01. Дзюсан. Академия-фантом

— Сдаюсь, — он незаметно вытер ладони о брюки. — Идти подземным ходом — не лучшая идея, — и, опережая воспрянувшего духом японца, продолжил. — Проведешь нас лесом. Вместе как-нибудь отыщем дорогу.

В ясную погоду темнело на острове довольно поздно, однако, миновав парк и японский сад, Генри засомневался в верности принятого им же решения. Когда забор вырос перед ним из сумрака, он на долю секунды испугался, но сумел довольно быстро взять себя в руки.

— Здесь есть дыра, — Сората ничего не заметил, нагнувшись и отогнув край профлиста, обернулся к британцу. — Я первый, наверное?

Генри кивнул, и Кимура быстро юркнул в лаз, мужчина последовал за ним без промедления, будто опасался, что дыра затянется за его спиной. Совсем глупое, детское чувство.

Лес, в который они оба попали сразу же, был темным, страшным и скрипучим. Генри он показался дремучей чащей из сказок братьев Гримм. Плохо различимые во мраке острые ветки цеплялись за одежду, кололи кожу, оставляя на ней занозы и не слишком глубокие, но очень досадные царапины, а ноги то и дело скользили на палой гниющей листве и путались в траве, оплетающей кроссовки. Британец быстро понял, что фонарик мало чем может ему помочь, но упорно подсвечивал узкую, едва заметную тропинку между деревьев, но все же не заметил, как она, вильнув напоследок, растворилась в диком буйстве природы. Генри остановился, огляделся, луч его фонаря запрыгал по покрытым мхом и плесенью стволам, выхватывая из темноты то сморщенную кору, то раскоряченные ветви. Этот лес был болен и очень стар, Макалистеру чудилось, что он пытается избавиться от чужаков, остановить их, направить на неверный путь.

— Мне кажется, Генри, это неудачная затея, — Сората шел следом, шурша палой подгнивающей листвой, и вертел головой, пытался восстановить в памяти маршрут. Но, вероятно, тщетно. — Мы с Руми шли туда, — он махнул рукой вправо. — Но в темноте все направления похожи. Прости, я едва ли смогу помочь. Ты сам помнишь, как мы тогда возвращались?

— Смутно, — Макалистер поводил фонариком по сторонам, но это нисколько не рассеяло сгущающийся мрак. Напротив, тот будто стал только гуще и неприятней. — Ладно, давай вернемся. Попробуем снова в другой день.

Генри развернулся и пошел туда, откуда, по его мнению, они только что пришли. Сората, прихрамывая, догнал его и подцепил под локоть. Пришлось изрядно замедлиться, чтобы подстроиться под шаг японца, по буеракам натрудившего больную ногу.

Лес становился гуще, непроходимее, злее. Генри с трудом продирался сквозь колючий кустарник диких ягод и почти тащил на себе притихшего Кимуру. Ночные звуки и запахи дурманили рассудок. Чтобы хоть как-то развеять чары ночного леса, он решился затронуть сложную, но очень важную для себя тему:

— Почему ты делаешь это? — Сората вскинул голову, прислушиваясь, и Генри ровно повторил. — Почему ты делаешь все это? Помогаешь мне, слушаешь. А ведь мог бы просто послать мои дела к черту, особенно после того... после того, что я тебе рассказал.

Он так и не смог подобрать нужных слов, но Кимура понял, о каком рассказе тот говорил. Ободряюще сжал пальцы на сгибе его руки:

— Что в твоем откровении такого, что могло бы заставить избегать тебя?

— Да все, — хмуро бросил Генри, глядя прямо перед собой, хотя уже почти ничего не видел. — Ты, наверное, еще не понимаешь, не осознаешь до конца, насколько это все страшно. Со мной что-то не так и это не лечится. Разве нормальные люди не должны сторониться... — он запнулся и выдавил через силу, — уродов?

— Генри! Кто вбил тебе в голову эту чушь?! — Сората был искренне возмущен или именно такую реакцию искренне считал верной. Он чуть притормозил, удерживая Генри за локоть. Макалистер остановился и опустил луч фонарика вниз. Стало почти абсолютно темно.

— Скоро и ты начнешь считать так же. Рано или поздно это происходит со всеми.

Сората раздраженно ущипнул его за руку:

— Не стану. Что за дурная привычка грести всех под одну гребенку?

Генри дернулся, хотя боль была вполне терпимой, скорее, отрезвляющей. Он накрыл пальцы Сораты ладонью, при этом едва не выронив фонарик:

— Спасибо, — и почти сразу, одумавшись, отдернул руку. — Но я не могу не чувствовать вину за то, что ты теперь причастен ко всему этому. Но рад, что ты еще на моей стороне.

Кимура промолчал, и эта не напускная деликатность была как никогда к месту. Генри понимал, что позволил себе лишнего, Сората, скорее всего, тоже не привык выказывать мысли и чувства столь открыто.

— Идем дальше, — он потянул Генри вперед. — Мне не нужна благодарность. Просто пойми, что человек — это тот, кто не оставит друга в беде, а я все же хочу оставаться человеком.

Некоторое время беседа не клеилась. Хлесткие ветки быстро отбивали желание отвлекаться, а земля, вздыбленная и неровная, как окаменевшая змея, существенно замедляла движение. Скоро Генри совсем отчаялся, но вдруг фонарик мигнул, упираясь лучом желтоватого электрического света в высокие деревянные ворота с двумя перекладинами наверху. Когда-то они были окрашены ярко-красной краской, но время и дожди стерли с них ее следы. Где-то здесь, захваченный в плен разъяренной растительностью, притаился японский храм, вход в который был отмечен древней торией. Сейчас же только каменная крошка разбитой дорожки напоминала о нем.

— Я не помню этого, — Сората с сомнением покачал головой и тут же, отцепившись от Макалистера, замахал руками, отгоняя вконец обнаглевших комаров. — Фу, мерзость!

Звонко жужжащие насекомые нападали на Кимуру, путаясь в челке и выпавших из косы прядях. Макалистер рассеянно отмахнулся от метнувшейся к нему кровососущей тучи:

— Ну это же не пауки, чего тебе бояться. Меня больше волнует, куда нам идти дальше? Я вижу это место впервые в жизни.

Оба мужчины одновременно прислушались в надежде уловить эхо жизни в звенящей тишине леса. Разумеется, им не удалось.

— Туда? — Кимура неуверенно ткнул пальцем наугад. В душе нарастало волнение, пока еще не страх, но уже его предвестник. Генри было отлично знакомо это ощущение — холодок в желудке, волна мурашек, прокатившаяся по телу от макушки до пяток. Такое бывает, когда чувствуешь за спиной чье-то присутствие, которое совершенно точно не назовешь живой душой...

— Я бы сейчас не отказался, чтобы легенды про Акихико оказались правдой, — смущенно поделился Сората, снова цепляясь за локоть британца. — Студенты шутят, что он всегда в курсе всего, что происходит в Академии. Тогда он бы смог нас найти.

Тема таинственного замдиректора показалась Генри интересной, тем более им ничего не оставалось, кроме как неторопливо брести и разговаривать, полагаясь на случай.

— Академию основали десять лет назад? Двенадцать? Когда Акихико стал тут всем заправлять?

Сората пожал плечами:

— С самого основания, насколько я знаю. Пошел тринадцатый год. Забавно, да? Тринадцать лет Академии с названием 'Тринадцать'.

— Да, — протянул Генри задумчиво и увернулся от метящей в глаза ветки. Фонарь давно перестал приносить ощутимую пользу. — Сколько же Акихико лет? Он выглядит максимум на двадцать пять, если не меньше. У вас, японцев, это в порядке вещей, выглядеть моложе, чем вы есть на самом деле?

— Припомни еще, пожалуйста, шутку про узкоглазых, — огрызнулся Сората и споткнулся, громко ойкнув. — Я думаю, ему уже за тридцать, может, больше.

Генри не к месту развеселился, поддерживая ругающегося сквозь зубы товарища:

— Может, он вампир, а? Ночами пьет кровь девственниц и устраивает дьявольские оргии?

Сората резко выпрямился и с удивлением воскликнул:

— Генри! Ты веришь в вампиров? Ушам своим не верю. К тому же я не сплю ночами, я бы слышал крики.

— Значит, и ты вампир, — сделал Генри 'логичный' вывод. Не то чтобы предмет обсуждения подходил для прогулок по ночному лесу, но от угнездившейся где-то в желудке тревоги стыли кончики пальцев, и хотелось слышать хоть чей-нибудь голос, пусть даже и свой. — Вернемся в 'Дзюсан', немедленно проверю свою шею.

Сората издал нервный смешок. Идти он стал медленнее и ощутимо тяжелей, подволакивая ногу. Свой фонарик он давно потушил, обеими руками держась за британца. Местность не менялась, напротив, бесконечная череда мрачных деревьев перед глазами будто превратилась в черно-белую пленку, где каждый новый кадр был копией предыдущего.

— Думал, сразу вобьешь мне осиновый кол в сердце. Так, кажется, делают с европейскими вампирами?

— Нужны доказательства — шутливо парировал Генри. — Осторожно, тут яма. Свидетельства очевидцев, тела жертв, в конце концов. Куда вы с Дайске их прячете?

Кимура аккуратно обогнул препятствие, и Генри услышал, как хрипло и часто тот дышит. Устал.

— В подвалах, полагаю. Под Академией наверняка есть подвалы, — он с благодарностью кивнул в ответ на заботливо подсвеченную корягу под ногами. — Но если ты боишься, могу сделать тебе бусы из чеснока или класть побольше соли в твой ужин.

Макалистер что-то ответил, но даже не запомнил, что именно, потому что луч фонаря внезапно выхватил из темноты знакомые облупившиеся подгнивающие опоры. Причудливая кривая вновь вывела их к недавно оставленной за спиной тории.

— Что за чертовщина? — британец прикоснулся к шершавому влажному дереву. — Мы сделали круг? Но как? Почему я не заметил?

Кимура тяжело вздохнул, отходя в сторону. Какое-то время они по отдельности обошли прилегающую местность и одновременно вернулись к тории, словно она тянула их магнитом.

— Тория обозначает вход в храм, если объяснять совсем просто, — задумчиво проговорил Сората. — Видишь? Кажется, тут когда-то была дорожка. Если пойдем по ней, скорее всего, поднимемся на что-то вроде холма, а с возвышенности проще будет найти дорогу в Академию.

Он еще не перестал рассуждать здраво, в то время как мысли Генри пребывали в полном беспорядке. К тому же заметно похолодало, и руки покрылись гусиной кожей, а лоб, напротив, взмок от напряжения, и к нему противно липли короткие волоски.

— Да, ты прав, — он сделал первый шаг по осколкам камня. — Давай проверим.

Кимура действительно оказался прав, и дикая тропа привела их, петляя и выворачиваясь, на ровную площадку, будто специально когда-то расчищенную от леса. Сейчас, разумеется, все поросло низким кустарников и сорной травой, но зато основной массив деревьев остался чуть ниже, и мужчины могли обозревать пространство вокруг почти совершенно свободно. Если не считать того факта, что пространство это терялось во мраке, превращая верхушки деревьев в слабо колышущийся черный океан.

Сората нашел поваленный ствол и сел на него, с облегчением вытянув ногу. Помассировал колено, поморщился. Вокруг него сразу собралось облако жужжащих кровопийц, точно чувствующих любителя поесть сладкого — подробность, которую Генри выдала Руми, впрочем, он и сам неоднократно замечал друга в компании очередного десерта. Макалистер прошелся, вглядываясь в темноту. Где-то на границе рельеф менялся, лес становился реже, пока не превратился в полоску зеркально спокойного моря. Чуть дальше вода золотилась под мощным лучом маяка — там была пристань.

— Эй, Сора, — Генри повеселел. — Будем идти на свет. Запомни направление.

Кимура рассеянно кивнул и потянулся.

— Идем?

— Да... — Макалистер замер. По темной морской глади медленно плыл огонек, старательно избегающий встречи с лучом прожектора. Огонек огибал остров и направлялся в сторону, противоположную пристани. — Гляди, это не корабль?

Кимура встал рядом и спустя минуту выдал:

— Невозможно, судоходные пути проходят чуть южнее. Может, баржа, которая доставляет на Синтар продукты?

Баржа, если это была она, погасила огни и растворилась во мраке.

Генри охватило возбуждение, предчувствие тайны, которую необходимо срочно разгадать. Баржи, скрывающие свое передвижение, не плавают безлунными ночами просто так, без цели. И где-то же она должна была пришвартоваться.

— Давай проследим за ней? — он указал рукой туда, где погас огонек. — Это может оказаться простой контрабандой или браконьерством, а может, это как-то связано с пропажами людей на острове. Или, если хочешь, возвращайся в 'Дзюсан', а я пойду один.

Сората поначалу не ответил, продолжая вглядываться в пустоту. А потом вдруг схватил Генри за локоть:

— Плохая идея. Не могу объяснить, но такое чувство... Так было на маяке, мне казалось, что Дайске знает о нас, наблюдает прямо сейчас. Давай вернемся в Академию вместе, Генри? Пожалуйста, поверь мне. Нам лучше вернуться.

— При чем здесь Дайске? — Макалистер не мог понять сбивчивой речи Сораты. — Ты снова чувствуешь его присутствие?

— Да! — горячо выдохнул японец. — Надо срочно возвращаться. Будет плохо, если он нас раскроет.

В слова Кимуры верилось с трудом, но в то утро на маяке он действительно что-то почувствовал, и Генри тоже. Дайске то был или нет, ощущения не назовешь приятными.

Британец бросил последний взгляд на кромку моря и недовольно поджал губы:

— Ладно, пошли назад.

Обратно возвращались в молчании, устраивавшем обоих, по крайней мере, со своей стороны Генри видел в этом передышку, возможность обдумать ситуацию. Сората был так напорист, что это казалось пугающим, совершенно на него не похожим. Генри подчинился, но в душе зародилось сомнение — правильно ли он поступил? В какой-то момент личность Сораты настолько затмила ему глаза, что за ней уже почти не угадывались реальные факты. А факты же были таковы, что под подозрением должны быть все, абсолютно все. Даже если они — это колкий японец со смеющимся, чуть смущенным взглядом.

Ночь успела укрыть окружающий здание парк темным бархатом с редкой россыпью жемчужно-ярких звезд. В траве звонко стрекотали кузнечики, мягко и убаюкивающе шелестела листва под слабым напором прохладного вечернего ветра. Природа готовилась ко сну, и тем нелепей и страшнее прозвучал истеричный вопль, такой громкий, что непонятно даже, кто кричал — мужчина или женщина.

— Где она?! Где она?! Куда вы ее дели?! Пустите, сволочи!

Макалистер обогнал Кимуру и первым вышел из тени деревьев на освещенную прожекторами площадку перед парадным входом.

— Где она?! — продолжал надрываться лохматый неотесанный тип, с трудом опознанный британцем как чудаковатый садовник Йохансон. Сейчас он вовсе не казался безобидным дурачком 'не от мира сего', и двум взрослым мужчинам, среди которых оказался и учитель химии, с трудом удавалось сдерживать его.

— Где моя фея, я вас спрашиваю?! — орал садовник, разбрызгивая слюну и дергая несуразно длинными конечностями. Выглядел он страшно, как и все сумасшедшие. Хенрик сильнее заломил ему руку, но тот словно и не почувствовал боли, продолжая кричать и срываться на жалобный вой.

Генри попятился, однако треск переломившейся под его ботинками веточки прозвучал громко, как выстрел.

— Где?.. — Йохансон вдруг замер, подобравшись, будто дикий зверь, заводил нечесаной головой, и его безумно вращающиеся глаза остановились на британце. — Мразь! Шотландский выродок! Что ты с ним сделал?