— Кружева?— удивленно переспросил Сигвальд, уставившись на ажурные вставки на тонкой рубашке, которая красиво облегала стройную фигуру степнячки, подчеркивая формы, которых воин не замечал раньше.
— А ты что думал?..— насмешливо ухмыльнувшись, она задула свечу и зашуршала простынями, ворочаясь в постели в непроглядной темноте.
Полежав с минуту, она окликнула Сигвальда.
— Что еще?— спросил он, подсознательно ожидая чего-нибудь не слишком хорошего.
— Если я проснусь и увижу тебя рядом на кровати— пеняй на себя, буду бить по самому дорогому.
— Не увидишь, даже не надейся,— со смехом сказал он.
Кеселар десятый раз кряду перечитывал первый абзац письма Анвила, не удосужившись пока ознакомиться с последующими.
— Жив и здоров, великие духи! Жив, здоров и в Рагет Кувере! Неужели мои молитвы были услышаны? Я-то думал, до такого безбожника как я, духам дела нет...
Старый рыцарь улыбался впервые за последнюю неделю. После предыдущего письма сыщика пребывание в замке стало еще невыносимее для Кеселара, ибо от тяжелых мыслей и плохих предчувствий к нему вернулись сильные головные боли, которые не беспокоили его уже несколько лет. Из-за них он прекратил свои прогулки и теперь почти не выходил из покоев, стараясь избегать всякого общества. Единственный, кто был с ним практически все время— его паж Лайхал. Присутствие мальчика было отрадно для Кеселара, потому что паж как никто понимал беду своего господина, ведь он тоже был очень привязан к Сигвальду, который был для него за старшего брата.
Нарадовавшись, наконец, доброй вести, алтургер продолжил читать письмо, и чем дольше он читал, тем удивленнее становилось его лицо.
— "Не бросайте меня здесь... умереть с голоду... на каторге... Анвил Понн Месгер"...— повторял Кеселар, потирая лоб рукой.
Боль железным обручем стянула его голову, в затылок будто кто-то вколачивал гвоздь. Старая травма, полученная еще в молодости, давала о себе знать. Сосредоточиться на мыслях было трудно, потому их приходилось озвучивать.
— Ох, парень, ну ты и влип. Пять арумов— это не шутки шутить. Но что делать, придется вызволять этого... этого...— не сумев подобрать нужное слово, Кеселар раздраженно махнул рукой.
Боль не уходила, и со временем даже усиливалась. Откинув голову на спинку кресла, рыцарь прикрыл глаза. Он ждал Лайхала, который должен был принести ему чай с лечебными травами, но мальчика все не было. Чтобы хоть как-то отвлечься, Кеселар попытался припомнить, какими средствами он располагает в данный момент.
У рыцаря никогда не было запаса "на черный день", что и не удивительно. Из всей собственности у него был только небольшой дом в провинциальном городишке, в котором служили сторож, экономка и приходящая горничная; две породистых лошади (одну из которых пришлось отдать Бериару взамен той, на которой ускакал Сигвальд); пара мечей да доспех. Чтобы прокормить себя и всех, кто служил у него, Кеселар с позволения своего сюзерена участвовал практически в любой вооруженной заварушке, и каждый день для него мог стать черным, оттого он и тратил все, что имел, никогда не скупясь на жалование своим подчиненным.
Решение ехать в Рагет Кувер было само собой разумеющимся и бесповоротным, и единственным, что сдерживало Кеселара, был светский этикет, согласно которому он не мог прямо сейчас покинуть замок. Но ждать было нельзя ни минуты, потому алтургер, нацепив перевязь с мечом и большой медальон с гербом, решительно направился к "рабочему кабинету" своего единокровного брата, где тот имел обыкновение проводить вечера.
Еще на подходе к коридору, в конце которого находился кабинет, Кеселар услышал крики Бериара и болезненно поморщился, представив себе их настоящую громкость. К удивлению рыцаря, дубовые двери были закрыты и возле них стоял вооруженный солдат.
— Ваша светлость, простите, нельзя сюда,— солдат загородил дверь алебардой.
— Что еще за новости?— грозно спросил Кеселар.
Солдат как-то разом сник, и только сейчас рыцарь заметил, что он и без того не находил себе места и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ну, что случилось?— спросил алтургер уже мягче.
Вояка мялся с ноги на ногу, не зная, что ему делать— с одной стороны, был приказ молчать и никого не пускать, с другой— молчать уже не было сил. Наконец решившись, он шепнул Кеселару, который вызывал у него какое-то подсознательное доверие:
— Да вот, демгард случился,— он ткнул пальцем через плечо на дверь.
Алтургер прислушался.
— Безмозглые скоты! Я вам деньги давал, чтоб вы охотников за головами наняли, а не воров! Где мои деньги? Где эти ублюдки? Где, я вас спрашиваю?! Вы мне за всю вашу поганую жизнь не отдадите этот долг! Я вас крысам скормлю в подвале! И этого будет мало! Не-ет, я вас, двух идиотов, за ребра на крюки повешу, будете висеть, пока не подохнете!..
— Ну это уж ни в какие ворота!..— прошипел Кеселар, наслушавшись монолога Бериара.
— Ваша светлость, ну нельзя! Демгардский приказ! Ну обождите немного, он сам выйдет!— умолял солдат алтургера, вцепившись в свою алебарду.
Но это не могло остановить Кеселара, который уже начал выходить из себя. Он оттолкнул от входа солдата, не посмевшего применить силу, и распахнул дверь.
— Какого черта?!— Бериар в удивлении смотрел на рыцаря, стремительно приближающегося к нему.— Я же приказал никого не пускать!
— Господин, я пытался... Но алтургер же... Кеселар же...— пытался оправдаться солдат, бегущий вслед за нарушителем спокойствия.
— Да вижу, что Кеселар! Ты слово "никого" понимаешь? Толку с тебя, как с козла молока! Пшел вон, чтоб я тебя не видел!— крикнул он на солдата, который ни секунды не помедлил с выполнением приказа.
Алтургер остановился в двух шагах от красного от бешенства Бериара и огляделся вокруг. Слева от него, вжимаясь в стену, стояли еще два солдата. Они были безоружны и бледны, видимо, идея с крюками им не нравилась.
— Может хватит уже?— спокойно произнес Кеселар, сложив руки на груди.— Долго еще будешь ловить ветра в поле? По-моему, уже ясно, что затея бессмысленная.
— Твоего мнения никто не спрашивает. И нечего заступаться за этого недоноска,— отвечал демгард с раздражением, подразумевая Сигвальда.— Ну, чего уставились? Живо доспехи сняли!— приказал он перепуганным солдатам.
Кеселар чувствовал, как внутри у него все закипает, совсем как в первое утро после побега Сигвальда. Но сейчас, глядя как бедные солдаты пытаются расстегнуть ремешки на своих доспехах, он понял, что уже не может может уйти как тогда, молча хлопнув дверью. Он приказал солдатам остановиться, те замерли в удивлении.
— Что за черт, Кеселар?— Бериар негодующе развел руками.
"Надоело твое самодурство, сукин ты сын. Не могу больше. Хоть режьте— не могу. Гори оно все синим пламенем"— подумал алтургер, но вместо этого произнес ледяным голосом:
— Если ты будешь увечить своих людей в угоду твоей дурости и жестокости, то на будущую войну ты пойдешь один, ибо никто не станет тебе служить.
Произнеся фразу, Кеселар понял, что получилась она совершенно не такой, как он представлял ее себе. Однако эффект она все же произвела значительный.
— И это мне говорит бастард, который не смог управится даже с оруженосцем?— демгард презрительно фыркнул.— Я не нуждаюсь в советах нищих слабовольных ублюдков.
Не меняясь в лице, Кеселар вплотную подошел к Бериару. Только его глаза, имевшие обычно выражение усталости и печали, сейчас совершенно преобразились— ясный холодный взгляд, полный ненависти, сверлил Бериара. Еще секунда— и тяжелый кулак Кеселара ударил в лицо демгарда, сломав ему нос.
Ошалелый Бериар сильно покачнулся, чуть было не потеряв равновесие, и сделал несколько шагов назад, зажимая ладонью разбитый нос, из которого хлестала кровь.
В зале повисла тишина, нарушаемая только шумным дыханием всех собравшихся. Кеселар снова медленно подошел к Бериару, держа руку на рукояти меча. Демгард со страхом смотрел на длинные худые пальцы, измазанные его кровью, с побелевшими от напряжения костяшками. Он понимал, что в случае чего защититься сам он уже не сможет, что солдаты, наблюдавшие за сценой, ему тоже не помощники, а кликнуть кого-нибудь еще он не успеет.
— Отрубить бы тебе поганую твою башку,— тихо и четко произнес Кеселар.— Да руки в братоубийстве марать не хочется.
— Ты в своем уме, Кеселар?— только и смог сказать демгард.
— В своем. Ты нанес мне оскорбление, за которое в случае огласки я буду вынужден вызвать тебя на дуэль. Или хочешь начать прямо сейчас?— спросил алтургер, на два пальца вытащив меч из ножен.
Бериар не хотел начинать ни сейчас, ни позже— старый рыцарь был одним из лучших фехтовальщиков Норрайя, и в определенных кругах даже ходила шутка о том, что дуэль с Кеселаром— самый надежный и изысканный способ самоубийства.
Видя, что демгард признал свое поражение, старый рыцарь уже развернулся было, чтобы уйти, но не успев сделать и пары шагов, услышал тихий шепот одного из солдат:
— Ну все, брат, пиши пропало. После того, что мы тут видели, он нас не то, что на крюк подвесит, он шкуру живьем сдерет и в масле сварит... Ох, угораздило же нас...
— И не говори, живыми точно не уйдем.
Кеселар остановился. Только что начавшая затухать ненависть снова разгорелась пуще прежнего— он знал, что опасения солдат не преувеличены, он чувствовал хищный взгляд Бериара, который сверлил его спину в ожидании его ухода,чтобы сразу же приступить к расправе над ни в чем не повинными людьми.
— Я забираю с собой этих солдат,— заявил Кеселар, резко обернувшись.— Вот плата за них. Здесь достаточно, можешь не пересчитывать.
Старый рыцарь швырнул свой кошелек к ногам Бериара. От сильного удара о каменный пол он расстегнулся и монетки звонко раскатились по всей комнате. Демгард ошалело смотрел на рассыпавшиеся деньги, не в силах ничего сказать. Воспользовавшись замешательством, Кеселар решил поскорее покинуть проклятый замок, пока Бериар не нашелся, что возразить.
— Ну же, вперед!— шепнул он солдатам, которые стояли в замешательстве, не зная чьи приказы теперь выполнять.
Кеселар буквально вытолкал их из кабинета.
— Надо убираться отсюда поскорее,— сказал он.— Быстро собирайтесь и ждите меня у ворот.
— Правда что ли?..— молодой веснушчатый солдат до сих пор не мог прийти в себя. Он осекся, когда старший товарищ ткнул его локтем в бок.
— Слушаюсь!— произнес второй и, побежал по коридорам, увлекая за собой своего товарища.
В дверях своих покоев Кеселар столкнулся с Лайхалом, который держал в руках деревянную чашу. Выхватив ее из рук мальчика, удивленного возбужденным состоянием своего хозяина, Кеселар залпом осушил чашу до дна.
— Горячее!..— крикнул паж, но было уже слишком поздно.
Чай с лечебными травами опалил рот и горло рыцаря, вышибив слезу.
— Господин, простите! Я же не...
— Ничего. Зато голова теперь болит намного меньше...
"...намного меньше, чем горло"— про себя закончил мысль Кеселар. Горячий чай остудил пыл алтургера, вернув прежнюю ясность мысли.
— Седлай коней, Лайхал, мы уезжаем,— бросил он, собирая свои вещи по комнате.
— Как? Сейчас, на ночь глядя?
— Да, сейчас, немедленно.
— А лошадь Сигвальда?
— И ее тоже. Мы совсем уезжаем.
— Да, господин,— сдержанно ответил паж, но как только он вышел за дверь, до Кеселара донесся его облегченный возглас "Ну наконец-то! Думал уж придется торчать тут до конца дней!" и быстро удаляющие шаги. Старый рыцарь улыбнулся.
Сложив свои немногочисленные пожитки в бессменную дорожную сумку и накинув плащ, Кеселар вспомнил о том единственном, о чем он не должен был забыть. Через минуту он уже стоял у двери покоев Яноры и настойчиво стучал в них.
— Янора! Янора, открой, ради всего святого! Нужно поговорить!
Дверь распахнулась и на пороге со свечой в руках появилась перепуганная беретрайка— ее рыжие волосы разметались по светлому ночному платью, в широко открытых глазах была смесь страха и удивления.
— Что случилось? Что с тобой? Почему ты одет как для похода?— Янора ничего не понимала.
— Я уезжаю сейчас же. Просто хотел сказать тебе, чтоб ты не волновалась.
— Куда?— внезапная мысль промелькнула в ее взгляде.— Он нашелся? Твой...
— Ни слова больше!— прервал ее Кеселар, подтвердив догадку.
— Я хочу поехать с тобой!
— И думать забудь!— теперь пугаться настала очередь Кеселара.— Ни в коем случае! Нет, нет, нет и еще раз нет! И вообще забудь, что я приходил сюда, забудь все, что ты знаешь об этой истории. Зря я тебя втянул во все это. Тебе не место в этой грязи.
— Но...
— Никаких "но",— жестко отрезал он.— Я напишу, как только смогу. Прощай.
Не дожидаясь ответа, он быстро пошел прочь, оставив растерянную Янору на пороге.
На улице уже совсем стемнело, прохладный порывистый ветер раздувал полы плаща Кеселара. "Черт, нехорошо получается— ночью, второпях, как вор ухожу. Да и гори оно огнем! Мне ли бояться молвы?" У ворот его уже ждал Лайхал с лошадьми, недоверчиво поглядывающий на двух солдат, о которых он еще ничего не знал. Те в свою очередь что-то рассказывали патрульным у ворот, которые слушали их, открыв рот и почесывая затылки.
При приближении Кеселара разговор смолк.
— Откройте ворота,— устало сказал он, предчувствуя, что сейчас ему предстоит долгий спор о том, можно ли открывать ворота ночью.
Но спора не последовало— патрульные безропотно подчинились ему, даже не спросив по обычаю, куда он едет и зачем берет демгардских солдат. Алтургер догадался, что они уже знают о том, что произошло в кабинете Бериара, и что наутро об этом будет знать весь гарнизон, а к полудню и вся прислуга. Они не проверяли истинность рассказа солдат— за многие годы службы у них выработалось такое доверие друг к другу, что они не могли себе представить, что кому-нибудь из них придет в голову подставить другого. Все это Кеселар понимал без слов. Ему достаточно было взглядов и торопливого прощания тех кто уходил с теми, кто оставался.
"Еще немного, и Бериара ждет кровавый бунт. Эти люди готовы пойти за кем угодно, кто пообещает избавить их от тирана",— подумал рыцарь, глядя в глаза патрульного, в которых была не злоба, не печаль, а беспросветное отчаяние.
Ночь выдалась ясной, и ущербная луна освещала дорогу, пробиваясь сквозь редкие кроны деревьев, ветер приносил с собой только далекое уханье филина да волчий вой. Кеселар ехал молча, погруженный в свои думы, Лайхал боролся со сном, солдаты тихо о чем-то перешептывались, идя у правого стремени рыцаря. Со временем их разговор превратился в спор, который затихал, когда алтургер оборачивался на них. Наконец старший, который вел под уздцы лошадь Сигвальда, неуверенно произнес:
— Ваша светлость...
— Что?— отозвался Кеселар, не останавливая дремлющую на ходу лошадь.
