Дойдя до середины Рядов, я обреченно зажала уши ладонями — сориентироваться и выбрать что-то в таком гвалте казалось невозможным; вдобавок, мне чудилось, что стоит только ступить за порог какой-нибудь лавки, как налетевшие продавцы налетят и разорвут меня в клочки, как стервятники.
Я уже совсем было отчаялась, когда заметила неприметную, на первый взгляд, лавочку, с запыленными окнами и жестяной вывеской у двери, изображающей портняцкий нож. Это был единственный дом в Рядах, обитатель которого не лез вон из шкуры, стараясь заполучить к себе как можно больше посетителей. По правде сказать, и обитателя-то рядом с ним не было, лишь была приоткрыта чуть скособоченная дверь. Обрадовавшись возможности немного перевести дух в тишине, я махнула рукой в сторону лавки:
-Туда! — и первая стала продираться сквозь толпу в нужном направлении.
-Пропусти меня вперед! — резко потребовал северянин и, не дождавшись моего ответа, легко оттеснил прохожих в сторону, шагнув за порог лавки первым. Возмущение, взметнувшееся было во мне, мгновенно улеглось, когда я вспомнила, что нанимала Коннара для охраны собственной персоны, так что лишняя предосторожность с его стороны не помешает.
* * *
В лавке было сумрачно — затянутые пыльной пленкой окна пропускали мало солнечного света, отчего очертания предметов внутри расплывались и тонули во мраке. Я нерешительно остановилась на пороге, вдыхая слегка затхлый воздух, в котором витали слабые ароматы лаванды, а северянин хозяйским шагом прошел вглубь, скрипя половицами и внимательно оглядываясь.
-Ни Хэлля не видно! — выругался он, когда его перебил резкий женский голос:
-Я могу вам чем-то помочь?
От неожиданности я вздрогнула, а наемник незамедлительно выхватил свой короткий меч.
Помещение озарил ярко-желтый свет магического светильника, который держала в руках женщина, стоявшая в дальнем углу комнаты. Она была уже немолода: смуглое лицо бороздили морщины, а в прямых черных волосах, шалью окутывавших ее плечи, пролегли белые полосы седины.
Женщина была одета в свободный бордовый балахон, подпоясанный золотистым шнуром, и держалась прямо, будто проглотив жердь.
-Я повторю свой вопрос, — жестко сказала она, делая шаг к нам, — что вы делаете в моей лавке?
-Я заметила вашу вывеску, — поспешно сказала я, не дав Коннару вымолвить и слова, — я ищу портного или торговца, у которого я могла бы купить хорошее готовое платье — не роскошное, но удобное, вдобавок, такое, которое не рассыпалось бы после дня носки. Причем, оно должно быть местного покроя и фасона.
Женщина повернулась ко мне и смерила оценивающим взглядом. Заглянув в ее глубокие темные глаза, я невольно поежилась и вдруг почувствовала себя очень неуютно, будто бы вновь вернулась в пору своего пятилетия и стояла перед матерью, ругающей меня за разлитое молоко.
-Есть у меня платья, — медленно произнесла хозяйка лавки, не сводя с меня глаз, — пожалуй, я подберу то, что вам понравится.
Она поставила светильник на круглый стол у окна и указала мне на небольшое кресло рядом с ним:
-Присаживайтесь, я сейчас принесу то, что у меня есть. А вам, — она беззастенчиво ткнула пальцем в сторону Коннара, которому едва доставала до плеча, — лучше убрать свою железку, выйти и подождать снаружи.
-Да как ты... — начал побагровевший от ярости наемник, но я внезапно для себя вмешалась:
-Побудь на улице. Я уверена, здесь мне ничего не грозит, а, случись что, я тебя позову.
Наемник с лязгом задвинул меч в ножны и, процедив: "Надеюсь ты знаешь, что делаешь", исчез, хлопнув дверью. Хозяйка исчезла за другой — дальней — дверью, которую мы вначале не заметили.
Я проводила наемника взглядом и спокойно опустилась в тесноватое кресло. Несмотря на первоначальную робость перед хозяйкой, опасности я и впрямь не чувствовала, скорее, любопытство и здоровый интерес. К тому же, мне впервые представилась возможность осмотреть внутренности лавки.
Чем-то она напомнила мне комнату литанээ Мика, с тем самым исключением, что, вместо разнообразного барахла, здесь громоздились кипы аккуратно свернутых в рулоны тканей, а по стенам были развешаны пахучие мешочки с лавандой — скорее всего, для отпугивания моли.
Пока я осматривалась, в комнате вновь появилась хозяйка, неся в руках несколько платьев, шуршащих по полу длинными юбками. Мельком взглянув на меня, женщина небрежно бросила на стол свою ношу, выудила из общего вороха одно платье и продемонстрировала его мне, держа перед собой на вытянутых руках.
Из общения с торговцами всех видов и мастей я твердо усвоила одно правило: никогда и ни под каким видом не выражать свой восторг по поводу товара при них. Неосторожное восхищенное восклицание — и цена взлетает до небес, а сбить ее потом — крайне сложно.
Именно поэтому, когда передо мной заколыхался невероятно красивый, отделанный жемчугом и золотой вышивкой наряд, точь-в-точь повторяющий фасоны нарядов местных жительниц, я сохранила на лице отрешенно-скучающее выражение. Нарочито небрежно оглядев платье, я покачала головой.
-Не подойдет.
Хозяйка нахмурилась, но промолчала. Отложив забракованный мной вариант, она вытащила второй, еще более роскошный. На сей раз передо мной предстало светло-розовое, будто закат, платье, покрытое тончайшей серебряной паутинкой вышивки, представляющей из себя повторяющийся узор из мелких крестиков.
В ответ на безмолвный вопрос хозяйки, я тяжело вздохнула:
-Не то. Совершенно.
На самом деле, это платье понравилось мне с первого взгляда, но мои восторженные фантазии о том, как неотразимо я бы в нем выглядела, в корне пресекались одной-единственной мыслью: в Корниэлле должна появиться не сногсшибательная красавица-богача, а ничем не примечательная жительница южных алдорских окраин. Такая вызовет гораздо меньше интереса, и вряд ли кому-нибудь запомнится.
-Может быть, померяете хоть что-нибудь? — не скрывая нетерпения, раздраженно спросила хозяйка, — или вы пришли сюда просто поглазеть? Я таких не люблю.
Меня удивил ее тон. Обычно торговцы общаются с посетителями, придерживаясь льстительно-вкрадчивых интонаций, даже если в глубине души они терпеть не могут клиента. Сейчас же я натолкнулась на почти неприкрытую враждебность.
Нарываться на ссору не хотелось, и я решила спустить все на тормозах.
-Я думаю, нам не стоит спорить, — примирительно улыбнулась я, — возможно, мы просто недопоняли друг друга. Я постараюсь объяснить более подробно, что я хочу... Видите ли, мне нужно платье, но самое простое, которое позволило бы не выделяться из толпы и не привлекать лишних глаз...я прошу прощения, если чем-то обидела вас в начале нашего общения, и искренне надеюсь на вашу помощь.
Говорить многословно и цветисто, при этом приятно улыбаясь, меня научил Сокол. "Мягкая лесть и обходительность откроют перед тобой гораздо больше замков, чем грубая сила", — любил повторять он.
Хозяйка долго молчала, всматриваясь мне в лицо. Наконец уголок ее губ дернулся, а неприступное выражение лица неуловимо смягчилось.
-Маритт, — кратко сказала она.
-Что? — удивилась я.
-Маритт, — с нажимом повторила она, — меня так зовут. Извини, если была резка с тобой — обычно в мою лавку заглядывают только те, кто хорошо знает меня или кого хорошо знаю я. Случайные посетители, вроде тебя, забредают ко мне очень редко. Я этому рада: мне, как и тебе, ни к чему лишние соглядатаи.
-Мелиан, — представилась я. Ее неожиданное откровение и резкий переход на "ты" слегка сбили меня с толку, — так вы покажете мне то, что я прошу?
Маритт кивнула и вновь исчезла за дальней дверью. Когда она вернулась, в руках у нее было именно то, что я искала: светло-серое платье, украшенное лишь шелковой черной ленточкой, нашитой под грудью, и незатейливым цветочным узором того же цвета по краю подола.
-Примерь, — произнесла женщина, протягивая его мне, — у меня есть специальный закуток с зеркалом для этого. Не боги весть что, конечно, но лучше, чем ничего.
* * *
Видимо, Маритт была опытной портнихой потому, что платье село на мне, как влитое, а бесстрастное зеркало отразило преображенную меня, почти неотличимую от местных жительниц. Разницу составляла лишь прическа: нужно было придумать, как заколоть волосы в ту самую "корону", столь любимую встреченными нами местными девушками.
Я попыталась собрать что-то похожее на затылке, но потерпела неудачу: пряди рассыпались по плечам, а Маритт, молча наблюдавшая за мной, снисходительно усмехнулась:
-"Венок Бриссы" делается просто, если хочешь, могу помочь. Я не возьму с тебя за это лишнего медяка, не волнуйся...просто стой неподвижно.
-Бриссы? — уточнила я, наблюдая в зеркало, как женщина возится с моими волосами. Ее руки действовали слаженно и ловко, молниеносно выстраивая прическу из беспорядочных прядей.
-Богиня зимы, — пояснила она, — говорят, что она носит на голое волшебный венок, в который воткнуто веретено, помогающее управляться с метелью...
Помолчав, она добавила:
-Спасибо, хоть веретеном не украшаются.
-Я знаю, кто такая Брисса, — почти одновременно с ней сказала я, — меня просто удивило, что жительницы Лиэнна, южного города, вдруг так рьяно почитают богиню зимы.
Маритт пожала плечами, мол, это их дело. Заколов последнюю прядь, она отступила на шаг назад, довольно оглядывая свое творение, и удовлетворенно кивнула:
-Вот теперь совсем хорошо.
Я наклонилась к зеркальной поверхности, придирчиво оглядывая себя и восхищаясь в глубине души мастерством угрюмой хозяйки лавки. Преображение в жительницу Лиэнна было завершено; надеюсь, в Корниэлле мне не встретятся излишне любопытные люди, которым вздумается выведать всю мою подноготную.
-Если надумаешь назваться лиэннийкой, — вдруг тихо проговорила Маритт, — веди себя более скромно. В этом городе девушки не смеют смотреть так смело и прямо, как ты. И ладони старайся держать в рукавах — у нас считается неприличным выставлять их напоказ.
Я замерла, почувствовав, как захолонуло сердце. Неужели я чем-то выдала себя? Украдкой взглянув в зеркало, я поймала внимательный взгляд Маритт.
-С чего вы взяли, что я собираюсь кем-то притворяться? — возмутилась я, с ужасом чувствуя, как фальшиво это прозвучало, — мне просто нравится местная манера одеваться и причесывать во...
-Твои заботы — это только твои заботы, мне они неинтересны, — перебила меня женщина. — Ты просто понравилась мне, и я решила предостеречь тебя...на всякий случай. А теперь собирайся и уходи. С тебя причитается тридцать восемь серебрушек.
Резко взмахнув юбкой, она удалилась за перегородку. Поспешно убрав свою старую одежду в сумку, я поспешила следом.
Маритт стояла, оперевшись костяшками пальцев о круглый стол, задумчиво глядя в мутное окно. Ощущая непривычную робость перед этой странной женщиной, я отсчитала требуемое и осторожно пододвинула к ней поблескивающую горку монет.
-Спасибо за все, — пробормотала я.
-Будь осторожна, — произнесла хозяйка лавки, не поворачивая головы, — когда-то мне тоже пришлось убегать, и я помню весь тот страх, что преследовал меня. Никакие гончие в мире не сравнятся с тем, что грызет тебя изнутри...
-Боюсь, я не совсем вас понимаю... — протянула я. Столь внезапное откровение удивило меня, — уверяю вас, я ни от кого не убегаю...по крайней мере, пока.
-Я ненавижу этот город, — глухо процедила Маритт, по-прежнему не отрывая глаз от окна, — эти душные дома, этих напыщенных жителей, это палящее солнце...
В ее голосе прозвенели нотки плохо скрываемого безумия, и я опасливо попятилась к выходу, гадая, успею ли я подать сигнал Коннару. Тем временем женщина продолжала:
-Я живу здесь уже тридцать лет...тридцать лет вдали от детей, которые даже не знают своей матери; вдали родных мест...и до сих пор я просыпаюсь в страхе, ожидая, что откроется дверь и на пороге появится он.
-Кто? — осторожно уточнила я, оглядываясь через плечо на дверь. Маритт коротко хохотнула:
-Мой муж. Знаешь, откуда я?
Она резко повернулась ко мне, и я вынужденно покачала головой. Наверное, все мои эмоции были написаны на лице потому, что хозяйка произнесла более спокойным голосом:
-Ты боишься меня? Не бойся... Это лишь воспоминания. Твое появление пробудило их...
Она отошла от стола и нервно заходила по комнате, покусывая губы. Слова полились из нее бесконечным потоком, перемежаясь слегка истерическими всхлипами:
-Ты слышала о горских поселениях в Мраморных горах? Я родилась в одном из них. Мы строим дома прямо на отвесных склонах, лепим, как гнезда ласточек. Если ребенок появляется на свет хилым, его выбрасывают вниз прямо из окна... Мне повезло родиться здоровой...но не повезло в другом.
Остановившись на секунду, она отрывисто взглянула на меня невидящими глазами и возобновила свое хождение.
-Такие, как я, считаются проклятьем для всей деревни. Их либо приносят в жертву Осу, богу гор, либо отдают тому, кто изъявит желание. Обычно таких не бывает, ведь мало, кому захочется иметь дело с проклятой, но на мою долю нашелся один — полоумный Халитт. Ума у него и впрямь было немного, зато была в избытке жестокость...он взял меня, когда мне исполнилось восемь, а в десять я уже родила ему двоих детей.
Я невольно прижала ладонь к губам. Ее рассказ казался мне страшной сказкой: о горских племенах я знала немного, но представить подобное мне было сложно. К тому же, было непонятно одно...
-А в чем заключалось ваше проклятье? — не утерпела я, выхватив паузу из ее рассказа. Маритт вновь замерла и, невесело усмехнувшись, подняла правую ладонь.
Только теперь я заметила, что на ней было шесть пальцев.
-У нас считается, что лишний палец — это метка злых духов, — грустно сказала Маритт, заметив мое потрясение, — поэтому, когда Халитт колотил меня за провинность, настоящую или примерещившуюся ему, никто и не думал заступиться. Однажды он подвесил меня за ступни над пропастью, а однажды чуть было не отрезал лишний палец раскаленным ножом. В конце концов, я не выдержала этого и сбежала. Не помню, как я добралась до Лиэнна, как попала в услужение одной портнихе...жизнь словно застыла на месте. Я сижу в этой лавке, стараясь лишний раз не показываться наружу, и боюсь, что однажды Халитт придет за мной.
Я незаметно перевела дух. Женщина моргнула и сгорбилась.
-Не знаю, зачем я все это рассказала тебе, — пробормотала она, — наверное, почувствовала в тебе что-то близкое. У тебя ведь тоже есть что-то в прошлом? Что-то, что не дает покоя и сковывает сердце? Не отвечай... Я просто хочу надеяться, что у тебя будет хорошо.
Повинуясь внезапному порыву, я протянула руку и на секунду сжала ее ладонь.
-Мраморные горы далеко, — тихо сказала я, — не думаю, что твой Халитт отыщет путь к тебе спустя столько лет... Не хорони себя. Даже самая непроглядная ночь не может длиться вечно.
Маритт вскинула на меня безумноватые глаза, кажущиеся огромными из-за внезапно расширившихся зрачков; тепло улыбнувшись ей, я забрала сверток со своими вещами и плавным шагом покинула лавку, несмотря на то, что все внутри меня рвалось наружу, к яркому солнечному свету и глотку свежего воздуха.
