае уже находился один пленный, который вскочил, когда их загнали вовнутрь. После лязга замка, когда все затихло, он кинулся к усталым обозникам и спросил:

— Свои?

— Свои, — уныло вздохнул Афанасий.

— Как вас зовут-то? — спросил новый знакомый.

— Меня Афанасий, — ответил обозник, — а вот ентого юнца Савой. Другие товарищи по несчастью тоже представились, после чего с кряхтением повалились на пол, оперевшись об стену.

— А меня зовут Илья, — представился собрат по несчастью. — Туто вода есть, сказал он, указывая на кувшин, вы попейте, вам легше станет. Вас когда пленили то?

— Пять дней назад, — ответил Афанасий. — Мы с обозом в Грозную шли, а енти нас в лесу поджидали, — объяснил он, указывая на дверь. — Обычно места эти спокойные, вот казачки и ускакали вперед. До крепости только десять километров оставалось. Половина из нас в первую же минуту полегло, а десятком против полусотни много не навоюешь. Я вона еще легко отделался, — сказал он, указывая на огромный бордовый след сбоку головы от удара саблей плашмя. Ему вона ухо отрубило, — указал он на Игната, сумрачно сидевшего у дверей сарая.

— И меня недалеко от Грозной повязали, — сказал словоохотливый Илья. — Наш Елизаветинский полк тогда лагерем у реки расположился. Мы аулы замиряли недалеко от Грозной. А ночью на нас местные напали. Я как раз по нужде отошел, вот меня и повязали. Я уже неделю тут. Наши обычно пленных не обменивают, так что думаю, нас дальше в Персию погонят. У них тут тайных троп много.

— А бежать отсюда никак? — спросил Афанасий, отхлебнув воды из кувшина, переданного по кругу.

— А как? — ответил Илья. — Дверь здесь крепкая. Вокруг одни чеченские аулы. Нас мигом повяжут, ежели удастся дверь сломать.

— Тогда лучше по пути, ежели, как ты сказал, нас далее поведут.

— Думаю, что скоро поведут. Просто так кормить нас им не с руки. Вона у самих есть особенно нечего. Генерал Фези их шибко поприжал, не забалуешь. Так шо поведут.

Но Илья ошибся. Их никуда не увели. Точнее не успели увести. Через неделю, после того как Афанасия и других обозников привезли в Хаккой, они услышали выстрелы и негромкие хлопки полевых пушек. Сава приник к щели в двери, пытаясь увидеть, что происходит.

— Ну шо там? — спросил любопытный Илья.

— Да ничего не видно, — ответил Сава, — вона только суетятся все. Видимо все же наши атаковали. И действительно звуки выстрелов потихоньку приближались, а в ауле наступило столпотворение. Взрослые с оружием залегли у невысокой каменной стены со стороны атаки, а дети тем временем отводили коней другой стороной, чтобы в случая бегства, оставшиеся в живых могли отступить дальше в горы. Но аул обложили со всех сторон, так что эта уловка не удалась. В Хаккое находилось около двух сотен абреков и в плен они не сдавались. Поэтому бой был упорным и кровопролитным. Каменные стены строений не сразу разрушались даже пушечными ядрами. Исход решила колонна осетинской милиции, которая, преодолев крутой склон, вошла в аул с тыла. После полудня Афанасий услышал возле сарая русскую речь и закричал:

— Здесь свои, откройте! — Замок поддался удару приклада и в сарай, вошел солдат с примкнутым к ружью штыком.

— Господин лейтенант, — закричал он, — здесь наши.

— Свои, Елизаветинские, — радостно закричал Илья, бросаясь к солдату.

— Илюха, так ты жив, радостно воскликнул солдат и,прислонив ружье к стене, обнял найденного товарища.

На Кавказ Василий Петрович Синявский попал уже полковником в 1834 году, будучи откомандированным в Елизаветинский полк. Несмотря на все усилия, Кавказская война не заканчивалась, лишь временно затихая, дабы вскорости возгореться с новой силой. С другой стороны на войне стала возможностью проявить себя и продвинуться по службе. После окончания Наполеоновских войн Россия не воевала, если не считать короткую войну с Персией. А в мирное время в чинах расти тяжело. На Кавказе же было сделано немало успешных карьер. Да и не дело боевому офицеру сидеть в каком-нибудь захолустном Могилевском гарнизоне. Поэтому новое назначение полковник принял с радостью. Жена и две дочки переехали с ним, но жили в Тифлисе, который разросся и превратился в оживленных культурный центр всего Кавказа.

Служба оказалась не легкой. Очень часто происходили атаки на русские гарнизоны, и приходилось постоянно быть начеку. Это постоянное напряжение сильно изматывало и войска менялись на передовой каждые несколько месяцев, уходя в тыл на отдых и пополнение. Помимо гарнизонной службы, Елизаветинский полк участвовал в карательных экспедициях против непримиримых горцев, когда каждый аул приходилось брать штурмом.

В 1836 году император посетил Кавказ и остался недоволен незатихающей войной, несмотря на все прилагаемые усилия. К генералу Ермолову, бессменному кавказскому консулу были присланы две дивизии в подкрепление, дабы сломить, наконец, сопротивление горцев. Полк Синявского оказался в подчинении у генерал-лейтенанта Карла Карловича Фези, который воевал на Кавказе уже два года и довел искусство войны в горах до совершенства, включая переброску артиллерии через ранее считавшиеся непроходимыми места. Аулы на Кавказе строились в основном из камня и представляли собой настоящие крепости, взятие которых обходилось большой кровью. Из-за труднодоступной горной местности русские войска не имели численного преимущества, так как атакующие колонны растягивались на узких тропах. Вдобавок горцы защищали свои селения с обреченностью фанатиков и даже женщины иногда бросались на солдат с ножами и камнями.