— Спасибо, что выкупили нас, а то бы он...
— Да не за что. Не люблю бессмысленную жестокость.
Солдат умолк, не решившись продолжить разговор. Веснушчатый снова начал что-то нашептывать товарищу, тот, очевидно с ним не соглашался.
— Мы имеем вам кое-что сказать!— наконец выдал он и, удостоверившись, что Кеселар слушает, продолжил.— Это на счет вашего... Сигвальда.
Старый рыцарь остановился и, развернувшись к солдатам, просил продолжать.
— Ну... в общем... тогда, после турнира...— солдат мялся, не зная как бы лучше выразить то, что он хотел сказать.— В общем, после обеда демгард приказал выпороть его на конюшнях за то, что он победил в турнире. Я сам не видел, мне один из наших рассказал. Истинно вам говорю, они не хотели его бить, но хозяин смотрел. Он как только ушел, они его, Сигвальда то есть, сразу отпустили, истинно вам говорю. Так что правду он на пиру сказал, истинную правду...
Едва успокоившийся Кеселар снова пришел в ярость, головная боль, от которой он уже отвлекся, снова вернулась и сдавила голову. Теперь ему все стало ясно— и почему Сигвальд весь следующий день провел в постели, сославшись на сотрясение, почему избегал прикосновения к спине, почему ходил злой до самого пира. Все стало на свои места.
— Вот подонок,— Кеселар рванул меч, и тут же спрятал его обратно.— Где ж ты, парень, раньше был? Теперь возвращаться придется. Ну да ничего, я ему устрою такую дуэль, что и не вспомнит потом— вспоминать нечем будет!..
Развернув лошадь, он хотел было скакать обратно в замок, чтобы требовать удовлетворения, но лошадь не тронулась с места, ибо на поводьях повисли оба солдата.
— Что это еще такое?— грозно вопрошал Кеселар.
— Ваша светлость, ради всего святого, не надо! Не возвращайтесь в замок!
— Да почему же?
— Если демгард узнает, что про порку всему гарнизону известно, то страшно представить, что он там устроит. Нам-то теперь ничего, только получается, что мы друзей предали. Нам-то по секрету сказали...
Кеселар глубоко вздохнул, ибо солдаты были правы. Дуэль с Бериаром ничего бы не решила, и легче от нее никому бы не стало. Законная дуэль требует нескольких дней подготовки, в течении которых демгард точно нашел бы крайних и наказал непричастных. Кеселар чувствовал на себе груз ответственности: за Сигвальда, которого надо найти и остановить, пока он не наломал еще больше дров, за сироту Лайхала, который при случае может остаться без хозяина и которому больше некуда было идти, за двух солдат, которых он только что буквально вынул из петли, за других, кого он своим неосторожным словом мог в нее же засунуть.
— Хорошо,— сказал Кеселар.— Не побоялись остановить меня и уберегли товарищей. Ценю.
Процессия двинулась дальше по направлению к Рагет Куверу в полном молчании.
—
ГЛАВА 11
КАМЕНЬ НА ШЕЕ
Анвил сидел в дальнем углу камеры, обхватив руками колени и уставившись в пол, туда, где только что пробежала здоровая лохматая крыса, волоча за собой толстый длинный хвост. "Мясо,— думал он.— Целый фунт жирного мяса просто бегает под ногами, а я тут подыхаю с голоду".
Тюремная диета совершенно не шла на пользу сыщику— за те шесть дней, что он здесь провел, Анвил заметно исхудал. Щеки впали, глаза лихорадочно блестели, а под глазами появились черно-синие круги. Он страдал от ужасающей слабости во всем теле, из-за которой порой с трудом поднимался на ноги. Можно, конечно, было заказать более питательные обеды, но Анвил боялся, что его несчастные два рамера и тридцать шесть хетегов закончатся прежде, чем Кеселар его отсюда вытащит, тем более какая-то их часть пошла на уплату судовых издержек, хотя судебное разбирательство не выяснило ничего нового и не принесло никакой пользы.
Если же не считать режима питания, то в остальном пребывание сыщика в тюрьме было вполне сносным. Парень по имени Вилет, получивший куртку Анвила, оказался лидером одной из боевых групп Хенетверда— широко известной и радикально настроенной организации. Хенетвердец, который постоянно сохранял положение лидера, почему-то был благосклонен к Анвилу и одним только молчаливым взглядом пресекал все попытки других заключенных превратить жизнь сыщика в ад.
Когда входные двери тюрьмы с протяжным скрипом отворились, Анвил не поднял головы, чтобы посмотреть, кто вошел— яркий солнечный свет с улицы резал глаза, привыкшие к полумраку. Он все еще с замиранием сердца ждал Кеселара, но с каждым днем образ благородного рыцаря таял в дымке небытия.
— Убери от меня свои руки! Вы не знаете, с кем связались! Лучше вам меня отпустить по добру, по здорову, а не то... Вы хоть знаете, какие у меня связи?!
Когда дверь снова захлопнулась, Анвил попытался рассмотреть вошедших, но увидел только мелькающие доспехи солдат и пленника, который очень громко протестовал и пытался вырваться из рук стражей порядка.
— Да какие связи могут быть у такой босоты, как ты?— пробурчал один из солдат, сопровождая вопрос крепким ударом по почкам, от которого пленник рухнул на колени, хватая ртом воздух.
Двое других стражников держали его, заломав ему руки за спину, пока первый солдат продолжал избиение, приговаривая что-то о связях. Только когда парень перестал дергаться и голова его беспомощно свесилась на грудь, его втолкнули в камеру. Как и Анвил несколькими днями раньше, новый заключенный споткнулся о металлический прут и тоже растянулся на полу.
Поднявшись и держась рукой за ушибленное место, он первым делом со злостью ударил кулаком в стену, хотел было пнуть злосчастный порожек, но вовремя вспомнил, что не обут, потому ограничился потоком проклятий на головы стражи и уселся на голый пол, оперевшись спиной о прутья решетки.
Анвил украдкой поглядывал на вновьприбывшего— на вид тому было лет пятнадцать, не больше. Латанные-перелатанные штаны давно потеряли и цвет и фасон, такого же вида рубаха потеряла еще и пол рукава и воротник. Босые ноги выглядели так, будто не знали обуви по меньшей мере лет десять; грязные волосы длинными космами падали на лоб и глаза.
— Ну и представление ты устроил! Вот прямо от души тебе спасибо,— со смехом произнес Вилет, развалившись на большой охапке соломы.— Артист, что ли?
— Артист. Мастер всех ремесел,— огрызнулся беспризорник.
— И как же такой Мастер попался?— заинтересованно спросил хенетвердец.
— По-дурному,— буркнул Мастер, не желая делиться подробностями.
— Ну, по-другому и не бывает. На моей памяти по-умному еще никто не попадался. Звать-то тебя как?
— Никак.
— Никак? Стало быть Фос30?
— Стало быть. Мне все равно. Хоть горшком назови, только в печку не ставь.
Сыщик с интересом наблюдал за диалогом. За время, проведенное в обществе Вилета, он уяснил, что хенетвердец не любит самоуверенных хамов, но этот беспризорник чем-то его заинтересовал.
— И много при тебе денег нашли? Долго протянешь?
— Много. На морское путешествие хватит.
Вилет рассмеялся— ему нравился парень, который называет каторгу на галерах морским путешествием за день до того, как туда отправиться.
— Ты нам подойдешь, Фос,— заключил хенетвердец, приподнимаясь на локте.— Вступай в наши ряды!
— И что мне за это будет?— беспризорник откинул спутанные волосы со лба.
— Свобода. Не сегодня, так завтра нас вытащат.
— Свобода?— с недоверием переспросил Фос.— Ежели так, то можно и вступить. И что это за "ваши ряды"?
— Хенетверд. Слышал?
— А-а-а,— протянул он.— Пустынников резать, что ли?
Вилет ухмыльнулся.
— Понимаешь ли, Фос, Хенетверд— это не просто резня. Мы избавляем Итантард от грязи, которая лезет к нам из пустыни. Они уже не люди, они живут на проклятых землях, где люди, как известно, жить не могут. Пробираясь в наши города, они сеют смуту. Они рассказывают народу небылицы о каких-то чудовищах,с которыми, якобы, справиться могут только они! А сейчас, знаешь, что они затеяли? Они хотят организовать свое государство, чтобы подчинить себе Итантард, чтобы надругаться над нашей верой, чтобы заморочить людям головы! А мы должны этого не допустить. Мы уничтожаем их одного за другим и будем продолжать, пока их не останется вовсе. Теперь ты понял, что такое Хенетверд?
— Ну, все как я сказал.
— Умный мальчик,— снова засмеялся Вилет.— Эй, Анвил! А ты с нами не хочешь?
Сыщик с опаской покачал головой.
— Ну, не хочешь— как хочешь, мое дело предложить.
Анвил облегченно выдохнул. "Снова не бьют. Странно. Видимо, он считает меня не слишком перспективным бойцом. А оно так и есть. Хорошо, что он не знает про кошмары, которые мне снятся, а то разговор был бы другим. И вообще, не хочу я в Хенетверд! Хотя и на галеры тоже не хочу. Но Кеселар же заберет меня? Заберет ведь? Черт, уже неделя прошла. Черт. Интересно, а я на каторге долго протяну?"
С такими невеселыми мыслями Анвил снова уперся лбом в колени. Тем временем Фос уже пересел ближе к Вилету, чтобы более явно выразить свою причастность к общему делу, о котором он, впрочем, знал только понаслышке.
— Так когда нас выпустят?— донимал он вопросами Вилета.
— Скоро, Фос, скоро.
— Завтра на рассвете меня отправят на каторгу, ты в курсе? Так что было бы неплохо выбраться отсюда сегодня.
— Не отправят. Если что, я договорюсь, чтоб тебя тут попридержали маленько.
— Ну смотри,— недоверчиво протянул беспризорник, взглянув исподлобья на хенетвердца.
— Ишь, как зыркает,— прохрипел один из соратников Вилета.
— Зыркает-то грозно, а внутри кто— волк или пес подзаборный?— подключился второй.
— А это мы узнаем сразу, как выйдем, той же ночью,— сказал Вилет. Понизив голос, он продолжал.— Сейчас у нас много работы— на праздник в город всякая нечисть слетается как мухи на мед. Фос, ясно?
— Ясно, как на небе.
— У тебя оружие-то есть? Хоть заточка, хоть железка какая?
Фос демонстративно вывернул драные карманы.
— Ну ничего, так даже лучше— добудешь себе алруановый кинжал. Это и будет твое посвящение, а черную ленту на рукоять я уж тебе подарю, так и быть.
"Ого,— думал Анвил.— Вот это я называю из грязи на трон. Алруановый клинок! Подумать только, настоящий пустынный алруановый клинок такому сопляку! Да я за него в свое время готов был душу продать! Самый простой кинжал будет стоить арумов пять, не меньше. Хм, столько же, сколько и я сейчас. Эх, был бы у меня такой кинжал— не пришлось бы тут торчать. Да что ж мне так не везет?!"
Последующие несколько часов Вилет втолковывал новоиспеченному хенетвердцу идеи и правила организации, Фос в ответ кивал и соглашался. Анвил с горькой усмешкой слушал с первого взгляда убедительные доводы хенетвердцев в пользу того, что чудовищ не бывает, что все это сказки, выдумки, миражи и ересь. Некоторые из них были настолько логичны и продуманы, что сам сыщик мог бы поверить в них, не будь у него на плече метки Поедательницы.
Дверь снова отворилась, и в подвал вошел сам начальник тюрьмы, который в последние дни проводил на своем месте подозрительно мало времени.
— Эй, Вилет!— он постучал дубинкой по ржавым прутьям, которые отозвались немелодичным звоном.
— Ну?— хенетвердец не посчитал нужным даже повернуть голову в сторону солдата.
— Скажи, как тебе удается находить таких друзей, которые всякий раз вытягивают тебя из тюряги?
— Я правильно смотрю на мир и делаю правое дело,— сказал Вилет, поднимаясь и подходя к решетке.
— Знаю я твое дело,— буркнул начальник, скрежетнув замком.— Забирай свои манатки и вали отсюда.
— Легче, папаша, не в последний раз видимся!
Подхватив брошенные в него вещи, Вилет привычно перешагнул порожек.
— Дружков своих не забудь,— недовольно сказал солдат, пересчитывая цепочкой выходящих хенетвердцев.— Четыре, пять... А ты куда, свинья недорезанная?
Начальник грубо оттолкнул от решетчатой двери беспризорника, который подался на выход вместе со всеми. Фос бросил недоумевающий взгляд на своего нового друга.
— Эй, что такое? Этот тоже со мной!— Вилет подозвал к себе парнишку.
— Вилет, я, конечно, понимаю, что у тебя влиятельные покровители, но ты нюх-то не теряй! Этого голодранца сегодня утром взяли за попытку сожрать почтового голубя!
— Голубя? Ну ты, артист, даешь,— ухмыльнулся он.
— Я бы посмотрел, что ты начал бы выдавать, три дня не жравши.
— И сколько за этого гурмана выкуп?
— Тридцать хетегов.
— Да, друг мой Фос, не шибко много твоя голова стоит.
Порывшись в своих вещах, Вилет извлек сверкающую серебряную монету и бросил ее стражнику.
— Сдачи не надо,— пренебрежительно сказал он.— Хотя нет, я передумал, остальные семьдесят в пользу этого... как его... Анвила.
— Хорошо,— пожал плечами начальник тюрьмы.
— Что "хорошо"? Запиши, а то знаю я вас, какие вы до чужого добра жадные.
Проследив, чтобы начальник сделал соответствующую запись в журнале, Вилет улыбнулся удивленному Анвилу, блеснув сколотым клыком, и, одернув на себе куртку сыщика, которая была ему коротковата и сильно жала в плечах, вышел на улицу вслед за своими соратниками.
Когда тяжелая дверь захлопнулась, снаружи донесся троекратный боевой клич хенетвердцев "Аст се верд!"31. Стражник прикрыл лицо ладонью и пробурчал что-то вроде: "Совсем страх потеряли! Хоть бы отошли подальше. И этого паршивца три лишних дня тут держать. Надоел он мне, спасу нет..."
Анвил пропустил мимо ушей привычное брюзжание стражника, и снова погрузился в свои невеселые думы.
"Вот тебе и правосудие. Я ничего не сделал, к тому же это было три года назад, а меня на галеры. А Вилет вот, боюсь представить, сколько народу перерезал— и ему ничего, он еще и беспризорников вербует. Зато мне еще дня три подарил, за это ему спасибо. Черт, как же живот сводит, жрать хочу— помираю. А вот куртку не отдал. Паразит. На что ему моя куртка?..— сыщик поежился от холода.— Поесть бы. Хоть бы голубя, хоть крысу— все равно. Интересно, а на галерах лучше, чем здесь, кормят? Нет, не хочу я на галеры! Неужели Кеселар меня бросит? Не должен... он ведь рыцарь. Хотя я же не прекрасная дама, которую он должен спасти. Черт, похоже, что бросит. До чего паршивая жизнь."
Сыщику уже начал слышаться плеск воды за бортом, скрип весла в уключине, и такие перспективы его совершенно не радовали. Обессиленно он завалился на бок и, свернувшись калачиком на соломе, старался не думать ни о чем.
Из всех общественных мест Асель больше всего не любила кабаки и таверны, и сейчас, протискиваясь между плотных рядов засаленных столиков, засиженных скамеек, затасканных пьяных мужчин и не менее затасканных и пьяных женщин вульгарной наружности, степнячка чувствовала себя на пике некомфортности. "Сигвальд, зараза, умеет выбирать места,— с раздражением думала она.— Самый паршивый кабак из всех, где мне довелось побывать".
