1.Ах ты... дракон!-3 Общий файл

— А объяснить?

— Кого-то молитварями объявим, кого-то скорбными разумом. Как получится. Собрать бы их только... не всех же выбросило в столице!

— Причем собрать так, чтобы не подставиться самим, — напомнил неисправимый конспиратор Славка. Как же его, беднягу, драконы заинструктировали!

Он прав, конечно, но как собрать попаданцев, не показывая себя как попадан... о!

— Реклама!

Секунду напарник смотрел непонимающе, потом черные глаза хищно прищурились — дошло.

— Ты имеешь в виду...

— Ну да! Мы ведь сейчас будем рассылать товары по разным городам — через драконоверов и обычных купцов. И если на стенках ящиков или на продукции что-нибудь написать по-русски....

— Не что-нибудь, а точную информацию, куда ехать и к кому обращаться! А ты только русским продавал?

Я призадумался. На инглише кое-как объясняться могу, но к туристам подхожу редко. Не мой клиент. Зато были казахи, грузин, женщина-армянка...

— Нет, но они русский знали очень прилично. Разберутся! Только купцы незнакомый язык на продукции не одобрят...

— Замаскируем под стильный узорчик! — Славку тоже охватило вдохновение. — Торговая марка, рекламный знак, словом, захотят — купят!

И мы принялись составлять текст...

"Товарищ, если ты видишь эту надпись, знай: здесь есть твои земляки. Если тебе нужна помощь, доберись до города Тирсен — на въезде "бин" есть гостиница "Кабанчик". Хозяйка приютит любого, кто скажет ей: "Москва, Пушкин, Красная площадь". Каждую пятиху мы будем приходить туда. Держись. Ты не один, и вместе мы обязательно найдем способ выбраться из беды".

Город Тахко.

Оглушительный свист взвился в утреннее небо. Небо это безобразие терпеть не захотело и скинуло мерзкий звук обратно на непутевую землю. Звук не опечалился и вместо парения под солнцем принялся ввинчиваться в уши спящих людей.

— Подъем! Подъем! — заорал сторожник. И снова засвистел, выводя такие трели, что многие в очередной раз позавидовали временно оглохшему во время штурма сотоварищу.

К весне пленные вельхо так и не стали единым, спаянным общей целью отрядом. Они не были едины и до плена, а теперь и вовсе разбились на несколько разномастных групп, постоянно грызущихся между собой. Соперничество шло за все: за более теплые места (хотя топили одинаково), за теплые вещи, за очередность в уборке, за еду... За последнее — особенно.

Кто-то не хотел работать на "дикарей", но при этом желал получать "усиленное питание", кто-то мнил себя очень сильным и хотел просто отнять еду, а не заработать, кто-то просто ненавидел — плен и пленителей, тварей из Нойта-вельхо, пославших на убой, предателей из Руки, себя, друг друга... разное бывало. Но есть хотели все. Словом, покоя не было. Зароки запрещали противиться приказам высших, так что многие попали в сложную ситуацию: если высший приказывает тебе отдать паек, то или проси защиты у другого высшего и делись уже с ним, или сиди голодным. Был еще вариант нарушить правила дикарей и получить отсидку в одиночке. Но там долго не пробудешь...

Горь считал, что лично ему повезло: он попал под покровительство Старого Дифу. Тот, хоть и любил поесть, но много не брал, ему и так хватало. С восьми человек по четверти лепешки — две добавочные лепешки выходит, чем плохо? И мед дикари дают, и рыбу сушеную... Горь сглотнул голодную слюну и прикрыл глаза, пережидая головокружение.

Беда стряслась почти пятиху назад, когда Старого Дифу в лекарню забрали. Сначала лечить, потом сказали, что старику на стройке-расчистке работать уже нельзя, будет при лекарне помогать. Горь упустил момент, когда еще можно было перейти под руку другого высшего, понадеялся, что старик сдержит обещание и передаст покровительство еще кому-то, как обещал. А потом стало поздно. Группа Пита Колючего припомнила Горю прежние отказы...

Вчера и позавчера ему удалось перекусить только супом и кашей — его дикари раздавали в "столовой", за общим столом, и следили за тем, как пленные обедают. Лепешки с кружком желтого масла, сухарики с чем-то сладким, вечернее молоко — все отбирала шайка. Пробовал не отдать — Пит, насмехаясь, не приказ отдавал, а посмеиваясь, как бы советовал, можно и не послушаться — но вечером у него появились новые соседи. А ночью его просто побили. И приказали помалкивать.

Сегодня завтрак особенно не хотелось отдавать. В честь десси, выходного дня, давали не лепешки, а какую-то особую булочку, с вареньем внутри, он никогда раньше таких не пробовал... от одного запаха голова кружится. Проклятые Зароки... ненавижу... всегда ненавидел... почему всегда он должен слушаться?

Может не отдавать? Пит Колючий всегда спит до последнего, может, опоздает?

— О, наконец-то нормальная булка с вареньем. И каша на молоке! — послышался за спиной ненавистный голос. — Горь, давай сюда, ты же их не любишь! А мне как раз пригодится. А я тебе с обеда рыбу отдам... как всегда.

Что за глупость?

Оглянувшись, Горь понял три вещи. Первое: за их "беседой" наблюдает местная толстая поварша. Второе: Пит трусит из-за этого наблюдения и прикрывает требование отдать порцию обычным обменом. Пит боится дикарей, даже эту толстую бабу боится! И третье: Горь ненавидит Пита и его шайку. Ненавидит так... так...

— Убирайся вон! Вон! Понял?!

Что-то полыхнуло. Хлестнуло воздух, как удар прута по воде, и что-то завыло, громко и прерывисто, нечеловеческим, неживым голосом. Пол закачался под ногами, вокруг загромыхали голоса, кто-то ткнул в спину, ослепленный парень ткнулся лицом в стол в ту самую невозможно душистую булочку, затыкая уши, сжимаясь...

Когда стало очень тихо и пол твердо стал на свое место, чей-то удивленный голос протянул:

— Ух ты... А как у него это получилось?

Столица. Макс

Гостиницу, тихо загибавшуюся от отсутствия клиентов, мы попросту выкупили. Персонал сменили. Управляющую (не знаю, где Славка ее отыскал, но ручался, что человек надежный) проинструктировали. Бойкая толстушка не имела ни малейшего понятия, кто такие Пушкин и Москва (и что удивительно для женщины, не стремилась это узнать), но твердо уяснила: любого, кто скажет заветные слова, нужно приветить, как нелюбимого, но весьма богатого родственника с кучей тараканов в голове. А именно: на глупости не удивляться и не обижаться, кормить-поить как положено, одежду прикупить потребуется — покупать неброскую, но качественную. На расспросы отвечать, как договорено: ничего не знаю, мне платят за приют гостей, а остальное дело не мое. В четырех стенах не держать, но если гостю стукнет в голову блажь погулять по улицам, проследить, чтобы оная голова никуда не вляпалась.

— А буде совсем уйти пожелают?

Я проглотил первый попросившийся на язык вариант как не слишком приличный. Тем более, вряд ли понятный местному населению.

— А ты так и ответь: мол, у тебя не тюрьма. Хотят — пусть идут. Но у тебя и не МЧС. Спасать, в случае чего, не нанималась.

Хозяйка прищурилась, пошевелила губами, запоминая... и улыбнулась:

— Договорено!

Золото, а не женщина. Даже про МЧС не спросила. Но деньги пересчитала, комнаты для будущих гостей показала, меню примерное оговорила. Словом, плотно взялась за дело. Даже продумала занятия на случай, если гости заскучают. Несколько книг ждали любителей в комнатке с пышным, но незаслуженным названием "библиотека", жаждущих других развлечений ждала работа (все по-честному, за плату!), сплетница бабка Ликасья, способная, по словам хозяйки, убедительно соврать даже про личную жизнь кровавых тварей, в смысле драконов. А на всякий случай пара десяток плачена и местный квартал веселых прачек...

Я ушел в твердой убежденности, что в этом доме гостям скучно не будет. Даже самым геймернутым и сетезависимым.

А меня ждет дед!

И, если повезет — алтарь...

Столица. Биссе Навои.

Биссе Навои пребывал в прескверном настроении. Ульве, в неизъяснимом и непонятном чадам своим разумении решил, что остай Биссе Навои вновь должен остаться в лавке один! Он снова владелец своего имущества, правда, совершенно этому не рад. И даже изрядная сумма денег настроения не улучшает. И ведь никому не пожалуешься. Стоит сказать, что почтенного торговца печалит то, что пришлые юноши покинули его лавку, вернув ему право владения (сам-треть), не взяли за это платы, притом пообещав, что продолжат снабжать своими удивительными товарами, да еще он будет получать их первым, как раньше... Да после такого известия любой сочтет почтенного Биссе Навои за скорбного разумом! И, либо призовет ведающих ближайшим домом призрения таковых больных, либо сам попробует позаботиться о "больном".

Ни то, ни другое почтенного торговца не устраивало. Поэтому приходилось маскировать одно недовольство другим. И пояснять многочисленным любопытным, что бывшие владельцы лавки совершенно разорили бедного владельца лавки. Да, представьте! Сначала предложили взять его в компаньоны, затребовали за это непосильную сумму, а потом, представьте, просто взяли и исчезли! Вместе с деньгами!

Да-да, уму непостижимо, что их к этому побудило!

Нет, он совершенно не представляет, куда. Нет, товары остались... Да, и те самые тоже. Да, разумеется, он будет продавать... и НЕТ! Снижать цену он не будет! Наоборот!

..А молодые люди не обидятся. Они сами и посоветовали не говорить о них слишком хорошо. Якобы на всякий случай. Пытались что-то соврать, ах, будто старый Биссе совсем потерял чутье на ложь, данное милостью Ульве! Мальчики кого-то опасались, и Биссе Навои догадывается, кого!

Хлопнула дверь, зазвенел колокольчик. Незнакомый молодой человек как-то по-хозяйски огляделся, поздоровался и попросил позвать помощника. Следом проскользнул второй, смутно знакомый, с нехорошей улыбочкой и повадками куриного вора. Биссе Навои умел видеть покупателя. То, что вошедшие покупать ничего не собираются, было видно так же ясно, как и то, что сегодня задельник, начало пятихи, и что настроение от посещения лавки этим человеком не улучшится.

Поэтому он не стал тратить слова и дважды стукнул кулаком в стену. На условленный сигнал явился помощник. Один из.

Посетитель икнул. Биссе Навои от неожиданности тоже. Вильне Моин, самый крупный из "подкидышей" выглядел замечательно. Рубаха, с распущенными где можно и нельзя шнурками, была продрана на плече, как будто ее владелец только что выбрался из смертного поединка. О том, что поединок был не на жизнь, а на смерть, свидетельствовали и всклокоченные волосы "помощника", и алые пятна на шее и на животе, над фартучком, и, самое главное, топор в руках.

Биссе Навои не нашелся, что сказать на такое эффектное явление. Они договаривались, что на двойной стук выйдет самый крепкий "подкидыш". Но что он выйдет так? Хозяин шевельнул губами, собираясь спросить, что все это значит, но "помощник" успел первым. Он переступил с ноги на ногу, шагнул вперед — посетители шарахнулись — и грубовато вопросил:

— Ну че?!

Биссе Навои снова потерял дар речи от столь оригинальной помощи. Дар, видимо, не пожелал остаться бесприютным — он пометался по лавке и нашел нового хозяина — в лице куриного воришки.

— А где Макс?

Ах, так это знакомые Макса? Хозяин лавки наклонил было голову, собираясь сказать о том, что юноша уехал, но его своеобычный помощник снова вступил в разговор — и снова его участие в беседе было неповторимо и памятно:

— Э-э... — Вильне Моин почесал окровавленной рукой затылок и очень выразительно скосил глаза на топор, — а он че, вам нужен был? Дык это... припоздали вы.

Топор качнулся. С него капнуло. Темно-красная, яркая, тяжелая капля сорвалась с блестящего лезвия и расплескалась по полу многозначительными брызгами. Все четверо уставились на получившееся алое пятно так старательно, словно там заключался секрет вечной жизни.

Тишина в лавке воцарилась такая, что стало слышно, как жужжит на окне первая проснувшаяся муха. Пятно невозмутимо краснело. Гости медленно зеленели.

Дар речи, видимо, оценил воришку как неперспективного владельца и вернулся к прежнему хозяину даже без испытательного срока. Почтенный лавочник ощутил, как его губы без всякого участия разума размыкаются и изрекают что-то вроде:

— Макс уехал.

Он тут же понял, что ему не поверили — слишком фальшивой улыбкой сверкнул ему старший из гостей:

— Мы поняли! Какая жалость, что мы его не застали...

— Может, зайдете в комнаты? — сам не зная зачем предложил хозяин. И понял, что снова ошибся. Формально все было правильно, эта фраза была традиционной формулой гостеприимства (не слишком искреннего, из чистой вежливости). Молодые люди могли принять приглашение и пройти в дом, превращаясь из просто покупателей в гостей, а могли отказаться и уйти, и это не было бы оскорблением.

Но в данной ситуации предложение прозвучало как-то странно.

Гости попятились, стараясь делать это незаметно, но решительно.

— Дык может, того... вы его догоните? — снова подал голос "помощник" с топором.

Это высказывание понравилось непрошеным гостям еще меньше. Они оказались у двери с такой скоростью, словно овладели способностью к перемещению, которая встречается лишь у сильных магов. И несколько мигов ожесточенно терзали дверь, видимо, забыв, в какую сторону она открывается, и мешая друг другу. Дверь оказалась стойкой и открываться не должным образом не собиралась.

— Хозяин, они убегают! Ловить?

Вопрос "помощника" самообладание гостей добил. Некрасиво привизгнув, странные знакомые Макса устремились в дверь разом, и та чудесным образом отворилась, выпуская страждущих выхода. Чудо объяснялось просто — дверь открыл новый посетитель. Неправильные гости не выказали никакой благодарности Ульве за нежданное исполнение их, несомненно, горячего желания, если не считать благодарностью странные выкрики на непонятном наречии, из которых удалось разобрать только "Рвем когти!". Неожиданному помощнику благодарности досталось еще меньше — его просто сшибли с ног и, кажется, на одну ногу наступили. Или на руку? Биссе Навои не успел заметить, и, кажется, такой возможности ему уже и не представится.

Неправильные посетители стремительными скачками достигли поворота на улицу Первоцветов и исчезли за углом.

Совершенно растерянный и изрядно расстроенный хозяин лавки мысленно послал мудрому богу Ульве благодарность за предупреждение: говорило же предчувствие, что от беглых гостей будет больше неприятностей, чем пользы (и сбылось ведь!).

Чей-то голос нарушил его благочестивые размышления.

— ... когти?

Ошеломленный хозяин осознал, что его неприятности еще не закончены: на пороге его лавки лежит сбитый с ног покупатель, а он не помогает ему подняться! И это на глазах заинтересовавшихся соседей. Пристыженный, он склонился над несчастным, помогая ему подняться, и даже кликнул помощника, однако посетитель заходить в лавку не торопился:

— Про какие когти он говорил? — нервно осведомился бывший упавший.

— Когти?

— Да! Кто их рвет? Зачем? И... кому?

— Никаких когтей, почтенный! Эти гости, они... Прошу вас, пройдемте в лавку, поговорим, мой помощник нальет вам вкусного взвара, дабы загладить это несчастье...