Цр: Идущая

Ночной Эрлони — это мир, в котором каждый сам за себя, и не помогут ни мольбы, ни угрозы, ни улещивание, если нет силы и умения зубами выгрызть свое право на жизнь. Потому что тогдашний тэрко Эрлони, полный, томный тридцатилетний старик со светлыми волосиками, намасленными и вечно слипшимися, был лентяем и олухом. Его с удовольствием водили за нос все желающие, в том числе и многочисленные, как крысы, беспризорники под предводительством совершенно безобидного и хрупкого на вид (плюнь — переломится!) создания с огромными ледяными изумрудными глазами. Кхадера, зеленоглазая маленькая ведьма, которая, по слухам, умела оборачиваться рысью, и которой боялись безумно, даже когда ей едва давали на вид десять лет. Ночная королева города, ставшая потом императрицей, отлично знала свое королевство со всеми его закоулками, с целыми улицами публичных домов (где роль вывесок играли рыжие тряпки разной степени замусоленности), с "пьяными районами", где каждая вторая дверь вела в трактир, со скупщиками краденого, со скользкими мостовыми, вонючими тупиками, грязными потёками от окон вниз по стенам — и каменным кружевом храмов и мостов, и великолепными дворцами за отдельной стеной в центре города, выраставшими из всей этой грязи, как неестественно яркие ядовитые грибы в навозной куче...

Реана глубоко вдохнула, пытаясь прогнать оглушающе реальную волну чужих воспоминаний. У неё кружилась голова, но идти, кажется, удавалось ровно — во всяком случае, парни не реагировали. Скорей бы в Арнер, чтобы кто-нибудь мудрый и опытный разобрался со всем этим! "Ну при чем тут я? — жалобно спросила Реана у неведомых сил, для чего-то затеявших эту странную игру с её судьбой. — Я-то при чем? Это же нечестно, столько всего — и на одну меня!"

Она снова вздохнула — облегчённо, — когда воспоминания медленно утонули в успокаивающей неопределённости. "Клянусь Хофо, как сказал бы Раир, вот уж без чего я обошлась бы запросто, так это без чёртовых этих воспоминаний. Не чёртовых, то есть, — Рединых".

Тем временем трое оказались на площадке перед ступеньками, стекавшими к портовой площади и причалам. Не слишком широкая — метров в десять — полоса ровного берега между обрывом и водой была покрыта плотным слоем живых и неживых объектов, гудевших, как осиное гнездо. Ри был оживлённым портом, что бы там ни думала привыкшая к мегаполисам Вика о пяти тысячах его населения. Арн не зря назывался великой рекой, и у хиленького мороза Центральной равнины смирить подо льдом эту массу воды силёнок не хватало. То есть, градусов. А раз река не засыпает на зиму, то не засыпает и торг. Портовая площадь была часто уставлена всевозможными бочками, тюками, штабелями чего-то невнятно-бурого; справа, поодаль от причалов чернели вытащенные из воды лодки, между ними сохли сети, растянутые на колышках, как для игры в волейбол; верёвки, канаты, тросы виднелись повсюду — свёрнутые, брошенные кучами, натянутые, как паутина... А то свободное пространство, которое как-то уцелело между всем этим, заполняли люди. В основном, светлолицые жители Центральной равнины, но немало также илирцев; только высоких, тёмнокожих дазаранцев почти не было. Впрочем, толкались и галдели все совершенно одинаково, хотя и на разных языках. Главное отличие — одетые богаче находились под бережной охраной страшно зыркавших верзил или вовсе восседали на различного рода носилках.

В толпе на площади с профессиональной ловкостью сновала ребятня лет десяти-тринадцати, торгуя всем, на что только хватало фантазии. Единственным, что они не пытались продать, было, пожалуй, солнце, как раз заходившее. Хотя, наверняка, продали бы и его за умеренную цену, найдись покупатель достаточно пьяный.

А за рекой открывался великолепный вид. По бледно-голубому, чуть зеленоватому небу на западе, полыхали лёгкие мазки перистых облаков — от жемчужно-золотых, до пурпурных и малиновых. По этому фону рваная кромка дальнего леса на том берегу темнела, чуть подёрнутая голубоватой дымкой, а сам же Арн, залитый расплавленным золотом, поблёскивал в широком русле, щурясь сверкающей рябью от солнечной щекотки. У этого берега колыхались на привязи корабли, черные силуэты которых резко выделялись на золотой поверхности Арна.

— Восхитительно! — выдохнула Реана.

— Да? — скептически отозвался Ликт. — А по мне, так наоборот.

Он оглядел некрашеные стены вокруг площади, облезлые, неухоженные заборы, толпу у причалов...

— И ворья тут много, — добавил он. — А найти приличный уголок для переночевать... Разве что Тиарсе подсуетится! Тут, небось, в какой клоповник ни ткнись, вместо простыней половые тряпки!

— В клоповнике или нет, но устроиться на ночь нам и верно необходимо, — заметил Раир. — Сегодня уже наверняка никто не станет покидать порт, а завтра мы, с помощью Вечных, найдём корабль, идущий в Вернац.

— И в Арнер, — тихонько добавила Реана.

Раир припомнил давешний разговор, поморщился, но все же спросил:

— Ты все же твёрдо намерена отправиться к Мастеру Нанжину?

— Если это он обитает в вашем хвалёном Арне, то к нему, — вздохнула Реана, имени, разумеется, не помнившая. — Куда я денусь с подводной лодки...

— Не, а на кой пёс тебе туда? — удивился Ликт. — Ты же ведьму свою разделала под орех.

— Во-первых, сомневаюсь, — сказала Реана. — А во-вторых... Я же домой всё-таки хочу...

— Стой, а чего ты "сомневаешься"? — помотал головой Ликт.

— Я её не уничтожила, — сказала Реана. — Ну, прекратились внутренние диалоги, а толку? Реда-то сама не исчезла! Сейчас ещё хуже, чем было: раньше я хоть чётко знала, где кончаюсь я и начинается она!

— Нич-чё не понял, — признался Ликт. — Ты что, не сообразишь, что было вчера, а что триста лет назад?

— Это я пока различаю, — одним углом рта улыбнулась Реана. — Проблема в другом: её воспоминания как-то слишком часто всплывают. И они слишком реальны, чтобы я могла просто отмахнуться. Когда таким вот девятым валом воспоминаний сшибает с ног, не очень-то легко убедить себя, что это не моя память, что это было не со мной! А я бы очень не хотела, чтобы это было со мной... Память Реды — не самое приятное, что может с человеком случиться...

Она обнаружила, что кулаки стиснуты чуть не до судорог, не без труда расслабилась и изобразила улыбку.

— С помощью стихий, ты справишься, — спокойно сказал Раир. — А я буду держаться поближе, на всякий случай.

— Да и от меня иногда прок бывает, — заметил Ликт, разглядывая надгрызенный ноготь.

— Спасибо, ребята! — улыбнулась уже по-настоящему Реана. — Мне тоже очень жаль, что придётся расстаться. Но я быстренько управлюсь, мне бы только с ума не сойти, а так, если что-то случится, меня только позвать...

На этом месте должна была бы за кадром заиграть лирическая музыка, но Ликт спутал планы звукооператора непредусмотренным по сценарию фырканьем и последовавшей за ним репликой:

— Ну а теперь — пойдёмте куда-нибудь, хоть к Верго, если только там есть, что есть, и где дрыхнуть. Клянусь зубами моей бабки, эта холодина меня доконает!

— Неужели замёрз? — удивилась Реана. По её прикидкам было не ниже минус пяти.

— Нет пока, да только по мне, если я не могу скинуть плащ без опасения превратиться в ледышку, это уже происки нечисти! Тем более, на кой пёс нам тут стоять, раз корабли присматривать пока всё равно не будем?

— Вот тут ты прав, — засмеялся Раир. — Делать в порту нам и верно пока нечего. Пойдёмте, и клянусь крыльями Хофо, мы найдем трактир не позже, чем через полчаса!

Они почти прошли уже мимо портовой площади, когда взгляд Раира зацепился за одного из сидевших у стены людей с оранжевой отделкой одежды. Почти у всех позы были одинаковыми: головы опущены и руки безвольно сложены на коленях. Один держался неестественно прямо, презрительно вскинув узкое лицо с обвисшими щеками, затылком прислонившись к стене и сминая колпак о камень. "Странная поза и странный взгляд для нашада, клянусь пятью стихиями! За такой взгляд он ещё до вечера напросится на удар меча за оскорбление чести!" Хотя, он мог быть недавним дворянином, уличенным в нарушении клятвы — это оказалось бы логичным объяснением. Раир пригляделся. Куртка нашада действительно показалась ему похожей на дорогую арнакийскую — только изодранную и грязную.

Тиарсе всеблагая, твой мир справедлив, воистину мало преступлений страшней клятвопреступления и богохульства, но... Раир сжал кулак. Что удивительного в том, что нашада, рождённый дворянином, ищет смерти? Наверняка убил бы себя сам, если бы не помнил, что убивая себя сам, убиваешь душу. А так будет ещё надежда на спасение: Килре милостив [зд. загробный судья].

Реана удивлённо покосилась на Ликта, тот столь же недоумённо пожал плечами, когда Раир неожиданно свернул правее. Нашада их приближение восприняли с опаской, а когда Раир достал милость Килре* [короткий кинжал, функционально близок к мизерикорду], поспешили исчезнуть. Все, кроме одного. Он настороженно сощурился на Раира, не двигаясь с места и не меняя позы, и так и впился в лаолийца глазами, когда тот чуть наклонил приветствием голову, подходя ближе и поднимая кинжал.

— Иди с достоинством, и пусть Слепой судит тебя справедливо, — тихо сказал Раир, выдёргивая кинжал. Выпрямился, вытер его и обернулся на Ликта и Реану, возвращая милость Килре за пояс. — Давайте поспешим, вечер приближается.

Реана ещё шагов десять прошла с одной бровью, выползшей на середину лба. Но только девушка собралась было озвучить свои эмоции, как откуда-то из глубин сознания всплыло: самоубийство — ещё худшее преступление, чем те, за которые становятся нашада. А жить неприкасаемым для бывшего дворянина невыносимо. А убитый наверняка родился дворянином, потому что для других милость Килре не обнажают.

Место для ночлега тоже нашёл Раир, потому что Ликт был занят изучением прохожих, а Реана так и не поняла, по каким таким полумистическим признакам Раир опознал в этой двери — столь же насторожённо-узкой и неприветливой, как и все её соседки, — дверь в трактир. Чужие воспоминания просыпались в ней исключительно для собственного удовольствия и практическим нуждам отвечали редко. Недавний пример — кажется, чуть ли не первое исключение. Слишком уж много информации оставила ей в наследство Реда: настолько много, что качество аннигилировалось количеством, и куча сведений превратилась просто в кучу.

Реана додумала, вздохнула, входя в дверь, мимо которой, будь она одна, проскочила бы без зазрения совести. А вдохнув то, что здесь имело наглость считаться воздухом, и едва не сшибив головой закопченную лампу (другие, опытные, пригнулись при входе), Реана подумала: может, лучше б проскочила? Но мысль эта мелькнула где-то изнутри затылка, бегущей строкой. Реана уже в значительной мере обвыклась, потому корчить рожи или выбегать на улицу не стала. Вместо этого она оглянулась, пропустив парней вперед, предоставляя им выбирать место в этом свинюшнике. А помещёние было просторным, около полусотни человек за тяжеленными столами на не менее тяжеленных лавках терялись в темном, жирном и тяжелом дыму от двух каминов в противоположных концах комнаты. Дым этот, вблизи ещё проницаемый, под потолком и в дальних углах сгущался, и загадочно клубился сумраком.

Реана увернулась от летающей деревянной тарелки: справа тянулась вялая драка, два участника которой сотрясали воздух больше пьяными выкриками, чем активными боевыми действиями. Под ногами похрустывало — кости, корки, щепки. Не хватало только осколков, что свидетельствовало о немалой предусмотрительности хозяина, предпочитавшего деревянные приборы глиняным. На вновь прибывших внимания обращали столько же, сколько и на драку — то есть, никакого вовсе. Они спокойно прошли к свободному столу (Реана — небрежно обходя загребущие лапы, вытягивавшиеся время от времени в её направлении), но какое-то время сидели, не дождавшись ничего, кроме презрительного взгляда мальчишки-разносчика. Впрочем, когда Раир задумчиво поблестел монеткой, мнение мальчишки живо переменилось, и через минуту на их столе уже дымилось жаркое с фасолью и бутыль с вином. Из того, что о вкусах их не спросили даже из вежливости, Реана сделала справедливый вывод о неимоверном богатстве меню. И ещё она подумала, что мясо её достало уже неделю назад, и предпочла фасоль. Парни придерживались иного мнения. Тарелка, к слову, была одна: блюдо, на котором все это принесли. Хоть кружек три, и на том спасибо! Когда девушка налила себе вина, Раир, уже попробовавший эту сомнительную жидкость, покосился на неё:

— Это крепко...

— Да? Ну, надо ведь попробовать, — сказала Реана. — Тем более, ничего другого всё равно нет, а пить хочется.

Попробовала она с опаской, памятуя характеристику, но нашла градусов десять, никак не больше. Парни смотрели на неё с искренним опасением за её жизнь и здоровье, так что Реана не выдержала:

— Да ладно вам, ребята! — рассмеялась она. — Жить буду. Поверьте, это не самый крепкий напиток, который мне доводилось пить. Хотя дрянь уникальная. Нет, если уж пить, то мартини, с лимончиком, ммм!

— А что это — мартини? — оживился Ликт.

— Есть такая дивная штука в моем мире, — объяснила Реана. — Впрочем, это исключение из всех белых вин, вообще-то красные мне как-то роднее. И к тому же, любому вину я предпочту хороший чай. Другими словами, есть тут что-нибудь, что можно пить без отвращения?

— Едва ли, — пожал плечами Раир. — То есть, кроме вина тут едва ли найдётся какая-то жидкость.

— Мда, не густо, — протянула Реана.

В итоге она добилась, чтобы ей принесли воды ("Слышишь? Воды! Не помоев, обычной воды, только не ржавой, не вонючей, а чистой! За это тебе и заплачено"), ужин благополучно завершился, Ликт развеял немного скуку здешнего хозяина, немного с ним поругавшись, и трое пошли наконец наверх. То, что хозяин — красный и круглый человечек — именовал двумя комнатами, явно было когда-то одной, разделенной впоследствии на два закутка, причем первый стал проходным. Окно первого смотрело на улицу, позволяя разглядеть крыльцо; под окном второго тянулась крыша сарая, заворачивая дальше за угол и во двор, а напротив не было ничего, кроме глухой стены соседнего дома: вплотную к сараю. Надо отметить, что разглядеть через любое из окон что бы то ни было являлось не столь простым делом. Стекло в этом мире уже знали, но это драгоценное вещество существовало только в виде витражей и безумно дорогих зеркал. А окна в богатых домах смотрели слюдой, бившейся куда легче стекла, а свет пропускавшей хуже. Все прочие, не стремящиеся поразить соседей своим запредельным богатством, затягивали окна тонкой, но довольно прочной пленкой, которая свет пропускала немногим лучше, чем через толстый полиэтилен. Реана удивилась было, но в таких пределах она историю знала, и не бросилась задавать глупые вопросы типа "А что это?" или "А почему не стекло?" По-настоящему поразило её другое: ножки кроватей, замазанные до половины дёгтем, стояли в старых посудинах с водой. Реана потребовала объяснений.

— Ну как зачем? Клопы... — Раир, кажется, не слишком стремился отвечать, словно они обсуждали за столом неаппетитную тему.